Текст книги "Методология информационной аналитики"

В-третьих, формирование таких теоретических конструктов, как «парадигмальная философия» Т. Куна и «исследовательская программа» И. Лакатоса, обусловило возможность оптимального совмещения рациональных и эвристических методов в структуре аналитических исследований и разработке базисных комплексов идей, способных консолидировать усилия различных представителей научных и аналитических сообществ. Последнее представляется очень важным в условиях современного научного плюрализма и мозаичности существующих подходов к получению предметных инструментальных знаний и их использованию в преобразующей деятельности.

Завершая наш обзор наиболее значимых этапов формирования системы методологических оснований аналитики, подчеркнем, что специфика любой области знания зависит от двух важнейших моментов: предмета изысканий и методов его исследования. Причем второй момент обусловлен первым, так как своеобразие предмета накладывает отпечаток на методологию его анализа. В социально-гуманитарных науках таким специфическим предметом, являются различные информационно-знаковые системы – тексты, несущие в себе не только некие потоки формализованных данных, но и совокупности смыслов, обеспечивающие понимание сути, заключенной в этом информационном массиве.

Такая особенность предметов данной природы служит гносеологической предпосылкой для формирования герменевтической концепции в структуре практической философии, ибо последняя призвана способствовать пониманию текста, снятию неопределенности в трактовке его смыслов. Если смысл как бы «скрыт» от субъекта, то очевидно, что его надо вскрыть, истолковать и интерпретировать. Все эти фазы преодоления неопределенности могут быть синтезированы в общую методологическую категорию «понимание», которая в области информационной аналитики приобретает особое методологическое звучание: на первый план здесь выдвигаются интерпретационные методы получения инструментального знания. Именно они в большинстве случаев обеспечивают его прирост, но в то же время перед исследователями возникают и сложнейшие проблемы обоснования истинности аналитических выводов и их методологического обеспечения.

В современной герменевтике понимание с методологической точки зрения является не столько психологической категорией, сколько семантической и общефилософской. Поэтому основным средством наделения смыслом неких знаково-символических конструкций является интерпретация, которая представляет собой достаточно свободный творческий акт. Интерпретация и понимание текстов обеспечиваются особыми методологическими средствами: герменевтическим кругом, вопросно-ответными методиками, контекстным методом, специальными логическими средствами и семиотическими приемами.

Так, текст всегда представляет собой непустое множество элементов, связанных друг с другом структурными отношениями. Значит, понимание текста обусловлено знанием общих семантических значений каждого входящего в него элемента, контекстов и подтекстов его представления. Такая система условий понимания вводит абстрактную, теоретическую ситуацию «чистого» понимания, моделирует его и является логико-семантическим базисом для реконструкции адекватной данному пониманию деятельности.

Актуализируя вопросы понимания смыслов, присутствующих в различных текстовых системах с использованием «герменевтического стандарта», нельзя оставить без внимания еще один мощный методологический инструментарий, дающий возможность анализировать язык того или иного текста, получая, при этом ответы на вопрос о направленности мышления и характере использования имеющегося инструментального знания. Речь идет о «аналитической философии»⁵¹.

Термин «аналитическая философия», не будучи достаточно строгим, подразумевает традицию систематического применения аналитико-языковых методов при решении различных проблем посредством их ясной репрезентации, адекватного соотнесения вербального и реального и последовательного преодоления возникающих здесь понятийных трудностей. Здесь используется аналитико-языковой способ понимания и интерпретации природы и задач познания и практической деятельности. Аналитическая точка зрения в этой сфере практической философии исходит из того, что язык обуславливает возможность реализации всего многообразия предметной деятельности человека и представляет интерес не только в качестве средства передачи некой содержательной информации, но и как самостоятельный объект исследования, необходимый компонент любого рационального дискурса.

В широком смысле слова аналитическую философию можно квалифицировать как определенный стиль философского мышления, связанный с методологическим аспектом ее программы. Методика аналитического подхода требует, чтобы каждое выдвигаемое положение было строго обосновано с точки зрения ясности посылок⁵².

