Электронная библиотека » Алексей Новиков-Прибой » » онлайн чтение - страница 42

Текст книги "Цусима"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 17:17


Автор книги: Алексей Новиков-Прибой


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 42 (всего у книги 64 страниц)

Шрифт:
- 100% +
13. Правда, которой не хотелось верить

Меня все время интересовал вопрос: в чем же заключалось преимущество японцев? Что они маневрировали лучше нашего и, пользуясь быстрым ходом, занимали для своей эскадры наиболее выгодное положение, что они метко стреляли и что снаряды их хотя и не пробивали брони, но сжигали русские суда и производили потрясающее впечатление на психику людей, – об этом мы как очевидцы узнали 14 мая во время генерального сражения. А еще что?

Я осматривал броненосец «Асахи». На нем не было той излишней роскоши, которая обременяла наши суда, ослабляя их боевое значение. У японцев все было устроено просто, без всяких затей, без деревянных надстроек на верхней палубе. Поэтому во время боевой тревоги на броненосце не нужно было ничего ни убирать, ни складывать, ни прятать, а это давало возможность ускорить изготовление его к бою. За счет уменьшения офицерских кают он увеличил свою артиллерию двумя шестидюймовыми орудиями. Бросалось в глаза особое устройство боевой рубки: прорези ее, в противоположность нашим, были узки и лучше обеспечивали безопасность находившихся в ней людей и сохранность приборов. Каждая орудийная башня, каждый каземат имели свой дальномер. Орудийные амбразуры так хорошо были защищены, что внутрь башни не мог проникнуть даже маленький осколок.

Вместе с товарищами я три дня прожил на броненосце «Асахи». Конечно, многое из того, что я наблюдал, было бы для меня непонятным, если бы не помогли некоторые японские матросы, говорившие по-русски. В особенности сдружился с нами один из них – комендор-наводчик. До военной службы он много лет жил в русских городах, работал в прачечных. Назовем его условно Ятсуда.

У нас на «Орле» команда делилась на две вахты, вахта – на два отделения. Каждое такое отделение представляло собою роту, возглавляемую обязательно строевым офицером. Наша рота составлялась из матросов разных специальностей. Поэтому у нас ротный командир не знал в лицо многих из своих подчиненных, если они не принадлежали к числу строевых. Обязанности его сводились лишь к выдаче им жалованья. Не так обстояло дело на японском корабле. Там каждая часть команды определенной специальности образует собою роту и во главе ее стоит соответствующий специалист из офицеров: инженер-механик, штурман, минный офицер, артиллерийский офицер, даже врач. Такое подразделение команды дает возможность ротному командиру следить не только за вверенной ему материальной частью, но и за исполнением подчиненными своих обязанностей. Он должен знать личные качества каждого из них, давать им оценку и продвигать по службе наиболее прилежных, развитых и способных матросов.

Как-то вечером мне удалось еще кое-что узнать о японском флоте. Командир «Аса-хи», капитан 1-го ранга Номото, только что обошел судовые отделения. С заходом солнца потушили на корабле все внешние огни. И хотя японцам никто теперь не угрожал, все их орудия были наготове: у каждого из них дежурила прислуга. В 7 часов 30 минут раздали койки. Матросы, не занятые вахтой, стали свободны и могли заниматься своими личными делами.

На баке, вокруг кадки с тлеющим фитилем, от которого можно было прикуривать, расположились японские и русские матросы. Здесь же находился и я вместе с боцманом Воеводиным и кочегаром Баклановым. Пахло морем. На лице ощущалось легкое дыхание ветра. На горизонте, угасая, пенился закат. Золотисто отсвечивало море. Против меня сидел на корточках комендор-наводчик Ятсуда и, покуривая маленькую медную трубку «чези», вмещавшую в себе табаку лишь на две-три затяжки, загадочно прикрыл ресницами свои черные восточные глаза. Разговорились с ним о военной службе. Он крайне был удивлен, когда узнал от нас, что русские моряки обычно находятся в плавании не больше четырех месяцев, а остальное время года живут на берегу, в казармах.

– Нет, у нас не так, – заговорил Ятсуда. – Мы постоянно живем на кораблях и плаваем почти круглый год. Мы проходим большую практику.

Боцман Воеводин спросил:

– А кого берут у вас во флот?

Оказалось, что на японских кораблях лишь половина команды отбывает службу по воинской повинности, находясь во флоте четыре года и в запасе восемь лет. Остальные были добровольцами. Срок действительной службы для них установлен восемь лет и четыре года в запасе. Охотнее всего идут во флот те, которые и до военной службы находились либо в каботажном плавании, либо на рыбных промыслах. Из добровольцев вырабатываются лучшие специалисты.

В японском флоте лучших наводчиков всячески стараются оставить на сверхсрочной службе, привлекая их приличным жалованьем: от них главным образом зависит успех артиллерийского боя. Не менее разумно поступали японцы и в другом: самых выдающихся комендоров они собрали со всего флота и распределили их по кораблям главных сил. Поэтому броненосцы и броненосные крейсеры противника лучше стреляют, чем его подсобные суда. А у нас даже на новейших кораблях 2-й эскадры, которые должны были иметь решающее значение в бою, орудия обслуживались новобранцами и запасными. Русское морское командование не догадалось заменить их наиболее опытными комендорами Черноморского флота, который тогда далеко оставался в стороне от театра военных действий. Ведь одно только это мероприятие могло бы значительно ослабить успех противника.

Но от Ятсуда же узнали мы и другое, что нас особенно поразило. В японскую армию и во флот не так уж все охотно рвутся, как это казалось со стороны. Некоторые потомки самураев пускаются на всевозможные хитрости, лишь бы уклониться от военной службы. Страх перед войной заставляет их калечить себя. Конечно, за такие поступки, если они вскрываются, закон строго карает виновных. Но все-таки симулянты не переводятся. Иногда солдаты прибегают к анекдотическим средствам, чтобы искусственно заболеть и одурачить военных врачей. Существует, например, поверье, что для этого будто бы достаточно съесть хвост ехидны, сваренный в ее крови.

– Вы, как хороший наводчик, вероятно, останетесь на сверхсрочной службе, – сказал я, обращаясь к Ятсуда.

– Не останусь. Надоело служить. Я опять хочу поехать в Россию.

– Зачем?

– Я изобрел новый способ крахмалить воротнички. Секрет. Мне будут платить хорошие деньги.

Я смотрел на него и думал: может быть, от его удачного выстрела погиб какой-нибудь наш корабль с сотнями людей. А теперь передо мною сидел маленький человек, выкуривал свою «чези» и снова ее набивал табаком, – сидел с невинной улыбкой на плоском лице. Темные глаза задумчиво устремились в меркнущую даль. Он жил своей мечтой, не имевшей никакого отношения к войне.

Поздним утром 17 мая командир «Асахи», капитан 1-го ранга Номото, вызвал к себе в каюту боцмана Воеводина. В каюте он был встречен словами:

– Здравствуйте, боцман.

Воеводин, услышав русскую речь, удивленно посмотрел на командира, спокойно сидевшего за письменным столом, и не сразу ответил:

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие.

– Ну, как вы чувствует себя у нас на корабле? – спросил командир, подбирая русские слова.

– Хорошо.

– Пищей довольны?

– Так точно, ваше высокоблагородие. Одно только плохо – ложек нет. А палочками мы не привыкли действовать. Приходится кушать рис горстью.

Номото, не сводя с боцмана щупающего взгляда, сдержанно заулыбался.


Эскадренный броненосец «Князь Суворов» под огнём японского флота (худож. А. Ю. Заикин)


– Ничего не поделаешь. Мы не знали, что русские попадут к нам в плен. На берегу дадим вам ложки.

Боцман почувствовал себя уязвленным. Номото начал осведомляться у него, сколько человек было на «Орле» убито, сколько ранено. Полагая, что сейчас последуют расспросы о более секретных делах, Воеводин насторожился. Но тот ограничился только этим и сам сообщил:

– Сегодня вашего командира Юнга похоронили в море.

– Он был смертельно ранен, ваше высокоблагородие.

– Хороший был командир?

– Отличный. Команда очень любила его.

Номото, опустив глаза, на минуту задумался, словно что-то вспоминая, и тихо промолвил:

– Да, я знал Юнга. Хороший был человек. Очень жаль, что он погиб.

– Осмелюсь доложить вам, ваше высокоблагородие, что если бы наш командир Юнг не был смертельно ранен, то вам все равно не удалось бы с ним встретиться.

– Почему?

– Судя по его характеру, он не сдался бы вам в плен. Он утопил бы свой броненосец и сам погиб бы вместе с ним. Решительный был человек.

Наступило неловкое молчание.

Пожилое лицо Номото сразу стало строгим. Косясь, он жестко посмотрел на боцмана, словно кот, у которого хотят отнять пойманную им жертву, и сухо приказал:

– Идите.

– Есть.

Воеводин свой разговор с Номото сейчас же передал мне. И мы долго ломали голову над тем, откуда японский командир знает Юнга. Я слышал от своих офицеров, что он был женат на японке и даже имел от нее сына. Не на этой ли почве наш командир познакомился с Номото?[27]27
  Все письма нашего командира, которые он посылал с пути своей родной сестре, Софии Викторовне Востросаблиной, дышали безнадежностью. Он не верил в успех похода 2-й эскадры. Но в одном из них, датированном 5 января 1905 года, он написал в шутливом тоне: «Наш бывший морской агент Иван Иванович Номото, которого ты видела у меня на «Славянке», теперь командует крейсером и сражается против нас. Вот было бы недурно этого шельмеца забрать в плен…» Юнг ошибся: капитан 1-го ранга Номото командовал не крейсером, а броненосцем «Асахи». И нужно было так случиться, что Николай Викторович сам попал в плен, попал вместе со своим судном именно к Номото.


[Закрыть]

Когда показались японские берега, к нам подошел наводчик Ятсуда и, улыбаясь, ошарашил нас новостью:

– Ваш адмирал Рожественский попал в плен. Штаб его тоже в плену.

Мы впились в японца глазами:

– Как, при каких обстоятельствах?

Но Ятсуда вместо ответа сказал:

– Теперь скоро кончится война.

Он не стал с нами больше разговаривать и, сославшись на то, что ему некогда, убежал в нижнее помещение корабля.

Эта новость моментально облетела русских матросов, но никто ей не поверил. Возбужденно загалдели:

– Брешет азиат!

– Что Рожественский был дураком – мы все знаем. Но чтобы такой свирепый человек в плен сдался – никогда не поверю этому.

– Да если бы ему пришлось тонуть, так все равно он угрожал бы адмиралу Того кулаком.

– Не командующий, а угар. Рожественского японцы могли взять только мертвым.

В полдень, перед тем как пойти в военный порт Майдзуру, нас, пленных, согнали в носовые кубрики, и вскоре мы услышали грохот отданного якоря. Перед нами открывались страницы новой жизни. Но все это, как и сдача кораблей, случилось только потому, что адмирал Небогатов подчинился приказу командующего эскадрой и пошел по курсу норд-ост 23°[28]28
  Если бы остатки русской эскадры после дневного боя 14 мая не стремились прорваться на север, то значительно уменьшилось бы торжество противника. Об этом любопытные строки имеются в книге «Великое сражение Японского моря», перевод В. Л. Семенова, изд. Вольфа, 1911 г., стр. 29–30:
  «План действия на 28-е (15-е) был приблизительно тот же, что и для предыдущего дня…»
  «Счастье благоприятствовало нашим разведчикам, и скоро стали получаться известия, что там-то одно судно, там-то два, а там-то несколько идут вместе, так что военные действия, обещавшие быть такой тяжелой работой, на самом деле оказались очень легким делом…»
  «Наша эскадра ожидала движения подходившего неприятеля, который как бы сам шел в поставленные нами для него сети…»


[Закрыть]
.

Часть третья. Главная опора его величества
1. Представительное ничтожество

Миноносцы «Бедовый» и «Буйный» издали походили друг на друга, как два близнеца, – оба черные, четырехтрубные, водоизмещением в триста пятьдесят тонн каждый. В день сражения, 14 мая, судьба столкнула их вместе, но перепутала их роли. А это привело к тому, что драма, разыгравшаяся в водах Японского моря, переплелась под конец с фарсом.

Командовал «Бедовым» капитан 2-го ранга Николай Васильевич Баранов. Ему не хватало до пятидесяти лет лишь одного года, но благодаря своему цветущему здоровью он выглядел гораздо моложе. Это был офицер гвардейского экипажа с лихой военной выправкой. Большая атласная борода, раздвоенная внизу, вьющиеся, откинутые назад волосы, круглые глаза, покатый лоб, упрямо раздувающиеся ноздри – все это великолепно гармонировало с его высоким ростом и широкими плечами. При встречах с высшим начальством редко кто мог отдать рапорт так умело и так картинно. Глядя на него со стороны, нельзя было усомниться в решимости его характера: да, такой командир не растеряется ни при каких обстоятельствах!

Адмирал Рожественский был о нем самого высокого мнения. Под руководством такого командира «Бедовый» всегда щеголял «фартовым» внешне-смотровым видом и удостаивался непрерывных похвал начальника эскадры. Этот миноносец вместе с командиром ставился постоянно в особый пример остальным миноносцам. Недаром «Бедовый» был прикомандирован к флагманскому кораблю «Князь Суворов» для посыльной службы; кроме того, приказом по эскадре он получил назначение – во время сражения с японцами следить за флагманским броненосцем и в случае его выхода из строя спасти с него адмирала и штаб.

Но те, кто знал Баранова ближе, кто служил под его началом, расценивали его совсем по-иному.

Морского училища Баранов не кончил, а был произведен в мичманы из юнкеров флота уже в солидном возрасте. Он не имел специальных знаний. Пушки, мины и разные сложные приборы на корабле были для него магией. Для того чтобы иметь возможность взять в командование миноносец «Бедовый», он, будучи в чине капитана 2-го ранга, целую зиму брал уроки штурманского дела у полковника Филипповского. Он не читал книг и не знал даже имен русских классиков; на всякое чтение смотрел как на вредную для офицеров революционную заразу.

Баранов был человек богатый: имел собственный каменный дом в центре Петербурга и дачу в Сестрорецке. Однако, несмотря на большие личные средства, скупость его не знала границ. На якорной стоянке миноносца в Порт-Саиде офицеры дюжинами покупали белые кители с брюками, платя за пару только пять франков. Баранов, находя такую цену слишком дорогой, ничего не купил. Зато он приобрел двадцать тысяч отвратительных абиссинских папирос, которые стоили четыре франка за тысячу. В походе через тропики он из экономии ходил в черном платье. Это был прирожденный маклак, который торговался со всеми из-за грошей. Для всех его подчиненных самым неприятным делом было – денежные расчеты с ним. Он мог целыми часами оспаривать какую-нибудь копейку и вгонял в пот матросов. Если кто-либо забывал взять от него расписку, выданную под аванс, то она погашалась вторично. Таким образом с мичмана Г. В. Лемишевского он дважды получил двадцать пять рублей. Однажды Баранов отказался дать денег на стол, заявив лейтенанту Вечеслову, что таковые он уже уплатил, и, не смущаясь, не моргнув глазом, начал уверять:

– Неужели вы забыли? Ведь я же отлично помню, как было дело. Вы сидели вот здесь, а я там. Вы еще сказали при этом: какие новенькие деньги, даже жалко их тратить…

Около острова Крит произошел случай, надолго оставшийся в памяти офицеров и матросов. «Бедовый» тогда ходил в паре с миноносцем «Безупречный». Единственная шлюпка с этого миноносца, шедшая по рейду, вследствие перегруженности опрокинулась, и люди начали тонуть. С «Безупречного» обратились к Баранову за помощью, но он категорически отказался спустить свою шлюпку. Погибло девять человек. Это всех возмутило. А мичман Лемишевский, вопреки дисциплине, заявил своему командиру:

– Вы нарушили товарищескую морскую этику. Меня поражает сухость и черствость вашей души. Я скажу вам больше: я вас не считаю порядочным человеком.

Баранов на это только пожал плечами и высокомерно отвернулся.

На миноносце он вставал в двенадцать часов дня. Судовые офицеры не получали от него никаких указаний ни в отношении судовых работ, ни в отношении расписаний и производства учений. За полтора года «Бедовый» лишь один раз произвел учебно-боевую стрельбу на Бизертском озере – артиллерийскую и минную. Поэтому как боевая единица миноносец никуда не годился. Но Баранова это ничуть не смущало. Выходя на палубу, он зычно кричал на своих подчиненных:

– Я требую, чтобы мое судно блестело, как царская яхта!

Он был на редкость ленив, ничего не делал и все-таки сокрушенно жаловался в кают-компании своим же офицерам:

– Я один, помощников у меня нет.

Управлял кораблем Баранов плохо. Швартовка миноносца длилась у него минут двадцать-тридцать. Морского глазомера у него не было вовсе.

Чем же все-таки интересовался этот тупой и ограниченный человек? Карьерой, самой простой наживой и, как это ни странно, разными изобретениями. Он что-то выдумывал и чем-то хотел удивить мир. Разговорами на тему об изобретениях он изводил своих офицеров.

Однажды он вдохновенно сказал:

– Я верю, что люди со временем изобретут прибор для брачного сожительства на расстоянии.

На «Бедовом» не было ни одного человека, который относился бы к своему командиру без затаенной ненависти.

Офицеры о нем отзывались:

– Ему бы только командовать портовым буксиром, а не боевым кораблем.

– А я не дождусь того времени, когда избавлюсь из-под власти этого мошенника, позорящего офицерский мундир.

Еще хуже жилось матросам. Для них был создан каторжный режим. Обладавший большой физической силой, Баранов избивал их до крови; под ударами его кулака многие валились на палубу. Жаловаться было некуда и некому, и только между собой делились они горечью своей жизни:

– Разве это – его высокоблагородие? Нет! Это – его высокоподлородие!

– Адмиральский подхалим. Только скажи ему Рожественский, что, мол, щетки нет, сапоги нечем вычистить, так Баранов сейчас же бросится к нему в ноги и своей бородой вычистит ему сапоги.

Вообще, то был человек жестокий, нечестный, без принципов, без чувства долга, лишенный даже намека на какое-либо благородство. Как же все-таки этот офицер держался во флоте? Как терпела его та среда, в которой он вращался? Каким образом он мог плавать целых два года в качестве старшего офицера на царской яхте «Полярная звезда»? Но такие офицеры не редки были во флоте. Поэтому Баранова не только не гнали из морского ведомства, но, наоборот, награждали: он имел пять русских и семь иностранных орденов, в том числе один японский – орден Восходящего солнца.

На броненосце «Александр III» плавал его сын, мичман Баранов, высокий и худощавый юноша, со стыдливым румянцем на безусом лице, с наивно-ясными глазами. Для него, только что вырвавшегося из желтых стен морского кадетского корпуса, жизнь была расцвечена в яркие краски заманчивых надежд. Но при встрече с отцом он становился грустным. Однажды, завтракая в кают-компании миноносца, он обратился к офицерам с вопросом:

– За что здесь так не любят моего отца?

Офицеры переглянулись между собой, но ничего не сказали. «Бедовый» с Барановым-отцом благополучно добрался до Цусимского пролива. Адмирал Рожественский за все это время продолжал смотреть на Баранова как на образцового командира. И только 14 мая, в день сражения с японцами, командующему пришлось жестоко разочароваться в своем любимце.

Флагманский броненосец «Князь Суворов», находясь во главе эскадры, выстроившейся в боевую кильватерную колонну, первый открыл стрельбу по неприятелю левым бортом. Но сейчас же сам подвергся ураганному огню противника. В это время, согласно боевому приказу, миноносец «Бедовый» вместе с репетичным крейсером «Жемчуг» находился на правом траверзе флагманского корабля, в четырех кабельтовых от него.

Пока не угрожала опасность, Баранов стоял на мостике, гордо держа голову и бросая по сторонам орлиные взгляды. Пятибальный ветер играл его атласной бородой, рассыпая русые волосы по широким плечам или сдувая их в сторону. Но первый же столб воды, вздыбившийся недалеко от борта миноносца, заставил командира съежиться. Подняв плечи до самых ушей, он направил «Бедового» дальше от эскадры, туда, куда не долетали неприятельские снаряды.

Погибал броненосец «Ослябя» – первая жертва Цусимского боя. В этот момент «Бедовый» случайно проходил близко от него. Было видно, как с броненосца люди прыгали в море. Вместо того чтобы оказать им помощь, Баранов развернул свой миноносец и полным ходом направил его прочь от «Осляби». Такой поступок вызвал протест со стороны офицеров и нижних чинов. На миноносце послышался глухой ропот. А некоторые, не утерпев, начали громко выкрикивать:

– Почему не спасаем погибающих?

– А если с нами так случится?

– Врагам и то оказывают помощь…

На этот раз Баранов не посмел не послушать своих подчиненных. Прошлось повернуть миноносец обратно. Но было уже поздно: «Ослябя» исчез с поверхности, и людей с него подбирали другие миноносцы – «Буйный» и «Бравый», которые, несмотря на то что были от гибнущего корабля дальше, чем «Бедовый», появились на месте раньше него. Правда, несколько человек все-таки можно было бы выловить, но неприятель открыл огонь по миноносцам, и «Бедовый», не долго раздумывая, отошел опять в безопасную сторону. На него не подобрали ни одного человека. Но это мало тревожило Баранова. Он даже как будто обрадовался и, желая успокоить других, заговорил:

– Как жаль, что мы опоздали! Впрочем, набрать таких мокрых и грязных гостей – для нас не очень большое удовольствие. Они бы выжили нас из помещений.

Позднее вышел из строя броненосец «Александр III». Баранов, умышленно считая его за «Суворова», направил «Бедового» к нему. Сблизившись с ним настолько, что можно было переговариваться, командир миноносца начал кричать:

– На «Александре»! Можно ли вызвать мичмана Баранова? Передайте ему, что его хочет видеть отец.

Ему никто ничего не ответил. Броненосец, изрешеченный, с развороченными внутренностями, с разбитыми верхними частями, был весь в огне. Люди тушили пожар.

Баранов приказал переспросить о судьбе своего сына по семафору. И на этот раз ответа не получил. Вокруг начали падать снаряды. На «Бедовом» раздались недовольные голоса:

– С «Осляби» никого не спасли, а тут зря рискуем жизнью.

Миноносец полным ходом направился к вспомогательным крейсерам. Впервые командир предстал перед подчиненными таким удрученным. Он как-то сразу потерял твердость, обмяк, круглые глаза покраснели. Безнадежно он оглядывался назад, на пылающий броненосец, где остался его родной сын, обреченный на смерть.

За все время дневного боя «Бедовый» ни одного раза не подошел к флагманскому кораблю. Он не сделал ни одного выстрела, не выпустил ни одной мины, зато и сам не получил никаких повреждений.

Вечером «Бедовый» вместе с миноносцем «Грозный» присоединился к крейсеру «Дмитрий Донской» и пошел за ним. Наступила ночь. Вблизи и где-то далеко слышались раскаты орудийных выстрелов. Строчили пространство пулеметы, резали тьму световые полосы прожекторов. Три судна двигались вместе. «Бедовый» держался на правой раковине крейсера. Командир Баранов наказывал своим подчиненным:

– Как свой глаз берегите «Донского». Не отставать от него. Это наш защитник.

Неожиданно в трех-четырех кабельтовых смутно обрисовался силуэт какого-то корабля, открывшего огонь по миноносцу.

Баранов завопил:

– Боже мой, да что же это такое делается?!

Это оказался крейсер «Владимир Мономах», принявший свои миноносцы за неприятельские. Однако все обошлось благополучно.

Когда опасность миновала, командир Баранов, успокоившись, начал покрикивать на мостике:

– Ближе, ближе держитесь к «Донскому», чтобы он не спутал нас с японцами!

Остальная часть ночи прошла без приключений.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации