Текст книги "Вперед, на Париж! Заграничный поход 1814 г."

Доблесть воинства России и ее императора из Романовых чествовали в России. Выразителем высоких чувств стал медальон (один из серии барельефов), созданный руками выдающегося русского медальера, художника, скульптора и рисовальщика графа Федора Толстого.

Его «бриеннский» медальон выглядит так. Поверженный к ногам русского воина неприятель закрывает себя щитом от наносимых ему ударов копьем. Город Бриенн изображен в виде женщины. Она же изображает собой и саму Францию, воспитавшую дракона. Победоносный воин побеждает угнездившегося в ней змия, разрушает его силу и власть. И освобождает Францию от него. Таково смысловое содержание «бриеннского» медальона.

Сражение у Ла-Ротьера оказалось кровопролитным. Потери союзных войск убитыми, ранеными и пленными составили 4600 человек, из них 3 тысячи русских (именно они вели борьбу за само селение Ла-Ротьер). Больше всего потерь понес корпус Остен-Сакена. Французские потери равнялись 6 тысячам человек, в том числе более 4 тысяч пленными. По данным Томаса Харботла (словарь «Битвы мировой истории»), союзники потеряли 8 тысяч человек, а французы – 5000 человек.

Император Наполеон в Ла-Ротьерском сражении лишился 68 орудий, которые отбили у него союзники. (По другим данным – 43 орудия, из которых 27 были взяты русскими, или от 60 до 70.) Эти трофеи стали убедительным свидетельством полноты поражения наполеоновской армии в день 20 января 1814 года. При отступлении французам пришлось «бросить» почти половину своей артиллерии.

В сражении при Ла-Лотьере император Наполеон I понес еще и болезненные для него потери. Они выразились в большом числе дезертиров из числа юных новобранцев. Во Франции их называли «мари-луизочками».

Наполеон был вынужден отступить от Ла-Ротьера. Сделал он это после того, как к вечеру сражение затихло. Французская армия, прикрывшись арьергардом, двинулась в направлении на недалекий город Труа. По пятам ее никто не преследовал, поскольку союзное командование ясностью обстановки не располагало.

Только на следующий день после битвы, когда погода несколько улучшилась, союзники повели преследование отступившего неприятеля. Баварский корпус опрокинул у Роней корпус маршала Мармона, а вюртембергцы сразились с корпусом маршала Мишеля Нея у Лемона. Большая союзная армия двинулась на города Труа и Санс. Целью всех этих «движений» оставался Париж.

Но большой стратег в недавнем прошлом, то есть в 1813 году, император Наполеон I продолжал в такое стремление союзных монархов не верить. И начальник его штаба маршал Луи Александр Бертье, до этого с 1789 по 1807 год военный министр Франции, тоже не тревожился. О том, что Бертье не обладал мышлением стратега, а долгое время был прекрасным штабным начальником, говорит данная ему низложенным Наполеоном на острове Святой Елены характеристика:

«Он… имеет все качества превосходного начальника штаба: у него прекрасная память, отлично читает карту, быстро схватывает расположение противника и точно и кратко разъясняет самые сложные маневры».

Но тот же император Наполеон после поражения у Ватерлоо о маршале Л.И. Бертье, князе Невшательском, герцоге Валанженском и князе Ваграмском, не последовавшим за ним в 1815 году, выразился так:

«Если бы я имел Бертье, я не был бы разбит».

Маршал Франции Огюст Фредерик Луи Вьесс де Мармон, герцог Рагузский, 22 года находившийся рядом с Наполеоном Бонапартом, оставил после себя воспоминания, известные под названием «Мемуары маршала Мармона о Наполеоне и его времени». Он так рассказывает о предистории сражения при Ля-Ротьере и его последствиях:

«…27 января Наполеон выбил прусские части Блюхера из Сен-Дизье. Оттуда он двинул свои силы против другого корпуса, стоявшего в Бриенне, и 20 января после упорного боя одержал новую победу. Это несколько подняло дух приунывшей французской армии.

Тотчас после поражения Блюхер поспешил в Бар-сюр-Об, где были сосредоточены главные силы австрийцев под командованием Шварценберга. Между Шомоном и Бар-сюр-Об союзники располагали силами в 122 тысячи человек. У Наполеона в этот момент было лишь около 30 тысячи человек, но он решил принять бой.

1 февраля (по новому стилю) состоялось сражение при Ля-Ротьере, в котором Наполеон так удачно оборонялся против превосходящих его в четыре-пять раз сил противника, что это сражение оставило у французов впечатление почти выигранной победы (потери с каждой стороны составили примерно по 6000 человек).

Но положение оставалось крайне опасным, несколько тысяч солдат дезертировало, а подкреплений подходило очень мало. Маршалы Ней, Макдональд, Бертье и Мармон считали, что единственное спасение императорского трона заключается в мирных переговорах с союзниками».

…После проигранного сражения французская армия, прикрывшись арьергардами, всю ночь отступала по двум направлениям за реки Об и Вуару. Союзники пошли в преследование на следующий день. Французы были выбиты из Бриеннского замка, не смогли они защитить и речные переправы, где состоялся жаркий бой.

Он прекратился сам собой: пошел сильный снег, и началась метель, видимость для сторон оказалась «нулевой». Сперва замолчали пушки, а потом прекратили пальбу и стрелки. Метель скрыла движение французских колонн.

Когда снегопад прошел, преследование возобновилось. У Лемона и Роне прошли арьергардные бои. Но опытный Наполеон, лучше любого противника знавший дороги своей страны, сумел «выиграть» марш у австрийцев, баварцев и виртембергцев. Они, двигаясь чрезвычайно медленно, вскоре потеряли из виду разбитого неприятеля.

Главнокомандующий князь Шварценберг был в неведении, куда ушел Наполеон со своей армией: на Труа, Арсис или Шалон? На поиски отступившей французской армии была послана легкая гвардейская кавалерийская дивизия генерал-адъютанта графа Ожаровского.

Вскоре Ожаровский донес главнокомандующему, что на Арсис потянулся только корпус маршала Мармона, а сам Наполеон пошел через Пине на Труа. Шварценберг с недоверием отнесся к такому донесению, равно как и к донесению «партизана» Сеславина, который сообщал, что Наполеон вышел из Труа. Так был потерян еще один день. Князь Шварценберг поверил в такое только после получения тех же данных от… дезертиров-французов.

Союзные войска двинулись к Труа, заняв город без боя. Туда же прибыли император Александр I и король Фридрих-Вильгельм III. Из Парижа в Труа тайно прибыл маркиз Витроль, тайный сторонник Бурбонов, представлявший «сановников, умышлявших низложение Наполеона».

Этот «кусочек» мемуаров маршала империи герцога Мармона достаточно правдив в описании того, что происходило после сражения при Ла-Ротьере в стане той и другой стороны. В истории Войны 1815 года ла-ротьерское дело как бы синтезирует весь ход борьбы за обладание подступов к Парижу.

В те дни союзные «министры» провели в Шатильоне совещание, названное в истории дипломатии Шатильонским конгрессом. Россию представлял граф Разумовский. На нем присутствовал наполеоновский посланник Коленкур, которому были представлены прежние тренбования союзных монархов.

Безуспешность Шатильонского конгресса была обусловлена твердой позицией императора Александра I, который в то время находился в Труа. Он рассмотрел предложения «австрийского, английского и прусского министров» и решительно высказался за продолжение похода на Париж.

Прения о мире продолжались целую неделю. Шатильонский конгресс прекратил свою работу после сообщения о том, что Наполеон начал наступательные действия против Силезской армии фельдмаршала Блюхера.

1814. Январь. 29. Шампобер

После сражений у Бриенн-ле-Шато и Ла-Ротьера удача отвернулась от союзников. Причин было две. Первая: император Наполеон, как полководец, словно обрел «второе дыхание». Он стал тем «баловнем» судьбы в войнах, каким его знали в тех войнах, где он блистал во главе французской армии на полях брани.

Вторая причина крылась… в союзном главнокомандующем князе Шварценберге, полководце Венского двора, который вел в Войне 1814 года «свою игру». После виктории, достаточно убедительной, у Ла-Лотьера и отступления французской армии от Бриенн-ле-Шато, союзная Главная армия… расположилась на кантонир-квартирах, выслав вперед только авангарды корпусов графа Витгенштейна и Баварского.

Активные действия от Главной армии велись казачьими полками атамана графа М.И. Платова и «партизанским отрядом» генерал-майора А.Н. Сеславина. Они привычно, а самое главное – удачно, производили «поиски» на дорогах, ведущих к Орлеану и Фонтенбло.

Для того, чтобы «содержать сообщение» с Силезской армией фельдмаршала Блюхера, которая шла от Бриенн-ле-Шато к Шалону, Шварценберг отправил в Сезан отряд князя Любомирского и легкую гвардейскую кавалерийскую дивизию генерал-лейтенанта И.И. Дибича, усиленную гренадерской бригадой.

В конце января Война 1814 года получила новое продолжение. Когда союзные войска России, Австрии, Пруссии и ряда других германских государств вторглись на территорию собственно Франции, их наступательные действия отличались успехом. Но уже вскоре император Наполеон нанес им несколько сильных поражений, показав свое высокое полководческое искусство. Он умело воспользовался разбросанным положением корпусов Силезской армии прусского фельдмаршала Г.Л. Блюхера вдоль течения реки Марна при их наступлении на Париж.

Эта серия побед французского оружия у военных историков получила название «Шестидневной войны» Наполеона на земле Франции. Виктории должны были обезопасить Париж, но такого не случилось.

План новой кампании император Наполеон изложил в письме своему брату Жозефу, «отвечавшему» за столичный Париж. Его стратегический замысел заключался в следующем:

«Я оцениваю силы противника в 45 тыс. Силезской армии и 150 тыс. армии Шварценберга, включая иррегулярные войска. Если мне сопутствует успех в разгроме армии Блюхера, то, сделав ее неспособной к боевым действиям в течение нескольких дней, я могу с 70 или 80 тыс. солдат обойти армию Шварценберга…

Если я недостаточно силен, чтобы атаковать его, я смогу, по крайней мере, сдерживать его в течение ночи, или 3 недель, пока не представится возможности для новых комбинаций».

Первым под удар императорской армии попал русский 9‐й пехотный корпус генерал-лейтенанта Захара Дмитриевича Олсуфьева, достаточно опытного военачальника, пожалованного за Бородино орденом Святого Георгия сразу 3‐й степени. Корпус, будучи выдвинут несколько вперед, расположился у местечка Шампобер, находящегося примерно в ста километрах восточнее Парижа в долине реки Марна.

Собственно говоря, в начале кампании 1813 года корпус Олсуфьева можно было назвать корпусом только с огромной натяжкой. В нем (в двух дивизиях) насчитывалось всего 3700 человек и 24 орудия с ограниченным боезапасом. Впрочем, схожая ситуация значилась и в других русских корпусах. Кавалерии не было совсем, если не считать, что у корпусного командира имелось 16 конных вестовых.

Олсуфьевский пехотный корпус был сильно ослаблен предыдущими боями и отсутствием нормального снабжения самым необходимым на войне, прежде всего провиантом и боевыми зарядами. Его полки длительное время не пополнялись личным составом, и потому 9‐й армейский корпус был значительно слабее одной полностью укомплектованной пехотной дивизии, отправлявшейся на войну. Прикомандированных частей усиления он не имел.

Начиная «Шестидневную войну», император Наполеон исходил из того, чтобы, внезапно выйдя на внутренние сообщения союзной Силезской армии, поодиночке разгромить ее разбросанные отдельные корпуса. Разброс произошел в силу того, что Блюхер энергично преследовал оступавший перед ним слабый корпус маршала империи Жака Этьена Жозефа Александра Макдональда, герцога Тарентского. Разбить этот французский корпус «силезцам» так и не удалось: Макдональда просто «отогнали» с парижского направления.

После этого задумывалось нанести не менее мощный удар по другой союзной армии, Главной (Богемской), которой командовал австрийский фельдмаршал князь Шварценберг. Он двигался на парижском направлении неоправданно осторожно, делая излишние маневры, давая, таким образом, прусскому полководцу Блюхеру заметно выдвинуться вперед. И вскоре Силезская армия по своему местоположению оказалась как бы авангардом Главной армии, имея перед собой почти всю полевую армию французскую.

Французская армия тоже первоначально была разбросана на востоке страны, поскольку неприятель наступал с нескольких направлений. Наполеон собрал в единый кулак 20 тысяч пехоты (из них 16 тысяч по две дивизии Старой и Молодой гвардии), 10 тысяч кавалерии (гвардейской) и 120 орудий, присоединив к себе корпус маршала Мармона (имея еще корпуса Нея и Мортье), утром 29 января, совершив марш-бросок через Сен-Гендские болота, вышел к местечку Шампобер.

Корпуса маршалов империи Удино и Виктора оставлялись для удержания переправ через реку Сену в Правене и Нанжисе. Им, в случае угрозы, приказывалось «держаться до последней крайности».

Путь к Шампоберу был трудный: люди и кони вязли в грязи, колеса повозок и орудий вязли в болотной жиже по ступицу. Под артиллерию впрягли обывательские лошади, «с величайшей трудностью тащили они орудия по лесам, низменным местам и болотам, покрытым тонкою корою беспрестанно ломавшегося льда».

Император французов был, как и прежде, со своими солдатами, воодушевляя их одним своим видом. Когда маршал Мармон, попытался повернуть свой корпус назад, заявив Наполеону, что дальше идти по топям возможности нет, то он получил приказ во что бы то ни стало подаваться вперед. И только вперед.

Для именитых противников Наполеона такой ход стал полной неожиданностью: французская армия оказалась в «золотой середине» мест нахождения корпусов Силезской армии. Было от чего фельдмаршалу Г.Л. Блюхеру бить тревогу, но он воспринял появление войск неприятеля перед 9‐м пехотным корпусом генерал-лейтенанта З.Д. Олсуфьева как некую атакующую акцию «французского партизанского войска», не желая думать о том, что под Шампобером может находиться сам император Наполеон и вся его армия.

Силы венценосного полководца Наполеона Бонапарта в сражении у Шампобера состояли из двух дивизий Старой гвардии (8 тысяч человек под командованием маршала Эдуарда Адольфа Казимира Жозефа Мортье), двух дивизий Молодой гвардии (6 тысяч человек, командующий маршал Мишель Ней, князь де ла Москва), 6‐тысячного пехотного корпуса маршала Огюста Фредерика Луи Мармона.

Кавалерия французской армии была сильна: 6 тысяч гвардейской кавалерии маршала Эммануэля Робера де Груши, 2 тысячи человек 1‐го кавалерийского корпуса и 2 тысячи кавалеристов корпуса дивизионного генерала Жана Мари Антуна Дефранса. Артиллерия имела полный боекомплект.

Можно утверждать, что, перейдя в наступление, император Наполеон знал, что корпуса Силезской армии генерал-фельдмаршала Г.Л. Блюхера оказались «разорванными» друг от друга на расстояния в 60 километров. Знал и то, что связь между ними нарушена: Блюхер имел на то время всего 600 всадников. Местные проводники большим доверием у союзников по известным причинам не пользовались.

Поэтому уверенный в себе Наполеон во главе 35‐тысячной (или более) армии двинулся в долину реки Марны, прекрасно ориентируясь на местности, чего нельзя было сказать о его противнике. Французская армия двинулись к Шампоберу, у которого стояли русские войска, пройдя через Сен-Гондские болота. Для содействия движению через топи император приказал собрать в окрестных деревнях лошадей и людей.

Корпус Олсуфьева расположился в Шампобере и окрестных деревнях по приказу командующего Силезской армии на несколько дней для отдыха. В Бриеннском деле и под Ла-Ротьером корпус понес потери, и теперь в его составе числилось под ружьем 3690 человек. Артиллерия состояла из 24 орудий, кавалерия из… 16 конных вестовых.

Не имея совсем кавалерии (даже казачьей), командир корпуса генерал-лейтенант З.Д. Олсуфьев не мог выставлять вокруг расположения своих войск дальние дозоры боевого охранения. О разведке местности у Шампобера речи вести не приходилось. Поэтому утром 29‐го числа Олсуфьев оказался перед тревожным фактом: ему донесли о неожиданном появлении больших сил французов, кавалерии и следовавшей за ней пехоты с юга, со стороны города Сезанна. Они держали путь к Шампоберу в колоннах, пока не разворачиваясь для атакующих действий.

Корпусной командир сразу же отдал приказ генерал-майору Е.Е. Удому с четырьмя егерскими полками занять перед Шампобером деревню Байе для противодействия численно превосходящим силам неприятеля, намерения которого были пока неясны. При этом на сезаннской дороге корпусные штабисты не позаботились даже уничтожить мост через реку, и он стал ценным «трофеем» наступавших французов.

Русские егеря заняли указанную им позицию и, будучи подкреплены артиллерией (6 орудий), изготовились к огневому бою с подходившими французскими колоннами. Те, как вскоре оказалось, являлись пока лишь авангардом армии Наполеона. Это были 6‐й пехотный и 1‐й кавалерийский корпуса под общим командованием маршала империи Мармона.

Первые атаки французов (в тот день именно войска Мармона сразу же развернулись для боя) на позицию полков русских егерей у местечка, начавшиеся с 9 часов утра, были успешно отражены. Но император вводил в бой все новые и новые силы, подходившие к Шампоберу. Против русских егерей встала батарея из 12 орудий. Несколько позже стало ясно, что 9‐й пехотный корпус имеет дело со всей наступающей французской армией.

Удом запросил у корпусного командира подкрепления, донося ему, что «неприятели постоянно умножаются» и теперь ведут сильный пушечный огонь. На помощь сражающимся егерям были отправлены пехотная бригада и 6‐орудийная батарея. Эти силы сразу же вступили в бой.

«В девять часов завязалось жаркое дело в авангарде, у Бойе. Олсуфьев приказал воротить квартириеров, выбросить кашу из котлов, отправить лишние тяжести в Этож, войскам (то есть всему корпусу) готовиться к бою».

Генерал-лейтенанту З.Д. Олсуфьеву, бывшему, как говорится, на передовой, вскоре пришлось расстаться с последними, и без того небольшими, резервами. Корпусной командир ввел в бой все, что у него имелось под рукой. Ситуация складывалась такой, что о каком-то маневрировании силами (если не полками, то хотя бы батальонами) на поле брани говорить не приходилось.

Французы все больше и больше брали инициативу в ходе сражения в свои руки. Такое позволяло им хорошо видимое превосходство и в силах, и в артиллерии, и полное превосходство в кавалерии, многотысячной и мобильной. От фельдмаршала Г.Л. Блюхера помощи не виделось, но ожидалось. Посланные к нему конные вестовые перехватывались кавалерийскими «партиями» французов, но не все.

Бой кипел на линии между деревнями Байе и Банне, где до полудня русским удавалось достаточно успешно отбивать разрозненные атаки неприятеля. Ружейная пальба велась залпами, пушки били картечью в упор, порой стрелки поднимались в штыки. В таком случае французы откатывались на исходные для атаки позиции и там приводили себя в порядок.

Картина изменилась, когда в полдень на поле битвы прибыл сам император Наполеон с дивизиями Старой и Молодой гвардий, которые сразу же стали разворачиваться перед Шампобером для участия в горевшем сражении. Русская артиллерия, малая числом, помешать этому не могла.

Наполеон, посчитав силы противника примерно в 18 тысяч человек, взял командование на себя, и атаки на позицию русских у Шампобера возобновились с удвоенной силой: и нижние чины, и военачальники французской армии желали отличиться перед своим монархом. Как было в прежние войны, к примеру – на поле Бородинском. Позаботился Наполеон и о «грамотной» расстановке своих батарей.

Прибывавшие с императором артиллерийские батареи быстро занимали отводимые им позиции, открывая сосредоточенный огонь, прежде всего, по деревням Байе и Банне. Превосходство французов в числе пушечных стволов скоро стало сказываться на ходе сражения. Теперь их атакующая пехота имела надежное огневое прикрытие, что во многом предрешало исход дела.

Наращивая атакующие усилия, французы около 13.30 дня наконец-то овладели деревней Байе, выбив оттуда в рукопашных схватках егерей генерала Удома, которым уже приходилось беречь последние патроны. Силы сторон здесь были явно неравны. Но егерские полки генерал-майора Удома далеко не отошли от Байе, заняв новую, пусть и неудобную позицию для обороны.

Ситуация для олсуфьевского корпуса после потери позиции у Байе стала складываться критической. Корпус разрывался на две части. Был собран военный совет из корпусных генералов, который высказался за отступление от Шампобера к Вертрю на соединение с главными силами фельдмаршала Блюхера. Олсуфьеву пришлось согласиться с решением военного совета.

Тем временем от главнокомандующего Силезской армии пришел приказ генерал-лейтенанту Олсуфьеву до последнего оборонять местечко Шампобер. Фельдмаршал Блюхер, отвечая на уведомления корпусного командира, писал следующее:

«Ваши опасения напрасны: Наполеона здесь быть не может. В отряде, действующем против вас, не более 2000 человек, предводимых каким-нибудь смелым партизаном, а потому строго подтверждаю удерживать Шампобер как место, связующее армию мою в Вертю с корпусом Сакена в Монмирале».

Одним из объяснений такому приказу было то, что Г.Л. Блюхер «неразумно» разбросал свои войска в полосе движения армии и собрать большую часть ее воедино у него не находилось нужного времени. Более того, он не смог подкрепить корпус Олсуфьева даже маневренной кавалерией, а такая возможность у него действительно была, и время прислать такие подкрепления имелось.

Но отступать от Шампобера все же приходилось, поскольку в противном случае при таком соотношении сил в людях и артиллерии, когда во всем доминировали французы, русскому 9‐му пехотному корпусу грозил полный разгром. Олсуфьев приказал командиру пехотной бригады генерал-майору К.М. Полторацкому с его двумя полками занять пока еще не утраченный Шампобер и там, сражаясь до последней возможности, прикрывать отход заметно поредевшего за день корпуса с его артиллерией.

Четыре батальона Полторацкого, поредевшие за день, выдвинулись вперед. Это были Нашебургский и Апшеронский пехотные полки с 9 полевыми орудиями. Подкрепить их Олсуфьев уже ничем не мог.

Около 15.00 император Наполеон организовал сильный атакующий удар у деревни Банне. Державшая здесь оборону 15‐я пехотная дивизия (от которой оставалось одно название) генерал-майора П.Я. Корнилова удар пехотных колонн французов отразить не смогла, и ее позиция была прорвана. При этом фронт прорыва неумолимо увеличивался, поскольку в эту «брешь» сразу устремилось несколько батальонов наполеоновской гвардии..

Теперь вся тяжесть ближнего боя легла на бригаду Полторацкого, полки которого в условиях полуокружения проявили большую стойкость, прикрывая отход от Шампобера корпусных войск. После того, как удачно было отбито несколько атак французской кавалерии, у защитников местечка стали кончаться патроны. Теперь они отбрасывали атакующих французов «холодным ружьем», раз за разом поднимаясь в штыки.

Французы же продолжали настойчиво наращивать атакующие усилия: император-полководец торопил события под Шампобером. Он уже предвкушал знатную викторию французского оружия. Теперь речь шла об окружении и истреблении (или пленения) остатков корпуса русской пехоты, как бы храбро та ни билась.

Французская кавалерия в больших силах беспрепятственно вышла на шоссе за местечком и обошла фланги русского корпуса. Теперь отход от Шампобера по единственной дороге был ему отрезан. Путь отступления виделся только один – через ближайший (в двух верстах от деревни) лес, еще не занятый неприятельской пехотой, ее стрелками, у которых в патронах недостатка не виделось.

Когда уже начинало темнеть, пехотинцы Полторацкого расстреляли последние патроны. Командир бригады построил оставшихся в живых людей в одно каре и попытался штыками проложить себе дорогу по раскишему от мокрого снега полю к ближайшему лесу, чтобы таким образом вырваться из кольца окружения. Но лес оказался уже занятым французской пехотой: оттуда русских встретили батальным огнем.

«По совершенном изнурении людей и несоразмерному числу неприятелей, Полторацкий был решительно уничтожен». В ходе этой попытки прорваться сам генерал-майор К.М. Полторацкий и часть его солдат попала в плен. Трофеями французов стали 9 орудий, бывшие при его бригаде.

С плененным русским генералом пожелал побеседовать сам император Наполеон I, который был заинтересованным свидетелем тех схваток. В ходе беседы выяснилось, что они были заочно знакомы по сражению на реке Березине, в которой полковник Константин Полторацкий, тогда шеф Нашебургского полка, отличился. Он был освобожден из плена после взятия Парижа и вновь стал командиром пехотной бригады.

Те корпусные войска, которым удалось уйти в лес, всю ночь подвергались атакам преследователей, прежде всего кавалерии. «Наши полки, сражаясь весь день, выбились из сил, разстреляли заряды и противоставляли неприятелю рогатки штыков, открывая ими себе путь». В одной из таких стычек французами был пленен корпусной командир генерал-лейтенант З.Д. Олсуфьев.

Тогда командование корпусом на себя взял, как старший, командир 15‐й пехотной дивизии. Генерал-майор П.Я. Корнилов с боем, когда русская пехота пошла в штыки, вывел остатки войск (1700 человек) к городу Эпернею в расположение сил фельдмаршала Блюхера. При этом были вынесены все раненые, их насчитывалось 270 человек. Удалось сохранить все знамена и 15 орудий из 24. Остатки 9‐го корпуса присоединились к 10‐му корпусу Капцевича.

Генерал-майор П.Я. Корнилов, один из героев Турецкой войны в сражении 1810 года под крепостью Шумлой, писал в своем донесении о деле под Шампобером следующее:

«…В такой крайности согласился я с генерал-майором Удомом защищаться до последней капли крови и не сдаваться. Мы собрали остатки корпуса, тысяч до двух нижних чинов, с штаб и обер-офицерами, и 15 орудий. Окруженные неприятелями, мы пробивались сквозь них, и лесом прошли к селению Портобинсон, сохранив все знамена, а вместе с ними и честь».

На следующий после сражения день плененные генералы З.Д. Олсуфьев и К.М. Полторацкий были представлены императору французов. Их разговор военный историк будущий генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский записал уже после взятия Парижа со слов Полторацкого следующее.

Наполеон в ходе беседы сказал: «По чести можно сказать одно, что одни русские умеют так жестоко драться… Я положил бы голову, чтобы вас было, по крайней мере, 18 тысяч…»

На последние слова Полторацкий сказал императору французов:

«Однакож мы разбиты и я в плену».

На это император Наполеон Бонапарт разразился монологом, записанным пером историка А.И. Михайловского-Данилевского в таких словах:

«Что это значит? У вашего императора в плену до 50‐ти лучших моих генералов, которые вам не уступят. Но, положим, я вас истребил, хотя в победе нет чести, потому, что войска мои дрались с вами целый день, однакож последствия дела для меня важны, и я вам скажу: сегодня я разбил вас, завтра уничтожу Сакена, в четверг разобью авангард Витгенштейна, в пятницу нанесу такой удар Блюхеру, от которого он не опомнится, а потом надеюсь на Висле предписать мир императору Александру».

Сражение у Шампобера стоило русскому пехотному корпусу потерь в две тысячи убитыми и пленными, утраты 9 орудий. В последующем остатки 9‐го корпуса были присоединены к одному из русских корпусов, прибывшему во Францию во втором эшелоне. Людей для его пополнения в союзных силах тогда не нашлось. Равно как и отдельных частей для его усиления. Как таковой, 9‐й пехотный корпус перестал существовать; мера эта была вынужденная.

Император Наполеон определил свои потери в сражении всего в 200 (!) человек убитыми. Одновременно он совершенно неправдоподобно преувеличил потери русской стороны у Шампобера, «насчитав» в ее рядах только одних пленных 6 (!) тысяч и 40 трофейных орудий (!). Эти цифры были очень и очень далеки от реальных данных.

Опубликованные в Париже вести о виктории у Шампобера с такими потрясающими воображение «вражескими потерями» и собственным уроном должны были, по наполеоновской задумке, поднять авторитет у верноподданных императора французов. И вместе с этим веру в его действительно большой полководческий талант. Но, думается, что люди военные в такое соотношение своих и чужих потерь поверить не могли. Да и откуда в пехотном корпусе, давно не полняемым ни людьми, ни пушками, могло быть такое число полевых орудий?

Спустя некоторое время император Наполеон предложил генерал-лейтенанту З.И. Олсуфьеву обратиться с просьбой к императору Александру I обменять его на плененного дивизионного генерала Доменика Рене Вандама, графа Гюнебургского, которого Наполеон высоко ценил, несмотря на разгромное поражение его корпуса под Кульмом в августе 1813 года. Олсуфьев отклонил такое предложение, оставшись в плену до падения Парижа. Вандам же отбывал плен в России, в далеком городе Вятке, возвратившись в Париж в сентябре 1814 года.

После взятия французской столицы император Александр I счел своим долгом принять освобожденного из плена корпусного командира. В ходе встречи благодарный самодержец сказал Захару Дмитриевичу Олсуфьеву, одному из подлинных героев Войны 1814 года:

«Ты дрался, как русский генерал и верный сын Отечества…»

В сентябре того же года 42‐летний генерал-лейтенант З.Д. Олсуфьев, начавший службу в русской армии тринадцатилетним прапорщиком лейб-гвардии Измайловского полка, получил в командование 4‐й пехотный корпус. После возвращения из Франции в Россию становится командиром пехотной дивизии, затем членом правительствующего Сената.

Виктория у Шампобера положила начало действительно ярким победам полководца в ранге императора французов в долине реки Марна. Потерпевшей жестокое поражение оказалась союзная Силезская армия под командованием прусского фельдмаршала Г.Л. Блюхера, которая отошла к городу Труа, исторической столице области Шампань. Ободренная викторией французская армия двинулась за ней, ища новой встречи на поле брани. Каждое появление Наполеона со свитой в полковых колоннах вызывало только ликование.

Несмотря на понесенное поражение, русские войская еще раз продемонстрировали воинскую доблесть, заметно «скрасив» свое отступление от Шампобера. Император Александр I (надо отдать ему должное) наградил особо отличившихся в том проигранном деле. Такие высочайшие пожалования делали честь российскому государю в Войне 1814 года.

Одним из таких награжденных за Шампобер оказался поручик А.А. Панчулидзев, незадолго до этого переведенный в лейб-гвардии Гусарский полк и исполнявший обязанности адъютанта командующего Силезской армии фельдмаршала Г.Л. Блюхера. Документ о его «отличиях» был подписан командующим 9‐й пехотной дивизии, шефом 38‐го егерского полка генерал-майором Е.Е. Удомом. В нем говорилось следующее: