Текст книги "Вперед, на Париж! Заграничный поход 1814 г."

Таким образом, станут в линию все четыре армии: Главная, Италийская, Блюхера и Веллингтона. Находясь в самых плодородных областях Франции, они образуют собой дугу круга и, подвигаясь вперед, сократят дугу и приблизятся к центру круга, то есть к Парижу или к главной квартире Наполеона.

Вашему Высочеству угодно было предоставить себе покорение Голландии. Вышеизложенные предположения облегчат сие предприятие, принуждая Наполеона соединить главные силы свои против наших армий, которые будут находиться на левой стороне театра войны. Ежели Ваше Высочество пойдете на Кельн и Дюссельдорф или оттуда по направлению к Антверпену, то отделите Голландию от Франции.

В сем случае, ежели Наполеон вознамерится удерживать за собою крепости, гарнизоны их произведут значительное уменьшение в его действующих армиях. В противном случае, если он не снабдит крепостей достаточными гарнизонами, вам не представится много затруднений выйти во Фландрию, может быть, проникнуть и далее.

Главное дело не терять ни одного мгновения, но пользоваться расстройством неприятельских войск, не давая Наполеону времени набрать, обучить и снабдить армию всем нужным. По сим уважениям, убедительно прошу Ваше Высочество, не откладывайте движение вашей армии для споспешествования общему плану.

Александр».

Большинство исследователей сходятся на том, что император Наполеон I был застигнут врасплох по той простой причине, что не ожидал всплеска военных действий в разгар «европейской зимы». Что-что, а дороги Франции в середине зимних месяцев были размыты холодными дождями, а кое-где покрыты даже снежком. Для французов и русских они напоминали пути-дороги России поздней осенью столь недалекого 1812 года. И тем и другим такие дороги были привычными: они их не пугали своим состоянием. Наполеон же по личному опыту и знанию европейской военной истории понимал, что «зимний перерыв» (или «тишь») в войнах традиционен.

Главные силы наполеоновской полевой армии в это время были сосредоточены на северо-востоке страны, у бельгийских границ. Опытный полководец-венценосец, обладавший несомненным стратегическим мышлением, ожидал, что союзные армии предпримут вторжение во Францию через территорию современной Бельгии, через ее приграничную франкоязычную область Фландрию.

Такого же мнения придерживалось его окружение, состоявшее из много повоевавших маршалов империи. По крайней мере, вслух свои иные, убежденно тревожные мнения они не высказывали. Если высказывали, то только опасения, глядя на географическую карту. Но ее император с его признанным стратегическим мышлением знал не хуже своих маршалов.

Но это был серьезный стратегический просчет Бонапарта: он продолжал не считать российского императора из династии Романовых опасным соперником. А зря. Ему не следовало, однако, забывать поучительные уроки Кульма и Лейпцига из войны еще не завершившегося 1813 года на германских землях.

Так думал сам Наполеон. При этом император французов не посчитался с опасениями своего окружения из числа маршалов и умудренных опытом многих войн генералов. Интересны в этом отношении во многом спорные мемуары маршала империи Огюста Фредерика Луи Вьесс де Мармона, герцога Рагузского, человека знакового для событий 2014 года:

«…Угрюмый и молчаливый, он все надежды возлагал на то, что противник не начнет против нас зимней кампании. Он рассчитывал, что за несколько месяцев ему удастся собрать новую армию, достаточно многочисленную, чтобы успешно защищать священную территорию (так он называл французскую землю).

Когда нас было много вокруг него, он выражал уверенность в будущем самым решительным и возвышенным образом; мы же считали, что близится катастрофа. Когда я говорю “мы”, я имею в виду Бертье, герцога Виченцского и несколько генералов, которых Император по вечерам собирал вокруг себя…

…Мы говорили о планах возможных противника. Я сказал, что он будет подниматься вверх по Рейну с большей частью своих сил, перейдет на швейцарскую территорию и переправится через Рейн в Базеле. Мое мнение базировалось на необходимости иметь хороший мост, защищенный ото льда во время зимы. Мост в Базеле вполне подходил для этого. Император спросил:

– А что он сделает потом?

