Текст книги "Покойница для куклы"

– Мне все это читать? А заниматься делом когда?

Икол сделал вид, что вот-вот схватится за голову.

– Ты сейчас приступаешь к работе. Ты разве не читала книг об искусстве? Только серфила по пришибленному инету? Здесь много чего можно найти, но тебе нужна одна-единственная книга. Я оставлю тебя здесь. Найди ее сама. Если повезет. Еще запомни: ничего отсюда не выноси.

И он снова растворился в темноте.

Хейдвиг сбросила туфли на шпильках. Библиотеку поглотили тени. Где-то под потолком дул ветер и раскачивалась люстра, позвякивая стеклянными подвесками. Самая низкая полка находилась на расстоянии вытянутой руки. Хейдвиг подпрыгнула, дернула ее за край – и она подалась вперед. Другие полки создали нечто вроде амфитеатра, нужно было только встать ногами на самую низкую и идти вперед, что Хейдвиг и сделала.

Найти нужный фолиант было трудно. Все они были в одинаковых переплетах, одинакового размера и одинаково неподъемно тяжелы. Карабкаясь по полкам, Хейдвиг сама покрылась пылью с головы до ног и чихала каждую минуту, едва удерживая равновесие. Сколько времени она так потратила на поиски неизвестно чего, она не знала. Умаявшись, Хейдвиг села на какую-то полку в самом верхнем ряду, почти под потолком, – и вдруг полка отъехала в сторону, и Хейдвиг едва не свалилась в нишу. Левая рука нащупала что-то маленькое, плоское и квадратное. Наверное, это и была цель ее поисков. Хейдвиг достала из ниши маленькую записную книжку и спустилась на самую нижнюю полку. Она спрыгнула на пол – и полки вернулись в вертикальное положение.

Записная книжка не была какой-то особенной. На каждом шагу такие можно купить. На обложке было полузатертое латинское V. Хейдвиг положила находку на пюпитр и открыла наугад. Отдельные странички тут же разлетелись по полу, и Хейдвиг пришлось потратить уйму времени, потому что увидеть их в темноте было невозможно: так сильно они пожелтели от времени. Брать их пришлось осторожно, потому что бумага могла в любой момент рассыпаться от прикосновения.

Хейдвиг закрыла книжку и оставила ее на пюпитре. При таком освещении она почти ничего не видела. К тому же хотелось не есть – хотелось жрать. В гостиной никого не было. Кухню пришлось искать самостоятельно. Чуть не заблудившись в переплетениях коридоров, Хейдвиг старалась уже ничему не удивляться, – куда-нибудь да попадешь, – когда очередной ход закончился кухней, оборудованной по последнему писку технологической моды. Хейдвиг приготовила омлет с беконом, заварила кофе и позавтракала в тишине. Загрузив посудомойку, она вернулась в библиотеку, почему-то оказавшуюся следующей после кухни. Она надеялась, что там можно будет включить хоть какой-нибудь свет. Как же она ошиблась! Включатель Хейдвиг нащупала на пюпитре, но оказалось, что это была декоративная кнопка. Хейдвиг взяла записную книжку и пошла к себе. Икол говорил о книгах, а не о кусочках бумаги. Тогда его стоит поймать на слове.

Хейдвиг вернулась в спальню, снова заблокировала ее пультом, села на кровать и раскрыла записную книжку. На первой странице было только одно полузатертое слово kuolema. Для Хейдвиг оно ничего не означало – эдакий красивый набор букв. Она перевернула страницу. Полустертые временем чертежи и рисунки частей тела – вот что она увидела. Никакого пояснения на словах не давалось. Хейдвиг пересмотрела наскоро всю книжку. На всех ее страницах было то же самое. Закрыв книжку, Хейдвиг решила вернуть ее в библиотеку. Она незаметно вошла в читалку, положила книжку на пюпитр. Затем она вышла в гостиную и налила себе бренди. Проглотила залпом, обжигая себе горло. Поставила стакан на стол. Да, вот что странно, – она заметила это только сейчас, – в доме не было ни единого телефона. Впрочем, какое это имело значение? Никакого. Сейчас она поедет в город. Ей хочется приключений. Обучение подождет. Насчет прав – да катитесь вы. Что есть, что нет – один хрен. Она и без них водить умеет.

