Текст книги "Милость к падшим"

Глава 16
Завет

Проснувшись, Лефтерис сразу же вспомнил, куда ему должно идти по просьбе святейшего. Честно говоря, просьбой патриарха он прикрывал свое желание увидеть Алоли. Признаться в этом он боялся даже самому себе.

Агору он обошел переулками, боясь, что его остановят и начнутся расспросы, что да как. А хуже того и славословия, которые ему очень не нравились.

Он шел и вспоминал вчерашнюю беседу со святейшим и думал о нем.

«Какое счастье, что я близко знаю его! И что он благоволит ко мне. Он воистину Милостивый. И ведь не только к действительно бедным, страждущим.

Взять хотя бы тот случай с мошенником…»

Лефтерис улыбнулся, вспоминая, как однажды святейший дал жулику три серебряные монеты. Мефодий, казначей, сказал, что это мошенник. Святейший согласился. Через время приходит этот мошенник опять. Святейший узнал его, но виду не показал. Дал ему уже не три монеты, а шесть, чем привел казначея в отчаяние. Через время приходит этот мошенник опять. Святейший опять делает вид, что не узнал его. И дает монет втрое больше.

Казначей говорит: «Всё, больше терпеть не могу! Ухожу от вас!». А святейший ему: «Подожди, не торопись». И что же? Является мошенник, падает перед святейшим на колени, плачет. Кается. Святейший гладит его по голове, зовет помолиться вместе.

И мошенник становится добропорядочным человеком.

И сколько еще самых удивительных случаев в жизни святейшего!

Ведь он родом из знатной семьи с острова Кипр. Получил богатое наследство. Но всё роздал беднякам, ничего себе не оставил. Вот поэтому-то народ и потребовал, чтобы он стал патриархом – да не где-нибудь, а в самой Александрии!

Лефтерис не заметил, как пришел к дому блудниц.

В комнате, где встречали гостей, кроме женщины, подметающей пол, никого в этот ранний час не было. Лефтерис, назвавшись, попросил позвать хозяйку. Левкиппа, узнав, кто пришел, быстро явилась.

События последних дней наложили отпечаток на ее лицо – оно похудело, под глазами появились круги. Левкиппа их тщательно замазывала, но всё рано они были видны.

– Что угодно господину? – с деланой улыбкой спросила она.

– Вы не беспокойтесь, сегодня я не от дефенсора, а по просьбе святейшего. Вот что он хотел бы узнать… Да вы не волнуйтесь, здесь дело вовсе не уголовное, а скорее всего чисто церковное. – Он усадил ее рядом с собой. – Так вот. К вам будто бы ходит один человек. Особенный такой… Пожилой, по виду похожий на монаха… И святейшему стали доносить, что этот человек на самом деле монах. Понимаете? Вы только не волнуйтесь, я обещаю вам, что этот разговор останется между нами.

Эти же заверения давали Левкиппе и Джабари, и многие другие, а что получилось? Выставили ее, Левкиппу, на посмешище перед народом.

– Нет, такого человека я что-то не замечала. Приходят разные люди, знаете. И многие хотят, чтобы их приход сюда остался в тайне. А каково мне? Клиентов-то мне не выгодно терять.

– Да я всё понимаю. И не доставлю вам никаких хлопот, тем более дополнительных. Значит, не запомнился вам клиент, похожий на монаха?

– Нет, не запомнился, – ответила Левкиппа, хотя прекрасно понимала, о ком спрашивает Лефтерий. История с Коринной ей слишком даже была памятна.

– Всё же подумайте, уважаемая Левкиппа. Может, что-то и вспомните. А сейчас я спрошу вас уже как помощник дефенсора. Не произошло ли что-либо, после суда, такого, что вас обеспокоило?

– Нет, ничего такого не произошло.

– Ничего?

– Ничего.

– И уважаемую Алоли никто не беспокоил?

– Никто.

– И никто не спрашивал?

– Никто.

– Ну, любезная Левкиппа, этому нельзя поверить. После такого громкого суда… и никто… даже господин Наклетос?

Левкиппа заерзала на своем мягком кресле, опустила глаза.

– Она его быстро спровадила, – сказала Левкиппа, когда увидела несколько монет, которые Лефтерис положил на ее пухлые ладони. – А потом у нее был тот человек, о котором вы спрашивали. Он действительно с бородой и усами.