– Он двинется на Париж! – ответил я.

– Это безумный план, – возразил Наполеон.

– Нет, Си, ведь ничего не сможет ему помешать сделать это.

Присутствовавшие молчанием выразили свое согласие с тем, что я сказал. Император же решил добиться одобрения лестью: он повернулся к (дивизионному генералу) Друо и, хлопнув его по плечу, сказал:

– Мне нужна будет сотня вот таких людей!

Друо, человек благородный и благоразумный, ответил на этот комплемент с удивительным тактом и суровостью, предавшей особый вес его словам. Он ответил:

– Нет, Сир, вы ошибаетесь: вам их понадобится сто тысяч»…

По поводу этой выдержки из знаменитых мемуаров маршала Мармона можно сказать, что автор в воспоминаниях, написанных много лет спустя после 1814 года, старается во многом исказить фигуру Наполеона, отбелить и показать себя в гораздо более привлекательном свете, чем это было на самом деле. Да и к тому же большинства персонажей мармоновских мемуаров уже давно не было в живых.

На прикрытие границы Франции от швейцарского города Базеля до города Страсбурга (главного в приграничной Лотарингии) император Наполеон I отрядил немногочисленные войска маршала Виктора (Виктор Клод Перрен), герцога Беллуно. В феврале 1814 года он будет командовать двумя дивизиями Молодой гвардии. Разумеется, что воспрепятствовать переходу союзников через Рейн французы при всем желании не могли. Их заслоны оказывали слабое сопротивление, не ввязывались в затяжные бои и отходили от границы в глубь страны. Но до поры до времени.

Кроме своих полевых войск, маршал Виктор-Перрен мог рассчитывать на местную национальную гвардию и немногочисленные гарнизоны приграничных крепостей на своей территории. Прежде всего, на рейнских берегах и в исторической провинции Шампань.

Сам император Наполеон I имел под своим командованием 120 тысяч полевых войск. Их число было определено в работах русского военного историка генерал-лейтенанта А.И. Михайловского-Данилевского, официального историографа Отечественной войны 1812 года. Но в это число исследователь не включил довольно многочисленные французские войска, находившиеся в Северной Италии и на границе с Испанией, и гарнизоны многочисленных крепостей, «отделявших» Францию на востоке от Европы. Впрочем, известны и другие цифры, порой спорные. То есть эти войска надлежало еще собрать воедино, что в итоге оказалось неразрешенной задачей.

Так, в учебном пособии «Обзор войн России от Петра Великого до наших дней», изданного в 1886 году под общей редакций генерал-лейтенанта Г.А. Леера, одного из самых известных военных историков старой России, о силах Наполеона на начало 1814 года говорится следующее:

«Ко времени открытия похода, несмотря на ряд энергичных мер к усилению армии, Наполеон располагал не более как 160 000 войска, находившихся большей частью в формировании, в депо.

Силы эти были расположены следующим образом: в Майнце находились остатки нескольких французских корпусов, усиленных 16 000 конскриптов, под начальством генерала Морана; на верхнем Рейне, для обороны Вогезских проходов (Эльзаса), расположен был корпус Виктора 10 000; на среднем Рейне, для обороны долины р. Мозеля и ведущих к ней путей от Рейна, от Кобленца до Ландау, находился 17 000‐ный корпус Мармона; на нижнем Рейне, от Кобленца до Голландии, расположены были остатки корпусов Лористона (около 7000), от Везеля до Кобленца, и Макдональда (до 14 000), от Нимвегена до Везеля.