***

Хейдвиг вышла из дома где-то в три утра, на ней были теплая куртка и зимние сапоги. Машина стояла у входа, незакрытая. Ключ торчал в замке зажигания. Задача существенно упростилась. Хейдвиг быстро завела авто и покатила в город на бешеной скорости, несмотря на гололед и дождь. Тормозить практически не приходилось, потому что шоссе было прямым, как ось из учебника геометрии, прочие машины еще не выехали на трассу в такую рань. Внутреннее спокойствие, овладевшее Хейдвиг, подсказывало, что на этот раз ей можно вытворять, все, что угодно, поэтому, оказавшись в предместье, она направила машину к «Noche de Alcazar». Она не бывала там целую вечность с момента последнего скандала с Максом.

Авто мчалось по дороге, давно известной Хейдвиг. Мимо заброшенных и огороженных строений и пустырей. В такое время по этой местности вообще не стоило ходить в одиночку, и обычно в город Хейдвиг возвращалась в шумных компаниях, но сейчас она была на колесах, и поэтому могла ехать, куда угодно. Наконец, показались жилые дома, перемешанные с производственными помещениями. Возле серого обшарпанного двухэтажного дома Хейдвиг припарковала машину и с сожалением покинула ее: по слишком узкому проулку невозможно было даже на велосипеде проехать. И вот она дошла до знакомого спуска в подвал – полусломанные и оббитые кирпичные ступеньки, впрочем, кое-что здесь все же изменилось. Над входом мигала вывеска с надписью «AlcatrazNights», но Хейдвиг совсем не было до этого дела. Название – к чертям, место ведь прежнее. Поэтому она направилась к входу.

Для такого тесного помещения тут было слишком многолюдно. Можно даже было говорить о давке. Впрочем, Хейдвиг давно к этому привыкла. Здесь собирались разные пиплы. Как всегда музыка тут била по ушам, воздух был спертым, в нем витали пот и похоть. Хейдвиг смаковала эти запахи как вновь обретенную свободу, еще миг – и она ушла в отрыв. Такой, словно эта ночь была последней в ее жизни. Прошлой, разумеется. И она хотела провести ее по собственному усмотрению. Она протолкнулась за свободный столик, который только что освободила компания фриков, и заказала себе крепкий коктейль.

– Фига себе, Вигги здесь! – услышала она знакомый голос.

За столик к Хейдвиг подсела другая компания, но Хейдвиг их всех знала. Именно поэтому решила заехать в «Alcazar-Alcatraz». Они зависали здесь, считай, каждую ночь до утра, такие же маргиналы, как и Хейдвиг. Да, называли они себя не настоящими именами, а никами, только Хейдвиг сократили до Вигги. Ха, Игги-Вигги, самая отвязная и фриканутая из них. До нынешнего момента. Сейчас видон у нее был, как выразилась бы Цап-Цап:

– Буржуйка, – именно такое слово Хейдвиг услышала от подруги с волосами насыщенного черного цвета, черными тенями на веках, и с кучей металлических колец и серег в губах. – На какой свалке ты такой прикид отрыла?

Цап-Цап всегда нападала первой, от ее языка доставалось всем.

– Бла-бла-бла! Цап-Цап права, – добавила масла в огонь Мара, крашенная под длинноволосую платиновую блондинку, цвет глаз которой менялся из-за контактных линз. – Глам на гламе гламом погоняет. Ты что-то хило выглядишь, Игги, прямо капец ходячий. Тут сейчас будет такая туса, мы тут со вчерашнего вечера торчим, Макс скоро будет.

С кем точно Хейдвиг не хотела встречаться, так это с Максом. Он помог ей с работой, но после этого случая… Ничем ему она не обязана.

– Скам и Лайм будут? – Хейдвиг пыталась перекричать шум.

– Зависли где-то, – крикнула Мара. – Ты впрямь прикидываешься или глюкнулась капитально?

– Тупые перемены, – проворчала Цап-Цап. – Стала тупой. Раньше была круче.

Хейдвиг предпочла промолчать. Если Цап-Цап цепляется, то, считай, целую неделю – минимум. Хейдвиг решила промолчать.

– Туса скоро? – спросила она.

– Да уже час как тупят, – ответила Мара. – Я, кажется, отсюда свалю. Тоска задрала. Ждать уже в облом

– А, может, стоит? – спросила Цап-Цап. – Скам должен щас подвалить, Лайм подтянется, а тогда и все вместе попремся.

Тогда по коктейлю? – предложила Хейдвиг.

– А, ты, буржуйка, колись, откуда бабло?

– Закажем, выпьем и ноги в руки, – отреагировала Хейдвиг. – Я на мели полной.

– Клево! – Мара и Цап-Цап выкрикнули в один голос, правда в этом шуме их никто не слышал. – Как будем выбираться?

– По одной. Сперва – я, потом – Мара, и, наконец, – ты. Всех жду в конце проулка, там моя тачка.

Минут через двадцать притаранили пару коктейлей – то ли чумовую, то ли взрывную смесь, от которой мозги в голове сворачиваются, поэтому пить приходилось медленно, чтобы глотки не обжечь. Хейдвиг встала и потащилась к выходу. Спокойно дошла до авто, села в него и стала ждать подруг. Скоро появилась Мара, она едва держалась на ногах, но тащила с собой Цап-Цап. Хейдвиг быстро поместила их на заднем сидении, включила газ и поехала по ночным трассам в объезд города. Копы были ей по барабану. В этом клубе с ними не любили иметь дел, так что на три неоплаченных коктейля никто не обратит внимания.

Мара что-то пыталась петь во весь голос – не петь, а дико орать на всю машину. Цап-Цап была в отключке. Хейдвиг не знала, что делать, потому что общения не вышло и надо было куда-то девать подруг, накачавшихся какой-то дрянью. Единственная мысль, которая пришла ей в голову – отвезти их на бывшую квартиру и оставить их там.

До того дома доехали быстро. Хейдвиг едва выволокла из машины Мару и Цап-Цап и, взвалив их на плечи, пошла ко входу в подъезд. Двери квартиры были раскрыты настежь. Тем лучше. Она завела подруг в комнату, уложила их на пол и, тяжело дыша от напряжения, сделала всего лишь один неосторожный шаг, чтобы споткнуться обо что-то очень громоздкое.

Хейдвиг поднялась и включила свет. Она знала, что чудом прошла мимо гипсовых обломков, но увиденное зрелище задушило ее крик. Она споткнулась об лысину Скандальщицы. Огромная туша лежала почти у входа. Ее лицо было изуродовано – одно мясо и осталось. Хейдвиг быстро выключила свет. Ну почему именно сейчас! Когда все начало налаживаться! Все отпечатки пальцев будут уликой – и еще какой. Нужно было действовать. Она подтащила отключившуюся Цап-Цап к трупу и положила ее руку на то, что уже вряд ли можно будет назвать лицом. Потом быстро затерла рукавом куртки свои отпечатки на выключателе и на дверной ручке. Небольшой кусок гипса она положила в руку Мары, благо она сразу же сжала подарочек.

Выбравшись на улицу, Хейдвиг широко раскрыла рот и глотнула холодный воздух. Ничего себе съездила и оттянулась – лучше забыть обо всем сразу. Но вот действия… Она все делала на автомате, как будто повторяла то, что делала очень-очень давно. Когда? Она не могла вспомнить. Да и к чему? Наверное, это случилось, чтобы она окончательно порвала с прежней жизнью и начала новую. Нет, к старым привычкам она теперь никогда не вернется и начнет учиться чему-то новому. Надо зайти еще раз в библио и глянуть эту записную книжку. Кажется, в ней говорится о чем-то и впрямь важном, иначе ее бы не стали так прятать. Подумав об этом, Хейдвиг села в авто и поехала по направлению к лесу.

Когда она въехала во двор, там уже стояла серая фура с надписью Disguise’s Delivery Service, из которой вывозили вешалки на колесиках и ввозили прямо в дом. Самой одежды не было видно из-за скрывавших ее длинных серых чехлов. Хейдвиг незаметно прокралась между чехлами одной из вешалок и вошла в дом. Когда вешалка, в которой она спряталась, почему-то проехала мимо ее комнаты, Хейдвиг выскочила из объятий чехлов, скинула обувь и проникла к себе в спальню. Скандальщицу она точно не убивала, но отвести от себя всякие подозрения была обязана. Хейдвиг разделась и скользнула под одеяло.

***

Выспаться нормально ей не удалось, потому что уши не затыкала, а громкоговоритель напомнил о своем существовании в девять утра. Голова у Хейдвиг раскалывалась. Она пошла в ванную и едва в ней не уснула. Потом она осмотрела гардероб. Ничего нового там не было, а все платья, купленные в салоне, исчезли. Остались только те ненормальные и неудобные наряды. На сей раз выбор у Хейдвиг был невелик. Чтобы чувствовать себя лучше и комфортнее, она натянула костюм медсестры, элементом которого почему-то снова было корсет. На теле он сидел идеально, в нем Хейдвиг чувствовала себя уверенно.

Она спускалась в гостиную, когда звуки разговора заставили ее замереть и внимательно прислушаться к словам. Голоса были знакомыми. Первый принадлежал Иколу. Второй – и этот голос Хейдвиг не могла ни с чем перепутать – напоминал шелест бумаги.

Все высшего качества, как всегда.

– Вы знаете, Икол, что я не занимаюсь производством ширпотреба. Эти униформы именно такого ранга.

– А не считаете, что их слишком много для одного человека?

– То, что слишком много для одного, может хватить нескольким, – прошелестела гостья. – Кому, как не вам, это известно лучше меня.

Повисла длинная пауза. Наконец, мадам Дисгайз спросила Икола:

– Вы уверенны, что она ничего не узнает? Эта девчонка мне не нравится. Не потому, что – я говорила вам об этом – она образчик идеальной безвкусицы. Поймите, она может все испортить. Я знаю такой тип людей. Сначала им будут мерещиться тайны, потом они захотят докопаться до сути, и в результате – страдаем снова мы.

Икол спокойно ответил:

– Если В выразил свою волю, нам нечего делать. Он знает, что к чему. Я даже могу допустить, что она подслушивает нас. Ну и пусть себе подслушивает. Она все равно ничего не поймет. Она ослеплена, а ослепленные сами ничего не хотят видеть. Вона глухая, потому что не хочет слышать. Она немая, потому что никому ничего не расскажет, хотя умеет говорить.

В сердце у Хейдвиг что-то оборвалось, когда она услышала о подслушивании, но дальнейшие слова Икола ее успокоили. От сытой жизни отказываться она не хотела, но ей нужно было дослушать разговор, который касался непосредственно ее.

– Не была бы я так самоуверенна, – качнула головой маска. – Берешь на себя очень многое, как всегда. Ты те времена помнишь? Вижу, забыл, не стану напоминать. В будет очень скоро недоволен той кандидатурой.

– Вы так твердо убеждены в этом, мадам?

– Не убеждена. Знаю. Я много чего могу определить благодаря первому взгляду. Он меня еще никогда не подводил.

– Тогда, как там груз, который вы сегодня доставили? Сейчас я еще раз осмотрю его, только гораздо внимательнее, – уверенно ответил Икол. – И не гарантирую вам, что не найду существенных недостатков в вашей продукции.

Маска замолчала. А потом снова прошелестела:

– Делайте, как считаете необходимым. Я очень хорошо знаю, с кем имею дело.

– Я тоже. Между прочим, Хейдвиг, ты могла бы и войти, – позвал Икол. – Я знаю, что ты все слышишь.

Хейдвиг вошла в гостиную. Маска мадам Дисгайз ничего не выражала, а Икол улыбнулся вошедшей. Хейдвиг уже в который раз становилось не по себе в его присутствии, потому что это была скорее не приветливая улыбка, подходящая для дружеской или деловой беседы, а оскал хищника.

– Видите ли, милочка, – начала мадам Дисгайз, – я сейчас не в своем салоне и могу смело называть вещи своими именами. У меня возник спор с вашим… руководителем. Я привезла сегодня все ваши костюмы для работы. Не знаю, оцените ли вы их, но замечу, что костюм сестры милосердия вам явно не подходит. Вы не похожи на особу, долг корой – помогать другим. Не ваш стиль, да и характер не тот. Я вас вижу в совершенно другом образе.

Хейдвиг ничего не понимала. Она считала, что ее мысли может прочитать только Икол, а туту еще и мадам телепаткой оказалась. Хейдвиг была поражена настолько, что не нашла слов, чтобы выразить слабый протест. За нее вступился Икол.

