Текст книги "Игра Хаоса"

До этого с подсудимой долго разговаривал главный юстициар первосвященника, убеждал отказаться от некоторых слов, принять учение церкви и уже через нее являть чудеса, не растрачивать священный дар на всяких нищих и бродяг, а даровать его лишь тем, кто этого достоин: князьям, дворянам, богатым купцам и самим священникам. Переубедить ее так и не удалось: ни смириться, ни отказаться от своих слов она не пожелала, как не пожелала и являть чудеса лишь тем, кто готов за них хорошо заплатить.

На тайном суде иерархи церкви вынесли решение: устранить ту, кто нес слова их бога. Слишком разрушительны были эти слова, уничтожающие все, что составляло фундамент и основу их мира. По приговору суда святую деву удушили в тайной тюрьме, а тело похоронили в часовне возле кладбища еретиков.

В ночь после смерти последнего пророка перед первосвященником явился он: Вестник, что приносит людям слова творца. И положил перед испуганным стариком небольшую глиняную табличку, созданную на заре этого мира и хранившую мир от зла. Лишь тогда первосвященник до конца осознал последствия своих деяний и увидел, что он и подобные ему натворили. Бог, которому он поклонялся все эти годы, кто дал ему величие и власть над этим миром, покинул его. Люди, отказавшись от пророка, ниспосланного богом, остались одни.

«Отныне вы сами будете творить историю мира и сами решать, каким путем пойдете, раз не желаете идти по тому, который указывал вам я. И хранить мир от зла отныне будете сами».

Передав эти слова творца, Вестник не ушел вслед за создателем. Незримый для всех, он продолжал оставаться среди людей, ожидая, когда они изменятся и вернутся на путь, который когда-то отвергли, чтобы возвестить Первоотцу об этом.

И вот теперь его ожидание подходило к концу. Он слышал бой, бушующий на улицах города, чувствовал смерти сотен людей, гибнущих под ударами слуг Хаоса, и он понимал, что произошло то, чего он боялся: Тьма прислала свое войско, чтобы сокрушить последнюю преграду на ее пути. А он, бессильный что-либо изменить, по-прежнему парил рядом со скрижалью. Ну почему творец не наделил его силой, способной противостоять злу? Почему запретил вмешиваться в происходящее, оставив его лишь бессильно созерцать, как гибнет мир, который сам Первоотец когда-то и создал?

А шум боя за стенами храма нарастал. Вестник чувствовал приближение того, кто пришел за скрижалью, а монахи и служители торопились спасти ее. Одни закрывали ворота, чтобы задержать атакующих, а другие избранные через тайный проход должны были вынести скрижаль в безопасное место. Измена, невидимая для других, но не для того, кто может читать в человеческих душах; жажда бессмертия и власти; сладкая ложь, опутавшая душу одного из них; и кинжал вонзается в спины товарищей, готовящихся спасти реликвию.

Он видел все, бессильный что-либо изменить. А вот и тот, кто пришел, чтобы сокрушить наследие творца. Наг. Игрок-хаосит осторожно вползает под своды храма. Клинки в его руках источают смерть, а боль, которую они несут, способна задеть даже бога. Именно они способны сокрушить то, что голыми руками не сломать.

И когда он увидел вскинутое для удара оружие, крик вырвался из глубины его души, пересиливая запрет на вмешательство:

– Не смей!!!

Крик его был настолько пронзительно силен, что наг испуганно отпрянул, опустив клинки. Но оглянувшись, он увидел не грозного архангела или повелителя небесных легионов, а всего лишь вестника – гонца, способного лишь на то, чтобы сообщать жалким смертным волю их бога; ни властью, ни силой он не обладал и все же осмелился противостоять злу. Улыбка исказила лицо нага.

– Передай своему божку: пусть начинает создание нового мира. А этому пришел конец!

И вестник ответил. Пусть он всего лишь гонец, пусть он не способен сражаться, но он – создание Света. Пусть всего лишь искра, но зажег ее бог. Даже самый маленький огонек способен осветить и разогнать целое море тьмы, и этот дар у него никому не отнять.

И он засветился, засиял, как никогда в жизни, вкладывая всего себя в этот огонь, в это горение. Пусть на краткий миг, но он заполыхал подобно сверхновой звезде, в момент гибели освещающей Вселенную до самого края. И в тот миг он почувствовал, что не один. Далекие собратья, вестники света, тысячи огоньков, купающихся в сиянии звезд, были с ним, посылая свой свет ему навстречу.

И он рос, становясь все шире и шире, устремляясь во все стороны, сливаясь с той энергией, что наполняла собор. И вся сила, накопленная в древнем храме, полыхнула. Вновь наполнились мощью слова молитв, выбитые на стенах храма, грозно засияли статуи небесных стражей, стоящие в нишах стен, и священный символ Первоотца, небесный круг, вспыхнул белоснежным светом в витражных окнах храма.

Посреди зала раздался вопль нестерпимой боли. Под напором света лопнула золотая сфера, защищавшая тело нага. Игрок закрыл глаза рукой, которая полыхала огнем, и вскинул жезл, чтобы через миг исчезнуть. Но маленький вестник этого уже не увидел. Он исчез, исчерпав себя до конца, и не увидел, как вслед за нагом исчезли один за другим его слуги, как костяные солдаты сгорели под лучами солнца, как разбуженные от сна мертвецы рассыпались в прах, которым они и были.

Всего этого он не увидел, но в последний, самый ослепительный миг своей жизни он знал, что дал пусть крохотный, но шанс этому миру.

Глава 14
Танаша

Танаша занималась своим любимым делом: грабила ювелирную лавку. Возле ног поскуливал хозяин лавки, даже глаза боясь поднять на налетчицу, а лучшая убийца Шепчущего сноровисто выгребала содержимое сейфа, в котором хранил свое добро несчастный ювелир. Наметанный глаз выхватывал из кучи драгоценностей наиболее интересные вещицы. Вот этот комплект хорош: серьги вместе с колье изумительно подойдут к тому темно-бордовому платью с глубоким вырезом… а это кольцо прекрасно смотрится с ее любимым бальным…

«Так, здесь я, видимо, уже закончила». Оглядев пустое нутро металлического ящика и весело похлопав хозяина разоренной лавки по голове, Танаша танцующей походкой направилась на выход. Это была уже третья лавка, которую она обчистила за сегодняшний день; а сколько впереди еще интересного и ценного!.. Она улыбнулась хищно, оглядывая город и думая, куда направиться дальше. В кои-то веки есть нормальная цель: большой город, битком набитый множеством прекраснейших вещей, а не какой-нибудь муравейник с ползающими или прыгающими тварями, как в прошлый раз. Брр! Аж противно вспоминать всех этих тварей! Она с детства не любила всяких пауков и тараканов. А до этого Хозяин с големами воевал на каком-то Осколке; ей тогда только чудом голову не проломили, и там ни украсть, ни посмотреть даже не на что было. Так что для нее сегодня почти что праздник.

Она на краткий миг замерла, решая, что делать, и вспоминая план города. Возле врат вовсю полыхают огни пожаров: там повеселился Саяр вместе со своими костлявыми друзьями. С западной стороны, возле резиденции Хранителей веры, слышались какие-то вопли; туда, пожалуй, идти тоже не стоит после того, как там побывала Лаэта: она терпеть не могла эту тварь, больную на всю голову. Хм, куда же пойти? Приказов, обязательных для исполнения, больше нет: резиденцию Хранителей веры она зачистила. Танаша невольно улыбнулась, вспоминая глаза главного инквизитора, когда она ему взрезала грудь и вырвала сердце.

Так, на западе расположены торговые кварталы, они немного вдалеке от направления основного удара. Есть смысл бежать туда, пока Саравати будет возиться возле банка Святого престола на площади. Приняв решение, Танаша перешла на бег. Тяжелый мешок с награбленным добром ей нисколько не мешал: если ей было надо, она и грузовую лошадь вместе с вьючной поклажей могла утащить на своих, казалось бы, хрупких девичьих плечах.

Нестерпимо яркая вспышка света застала ее уже возле торгового квартала, заставив ничком броситься на землю и прикрыть глаза. Из центрального собора, там, куда ушел Хозяин, бил поток яркого света, разгоняющий тьму над городом. Танаша буквально сердцем почувствовала боль Хозяина, попавшего под удар. Потом, спустя краткий миг, это чувство пропало, и сначала Танаша испугалась, что Шепчущий погиб, но, взглянув на метку на своей руке, которая не пропала, поняла, что наг жив: просто сбежал из этого мира, не отозвав своих слуг. А что же ей теперь делать?

Опытная убийца растерянно оглянулась по сторонам, когда услышала плач ребенка за углом разрушенного дома. Еще не зная, что она сделает, направилась на звук. Завернув за угол, она увидела лежащую на земле раненую женщину, а рядом с ней – девочку лет шести, зовущую на помощь.

Улицы были пусты, а дома сильно разрушены: видимо, сюда ударило одно из заклинаний личей и женщину ранило обломками. В нескольких шагах от них она увидела костяного солдата, непонятно как забредшего сюда. От его костей шел пар: казалось, скелет вот-вот развалится. Но несмотря ни на что, мертвый солдат стремился выполнить полученный приказ: убивать все живое вокруг. Пошатываясь, он шел к раненой женщине с ребенком, поднимая для удара короткий меч. Женщина не в силах была бежать и из последних сил пыталась оттолкнуть дочь, крича ей, чтобы убегала, а та, вцепившись в мать, не хотела ее отпускать.

Больше всего Танаша не любила бессмысленные смерти: она сама пролила немало крови, и ее руки отняли немало жизней; но убивать вот так – запросто, бессмысленно и беспощадно?.. Ведь в этом мире уже нет Хозяина, эти смерти уже бесполезны! Она смотрела на мать и дитя, таких беспомощных в своей любви друг к другу; девочка так похожа на ее малышку!

Короткий бросок метательного ножа, ударившего в основание черепа, – и кости бессильно посыпались на землю. Она даже сама не поняла, как ее рука сделала бросок. Возможно, она пожалеет о том, что сейчас сделала: Шепчущий, если узнает, накажет ее за убийство соратника. Но это будет потом, а сейчас она хочет помочь.

Подойдя к ним поближе, Танаша присела и глянула на женщину с ребенком. Малышка плакала навзрыд и шептала: «Мамочка, пожалуйста, не оставляй меня одну!» Женщина уже не могла ничего говорить: она стремительно теряла силы вместе с кровью, что текла у нее из ран. Из спины торчали несколько длинных деревянных щепок, а в бедре – осколок стекла. Видимо, они попали под удар, когда бежали по улице, и мать прикрыла собой дочь. Устало вздохнув, Танаша бросила на землю мешок с добычей. Порывшись в своей сумке, достала несколько пузырьков. Сначала синий, чтобы остановить кровь, затем нужно удалить осколок стекла и острые куски дерева из спины. Зелье лечения быстро сделало свое дело, затянув раны, едва из тела удалили посторонние предметы.

Теперь эликсир бодрости: он придаст сил, чтобы уйти отсюда. Непонимающая женщина еще пыталась что-то сказать, а Танаша уже все сделала. Окинув взглядом бедную одежду спасенных, она, еще раз вздохнув, не глядя сунула руку в мешок, вытащила оттуда горсть драгоценностей и затолкала их в карман несчастной женщины.

– А теперь бегите отсюда, пока я добрая.

Заниматься дальнейшими грабежами расхотелось: пропало настроение. Да и зачем? Собранного за века службы у нага хватит на десять жизней и ей и Саюри в любом из сотен миров, куда бы их ни отправил Шепчущий. Свобода – почти забытая мечта среди слуг, а ведь она когда-то ею обладала. В стране Небесных драконов, в жемчужном дворце, воины ее клана охраняли богоподобного императора. Ее с детства учили повиновению и преклонению. Тяжелейшие тренировки, безжалостные учителя, эликсиры алхимиков и заклятия магов. Она и подобные ей были послушными куклами, живыми марионетками, не имеющими ни сомнений, ни страхов. Воля императора была для них законом, а они – его гневом, его карающей дланью и несли смерть тем, кто противился его воле. Безжалостные убийцы и верные телохранители, личная гвардия императора и опора трона.

Но, несмотря на безжалостные тренировки и заклятия магов, Танаша так и не стала безвольной куклой. Ее душа смогла сохраниться где-то в глубине естества, ее бунтарство так и не смогли вытравить учителя, годы служения, тяжелые задания и новые тренировки. Ее учили многому; подобно тому как кузнец удар за ударом выковывает идеальный меч, из нее создавали оружие, способное справиться с любым противником. Если надо, она могла достойно вести себя на большом императорском балу, поддерживать светскую беседу и правильно пользоваться любым из столовых приборов. Она могла быть актрисой и танцовщицей, притвориться потомственной аристократкой или шлюхой из портовых кварталов, менять облики и имена, чтобы в нужное время нанести удар и оборвать жизнь неугодных имперской власти. Эликсиры изменили ее тело так, что внешне хрупкая девушка не уступала в силе пещерному медведю; ее глаза видели в темноте и гораздо дальше обычных человеческих глаз; ее легкие набирали достаточно воздуха, чтобы проплыть не меньше сотни шагов под водой, ни разу не вынырнув на поверхность, а ее ногти были так же остры, как когти хищника, и прочностью не уступали стальным клинкам, позволяя ей, если надо, лазать по отвесным скалам или стенам домов. Ее глаза и волосы меняли цвет, на коже мог появляться и исчезать загар. Из ее тела сделали совершенное и изощренное оружие против врагов империи и императора. И вся ее жизнь состояла из служения, тренировок, заданий и готовности к смерти.

Она до сих пор помнила то утро, когда боль в животе скрутила ее, придя так неожиданно. Она как раз недавно вернулась с задания, которое успешно выполнила: нужно было втереться в доверие к главарю пиратов и контрабандистов, стать его близкой подругой и почти два года ждать момента, чтобы нанести удар, устранить цель и украсть списки. В них были имена тех, кто продавал оружие пиратам и передавал сведения о маршрутах торговых судов, тех, кто покупал и продавал «розовую пыль» – наркотик, наводнивший империю.

Она как всегда безупречно выполнила работу: умелая обольстительница, утомив ласками и постельными утехами главаря пиратов, подарила ему смерть. Маленький укол заколкой для волос – и могучий двухметровый здоровяк, неудержимый на поле боя, заснул навеки, а она незаметно пробралась в тайник и выкрала записи. Потом была погоня, поиски, но это уже стало рутиной, к которой она давно привыкла…

А теперь – внезапная боль в животе. Что это? На подгибающихся ногах она потащилась к врачу, держась за стены, и почти потеряла сознание в лазарете. Там ее осмотрели, обследовали, сделали анализы и сообщили: она беременна. Пожалуй, если бы сказали, что ее назначили императрицей или ей предстоит убить бога-дракона, Танаша удивилась бы меньше. Еще в Школе убийц, после ежедневных приемов всех этих эликсиров, изменявших тело, ей сказали, что у нее никогда не будет детей, и она с этим смирилась, свыклась с этой мыслью, лишь иногда украдкой бросая взгляды на детвору да изредка по ночам плача в подушку. А тут ей сообщают, что у нее будет дитя, что ее тело, способное лишь отнимать жизнь, смогло создать новую… Старенький седой лекарь сказал, что нужно прервать этот процесс. Так и сказал: «процесс», как будто его родила не мать, а перегонная установка или алхимическая сфера, и тут же отправил ее в операционную.

Она так и не дошла туда, сбежав по дороге. Наконец в ее жизни появился хоть какой-то смысл, и она не могла позволить его отобрать никому: ни своим братьям и сестрам по оружию, ни императору. Ее искали лучшие сыщики империи, а она скрывалась, используя всю свою хитрость и полученные за годы службы умения. Ребенок ей совсем не мешал: животик был небольшим, почти не видимым под одеждой, и ей иногда казалось, что там никого нет и это все обман. Но она прислушивалась к себе и слышала: «тук-тук-тук»… И эти слабые звуки маленького сердца, стучавшего под ее собственным, придавали ей сил и дарили надежду.

Ребенок родился раньше срока, словно торопился поскорее увидеть свет, которого его так хотели лишить злые люди. В маленькой захолустной деревушке старуха подала ей в руки крошечное дитя со сморщенной мордашкой, все еще помнившее тепло ее тела. Саюри. На языке ее народа это означало Серебристый Снег, в память о деревушке, где родилась дочка, и о снеге, что падал в ночь ее рождения.

Дальше они странствовали вдвоем. Поиски продолжались: империя хотела вернуть либо уничтожить обретший свою волю клинок, нарушивший приказы. А Танаше пришлось заняться новым ремеслом: Саюри была больна. Эликсиры, искалечившие тело ее матери, не дали ей развиться как следует. Малышка часто болела, а на врачей были нужны деньги. Большие деньги. Сбережений уже не осталось, и Танаша использовала старые навыки, отточенные за годы службы империи; но только забирать жизни она больше не хотела, поэтому стала отнимать кошельки. Горсть драгоценностей для богача – это капля в море, а десяток золотых или нитка жемчуга могли позволить им с Саюри прожить, не зная нужды, целый месяц.

И она воровала в домах богачей. Опыт и знания позволяли ей проникать в особняки, дворцы и дома знати. Но ее малышка все чаще болела, все реже у нее были силы просто даже встать или погулять с мамой по улицам города. Ее уже не радовали ни куклы, ни платья, улыбка почти не появлялась на бледных губах. Ей нравилось лишь перебирать опухшими пальчиками драгоценности, которые приносила мама с ночных прогулок: яркие блестящие камни, золото и украшения. Она любила смотреть, как мама примеряет при ней эти красивые вещи и сменяет наряды. И Танаша воровала, теперь только лишь для того, чтобы хоть на миг увидеть улыбку на губах дочери. А Саюри умирала. Не помогали ни врачи, ни маги, ни самые дорогие эликсиры, стоившие безумных денег. Все, кому она показывала дочь с просьбой о помощи, лишь качали головами и удивлялись тому, как это дитя до сих пор живо. Теперь Саюри уже даже не могла говорить, а лишь часами смотрела на мать, белая как снег, в честь которого ее назвали.

И тогда Танашу нашел Шепчущий. Она так до сих пор и не узнала, как он ее отыскал и узнал о ее беде. Просто однажды возник на пороге ее дома и постучал в дверь. Тогда он был в другом облике, в виде обычного человека. И предложил ей сделку: жизнь ее дочери в обмен на вечное служение ему; а потом оставил небольшой пузырек на столике возле кровати Саюри, сказав, что это лекарство, которого хватит на три дня; потом он придет, чтобы узнать ответ.

Танаша долго сидела возле дочери, прежде чем налить несколько капель. Поначалу казалось, что не происходит ничего, и она подумала, что ночной гость ее обманул. Но потом исчезло прерывистое дыхание, на щеках проступил румянец, а когда через пару минут ее дочь открыла глаза и попросила у мамы покушать, она заплакала от счастья.

Через три дня незнакомец вновь появился на пороге и спросил о ее решении. Все это время Саюри была обычным здоровым ребенком, как будто и не знала никакой болезни. Ради этого Танаше не жаль было расстаться и с душой, и с телом – лишь бы ее дочь и дальше оставалась такой. Недрогнувшей рукой она подписала нерушимый договор, став слугой Шепчущего и его лучшей убийцей. Раз в большой цикл наг позволял ей видеться с дочерью, открывая для них путь в один из миров Игры, в котором обитали человекоподобные, после чего ее вновь ждали долгие циклы службы, схватки, бои – и следующие десять дней счастья для них двоих.

Подхватив мешок с добычей, она развернулась, чтобы направиться дальше, как вдруг ее сердце от страха перестало биться: позади стоял Карос в окружении десятка костяных солдат. Он молча смотрел на нее и на останки своего солдата, лежащие рядом. Среди костей поблескивал метательный нож, а неподалеку топтались спасенные ею женщина с ребенком.

Это конец. Он все расскажет Хозяину. Ноги предательски задрожали, а мысли панически заметались в голове. Хозяин многое ей прощал, но то были пустяки. Никогда еще она не нарушала его приказы. Но за убийство своего, пусть даже костяного солдата, которых сотнями создавали Саяр с Лаэтой перед каждым боем, ее наверняка накажут так, что даже подумать об этом страшно. Шепчущий умел придумывать такие наказания для провинившихся, что те порой завидовали даже грешникам в аду.

Она опустилась на колени. Силы покинули ее. С трудом все-таки подняла глаза на Кароса, а тот все так же стоял, глядя на нее и ничего не говоря. Потом… отвернулся и ушел, уводя за собой солдат.

Женщина с ребенком давно уже убежали, а Танаша продолжала сидеть на земле, все еще не в силах прийти в себя. Почему Карос ушел, почему ничего не сказал? Сколько она себя помнила, они с ним ругались постоянно. Старый генерал без конца отчитывал недисциплинированную убийцу, а тут такой случай: поймать ее за изменой, да такой, что ей после этого мало не покажется… И он просто молча уходит? Она не понимала, что произошло. Показалось ли ей, или она увидела одобрение в глазах Кароса, когда он глядел на спасенных людей?

Танаша почувствовала зов Книги, призывающий слуг обратно. Подхватила мешок с добычей и крепко прижала к себе, чтобы спустя миг исчезнуть вместе с ним.

Город стремительно пустел. Офицеры и солдаты, слуги и призванные существа, не наделенные разумом и волей, исчезали с улиц. Краткое мерцание охватывало их тела, и спустя миг они покидали этот мир. Последним, как и положено командующему, город покинул Карос, перед тем долго о чем-то размышлявший.