Текст книги "Милость к падшим"

Глава 11
След

Первой обнаружила исчезновение Леонидаса Лидия. Он не пришел к завтраку, не появился и к обеду. Решила, что он против обыкновения ушел на Агору раньше времени.

Видимо, какие-то срочные дела.

Слуги тоже не видели в это утро хозяина.

Тогда она приказала, чтобы к ней явился Джабари.

Но и Джабари не знал, куда подевался хозяин.

– Может, он у н е е? – испуганно спросила Лидия.

– Не думаю. Впрочем, могу проверить.

– Но ты… ничего не предпринимал… о чем мы… договорились?

– Еще нет, госпожа. Не было подходящего момента.

– Прошу тебя, разузнай.

– Слушаюсь, госпожа. Как только что-то выясню, сообщу вам.

Выйдя из дома Леонидаса, он раздумывал, как лучше ему поступить. Идти в дом блудниц среди бела дня неудобно. Но все-таки он пошел туда, понимая, что на следствии, которое обязательно будет, ему надо появиться у Левкиппы.

И он объявился у нее, чем насторожил хозяйку.

– Кто у нее был ночью?

Она сразу поняла, о ком он спрашивает.

– Один пожилой мужчина. Приходит не в первый раз.

– Кто таков?

– Точно не знаю. Обыкновенный посетитель. Заплатил, правда, медными монетами.

– И ты пустила его к ней?

Левкиппа недовольно скривилась:

– Она сама его пустила. Значит, ждала. Да что случилось?

– А из знатных… именитых… никого не было?

Левкиппа, уже не скрывая тревоги, видя нахмуренное, злое лицо Джабари, спросила по возможности ласково:

– Да всё без происшествий, милый. Успокойся, у меня все хорошо. Не хочешь ли выпить вина?

Лицо Джабари стало еще мрачнее:

– К тебе придут от дефенсора. Может, он явится сам. Будут подробно расспрашивать, кто у тебя был этой ночью. Так что узнай у Алоли, что за посетителя она принимала. Понятно?

– Но Джабари, милый, все-таки скажи…

– Мой хозяин исчез. Думали, что он здесь. – И приблизившись к ее лицу, прошипел: – Лучше всего тебе говорить: «не знаю», «не видела», поняла?

– Поняла, мой господин, – ответила вмиг перепуганная Левкиппа.

Джабари теперь направился к префекту. Надо выяснить, что они там надумают. Пустить их по ложному следу. Например, придумать, что он мог отбыть на виллу к своему другу Лаврентосу. Или к давней подруге Цецилии. Пусть пошлют меня…

Так он и поступил.

Префекту Ксенону доводы ближайшего помощника Леонидаса показались убедительными. Кто не устает от работы и от дома! Даже такие серьезные люди, как агораном, не лишены слабостей.

Примерно так же рассудил и дефенсор Аксантос. Но на всякий случай он послал своего сына Лефтериса в дом к агораному. Пусть узнает подробности. И, главное, успокоит матрону Лидию.

Ведь ничего страшного не произошло. Ну, с кем не бывает…

Лефтерис застал жену агоранома в сильной тревоге. Расспросив ее, всё же добрался до главной причины, которая волновала Лидию.

Она мялась, отделывалась общими фразами, но когда Лефтерис сказал, что в городе неспокойно, особенно по ночам, и всякое могло случиться, она призналась:

– Видите ли, дорогой Лефтерис, я давно знаю вашу семью и много хорошего слышала о вас. Поэтому могу довериться вам. Ведь правда?

Она испытующе посмотрела на него, уже по-настоящему встревоженная загадочным исчезновением мужа.

– Можете совершенно, – заверил ее Лефтерис. – Я ведь делаю всё возможное, чтобы вам помочь. Такова моя служебная обязанность. И хранить в тайне всё, что касается подробностей л и ч н о й жизни.

– Я знала, что вы хороший молодой человек. И… видите ли, он в последнее время увлекся этой танцовщицей… Но обещал мне, что с ней всё кончено… Это некая Алоли.

«Вот оно что! – мелькнуло в сознании Лефтериса. – Алоли, эта красавица… Скольких же людей она взяла в плен!»

А вслух спросил:

– И что же эта женщина… Где он с ней встречался?

– На нашей вилле.

– Вы это точно знаете?

– Да, мне сказал верный помощник мужа, Джабари.

«Ничего себе верный помощник! Всё докладывает жене…»

– Знаю, о чем вы подумали. Но Джабари верный друг нашего дома. И мой тоже…

– Ведь он ситофилак? – как бы между прочим спросил Лефтерис.

– Да, уже пятый год он служит верой и правдой у мужа.

– Кто же его не знает в Александрии. Он где был вчера, не знаете?

– Не знаю. Лучше у него самого спросить.

– Да, конечно. Если вы позволите, я бы посетил вашу виллу.

Она кивнула, но глянула на него как-то подозрительно.

– Вы подозреваете… что мой муж…

– Пока я вам ничего не могу сказать, уважаемая Лидия. Но мы найдем вашего мужа обязательно. Не мог же он раствориться бесследно.

Он встал и поклонился.

Прибыв на виллу Леонидаса, он не застал там Джабари, хотя надеялся на это. Поговорил со слугами – они ничего путного не сказали. Хозяина не видали на вчера, ни позавчера. Последний раз на прошлой неделе, когда он привез сюда эту танцовщицу.

Больше ни он, ни она здесь не были.

Солнце уже клонилось к закату, Лефтерис устал. Предстояло пройти до города несколько стадий, и он заторопился. Когда шел кипарисовой аллеей, его остановил пожилой, сильно загорелый старик с морщинистым, иссеченным временем лицом.

Поклонившись, он обратился к Лефтерису:

– Я садовник Гьяси. Служу у господина Леонидаса много лет. Он добр ко мне…

Лефтерис внимательно слушал старика, поняв, что он хочет сказать что-то важное.

– Да, Гьяси. Я Лефтерис, сын дефенсора Аксантоса. Прибыл сюда, чтобы узнать, что случилось с господином Леонидасом.

Старик согласно кивал головой. Потом поманил к себе Лефтериса и присел на корточки.

– Посмотрите на эти камни, – он показал на гладкие булыжники, которыми была вымощена аллея. – Видите? – Лефтерис тоже присел на корточки, внимательно разглядывая камни, на которые показывали старческие морщинистые руки. И увидел на камнях желтые пятна. – Это кровь, господин. Вчера пятен не было.

Потом он разжал руку.

На ладони, светлой по сравнению с тыльной загорелой частью руки, лежала позолоченная фибула.

– Это фибула моего господина. Она валялась вот здесь, – он показал на край аллеи. – Кто-то сдирал с господина милоть. – Старик выпрямился. Опять поманил к себе Лефтериса. Раздвинул мягкие иголки ветвей кипариса. Вышел на песчаное пространство. Опять присел на корточки и показал на песок, где он был твердым, а не сыпучим: – Видите? – Лефтерис опять увидел желтые пятна – одно, другое, третье.

Старик показал на берег моря, где стояла лодка:

– Искать там.

Лефтерис пошел к кромке берега. Волны ударяли о берег, пенясь и откатываясь назад.

– Я приведу людей. – Лефтерис быстро пошел к дороге, ведущей в город.

Старик согласно кивнул и тоже пошел к кипарисовой аллее.

Глава 12
Дознание

Всё рассказав отцу, Лефтерис вместе с несколькими рабами, которых приставил к нему Аксантос, вернулся на виллу Леонидаса.

Садовник Гьяси ждал их, встретив на том месте, где он нашел фибулу от милоти хозяина и обнаружил пятна крови.

Рабы несли в руках горящие факелы. Гьяси повел их к тому месту, где волны качали рыбацкую лодку. По-египетски объяснял им, куда надо плыть. Рабы согласно кивали головами, внимательно слушая старика. Лодку они остановили примерно в том же месте, где и убийца Леонидаса, – старик верно определил место, где труп был сброшен в воду.

По очереди рабы стали нырять – они были хорошими пловцами и ныряльщиками.

Лефтерис думал, что рабы ничего не разглядят в ночном море.

Но он ошибся.

Аксантос выбрал для розыска опытных рабов, среди которых были и ловцы жемчуга. Они не теряли ориентиры и в кромешной черноте моря, продвигаясь по дну со специальными светильниками, в которых горели небольшие факелы, закрытые со всех сторон слюдяными створками.

Тело Леонидаса нашли примерно через час.

Вытащили его на берег, очистили от водорослей и грязи.

Уложили тело в повозку, закрыв чистым черным покрывалом, и повезли в город.

Лефтерис передал тело слугам, сказав, чтобы они готовили его к погребению и до времени не показывали Лидии.

Но остановить ее не удалось – она все-таки пробилась к телу, сняла покрывало. Увидев синее, мертвое лицо мужа, женщина вскрикнула и потеряла сознание.

Лефтерис и сам едва держался на ногах от усталости, но всё же дождался, когда Лидия пришла в себя.

Только после этого он отправился домой.

Всё рассказав отцу, он ушел в свою опочивальню, желая поскорее заснуть, чтобы забыть все события сегодняшней ночи – особенно мертвое тело Леонидаса, облепленное грязью и водорослями, его синее лицо.

Но заснуть долго не удавалось.

Он думал о том, кто же убил агора-нома и за что. Мысли его невольно возвращались к Алоли – теперь у него уже не было сомнений, что убийство как-то связано с ней. Ведь он шел на свидание с ней, и значит, убили его по приказанию соперника.

Но кто этот соперник?

Кто знал, что всесильный Леонидас идет кипарисовой аллеей к себе на виллу именно в этот час?

Шел без охраны, тайно покинув дом, уверенный, что с ним ничего не случится.

Но кто-то прятался за кипарисами, поджидая его с ножом.

Кто?

Решив, что утром отправится к танцовщице, всё-таки он заснул.

Утром Аксантос одобрил намерение сына, а сам направился к префекту. Предстояло доложить об убийстве и определить день судебного заседания.

Лефтерис, прибыв в дом блудниц, встретил Левкиппу.

Она словно ждала его, и это сразу насторожило молодого судебного исполнителя, книжника, немного философа и несомненного знатока древностей – греческих особенно, которые он любил.

Левкиппа ждала самого Аксантоса. Увидев юношу, она про себя обрадовалась – этого-то она сумеет обмануть и заговорить. Арсенал ее средств обширен и действует безотказно – от подкупа до угощений яствами, самыми изысканными, до лучших блудниц, вплоть до Алоли.

Вот он и назвал ее имя, и Левкиппа повела его за собой, поигрывая боками.

Постучавшись, открыла дверь, пропуская Лефтериса вперед.

Он вошел, поклонившись ей, как обычной девушке. И держаться с ней решил так же. Если она позволит себе высокомерие или, наоборот, станет заискивать, как эта хозяйка дома, то он примет свои меры – есть официальный язык дознания, есть и неудобные вопросы. Надо задавать их быстро, в самое неподходящее время для обвиняемого.

Они с любопытством рассматривали друг друга.

Она, как и Левкиппа, была удивлена слишком молодым его возрастом для помощника самого дефенсора. Впрочем, вида он приятного, к себе располагающего.

Она – видом вполне благопристойным – в столе с длинными рукавами, мягкого серого цвета, без браслетов на руках и без ожерелья на шее, с опрятной прической, – производила впечатление молодой, красивой девушки, живущей у вполне благородных родителей.

– Ты совсем не такая, – неожиданно для самого себя сказал он.

– Не такая? А какой ты хотел увидеть меня? – не без издевки спросила она.

– Нет, я не так сказал, прости, – быстро поправился он. – В воображении создается свой образ, об этом у Аристотеля хорошо сказано. Например, скажешь полководец – и сразу видишь Александра Великого. Скажешь «царица» – и видишь, к примеру, Клеопатру.

– Или Феодору, – поправила она.

– Точно! – обрадовался он. – Она же была танцовщицей, а стала женой императора Юстиниана! Да, Алоли, прекрасный пример! Как хорошо, что ты это знаешь.

– Даже слишком хорошо. Это пример передо мной держал, как кубок с вином для пьяницы, один насильник.

Она произнесла это слишком жестко, и он понял, что говорить об этом не надо.

– Опять я не так что-то сказал, – смутился он.

И это было так искренне, так весело даже он подтрунил над собой, что Алоли улыбнулась, видя его смущенную улыбку.

Потом он стал серьезным, раскрыл свою кожаную сумку, вынул оттуда пергамен, расстелил его перед собой. Достал тростниковую палочку, срезанную на конце, – ею он писал, из мешочка вынул керамический непроливаемый сосуд с чернилами, обмакнул палочку в чернила и записал:

«Дознание по делу убийства агоронома Леонидаса.

Алоли, танцовщица, бывшая в связи с убитым, показала…»

Алоли наблюдала, как скользит тростниковая палочка по пергамену. Как ложатся в стройные ряды буквы. Видела она писцов и прежде, но такого, как Лефтерис, – впервые. Да и писал он красиво, четко. Буковки такие же милые, аккуратные, как и он сам.

Лефтерис рассказал про убийство Леонидаса. Выяснил, что в ночь убийства она была в доме, где хозяйка Левкиппа, которая может это подтвердить. В ту ночь и в тот день она не виделась с Леонида-сом. И прибыть к нему на виллу тоже не обещала. Кто ему сказал, что она будет у него на вилле, она не знает. Кто был у нее ночью в этой комнате, сказать не может, потому что дала строгое обещание никому не говорить о посетителе.

– Но почему? Пойми, Алоли, дело слишком серьезное! Убийство! И скорее всего, именно тебя будут обвинять в смерти Леонидаса. Потому что ты – блудница. Прости, но я вынужден так тебя назвать. Ведь убили его, по всем видимым обстоятельствам, именно из-за тебя. Подкараулили, заранее зная, что ты привезена на виллу!

– Но в ту ночь я была здесь!

– Верю. Поэтому ты о б я з а н а сказать, к т о был с тобой. Этим ты снимешь с себя подозрения. Хотя и при этом условии уйти от наказания тебе будет трудно.

– Почему?

– Да потому что ты – причина убийства. Из-за тебя разгорелось соперничество. Кто мог вступить на путь убийства из-за тебя? Как ты думаешь?

Алоли грустно и растерянно смотрела на Лефтериса.

– Не знаю… Разве что… Нет, этого не может быть!

– О ком ты подумала? Кто особенно сильно хотел быть с тобой?

– Спросите у Левкиппы. Они через нее договаривались.

– Но всё же, – допытывался Лефтерис, положив тростниковую палочку на керамическую чернильницу в виде кувшинчика, – кто этот соперник Леонидаса? Поверь, мне тогда проще будет отыскать убийцу.

Алоли решились и сказала:

– Это Наклетос, сын Леонидаса.

Лефтерис с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть. Обмакнул палочку в чернильницу и записал показание Алоли.

Она молча смотрела, как ложатся буковки на пергамен.

Лефтерис оторвал взгляд от пергамена.

– Еще одно имя, Алоли. Пойми, это во многом облегчит тебе жизнь. Ведь тебя всё равно вызовут на суд. И если ты не докажешь, что не соглашалась на свидание с Леонидасом и не была у него на вилле в ту ночь, ты обречена.

– Но он очень просил, чтобы я не открывала его имени!

– Да кто он такой? Почему так боится, чтобы его имя было произнесено?!

– Он не боится!

– Тем более. Говори!

– Не могу.

– Да что с тобой, Алоли! Ведь ты рискуешь оказаться в тюрьме. А этот человек просто дорожит своей репутацией!

– Я бы могла тебе сказать, – ответила она после недолгого молчания, – если бы ты… если бы я… знала тебя лучше…

– Понимаю. – Он стал складывать свои письменные принадлежности в кожаную сумку. – Я должен завоевать твое доверие. Может быть, мне это удастся при следующей встрече. Придется тебе прийти к нам в дефенсуру до суда. – Он встал, у двери остановился. – Не знаю, поверишь ли ты мне, но мне хочется помочь тебе. И не из-за каких-то грязных желаний. Просто потому, что тебя будут поносить последними словами. Слишком много у тебя завистниц и завистников. Поэтому подумай хорошенько. Если будет у меня имя того, кто был с тобой, – будет у меня возможность помочь тебе.

И он вышел из ее комнаты.

Глава 13
Суд

В то время суды в Александрии проводили в оставшемся от прошлых времен храме Афродиты и Адониса.

Торжественный главный зал стал центральным местом заседаний, а там, где был жертвенник, теперь на возвышении за роскошным столом сидел в кресле префект. Справа от него, на том же уровне, находились стол и кресло дефенсора.

Слева, также на том же уровне, стояло кресло для святейшего патриарха. Он приходил сюда, если дело касалось мирских вопросов, как-то связанных с церковными. По собственно церковным делам у патриарха имелся свой зал заседаний для своего судебного ведомства.

Вдоль стены справа, в креслах поменьше, усаживались члены суда, состоявшего из знатных горожан.

По верху стены залы шла просторная галерея, куда допускались родственники обвиняемых и граждане Александрии, пожелавшие присутствовать на суде.

Самих обвиняемых и свидетелей ставили в зале, перед лицом к власть предержащим.

Скульптуры Афродиты и Адониса были разбиты, выброшены, но вот фрески, когда-то украшавшие все стены храма, местами сохранились.

Так, на стене, как раз напротив галереи, сохранилась фреска, где Афродита горестно плачет над возлюбленным.

Отцы города сочли, что история возвышенной любви Афродиты и Адониса достойна остаться в памяти потомков. Тем более, что в древней Александрии праздновалась память Адониса, его торжественная свадьба с Афродитой.

Но после, когда он был убит Аресом, его погружали в море, отдавая другой возлюбленной – богине подводного мира Персефоне.

Зевс, видя пламенную любовь Афродиты, всё же не совсем отдавал Адониса в подводное царство, а лишь на время.

Торжество любви нравилось александрийцам. Потому они и сохранили фрески в теперешнем здании судебных и прочих важнейших заседаний отцов города.

Когда все уселись по местам, префект Ксенон стукнул о пол жезлом, потребовав тишины.

Огласив суть сегодняшнего заседания суда, первым вызвали Джабари – как человека, лучше других знавшего покойного агоранома.

– Глубокочтимые господа префект и дефенсор! Члены суда и досточтимый народ Александрии! Мне как ближайшему помощнику Леонидаса, которого я бесконечно любил и которому обязан всем в моей жизни, особенно трудно говорить перед вами! Но именно моя любовь к покойному, мой долг обязывают меня говорить со всей откровенностью. Я обязан высказать всю правду, как бы горька она ни была! – Джабари говорил громко, с чувством. Крепкий, ладный, стоящий перед столом префекта прямо, чуть выставив вперед правую ногу, он был похож на того человека, который всем своим видом олицетворяет силу и правду Александрии. – Я вынужден сообщить, что моего глубокочтимого господина захватила страсть к женщине. Ненадолго, но захватила! Это и послужило началом его конца!

На галерее народ многоголосо зашумел, Ксенон снова стукнул жезлом:

– Говорите конкретней и короче, уважаемый Джабари.

– Простите, господин префект, волнуюсь! Этот предмет страсти, захватившей моего господина, танцовщица и блудница Алоли! – Галерея опять многоголосо зашумела. – Да! Она причина гибели моего любимого агоранома Леонидаса! – Джабари опять сделал многозначительную паузу, дав пошуметь людям на галерее. – Эти ее постыдные представления, которые давно следует запретить, совратили не одного только досточтимого Леонидаса, но и многих других! Пора призвать ее к ответу!

Зал опять зашумел.

– Танцовщицу Алоли мы вызовем, – сказал дефенсор Аксантос. – Совершено убийство. Что вы можете сообщить по существу? Где вы были в ночь убийства? Когда последний раз видели Леонидаса?

– Ночью я был, как и все порядочные люди, у себя дома. Хозяина видел днем, на Агоре, в своей резиденции.

– Он ничего не говорил вам, куда собирается? Какие у него были планы на завтра?

– Нет, не говорил.

– А не можете ли вы сказать – были у господина Леонидаса особые враги? Кто бы хотел его гибели?

– Нет, особых врагов у него не было, – уже не так уверенно ответил Джабари. – У торговцев всегда есть к агораному претензии… но это обычное дело.

– Есть ли у членов суда вопросы? – спросил префект.

Лефтерис поднял руку и встал.

– Сообщите суду, зачем вы приходили в дом блудниц накануне убийства?

– Да, приходил… по просьбе хозяина.

– По какой просьбе?

– Он просил… чтобы эта блудница… которая и виновна во всем… прибыла к нему на виллу.

– И что же, она согласилась?

– Да как она могла отказаться?! – возмущенно вскричал Джабари. – Конечно, согласилась!

Лефтерис повернулся лицом к столу префекта, вынул из сумки свиток и поднял его над головой:

– Здесь показания, записанные мной. Алоли не согласилась быть у Леонидаса. Ночью она была у себя в комнате, а не на вилле, где произошло убийство. Это может подтвердить Левкиппа, хозяйка заведения.

– Что вы на это скажете, Джабари?

– Призовите Левкиппу, господин префект. Она вам скажет, что я приходил туда, чтобы передать плату за визит ее содержанки к господину Леонидасу.

– Стража, приведите сюда хозяйку заведения, именуемую Левкиппой, – приказал дефенсор.

Левкиппа оказалось здесь же, на галерее.

Она вышла в зал суда как матрона – в богатой бордовой столе, с серебристым плащом паллой, покрывающем плечи.

Волосы ее, прекрасно уложенные, вздымались над лицом, нарумяненным и накрашенным.

Зал несколько насмешливо встретил разодетую Левкиппу.

– Действительно ли господин Джабари передал вам плату за визит к господину Леонидасу?

– Да, передал.

– А дальше?

– Что дальше? – вопросила Левкиппа, памятуя, что Джабари приказал ей отвечать «не была», «не знаю».

На галерее раздались издевательские, с намеком, смешки.

– Что делал господин Джабари дальше?

– Не знаю, – растерянно ответила Левкиппа.

– Он посетил Алоли? Или кого-то еще?

– Не знаю, – опять ответила Левкиппа.

– Он ушел? Или остался?

Левкиппа молчала, соображая, что ответить.

– Ушел, – наконец сказала она.

– Совсем ушел или к вашим девицам? – Левкиппа пожала плечами. На галерее раздался смех. – Тихо! – призвал к порядку префект. – Ответьте, госпожа Левкиппа, – несколько издевательски спросил он, – а эта танцовщица, Алоли, была она той ночью у себя или ушла?

– Не знаю, – ответила Левкиппа под хохот галереи.

– Как не знаете? Ведь монеты получили! Значит, нужно и вам отплатить! Не так ли?

– Да, – сказала Левкиппа, вконец растерявшись.

– Значит, – наседал на нее префект, – вы обязаны были проследить, ушла ли ваша содержанка туда, где ее ждали, и за что заплатили. Ведь не выполнить ваш приказ она не могла, так?

– Не могла.

– Так, значит, ушла?

– Не знаю.

Префект откинулся на спинку кресла, вытер пот со лба.

Всем своим начальственным видом он показывал, что дальше говорить с этой бестолочью у него нет сил.

– Стража, введите эту танцовщицу… как ее звать…

– Алоли, – подсказал дефенсор.

Ввели Алоли. Она была в той же светло-серой столе, длинной, до пят, с длинными рукавами, в которой принимала Лефтериса. И палла на ней была того же цвета – такая же скромная, но очень ей идущая.

Голова поднята высоко на ее точеной шее.

Стройная, роста чуть выше среднего, она сразу привлекала к себе внимание – и нельзя было не отметить, как она красива.

– Подследственная Алоли, род ваших занятий не только танцы и пение, но и блуд за плату, так? – Префект сказал это, потому что ему не понравилось, что Алоли стоит с высоко поднятой головой.

– Да, так, – подтвердила она, прямо смотря на префекта.

– Вы служили в цирке своего отца, покойного Тамира. Почему вы ушли в дом блудниц, а не остались в цирке?

– Потому что цирк распался – все ушли в разные стороны. А мне некуда было деться.

– Как – некуда? Могли пойти в служанки или еще куда. Да мало ли работы для одиноких женщин в Александрии! Но вы выбрали именно блуд – это и доходней, и вы на виду! Известны всему городу теперь не только танцами и песнями, но и пороком! Который соблазняет мужчин!

Ксенон возвысил голос, грозно смотря на Алоли.

Он словно забыл, как сам предлагал комиту Лизандросу тайное свидание с Алоли.

Но теперь ему хотелось растоптать Алоли, потому что убеждение, что она причина убийства, уже твердо сформировалось в его сознании.

Алоли молчала, так же прямо глядя на префекта. Этому ее выучила мать, готовя дочь к представлениям. Амизи говорила, что смотреть не моргая на партнера или в серьезном разговоре с кем-либо, особенно с врагами, – очень хорошая защита.

И Алоли усвоила этот урок.

– Скажите, подследственная, это правда, что вы сожительствовали с вашим отцом?

Зал затих, удивленный вопросом префекта. Разве э т о имеет отношение к убийству Леонидаса?

– Неправда – твердо ответила Алоли. – Правда в том, что он изнасиловал меня. Я не ушла из цирка только потому, что мы должны были уплыть в Константинополь. Комит Лизандрос обещал нас взять с собой на корабль, но обманул. После чего отец и умер.

Галерея бурно зашумела, пораженная смелым ответом Алоли.

Но многим ее ответы не понравились.

Послышались выкрики:

– Гордячка!

– Шлюха!

– Такая может и сама убить!

– Приговорить к пытке!

Префект опять призвал к порядку.

Наступила тишина, и тогда он спросил:

– В ночь убийства вы были в доме блудниц?

– Да.

– С кем?

– Этот человек не назвал себя.

– Вы не знаете его?

– Нет.

– Но каков он? По виду?

– Обыкновенный мужчина.

– И ничего в нем не было… особо примечательного?

– Нет, ничего. Утром он ушел, больше я его не видела. Хозяйка заходила ко мне, спрашивала, не хочу ли я пойти с ней на рынок за продуктами.

Префект помолчал.

– Последний вопрос. Господин Леонидас… ждал вас на вилле. Почему вы не прибыли к нему, если обещали?

– Я ничего ему не обещала. Это хозяйка обещала и взяла плату, как я теперь узнала.

– Но ведь вы о б я з а н ы были согласиться поехать к нему. Вы же подчиняетесь своей госпоже!

– Она мне ничего не сказала. И если бы сказала, то я бы всё равно не поехала к этому человеку.

– Но почему? – изумился префект.

– Потому, что он был очень похож на моего отца.

Опять поднялся шум толпы, которую префект долго не мог успокоить.

Кричали, ругали Алоли кто бранными словами, кто криками одобрения, которые, впрочем, тонули в общем шуме негодования.

Более всего лютовали женщины, обзывая ее «гордой шлюхой», «прелюбодейкой» и прочими постыдными словами.

Префект приказал страже увести Алоли.

Вызвали Наклетоса. Он признался, что искал встречи с Алоли.

Был у нее лишь один раз, но ложа с ней не делил. Она сказала, что пусть он разберется с отцом – любовницей отца и сына она никогда не станет.

Больше всех обрадовался этому признанию Джабари.

Оказалось, что всё-таки Наклетос б ы л у Алоли! Хотя твердо обещал ему, что подождет, женится и лишь после этого, когда все успокоятся, сможет встречаться с Алоли – сколько захочет.

Теперь глупый Наклетос с а м дал ему, Джабари, возможность найти главное, что ждут судьи.

Причину, мотив убийства.