Резервом для этих войск должны были служить: а) войска Нея, собиравшиеся у Меца (1 дивизия старой и 2 дивизии молодой гвардии), и б) войска Мортье (1 дивизия старой и 1 дивизия молодой гвардии и 1 дивизия гвардейской кавалерии), собиравшиеся на Марне.

Сверх того Наполеон предполагал выставить еще два отдельных корпуса на флангах вышеприведенных войск: 1) на правом – корпус Роны, под начальством Ожеро, большей частью из национальной гвардии, усиленной 10 000 из войск, действовавших в Испании под начальством Сюше; в минуту открытия военных действий 20 декабря (1 января) в этом корпусе было не более 1600 чел., и 2) на левом фланге, в различных городах Голландии, находились войска Молитора, число которых ко времени занятия Бюловым Голландии не превышало 6000; войска эти поступили потом под начальство генерала Декаена, а затем – Мезона, и в январе число их было увеличено до 14 000.

Таково было расположение французских войск на главном театре военных действий. Сверх того, на второстепенных театрах были: в Испании, под начальством Сульта и Сюше – около 80 000, и в Италии, под начальством вице-короля – до 30 000.

Ко времени открытия военных действий общее число войск Наполеона, на всем театре войны, простиралось до 300 000».

300 тысяч войск – цифра внушительная и впечатляющая. Но император-полководец Наполеон I Бонапарт реально был лишен возможности собрать их воедино. Союзники же смогли стянуть к границам собственно Франции «превосходные» силы. Лишь большая часть их Северной армии не была задействована против собственно Франции. Не знать о том Наполеон просто не мог. Такой информацией он вполне располагал.

Все же надо отдать должное энергии и способностям Наполеона. Он все три месяца войны 1814 года стягивал на «восточный фронт», где завязывалась схватка за Париж, значительные силы, черпая их отовсюду, где только можно было взять. При этом он был требователен и настойчив, хотя не все у него здесь получалось. Цифры таких усилений выглядят достаточно убедительно:

Во второй половине января французская действующая армия получила пополнения в 30 тысяч человек;

В феврале месяце она получила пополнений (по разным источникам) от 40 до 50 тысяч человек;

И, наконец, в марте месяце наполеоновская армия получила на усиление около 30 тысяч человек.

Цифры немалые, около или более 100 тысяч войск. К ним следует добавить ожидаемые пополнения из состава Пиренейской армии маршала империи Николя Жана де Дьё Сульта, герцога Далматского (будущего военного министра Франции) в 20 тысяч человек, и из Каталонской армии маршала империи Луи Габриэля Сюше, герцога Альбуферского – 10 тысяч. Но под Париж прибыть войска этих двух маршалов и не смогли, и не успели. На юге Франции у них «своей работы» хватало: тот и другой долгое время воевали в Испании и Португалии, пользуясь большим личным доверием Наполеона.

Ошибкой Наполеона стало то, что во время двухмесячной стоянки союзников на берегах Рейна в самом конце 1813 года он даже не попытался стянуть на главный театр войны значительные силы из Испании, Италии и Голландии. Почему Бонапарт не пошел на такой верный для той ситуации шаг, историки ведут дискуссию по сей день. Одной из самых веских причин тому называется стремление Наполеона сохранить созданную им империю, опасение за сужение ее государственных границ, удаленных от исторических границ собственно Франции.

Можно сказать, что самый великий завоеватель в истории Европы даже и не желал думать о поражении. Но то, что он опасно для себя недооценивал соперников, будь им генерал-фельдмаршал М.И. Голенищев-Кутузов, светлейший князь Смоленский, или российский государь Александр I из Романовых, факт неоспоримый. Первого из них Наполеон даже в своих пространных мемуарах не упоминает вместе с Русским походом 1812 года и крахом Великой армии. Кроме одного-единственного раза – в сражении при Аустерлице. Но это была самая яркая звезда в созвездии наполеоновских викторий.

В любом сочетании сил сторон, армии союзников заметно превосходили силы французов, которые, однако, «обладали» полководческим даром Наполеона Бонапарта. Ко всему прочему он был мастером маневра силами на театре войны. Союзным монархам с таким обстоятельством, с реалиями Большой Европейской войны 1813–1814 годов, что бы ни говорили и писали, приходилось считаться вплоть до взятия Парижа.

Отношения в стане антинаполеоновской коалиции в преддверии 1814 года отличались известной сложностью и отсутствием единодушия в конечных целях. Об этом хорошо сказал мемуарист (на то время) лейтенант И.А. Виноградский в заключении к своей книге «Действия Гвардейского Флотского экипажа в войну 1813 года», увидевшей свет в 1903 году:

«Между союзников было очень много сторонников заключения мира с Наполеоном; в особенности Австрия этого желала; но император Александр не хотел и слышать о мире; великодушная скромность императора Александра и недоверие к собственным военным дарованиям принудили государя подчинить свои войска иностранному главнокомандующему; но когда действия фельдмаршала Шварценберга сделались совершенно противными планам государя, он 3 декабря отдал открытое повеление своим войскам, в коем было изложено приказание, прямо противоречащее распоряжениям главнокомандующего, а переходом 1 января Рейна он принудил прекратить всякие надежды на заключение мира, и открыто стал лично руководить действиями своей армии и войсками своего верного союзника – короля Прусского».

Всероссийский государь-самодержец был достаточно тверд и добился своего. В день 1 января 1814 года император Александр I со свитой перешел пограничный Рейн по старинному каменному мосту у швейцарского города Базеля. Гвардейская кавалерия прошла мимо самодержца церемониальным маршем по дороге к Базелю и в числе первых союзных войск вступила на территорию собственно Франции.

Базельский (Средний) мост был выбран для перехода через Рейн войск Главной армии и союзных монархов не случайно. Он был известен с 1224 года как «мост Иоганна на Рейне» и в своей истории не раз перестраивался. К нему и от него вели старинные, хорошо устроенные дороги. Размеры каменного строения, как и его пропускная способность, впечатляли. Сама судьба отводила ему в войнах той эпохи коммуникационную роль и место надежной переправы через самую большую, да еще и пограничную реку Западной Европы. Современный Базельский (пешеходный) мост имеет 192 метра в длину и 12,6 метра в ширину.

Настроение войск, переходивших на ту сторону пограничного Рейна, было приподнятое, если не сказать большего. Что ни говори, Наполеоновские войны пришли из России, из Европы на землю самой Франции. Переход через реку для огромной массы войск, разумеется, длился не один день. Походные колонны подходили к местам переправ одна за другой. Порядок при переходе через Рейн поддерживался офицерами квартирмейстерской службы.

Мемуарист капитан А.П. Маслов в своих малоизвестных дневниковых записях отмечал: «При переходе моста через Рейн каждый полк кричал “ура!” В пять часов вечера войска вступили в пределы Франции».

Погода начала января в ту типичную европейскую зиму не благоприятствовала походному движению: шел дождь, смешанный со снегом, дул пронизывающий ветер, дороги изобиловали лужами и грязью. Следующий день, как и многие последующие, был морозным.

Южнее Главной (Богемской) армии через территорию Швейцарии на французскую землю перешла левофланговая колонна союзных войск под начальством фельдмаршала-лейтенанта графа Фердинанда Бубны (Бубны фон Литтица), командира 1‐й легкой дивизии Австрийской императорской армии. Колонна в составе 6 тысячи человек при 24 (или 29) орудиях двигалась от города Фрейбурга через Лозанну на город Женеву, главный город франкоязычной Швейцарии.

Колонна (австрийцы, русских войск в ней не было) вышла на берега Женевского озера еще 18 декабря 1813 года, то есть заранее до общего наступления союзных армий. Слабый гарнизон Женевы (1500 человек) сопротивления почти не оказал: он просто сдался, сложив оружие перед противником. В женевском арсенале нашлось 117 тяжелых орудий старых образцов, 30 полевых пушек и тысяча мушкетов.

Заняв важный для себя швейцарский город и оставив в нем гарнизоном 3 тысячи человек, фельдмаршал-лейтенант граф Фердинанд фон Бубна направил отряды для занятия горных проходов в Альпах – Сент-Бернардского и Симилонского. Целью этой операции было отрезать войска вице-короля Евгения Богарне, находившиеся в Северной Италии, от собственно Франции. Тот лишался возможности отступить к крупному городу Лиону, где по приказу императора собирались войска корпуса «солдата удачи» маршала П.Ф.Ж. Ожеро. Впрочем, вице-король таких действий не предпринимал.

Военачальник Вены сразу же учредил Временное правительство Женевы. И таким образом граф Бубна фон Литтиц положил конец 15‐летней истории французского департамента Леман: Женева снова стала Женевой, частью альпийской Швейцарии. Император Александр I по этому поводу отрицательно не высказывался, одобряя действия союзной Австрии, поскольку он выступал за то, чтобы побежденная наполеоновская Франция должна была вернуться в свои старые, исторические границы.

Фельдмаршал-лейтенант граф Ф. фон Бубна не решился двинуться к городу Лиону, чтобы там атаковать силы маршала герцога Ожеро. Январь 1814 года эти два соперника провели в бездействии, ожидая подкреплений. Ни тот ни другой в борьбе за Париж не участвовали в силу большой отдаленности от столицы Франции. Им хватило борьбы за Женеву. И только в марте австрийцы вознамерились наступать на Лион.

Состоялся один большой бой при Сен-Жюльен-ан-Женевуа, в котором австрийцы нанесли поражение французскому отряду дивизионного генерала графа Жана Габриэля Маршана. К этому можно добавить, что по «качественному» составу французские части в том бою много уступали противнику. И гвардии, Старой и Молодой, у достаточно опытного Маршана не было ни одного батальона, ни одного эскадрона.

Но не все так было плохо у командующего 7‐м военным округом с центром в городе Гренобле. Дивизионный генерал Ж.Г. Маршан, в свою очередь, все же сумел нанести австрийцам поражение в бою 15 февраля при Эхельсе. Однако эта незвучная виктория на общем фоне войны во Франции следа не оставила.

Маршал империи Пьер Франсуа Шарль Ожеро, герцог де Кастильоне активности не проявлял, оставаясь в Лионе, который он должен был защищать. Более того, когда Наполеон приказал ему выступить с корпусом (или частью его, с 12‐тысячным «резервом») к Парижу, маршал, ведя переписку с императором, всячески, под разными предлогами отказывался идти к столице, хотя той грозила реальная опасность.

Маршал империи П.Ф.Ш. Ожеро писал Наполеону, что его войска ненадежны и не обучены, что у него не хватает различных припасов и амуниции, и поэтому он не может повести их в зону военных действий под Париж. Ожеро находил всяческие извинения – и честные, и надуманные, но из Лиона «не выходил».

Так Лион, один из крупнейших городов Франции, оказался вне театра военных действий. Собственно говоря, союзники в лице австрийцев к этому и стремились. Все главные события трех первых месяцев 1814 года развивались в полосах наступления Главной (Богемской) и Силезской армий.

Швейцария стала своеобразной стартовой площадкой для вступления значительных сил союзников на территорию собственно Франции. На это обратил внимание генерал-лейтенант Г.А. Леер в «Обзоре войн России от Петра Великого до наших дней», описывая начало военной кампании 1814 года:

«За исключением право-фланговых колонн, Витгенштейна (переправившегося через Рейн близ Раштадта), наследного принца Виртимбергского и Вреде, которые должны были временно остаться в Эльзасе для обложения оставленных в тылу крепостей, всем остальным колоннам (центра и левого фланга), для достижения Лангрского плато, необходимо было исполнить обширное захождение направо, принимая за ось вращения Базель, и перейти при этом хребет Юру.

Колонна принца Гессен-Гомбургского направлена была из Берна на Невшатель, Бом-ле-Дам, Монбозон и Дижон. Колонна Коллореда, предшествуемая легкой дивизией Лихтенштейна, двигалась из Берна на Невшатель, через хребет Юру, и далее, мимо Безансона, на Бом-ле-Дам и Везуль, к Лангру. Колонна Лихтенштейна шла из Биля, на Невшатель и Понтарле, к Безансону, для обложения последнего. Колонна Гиулая двигалась из Биля на Бонбелиар. Войска эти 29 декабря (10 января) перешли р. Саону и готовились подняться на Лангрское плато, где и последовала первая встреча со слабыми силами неприятеля.

Русско-прусские резервы перешли через Рейн в Базеле 1‐го (13‐го) января и двинулись за прочими войсками к Лангру…»

Форсирование Рейна между городами Мангеймом и Кобленцем проходило (вернее – начиналось) под сильным заградительным огнем с противоположного, французского берега. Здесь форсировала водную преграду Силезская армия фельдмаршала Г.Л. фон Блюхера. Ей пришлось преодолеть несравненно больше затруднений, чем Главной (Богемской) армии. Она должна была исполнить переправу в средней части Рейна, представляющей более серьезную преграду, чем верхняя его часть, где переправлялась у швейцарскоского Базеля с его каменным мостом через реку армия фельдмаршала Карла Филиппа Шварценберга.

На своем пути Главная армия не встречала сильных французских крепостей. Силезская же армия оказалась в крепостной зоне (Мец, Тионвилль, Вердюн…). К тому же ей пришлось оставить в своем тылу блокированной крепость Майнц с сильным гарнизоном. О взятии ее штурмом речи не шло.

К тому же Силезская армия заметно уступала Главной армии в силах: из ее 75‐тысячного состава после оставления корпуса Ланжерона под Майнцем и корпуса Сен-При между Мозелем и Рейном для дальнейшего продвижения на французской земле оставалось только 50 тысяч человек.

Войска русского корпуса генерала от инфантерии барона Фабиана Вильгельмовича Остен-Сакена (Сакена) в ночь на 1 января сосредоточилась у города Мангейма близ устья реки Неккар, впадающей в Рейн. На противоположном берегу французами было возведено сильное укрепление, в котором находилась 6‐орудийная батарея и гарнизон в 300 человек пехоты. Переправа с наведением моста через Рейн могла начаться только после взятия этой фортификации. В противном случае можно было понести немалые неоправданные потери в людях и средствах переправы.

Задача овладеть вражеским укреплением была поставлена перед русскими егерями. За их действиями с правого берега наблюдал король Пруссии Фридрих-Вильгельм III. В 4‐м часу утра егеря, под сильным пушечным и ружейным огнем, переправились на лодках и плотах на противоположный берег Рейна и пошли на штурм укрепления. Три атаки французы отбили, после успешной четвертой атаки остатки французского гарнизона сдались, сложив оружие.

Трофеями русских егерей, потерявших в то утро до 300 человек убитыми и ранеными, стала 6‐орудийная батарея. Только после этого началось наведение понтонного моста, заранее подготовленного и собранного близ устья реки Неккар. Задача, поставленная перед русскими егерями, была «блистательно разрешена». 1 января главные силы корпуса генерала от инфантерии Ф.В. Остен-Сакена уже находились на французской территории.

К переправе корпусов генерал-лейтенанта Ганса Давида Людвига Йорка и генерал-лейтенанта графа Александра Федоровича Ланжерона (прусского и русского) приступили с вечера 31 декабря. Первыми переходили Рейн прусские войска, которые провели «незначительный бой», поскольку французы здесь значительных сил не имели. Поэтому в данном месте противоположный берег Рейна утром 1 января уже находился в руках союзников. Контратаки французских войск не ожидалось, поскольку те поспешно отходили от Рейна.

Однако наводка моста (из парусиновых понтонов русской армии) от правого берега к левому сразу столкнулась с серьезными трудностями. Во-первых, ширина Рейна здесь достигала 390 шагов, и для составления моста потребовался 71 понтон. Во-вторых, речное течение в данном месте оказалось быстрым, что серьезно мешало «составлению» моста. К тому же первый новогодний день оказался морозным.

Поэтому наведение понтонного моста при всех стараниях понтонеров сильно замедлилось. В силу этого обстоятельства переправа прусского корпуса генерал-лейтенанта Г.Д.Л. Йорка была окончена только к утру 3 января, после чего начался переход через Рейн частей русского корпуса генерал-лейтенанта графа А.Ф. Ланжерона. Сам Ланжерон с корпусом генерал-лейтенанта Петра Михайловича Капцевича временно оставался для ведения блокады крепости Майнц. Она грозно нависала над тылами союзников…

Переправа войск русского 8‐го пехотного корпуса генерал-лейтенанта графа Эммануила Францевича Сен-При близ города Кобленца (у Ланштейна) описана мемуаристом М.М. Петровым, тогда подполковником 1‐го Егерского полка:

«Кормщики и гребцы – германцы искусно-усердным действием их, без стука и шелеста о воду весел, приблизили нас поспешно к неприятельскому берегу и границе Французской империи!

Саженей десять не допустя до своей стороны к привалу, французские набережные посты, усмотря лодки наши, открыли ружейный огонь, по которому и 4‐пушечная береговая окопная батарея их, устроенная противу устья р. Лана, грянула залпом, чем и начался наш “загородный концерт” во всеуслышание.

Но мы поспешили привалить к неприятельскому берегу, на котором, бросясь опрометью с судов, соединились в баталионы, оттеснили береговые неприятельские посты, и завладели окопною батареею с пушками; после чего… соединились в общую бригадную колонну и пошли парадным скорым маршем барабанным боем и музыкой в растворенные для нас гражданами ворота Кобленца, оставленного начисто неприятелем».

Авангарду 8‐го пехотного корпуса графа Эммануила Францевича Сен-При пришлось выдержать сильный бой с французской дивизией дивизионного генерала Пьера Франсуа Жозефа Дюрютта, которая в итоге была опрокинута, при этом едва избежав окружения. Она потеряла только пленными 500 человек. Трофеями русских войск стали 7 орудий и значительное количество запасов артиллерийских зарядов, патронов и провианта.

В Кобленце, на одной из городских площадей, русских военных людей ожидал сюрприз: там они увидели только-только воздвигнутый французским префектом памятник с хвастливой надписью по случаю занятия наполеоновской Великой армией Москвы. Она гласила:

«Великому Наполеону во славу бессмертного похода 1812 г.»

Полковник артиллерии Михаил Семенович Магденко, назначенный комендантом города Кобленца, оставил монумент в неприкосновенности, хотя высказывались мнения иного рода. Но под надписью он приказал написать на французском языке, что русские войска пришли в Кобленц в 1813 году. Этот эпизод вошел в историю Наполеоновских войн.

Русский главнокомандующий генерал от инфантерии граф Михаил Богданович Барклай де Толли еще 16 декабря 1813 года издал строжайший приказ о дружественном обращении с французским мирным населением и соблюдении воинской дисциплины в начавшемся походе на Париж. В приказе говорилось:

«…Мы вступаем (во Францию) не для мщения врагам России или завоеваний, но единственно для приобретения общего спокойствия, самими французами столь желанного и чрез так долгое время императором Франции нарушенного…»

Однако стоящий во главе русских войск Михаил Богданович Барклай де Толли и его штаб посчитали, что одного такого приказа мало в силу ответственности момента вторжения на вражескую землю. Через двое суток последовал новый приказ подобного содержания, но уже в призывном тоне, как обращение к армии:

«Храбрые воины!

Мы победили всех, и вам остается довершить победу над одним властолюбием повелителя Франции, даровать свету мир и с признательностью его возвратиться в недра любезнейшего отечества…

Мы должны уверить обитателей ее (Франции), что одна честь ведет нас к ним. Храбрость и великодушие были всегда первейшим достоинством воинов».

О том, что союзники переходят пограничный Рейн, дошли до Парижа, к императору Наполеону, в тот же день. Поэтому он поспешил оставить столицу, не дожидаясь подхода вызванных подкреплений из Испании и окончания формирования расстроенной за 1813 год полевой действующей армии, которая шла усиленными темпами. То есть намеченные приготовления Наполеона к новой войне так и не были полностью закончены.

Отъезд и столицы императора Наполеона I был примечателен для истории следующим: «безбожник» Бонапарт в первый раз за время своего прихода к высшей власти приказал служить во всех храмах молебны о ниспослании ему победы.

В свою главную квартиру в городе Шалоне он прибыл под тысячеголосые возгласы: «Да здравствует император!» Армия встречала его с военной музыкой, под бой барабанов, с распущенными знаменами. О его прибытии в Шалон возвестили гром пушечных залпов и звон колоколов.

На день возвращения венценосного полководца к французской армии она занимала следующее расположение:

– в центре ее позиционного расположения находились корпуса маршалов империи Нея, Виктора и Мармона, расквартированные между Шалоном и Витри;

– левое крыло армии (корпус маршала империи Макдональда) шло из Мезьера через Ретель к Шалону;

– правое крыло (корпус маршала империи Мортье) находилось в городе Труа, еще правее находился отдельный отряд генерала Аликса (в Оксере, на берегах реки Ионны).

Наполеон сразу же отдал приказ стягивать главные армейские силы к городу Витри. Отдельному корпусу дивизионного генерала Мезона было предписано защищать Нидерланды и северные пределы Франции.

События же после перехода Главной и Силезской союзными армиями пограничного Рейна развивались не столь бурно, как порой описывется историками, литераторами и мемуаристами. Можно привести в пример следующие действительно правдивые воспоминания участников Войны 1814 года.

Поручик лейб-гвардии Конного полка А.Д. Чертков оставил после себя «Дневник», который он вел в Заграничных походах 1813 и 1814 годов. Ценность его мемуаров для истории похода русской армии во Францию заключается в том, что подобных дневниковых записок русских офицеров почти не сохранилось. Конногвардеец Чертков за 1 января 1814 года оставил такую запись:

«Во время марша сегодня мы прошли через владения 3 различных государств: ночевали в курфюршестве Баден, или точнее в Германии, обедали в Швейцарии, а пришли ужинать во Францию. Между прочим, во время обеда швейцарцы не снимают шляп».

Уже первые походные дни показали союзникам плачевное состояние Франции после многолетия беспрерывных революционных и наполеоновских войн. В «Дневнике» наблюдательного поручика А.Д. Черткова впоследствии появляется такая многозначительная запись о приграничных селениях и городках:

«…Почти не видно было молодых людей и очень мало тех, которые уже были призваны в национальную гвардию и дезертировали в то время, когда страна была оккупирована союзными войсками».

Командир лейб-гвардии Конного полка (вместе с Кавалергардским полком составляли бригаду) генерал-майор Михаил Андреевич Арсеньев в морозные январские дни испытывал большие трудности с расквартированием своих четырех эскадронов, обеспечением их провиантом и фуражом. Неслучайно военный историк генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский, в тот славный 1814 год имевший капитанский чин в Свите Его Величества по квартирмейстерской части, отмечал следующее: