Текст книги "Красная чума"

Миф о «Черном человеке»

Настоящая и единственная супруга Сергея Александровича Есенина, Софья Андреевна Есенина (Толстая), в разговоре с Ю. Прокушевым развеяла и еще один миф о якобы самоубийстве ее законного супруга:

«– Как ни странно, – задумчиво произнесла Софья Андреевна, – но мне приходилось, к сожалению, слышать, и даже у кого-то читать, что "Черный человек" писался чуть ли не в состоянии опьянения в каком-то бреду. Какой вздор, какая дремучая обывательщина! Взгляните еще раз на этот черновой автограф. Как жаль, что он не сохранился полностью. Ведь "Черному человеку" Сергей отдал так много сил. Написал несколько вариантов поэмы. Последний создавался здесь. В этой комнате. Да, да! Здесь, в ноябре двадцать пятого года. Два дня напряженной работы. Я хорошо помню. Сергей почти не спал. Закончил – сразу прочитал мне. Было страшно. Казалось, разорвется сердце. И как досадно, что критикой "Черный человек" не раскрыт, не понят, – продолжила Софья Андреевна. – А между тем – я рассказывала об этом в своих комментариях – замысел поэмы возник у Сергея в Америке. Его потряс цинизм, безчеловечность увиденного, незащищенность человека от черных сил зла. "Ты знаешь, Соня, это ужасно. Все эти биржевые дельцы – это не люди, это какие-то могильные черви. Это «черные человеки»".

Об этом же Сергей писал и в своих зарубежных письмах…»

Вот, например, что писал он Мариенгофу:

«Все эти люди, которые снуют быстрей ящериц, не люди – а могильные черви, дома их гробы, а материк – склеп. Кто здесь жил, тот давно умер, и помним его только мы. Ибо черви помнить не могут».

Между тем всю эту жующую атмосферу склепа сегодня перенесли и в Россию, где копошащиеся по своим безконечным делам черви теперь обязаны приступить к доуничтожению и наших душ.

Вот теперь и миф о предсмертном желании этим самым "Черным человеком" самовольно якобы уйти из жизни нашего национального поэта становится уж слишком очевиден. И зря Толстая-Есенина выводам критиков, будто бы не понявшим ее, так удивляется. Ведь для отработки версии чекистов о якобы самоубийстве именно эта поэма аккурат и совпадала их проекту осквернения всякой даже и памяти о ее создателе. И извращением смысла этой поэмы они очень ловко воспользовались, как и написанным (или якобы написанным) кровью (или якобы кровью) посмертным письмом Есенина (или якобы Есенина), которое в качестве вещественного доказательства приложить не возможно лишь по одной простой причине: его нет!

Чем оно было написано – непонятно, так как лишь месяц спустя якобы обнаружилось у капитана НКВД-ГПУ в кармане и "очевидцы" могут иметь о нем представление лишь с черно-белой фотографии. Но ведь даже и почерк его автора с Есенинским никто и не пробовал сличать.

А вышло оно "в свет" только через месяц именно потому, что все это время резники выжидали реакции народа! Ощетинившиеся штыки интернационалистов, пушки, пулеметы и чекистские застенки – все давно было изготовлено для подавления очередного «кулацкого мятежа»!

Но народ безмолвствовал.

И лишь по той причине, что прекрасно понимал всю фальшивость произведенной большевиками инсценировки. Это было прекрасно видно "за версту". Ведь уже в 19-м расстрелянная и практически добитая в 22-м Русская Церковь даже и при самом малейшем нажиме со стороны НКВД – и рта бы не раскрыла! Да ведь священникам просто не дали бы произвести отпевание! Мало того. Ведь чекисты, прикинувшись такими уж дюже «православными ортодоксами», не позволили бы хоронить «самоубийцу» и на кладбище! И для того имелось множество рычагов. Однако же факт отпевания в Церкви дополнила и повседневная поминальная записка об упокоении, в которую вписал имя поэта священник с его родины:

«…константиновский священник Иван Яковлевич Смирнов, человек неординарный, самобытный. Он прослужил в селе Константинове более пятидесяти лет – 1877 по 1929 год… Отец Иван записал умершего Сергея Есенина в свою поминальную книжицу» [ «Приокская правда» 20 октября 1988 г., с. 3].

