Текст книги "Запрещенная победа. Заговор против Руси и России"

Русских же людей, коль не устраивают вас коммуны с обобществленными женщинами, что, собственно большевиками в начале их «славных» дел все же было опробировано, решено было уменьшать в количестве несколько иными мерами воздействия: массовыми убийствами и заточением в концлагеря. Именно такими методами и была произведена попытка ковать это самое социалистическое общество из все никак не поддающегося пропаганде общества русских православных людей. Потому так зверски расправлялись со священниками. Потому ломали церкви, рубили иконы.

Но, что выясняется, лишь исполненные в точности большевиками чьи-то античеловеческие установки были наработаны еще во времена Петра I. Именно он самым первым, среди наших правителей, возгорелся мечтою устроения этого пресловутого «регулярного государства». И понятно, какими методами он собирался это делать:

«За колючую проволоку в казармы предполагалось загнать весь род людской. В качестве теоретического обоснования таких казарменных государств принимается теория “естественного человека” и идея Природы как порождение эманации Единого безличного существа, Энсофа каббалы и масонских лож» [21] (с. 91).

«Уже Герье мог сказать, что многие идеи Лейбница со временем были реализованы в России» [87].

И вот какие конечные цели должны были его прельщать в особенности:

«Во главе правильно организованного государства должен быть царь-священник [именно им и стал Петр, следуя совету Вильгельма III Оранского – А.М.], озаренный знанием высшей премудрости. Великий Мастер и Демиург. Реинтегрированный в самых высоких степенях и получающий безконечный приток откровений из высшего мира» [21] (с. 140).

В таком государстве, лишенном симфонии властей, то есть взаимосвязующей основы русского общества – Царя и Церкви, и должен был стать намечаемый тайными организациями правитель России. Он будет руководить:

«…даже пением птиц и журчанием воды» [83] (с. 64).

Вот в какие глубины утягивала Святую Русь трясина этого пресловутого «нестяжания». А чтоб воду эту журчать заставить, а птичек песенки веселенько, эдак, воспевать, требовалось вытащить из страны русского человека стержень, на котором она держится. А потому, по имеющемуся на сегодняшний день убеждению исторической науки, опирающейся на предоставляемые ей любезно исторические подтасовки, в попытке отобрания у Русской Церкви монастырей обвиняется не кто иной, как Нил Сорский, который якобы на соборе 1503 года выступил за конфискационные намерения Ивана III. Он якобы, как интерпретируют его выступление «нестяжатели»:

«нача глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили ся рукоделием» [88] (с. 367).

«Иными словами, Нил нацеливал государя на реформу монашества, объективным результатом которой “должна была явиться ликвидация монастырских вотчин” (Казакова Н.А. Очерки. с. 66)» [9] (с. 121).

«утверждая принципы индивидуализма, шло вразрез с исторической практикой русского народа, издревле жившего коллективно и возносившего мольбы к Богу соборно» [9] (с. 122).

Этим действом, приписанным инициативе Нила Сорского, два века спустя, будет серьезно озабочен Петр I. Именно он будет близок к тому, чтобы отобрать монастырское имущество, а сами монастыри превратить сначала в богадельни, а затем и вообще упразднить.

А вот кем является упомянутый выше Вассиан, что на самом деле, – истинный автор выше процитированного документа, написанного им самим, но присвоенного высказываниям Нила Сорского на соборе 1503 г. Это бывший князь Василий Иванович Патрикеев. И вот как он оказывается в монашестве.

В 1499 г. за связь с ересью «жидовствующих» царедворцы князья Патрикеевы:

«…были приговорены к смертной казни, и лишь заступничество тогдашнего митрополита Симона спасло. Патрикеевых “в железах” постригли в монахи, и Василий под именем инока Вассиана оказался в Кирилло – Белозерском монастыре.» [219] (с. 435).

Вообще-то он там находился в заточении. Но каким образом ему удалось освободиться, а затем вернуться ко двору, история темная. Еще более непонятным является то, каким же это образом ему удалось приписать себе знакомство и даже единомыслие с Нилом Сорским. Вот как объясняет существо этой старой интриги Вадим Кожинов:

«…в отличие от преподобного Нила Сорского (но якобы “развивая” его заветы), он выдвинул требование (“веление”) насильственного отъятия земель у Церкви. Однако для преподобного Нила Сорского добровольный отказ Церкви от владения селами являл собой выражение высокого духовного совершенствования церковных людей; о насильственном же отъятии сел он и не помышлял.» [219] (с. 437).

И вот чем Вадим Кожинов объясняет полное несоответствие желания Вассиана приписать Нилу Сорскому высказывание на соборе 1503 г. в пользу изъятия имущества монастырей в пользу казны, а сами монастыри предать расформированию:

«В… позднейшем “Письме о нелюбках” дана совершенно неправдоподобная картина собора 1503 года (хотя целый ряд авторов использует ее и поныне как достоверную). Согласно “Письму”, не Иван III, а Нил Сорский требует отъятия монастырских сел и, с другой стороны, возражает на это не сонм иерархов во главе с митрополитом, а один только волоколамский игумен» [219] (с. 445–446).

То есть переписано все, что называется, «с больной головы на здоровую», лишь много позже произошедших событий. И переписано именно Вассианом Патрикеевым, пользуясь былым авторитетом Нила Сорского, с целью обоснования изъятия монастырских ценностей Иваном III в царскую казну.

Но Нил Сорский, что выясняется, вовсе не являлся противником монастырей:

«Мнение, согласно которому преподобный Нил вообще “противостоял” монастырям, нелепо уже хотя бы потому, что, как пишет наиболее основательный исследователь его пути Г.М. Прохоров, Нил Сорский “ограничил прием в скит требованием, чтобы человек предварительно прошел выучку в общежительном монастыре (в ските никого не постригали)”» [219] (с. 446).

То есть Нил Сорский и в принципе никак не мог быть противником монастырей. Ведь монахов в своих скитах он мог увидеть лишь тех, которые уже прошли школу монастырского подвига в общежительских монастырях.

Вот еще сведения, подтверждающие не то что непричастность Нила Сорского к «нестяжателям», но его несомненную борьбу с ересью «жидовствующих».

Для борьбы с ересью:

«I. Святитель Геннадий предлагал в своем послании снабдить Нила Сорского потребными для его задачи книгами, и книги скоро начали отправляться из Новгорода.

II. В своем “Предании”, составленном, по всей вероятности, в то же время, преподобный Нил недвусмысленно написал: “еретическая учениа и преданиа вся проклинаю яз и сущии со мною” [220] (с. 128–129, 208).

III. В 1490 году преподобный Нил вместе с Паисием Ярославовым участвует в противоеретическом Соборе в Москве, и нет ровно никаких оснований полагать, что он оспаривал решения Собора.

IV. Преподобный Нил сам написал определенную часть “Просветителя” (то есть “Сказания о новоявившейся ереси”), основным автором которого был Иосиф Волоцкий» [220] (с. 129). К этому надо добавить, что, как установлено позднее Г.М. Прохоровым, преподобный Нил собственноручно переписал около половины глав (“Слов”) “Сказания о новоявившейся ереси” [92] (ч. 2, с. 138). Кстати сказать, Я.С. Лурье комментировал – и вполне обоснованно – открытие Г.М. Прохорова так: “Нил Сорский в начале XVI века никак писцом не был. Готовность Нила взяться за перо, чтобы изготовить парадный список «Просветителя», свидетельствует о том, что книга эта была ему близка и дорога” [59] (с. 118).

Итак, едва ли можно отрицать прямое участие преподобного Нила в борьбе с ересью.» [219] (с. 453).

То есть проповедник продолжения монастырских подвигов в монашеских скитах, Нил Сорский, заговорщиками, после его смерти, был поставлен якобы главой партии за уничтожение монастырей и монашества как такового вообще. И уже в стан «жидовствующих» записан огульно – посмертно! Из первой когорты борцов с ересью «жидовствующих» он, благодаря бурной литературной фальшивописательской деятельности возвратившегося из заточения вновь в царедворцы лидера «нестяжательства», «князя-старца» Вассиана Патрикеева, превращается во флагмана пригревшихся во дворце заговорщиков.

Вот теперь и приглядимся – кем все же является Вассиан Патрикеев – лидер «нестяжательства» и автор огульно приписанных Нилу Сорскому письменных источников, речей и поступков:

«Князь Василий Патрикеев в обличье “старца Вассиана” явно сумел надолго завоевать себе положение первого (или, по крайней мере, одного из первых) лица в государстве. Василий III, называвший своего любимца “старец Васьян княж Иванов” (то есть объединяя два “достоинства”), говорил о нем, – ни много ни мало! – что он “подпора державе моей. и наставник ми” (Послания Иосифа Волоцкого, с. 279).

Власть “старца” в 1510–1520 годах была поистине безграничной…

Нельзя не сказать и о том, что “либерал” Вассиан, прежде чем он начал распространять свои яростные сочинения против преподобного Иосифа [Волоцкого – А.М.], добился от Василия III запрещения преподобному отвечать письменно и даже устно на все хулы князя-старца!» [219] (с. 438).

Вот в чем выражение всех этих «демократий». Это когда оппозиция ставится под полный запрет. Вообще у Вадима Кожинова много имеется компромата на этого пирующего по-царски, и с царского же стола, эдакого «старца-нестяжателя». А потому он заключает:

«Все это ясно показывает, что Вассиана недопустимо считать действительным учеником и последователем Нила Сорского, и тем более недопустимо судить о святом старце на основе поступков, стремлений и высказываний Вассиана, – в частности, приписывать преподобному Нилу ту борьбу с преподобным Иосифом, которую на самом деле развязал и вел Вассиан» [219] (с. 439).

И вот как выглядит деятельность рассматриваемого нами царедворствующего монаха относительно его принадлежности к выявляемой нами тайной организации:

«Оживление ереси в годы правления Василия III во многом объясняется покровительством, которое оказывал еретикам Вассиан Патрикеев.» [9] (с. 135).

Царедворец, чувствуется, имея столь высокую себе поддержку в качестве самого царя, просто обнаглел и уже не стеснялся идеи протестантизма, вообще-то исповедуемые «жидовствующими» тайно, выносить наружу. А потому вот что ставится в укор Вассиану на соборе 1531 г.:

«Даниил в ходе соборного разбирательства сказал Вассиану: “И во многих времена многим людям говорил еси: Правила писаны от диавола, а не от Святого Духа, и правило зовеши кривило, а не правило; а Христа называешь тварию, а в нетленную мнимую ересь веруеши и пребываешь в ней; а чюдотворцев называеши смутотворцами, потому что они у монастырей села имеют.” (Судное дело Вассиана Патрикеева. С. 287)» [9] (с. 143).

А среди советников у Вассиана числится и Максим Грек. И вот кем является он:

«Максим Грек (Михаил Триволис) родился в 1470 году в Арте.» [9] (с. 156).

Вообще-то считается, что в Греции. Однако имеется и вот такое мнение. В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона значится, что Максим Грек родился в 1480 г.:

«В Арте (в Албании), в семье высокопоставленной и образованной» [225].

То есть родился он, что теперь удивляет и настораживает, в мусульманской стране?

Вот еще о том же:

«Максим родом был из Албанского города Арша» [224].

Далее:

«…отправился путешествовать по Европе; был в Париже, а затем обосновался в Италии, где, позабыв о том, что рожден в православной вере, учился у известного гуманиста Иоанна Ласкариса и неоплатоника Марсилио Фичино. Молодой новоиспеченный гуманист, подобно своим собратьям, увлекся античностью, астрологией и естественными науками. Вскоре, однако, Триволис, в недавнем прошлом человек православный (Православие Михаила Триволиса было, по всей видимости, униатского толка. – См. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 1, с. 460), перестал быть и гуманистом, превратился в ревностного католика и даже постригся в доминиканском монастыре св. Марка во Флоренции, в котором в свое время приором был известный Савонароло, ставший кумиром нашего неофита.

Превращение Михаила Триволиса из православного в гуманиста, а из гуманиста в доминиканца, возможно, не вызвало бы вопросов, не случись новое радикальное превращение: Михаил порвал с католической верой.» [9] (с. 156).

Что-то до боли знакомое прослеживается в биографии Максима Грека, а точнее – засланца Запада на Святую Русь – неоднократного перекрещенца из веры в веру – грека Триволиса. Кто точно также скакал из веры в веру и из учения в учение?

Так ведь сам Феофан Прокопович – главный таран в руках Петра по отношению к устоям Православия.

А «девичье» имя у него было – Елезар:

«У м[онаха] Евгения находим известие, что Элеазар, по выходе из Киева, вступил в братство Битевского базилианского монастыря, сделался униатом и пострижен в монашество с именем Елисея» [89] (с. 2).

А вот что сообщает об этом Елезаре-Елисее Маркелл Родышевский:

«…от униатов пострижен в рясофор монахом и начал быть гонитель на благочестивую нашу православную восточную церковь. И за сию его ревность, униатский епископ, прозванием Зеленский (Лев Зеленский. епископ Владимирский. в 1693 г. получил от Яна Казимира грамоту на администрацию митрополии киевской) в тамошних училищах учинил его префектом и диаконом поставил» [89] (с. 4).

То есть Православию Феофан Прокопович был слишком явным врагом, чтобы этого можно было как-нибудь попытаться не заметить.

Причем, уже отсюда, как наиболее способный враг:

«он послан был провинциалом базилианского ордена в римскую академию.» (там же).

Что это за базилианский орден?

Так ведь все то же: орден Василия Великого, к которому принадлежали князья Острожские, чья родословная уходит в организацию еще самых первых попыток окатоличивания западных земель разгромленной татарами Руси. То есть все к тому же князю Даниилу, принявшему католическую корону от папы Римского в попытке внедрения этого чужебесия по всей Руси.

И вот чем отмечено это учение Прокоповича в Риме:

«Молодые люди, по окончании курса наук, посылаемы были в разные страны. чтобы заботиться, по мере сил, о соединении греческой церкви с латинскою, к чему обязывались клятвою» (там же).

Темна его дальнейшая биография. Однако ж ясно одно, что имя он сам себе придумал:

«…в 1705 г. он. переменил имя, назвавшись, в честь покойного дяди, Феофаном» [89] (с. 8).

То есть Феофан (Елезар-Елисей) Прокопович, что видно за версту, – «казачок» засланный. Причем, учитывая его явную склонность не к католичеству, а все же к протестантизму, не только трижды перекрещенец, но и клятвопреступник.

Таким же предстает за два века до него и грек (албанец) перекрещенец, адепт все таких же тайных наук – Триволис. За версту заметно его:

«…участие (вольное или невольное) в тайной акции против Православной Церкви, спланированной ее врагами. В этой связи приобретает особое звучание свидетельство боярина Михаила Юрьевича Захарьина, слышавшего. что Максим, оказался в числе более чем 200 учеников, обучавшихся у некоего учителя» [9] (с. 156–157).

И вот, в отношении к рассматриваемой нами тематике о ереси «жидовствующих», чем закончилось это его очередное обучение. Он, после усвоения античности и астрологии, что лишь одно указывает косвенно на его связь с масонством, перекрестился в католичество, а затем, вкупе с двумястами учениками, занялся обучением:

«любомудрию философьскому и всякой премудрости литовстей и витерстей, да уклонился и отступили в жидовский закон и учение» [90] (с. 114).

Что называется, приплыли. И вот:

«Преследуемые католиками, эти “новообращенцы” вместе с Максимом бежали.» [9] (с. 157).

Бежали из стран, исповедующих католицизм. Там, судя по всему, они слишком рисковали: могли попасть на костер инквизиции, в ту пору свирепствующий на Западе. А оказался Триволис, после бегства, в Греции. Оттуда, как и естественно для подготовленного агента, он планировал держать путь далее – в Москву.

И вот, что вовсе уже для нашего рассказа и не удивительно, грек-албанец Триволис попадает в Крым – по тем временам какой-то, по сути, остров пиратов, полностью закрытый для проникновения туда европейцев, по крайней мере, по их собственной воле. Там он проводит два года. Что, спрашивается, он там мог делать?

А то же, выясняется, что и ересиарх «жидовствующих» Новгорода:

«…некоторые исследователи выводят ересиарха Схарию, посеявшего семена этой ереси в Новгородской земле, именно из Крыма [91] (с. 130–133); [29]. Там, по-видимому, существовал центр подготовки кадров для работы в христианских странах, прежде всего в Русском государстве, о чем, по нашему мнению, довольно красноречиво свидетельствует странная на первый взгляд почти двухлетняя задержка в Крыму Максима Грека на пути его в Москву» [9] (с. 393).

Вопрос, судя по всему, изучен им успешно, а потому:

«Прибытие греческого богослова в Москву сразу же активизировало деятельность “нестяжателей” и их лидера Вассиана Косого» [69] (с. 275).

Причастность албанца Триволиса (Максима Грека) к группе заговорщиков подтверждает и само место проживания этого посланца Запада в Москве. А остановился он в Симоновом монастыре. Но именно:

«Симонов монастырь являлся тогда в некотором роде еретическим гнездом, свитым в свое время игуменом Зосимой, принадлежность которого к “ереси жидовствующих” возвела его на митрополичью кафедру. Не случайно в этом монастыре обосновался Вассиан Патрикеев – продолжатель дела Федора Курицына, главы еретической партии при дворе Ивана III. Появление здесь Максима Грека в качестве постояльца также. свидетельствует об общности интересов Вассиана и Максима» [9] (с. 163).

Так что портретец пытавшегося внедрить у нас реформаторскую ересь серьезно подготовленного Западом агента выглядит теперь уже более отчетливо. Но чьим агентом конкретно он являлся на самом деле – история все же умалчивает. Но предполагает в нем агента еще и Востока:

«Некоторые историки подозревали в Максиме даже турецкого агента, эмиссара» [9] (с. 164).

И вот по какой очень существенной причине:

«Попытка расшатывания основ русской государственности сочеталась у Максима Грека с посягательством на церковно-государственный суверенитет Руси, что проявлялось в его усилиях по восстановлению зависимости московского митрополита “от константинопольского патриарха, а вместе с тем от константинопольского правительства”[69] (с. 277)» [9] (с. 165).

Причем, имеются и свидетельства антиправительственной агитации среди вельмож, проводимой Максимом Греком. Присутствовавшие на этих собраниях келейники монастыря, которым этот гость Запада доверял всецело, свидетельствуют:

«…эти люди вели весьма вольные речи. Они бранили не только митрополита, но и самого государя» [93] (с. 203–204).

«Совсем иначе проходили встречи Максима с Иваном Берсенем. Собеседники обычно сидели “долго один на один”, а келейников выставляли “тогда всех вон” [94] (с. 141)» [9] (с. 166).

И это вовсе неспроста:

«Берсень-Беклемишев, как и Вассиан Патрикеев. Принадлежали к придворной партии еретиков, исповедовавших “ересь жидовствующих”. Связь с Патрикеевым и склонность к вольнодумству (еретичеству), послужили, видимо, основанием доверительных отношений Максима Грека и Берсеня.

Как и следовало ожидать, дело кончилось для Максима Грека плохо. Он попал в опалу, был дважды судим (на соборах 1525 и 1531 гг.).» [9] (с. 166–167).

Вот в чем обвиняет на суде Максима грека митрополит Даниил:

«Да ты же, Максим, Святыя Божия Апостольския Церкви и монастыри укоряеши и хулеши, что они стяжания, и люди, и доходы, и села имеют. А в ваших монастырях во Святой горе и в иных местах в вашей земле у церквей и у монастырей и села есть, да и в писаниях и житиях отеческих писаны: велено их держати святым церквам и монастырям. Да ты же, Максим, святых великих чудотворцев Петра, и Алексея, и Иону, митрополитов всея Русии… хулиши и говоришь так: Занеже они держали городы, и волости, и села, и люди. им нелзе быти чудотворцем» [95] (с. 99).

«Максим, подобно Вассиану, называл русских чудотворцев смутотворцами, что свидетельствует об их тесном общении и сотрудничестве в борьбе за смену церковнополитического строя на Руси» [9] (с. 170–171).

Вот как он отрабатывал свой хлеб. То есть заказ на переподчинение нашей Церкви турецкому Константинополю:

«…Митрополит-де на Москве поставляется своими епископы русскими без благословения патриарха цареградского, а все то за гордость ни приемлют патриаршеского благословения, ставятся собою, своими епископы на Москве самочинно и безчинно» [95] (с. 111).

То есть Церковь наша, Русская, якобы секта какая-то самопальная – не более того.

А вот чем является «жидовство» Максима Грека и иже с ними еретиков:

«он говорил и учил многих и писал о Христе, что седение Его одесную отца есть мимошедшее, минувшее, подобно тому как пребывание Адама в раю. Потому. писал: “Седев одесную Отца” или: “Седевшаго одесную отца”, а в ином месте: “Сидел одесную Отца” (Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. IV. Часть первая)» [9] (с. 174).

«То, что некоторые исследователи называют “неточностями” и “двусмысленностями” в переводах Максима Грека, со странным постоянством обращается в хулу или на Христа, или на Богородицу, или на них вместе» [9] (с. 176).

Вот как выглядят основные пункты нападок на Православие ереси «жидовствующих»:

«Первое: главный документ Православия о троичности Бога есть нелепость, поскольку никому и ничему невозможно быть одновременно единицей и Троицей. Второе: поскольку Божество не может быть Троицей, то в Его составе не может быть Сына, следовательно, Иисус, называвший Себя “Сыном Божиим”, на самом деле не был таковым, а просто был человеком. Третье: из той же невозможности Богу быть Троицей вытекает отсутствие в Нем не только второго, но и третьего лица, то есть Святого Духа, который, таким образом, оказывается фикцией, а значит, фикцией являются и церковные таинства, в которых Святой Дух якобы соединяет нас с горним миром, а этого мира вовсе не существует. Четвертое: раз горнего мира нет, значит, молитвы подвижников, обращенные к якобы в этом мире обитающим святым существам, тщетны, поэтому институт монашества вместе с монастырями должен быть упраз днен как паразитарный, и освободившиеся людские ресурсы и денежные средства должны быть направлены на улучшение нашего земного обустройства» [96] (с. 12).

Все то же было предъявлено в качестве обвинительного материала Максиму Греку.

То есть этот человек, что уже выясняется более отчетливо, как и сама эта вроде бы безликая «ересь», проповедовал не какое-то такое загадочное и непонятное «жидовство», но самый сегодня обыденный протестантизм. А от него даже не полшага до масонства: Лютер в гербе своем имел масонский символ розенкрейцеров – розу и крест.

С сектой этой становится все понятно: еще в конце XV века масонство, под видом некоего «нестяжательства», пыталось выбить из-под Святой Руси почву – оставить подножие Престола Господня без главной опоры Русской веры – монашества. Попытки эти были продолжены Петром I. Который сам, что распрекрасно известно, был масоном.

Но вот, сколь веревочка не вейся, а свил себе Триволис своей пылкой деятельностью петлю:

«Собор 1525 года обвинил Максима Грека в ереси, в сношениях с турецким правительством; он был отлучен от причастия и заточен в Иосифо-Волоцкий монастырь. Условия заточения были очень суровы.

В 1531 году он был вторично вызван на Собор: ему были предъявлены новые обвинения, в частности в “порче” богослужебных книг» [221].

Уже теперь этот:

«Собор отлучил Максима от причащения Святых Таин и в оковах отправил его в заточение в тверской Отрочь монастырь. Здесь Максим провел более двадцати лет» [222].

Сменялись правители, на авансцену истории вышли деятели Избранной Рады. Максим взывал и к ним, дабы умягчить свое наказание. Но даже знаменитые впоследствии временщики, и сами замешанные в ереси «жидовствующих», ослаблять положение Триволиса опасались:

«Максим добился только того, что ему, через семнадцать лет, позволили причаститься св. Тайн и посещать церковь» [223].

И лишь в:

«…в 1553 г., по ходатайству некоторых бояр и Троицкого игумена Артемия, он был переведен на житие в Троицкую лавру» [222].

То есть, в общей сложности, за свои преступления перед Святорусской Державой, из них только 17 лет без причастия, в темнице, будучи дважды осужден, провел Триволис долгие 26 лет.