После того, как Лефтерис отсчитал ей еще несколько монет, продолжила:

– Но я как-то не думала, что он может быть монахом. Думала, скорее всего, он просто человек со странностями. Знаете, есть такие: по виду скромники, а на самом деле сладострастники.

– Да, есть такие. Он у вас был ведь не первый раз?

– Приходил и раньше. И знаете, только вам скажу, – она ловко спрятала монеты в потайной карман просторной столы, – нашу одну женщину, гречанку, выкупил. Такой вроде бедненький, а большую плату дал! И не торговался, выложил на стол монеты – и всё тут! Вы всё-таки поинтересуйтесь, кто таков. Он ночью у нее был.

– Благодарю вас, Левкиппа. Я как раз и хотел поговорить с Алоли. Только поговорить – как человек из дефенсоры, понимаете?

Она кивнула и пошла предупредить Алоли, что к ней пришли по делу.

Приход Лефтериса удивил Алоли – меньше всего она ожидала, что он появится здесь. И когда Виталий сказал ей, что Лефтерис заинтересовался ею, она восприняла эти слова как доброе слово доброго человека – ведь он верно заметил, что она-то, видимо, слишком внимательно смотрела на своего неожиданного защитника.

– Вы простите меня, что спозаранку вас тревожу. Но тут дело неотложное, – начал Лефтерис. – Да и вам, как мне кажется, надо поскорее понять, что делать дальше. Ведь вы здесь не хотите больше оставаться, так?

Она быстро посмотрела на него:

– Откуда вы это взяли? Может, как раз наоборот – я довольна, что после суда у меня будет больше клиентов!

– Перестаньте, – в сердцах сказал Лефтерис. – Наклетос у вас уже был, поди, золотые горы посулил. Он же теперь богач.

Она посерьезнела:

– Ну да, угадали.

– Нетрудно догадаться. Труднее понять, кто сегодня ночью был у вас.

– Зачем это? – В глазах ее появился злой блеск.

– Понимаете, Алоли, меня это просил узнать не кто-нибудь, а святейший. Ему доложили, что человек, похожий на того, что был ночью у вас, монах. Левкиппа хоть и дура, но сказала мне сейчас, что он действительно похож на монаха. И если это так, святейший должен принять меры.

– Какие меры? – грозно сказала Алоли. – Да вы и представить не можете, что это за человек! Таких, как брат Виталий, во всем мире не найдете!

– Как кто? – переспросил Лефтерис.

– Брат Виталий! – повторила она. – Хотя мне бы надо называть его отец Виталий! – Слезы выступили на ее глазах, и она не стыдилась их. – Никто не поверит, да и вы не поверите, – с той же горячностью продолжала она. – Он вот здесь зажигал свечу, ставил распятие и сегодня ночью! И в другие ночи, когда приходил ко мне! И вставал на колени, и молился! Я засыпала, а он молился и пальцем не прикасался ко мне! Молился до самого рассвета! Я просыпалась, а его уже не было. Вот это какой монах!

Всё, что накопилось за эти дни и ночи, прорвалось, и слезы катились по ее щекам, и она вытирала их своей серой паллой, накинутой на плечи. Лефтерису захотелось обнять ее, излить чувства, которые переполнили его сердце.

– О, Алоли! Вы ошиблись! Святейший как раз не поверил, что монах может блудить! Он мне сказал: тут что-то другое. И вот я узнал, какое это – другое. Это называется… чистотой сердца… Да, именно так говорил Христос: блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят[16]16
  Мф. 5, 8.


[Закрыть]. Вот монах Виталий и увидит Самого Господа! О, Алоли! Плачьте, плачьте, пусть всё горе выйдет из вас через эти слезы! Это слезы покаяния, неправда ли? – Она не знала, что ответить, лишь вытирала слезы. – А я ведь знаю брата Виталия, – продолжал Лефтерис. – Мы познакомились на Агоре. А потом он попросил показать Мусейон. И мы хорошо беседовали.

– Я знаю, – сказала она.

– Да? Значит, вы говорили обо мне? – обрадовался он. – Как замечательно! Знаете, а как святейший обрадуется, когда узнает про отца Виталия! Теперь я тоже буду называть его отцом. Как замечательно всё получилось!

– Да что тут вы нашли замечательного? – попыталась она остановить его восторженное состояние.

– Как что? Разве вы не видите, не чувствуете, что происходит?

– А что происходит? – уже серьезно, вытерев слезы, спросила она.

– Ну, во-первых, – сказал он, поняв, что, видимо, поторопился в своих предположениях, – во-первых, мы разобрались в поступках отца Виталия. И святейший объявит всем клеветникам, что здесь никакого падения нет. А наоборот – есть возвышение. А во-вторых… Во-вторых, я просто обрадовался, что мы все, оказывается, знакомы. Может, моя радость неуместна… Ну, так простите, если что не так сказал. – Она посмотрела на него уже без раздражения, лишь с легкой иронией. – Знаете, мама мне часто говорит, что я бываю несдержан в чувствах, – уже спокойней проговорил Лефтерис. – Что слишком открыт. А надо научиться сдерживаться. Тем более, когда ведешь расследование. Но я заметил: чем откровенней говоришь и ведешь себя, тем лучше всё получается. Вот и святейший так считает. И поступает так же. Вопреки всякой логике. Нашей, житейской. Да вы сами убедитесь, когда его ближе узнаете.

– Я? Ближе узнаю?

– А как же! – добродушно улыбнулся он. – Я же вас обязательно должен привести к святейшему. И вы сами убедитесь, какие святые люди живут у нас под носом. А мы ничего не видим! Знаете что? Давайте прямо сейчас пойдем к нему.

– Нет, что вы! Нет!

– Почему, Алоли? Сейчас самое подходящее время. И случай подходящий!

– Да как вы это себе представляете? Чтобы патриарх с такой, как я…

– Какой такой? Вы же по принуждению здесь оказались. У вас же душа совсем иная. Да святейший вчера мне сам сказал, что вы красавица! А он зря слов на ветер не бросает!

Она не смогла скрыть растерянности. И Лефтерис догадался настоять на своем:

– Вот что. Я вас подожду в комнате, где меня встретила хозяйка. Я ей скажу, что отведу вас к святейшему по делу. Собирайтесь.

И он, улыбнувшись ей, вышел из комнаты.

Через некоторое время они подходили к храму Святого Аркадия.

На удивление, в этот неурочный час у храма толпился народ. Стояли группами, о чем-то оживленно переговариваясь. Когда Лефтерис и Алоли приблизились, ему показалось, что некоторые их приходу обрадовались.

Кто-то даже воскликнул: «Вот они!»

Святейший, казалось, нисколько не удивился, встретив Лефтериса и Алоли:

– Хорошо, что пришли. Ну, так это, значит, правда, что к вам монах приходил?

– Да, – ответила Алоли. – Он платил за то, чтобы такие, как я, ночью спали, а не блудили. А сам вставал на колени и молился. До рассвета. – Святейший слушал Алоли, внимательно смотря ей в глаза. Но она не смутилась под его пристальным взглядом. – Его зовут отец Виталий. И он просил не только меня, но и других, чтобы они никому не говорили, что он монах. И что он молится за нас – как за своих заблудших дочерей.

Святейший продолжал смотреть на Алоли. Казалось, что он вовсе не удивлен тому, что услышал.

– Как за своих дочерей, – повторил он. – Если бы Наклетос был хоть чуточку умней… Люди мне сказали, он подстерег монаха и избил. Вот что, – святейший оживился, – надо узнать, где он живет. Пойдем к нему.

Нашелся человек, знавший, что отец Виталий живет в доме на окраине греческого квартала. Пошли туда довольно большой группой из самых разных людей – более всего женщин, прихожан храма Святого Аркадия. Но были и мужчины, заинтересованные в том, чтобы узнать, кто же на самом деле этот монах, ходивший в дом блудниц.

Впереди шел патриарх, сопровождаемый священниками и церковнослужителями храма.

До Лефтериса, шедшего с Алоли позади патриарха, долетали обрывки фраз:

– А Наклетос… тот самый?

– Сын Леонидаса!

– Помешался!

– Да ну?

– И эта здесь…

– Чего она?

– Как чего? Свидетель!

– Так разве на суд идем?

– Монах-то, говорят, еле живой!

– Не ходил бы куда не надо!

– А ты, праведница нашлась!

– Тише вы!

Пришли к дому, где в комнатке, служившей кельей отцу Виталию, он лежал уже бездыханный.

Святейший, подойдя к нему, наклонился, поцеловал его.

Вынул из его рук свиток пергамена, развернул, стал читать.

В наступившей тишине стало слышно, как потрескивает свеча, стоящая на столике, перед распятием.

Святейший оторвал взгляд от свитка, оглядел собравшихся.

– Отошел ко Господу монах Виталий из монастыря Святого Серида, – объявил он. – Будем готовить его к погребению. Похороним со всеми положенными почестями. Ибо он, как написано в этом свитке, жил праведно и трудился во спасение падших. – Патриарх перекрестился широким крестом, повернулся лицом к своим помощникам: – Отнесем его в храм и там совершим отпевание. А пока найдите женщин, пусть они приготовят усопшего к погребению.

Женщины быстро нашлись – они были из числа тех, кого спас отец Виталий от блудной жизни.

Весть о смерти монаха Виталия быстро разнеслась по Александрии. И с той же быстротой распространилась весть о его молитве за падших женщин, которых он спасал как в доме блудниц, так и в жилищах по окраинам Александрии.

После погребения отца Виталия патриарх Иоанн произнес проповедь, обращенную ко множеству людей, пришедших проститься с монахом, совершившим столь необычный подвиг.

– В прощальном слове своем авва Виталий написал, что нельзя торопиться осуждать ближнего своего. Что лишь Самому Господу ведомы наши грехи и благородные поступки. Это действительно так – сколько клевет и издевательств вынес покойный! Но, следуя Христу, принял на рамена свои Крест, который, как бы он ни был тяжек, нес с редким мужеством. Принял даже смерть, но не отступил ни на шаг от Спасителя. И Господь дал ему дар предвидения – как сказал монах Виталий, так и случилось с его убийцей. Вся Александрия услышала вопль нечестивого. Услышала и то, что никогда не поздно обратиться к Господу и отвернуться от греховной жизни.

Патриарх глубоко вздохнул, опустил голову, набираясь сил, потом поднял ее, оглядев собравшихся.

Голубые глаза его, почти прозрачные, сейчас, казалось, стали еще светлей, еще чище.

Он продолжил:

– Мужи и жены александрийские! Братья и сестры! Жизнью своей отец Виталий научил нас не только не торопиться с осуждением ближнего. Его подвиг в том еще, что он научил нас милости к падшим и заблудшим. Показал, что для этой милости, которую мы можем назвать великой, надо трудиться и день, и ночь. Ибо его непрестанная молитва есть самый великий труд, который слышит Господь. В какой одежде он был? В ветхой камизии и милоти? Нет! Он, по слову апостола Павла, препоясал чресла истиною и облекся в броню праведности, ноги свои обул для дороги, идя по которой благовествовал миру Христа. И взял щит веры, которым смог угасить все раскаленные стрелы лукавого. И шлем спасения взял, и меч духовный, который есть Слово Божие.

Вот кем на самом деле оказался отец Виталий!

Не убоялся он и смерти самой.

И потому Господь открыл ему зрение духовное.

И потому спас он многих женщин, сейчас стоящих здесь.

И нет у меня сомнения никакого, что и там, за чертой жизни земной, он продолжит молитву за всех, кто обратится к нему.

Придет время, и прославит наша Церковь его во святых.

Ибо он теперь с ними.

Аминь.

Патриарх благословил народ и поклонился ему.

Люди расходились из храма.

Лефтерис взял Алоли за руку и повел за собой – не от храма, а в храм. Она не сопротивлялась, пошла рядом с ним.

Пред иконой Христа Спасителя он опустился на колени и, не выпуская ее руки, кивком головы показал, чтобы она поступила так же.

Патриарх, еще не войдя через диаконские врата, оглянулся, увидел молодых, вставших на колени. Подошел, остановившись на амвоне, перед ними.

– Имеете ли душевное желание пройти жизнь до конца, не разлучаясь в горе и в радости? – спросил Иоанн.

– Да, – первым сказал Лефтерис, крепко сжимая ладонь Алоли.

Она повернулась к нему лицом, не веря еще во всё, что происходит сейчас.

Лефтерис ждал ответа.

Ждал и патриарх.

– Да, – сказала Алоли, послушавшись того, что подсказывало сердце.

– Будем считать, что вы помолвлены, дети мои, – сказал патриарх. – Я благословляю вас. Жаль, что не побываю на вашей свадьбе.

– Почему? – спросил Лефтерис.

– Потому что ваша свадьба состоится в городе Лимассоль, на острове Кипр. Это моя родина. Там я начинал свое пастырское служение. Там у меня родня. К ним и напишу письмо, чтобы они вас приняли. А пока готовьтесь к отъезду.

Они поцеловали ему руку и не знали, что делать дальше.

– Теперь идите, – напутствовал их патриарх. – Вам есть что сказать друг другу.

Они поклонились святейшему и пошли к открытым дверям храма, в которые бил яркий солнечный свет – весна уже набрала полную силу.

Житие святого преподобного отца нашего Виталия монаха

Преподобный Виталий, инок монастыря преподобного Серида, пришел в Александрию при святителе Иоанне Милостивом (память 12 ноября), патриархе Александрийском (609–620).

Святой, достигнув старости (ему было 60 лет), дерзнул взять на себя необычайный подвиг: он записал к себе в помянник всех блудниц Александрии и начал усердно молиться о них. Преподобный трудился с утра до вечера и зарабатывал каждый день 12 медных монет. Вечером святой покупал себе один боб, который съедал не ранее заката солнца. Остальные деньги он отдавал одной из блудниц, к которой приходил на ночь и говорил: «Умоляю тебя, за эти деньги соблюди себя в чистоте эту ночь, не греши ни с кем». Затем преподобный запирался с блудницей в ее комнате, и пока блудница спала, старец всю ночь молился, читая псалмы, а утром тихо уходил от нее. И так он делал каждый день, посещая по очереди всех блудниц, причем брал с них клятву, что они сохранят в тайне цель его посещений. Жители Александрии, не зная правды, возмущались поведением инока, всячески оскорбляли его, а он покорно терпел все насмешки и только просил не осуждать других.

Святые молитвы преподобного Виталия спасли многих падших женщин. Одни из них ушли в монастыри, другие вышли замуж, третьи начали честно трудиться. Но рассказать о причине своего исправления и тем снять обвинения с преподобного Виталия они боялись – их связывала клятва, взятая святым. Когда одна из женщин нарушила ее и стала оправдывать монаха, она впала в беснование. Александрийцы после этого не сомневались в греховности преподобного.

Некоторые клирики, соблазнившиеся поведением монаха, донесли на него святому патриарху Иоанну Милостивому. Но он не поверил доносчикам и сказал: «Перестаньте осуждать, особенно иноков. Разве не знаете, что произошло на Первом Никейском Соборе? Некоторые из епископов и клириков принесли друг на друга письменные доносы блаженной памяти царю Константину Великому. Он повелел принести зажженную свечу и, даже не прочитав писаний, сжег их и сказал: «Если бы я собственными глазами увидел согрешающего епископа, или священника, или инока, то покрыл бы такого своей одеждой, чтобы никто не видел его греха». Так мудрый святитель пристыдил клеветников.

Преподобный Виталий продолжал свой трудный подвиг: являясь перед людьми грешником и блудником, он приводил заблудших к покаянию.

Однажды, выходя из блудилища, преподобный встретил шедшего туда юношу – блудника, который с бранью ударил его по щеке и закричал, что монах позорит имя Христа. Преподобный ответил ему: «Поверь мне, что за меня, смиренного, и ты получишь такой удар по щеке, что вся Александрия сбежится на твой крик».

Спустя некоторое время преподобный Виталий поселился в небольшой келье и в ней ночью скончался. В тот же час перед юношей, ударившим старца, появился страшный бес, ударил его по щеке и закричал: «Вот тебе удар от монаха Виталия!» Юноша начал бесноваться. Он в исступлении катался по земле, рвал на себе одежду и кричал так громко, что собрал множество народа.

Когда через несколько часов юноша пришел в себя, то побежал к келье преподобного, взывая: «Помилуй меня, раб Божий, что я согрешил против тебя!» У дверей кельи он окончательно пришел в себя и рассказал собравшимся о своей встрече с преподобным Виталием. Затем юноша постучал в дверь кельи, но не получил ответа. Когда дверь взломали, то увидели, что преподобный преставился к Богу, стоя на коленях перед иконой. В руках у него был свиток со словами: «Мужи александрийские, не осуждайте прежде времени, пока не придет Господь, Праведный Судия».

В это время пришла бесноватая женщина, наказанная преподобным за нарушение тайны его подвига. Прикоснувшись к телу святого, она исцелилась и рассказала народу обо всем, случившемся с нею.

Когда о смерти преподобного Виталия узнали спасенные им женщины, они собрались и рассказали о добродетелях и милости святого.

Святитель Иоанн Милостивый радовался, что не поверил клеветникам и не осудил праведника. Затем при стечении покаявшихся женщин, обращенных преподобным Виталием, святой патриарх торжественно пронес его останки через весь город и предал их честному погребению. С тех пор многие александрийцы положили себе завет не осуждать никого.

Тропарь преподобному Виталию Александрийскому, глас 8

В тебе́, о́тче, изве́стно спасе́ся, е́же по о́бразу:/ прии́м бо крест, после́довал еси́ Христу́,/ и де́я учи́л еси́ презира́ти у́бо плоть, прехо́дит бо,/ прилежа́ти же о души́, ве́щи безсме́ртней.// Те́мже и со А́нгелы сра́дуется, преподо́бне Вита́лие, дух твой.

Перевод: В тебе, отче, точно сохранилось то, что в нас по Божию образу: ибо, взяв свой крест, ты последовал за Христом, и делом учил пренебрегать плотью, как преходящей, заботиться же о душе, творении бессмертном.

Потому и радуется с Ангелами, преподобный Виталий, дух твой.

Кондак преподобному Виталию Александрийскому, глас 2

Чистото́ю душе́вною боже́ственно вооружи́вся,/ и непреста́нные моли́твы/ я́ко копие́ вручи́в кре́пко,/ пробо́л еси́ бесо́вская ополче́ния./ Вита́лие, о́тче наш,// моли́ непреста́нно о всех нас.

Перевод: Чистотой душевной с Божией помощью вооружившись, и непрестанные молитвы, как копье взяв крепко, низложил ты бесовские ополчения, Виталий, отче наш, моли непрестанно о всех нас.

Молитва преподобному Виталию Александрийскому

О, свяще́нная главо́, преподо́бне о́тче, преблаже́нне а́вво Вита́лие, не забу́ди убо́гих твои́х до конца́, но помина́й нас всегда́ во святы́х и благоприя́тных моли́твах к Бо́гу: помяни́ ста́до твое́, е́же сам упа́сл еси́, и не забу́ди посеща́ти чад твои́х моли́ за ны, о́тче свяще́нный, за де́ти твоя́ духо́вныя, я́ко име́яй дерзнове́ние к Небе́сному Царю́: не премолчи́ за ны ко Го́споду, и не пре́зри нас, ве́рою и любо́вию чту́щих тя: помина́й нас недосто́йных у Престо́ла Вседержи́телева, и не преста́й моля́ся о нас ко Христу́ Бо́гу, и́бо дана́ тебе́ бысть благода́ть за ны моли́тися. Не мним бо тя су́ща ме́ртва: а ще бо те́лом и преста́вился еси от нас, но и по сме́рти жив сый пребыва́еши, не отступа́й от нас ду́хом, сохраняя нас от стрел вра́жиих и всякия пре́лести бесовския и козней диа́вольских, па́стырю наш добрый. Аще бо и моще́й твоих ра́ка пред очима на́шима видима есть всегда, но свята́я твоя душа со а́нгельскими воинствы, со безплотными ли́ки, с небе́сными силами, у Престола Вседержителева предстоя́щи, досто́йно весели́тся, ве дуще убо тя воистину и по сме́рти жи́ва су́ща, тебе́ припа́даем и тебе́молимся: молися о нас Всесильному Богу, о пользе душ на́ших, и испроси нам вре́мя на покаяние, да невозбра нно пре́дем от земли́на Не́о, от мыта́рств же го́рьких, бе́сов возду́шных князе́́й и от ве́чныя муки да изба́вимся, и Небе́снаго Ца́рствия насле́дницы да будем со все́ми пра́ведными, от ве́ка угодившими Господу на шему Иису́су Христу: Ему же подоба́ет вся́кая сла́ва, честь и поклоне́ние, со Безнача́льным Его Отце́м, и с Пресвятым и Благим и Животворящим Его Духом, ныне и присно, и во ве ки веков. Аминь.