Так что Сергей Есенин не только похоронен по-человечески – по-русски, но и в поминальной книжице у своего духовного отца на Литургии упоминался каждый раз, что так и вообще на версии о якобы произведенном им самоубийстве ставит самый надежный крест!

А ведь с отработкой версии о висельничестве, по тем временам, у властей проблем не было никаких. Да и вообще по части пропаганды они просто непревзойденные умельцы.

Однако же хоронить Сергея Есенина позволили как убитого насильственной смертью. Да и столько подтверждающих явно насильственную смерть следов не пожелали сокрыть?! По какой причине?!

И почему к телу допустили посторонних для НКВД лиц? Зачем потребовалось позволить распустить слух о том, что «полоса на шее не видна, только кровь чернеет на рубахе»? И почему допустили разнести и про «пятна на рубашке замученного поэта»?

Почему таким людям как Князев и Лавренев был не только приоткрыт кусочек случившейся трагедии, но и позволено было разнести молву об этом?!

И почему, самое-то главное, никого из них, после столь на удивление смелых высказываний, никто и пальцем не тронул??? И это в советской-то стране, где массовые убийства инакомыслящих были поставлены в ту пору буквально на поток…

Ответ прост: агентами советских спецслужб провоцировалась очередная братоубийственная бойня!

Но народ безмолвствовал…

К мифу о «Черном человеке», якобы ставшем причиной лишь спустя месяц разнесенной газетами лжеверсии о смерти поэта, необходимо также присовокупить и последнее письмо Есенина, которое он адресовал впервые к нему обратившемуся за помощью молодому поэту из Николаева. В нем нет и капли намека о каком-то там якобы имеющемся желании уйти из жизни. А вот факт слежки и фискальства, которые повсеместно сопровождали поэта, здесь прослеживается куда как более очевидно:

«Дорогой товарищ Цейтлин. Спасибо вам за письмо. Жаль только, что оно застало меня очень поздно. Я получил его только вчера, 12/ XII – 25 г. По-видимому, оно провалялось у кого-нибудь в кармане… ибо поношено и вскрыто…» [61]

Между тем из самого этого письма видно, что его задержали более чем на полгода:

«25/ V – 25 г. Николаев.

Дорогой Сергей Есенин!

Я вот уже последние 2 года имею сильнейшее желание снестись с тобой… И вот я решил прибегнуть к письму… Прости, что так вихрасто пишу, ибо и сейчас при твоем имени я волнуюсь и сердце готово выпрыгнуть и умереть…» [61].

Далее молодой поэт рассказывает о необычайной популярности Есенина у них в городе и просит помочь местным поэтам высылкой им своих стихов.

И вот в ответном письме Есенина мы не находим и тени какого-либо горделивого превосходства над своим молодым коллегой:

«…Дарование у Вас безусловное, теплое и подкупающее простотой, только не упускайте чувств, но и строго следите за расстановкой слов…

Избегайте шатких зыблемых слов и больше всего следите за правильностью ударений…

Желаю вам успеха как в стихах, так и в жизни и с удовольствием отвечу Вам, если сочтете это нужным себе. Жму вашу руку.

Сергей Есенин.

Москва, Остоженка, Померанцев пер. д. 3, кв. 8» [61].

Юрий Прокушев так комментирует разысканное им последнее письмо поэта:

«…только истинный Художник и настоящий Человек может с такой интеллигентностью и с таким тактом, так доброжелательно принципиально и профессионально точно, с какой-то прямо-таки чеховской застенчивостью вести на равных разговор с начинающим поэтом. Вспомним строки: "с удовольствием отвечу Вам, если найдете это нужным себе".

И еще: когда я впервые читал это письмо Есенина, мозг все время "сверлила" одна неотступная мысль: человек, который, если верить писаниям всякого рода Крученых и, к сожалению, не только ему подобных "прорицателей", уже давно одной ногой стоял в могиле, творчество которого в последние годы было лишь дорогой к смерти (!!!), вряд ли бы захотел и смог буквально накануне своей трагической гибели отвечать, да еще столь подробно и "перспективно", на письмо никому неизвестного молодого литератора» [61].

«По свидетельству Александра Воронского, редактора журнала "Красная новь", "Есенин был дальновиден и умен. Он никогда не был таким наивным ни в вопросах политической борьбы, ни в вопросах художественной жизни, каким он представлялся иным простакам. Он умел ориентироваться, схватывать нужное, он умел обобщать и делать выводы. И он был сметлив и смотрел гораздо дальше других своих поэтических сверстников"…

…когда все отчетливее стала проявлять себя тенденция денационализации культуры, идущая сверху, в частности от Л. Д. Троцкого, не единожды пытавшегося приманить к себе Есенина, обещая ему средства на устроение журнала, очевидно, рассчитывая на знаменитого русского поэта как на будущего проводника своей политики. Есенин слишком хорошо понял эту игру и неоднократно публично высказывал все, что думал по поводу нездоровой обстановки в культурной жизни России начала 20-х годов. Возмездие последовало жестокое – начиная от клеветы в печати, репрессивных мер и вплоть до трагической гибели поэта 28 декабря 1925 года…

"Будем работать и дружить, – говорил поэт Александру Воронскому осенью 1923 года после возвращения из-за границы. – Но имейте в виду: я знаю – вы коммунист. Я тоже за Советскую власть, но я люблю Русь. Я – по-своему. Намордник я не позволю надеть на себя и под дудочку петь не буду. Это не выйдет"…

"Тени неразумных, не рожденных к посвящению слышать царство солнца внутри нас, стараются заглушить сейчас всякий голос, идущий от сердца к разуму, – писал он в философском трактате «Ключи Марии». – Мы должны вырвать из их звериных рук это маленькое тельце нашей новой эры, пока они не засекли его… Вот потому-то нам так и противны занесенные руки марксистской опеки…"» [28] (с. 43–44).

Но что значит «не засекли»? Не заметили или не забили до смерти?

Однако же вырвать «из звериных рук» это взращиваемое поэтом «маленькое тельце нашей новой эры» тогда так и не удалось – грех цареубийства тяготел над нашим народом, опустившимся в пучину навязываемого нам Троцкими с Губельманами безверия. Ведь воссоздание просто Руси без воссоздания святости ее народа – не возможно. А потому хоть и разбежались по заграницам от выполняющих роль дихлофоса коммунистов все эти сосавшие из нас более 200 лет кровушку столь прохлопавшие некогда за пирами с шампанским гидру пролетарской революции наши доморощенные кровососы, но от звериных лап хозяина дихлофоса лишь проклюнувшиеся для возрождения ростки нашей государственности упасти все же не удалось.

Однако ж и прочимый во властелины зверь и именно в развязке нами распутываемого убийства сам оказался на пороге уничтожения. Ведь подкоп с убийством его явного врага был приготовлен именно под него! И полный его последующий разгром и бегство за границу лишь предварили скорый его конец от удара ледоруба.

В письме Е. Лифшиц, написанном в августе 1920, читаем:

«Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого…» [28] (с. 44).

А ведь именно столь настырно навязываемое нам тогда классовое шкурничество и породило тот страшный геноцид, которого так стремился избежать Есенин, наведя переправы в ту мужицкую страну, к которой он стремился еще тогда, когда на страницах своей книги опубликовал посвящение Русской Императрице Александре Федоровне. Однако же слуги зверя:

«…рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений…

…Настало время возрождать разрушенное. Настало время возводить мосты. Долетит ли выпущенный на свободу голубь сквозь "гущу бурь и вьюг" до материка, принесет ли масличную ветвь?.. Будет ли высвобождено из звериных рук это маленькое тельце нашей новой эры?.. Отпустят ли тени неразумных, не рожденных к посвящению слышать царство солнца внутри нас? Как знать…» [28] (с. 44).

И эта притча о голубе становится ясна из Библейского сюжета, где первым в поисках земли был выпущен ворон, которому достичь земли было не суждено. Но лишь голубь, выпущенный позднее, принес Ною в ковчег масличную ветвь. Эту историю и обыгрывает в своем философском трактате «Ключи Марии» Сергей Есенин:

«То, что сейчас является нашим глазом в строительстве пролетарской культуры, мы называем: "Ной выпускает ворона". Мы знаем, что крылья ворона тяжелы, путь его недалек, он упадет, не только не долетев до материка, но даже не увидев его, мы знаем, что он не вернется, знаем, что масличная ветвь будет принесена только голубем – образом, крылья которого спаяны верой в человека не от классового сознания, а от сознания обстающего его храма вечности» [28] (с. 44).

Между тем для поиска этого Есенинского «храма вечности» в Гималаи или Памир отправляться совсем не требуется. Здесь лишь достаточно обратить внимание на ключевые моменты биографии противостоящего зверю поэта, чтобы о его ментальности можно было судить непредвзято:

1/. Крещен в веру русскую.

2/. Венчан в Русской Церкви.

3/. Убит врагами Православия.

4/. Похоронен по всем правилам Русской Церковью.

Вот именно этот «храм вечности» и имел в виду все-таки не избежавший жутких лап зверя отдавший жизнь свою в жестокой борьбе до последнего вздоха за воскрешение Святой Руси наш самый национальный поэт всех времен – истинно русский поэт России – Сергей Есенин.

Лезвие бритвы

 
Поэты ходят пятками по лезвию ножа —
И режут в кровь свои босые души.
 

В. Высоцкий [40] (с. 311)

Впервые увидев выступление Есенина в «Стойле Пегаса» Софья Толстая отметила:

«… предельную обнаженность души Есенина, незащищенность его сердца…» [61].

В своих воспоминаниях она не смогла не упомянуть и доминанты творческого процесса своего мужа:

«…каких душевных, нравственных сил стоило Сергею каждое стихотворение, каждая строчка! Я отлично это знаю. Как крик души вырвалось однажды у Сергея: "Осужден я на каторге чувств вертеть жернова поэм…"» [61].

И полная обреченность поэта в битве со зверем (гидрой пролетарской революции) просматривается из строк его стихотворения «Волчья гибель», где нет страха, хоть развязка явственно близка и неотвратима:

 
Так испуганно
в снежную выбель
Заметалась
звенящая жуть.
Здравствуй, ты,
моя черная гибель,
Я навстречу
к тебе выхожу!
 

[ «Подмосковные известия» 27. 12. 1994 г., с. 3]

И чувство волчьей затравленности передано поэтом просто с потрясающей силой:

 
О, привет тебе,
зверь мой любимый!
Ты не даром даешься
Ножу.
Как и ты – я,
отовсюду гонимый
Средь железных врагов
прохожу. [там же]
 

И именно отсюда и взят сюжет «Охоты на волков»:

 
Рвусь из сил
И из всех сухожилий.
Но сегодня
Не так, как вчера —
Обложили меня,
Обложили —
Бьют уверенно – на номера.
 

(В. Высоцкий)

И прототипом травли Владимира Высоцкого была травля Сергея Есенина, которая началась еще до начала самой революции и не завершилась даже после зверской казни «железными врагами» самого поэта – ведь надругательством над его телом и над его памятью было поставлено продолжение той самой борьбы, которая не прекращается и по сей день! Ведь именно версией висельничества и попытались враги русского народа сокрыть следы своего гнусного преступления. Потому-то и цепляются за нее, несмотря на слишком явную ее подложность.

А травля была организована в Советской России так, что Есенин и сообщает о своих настроениях своему другу Александру Кусикову письмом, отправленным 7 февраля 1923 г. в Берлин с борта лайнера «Джордж Вашингтон»:

«…Тоска смертная, невыносимая, чую здесь себя чужим и ненужным, а как вспоминаю про Россию, вспоминаю, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется… Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африку или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть» [ «Подмосковные известия» 27. 12. 1994 г., с. 3].

И 13 уголовных дел, заведенных на Есенина, достаточно красноречиво и подтверждают собою ту травлю, которая ни на миг не прекращалась. Но поэт, постоянно находясь под угрозой смерти, до самой трагической развязки упорно продолжал оставаться быть рупором сердца своего народа:

«"Как это публично делал Есенин, не могло в голову прийти никому в Советской России. Всякий, сказавший десятую долю того, что говорил Есенин, давно был бы расстрелян", – вспоминал поэт Ходасевич.

Но уже была санкция прокурора на арест Есенина, были повестки из суда и преследования ГПУ. По настоянию жены, Софьи Андреевны Толстой, Есенин дает согласие на госпитализацию в клинику Ганнушкина надеясь, что здесь его власти не достанут.

… Он был уверен, и не без оснований, что за ним постоянно следят и хотят убить.

Во времена Есенина психушка была местом, где можно было скрыться от преследования властей» [ «Здоровье» № 9, 1995 г., с. 51–531.] «Возможно, С. А. Есенин и был излишне подозрителен, но современники неоднократно убеждались, что за поэтом действительно следили.

"И вот однажды, когда я ушел в редакцию, а в моей комнате оставались Есенин, девица В.Р. и моя жена, Есенин вдруг почувствовал страшное безпокойство. У него была какая-то болезненная чуткость.

– Нас подслушивают! – сказал Есенин, побледнев.

– Брось, Сережа, тебе показалось.

– Нет, не показалось.

И Есенин стремительно выбежал в коридор. Действительно, у дверей подслушивали. Резким движением открыв дверь, Есенин чуть не сбил с ног наклонившегося к замочной скважине дежурного из охраны. Есенин пришел в исступление. Он схватил дежурного за горло и начал душить. Тот едва вырвался и убежал доложить о случившемся коменданту. Комендант рассудил просто:

– Он тебя взял за горло?

– Не то что взял, а чуть не задушил!

– Оружие было при тебе?

– Так точно!

– Почему же ты его не застрелил?

Дежурный охраны молчал. Тогда комендант К. распорядился немедленно уволить его «за нарушение устава» – за то, собственно, что не застрелил Есенина…"» [78] (№ 189).

А ведь и было за что ненавидеть властям столь упорно не поддающегося их дрессировке своевольного поэта:

«…в ЦГАЛИ есть такие строки, которые не вошли ни в один сборник поэта:

 
Защити меня, влага нежная,
Май мой синий,
июнь голубой!
Одолели нас люди заезжие,
А своих не пускают домой!
Зная, если не
в далях чугунных,
Кров чужой и сума
на плечах,
Только жаль тех
дурашливых юных,
Что сгубили себя сгоряча.
Жаль, что кто-то нас
смог рассеять
И ничья не понятна вина.
Ты Росея, моя Росея,
Азиатская сторона.
 

(ЦГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 122).

Вдумайтесь в глубину строк. С какой пронзительной честностью написал поэт об обманутом вождями большевиков русском народе!..

После Февральской революции в Россию селевым потоком двинулись международные авантюристы, террористы всех мастей, психопаты, гомосексуалисты, и всякая другая нечисть, которые увидели возможность урвать для себя различные блага, ценности, произведения искусства» [ «Подмосковные известия» 27. 12. 1994 г., с. 3].

«Вся эта масса налетела как саранча… и сразу хорошо устроилась» [100] (с. 100)

И замурлыкала, что и понятно, в свое иноземное ду-ду. Для России такое было просто неприемлемо:

«"Все русское травят и поносят, выдирают с корнем", – часто замечает Есенин…» [100] (с. 104)

«Сергей Александрович вдруг с удивлением обнаружил, что во всех учреждениях, от правительственных до рядовых, произошла резкая смена национального состава… везде – сверху донизу, на всех руководящих должностях в госаппарате, милиции, ВЧК, в правительственных учреждениях и даже в Госиздате, – он вдруг увидел только евреев…

У Есенина начинается открытый всплеск национализма. На пьянках в кафе, в гостях и у себя дома он истерично выкрикивает: "Жиды проклятые!!!"» [100] (с. 100–101).

В те годы это было очень небезопасно:

«…тогда в практику вошло оригинальное нововведение: если руководитель был несправедлив, и посетитель выражал резкое неудовольствие его решениями, – такое недовольство сразу расценивалось как антисемитизм. А к этому времени уже предусмотрительно был издан декрет "О борьбе с антисемитизмом", по которому можно было получить 10 лет, а в военное время высшую меру наказания только за слово "жид"» [100] (с. 101).

Вот какие мотивы лежат в основе сфабрикованных на Есенина этих 13-ти уголовных дел! Так что только на борьбе с «заезжими» большевики уже могли санкционировать арест поэта.

О перипетиях этой борьбы:

«… красноречиво говорят строки из поэмы «Страна негодяев», вымаранные цензурой:

 
Пустая забава,
Одни разговоры,
Ну что же,
Ну что же вы взяли
взамен?
Пришли те же жулики,
Те же воры
И законом революции
Всех взяли в плен…»
 

[ «Подмосковные известия» 27. 12. 1994 г., с. 3].

И это лишь то немногое, что просто чудом дошло до нас!

А все это лишний раз и подтверждает, что никогда бы и строчки из стихотворений Есенина в советскую печать не просочилось, если бы ему не удавалось закамуфлировать свои мысли в некое аллегорическое не доходящее до прямолинейных мозгов зверя (гидры революции) повествование с очень скрытым смыслом. Ведь даже полностью казалось бы прямолинейно богоборческая «Инония» практически в открытую обличает прибывшую на собственном корабле из Америки вооруженную до зубов и финансово сверхобезпеченную «Мемфис Мицраим» банду революционных еврейских террористов во главе с и.о. роли зверя – Львом Давидовичем Троцким – Лейбо Бронштейном:

 
И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли, —
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли!
 

[29] (с. 276).

Однако же не столь тупы и малосообразительны были его враги, чтобы так долго их можно было водить за нос. И «Анной Снегиной» поэт лишь скрепил еще «Емельяном Пугачевым» уже фактически подписанный им себе у представителей власти смертный приговор. И поиск удобного случая для приведения этого приговора в исполнение велся уже давно. Однако же Есенин достаточно ловко обходит постоянно расставляемые ему капканы. И висящие на нем 13 уголовных дел – самое яркое тому подтверждение. Не менее убедительно выглядят судьбы людей так или иначе причастных как к творчеству Есенина, так и к его смерти:

«Почти все окружение Есенина было уничтожено – поэта Алексея Ганина расстреляли 30 марта 1925 года. Расстреляли поэта Сергея Клычкова – 8 октября 1937 года, Петра Орешина – 15 марта 1938-го, Павла Васильева – в 1937-м, Николая Клюева – в 1937 году, Ивана Приблудного – в 1939-м. Старшего сына Есенина Юрия… расстреляли в 1937 году… Участковый надзиратель 2-го отделения милиции Ленинграда Николай Горбов, тот самый, который составлял акт осмотра пятого номера гостиницы "Англетер"… через несколько лет после случившегося был арестован и пропал безследно. На место гибели Есенина выезжал агент уголовного розыска Ф. Иванов (но чем он занимался на месте происшествия, неизвестно), вскоре был уволен из органов милиции, осужден и также безследно исчез. Один из понятых, П. Медведев (который подписал акт, составленный Н. Горбовым), был в конце 30-х годов репрессирован и пропал безследно. Неизвестна судьба патологоанатома А. Гиляревского (он производил вскрытие тела Есенина). Его жена в 1929 году выслана и погибла в застенках ГПУ.

…все это входило в план ликвидации поэта. До конца неизвестна роль Эрлиха в трагедии Есенина… Его расстреляли в 1939 году. За что? А он ведь в 1930 году напечатал воспоминания "Право на песнь", в которых просит прощения у Есенина. За что? Накануне смерти к Есенину приходили его друзья и знакомые, среди них был Георгий Устинов (он работал в Ленинградской "Красной газете"). Позже Устинов как-то пообещал рассказать правду о смерти Есенина, а на следующий день его нашли в петле… Правду он так и не успел поведать. Я здесь привел далеко не всех, с кем расправились, чтобы замести следы убийства Есенина…» [ «Подмосковные известия» 27. 12. 1994 г., с. 3].

А ведь Устинову было чего рассказать о смерти Сергея Есенина. Вот какой поразительный факт его биографии, недавно всплывший, более чем красноречиво подтверждает мотивы его гибели:

«Недавно найденное нами "личное дело" Георгия (Жоржа) Устинова (мы об этом писали) позволило установить сенсационный факт, оказывается, 22 декабря 1925 года на заседании партколлегии Центральной контрольной комиссии при ЦК РКП (б) слушалось его заявление о восстановлении в партии (напомним, Есенин отправился в Ленинград 23 декабря). Согласно документам, Жорж в ту пору разошелся с женой и ютился в московской квартире (адрес известен) своего товарища по прошлой работе в "Известиях", троцкиста-сиониста Петра Подашевского (подробнее см. "Новый журнал", СПб., 2000, № 2). Меж тем Устинов в опубликованных "Моих воспоминаниях…" утверждал, что ко времени декабрьского происшествия – "я жил уже несколько месяцев в «Англетере»". Очевидно, под страхом смерти он отдал свое имя на создание мифа о самоубийстве поэта» [172] (с. 232).

Добавим к вышеизложенному:

«Управляющий гостиницей Назаров безследно исчез… Репрессирован поэт В. Князев, видевший труп в морге и написавший:

 
Полоса на шее не видна —
Только кровь чернеет на рубахе»
 

[ «Здоровье» № 9-95, с. 53].

В предсмертной записке застрелившейся на могиле Есенина Бениславской, читаем:

«…наплевать на Сосновского и общественное мнение, которое у Сосновского на поводу».

А ведь это самоубийство, якобы из всеобъемлющей любви еврейки к великому русскому поэту, выглядит не слишком убедительным. Ну, во-первых, у нее в то время была совсем иная любовь. Н. Сидорина, например, сообщает, что:

«…Г. А. Бениславская состояла в связи со Львом Седовым: "Итак, новое имя в преддверии гибели поэта: Лев Седов, сын Троцкого…"» [204] (с. 129).

Ох, ничего себе имечко всплывает – сына самого в стране заинтересованного в смерти русского поэта лица.

Но и в чисто моральном плане, что выясняется, в это самое время Бениславскую больше всего интересовал не убитый не без в том числе и ее помощи поэт, а:

«Несостоявшийся брак с Львом Седовым…» (там же).

Так что замечена эта дамочка была в любовных связях вовсе не с русским поэтом, что придумано к сегодняшнему дню в оправдание убийцам, но с сыном самого организатора убийства Есенина – второго лица в государстве – Льва Давидовича Троцкого. Как, в таком случае, она могла бы оказаться в тот момент, когда ублажала любовные запросы Льва Львовича Троцкого-Седова, на совсем противоположной стороне – на стороне русского патриотического движения во главе с самым русским поэтом всех времен – Сергеем Есениным?

Кстати, она в стане держащих в то время власть в стране троцкистов занимала достаточно не простую должность, а:

«…секретаря газеты "Беднота"» [204] (с. 128).

Случайно ли?

Да вовсе нет. Потому как вот кем она являлась до этого:

«…(с 1918 по 1922 год) она – штатная сотрудница ЧК» [172] (с. 64).

Так что, в добавление к сыну убийцы Есенина, Бениславская, во-вторых, является секретарем одной из главных большевицких газет в стране, а, в-третьих, так и вообще – штатным сотрудником ГПУ. А туда, что прекрасно известно, людей «с улицы» не брали. Но исключительно: евреев, латышей…

«Финал драматической судьбы Бениславской известен: она, пишут, покончила с собой на могиле Есенина. Мы не верим в такой исход. Посещение ею могилы 3 декабря 1926 года не предусматривалось, а ее гардероб тогда же был грубо перерыт чьими-то подлыми руками. Хорошо знавшая Галину (по работе в ЧК и т. д.) Полина Юльевна Бокль вспоминала: "В годовщину смерти Есенина Галина вместе с [Яниной] Козловской должна была пойти на кладбище с утра. Когда Козловская [тоже чекистка] пришла к Галине, она ее уже не застала. В комнате Галины, против обыкновения, был большой безпорядок. Все платья были вынуты из шкафа и свалены в углу в одну кучу. Весь вид комнаты и то, что Галина ушла одна, странно встревожили Янину. Она сразу отправилась на могилу Есенина и застала там Галину мертвой…" (РО ИР ЛИ (РАН), ф. 817, ед. хр. 52, л. 4) (Бокль не успела закончить свои воспоминания, так как вскоре… неожиданно скончалась!)» [172] (с. 69).

Но куда же ведут следы этой серии загадочных убийств, произошедшей в бархатную эпоху на все лады нам расхваленных 20-х?

Эдуард Хлысталов достаточно легко обнаруживает одного из заказчиков этой длинной серии преступлений, упрятанных официальной версией самоубийств:

«"В своей предсмертной записке она дважды указала фамилию – Сосновский. Кто ж был этот Сосновский? Почему среди многих врагов поэта она назвала именно его?.. Это он начал разнузданную кампанию против Сергея Есенина в конце 1923 года… По его команде ежедневно газеты печатали против Есенина две-три статьи, обвиняя его во всех земных грехах… Есенин прятался по больницам, скрывался в психиатрических клиниках, убегал на Кавказ. И если бы Есенина и его друзей не взяли бы под защиту писатели и поэты… жизнь бы его оборвалась значительно раньше в подвалах Лубянки…"

…Уже 2 октября 1918 года Сосновский назначается ЦК РКП(б) членом редколлегии газеты «Правда», редактором газеты «Беднота», ответственным редактором «Коммунара»… Он член ЦК партии, член ВЦИК…

– В мае 1923 года Есенин начал писать статью «Россияне», которая десятилетиями скрывалась от писателей и литературоведов. Статья Есенина не закончена. Где он намеревался ее напечатать, сказать трудно… хочется привести несколько выдержек из этой статьи, где говорится о Сосновском.

"Не было омерзительнее и поскуднее времени в литературной жизни, чем время, в котором мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства… случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей…

…Некоторые типы…упоенные тем, что на скотном дворе и хавронья сходит за царицу, дошли до того, что и впрямь стали отстаивать точку зрения скотного двора. Сие относится к тому типу, который часто подписывается фамилией Сосновский. Маленький картофельный журналистик, пользуясь поблажками милостивых вождей пролетариата и имеющий столь же близкое отношение к литературе, как звезда небесная к подошве его сапога, трубит почти около семи лет все об одном и том же, что русская современная литература контрреволюционна…

Уже давно стало явным фактом, как бы не хвалил и не рекомендовал Троцкий всяких там разных Безыменских, что пролетарскому искусству грош цена…" (ЦГАЛИ, ф. 190, оп. 1, ед. хр. 66).

За последние шесть лет [до 1994 г. – A.M.] вышло много газетных и журнальных публикаций и книг, где авторы в основном приходят к мнению, что Есенин был убит… Э. Хлысталов считает, что в закрытых архивах ВЧК-ГПУ-КГБ и ЦК ВКП(б) должны быть документы, из которых можно узнать о той гнусной деятельности вождей партии большевиков и их спецслужб против великого сына России, о том, как его преследовали, сгибали, провоцировали, обставляли сексотами. Важно изучить рабочие дела тайных осведомителей, оперативные разработки, задания уполномоченных… опубликовать шифротелеграммы из Ленинграда в ГПУ и ЦК ВКП(б), переданные 28 декабря 1925 года. Только таким образом можно внести ясность в это умышленно нерасследованное дело».