– Сестрам милосердия не обязательно быть ангелами во плоти. Быть может, мадам Дисгайз сможет показать мне ангела, который любит выносить нечистоты больных, да еще при этом радостно улыбается, даже если смрад нестерпимый? – смеясь, ответил он. – Браво, браво, мадам Дисгайз, вы превзошли саму себя, ибо напоминаю: ангелы нам не нужны.

Последние слова он произнес, как бы шутя, чем вызвал бы бурю негодования у маски, но та сохранила холодное спокойствие.

– Такими вещами не шутят, – ответила она. – Я знаю наверняка. Превратить чучело в красавицу теперь не моя задача, а ваша, Икол. Мне всегда было приятно иметь с вами дело. Когда изберете следующую претендентку, я к вашим услугам. Сейчас разрешите проститься. Я считаю, что здесь моя миссия завершена.

Маска поднялась с кресла, и ее платье прошелестело по направлению к выходу, постепенно растворяясь в сумраке дома. Икол громко засмеялся, не успела она исчезнуть из виду.

– Она нашла, чем нас пугать, милая! – обратился он к Хейдвиг. – Мы превзойдем и еще покажем, кто здесь заказывает шампанское. А о ее замечаниях, что до твоего внешнего вида… считай их скрытым комплиментом. Маска всегда была остра на язычок. Так что ты сейчас выбираешь: завтрак со мной, а потом платья или все с точностью наоборот?

Хейдвиг сразу же выпалила в ответ:

– Сначала – завтрак, потом – шмотки. Надо же увидеть, во что меня оденут во время работы в мастерской.

– Завтрак подадут сюда, – ответил Икол. – Путешествие в столовую украдет много нашего времени, а сейчас мы и секунды не можем терять.

Он нажал на кнопку на пульте, вмонтированном в кресло. В полу открылась решетка, и кресла подъехали к камину и застыли, оставаясь по обе стороны зева. Открылась вторая решетка, что находилась уровнем ниже. Из провала в полу появился небольшой стол, уже сервированный к завтраку. На нем было три прибора, но мадам Дисгайз решила не задерживаться. Хейдвиг ожидала от костюма новой пакости. Поэтому она не торопилась устраиваться в кресле. Икол занял свое место только после того, как Хейдвиг, наконец, села, и подняла фарфоровую крышку, под которой была тарелка с мюслями в теплом молоке. Хейдвиг ела их медленно, стараясь не обжечь рот. Икол внимательно наблюдал за ней, а когда с едой было покончено, он ласково поинтересовался:

– Ты ночью брала авто и ездила в город?

Хейдвиг поперхнулась последним глотком кофе. Когда она откашлялась, Икол продолжил.

– Ты не только брала машину, ты еще накачалась алкоголем и вела ее в таком состоянии. От тебя разит дешевой выпивкой. Такой здесь не держат – только самые дорогие сорта. Хотя о выпивке тебе придется позабыть. И многое изменить в твоем поведении, чтобы соответствовать условиям контракта. Я пока напоминаю. Дальше решай сама.

– Я уже решила, – машинально ответила Хейдвиг, чувствуя, как платье начинает сползать с нее, как старая змеиная кожа. – Я буду соответствовать всем условиям.

Когда она произнесла последние слова, платье вернулось в то положение, в котором должно было быть. Хейдвиг облегченно вздохнула. Она встала с кресла и отошла в сторону.

– Мы пойдем сейчас осматривать униформу? – спросила она.

– Сейчас, – подтвердил Икол. – Дальше буду выбирать тебе костюмы для работы. У тебя будет тяжелая пора, потому что мадам Дисгайз неожиданно решила нас покинуть, и помогать придется мне самому.

Они прошли мимо спальни Хейдвиг и дальше по коридору, проходя мимо лишних поворотов, и оказались в другом крыле дома. Дальше – спуск по эстакаде, за которой находилась просторная комната, где находились привезенные вешалки. Хейдвиг подошла к одной из них и остановилась. Чехлы были одинаковые, как же тут выбрать?

– Смелее, как ночью с машиной, – подначивал ее Икол. – Не понимаю, почему люди так боятся встречи со своими мечтами?

Хейдвиг робко сняла один из чехлов, потянула вниз молнию, и чехол упал к ее ногам, как серая туча. В ее руках оказалось то, что никак нельзя было назвать униформой – платье из тонкого атласа, поясок которого находился на уровне груди. Рукава были короткими, и руки должны были оставаться совсем обнаженными. К платью прилагался легкий газовый шарф. Хейдвиг застыла на месте, не понимая, что с этим делать.

– Я должна это?..

– Надеть. Хочу видеть тебя в романтическом платье начала девятнадцатого столетия. Должно подойти идеально и подчеркнуть твою красоту. Не обращай внимания на мадам Дисгайз. У нее консервативный взгляд на вещи.

Хейдвиг пошла за вешалки, сняла костюм сестры милосердия и одела то, что только что выбрала наугад. Когда она вышла показаться перед Иколом, он критически осмотрел ее, а потом, усмехнувшись, заметил:

– Эдакая стандартная тупая классическая неприкосновенность… Ужасно. Буднично. Стереотипно. Хотя ты, Хейдвиг выглядишь неплохо. Чего-то тебе не хватает, но чего никак не возьму в толк. Добавить бы сюда немного агрессии. Жди здесь, я сейчас вернусь. И не переодевайся. У меня есть идея, как опаскудить этот нежный и занудный образ.

– Я и сама что-то придумаю, – не удержалась от искушения Хейдвиг, но Икол бросил на нее взгляд – такой страшный, что ей пришлось замолчать и поперхнуться невысказанной идеей, которая у нее только что появилась.

К привычке Икола исчезать в темноте и появляться из пустоты она уже привыкла. Вдруг Хейдвиг закричала от страха: если бы это были проклятые гаджеты, которыми тут все напичкано, но нет! Косметический столик и табурет появились настолько неожиданно, что Хейдвиг в лучшем случае могла бы воспринимать это как спецэффект для дешевых ужастиков, галлюцинацию, бред… Но оно все было материальным. Дубовый столик с огромным зеркалом в резной старинной раме, к которой крепились канделябры с пылающими свечами, и стеклом – черным, будто провал в ничто. На раме были выгравированы знаки, которые нельзя было считать узором или очередной фенькой. Они повторялись в строгой последовательности, как буквы в словах. Табурет, без спинки, разумеется, оказался слишком низким, и когда Хейдвиг села на него, ее колени уперлись в живот. Глянув в зеркало, Хейдвиг надеялась увидеть в нем себя, но ничего не было – только пустота.

Вздрогнуть ее заставили прикосновения к плечам и горячий поцелуй в шею. Хейдвиг почувствовала Икола, потому что она не оборачивалась, а зеркало так ничего и не показывало. Она оглянулась – и поняла, что не ошиблась. Он был рядом, с небольшой шкатулкой в руке.

– С чего же начать? – спросил он, притворяясь, будто предыдущий замысел выветрился у него из головы. – Наверное, с обуви. Хейдвиг, глянь, что там под столиком и если увидишь – достань.

Там обнаружилась пара армейских ботинок на шнурках. Ничего не понимая, Хейдвиг взяла один из них двумя пальцами, будто дохлую крысу, которая вот-вот оживет и справит нужду на ее платье.

Это… Сейчас мне одевать? – растерялась она.

– Сейчас, потому что мне надо работать, – ответил Икол. – Чем быстрее, тем лучше.

Хейдвиг должна была подчиниться, и когда она надела ботинки, оказалось, что они были страшнее тех, испанских, ощущение было такое, что винты закручивались, а клинья вбивались постепенно. Икол подал знак – и она должна была встать в полный рост. Неожиданно ощущение дискомфорта исчезло, и Хейдвиг пришлось сделать несколько шагов, чтобы осознать: не все так плохо, как кажется по началу. Она подумала, что было бы неплохо организовать фотосессию с ее участием в таком виде; у Икола же были другие планы. Он еще раз внимательно ее осмотрел, а потом, махнув рукой, сказал:

Кое-чего все равно не хватает. Сейчас надень-ка вот это.

Он протянул кожаные перчатки без пальцев, и Хейдвиг натянула их на руки. В зеркале еще царила темнота.

Сядь, – велел ей Икол.– Сейчас буду тебя раскрашивать.

Хейдвиг покорилась и села на табурет, подперев подбородок правой рукой в кожаной митенке. Она увлеченно смотрела на Икола, словно котенок, сделавший какую-то пакость и готовый на это еще и еще. В ее глазах блеснуло лукавство, а лицо осветила улыбка. Но Икол не обращал внимания: и так слишком много отвлекающих факторов. Он раскрыл обе половинки столешницы – и они оказались огромной палитрой, в которой были все цвета – как основные, так и потомки их смешивания кистью художника – порожденные природой и человеческим интеллектом. У края палитры лежали обычные и косметические кисти разных форм и размеров. Хейдвиг широко раскрыла рот от удивления, но Икол глянул на нее так, что ей пришлось плотно сжать губы.

Он приказал ей убрать руку от головы и сидеть, не шевелясь, пока он будет воплощать в жизнь свою фантазию. Он взял широкую кисть и почти прошептал ей на ухо:

Закрой глаза.

Хейдвиг сделала, как он сказал. Она чувствовала, как на лицо – очень нежно – он накладывает слой краски. Потом ей покрасили шею, обнаженные плечи, спину и декольте. Она ощущала себя полотном или стеной, которую покрывают грунтовкой.

– С волосами действительно надо что-то делать, – услышала она недовольный голос Икола. – Но обойдемся в этот раз без парика. Пока пусть подсыхает.

Хейдвиг пришлось сидеть с закрытыми глазами так долго, что она потеряла ощущение времени. Только голос Икола вернул ее к реальности.

– Сейчас можно шевелиться. Но недолго. Ты подготовлена, но сейчас начнется основная работа над твоей внешностью. У тебя две минуты.

Хейдвиг еле смогла оторваться от табурета и размять тело, затекшее от долгого сидения в одной позе. Как раз на это две минуты и ушли. Жестом Икол дал ей понять, что она должна снова сесть. Хейдвиг едва сдерживала ярость. Неужели он считает ее бездушной куклой, с которой можно забавляться и удовлетворять свои причуды? Но выбор у нее был невелик. Она села, поджала губы, словно говоря своему обидчику: «Делай сейчас что хочешь, но потом я на тебе отыграюсь». Икол сделал вид, что не заметил этого; на самом деле в глубине души он смеялся над всеми ее капризами, потому что знал: она целиком и полностью в его власти. Снова он велел ей закрыть глаза. Предупредив, что краска может их разъесть, если хоть капля попадет на белок или зрачок. Это испугало Хейдвиг, и она сжала сидение руками, превратив свое тело в натянутую струну, которая вот-вот должна была лопнуть. Икол рассмеялся.

– Искусство требует жертв, но не таких специфических. Расслабляйся и наслаждайся прикосновениями, – посоветовал он. – Ведь легкое касание кисти к телу может вдохновить тебя на новые фантазии, а это нам как раз и нужно.

Хейдвиг послушалась совета и почувствовала, как напряжение – и страх вместе с ним – покидают ее. Это ощущение покоя позволило ей выдержать все виды прикосновений – от легких, почти неощутимых, до грубых мазков по коже, наверное, последние оставляли такие следы, от которых могла потечь грунтовка. Но ее нанесли такой краской, что она не поддавалась влиянию новых слоев. Теперь началась работа над закрытыми веками. И вновь эти легкие касания, кажущиеся почти неземными. Вдруг она поняла, что голова уже готова, но глаз она не раскрывала, потому что касания, мазки, движения переместились на шею, потом – на плечи, а потом на руки, где начали извиваться, словно змеи.

Все закончилось длительной паузой. Икол ничего не говорил и не подвал никакого знака открыть глаза и встать с табурета. Хейдвиг надоело ждать, и она сама открыла глаза. Первое, что она увидела – свое отражение в зеркале. Там была только она. Все вокруг оставалось черным. И среди этой черноты она была единственным цветным пятном. Странным было и то, что ее отражение стояло в зеркале в полный рост, в то время как ноги настоящей Хейдвиг были закрыты по колено косметическим столиком. Только потом Хейдвиг обратила внимание на то, что сделали с ее внешностью.

Лицо ее было белым, как бумага с пятнами цвета хаки. Таким же образом ей разрисовали шею, плечи и декольте. Прикрыв один глаз, Хейдвиг увидела на веке крошечные пятна люминесцентной краски, но это верхнее веко было разрисовано так, как будто на нее смотрел настоящий глаз. Эффект был впечатляющим. По обнаженным рукам ползли змеи, а на кистях – две раскрытые пасти, которые вот-вот должны были проглотить свою добычу. Еще миг – и Хейдвиг было решила, что они сползут с рук и проглотят ее саму, но это она уже приписала либо усталости, либо зеркалу. Она улыбнулась сама себе – и поняла, насколько ее изменили. От той, кем она была, не осталось даже намека. Теперь перед ней стояла молодая женщина, знающая себе цену и способная на многое, чтобы добиться своей цели. Даже с волосами за это время успели поработать, хотя к ним (а может, ей просто показалось) никто не касался. Кажется их чем-то смазали, потом зачесали вверх, покрыли лаком… Впрочем, неважно. В прическе была только одна деталь, выгодно контрастировавшая с общей концепцией – ветка цветущей сакуры.

Новый образ был совершенным: с одной стороны – женственность, с другой – брутальность и самоуверенность, помогающие побеждать. Такой Хейдвиг себе понравилась. Она еще раз осмотрела комнату и, убедившись, что никого нет поблизости, коснулась какой-то кисточки на столике – и сразу рухнула на табурет, стеная от боли. Металлическая ручка кисточки проводила электричество. Именно этот шок, заставил Хейдвиг застонать и отказаться от дальнейшего желания прикоснуться к любому предмету на столике у зеркала.

Боль отпустила очень быстро, и Хейдвиг решила проверить груз, прибывший из мастерской мадам Дисгайз. Она подошла к одной из вешалок, сняла чехол, дернула зиппер – и не смогла его открыть. Сколько она ни дергала молнию, ничего у нее не получалось. Проклиная всю заавтоматизированность этого места, она швырнула чехол на пол и вернулась к зеркалу, возле которого уже стоял Икол и наблюдал за ее действиями.

– Думаешь, мой вкус не совпадает с твоим, Хейдвиг? – спросил он. – Желаешь, что-то усовершенствовать в своем новом имидже?

Я хотела осмотреть остальные платья. Там – они, да?

– Но без меня ты не откроешь ни одного чехла, – рассмеялся он в ответ. – В этой комнате тебе нельзя ни к чему дотрагиваться. Здесь все принадлежит не тебе, а…

– Корпорации, разумеется. Слушай, Икол, я не такая тупая, чтобы не въехать в тему. Ты теперь еще скажи, что и я собственность, что я всем телом принадлежу корпорации.

– Еще как скажу. Ты подписала бумаги. Как это похоже на большинство людей! Подписать – и не поинтересоваться: а каковы же последствия? В этом я не вижу ничего плохого. Потому что последствия для тебя будут отличными. Зависят они, правда, от твоего поведения. Ограничься только кругом своей деятельности. Все остальные вопросы тебя не касаются. Ясно?

Хейдвиг решила сменить пластинку.

– Мне нравится, что ты сделал со мной. Это так похоже и непохоже на меня, на то, что я чувствую к… к… – слова застряли у нее на кончике языка.

– Ну? Начала с а, так говори уже бэ.

Заносчивая манера, в которой Икол произнес эти слова, выбила Хейдвиг из колеи.

– …тебе, – дрожащим голосом ответила она.

Икол холодно рассмеялся. От его смеха Хейдвиг сделалось не по себе.

– Ко мне? – спросил он, притворившись удивленным. – Как офигенно! Люблю циников и циничек. А ты знаешь, что устав корпорации запрещает половые отношения между сотрудниками? Мне вот работу терять не хочется. А тебе? Я высоко ценю то, что делаю сам и не нуждаюсь в визге посторонних моделей. Ты такая же, как они. Поэтому здесь ты и остаешься. Хм, хотя зачем? В таком виде поедешь в мастерскую. Поживешь там несколько дней, пообвыкнешься, а потом – за работу. За тобой будет круглосуточное наблюдение, поэтому не делай неправильных шагов и считай, что Корпорация взяла на себя охрану твоей жизни. Поверх платья можешь накинуть что-нибудь теплое, но имидж не менять с неделю. Такие условия г-на В. Ты хочешь что-нибудь добавить? Если нет – у меня к тебе единственный вопрос. Где записная книжка?