Этот инструментарий представляет собой совокупность различных методов прояснения, незамутненного видения реальности сквозь речевые средства ее выражения. Для решения этой задачи изобретается особая практика прояснения или анализа. Под аналитикой здесь понимается деятельность, необходимая для «логического прояснения мыслей», поскольку большинство философских вопросов и трудностей возникает вследствие того, что «…мы не всегда понимаем логики нашего языка»⁵³. Следовательно, для решения этих проблем необходима практика анализа, подразумевающая перевод всех предложений любой степени сложности в атомарные модусы, репрезентирующие простейшие элементы действительности – атомарные факты. Именно поэтому, согласно общей установке аналитиков лингвистической ориентации, философ не столько дает знание, сколько занимается устранением мнимого знания.

Существенный вклад в развитие аналитической философии внес Уйллард Куайн (1908–2000). Так, в работе «Логика и конкретизация универсалий» он выдвинул тезис о том, что существующее в целом не зависит от того, как оно вписано в наш язык, однако именно от языка зависит, чем проговариваемое на самом деле является. В этом смысле «существовать», т. е. быть предметом, есть не предикат, а ценность некоторой переменной. Это значит, что онтологическая приемлемость абстрактных или конкретных объектов основывается на приемлемости теорий и дискурсов по поводу этих объектов. «Коллекция», «класс», «ощущения», «вещь» и т. п. хотя и принадлежат к разным онтологическим областям, все же находятся на одном уровне. Их бытие Куайн сводит к определенной конструктивной операции «дискурсивных универсумов»⁵⁴. В этом дискурсе мы интерпретируем теорию, в нем фиксируется ее предмет, но, в свою очередь, он может быть и оспорен, поставлен под вопрос. Нет смысла говорить о предметах теории помимо их интерпретаций одной или другой теорией⁵⁵.

Учитывая эти положения Куайна, его эпистемологию можно лапидарно представить в виде следующих обобщенных тезисных посылов⁵⁶ : не существует «субдетерминации» теории со стороны логики и опыта, т. е. аргументируется невозможность различных фактических очевидностей и логических аргументов однозначно подтвердить или опровергнуть какую-либо теорию;

– аргументируется идея о том, что две противоречащие теоретические конструкции могут продемонстрировать равную фактическую очевидность;

– развивается положение в том, что посредством концептуальной схемы будущее оказывается вполне предсказуемым; основанием для этого прогноза является накопленный опыт;

– доказывается мысль о том, что нельзя сопоставлять теории с неконцептуализованной реальностью;

– актуализируются два базовых принципы эмпиризма: любая научная очевидность есть по существу очевидность сенсорная; принятие словесных сигнификатов, фиксирующих отношение слова к понятию, обобщенному мысленному представлению о классе объектов, базируется на сенсорной очевидности.

На этом мы завершаем краткий, не претендующий на исчерпывающую полноту, обзор теоретических конструктов, ныне составляющих систему методологических оснований современной информационной аналитики. Здесь мы попытались аргументировать то обстоятельство, что развитие аналитики в последнее столетие способствовало не только становлению практической философии в целом, но и научной легитимизации многих ее предметных направлений.

В следующем параграфе мы представляем результаты анализа, направленного на поиск сущностных оснований феноменов и тенденций развития информационного пространства, в рамках которого оформляются новые проявления социальности субъекта и его деятельности, институциональных структур и общества в целом.

§ 2. Технологизация социального пространства как фактор становления информационного общества

Прежде чем обратиться к рассмотрению процессов инновационного изменения форм и порядков социальной действительности, происходящих в последнее время под воздействием различных информационных технологий, активно внедряемых в нашу жизнь, необходимо рассмотреть тот субстрат, на котором «выращивается» социальность с новыми признаками, структурой и свойствами. В качестве такового чаще всего рассматривается некое социальное пространство, которое и подлежит технологическому воздействию с использованием всего арсенала информационно-коммуникационных средств.

Итак, с позиций Пьера Бурдье (1930–2002) – «социальное пространство это поле сил, точнее совокупность объективных отношений сил, которые навязываются всем входящим в это поле и которые несводимы к намерениям индивидуальных агентов или же к их непосредственным взаимодействиям»⁵⁷. Но, с нашей точки зрения, это понятие имеет, прежде всего, ярко выраженную антропологическую доминанту. Апелляция к ней позволяет более точно пояснить существо качественных связей индивида и общества, механизмы включения субъекта в различные формы социальной практики. Одной из главных функций социального пространства является функция социального обустройства жизнедеятельности субъектов, создание условий для удовлетворения их потребностей не только в сфере производства, но и в ассоциированном распределении материальных и духовных благ, в расширении продуктивных связей индивида с обществом. Очевидно, что качество социального пространства во многом определяет характер сложившегося организационного порядка консолидированной деятельности субъектов, эффективность проявления их социальности и позиционирования в различных структурах социальной практики. Следовательно, чтобы более полно использовать «человеческий ресурс» необходимо искать пути оптимизации элементной и функциональной структуры данного пространства, поддерживающего тот или иной тип отношений и связей, складывающихся в процессе социальной деятельности.

К сожалению, разбалансированность этих отношений очень часто обусловлена технологической ущербностью социального пространства – отсутствием в нем реальных и потенциальных механизмов функционального поддержания быстро изменяющихся форм человеческой деятельности во всех сферах социального бытия.

Причины указанной технологической ущербности могут быть сведены к следующим основным фундирующим факторам:

– неразвитость социально-экономических, социохозяйственных структур, обусловленная использованием архаичных техник и технологий, позволяющих лишь воспроизводить производственные и потребительские процессы без приращения их качества;

– нарушение социальных приоритетов, неадекватность средств социальной защиты граждан, обусловленные неадекватностью использования коммуникативных технологий социального управления и технологий формирования политической инфраструктуры социума;

– низкий духовный, социокультурный потенциал, недостаточный уровень коммуникационной и профессиональной культуры субъектов социальной деятельности, что обусловлено ущербностью используемых информационных технологий в образовательных процессах, в частности, и процессах социальной коммуникации, в целом.

Все вышесказанное позволяет сделать вывод о том, что технологизация социального пространства – это постоянный процесс, направленный на выявление и использование потенциалов социальной системы в целях ее оптимального функционирования на основе совокупности информационно-коммуникационных технологий, поддерживающих развитие социальности субъекта в рамках различных сфер и уровней ассоциированной деятельности.

Развертывание указанного процесса, в конечном итоге, и обусловило возможность становления и последующего оформления принципиально нового цивилизационного типа социальной организации, получившего название – «информационное общество».

Далее, не претендуя на выстраивание какой-либо хронологии, мы попытаемся представить наиболее яркие проявления процесса информационной технологизации социального пространства, заявившие о себе в недавнем прошлом и показать ряд их социетальных (относящихся к обществу, рассматриваемому как единое целое) последствий, кардинально изменивших характер не только социохозяйственных и социокультурных связей, но и мировоззренческие установки человека ищущего и действующего.

Итак, в настоящее время практически не подвергается сомнению тот факт, что человек для реализации своего социального поведения нуждается в постоянном притоке информации. Постоянная информационная связь с окружающим миром, социальной средой, в которой он действует как активный социальный субъект, является одним из важнейших условий его нормальной жизнедеятельности.

Мы полагаем, что резкое усиление функционально-технологического значения информации в конце XX в. было вызвано следующими основными причинами.

Во-первых, в результате усложнения общественного поведения увеличиваются информационные потребности людей. Информация превращается в массовый продукт, что существенно изменяет технологию осуществления социальных взаимодействий, значительно повышая порядки свободы индивидов, социальных групп и территориально-региональных формирований.

Во-вторых, информация становится не просто сообщением, имеющим конкретное содержание, а экономической категорией. Она получает рыночную оценку и перестает быть бесплатным товаром. Возникает высокотехнологичный информационный рынок, где информация продается и покупается, а операции с информацией приносят прибыли и убытки. Расширяются инвестиции в информацию не только с целью получения новых данных, но и формирования новых технологий извлечения дополнительной прибыли. При этом прибыль от продаж и покупок информации не усредняется, поскольку информационный рынок не подчиняется законам совершенной конкуренции⁵⁸, ибо здесь начинают работать иные социально-технологические механизмы.

В-третьих, резко возросли технологические возможности получения, передачи, хранения и использования информации во все возрастающих объемах. Технологическое лидерство захватили информационные средства, в основе которых лежит взаимодействие компьютера или компьютерной сети с машиной (прибором, аппаратом, манипулятором) и человеком.

Таким образом, с развитием информационных процессов и объемов трансляции этой субстанции все сильнее актуализируется значение такого социально-культурного феномена как «информационное взаимодействие», которое, начинает доминировать во всех структурах и порядках социального бытия, знаменуя его переход к новой стадии технологического развития – информационной.

Следует также отметить, что «информационное общество», являющееся высокотехнологичным социумом в плане реализации социокоммуникационных связей, представляет собой определенный этап развития техногенной цивилизации, становление которой происходит, прежде всего, в Европе в XV–XVII столетиях с последующей экспансией в другие регионы мира. Этот социокультурный феномен изначально получил название «Западной цивилизации» и на протяжении всей последующей истории демонстрировал форсированные темпы развития, что впоследствии привело к революционным изменениям не только в структуре информационно-коммуникационной деятельности, но и к коренной реформации практически всех существующих форм, уровней и порядков социальной практики. Более того, такая аттрактивность⁵⁹ развития цивилизационных процессов обусловила необходимость формирования принципиально новых предметных направлений социальной деятельности, в фокусе которых оказалась социальная информация с ее неисчерпаемым ресурсным потенциалом.

Но, главной доминантой, особенно на первой стадии техногенной цивилизации, становится идея преобразования мира и подчинение человеком природы при помощи научной информации и различных технических средств. Такая ориентация породила особое отношение к информации и инструментальному знанию, ибо последнее оценивалось в качестве необходимого технологического компонента общественного прогресса⁶⁰.

В целом, для техногенной цивилизации, рассматриваемой через призму ее целевой функции, вектор которой имеет выраженную информационную аттрактивность, характерными являются следующие основные признаки:

– рельефное выражение закономерностей социальной динамики, проявляющейся в периодически повторяющихся экономических кризисах (это обстоятельство свидетельствует о существенном усложнении структур жизнедеятельности социума, все возрастающей информационной нагрузкой на субъект, что повышает уровень стохастичности различных сфер общественного бытия);

– в отличие от замкнутости традиционных цивилизаций, техногенная быстро выходит за рамки одного или нескольких обществ, создавая международный рынок и, в конечном итоге, приобретает интернациональный характер (что свидетельствует о наращивании потенциала саморазвития и самоорганизации данного социума на основе информационной экспансии);

– сущность человека все в большей степени рассматривается через его субъектно-деятельностное начало, а его преобразующая потенция становится основой его социальности (деятельностно-активный идеал отношения человека к природе распространяется на сферу социальных отношений, которые реформируются и трансформируются в соответствии с изменившимися представлениями об их эффективности);

– господство рационального мышления, нацеленного на теоретическое осмысление внешнего мира и использование новой конструктивной информации для развития орудий производства с целью увеличения их эффективности;

– дегуманизация общественных отношений, когда средства активно-преобразующей деятельности человека превращаются в цель (следствием этих социальных изменений явилось возникновение массовой культуры, массовой информации и массовизация сознания людей)⁶¹.

Все перечисленные признаки прямо или косвенно свидетельствуют о целевой направленности цивилизационного процесса, в результате чего, постепенно зарождающиеся уклады высокотехнологичного информационного общества – возникает смешанная технология, экономика, культура, построенные на основе информационно-коммуникационных взаимодействий. И лишь впоследствии индустриальное общество формирует свою собственную качественно новую технологическую основу – информационную.

Следует отметить, что концептуально основания современных инноваций в развитии социального пространства, как локального, так и глобального масштабов, уходят своими корнями в историю эпохи Просвещения. Пафос этой эпохи сформулирован в знаменитой формуле Ф. Бэкона «знание – это сила», и наиболее ярко реализован в трудах И. Канта (в теории познания) и Карла Маркса (1818–1883) (в политической экономии). Сейчас есть все основания для того, чтобы констатировать, что начало исследований «новых» форм социальных взаимодействий, развивающихся на основе коммуникативных практик, связаны, в первую очередь, с решающей ролью научного знания и научно-техническим прогрессом, которые заложил К. Маркс, сформулировав тезис о «превращении науки в непосредственную производительную силу».

Очевидно, что сегодня наука действительно становится решающей силой развития практически всех социальных систем и их структурных модулей. В силу этого сейчас происходит не менее очевидное смещение приоритетов от материально-вещественных и энергетических ресурсов – к ресурсам интеллектуального и информационного характера. Информация начинает играть такую существенную, основополагающую роль, что появляется возможность выделять ее как пятый фактор производства наряду с известными: трудом, капиталом, земельными ресурсами и человеком. За социально-культурными скачками в отдельно взятых странах (точнее – мировых культурах) начинают прослеживаться общие закономерности и тенденции, связанные с возрастающей ролью науки, инноваций, новых информационных возможностей в экономике. Этот новый экономический феномен по существу является социохозяйственной формой реализации более масштабного явления, получившего название «информационное общество».

Аргументируя факт ведущей роли знания в материальном производстве, К. Поппер высказывает предположение о том, что если существующая ныне экономика и техника будут уничтожены, но техническое и научное знание сохранится, то в этом случае через некоторое время (хотя и с большими трудностями и пусть в меньшем объеме) промышленность восстановится. Но если вообразить, что исчезли все наши знания, а материальные вещи сохранились, это привело бы к полному исчезновению материальных следов цивилизации⁶².

Знание и информация всегда были обязательными, атрибутивными компонентами в жизнедеятельности людей. Знания являются средством завоевания свободы человека, средством его освобождения от влияния стихийных сил, раскрепощения личности. Но в условиях информационного общества знание выступает в новом качестве, оно становится самостоятельной силой, центральным фактором технического и социального развития. Для понимания изменения роли знания в информационном обществе, важно указать на обстоятельства, отмеченные Мануэлем Кастельсом (1942): «…информация в самом широком смысле, т. е. как передача знаний, имела критическую важность во всех обществах. Поэтому они превратились в атрибут специфической формы социальной организации, в которой благодаря новым технологическим условиям, возникшим в данный исторический период, генерирование, обработка и передача информации стали фундаментальным источником производительности и власти»⁶³. Он заявляет также и о том, что знание и информация являются критически важными элементами во всех технологических способах развития, ибо процесс производства всегда основан на определенном уровне знаний и обработки информации. Однако специфическим для информационного способа развития является воздействие знания на само знание как главный источник производительности⁶⁴. Это означает, в частности, что, не прибегая к эмпирии, мы можем получать новое знание о реальности, анализируя имеющуюся социальную информацию. Этот вывод имеет принципиальное значение в контексте актуализируемых нами проблем, ибо такая форма кристаллизации знаний возможна только в рамках высокотехнологичной коммуникационной среды, где информация и знания легкодоступны для непосредственного использования и составляют неисчерпаемый информационный ресурс всего социума.

В данной работе мы будем опираться на то, что собственно феномен информационного общества, как и содержание этого понятия, есть комплексная данность, которая включает в себя следующие аспекты (и компоненты), каждый из которых также структурирован внутри себя:

– производство нового знания (инноваций, новой социальной информации);

– использование нового инструментального знания во всех сферах социального бытия (в производстве, обмене, распределении и потреблении материальных и духовных благ);

– организация и управление социальной реальностью на основе принципов и технологий коммуникативного обмена;

– появление новых социально-культурных условий и нового состояния антропогенной среды в условиях новой высокотехнологичной социальной реальности;

– формирование новых качеств индивида, основанных на инструментальных знаниях и коммуникационной культуре.

Полагаем, что лишь те подходы, которые учитывают это содержание и диалектическую связь между указанными компонентами, могут претендовать на полноту и потому истинность в отражении этой новой формы технологической организации социума. Думается, что только эти подходы будут адекватны при поиске путей эффективного управления, развития порядков реализации возможностей человека и общностей, открывающихся в связи с рельефным становлением этой новой социальной данности.

Итак, оформление понятий «информационное общество» и более сущностного – «общество знаний» представляется в этой связи закономерным, отражающим глубинные интенции субъектов современной социальной реальности. Конечно, существуют различные оценки и прогнозы развития этой формы социальной реальности во всем наборе ее свойств. Однако тенденция информационной аттрактивности, определяя основную совокупность перспектив и проблем развития человечества в обозримом будущем, представляется стержневой, сущностной и потому заслуживающей специального и социально-философского анализа. Мы же в этой работе лишь попытаемся поставить задачу адекватного понимания данного феномена и обозначить наиболее яркие, уже воплощенные в жизнь проявления этой формы социальной интенции в контексте рассмотрения ее информационно-технологического потенциала.

Одним из таких ярких проявлений технологизации социального пространства являются процессы его информатизации, которые уже сейчас приобрели глобальный характер и являются стержнем научно-технического и социально-экономического развития. Более того, информатизация сегодня начинает выполнять функцию интеллектуальной основы решения многих проблем современности.

Можно согласиться и с утверждением о том, что с технологической точки зрения основные достижения будут связаны с интеграцией техники и передачей и обработкой информации, которая и формирует высокотехнологичное общество, где такой товар, как «информация» подлежит продаже в более явной форме, чем сейчас⁶⁵.

Во второй половине 60-х гг. люди осознали тенденцию роста информации по экспоненциальной кривой, получившей название «информационного взрыва». Это особенно характерно для постоянно ускоряющегося роста научных знаний. Если с начала нашей эры для удвоения научных знаний потребовалось 1750 лет, то второе удвоение произошло в 1900 г., а третье – к 1950 г., т. е. уже за 50 лет, при росте объема информации за эти полвека в 8—10 раз. К концу 20 в. объем знаний в мире возрос вдвое, а объем информации увеличился более чем в 30 раз⁶⁶.

Резкий рост объема информации сопровождается усилением требований к ее качеству (своевременности, полноте, достоверности, необходимости оценки различных вариантов решений). Для обработки огромного массива информации стали необходимы специальные средства, ибо существующие были уже не в состоянии справиться с огромным потоком данных, что привело к негативным явлениям, в частности, к росту объема неопубликованной и неиспользуемой информации, затруднению патентного поиска и т. д. Возник «информационный тромбоз» – лавинообразный рост объема информации стал сопровождаться «информационным голодом», который был вызван физиологическими ограничениями человека в ее восприятии и переработке.

В 1973 г. в ФРГ вышел в свет свод международных прогнозов под названием «Мир в 2000 году». В нем отмечалось: «Невиданный рост объема знаний все более и более затрудняет прямое участие человека в производстве информации и получении необходимых ему данных при допустимых вариантах времени и затратах финансовых средств. Последствия такого положения сказываются незамедлительно: большая часть данных поступает к потребителю со значительным опозданием; постоянно увеличивается объем неиспользованной информации. В некоторых отраслях ощущается нехватка необходимых данных, что также чревато серьезными последствиями⁶⁷. В силу этого возникла настоятельная потребность не только в новых технических информационных системах, но и в разработке новых методов обработки, накопления и распространения информации. Все это дало мощный толчок развитию информатики, информационной техники (в частности, появлению микропроцессоров, персональных компьютеров и др.) и программного обеспечения.

Кроме того, в конце ХХ в. социальная значимость информации резко возросла в силу ряда причин. Увеличились информационные потребности людей, и информация превратилась в массовый продукт. Возникает информационный рынок, платным товаром на котором выступает все та же социальная информация. Информационные преимущества становятся важной социальной силой – обладающие информацией обладают властью. В условиях ускоряющегося динамизма общественных изменений резко возрастает потребность в информации о происходящих изменениях для обеспечения своевременной реакции на них. Происходит сдвиг совокупного спроса в сторону удовлетворения информационных потребностей.

Уже сейчас можно говорить о том, что процесс информатизации имеет свою историю, в которой можно выделить определенные этапы. Этап электронизации представляет собой совокупность чисто технических процессов, связанных с внедрением полупроводников. На этапе компьютеризации происходит распространение новейших коммуникационных технических средств, формируется техническая база информатизации. Этап собственно информатизации является по своей сути социотехническим и социокультурным процессом производства и использования информации в интересах человека и общества в целом.

По мнению ряда авторов, процесс информатизации включает в себя три взаимосвязанных составляющих: медиатизацию (от лат. mediatus – выступающий посредником) – процесс совершенствования средств сбора, хранения и распространения информации; компьютеризацию – процесс совершенствования средств поиска и обработки информации; интеллектуализацию – процесс развития способности восприятия и конструирования принципиально новой социально значимой информации. В силу отмеченных выше обстоятельств, информатизацию общества можно представить в виде процесса овладения субъектами социальной информацией, превращения ее в главный ресурс управления своей деятельностью, через посредство информационно-технических средств, повышающих эффективность позиционирования индивида в рамках различных форм и порядков социальной практики.

Мы полагаем, что именно по такому сценарию в процессе информатизации происходит прогрессивно нарастающее использование в социальной практике информационных технологий и собственно информации. Последняя рассматривается не только в качестве цели и средства деятельности субъекта, но и как ее (деятельности) результат. На этой основе и формируются принципиально новые технологии осуществления социальной деятельности, а также устанавливаются новые критерии оценки ее результативности.