Текст книги "Покойница для куклы"

– В библиотеке на пюпитре, – ответила Хейдвиг. Она решила, что лучше сказать правду.

– Тогда пойдешь в библиотеку, возьмешь ее и будешь учить наизусть каждую деталь, – потребовал Икол. – Сам господин В через девять дней будет тебя экзаменовать. Ошибка хотя бы в микроскопической детали – и никто ломаного гроша не даст за твою жизнь. В библиотеку пойдешь одна. Сама же сюда и вернешься. Я буду ждать тебя. Выход отсюда тоже сама найдешь.

Хейдвиг не ожидала такой резкой смены событий и отношения Икола к ней. Она сейчас могла накричать на него, расцарапать его самодовольную морду ногтями, но это ничего бы не дало. Единственный способ остаться в Корпорации – придерживаться всех указаний Икола. Выход из гардеробной она нашла сразу – он был похож на черную дыру. Итак, Хейдвиг пришлось идти по коридору, в котором не было ни капли света. Она уже привыкла к странному дому, поэтому шла она более-менее уверенно, хотя ее беспокоило, что этот ход может либо оказаться бесконечным, либо завести ее в тупик. Ощущение времени для нее опять умерло, и ей приходилось полагаться только на свои инстинкты.

Неожиданно, она поскользнулась на ровном месте и поехала вниз по спиральному спуску, словно в аквапарке – и упала с высоты на мягкий пол, почему-то пружинящий, как батут. Света почти не было, но темный силуэт пюпитра Хейдвиг различала четко. Она поднялась на ноги, пошла по пружинящему полу мелкими шагами, нащупала книжку, схватила ее и толкнула ногой первые попавшиеся двери, которые вели назад в коридор, которым она пришла. Поскольку со светом проблема немного решилась, в этом коридоре было хоть какое-то его подобие, Хейдвиг остановилась в дверях и открыла записную книжку. На первой странице она различила под словом kuolema полустертые записи, но их тоже почти невозможно было разобрать при таком освещении. «эри …ук», «Летти…», вот кое-что можно было прочесть наверняка – «Авг..а Миллер», наверное, Августа. Хейдвиг закрыла книжку. Она помнила четко: никаких имен здесь не было, записи, вроде как игра ее воображения. «Все, пора к Иколу», – сказала она себе и пошла дальше. Все было, как и раньше, но откуда-то слева начали раздаваться звуки. Хейдвиг стало страшно, и на ее лбу выступил пот, но другого пути назад не было, и она шла вперед. Идти приходилось быстро, потому что ей казалось, что пол вот-вот раскроет пасть и проглотит ее. Звуки тем временем усиливались и превращались в ненавязчивый мотив, наверное, так могла подпевать себе домохозяйка, занятая на кухне готовкой или мытьем посуды. Слов Хейдвиг не могла расслышать, да и были ли они? Неожиданно для себя Хейдвиг оказалась на кухне – идеальной даже для такого дома: все было таким чистым, что казалось иллюзорным. К ней спиной стояла женщина среднего роста, в обычной одежде, поверх которой был рябой фартук. Именно она что-то напевала себе под нос. Когда Хейдвиг попробовала обратиться к ней, женщина ничего не ответила и даже не оглянулась. Только ее пение стало более-менее разборчивым, потому что мотив стали сопровождать слова:

 
Мэри тает, как ручей бежит,
Летти вышла – заживо горит,
Августу с мельницы мелют жернова,
А ты кровь всю нам отдать пришла?
 

И женщина повернулась к Хейдвиг. В правой руке у нее был кухонный нож, которым она только что шинковала капусту. Она стояла спокойно, неподвижно, и вдруг Хейдвиг заметила, что руки, ноги, туловище и голова женщины прикреплены нитками к полотку, словно у марионетки. Именно такое впечатление она и производила, ведь ни одна часть ее тела не была настоящей. Из какого материала – неважно, но Хейдвиг чуть не стошнило, и она бросилась обратно во мрак коридора, пытаясь не вслушиваться в удаляющееся пение…

Таким же непонятным образом она очутилась в гардеробной, где ее ждал Икол. Он подошел к ней, обнял и тихо спросил:

– Книжка у тебя?

