Текст книги "Народ-победитель. Хранитель Евразии"

На Руси не действовало законодательство Орды (кроме внешнеполитического – месть за убийство посла и содержания послов и их свит; однако их могли и изгнать, согласно закону Ярослава); Русь жила по закону Ярослава, в т. ч. и приезжие ордынцы, и ордынские диаспоры; страна сама определяла свою внутреннюю и внешнюю политику при посредстве собираемых в нужные моменты церковно-княжеских съездов [114].

Заметим: перепись 1257 года баскаков и другие повинности в Суздальщине ввела Монгольская империя (причем в Новгороде и Смоленске ее осадили сразу). А после 1263 года рекрутов Северная Русь посылать перестала [115], а остальные налоги уменьшились (т. к. в Монголию деньги отправлять уже стало не надо) и были все сведены в единый ордынский выход. И Орда в русское законодательство уже не вмешивалась. Хотя Яса и закон Ярослава отличались очень сильно. Что касается Новгородского и Смоленского княжеств, тут сразу ясно: все международные договора со Швецией (Готский берег), Ганзой, Литвой, Тевтонским и Ливонским орденами были подписаны, подобно договорам начала XIII века, на основе «Русской правды» и с указанием конкретных штрафных санкций за те или иные споры и проступки как административного, так и уголовного характера.

Классическим договором такого характера является договор, заключенный между великим князем Смоленским Мстиславом Давидовичем с Ригой, Готским берегом и группой германских городов. Разница состояла только в том, что в Новгороде господствовало вече, а в Смоленском княжестве преобладали князья. Хотя в крупных городах – Смоленске, Брянске, Мстиславле, Вязьме – контроль за Рюриковичами со стороны вечевых структур был существенным.

Теперь обратимся к Суздальской земле. Тут ситуация была изначально отличной. С одной стороны, более старые и богатые города имели сильные вечевые традиции. Это прежде всего Ростов и Суздаль, а также Углич, Ярославль и северные Белоозеро и Устюг Великий. Столица княжества – Владимир-на-Клязьме с самого начала имел вече довольно слабое, ибо был центром княжеской власти, а новые быстрорастущие удельные центры типа Москвы и Твери вообще очень редко собирали вече. Наконец в восточных областях, в районе Городца и Нижнего Новгорода, завоеванных у булгар и их союзников, роль вече была наименее активна и наиболее жестко подавлялась князьями. Когда Суздаль выстраивал свои отношения с Золотой Ордой, то сначала, особенно при Александре, князья и вече действовали заодно, и это во многом позволило уберечь страну. Классический пример здесь – это погром и изгнание баскаков и откупщиков в 1262 году. Слаженность, резкость и решительность этой акции произвели нужный эффект на монголов и позволили хану Берке обвинить имперских чиновников во всех смертных грехах.

Далее активность веча в основном проявляется в Ростове как самом древнем, большом и богатом городе княжества, привлекавшем мусульманских купцов из Орды и надеявшемся на поддержку ханов и татарской диаспоры города. А зря. Дело в том, что татарская диаспора города, до Калиты самая многочисленная на Руси, во‑первых, уже идентифицировала себя с жителями города (особенно это видно по событиям 1320 и 1322 гг.). А во‑вторых, это были люди мира, а не войны. В итоге трижды, в 1289, 1307 и 1320 годах, ростовское вече производит изгнания ордынских послов и купцов. Опять, хотя в более мягком тоне, обвинив «татар, привлекаемых к ним корыстолюбием и желающих во всем быть господами, положили на вече изгнать сих беспокойных гостей и (в 1289 г.) разграбили их имение». Князь ростовский поддержал вече, и «хан не вступился за обиженных татар» [116]. Похоже, обвинения вечевиков к ордынцам в данном случае указывают на то, что эти «послы и гости» были кредиторами граждан славного Ростова Великого, назойливо напоминавших о долгах. И их решили проводить из города. С попутной конфискацией. Не очень хорошо, конечно, но дальше мы увидим, что и татарские послы, особенно если в долгах оказывались местные князья, заинтересованные в их возврате, тоже могли урвать свое.

В первой трети XIV века влияние народных собраний в Суздальщине падает. Это связано с усилением московских князей и их связей с Церковью. Но и после этого законы исполняли князья. Так, в 1339 году Калита ввел в Московском княжестве земледельческий закон по византийскому образцу [117]. Т. е. в закон Ярослава («Русскую правду») стали вносить изменения. При Дмитрии Донском изменений стало больше. Но изменения эти русские вносили в свои законы сами, ни у кого про это не спрашивая.

Особый интерес представляет анализ русско-ордынских свадеб. И сюжет здесь явно не вассальный. Были случаи с хеппи-эндом. Так, Федор Ярославский женился на дочери хана Менгу-Тимура. Но… был изгнан вечем Ярославля из-за интриг тещи от первой жены. Интересен монолог хана: «Феодор, тебя вече изгнало. И я не могу вмешиваться в решения веча. Но я могу тебе как зятю дать хорошие города в Орде: Казань, Херсон, Булгар». И дал: 15 городов. (Шпилевский.) И стал лоббировать вече (не без помощи своего широкого кармана). Когда место освободилось, князем стал Феодор. А его жена – Анна – на приданое построила храм Св. Михаила [118]. Это было действительно круто, и ханская дочь стала любимицей местных горожан и селян.

Кроме него в Орде женились на знатных монголках князья Ростовского и Белозерского княжеских домов. В первую очередь это Глеб Белозерский [119], союзник Федора Ярославского, тоже сыгравший свадьбу с монгольской принцессой, дочерью хана Сартака Феодорой. Александр Константинович Углицкий женился в 1302 году в Орде на дочери ордынского вельможи Кутлук-Орткы, а Федор, брат его, на дочери Велбласмыша Михайловича, также ордынца.

Кроме Руси ордынская элита столь же часто заключала браки только с Византией, владелицей морских проливов. И это неудивительно: греки в связке с Генуей были для Орды такими же важнейшими торговыми партнерами, как и русские. Но бывало и хуже. Например, смерть в тверском плену царевны Кончаки (в крещении Агафьи), любимой сестры хана Узбека [120] и жены брата Калиты, оказалась спусковым крючком несчастий Тверского княжеского дома. Из-за принявшей лютый характер вражды между Москвой и Тверью этот брак оказался неудачным.

Но сам факт того, что за 60 лет состоялось три брака между Ордой и Русью «на высшем уровне», говорит об очень серьезном характере их отношений: это был совместный коммерческий интерес на Великом волжском торговом пути. Вообще можно отметить уважительные отношения с Ордой. Только за наших князей выдавали дочерей монгольских правителей. Схожее уважение в виде заключения браков имели только византийские императоры. НО. Там татарские ханы брали в жены греческих царевен. В условиях многоженства. Русские же своих принцесс в многоженство не отдавали. Это раз. К нам на службу с самого начала существования Золотой Орды отправлялись сыновья-племянники татарских правителей – знатных Сингисидов. От царевича Петра и до старших сыновей хана Тохтамыша. В Орде хорошо поняли важность Северной Руси (Великороссии) в транзитной торговле. А для наглядности описанного выше (выгода/уважение) предлагается таблица даней, из которой видно, кто и на сколько залетел. Ибо – заметим попутно – уровень денежных доходов на человека в рассматриваемых странах (кроме бедного в X в. Уэльса) был примерно одинаков, а русские цены ниже [121, 122].

Таблица даней

Выводы делайте сами. И наконец приведем точку зрения американского историка Чарльза Гальперина [123]: «Русь была тихой заводью… Для Золотой Орды НЕ было смысла управлять Русью, поэтому русским князьям… было разрешено сохранить свои позиции. Волжские булгары и хорезмская политическая элита были менее удачливы». Это прежде всего о том, что в Северной Руси имел место «смягченный» вариант вассалитета. Гальперин убедительно показал, что русские авторы XIII и последующих веков определенно «не признали» (did not concede) сам факт ордынского гнета [124]. Прежде всего это подтверждается тем, что в отличие от других монгольских вассалов – Грузии, Сельджукского султаната, Малой Армении, Афганистана (Курты) (Рашид ад-Дин), оказавшихся в начале XIV века разоренными, или Молдовы и Валахии, разоренными позже Турцией, Северная Русь богатела и развивалась, подобно Трапезунду и Южному Крыму. Это значит, что русские дани были необременительными, наличие волжской торговли включало наших предков в экономическую жизнь того времени (Ганза, Орда, Сурож (Солдайя, ныне – Судак), Иран). А глядя на таблицу, заметим: данным Каштанова есть подтверждающие цифры на конец XIII века С.Н. Кистерева (и не только) [125].

Торговый союз

Обобщая это время расцвета торговли, мы видим, что Русь и Орда были заинтересованы в совместном использовании Волжского пути. И не из альтруизма, а из-за явной и обоюдной коммерческой выгоды. А значит, был сговор.

Артельный сговор. Лесовики контролируют и берегут «верхний путь»: НЕВА – ВОДОРАЗДЕЛЫ – НИЖНИЙ НОВГОРОД (ну нерентабельно туда лезть с конницей да к тому же надолго). СТЕПНЯКИ – НИЖНИЙ – ДО КАСПИЯ И ХОРЕЗМА. Это работало надежнее любого политического договора (особенно до 1395 г.). Вот почему так странно выглядят вмешательства Орды в дела Северной Руси: все они происходят по инициативе русских (кроме разгрома Твери в 1327 г.); ни разу не происходит увеличения дани, появления крепостей-гарнизонов, взятия аманатов – в общем, классических политических вариантов с вассалами. Да потому что тут артель.

К этой артели с большой охотой и очень своевременно подключилась Ганза, а практически – основная часть Северной и Центральной Германии. Несмотря на всевозможные ватиканские эмбарго, угрозы и запреты. И несмотря на то, что привилегий у Ганзы в Новгороде было меньше, чем во Фландрии, Швеции, Дании или Англии. Это объяснялось тем, что правительство Новгорода не имело кредитных обязательств перед Ганзой, как короли Англии и Норвегии, с одной стороны; с другой – выгода новгородской торговли для Ганзы состояла именно в посредничестве с Востоком, чего не обеспечивали другие страны. Поэтому среди всех ганзейских контор вне Ганзы Новгородская была самой крупной, больше, чем в Брюгге и Лондоне. По Карамзину, ее называли «Матерью иных контор». В это время ганзейские купцы останавливались не только на своем подворье, но и в домах новгородцев. В частности, это было связано с тем, что Петров двор не всегда вмещал в себя приезжих [126].

Примечательно, что в Новгороде постоянно была высока доля именно молодых купцов, которые учились торговле и русскому языку [127]. Численность только этой категории иностранцев временами достигала свыше 200 человек [128]. Так, приказчик подворья жаловался Дорпатскому совету города о том, что «мы не можем более содержать наших молодых людей, всего их 125, и часть из них уже истратила свои деньги» [129]. В другом документе говорится уже о более чем 200 молодых купцах, которые также изрядно «поиздержались» [130].

Общую численность колонии иностранных купцов в Новгороде подсчитать сложно. Но с учетом того, что помимо ганзейцев в город приезжали купцы из Нарвы, Выборга, а также эмиссары из ордена и представители архиепископов рижских и дорпатских, количество иноземцев было не таким уж и маленьким. В пиковые годы речь могла идти о 400–600 гостях совокупно в год («зимние» и «летние» гости плюс «ученики»). В среднем же в Новгороде ежегодно проживало до 200–250 иностранцев. Это не просто солидные цифры. Они указывают на плотные человеческие контакты новгородцев и ганзейцев. Одно только количество учеников-практикантов говорит об этом, и весьма красноречиво. А с другой стороны, не менее прочными и плотными были связи русских купцов с ордынскими.

В русском Поволжье в XIV веке важным торговым центром стал Нижний Новгород, где активно торговали татары. К ним присоединились с азиатскими товарами армяне. Новгородцы и купцы из других русских городов перекупали здесь товары для торговли с Ганзой. Сами нижегородцы торговали в основном зерном. В хлебной торговле также преуспели Кострома, Тверь, Ярославль. Главная ярмарка Поволжья была в Холопьем городке, она специализировалась на торговле хлебом и степным товаром. Макарьевская ярмарка, возникшая позднее, торговали азиатскими товарами.

До падения Великого Новгорода Москва не могла стать центром внешней торговли Руси, но уже с XIV века была значительным центром торговли. И сумела занять важнейшее место в «сурожской» торговле с итальянцами в Причерноморье [131]. Одним из первых это отметил еще Франческо Пеголотти в труде «Практика торговли» [132], изданном в первой половине XIV века. Торговля цветными металлами: медью, оловом и свинцом привлекла особое внимание и русского, и немецкого купечества. IV редакция середины XIV века (Издание Вальтера Шлюцера, 1911 г.) регламентирует торговлю всеми этими товарами. Статья 8 требует, чтобы привозимая в Новгород медь обязательно была помечена, а статья 100, датированная 1333 годом, гласит: «Да будет известно всем, кто прочитает или услышит это постановление, что старосты и мудрейшие и общий штевеп решили, что никто не должен давать вешать на королевских весах ни медь, ни олово, ни свинец, которые русские получают от немцев». «Элементы коммерческой тайны» – сказали бы сегодня.

Роль ввоза цветных металлов в Новгород ясно понимали сами ганзейские купцы и политические соперники Руси. Жизненно важное значение подвоза ганзейских товаров в Новгород и значительное укрепление русской мощи в результате этой торговли всегда отмечали шведские государственные деятели, обвиняя Ганзу в помощи русским. Начиная с конца XIII века шведские короли обещали Ганзе далеко идущие привилегии при единственном условии: прекращении торговли с Русью. В середине XIV века, в то время когда Швеция вела упорную борьбу с Новгородом, Герхард Скютте, хауптман Финляндии, обещал Ревелю обеспечить беспрепятственную торговлю его купцам в своих владениях лишь до тех пор, пока они не будут вести торговлю с Русью. Несмотря на запрещения Швецией торговли с Русью, первое из которых последовало 2 июня 1349 года, ганзейцы продолжали привозить на Русь прежние товары.

Недаром король Швеции Магнус, предъявляя ганзейцам множество обвинений, считал необходимым особо подчеркнуть ту роль, которую играла поддержка Ганзы для Новгорода. Он перечисляет все товары, составлявшие ганзейский импорт в Новгород: оружие, сукна, соль, железо, квасцы. Иногда шведы не останавливались перед насильственным захватом ганзейских товаров. Не большее воздействие на торговлю металлами и оружием оказывали запреты Ливонского ордена. Так, в конце XIV века вопреки этим мерам ливонского орденмейстера и нарвского фогта, ревельские бюргеры, и в том числе ратман Ревеля Герд Витте, через Дерпт провозили оружие в Новгород и Псков в бочках из-под сельди.

В список важнейших типично ганзейских товаров этого времени историк Ганзы Ф. Доллинже заносит восемь предметов торговли. На первом месте тут стоят ткани (сперва фламандские, позже английские и голландские сукна). Затем идут по нисходящей линии, в смысле их удельного веса в общей товарной массе (по стоимости): меха, воск и соль. Что интересно – из четырех наиболее важных групп товаров в Европе две являются предметом русского экспорта [133]. Поставки тканей (фламандских и английских) составляли 400 000 ярдов в год (360 000 метров) [134]. По 2 шиллинга за ярд (в среднем). Или 85 000—90 000 марок = гривен [135]. Соль на Русь везли из Любека и Франции десятками 200-тонных больших кораблей в год [136]. Русские отправляли на Запад в год по 20 000 тонн качественного леса [137]. Торговля была велика не только в денежном выражении, но и физически, в тоннах. Новгород был основным поставщиком серебра и на Русь, и в Орду. По расчетам Дж. Мартин [138], из Ганзы в Новгород (а также Псков и Смоленск) приходило ежегодно 5 т серебра, или 25 000 серебряных марок. Поток через Крым – Азов был вдвое меньше – 2,8 т серебра в год [139]. Но и здесь большую часть поставок составляли те же новгородские слитки и гривны, привозимые прямо по Дону московскими «сурожанами».

Дело в том, что в XIII–XV веках складываются два крупнейших центра международной торговли. Первый центр – Средиземноморье, с которым было связано купечество романизированных регионов Европы, – давал выход на Византию и далее на Восток. Второй центр международной и особенно общей западноевропейской торговли сложился на севере – регионы Балтийского и Северного морей. К этому торговому региону тесно примыкала также Северо-Западная Русь: Новгород, Псков, Ладога, Руса, Смоленск, Полоцк и др. города. Северная торговля шла по знаменитому Янтарному пути, получившему свое название от янтаря Балтийского моря. Этот путь становится главным торговым нервом Западной Европы.

В это же время начинают складываться крупнейшие торговые купеческие компании, которые были важны не только для самой торговли и образования торгового капитала, но и играли огромную роль в политических коллизиях Западной Европы, являясь средоточием ее богатства и тем самым определяя ее политическую жизнь. Самой знаменитой из них была компания, созданная купцами немецких земель, – Ганза, или Ганзейское торговое общество. С Ганзой работали купцы Новгорода, Смоленска, Старой Руссы и Пскова. Ганза активно вмешивалась в политические коллизии Западной Европы, была больше связана с ней. Романские (прежде всего итальянские) центры больше «смотрели на Восток». И все же давнее существование (еще с I тысячелетия нашей эры) Волжско-Балтийского пути (в продолжение Янтарного пути), значительно возросшего с появлением Золотой Орды, дало Руси с Ганзой новые возможности в восточной торговле.

Так, раньше фламандские ткани шли по «Лотарингской оси» в Геную, а оттуда, вместе с миланскими, через Босфор – в Черное и Азовское моря до Кафы и Таны. Теперь все то же самое, вместе с оружием, слитками золота и серебра, русским мехом, воском, прусским янтарем, моржовым клыком, стало возможно пускать коротким путем по Волге прямо к ханской столице. Кроме того, сюда же спускали по воде так называемые тяжелые (но тоже очень важные) товары: русский лес, железо, шведские цветные металлы. И в отличие от итальянцев тяжелые европейские грузы спускались вниз по реке, что создавало выгоды по логистике. А назад, в Россию и Северную Европу, – те же левантийские товары (шелк, пряности) и предметы роскоши, дамасские клинки, слоновая кость. Легкие и дорогие. И тоже коротким путем, напрямую. А возможность русских кораблей ходить прямо до Мазендарана (т. е. побережья Северного Ирана), чего не могли итальянцы, позволяла им на месте закупать лучшие в то время иранские шелка и товары Индии. Образно говоря, это позволило удлинить главный торговый нерв Западной Европы до Нижней Волги и Северного Ирана. Поставки с Севера по Волге серебра стали важнейшим фактором устойчивости монетной системы Орды и ее экономики [140].

Для Руси торговля с Ганзой и Ордой стала спасением от ватиканских торговых прессингов. Страна не разорилась, а обогатилась. Заметим, артель имела особенность: Орда и Ганза почти не общались напрямую (как в том же Азове), а только через русских, но эффективность Волжского пути от этого не страдала. В целом средиземноморско-восточная торговля была больше волжской. Но она шла через Египет, Ливан, Киликию, Хулагуидов, Рум. И та ее часть, которая шла через Крым, Азов и Золотую Орду, уступала волжской и по объему, и по ассортименту.

В XIV веке через Босфор проходило в оба конца товаров на 0,75 млн золотых венецианских дукатов в год. Из них около 50 % шло вдоль южного берега Черного моря. До портов Трапезунда. А дальше – в территорию государства Хулагуидов, т. е. в Иран. И 50 % – через Кафу и Тану (Азов) в Золотую Орду и обратно с Востока. Это 375 000–400 000 дукатов. Или 85 000—90 000 новгородских гривен (соммо, сувамов). И примерно на 170 000 гривен шел товар по Волге. Тоже в оба конца. Существенно больше, почти в 2 раза, около 750 000 дукатов [141, 142]. Причем, по данным Пеголотти, торговля в Тане также в большой мере осуществлялась русскими товарами [143]. Мехами, воском, серебром, привозимыми «сурожанами». А книга Франческо Пеголотти была настольной для всех крупных купцов католической Европы в XIV – начале XV века. И выходит, что ордынско-итальянская торговля в Северном Причерноморье в значительной мере была русско-итальянской, а Орда имела с тех и с других свой законный таможенный процент. Соотношение торговли Северная Русь – Орда/Италия – Орда было в итоге больше, чем ²/₁. А Северная Русь была важнейшим европейским торговым партнером Золотой Орды. Незаменимым (особенно в поставках серебра и «мягкой валюты» – мехов), конфликт с которым был заведомо убыточным, а значит ненужным.

Но главное не только в этом. Очень важной целью было показать, что, несмотря на жестокость и грубость Средневековья, преобладали позитивные и созидательные отношения между немцами, русскими и татарами. А в 1380 году Русь билась не с Золотой Ордой как таковой, а с самовластителем Мамаем, который, захватив власть в главных регионах Орды и выбив легитимных правителей на восток, за Волгу, хорошо ограбил и их, и земли Орды, захотел и нас ограбить по-крупному. Поэтому к этой угрозе от жадного узурпатора русские отнеслись очень серьезно [144]. А их армия стала одной из самых боеспособных в Евразии.