Текст книги "Зверь на престоле, или Правда о царстве Петра Великого"

…Известный криминалист XIX века Франц фон Гольцендорф в капитальном исследовании о смертной казни в европейских странах излагает свои наблюдения: “Во время казни среди собравшегося населения царил настоящий карнавал разврата…” Богатые люди платили баснословные цены за окна, выходящие на место казни. У этих окон в продолжение целых часов и возлежали знатнейшие дамы. “Подобное зрелище служило также изощренным возбуждающим средством, – пишет Фукс, – в таких случаях чернь иногда насиловала сотни женщин или врывалась в дома терпимости и там устраивала ужасающие оргии; знатные же дамы, смотревшие на казнь с высоких балконов, праздновали у окон вакханалии с шампанским и вели себя самым безстыдным образом”. Французский хронист пишет об этом: “Никогда наши дамы не бывают уступчивее; вид страданий колесованной жертвы возбуждает их так, что они хотят тут же на месте вкусить наслаждение”» [130, с. 209–210].

Как классифицировать теперь еще и эту их массовую сексуальную патологическую восприимчивость к виду страдания других? Ведь от подобного зрелища наши люди, кроме отвращения, доводящего желудок до выворачивания «наизнанку», ничего иного получить не смогут. Так что наш менталитет отличается от западного чем-то очень существенным. Ведь с какой стороны ни подойди, русская и европейская культуры практически ни в чем не имеют точки соприкосновения, занимая диаметрально противоположные позиции по самым главным показателям, отличающим человека даже не просто от животного (животные таких безобразий не творят), но от какого-то по-особому сумасшедшего животного. И сравнить это их совершенно нечеловеческое сообщество можно лишь с инфернальным сборищем Вия из повести Н.В.Гоголя. Ведь составляющие его инфернальные объекты больше напоминают упырей и вурдалаков, чем обычно ставящихся нам в пример западных высокообразованных господ.

И чтобы подытожить полноту этого отличия, стоит лишь припомнить главный атрибут культуры нашей – летний умывальник.

Кто отважится после утренней процедуры личной гигиены зачерпнуть воды из стоящей под ним посудины и облить содержащейся в ней смесью нечистот свое лицо??

Но ведь даже купаться в ванной, имеющейся в номере гостиницы, даже и в свеженалитой воде, вряд ли кто из нашего покроя людей отважится, принимая в этом случае лишь душ. Что говорить об общественной раковине и затычке?

Но что мы будем кому-то навязывать свои традиции? У каждой нации они свои. Свои они и в Западной Европе…

Однако ж вскрываемая нами болезнь заграницы основывается не только на грязи телесной. Ведь жители некогда уничтоженных городов древнего Ханаана, Содома и

Гоморры, имели полный набор нами перечисленных «качеств». А история, как известно, повторяется. Вот что о половой ориентации содомитов сообщает апостол Павел:

«…предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам…» [Рим 1, 26–27].

И это именно у них (в Голландии, например) подобного типа «браки» теперь даже узаконены.

Но нам слишком хорошо известны слова Писания, сообщающие о мерах воздаяния за подобное: «…делающие такие дела достойны смерти…» [Рим 1, 32].

И этот приговор загранице вынесен не нами, но Священным Писанием.

А вообще: «С точки зрения православной антропологии, Запад уже полностью заселен нелюдями, забесовленной биомассой. Вести переговоры с этой злой и коварной стороной (неслучайно она борется за действительно отсутствующие у нее “права человека”), как будто ты имеешь дело с людьми, по меньшей мере, неразумно. Вступая в контакт с Западом, надо помнить: перед тобой носители лжи и смерти, существа уже нечеловеческие» [18, с. 28].

И вот полное подтверждение давно вышедшей за рамки изличимости болезни Запада:

«В 1977 году американский журнал “Parents” (“Родители”) провел опрос 7700 родителей из США и Канады, чтобы узнать о жизненных ценностях американской семьи, чему бы они хотели научить своего ребенка. Любопытно, Читатель, а как бы ответили Вы, если дело касается Вашего сына или дочери?

…Не беремся предсказать наверняка, но, скорее всего, в число приоритетных попадут честность, порядочность, верность в дружбе, умение любить и честно трудиться…

А тепрерь посмотрим, что ответили американцы. На четвертом (!) месте по важности, после понимания во всем своей пользы (?1), осознания важности учебы для будущей карьеры (?2) и полового воспитания (?3) находится терпимое отношение к сексуальным меньшинствам. То есть снисходительное отношение к содомитам…» [168, с. 111–112].

Так что о просто подавляющем большинстве американцев сказано:

«…делающие такие дела достойны смерти…» [Рим 1, 32].

Такова серьезная разница в менталитете русском, который застал Петр при узурпации им государственной власти в стране, и менталитете заграницы. Того, который у него самого, весьма странным образом, был буквально в крови, и который он со столь присущей ему бешеной энергией насильственными методами пытался привить русским.

И хоть нас сломать ему все-таки и не удалось, но набранную им самим по злачным местам братию, образовавшую некую прослойку общества, он переделал в иноземцев достаточно быстро и достаточно успешно.

Вот теперь и разберем вопрос о созданном Петром некоем творении, которое и помогло ему наворотить столь удивительных пресловутых «славных дел».

Друзья, товарищи и сыны

«Петр I открыл двери инородчине и безпощадно ломал наши древние учреждения…» [69, с. 331].

Но он, что теперь выясняется, вовсе не являлся в этом вопросе первооткрывателем. Ведь еще Лжедмитрий I учредил ту самую форму управления, которая приписывается пресловутому «гению Петра»: «Дмитрий преобразовал боярскую Думу и назвал ее сенатом» [51, с. 308].

Так что Петр моду на иноземный порядок управления в нашей стране лишь повторил. Но это и понятно: моды никогда обычно и не являются плодом чьего-либо изобретения, но лишь повторением чего-то уже бывшего, пусть старого и хорошо забытого.

А вот что еще роднит Петра с самозванцем, словно детей одной матери: «Царь, забывая свой сан, работал вместе с другими…» [51, с. 309].

Тут даже и не определишь, о ком эти строки написаны. Многие решат, что о Петре. Однако Костомаров имел в виду не Петра, а его на посту самозванства предшественника. То есть и шутовство с «надувным бревнышком» Ленина, и молот в руках Петра роднят этих антихристов с самым еще первым из самозванцев – Лжедмитрием.

Но и «открыл двери инородчине» впервые вовсе не Петр, а все тот же его предшественник Лжедмитрий:

«Он постоянно приглашал к себе иноземцев и составил около себя стражу из французов и немцев… Дмитрий резко говорил о превосходстве западных европейцев перед русскими, надсмехался над русскими предрассудками, наряжался в иноземное платье, даже умышленно старался показывать, что презирает русские обычаи» [51, с. 311].

«Объявлена была война старой житейской обрядности. Царь собственным примером открыл эту борьбу, как поступил впоследствии и Петр Великий, но названый Димитрий поступал без того принуждения, с которым соединялись преобразовательные стремления последнего. Царь Димитрий одевался в иноземное платье, царь танцевал, тогда как всякий знатный родовитый человек Московской Руси почел бы для себя такое развлечение крайним унижением… Царь Димитрий безпрестанно порицал русское невежество, выхвалял перед русскими превосходство иноземного образования» [51, с. 336].

Петр, как видим, его во всем вышеперечисленном лишь копировал.

Но копировал прилежно. А потому правящий слой при нем и отошел от отеческих патриархальных устоев. И как он мог не отойти? Ведь реформы Петра на месте не стояли. И тот, кто осмелился бы им оказать хоть самое минимальное сопротивление, очень сильно рисковал своим здоровьем. И о таковых мы не слишком наслышаны, потому как любое противодействие заканчивалось всегда одинаково: смертью. А реформы были предприняты Петром очень кардинальные, и у создаваемой им прослойки общества не было ни малейшего шанса оставаться русской. Для умерщвления веры он придумал ерничество над Православием – «всешутейший собор»; для искоренения остатков целомудрия – ассамблеи; для воспитания себе подобных монстров – обязательное участие своих «птенцов» в пытках и казнях всех нежелающих подчиниться его железному диктату. Была придумана и стратегия для умерщвления каких-либо зачатков совестливости – полная безконтрольность в финансовых операциях, что привело к воровству в не бывалых до той поры размерах и масштабах.

А разворовывать было что: «По описанию венецианца Иосафато Барбаро, зимою привозят в Москву такое множество быков, свиней и других животных, совсем уже ободранных и замороженных, что за один раз можно купить до двухсот штук… Изобилие в хлебе и мясе так здесь велико, что говядину продают не на вес, а по глазомеру» [92, с. 458–459].

Вот еще сведения иностранцев о сказочно богатой допетровской Московии: «“Русские продают огромное количество коровьего и свиного мяса… Сотню кур отдают за дукат; за эту же цену сорок уток…

Ежедневно на льду реки (Москвы) находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров. В течение всей зимы эти товары не иссякают”[7]7
  А.Канторини. Рассказ о путешествии в Москву. XV в.


[Закрыть] …

“…я купил в дороге при моем отъезде ягненка такого большого, как баран у нас во Франции, за 10 деннингов”[8]8
  Ж. Маржерет. Состояние Российской империи и Великого княжества Московии. К. XVI – н. XVII вв.


[Закрыть] …

“Конопля и лен в большом количестве, вследствие чего полотно в России очень дешево”[9]9
  А. Олеарий. Описание путешествия в Московию.


[Закрыть] …

“В Москве такое изобилие всех вещей, необходимых для жизни, удобства и роскоши, да еще покупаемых по сходной цене, что ей нечего завидовать никакой стране в мире, хотя бы и с лучшим климатом, с плодороднейшими пашнями, обильными земными недрами”[10]10
  А. фон Мейерберг. Путешествие в Московию… XVII в.


[Закрыть]…» [64, с. 74–77].

То есть, что красть было. И крали. Алексашка Меншиков, например, перевел только в одни английские банки около пяти миллионов рублей, что в среднем составляло бюджет всей Российской империи!

«За Меншиковым следовали и другие. Но не только “птенцы”, а и всякие более меньшие птенчики. “Финансовое доверие” было организовано так прочно, что в начале Северной войны понадобился указ, запрещавший деньги “в землю хоронить” – не всем же был доступен английский банк, хоронили и в землю. У каких-то Шустовых на Оке нашли по доносу 700 000 рублей золота и серебра. Сколько было таких Меншиковых, которые сплавляли за границу сворованные деньги, и таких Шустовых, которые прятали свои деньги от меншиковского воровства, а воровство развилось совершенно небывалое! М. Алданов в своих романах “Заговор” и “Чертов мост” рисует как нечто само собою разумеющееся переправку чиновных капиталов в амстердамские банки. Речь идет о конце екатерининской эпохи. Надо полагать, что эта традиция далеко пережила и Екатерину» [126, с. 457].

Давайте-ка теперь и обсудим, что же это такое в нашей процветающей великой православной стране вдруг произошло, что какой-то безродный проходимец умудряется единолично украсть годовой ее бюджет?!

И он, к тому же, как выясняется, вовсе не одинок: у каких-то Шустовых, в истории вообще никакого следа не оставивших, находят сумму денег, эквивалентную полумиллионному стаду коров! А сколько таких Шустовых по стране?..

И все эти Чичиковы с Коробочками, да Плюшкины с Собакевичами аж до гоголевских романов в удивительнейшей своей с петровских времен неизменности дожили отнюдь не случайно!

Так что же это за племя такое незнакомое? Почему простому русскому постсоветскому человеку столь удивительны их повадки?

Говорят, что эти люди государство российское строили.

Это кто же строил-то, позвольте? Это Плюшкин, что ли, страну нам создал, заменив экономику экономией, с успехом повыковыряв все до единой козявки из рюмки с коньяком? Или, может, нам ее Чичиков из-под Коробочки со двора чужого увел, словно конокрад лошадь?

Ну уж нет. Такие люди строить не умеют.

Зато они распрекрасно умеют воровать и комбинировать.

«“За Петром могли пойти только нерусские оппортунисты, безпринципные карьеристы, гонящиеся за наживой… <То, что у> Петра не нашлось достойных преемников, было вовсе не случайно: действительно – достойные русские люди и не могли примкнуть к Петру”»[11]11
  Трубецкой Н., 1920-е.


[Закрыть] [46, с. 155–156].

П.Н.Милюков признает, что попытка европеизации России была достигнута «… “ценой разорения страны”[12]12
  Струмилин С.Г. Петровская эпоха и экономика России. М., 1959. С. 68.


[Закрыть] … По утверждению Милюкова, тяготы русского крестьянина в это время возросли в три раза» [43, с. 13].

Страна умирала в устроенном «Преобразователем» концлагере, странным образом получившем в наше время эдакое бодренькое наименование – «Россия молодая»:

«Никогда народ не был подавлен такой неслыханной тиранией, как при Петре. До какой степени тяжко приходилось населению, показывают не только опасные бунты, но и общий результат Петрова царствования. Население при нем не возросло, но значительно сократилось…» [69, с. 154].

Но зло всегда порождает имеющийся в природе механизм самоуничтожения всего этого наносного. И практически все «птенцы гнезда Петрова» кончили плохо:

«Любопытно отметить однообразие развития всех этих блестящих карьер: все они неизбежно ведут к падению, в котором над мелкой злобностью и личными счетами как будто утверждается закон какого-то высшего исторического возмездия. Похожие друг на друга, не имеющие ничего заветного и никаких руководящих принципов, кроме честолюбия и своей собственной выгоды, откуда бы они ни явились и по какому бы пути ни пошли, эти люди приходят к одной и той же пропасти» [16, с. 230].

Все это государство, возводимое на костях Московской Руси, и именуемое теперь так называемой «Россией молодой», было основано на ворах. И когда Петр однажды высказал в Сенате свое заветное желание когда-нибудь переловить и физически уничтожить всех расхитителей государственного имущества, то генерал-прокурор Ягужинский, «око государево», ответил фразой, ставшей теперь знаменитой: «Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг и без подданных? Мы все воруем…»[13]13
  Ключевский В.О. Том VIII. «Мысль». М., 1990. С. 383.


[Закрыть]

«“Трагическая судьба всякой революции – в том числе и петровской – заключается в том, что она всегда строится на отбросах… около Петра подбиралась совершеннейшая сволочь, и никакой другой подбор был невозможен вовсе… Петр шарахался от всякого порядочного в России, и все порядочное в России шарахалось от него”[14]14
  Солоневич, 1940-е.


[Закрыть]» [46, с. 142].

По Сеньке и шапка.

Но не только свои доморощенные отбросы коллекционировал Петр, набирая наиболее подлых из них в свои управленческие структуры. Под его руку с большим удовольствием шли и те иностранцы, которые благодаря неразумным распоряжениям предыдущих царствований в большом количестве оказавшиеся у него под рукой – в Кукуевой слободе. Вот как их дружную помощь Петру объясняет корреспондент «Нового времени» М.О. Меньшиков в начале XX в.:

«…Немецкая колония, сложившаяся в Москве еще до Петра, сообразила тогда, что нет нужды завоевывать весь народ – достаточно покорить себе нравственно одного властителя, и вся земля будет лежать у их ног. Замысел почти удавшийся… Может быть, все ужасное, что мы переживали за эти двести лет и переживаем сейчас, могло бы быть объяснено этой старой немецкой интригой» [69, с. 529].

Так как же очутилось это враждебное нам скопище инородцев в самом сердце Святой Руси?

«Что славянам не достает твердости характера, то есть ясно выраженного стиля души, об этом чуть ни в один голос твердят все европейские наблюдатели… многие говорят о славянском добродушии, о славянской мягкости, простоте, безыскусности, возможности без особых церемоний сойтись с человеком и сдружиться с ним. Сдружившись же с русским человеком, очень нетрудно и поэксплуатировать его, приспособить к тому, чтобы он обслуживал вас без большой, а иногда и без всякой требовательности относительно вознаграждения. Это дорогое и прямо-таки золотое свойство русского сердца из европейцев прежде всего открыли немцы и… начали использовать этот источник дохода» [69, с. 531].

А потому: «…Петр, под внушением немецкой колонии, взял да и срыл родную государственность» [69, с. 528].

То есть упростил немцам задачу, приспособив законы своей страны под их аппетиты! Ведь даже «друзья, товарищи и сыны», если они не являлись инородцами, не пользовались такими абсолютными правами, какие при Петре получили представители Запада, имеющие менталитет упырей. И этот факт зафиксирован совершенно четко. Костомаров:

«Петр Великий… установил иностранцам, служащим в русском войске, производить двойное жалованье против природных русских» [51, с. 822].

Церковь Петра

Свт. Афанасий (Сахаров) такими словами характеризует итоги антицерковной политики:

«К великому прискорбию, с печальных времен петровского обмирщения Святой Руси, одурманенные чадом, проникшим с Запада сквозь прорубленное Петром окно, русские люди стали больше глядеть на землю, чем на небо, стали все дальше и дальше уходить от церковного уклада жизни, все больше и больше забывать церковный устав» [21, с. 201].

Публицист «Нового времени» О.М. Меньшиков:

«Петр Великий и Екатерина II приобщили Россию к неохристианской культуре. Последняя основана на эпохе Возрождения… вследствие этого снова Русская Земля… омрачилась отсталостью и смутами, до сих пор не перестающими терзать Россию» [69, с. 363–364].

И даже «красный Наполеон», Тухачевский, сбежавший из германского плена, нарушив офицерскую клятву чести, считал церковь Петра отнюдь не христианской:

«Вы не понимаете Петра! Это был гигантский грандиозный варвар… он сохранил культ наших старых богов» [28, с. 42].

Тех самых богов, в причастности к которым пришедшей в 1917-м году в России власти пробалтывается этой фразой этот «красный Бонапарт».

А вот и еще мнение о вероисповедании Петра. На этот раз историка:

«…“бог его – вовсе не христианский Бог, а древний языческий… Если был когда-нибудь человек, менее похожий на христианина, то это Петр…” (Мережковский, 1904)» [46, с. 193].

«Сам факт принятия царем Петром титула императора означал принятие языческого догмата о святости государственной власти.

Это языческое обожествление особы императора имело, по существу, антицерковный характер. Из охранителя чистоты и незыблемости православной веры Петр превращался в некое олицетворение самого государства. Вся последующая атрибутика его власти была заимствована из императорского языческого Рима, и печальная судьба этого государства осталась непонятой Петром I и европейскими цивилизаторами. Все, что обнаружило в свое время полную нежизнеспособность в античном мире, теперь реанимировалось и призывалось на бой с Христианской Церковью» [161, 77].

И именно поэтому вся его деятельность была направлена против существовавших в народе обычаев, помогающих русскому человеку оставаться верным своим традициям. Вот один из них:

«…ежели кто не бывает во всю Светлую седмицу Пасхи у утрени, того обливают водою и в реках и прудах купают» [98] (с. 17).

Всю эту неделю, как известно, русский человек не работал. Однако ж не работал именно потому, чтобы в это время имелась возможность ежедневного посещения церковных служб. Однако ж некоторые этот праздник отмечали по-своему, уходя в недельный запой. И таких граждан имелся обычай купать в студеной апрельской/майской водице, дабы отрезвление быстрей пришло.

А потому Петр решил такое «безобразие» запретить:

«И хотя себе простой народ делает все будто на забаву праздничную, однако от той суетной забавы делается не токмо здоровью, но и животу человеческому тщета, ибо оным от невежд купанием в глубинах иногда людей потопляют или разбивают, а сонных и хмельных внезапным облиянием иногда ума лишают» [98, с. 17].

Хорошо лишать ума того, у кого он имеется.

И каков же результат этой его затеи?

Русские люди вовсе позабыли о Светлой седмице и узнают о ней сейчас с большим для себя удивлением.

23 февраля 1722 г. открылось гонение на колокола:

«В всех всероссийского государства монастырях колоколов не делать из казны монастырской, а ежели есть разбитыя, то и тех без повелительного указа из Св. Синода не переделывать и в строение тех колоколов через собирателей – прошаков денег и прочего не собирать, и нигде не просить» [98, с. 18].

Вот такими средствами Петр боролся против атрибута нашей национальной культуры – колокольного звона. И сослаться на нехватку пушек здесь уже нельзя: ко времени издания этого указа война со Швецией была давно закончена!

Однако же русские люди на этот указ ответили жертвою денег на церковь несколько иным способом. На что вновь получили реляцию, ущемляющую Русскую Церковь в правах:

«В Чудовом монастыре продается приходящим людям некакий мед, собственный его чудотворцев называемый; а в церкви Василия Блаженнаго употребляется в продажу некакое масло, и в почтении содержится. И в других монастырях и церквах подобныя той продажи бывают. Такие продажи, яко подозрительныя, весьма пресечь» [98, с. 18].

Петр отнял у церкви уже казалось бы совершенно невозможное – предание земле упокоившихся, устроив свой царский бизнес на любви русского человека к отеческим гробам:

«…из указа о гробах от 15 января 1705 г.: велено было отобрать дубовые гробы по указанной цене, под страхом наказания не приславшим; собранные продавать по цене вчетверо; если принесут покойника в дубовом гробе без указанного ярлыка, допрашивать» [98, с. 7].

Однако ж не только сам Петр, но и практически каждый проходимец имел возможность взять у царя на откуп любую сферу доходной деятельности, отобранную им у законных этой статьи дохода владельцев – клира православных церквей:

«…в 1721 г. церкви была предоставлена исключительная монополия изготовления церковных свечей и торговли ими… однако торговля ими, доставлявшая большую прибыль, продолжалась частными лицами…» [95, с. 556].

Иными словами, эта самая «исключительная монополия», как теперь выясняется, была инспирирована Петром для отъема у Русской Церкви и этой, чуть ли ни последней статьи ее дохода. Ведь продажа свечей в русских храмах это не бизнес, но сбор за работу певчим, служителям, сторожам и т. д. Но это было еще только «славных дел» начало. Для подрыва нормальной работы православных приходов при масонском правительстве Александра I издается вот какого рода издевательское постановление:

«По указу 1708 г. церквам даровано исключительное право на розничную продажу церковных свечей и запрещена продажа их во всех остальных лавках и ярмарках» [95, с. 556].

Иными словами, Русская Церковь теперь лишалась еще и права продажи свечей за пределами своих стен, где теперь, после объявления такой «милости» от царя-масона, полностью и безраздельно хозяйничали барышники, закупившие патент на их изготовление и продажу.

«Странна была церковная политика Петра. С одной стороны, он требовал распространения просвещения, с другой, отнял у духовенства всякую возможность материальную к распространению его» [98, с. 38].

«Петр ликвидировал самостоятельность церкви, учредив Святейший Синод и превратив его в один из государственных департаментов, урезав доходы монастырей» [157, с. 7].

И понятно дело, что после их на государственном уровне ограбления:

«…количество духовных центров сократилось» (там же).

«Как известно, Петр недолюбливал монастырей… Новодевичий он превратил, одно время, в дом для “зазорных младенцев”, т. е. подкидышей. Позднее Преобразователь приказал давать в монастыре приют заслуженным воинам…» [160, 371].

То есть своим «птенчикам» – палачам корсарам, уволенным на покой. И это, чувствуется, для того, чтобы лишить какого бы то ни было покоя обитательниц, между прочим, женского монастыря…

И сила этого кощунственного приказа, судя по сохранившимся документальным свидетельствам, прекрасно сохранила себя и в правления наследующим его делам блудным девкам на русском троне:

«… и еще в 1763 году, в силу этого распоряжения, в монастыре проживало 3 майора, 2 капитана, 4 поручика, как это видно из современной записи» [160, 371].

Так что здесь вполне документально зафиксированы прекрасно проживающими в женском монастыре целых 4 поручика, каждый из которых своим норовом мог вполне собою олицетворять небезызвестного поручика Ржевского.

Таково вероисповедание было и у наследующих петровские кощунства правительниц.

Но все вышеизложенные мероприятия, направленные против русской культуры, Петру казались все еще недостаточными и не столь значительными для полного уничтожения столь ненавистной ему веры – веры русских. Ему хотелось предварить большевиков в деле не просто разорения, но уже и физического уничтожения русского вероисповедания. А потому 28 марта 1722 года им был отдан указ об «упразднении» часовен. Однако же при Петре, даже под страхом смерти, ни у кого не поднялась рука на уничтожение русских святынь.

Зато ровно через двести лет она очень даже поднимется у последователей его «славных дел» – большевиков-ленинцев (Троцких-Ярославских /Бронштейнов-Губельманов/). И теперь становится более понятно, почему революционные вожди с такой пещерной ненавистью накинулись на ворота русских крепостей, вроде бы даже и вовсе не принадлежащих к культовым сооружениям. Оказывается, над каждыми воротами висела икона, у которой и проходили уличные крестные ходы. Потому большевики довершили то, чего за двести лет до них не удалось привести в исполнение Петру. А потому и города наши выглядят сейчас столь куцыми и как две капельки воды похожими друг на друга: русскую культуру убивали целенаправленно, чтобы изгладить из памяти все только лишь ей присущие черты.

Но начали это истребление даже не они, а масонское воинство французов, пришедшее к нам все под тем же красным флагом. Именно оно продолжило эти самые «петровские преобразования» взрыванием наших въездных ворот, где столь любимые и почитаемые народом иконы стали предметом святотатства, совершаемого революционным воинством Наполеона.

А вот с чего началось формирование петровских полицейских полков, называемых им армией. В своих войсках, уже изначально бутафорских, Петр запретил пост. То есть армия его от турецкой отличалась теперь одним лишь своим названием, так как вся сила духа русского воина была сведена на нет. Вместо защитников Отечества эти войска, разодетые Петром в иноземные мундиры, представляли собой теперь обыкновенные жандармские части, способные «воевать» лишь на внутреннем фронте.

А на этом фронте антихристианская деятельность велась полным ходом:

«…был издан регламент, в котором изложены были правила относительно религиозного воспитания народа… Руководствуясь этим регламентом, Синод издал постановления против обрядности, крестных ходов, хождения с образами, дорогих окладов на иконах, умножения часовен… число монахов при Петре было очень ограничено… а самые монастыри были по преимуществу обращены в богадельни» [92, с. 784].

Подобное же отношение к Православию прослеживается и в ленинскую революцию:

«“Красная революция” начала XX века размещала в монастырях сумасшедшие дома… (То же повелевал сделать и столь чтимый ныне Петр I)» [19, с. 361].

«Главное зло, и притом для всей России, заключалось здесь в том, что Петр отобрал у монастырей и вообще у Русской Церкви ее имущество… Ясно, что отобрание церковного имущества… является тягчайшим грехом нарушения Божественной заповеди и св. канонов, низводит страшные проклятия и в сей и в будущий век…

…православная вера разрушалась не только реформами Петра, но и личным его поведением. Мы имеем в виду учреждение им так называемого “Всешутейшего и всепьянейшего синода”, в котором он кощунственно и открыто перед русскими людьми высмеивал иерархические степени до патриарха включительно и в котором сам участвовал, принявши на себя должность протодиакона…» [92, с. 784].

«За первое десятилетие, – говорит Л.А. Тихомиров, – после учреждения Синода большая часть русских епископов побывала в тюрьмах, были расстригаемы, биты кнутом… В истории Константинопольской Церкви после турецкого завоевания мы не находим ни одного периода такого разгрома епископов и такой безцеремонности в отношении церковного имущества» [92] (с. 785).

Выходит, что даже басурмане, открытые враги Православия, в завоеванной и покоренной ими стране не позволили себе по отношению к чуждому им Богу того, что позволил себе царь Петр к Богу «своему» в кровно и наследственно (по официальной версии) принадлежащей ему державе! Подобного не помнят и столетия татаро-монгольского пленения, когда Святая Русь находилась поистине на волосок от полной и окончательной своей погибели.

«Но и этим не исчерпывалось зло, которое причинил Петр России, – продолжает свое повествование архиепископ Серафим (Соболев). – Петр отнял у церкви имущество. В силу этого, просвещение русского народа не было в ведении церкви, распространялось не на исконных исторических началах нашей православной веры, но с XIX столетия даже внедряло отрицательное отношение к вере и потому в себе носило гибель России.

Церковные иерархи так же были полностью заменены западными, которые и помогали коверкать устои русской православной государственности столь удивительнейше дружно» [92].

«Среди малороссийских иерархов было много людей покладистых и готовых услужить. Петр и воспользовался ими. С этого времени все руководящие места в церковной иерархии занимали только малороссы – вплоть до второй половины царствования Екатерины II.

Начался погром Русской Церкви» [161, с 181].

Разберем характеристики на самых значительных из них:

«Феодосий Яновский родом был из малороссийской шляхты. Что-то темное тяготеет под первыми годами его монашества. Он оклеветал перед патриархом Симоновского архимандрита, его постригшего… Феодосий назначен был “администратором дел духовных” – то было временное управление церковное, в ожидании Синода…

…Царевич Алексей Петрович выражался: “Разве-де за то его батюшка любит, что он вносит в народ лютеранские обычаи и разрешает на вся”» [98, с. 61, 62].

То есть, на исповеди отпускает практически любые грехи.

«Между тем, Феодосий вошел в такой фавор, что значение его стало выше всех архиереев. При таких обстоятельствах он не забыл нисколько себя и умел выпрашивать материальные блага не только себе, но и своим родным…

…кляузник, заносчивый, неуживчивый, он путался в чужие дела…

Но Петр приказал поставить его архиепископом Новгородским, а когда основан был Св. Синод, сделал его первым его вице-президентом» [98, с. 62–63].

Однако же верхушка петровского духовенства и после смерти самого монарха кусала и жалила другу дружку не менее ожесточенно, нежели скорпионы в банке. И конфликт с Феофаном Прокоповичем для Феодосия закончился весьма плачевно:

«…Феофан явился к императрице, сделал донос на Феодосия.