Хейдвиг только кивнула в ответ.

– Вот и хорошо. Больше ты ничего не видела?

– Нет, – твердым голосом ответила Хейдвиг, чтобы звучало убедительнее.

На этот раз, кажется, Икол купился. А то, что она видела – обыкновенный бред, даже не глюк.

– Ты очень быстро вернулась. Это хорошо. Авто нас ждет. Едем в город. Там будет твоя мастерская. Тебе понравится, – таким же соблазняющим тоном сообщил ей Икол. – Готова?

Конечно, готова, – ответила Хейдвиг.

– Тогда поехали. Все готово к переезду, твои вещи собраны, и нам остается только покинуть этот дом. Ты не хочешь еще что-нибудь сказать мне, Хейдвиг?

– Нет. Я уже все сказала.

– Вот и хорошо. Поехали.

***

Машина остановилась возле пешеходной зоны старого города с его узкими улочками и старыми домами, самые высокие из которых были трехэтажными. Хейдвиг скорчила недовольную мину, на которую Икол никак не отреагировал. Он открыл дверцы и подал Хейдвиг руку, чтобы помочь ей выйти.

– Мне в таком виде топать пешком через весь город? – сердито спросила она. – В меня будут все тыкать пальцами как на припадочную.

– А ты забыла, что должна обеспечивать пиар своего бренда? – ответил Икол. – В таком виде ты придешь и на экзамен. Скажи, кто обратит на тебя внимание, если ты будешь подобной среди подобных?

– Я требую достойных условий: душ, туалет, канализацию, газ, электричество, джакузи, нормальное помещение без всей этой потусторонней лабуды!!!!! Я от нее устала, – крикнула Хейдвиг, все еще сидя в машине.

– Ее и не будет, – успокоил Икол. – Условия тут приличные, хотя дом очень старый. Удовлетворена?

– Да, и если мне придется ходить по городу в таком виде, то я согласна на любую моральную и материальную компенсацию.

Хейдвиг медленно подала Иколу руку и покинула машину. Поверх платья она натянула теплый плащ, потому что зима решила укоротить осень на целый месяц. Икол, в отличие от Хейдвиг, был одет в легкое пальто и совсем не боялся холода, он словно купался в нем. Холод был его стихией, Хейдвиг это уже поняла. И холод был в его крови.

– Так мы идем? – спросила она.

Икол не отвечал. Он наслаждался ветрами, кружившими над королевским холмом, а его золотистые волосы, как будто были их продолжением. Наконец, он обратил внимание на Хейдвиг, которая совсем замерзла.

– Идем, – весело сказал он, указывая тростью вниз, куда бежали дома.

Хотя на Хейдвиг и смотрели искоса одинокие прохожие, она мало-помалу привыкла к их вниманию и скоро перестала стыдиться своего вида. Более того, она чувствовала, как растет уверенность в своих силах и возможностях. Она говорила себе: «Оглянитесь, вы видите меня сейчас такой, а что будет через несколько дней? Я очень скоро буду управлять вашими мыслями и возможностями покупать мои изделия. Я добьюсь этого, благодаря своему таланту, потому что я выше вас всех – серых и будничных крыс». Ей было приятно ступать по ледяной корке на булыжниках мостовой, наблюдать, как мелкий снег покрывает плечи Икола, и выдыхать изо рта теплый пар. Вниз, вниз по королевскому холму бежал их путь – и старинные дома, из труб которых поднимался дым, уже не казались Хейдвиг атавизмом в современном мире: она покинула его и попала туда, где все принадлежало прошлому. Она ненадолго остановилась – и оглянулась. В полусвете хмурого дня возвышались шпили готического собора, освещенные холодным солнцем, что на миг вышло из-за тучи, вот только в его свете они говорили не о возвышении, а о падении, но что было Хейдвиг до этого: ведь она была счастлива в эти мимолетные минуты, и все прочие вещи были для нее сейчас лишними. Она положила руку Иколу на плечо и звонко засмеялась, и ее смех распался на тысячи льдинок в морозном воздухе.

– Не время, – пытался урезонить ее Икол, хотя он и не скрывал, что ему на самом деле приятно. – На месте нас ждет много народу.

Но разве Хейдвиг его слышала? Сейчас какая-то корпорация была для нее пустым местом: она была счастлива по-настоящему. Со стороны могло показаться, что в этот миг какая-то сумасшедшая с раскрашенным лицом без причин прыгает вокруг молодого мужчины и пытается повеситься ему на шею. Эти прохожие были бы недалеки от истины, посчитав, что она добьется своего, потому что Икол взял ее под локоть и повел дальше вниз по улице. Обогнув чумной столб, они свернули налево и спустились по ступенькам, покрытым снегом и сухой листвой с тех немногих деревьев, что росли по обе стороны. Никого, кроме этих двоих здесь не было. Хейдвиг посмотрела на Икола, как будто спрашивая его: «Мы пришли?»

– Еще нет, – вслух ответил Икол. – Спуск только начался. Вот когда увидим реку, тогда считай, что мы на месте.

Спускаться пришлось долго. Ступени были с обеих сторон стиснуты домами, которые шли вниз по склону террасами. Хейдвиг брела, рассматривая старый город, топ-игнор ее списка, где не бывала даже тогда, когда нужно было копировать и делать всякие этюды со скульптурами. Да и зачем, если у знакомых был Wi-Fi – прикольная возможность изучать эти старые глыбы в трехмерном измерении, сидя в тепле, с банкой пива под рукой. Что изменило ее взгляд на все это? Она не понимала, да и не хотела понимать. Но привыкать, видимо, придется. Потому что именно среди этих старых глыб будет ее новый дом.

Ступени вывели их на широкую площадку, с которой открывался вид на серую зимнюю реку, что не могла укрыться подо льдом из-за каскадов и шлюзов. Серое небо, затянутое тучами, и пронизывающий ветер царили над городом. С этой террасы над набережной на все эти суровые чудеса любовались те двое, которых сюда привело дело. Был еще один спуск, на набережную, но Икол взял направление влево, где в ряду одинаковых сувенирных и продовольственных магазинов над одной из дверей ветер раскачивал деревянную вывеску, на которой готическими буквами было написано «Кукольный рай». Хейдвиг смотрела, как ветер раскачивает вывеску, нанизанную на металлический штырь, и от скрипа ей стало не по себе. Почему-то припомнилась песенка, услышанная сегодня. Она тревожно посмотрела на Икола, а он не обратил на нее внимания, только распахнул незапертые двери, ведущие в лавку.

Да, именно лавку, а не в магазин. Хоть здесь и провели электричество, и помещение было ярко освещено, казалось, что покупатель должен был попасть если не в светлую эпоху средневековья, то, наверное, в лавку ремесленника темного Ренессанса («Ну этого мудака Вазари! Я лучше знаю, что к чему», – подумала Хейдвиг, причем это имя, как и многие другие, она использовала явно не по назначению). Прихожей, разумеется, не было. Все помещение было в деревянных полках с тонкой резьбой, а на них красовались обитатели и обитательницы этого рая – от детей до взрослых. Из шелка, соломы, фарфора, тканей, дерева, металла, пластика… В разных костюмах, из разных эпох… Разных народов и племен. На Хейдвиг произвело впечатление то, что это были не антикварные куклы, а уменьшенные копии людей, чей характер был таким же ветреным, как и у особ, с которых их скопировали.

– Я так не смогу сделать, Икол, – растерялась Хейдвиг. – Я делала совсем другие вещи, а тут даже ювелир кажется грубым каменотесом.

– Не так это трудно, как кажется. Господин В никогда не ошибается, – иронически улыбнулся Икол в ответ. – Ты должна создавать новые образцы, руководствуясь своим представлением о прекрасном, и не нужно делать тухлые копии всего, что окружает тебя. Провоцируй покупателя – и все у тебя получится. Эй, куколки, не хотите поприветствовать вашу новую хозяйку по имени Хейдвиг? – шутя, обратился он к товару.

Неожиданно произошло то, от чего Хейдвиг сразу же захотелось оказаться в своих бывших апартаментах. Куклы, как по команде, открыли рты и хором механических голосов ответили:

– Добрый день, фрекен Хейдвиг.

Глаза у Хейдвиг расширились. Такого она не ожидала. И тут куклы запели ту самую песню, которую она уже слышала сегодня в лесном доме:

Мэри тает, как ручей бежит,

Летти вышла – заживо горит,

Августу с мельницы мелют жернова…

По знаку Икола они прекратили пение и начали раскачиваться на местах, наполняя лавку шумом. Хейдвиг схватила Икола за руку. Она тряслась от страха.

– Давай покинем это место… Я не хочу здесь находиться. Эти маленькие монстры, они поют, их пение у меня в голове… Я не хочу здесь жить!

– Обязана! – Икол обвел лавку взглядом, чтобы заставить кукол замереть на местах. – Тебя, Хейдвиг, они уже тревожить не будут. Обживайся, знакомься со своими владениями и изучай записи в книжке. Все мосты сожжены. А сейчас, чтобы немного тебя успокоить – краткая экскурсия по дому.

Он провел Хейдвиг к двери, почти незаметной на фоне высоких дубовых панелей. За ними оказалось помещение со столом и оборудованием. У окна с витражными стеклами стояла швейная машинка, приводившаяся в движение нажатием стопы на педаль. По стенам были развешаны разные шкафчики.

– Твоя мастерская, – ответил Икол. – Дизайн и оборудование допотопные, зато надежность свою доказали не один раз. Все работает гораздо лучше гаджетов и прочей модерновой хрени. Позже ты в этом убедишься сама, а сейчас пора на кухню.

Дом оказался большим, чем он был на самом деле. Кухня находилась за перегородкой, которую Хейдвиг приняла за каменную стену. На самом деле одну большую комнату разделили на три с помощью таких перегородок, при этом их покрыли звукоизолирующим материалом. В отличие от предыдущих двух помещений оснащение кухни оказалось современным, в стиле high-tech – серый металлик сочетался с красным. Печка и рабочая зона находились посреди помещения, над плитой весела огромная электровытяжка. Холодильник был забит едой, можно было бы сейчас что-то приготовить, если бы Хейдвиг имела к этому склонность. Но она привыкла переносить свои абстракции и в область кулинарии. Поэтому, у нее и впрямь получалось нечто экстравагантное, к примеру, такое блюдо напоминало зеленую слизь цвета соплей – наверное, это было что-то из овощей, а вот на вкус… Видом кухни Хейдвиг была довольна, хоть и не понимала, зачем отводить столько места под пищеблок.

На второй этаж вела лестница. В коридоре было три двери. В одной из комнат уже поместили одежду от мадам Дисгайз – те же вешалки и серые чехлы на них. Поскольку в комнате больше никого не было, Хейдвиг зевнула от скуки и пошла осматривать остальные оставшиеся.

Самая большая из комнат оказалась гостиной. Для такого дома она тоже были ультрасовременной. Особенно диссонировала с типом дома огромная плазменная панель с дистанционным управлением, к которой была подключена акустика, поддерживающая стандарт Dolby 7. На мебель Хейдвиг не обратила внимания, как будто ей было все равно, ведь, согласно ее же взглядов, это была обычная филистерская нора, убивающая дух искусства в зародыше.

О спальне она была такого же мнения: все банальненько. Кровать, зеркало, шкаф-купе, тумбочка… Правда, мебель из дерева, дорогущая и стандартная. Без фантазии. Без личного взгляда на жизнь. В ванную, куда вела вторая дверь из спальни, Хейдвиг заглядывать не стала.

– Мне здесь жить? – в ее глоссе мелькнули нотки притворного безразличия.

– Да, если не пугает пение кукол, – усмехнулся Икол.

– Я же здесь от скуки подохну! – не выдержала Хейдвиг.

– Скука и твоя карьера – вещи несовместимые, – ответил Икол.. – Ты будешь мастерить и продавать, к тебе будут заходить уже со следующего дня, и твое первое задание – кукла к Рождеству.

– Придурочный Санта-Маразм и его глюкнутые эльфы? – Хейдвиг села на кровать в чем была. – Ну, не верю я в этот долбанный рождественский бред.

– Такой банальности от тебя и не ожидают. Сделай куклу из себя самой, в таком же виде, в каком ты сейчас, – предложил Икол. – Спорим, не сделаешь?

Хейдвиг побелела от ярости. Да кто он такой и кто – она? Она не сделает?

– А вот и сделаю, и если выиграю, с тебя… новый дом без этой занудистики!

– Что ты понимаешь под занудистикой? – поинтересовался Икол, развалившись в одежде на кровати. – Ты за нудизм?

– Классику и нормы ненавижу.

Икол рассмеялся.

– Сваргань-ка мне «Кровавую Мэри» из мартини, уникума и соли.

Хейдвиг глянула на Икола так, будто он съехал с катушек.

– Я знаю, как делать «Кровавую Мэри», а твой рецепт – черт знает что.

– Тогда, представь человека, у которого вместо носа почки, вместо глаз – клюв какаду, а вместо ног – ветки с листьями.

– И что это будет за мутант?..

– Не такая ты уж и продвинутая, каковой ты себя возомнила. Люди происходят от деревянных колод, которым подарили души, и поэтому тебе сделать куклу из самой себя будет гораздо легче, чем тебе кажется.

– Раз надо придерживаться этих тупых стандартов, я буду, – ответила Хейдвиг. – Но заруби себе на носу раз и навсегда, что с моими куклами я буду делать то, что захочу, и этих идиоток в лавке я выброшу на помойку прямо сейчас.

Икол спрыгнул с кровати. Он смотрел на Хейдвиг сверху вниз, как на напроказившую девчонку, а потом произнес:

– Этого ты не сделаешь: все в лавке – товар, а его надо реализовать. И потом, как поживает твой плюшевый мишка, которого ты повесила за шею, а потом распорола ножницами и выпотрошила из него всю набивку?

Хейдвиг ничего не поняла.

– Ты сбрендил? Вот сейчас я точно уверена, что ты – маньяк.

– Нет, – холодно ответил он. – В этой комнате есть маньяк, но это не я. Скоро ты поймешь, почему. Твое поведение, Хейдвиг, удивляет меня. Голову потеряла от радости и дурости одновременно? Я ухожу и вернусь через восемь суток вместе с господином В. Не забывай об экзамене и о скором Рождестве. Прощаться не буду.

– Пошел ты… – но дверь быстро захлопнулась, и оскорбление оборвалось на половине фразы.

Через некоторое время Хейдвиг спустилась в лавку и еще раз осмотрела помещение. Нет, в ней не было ничего особенного. Куклы мирно отдыхали на полках. Почему бы не улучшить настроение и не начать продажи прямо сейчас? Но погода стояла такая, что ни один человек не захочет идти так далеко ради приобретения какой-то куклы. Чтобы хоть как-то поднять себе настроение, Хейдвиг нашла покрытую пылью табличку с надписью «Открыто», вытерла ее и повесила на двери так, чтобы ее можно было видеть с улицы. Потом она включила свет.

Удивительно, однако, ждать пришлось недолго. Через каких-то двадцать минут, когда Хейдвиг отлучилась в мастерскую, мелодичный звон дал ей знать, что появился первый клиент.

В лавке появилась женщина средних лет, и ее лицо напоминало кремовую розу с торта. Зеленоватые глаза были такого неестественного цвета, что возникала мысль о контактных линзах. Толстые губы напоминали лепестки, накачанные ботоксом, а щеки, покрытые морщинами и шрамами от многих неудачных пластических операций, – подтаявший крем. Ее походка, невзирая на состояние, которое можно было бы назвать полнотой энной степени, была на удивление проворной. Пепельные волосы, припорошенные снегом, меховое манто, пахнущее нафталином и знавшее лучшие времена… Рядом с теткой ревел детеныш, а может, и младенец, трудно было сказать. Существо было в зимнем комбинезоне и вязаной шапочке, сползающей на глаза. Едва Хейдвиг вышла к ним, как детеныш – наверное, от испуга – зашелся так, что если бы где-то был пожар, его слез вполне бы хватило, чтобы потушить очаг возгорания, а тетка – ноль внимания.

– Августа, как я рада тебя видеть. Ты что, мать моя, опять имидж поменяла? Эта худоба так тебе идет, так идет, что я сама бы с радостью поменялась с тобой местами. Ты до сих пор мастеришь? Как твои новые детки? Я вижу. Что их у тебя очень много, но ни на чем не могу остановить взгляд – все так изумительно, так прекрасно. Клара разревелась, я решила ее успокоить, велела ехать к тебе, но ты же знаешь, какой тут подъем… я так задыхаюсь, но ни слова не могу сказать, кстати, хотелось бы твоего фирменного имбирного чаю и поболтать с тобой. Но такие заботы, такая морока, мне даже нечего тебе толком рассказать, потому что завтра у меня прием, и я просто обязана кое-что прикупить. Чтобы не осрамиться. А у тебя такой безупречный вкус – просто бездна безупречности, что, мне кажется, ты подберешь для меня что-нибудь по старой дружбе.

Хейдвиг не могла прервать этот словесный понос. Наконец, чтобы не опозориться самой, она ответила:

– Могу предложить вам кофе с кордиалом. Имбирь закончился.

У тетки глаза на лоб полезли.

– Авги, ты и голос поменяла? Тебе не подходит такой сухой и грубый, тебе нужно к фониатору, чтобы тот осмотрел твои голосовые связки и занялся их лечением. А имидж подходит… Кто твой стилист? Я хочу непременно записаться к нему на консультацию. Хочу, чтобы и меня так размололи в порошок, а потом склеили, ты же у нас Миллерз, то есть, дочь мельника. Как в той считалке, где тебя размалывают. Ну, я ее не любила. Такие слова дурацкие, ты еще в детстве от них плакала. Кстати, как тебе мои новые ботоксы? Я похорошела?

– Да, – это единственное, что смогла ответить Хейдвиг.

– Давай свой кофе, кордиала как можно больше, да покрепче, впрочем, пусть крепким будет и то и другое, – скомандовала тетка. – Идем к тебе на кухню, там удобно, а тут даже присесть не на что.

Схватив младенца за руку, тетка поволокла его в кухню. Хейдвиг поплелась следом, а когда она подошла к кофемашине, тетка, успевшая странным образом разместить складки туловища на высоком сидении, что стояло возле той части рабочей секции, похожую то ли барную стойку, то ли стол, завыла хуже сигнализации:

– Я люблю кофе из кофеварко-турко-джезво-кастрюли, а не из кучи металлолома. Найди кофеварко-турко-джезво-кастрюлю, поставь на огонь, потом – четыре чайные ложки крокодиала, как я люблю. Да и для бебика сделай крепкий, с молоком, половину на половину, сахара не клади обеим, добавь кориандра, имбиря, корицы, соли, бехеровки, перца, муската, МАНКИ!!!!!…

От бесконечных указаний у Хейдвиг началось умопомрачение, к тому же аромат кофе был безнадежно убит целой смесью пряных запахов, а сам напиток сделался еще хуже, благодаря манной крупе. Она не осознавала, как искала и доставала посуду – две огромные кружки, похожие на чашки для бульона, и лила в них убойную смесь. Себе же Хейдвиг хотела чего-нибудь получше. Впрочем, все только начиналось. Едва младенец понюхал питье, как он не нашел ничего лучшего, чем опрокинуть чашку и разлить на столешницу и на пол.

– Моле, колаблики, тууууууу!!!!!! – кричало существо. – Моле бам, колаблик ууууу, кружка бум, кофе блям!

Это «блям» как нельзя подходило к ситуации.

И еще два таких «блям» – на белое платье Хейдвиг.

Что едва не вывело ее из равновесия.

А младенец только и делал, что улыбался, радуясь своим проказам, и хохотал от удовольствия.

Тетка тем временем заткнулась, накачивая себя кофе-манной смесью.

Наконец, она сползла с сидения, но почему-то после сеанса с манкокофием говорила медленно, а младенец тараторил, как пулемет, и вместе у них получилось вот что:

– бум… Я приобре… нашла моле… ю несколько… ля-ля-ля… тех сувени… рыба пи… ок… средства незначительные для… нева… рыба-ворона, рыба-сорока, рыба-пифа, рыба-кофе… ма ботокс фу… нева… бууууумба!… диткой… оплата невозможна, кра… волк ням-ням-ням!!!!!

Услышав последние слова, Хейдвиг и тетка кинулись отбирать у младенца пакет с кредитками, который существо уже успело запихать в свою пасть и начать ими хрустеть, словно сухариками. Но тут младенец понял, что вещи несъедобные и заорал так, что не спасли бы даже затычки для ушей.

– Маленькая эгоистка! Чем мне теперь расплачиваться? – визжала тетка, схватив младенца за плечи и тряся его так, что едва дух не вышибла. – С тобой я дома разберусь, а с Авгии я найду чем расплатиться.

– Давайте пройдем в салон и подберем вам что-нибудь, – предложила Хейдвиг, пытаясь держать марку. – А расплатиться вы найдете чем. Кремовая роза схватила младенца в охапку и потащила с собой в торговый зал. Затем тетка начала пристально рассматривать товар на полках.

– Эту с Японских островов. Потом этих трех из семнадцатого века, дальше – еще парочку из ретро… ага, вот: этот античный набор и индейцев штуки три… потом, что еще… надо вспомнить. Пупсы! Двадцать пупсов и не меньше! Эта проказливое страшилище им все головы отрывает и грызет. А… сколько с меня?

Руки у Хейдвиг уже затекли от веса выбранного покупательницей товара, а ноги в армейских ботинках начинали болеть.

– Так сколько? – спросила тетка.

– Две сотни тысяч, – едва произнесла Хейдвиг.

БЕЗ ПРОБЛЕМ!!!!!!!!!! – рявкнул младенец.

– Мамочке ЛУЧШЕ ЗНАТЬ!!!!!!!!!!!!!! – рявкнула роза. – Одну карточку ты еще не успела схрумать. Даю карточку и пишу код. Деньги снимешь в диспензере.

– В чем?

– Не в чем, а ГДЕ! – не выдержал младенец. – В ATM. Для ослов расшифровываю отдельно: в Б-А-Н-К-О-М-А-Т-Е.

– Пасть заткни! Не уколю тебе ботокс в наказание! – прикрикнула тетка. – Будешь страшилищем.

Это решило дело в пользу розы. Младенцу словно рот зашили.

– Авги проводит нас к… этой, как ее там… машине. Упаковывать не надо – лишний мусор. Все в багажник, хряка тоже, – решила роза.

«Бред+глюк+анимэ!» – подумала Хейдвиг, но все же она радовалась: клиентка скупила треть товара и щедро расплатилась с ней.

– А все-таки настоящую Авгии размололи, а Летти – пуф! – сожгли! – младенец не удержался от последнего комментария, когда роза запихнула его в багажник и намеревалась закрыть крышку.

***

Итак, платье было испорчено, а не кухне царил хаос. Когда Хейдвиг вошла в нее, победно держа кредитку в руке, от ее отличного настроения даже мокрого места не осталось. И было от чего. Вреда оказалось гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Запах ужасного питья превратился в вонь какой-то микстуры, пятна растеклись по всему полу. Невымытые кружки почему-то покрылись трещинами, а джезва – этого тоже Хейдвиг не могла взять в толк – проржавела насквозь и от прикосновения рассыпалась в прах. О белом платье и говорить нечего – на Хейдвиг висела половая тряпка, что и было замечено в последний момент. Пришлось идти в гардеробную и переодеваться в одежду попроще – еще одно платье от мадам Дисгайз. Разувшись, Хейдвиг босиком спустилась в кухню, нашла ведро, набрала воды и добавила туда моющее средство. Потом бросила туда бывшее белое платье, намочила, надела на швабру и начала мыть пол. С этим делом она быстро справилась. Затем предстояло мытье плиты. Тоже ушло немного времени. Кружки пришлось выбросить, а вот отделаться от запаха было невозможно. Хейдвиг включила вытяжку и раскрыла окно – без толку. Протирая тряпкой стол, она заметила, что тетка оставила на его поверхности царапины, наверное, чесала ногти, как драная кошка. Следы были тонкими, почти незаметными, но Хейдвиг показалось – или опять больное воображение разыгралось? – будто бы они складывались в буквы. Надпись была нечеткой, но ее можно было разобрать: знакомое слово kuolema и «беги».

На это Хейдвиг не обратила никакого внимания. Она решила отдохнуть возле плазмы. Открыла холодильник, достала жестянку с холодным пивом и пошла наверх, в гостиную. Устроившись с ногами в кресле, она врубила телик и принялась переключать каналы, по которым ничего не шло, кроме одной преинтереснейшей до зевоты штуки – рекламы. Неожиданно, после очередного нажатия на кнопку дистанционки с экрана раздался глосс ведущей.

– Свежая новость криминальной хроники – жестокое убийство домохозяйки в собственной квартире. По показаниям соседей, покойница была буйной и больной хроническим алкоголизмом, и не имела никакого имущества, кроме своей недвижимости, из которой остались однокомнатная квартира и небольшая развалюха на окраине города. В момент возвращения в квартиру хозяйке раздробили все лицо, что и привело к летальному исходу. Убийцы действовали непродуманно, в состоянии наркотического опьянения, потому что они не могут вспомнить, каким образом была убита женщина. Преступники также были найдены в бесчувственном состоянии и сам факт их нахождения в квартире потерпевшей в момент совершения преступления доказывает их вину.

На экране показывали труп Скандальщицы и пойманных на месте преступления убийц – Мару и Цап-Цап. Хейдвиг надоела криминальная хроника, и она вырубила телик. Спустившись в лавку, она решила, что надо бы поменять табличку и закрываться. А что до надписи на кухонном столе, то здесь лучше всего сработает только один вариант – проехали.

Сегодня пространство для Хейдвиг закончилось пределами дома, поэтому она вернулась в спальню, села в кресло и раскрыла записную книжку, сразу же перевернув первый лист, который уже не мог сообщить ей ничего нового. А вот дальше изменилось все: страницы были исписаны мелким почерком, который можно было хорошо разобрать. Хейдвиг решила, что сейчас начнутся инструкции по изготовлению кукол, но первые слова, прочтенные ею осознанно, были таковы: «Из двух колод, лежавших на морском берегу, сотворили первых кукол – Амблу и Аскиля, женщину и мужчину. Но людьми они стали только после того, как в них вдохнули жизнь».

– Бред какой-то, а не день, – вслух выругалась Хейдвиг. – Ладно, кажется, это придется читать дальше.

«Мастер станет мастером только тогда, когда разделит себя с тем, что сотворил…»

– Старые идиотские лекции по теории искусств! – возмущенно воскликнула она. – Что это за…

Но следующие слова заставили Хейдвиг внимательно вникать в смысл. «…ибо его создания есть кровь от крови, плоть от плоти, кость от кости, разум от разума, дух от духа своего творца, и есть определенная грань, которую мастер никогда не должен переступать, иначе, будучи одержим своими созданиями, он и сам не заметит, как превратится в задуманное им. Творец может не заметить этой грани, поэтому единственное, чего он должен остерегаться – это он сам».

– А это уже прикольно… Только бы мои создания были совершенными, и вместе с ними буду совершенствоваться и я сама, – прошептала Хейдвиг. – Эту вещицу надо внимательно прочесть и выучить наизусть, ведь никто не знает, заберут ли ее у меня или нет. Дальше пошли схемы, сопровождаемые детальными описаниями того, что и куда нужно присоединять, что где расположено в мастерской и как все нужно организовать для достижения наилучшего результата. Хейдвиг была поглощена книжкой – и просидела до поздней ночи. Так она и заснула в кресле, не погасив свет в спальне.

***

Динамики и громкоговорители если и были в этой комнате, то почему-то они не сработали. Хейдвиг проснулась около полудня, потянулась, сидя в кресле, разделась и приняла душ. Без белого платья имидж, созданный Иколом, никуда не годился. Потом – поход на чистую кухню, горячие гренки с сыром и овощами (в микроволновке они были доведены до состояния подгоревших сухарей, а овощи превратились в нечто резиновое) и кофе с молоком. После завтрака настроение у Хейдвиг значительно улучшилось, и она решила поближе ознакомиться с местом, где находился ее новый дом. За окном стояла настоящая зима, шел густой снег. Поэтому стоило подумать об одежде и кое-что прикупить, тем более, что у Хейдвиг была кредитка с крупной суммой на счету. Новое светлое платье, опять ботинки-милитари, в кармане куртки кредитка – и Хейдвиг отправилась на прогулку по магазинам.