Текст книги "14 инкарнаций Саны Серебряковой"
Автор книги: Алексей Сысоев
Жанр: Юмористическая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Девушка мотнула головой:
– Нет. Ты сам вспомнил, я лишь заставила тебя задуматься о том, что ты такое в этом мире, благодаря чему, твоя память о прошлом стала пробуждаться – только и всего.
– Ты добилась своего – я удивлен. И даже очень. Но как? Это какой-то фокус? Гипноз на расстоянии?
– Ты что, упертый материалист? Никак не хочешь принять то, что я тебе втолковываю?
– Я учусь на физика, малышка, кем мне быть, если не материалистом?
– Именно физики будут первыми, кто через науку наткнется на магию и признает ее существование! – рассмеялась Сана. Потом она посерьезнела и тщательно проговорила, с видом, что ей надоело повторять одно и тоже: – Это не фокусы и не трюки. Ты – мое параллельное воплощение в этой реальности, поэтому я помню, тоже, что и ты, многое знаю о твоей жизни, и даже угадываю, как ты выразился, твои мысли.
Саша оторопело смотрел на нее, потом почесал затылок, озираясь, куда бы присесть, чтобы переварить все это, но поблизости не было ни лавочки, ни камня. Просто поразительно, неужели может быть правдой, все то, что она говорила? Но одно стоит признать, встреча с ней, что-то меняет в нем самом. И вчера он увидел две свои прошлые жизни, и это действительно не фокус и не какой-то наведенный гипноз, он чувствовал это. Он помнил те жизни! Черт, да он играл в эту китайскую жизнь в детстве, как Сана могла это подстроить? И как она смогла назвать имя, которое он сам узнал только вчера и никому не рассказывал о нем?
– А как звали война, что устроил мне засос? – прищурившись спросил Саша.
– Ты решил устроить мне проверку? – заулыбалась Сана. – Его звали Хен Со. Еще есть вопросы?
– О боже! – выдохнул Саша, попятившись.
Она реально читает его мысли! Или действительно помнит! Или все вместе! Одно имя можно угадать, пусть это маловероятно, или почти невозможно, но два имени из видения, которое никто больше не видел, и о котором он никому не рассказывал? Как? Невозможно!
– Все возможно в этом мире, Саша, совершенно все, – засмеялась Сана, чем ввела его в еще большее смятение. – Я помню эту жизнь намного лучше тебя, так что могу назвать тебе все имена и описать события в деталях. Хочешь поиграть в эту игру еще?
– Э-э… не знаю…
– Ты пока вспомнил только часть, наиболее эмоциональное событие – момент смерти. Это часто вспоминается первым делом. А то, что было в саду ты ведь не помнишь?
– Только какие-то обрывки мелькнули. Мы с этим китайцем.. ну этим Хен Со, были на каком-то свидании.
Сана прикрыла глаза и заговорила:
– Это был чудесный вечер, нам удалось встретится в саду, я не знала, как он ко мне относится, но любила его уже давно, и лишь иногда ловила на себе его взгляды, мне казалось, что в его, таких всегда холодных глазах, что-то теплится. Надежда грела меня. В тот день, в саду, мы признались друг другу в любви и первый раз поцеловались. Мы поклялись любить друг друга вечно, хотя знали что это невозможно, ведь я была принцесса, а он просто солдат моего отца, – она открыла глаза и улыбнулась: – Я могу описать всю биографию той жизни в подробностях. Хотя момент со стрелой, был там, пожалуй, единственный интересный.
– Эта жизнь так оборвалась, может быть, там все бы еще было, – пробормотал Саша.
– Что это? У тебя в уголке глаз выступила слеза? – засмеялась Сана.
Саша быстро смахнул ее рукой:
– Ну… так печально. Ведь я так любила Хен Со, и вот, когда нам больше ничего не мешало, отец собирался отправить меня с ним… нас убили.
– Нет, Хен Со остался жив, он умудрился выбраться оттуда и прожил после этого еще сорок лет.
– О… Так долго? – удивился Саша с некоторым разочарованием. – Но меня ведь с ним уже не было. Нас разлучили навсегда…
Сана со смешком произнесла:
– Не расстраивайся, малышка Чанг Мин, Хен Со был тем еще засранцем!
– Откуда ты знаешь? – возмутился Саша.
– Потому что после этого была еще куча жизней, и в парочке из них, этот урод изрядно попортил нам крови!
– Ну вот, зачем ты рассказала, разрушила светлый образ!
– Просто не бери в голову, – отмахнулась Сана.
– Не могу понять, как мы помним одно и тоже! А рыцаря, что упал в реку ты тоже помнишь?
– Помню. И еще с десяток подобных бравых воителей.
– Так много?
– И все, как правило, довольно недалекие. Видимо, в них много от тебя. Когда я воплощаюсь в одном времени и пространстве двумя личностями, вторая частенько оказывается ущербной. Издержки ситуации.
– О да, ты же у нас супер волшебница, как уверен Толик.
– А ты в это не веришь? – склонила она голову на бок.
– Послушай, моя незабвенная, внезапно обретенная сестренка, даже если я, вдруг, стал видеть свои прошлые жизни и готов признать, что между нами, вероятно, есть какая-то ментальная связь, которую я не способен объяснить, я, тем не менее, не стал от этого безоговорочно верить в любую бредятину, которую ты скажешь или, тем более, которую может выдумать наш чересчур впечатлительный Толик!
– Будущее тебе все покажет, Саша. Я уже начала тебя развивать, скоро тебе будет открываться все больше.
– Вот-вот, так и представляю, что ты отловила моего бедолагу оруженосца в коридоре, возникла так вот эффектно перед ним, как ты это умеешь, похлопала глазками, наплела чего-то в том же роде, и он решил, что ты, по меньшей мере, с другой планеты, умеешь летать, швыряться файрболами, и читать мысли.
– Ну, это не все мои таланты, можешь мне поверить.
– О, даже так? Ну-ну, конечно. Кстати, он что, действительно был моим оруженосцем в той жизни при Азенкуре?
– Да, и ты сам это знаешь. Анатолий, без сомнения, глуповат и впечатлителен, но как видишь, иной раз стоит его слушать, чтобы не завершить славный военный поход на дне реки. Вот и в этот раз, называя меня волшебницей, он не так далек от истины, и как будто подсказывает тебе то, что ты никак не желаешь видеть.
– Да ну. В чем же твоя сила, кроме того, что ты можешь подглядывать за мной в туалете?
– То, что я умею, это не волшебство, а природные способности каждого сознания. Я лишь в совершенстве управляю своими мыслями.
– Да? Только и всего? Ну, сестренка, боюсь тебя разочаровать – в этом ты, вряд ли, уникальна. Хороший самоконтроль доступен многим.
Сана загадочно улыбнулась:
– Нет Саша, с самоконтролем нет ничего общего у того, о чем я говорю. Я управляю своими мыслями. – Она значительно помолчала и продолжила: – Спроси себя, можешь ли ты уничтожить свою мысль или создать по одному лишь желанию?
– Ну… э-э… наверное, – Саша что-то засомневался, девчонка умела запутывать.
– У тебя есть сейчас мысль, что ты не умеешь летать. Замени ее на противоположную, и ты взлетишь.
– О чем ты? Люди не умеют по законам физики, это просто невозможно!
– Ах, вот видишь, людям мало своих глупых ограничивающих мыслей, так они еще и, сбиваясь в группки, собирают и каталогизируют всякие нелепости, называют их законами физики и вкладывают эти мысли друг другу в головы, а потом и всем остальным. Так возникает наука, и наш мир вслед за ней.
– То есть ты из тех, кто считает идею первичней материи?
– Не правильная постановка вопроса. Идея и материя возникает одновременно, а порождает их думающее сознание.
– Черт, разве это не то же самое?
– Не бери в голову, Саша, ты сначала разберись со своей мыслю о полете, ты можешь ее уничтожить и взлететь? Это не закон физики. Это твоя личная мысль. Физика как раз набор идей, шаблон, программа, вложенная тебе в голову окружающим сообществом людей, договорившихся, что так мол и так, в этой реальности нельзя будет летать без крыльев. Это просто базовое представление, и оно взывает у тебя мысль – я не могу летать. Так вот, вернемся к первоначальному вопросу: можешь ты растворить мысль о невозможности полета или заменить на противоположную?
– Пожалуй, нет…
– Тогда ты не взлетишь. А я могу, потому что я управляю своими мыслями и могу менять базовые представления. Лишь наши мысли управляют всей этой глобальной иллюзией вокруг, меняя их, я обладаю почти беспредельными возможностями.
– Твое «почти» меня обнадеживает.
– Почти, потому что, я только учусь, впрочем, как и все вокруг. Управлять своими мыслями, как ты убедился, не так легко, так что и у меня еще остаются базовые представления, которые сложно даже просто пошатнуть, не то что преобразовать в другие. Но я уже многого достигла. Для большинства людей, моя сила покажется божественной. Я умею менять эту реальность в довольно широких пределах, и многие из тех других, до которых способна дотянуться. Поэтому я могу скромно назвать себя богиней. Богиней мультиреальности.
– Богиня мультиреальности? Да ты сбрендила, Сана! Может тебе просто нравится играть в такую типа девочку-волшебницу?
– Элемент игры в моей поведении есть. Это довольно весело, – призналась Сана.
– Ну вот, так бы сразу и сказала! Тебе нравится быть чудачкой, эпатировать окружающих и обрушивать на них тонны метафизического бреда.
– Я не буду спорить, пока достаточно и того, что ты стал чувствовать – природа реальности куда шире, чем тебе казалось раньше, тебе открылся опыт прошлых жизней, и ты прислушиваешься к моим объяснениям, больше не смеясь над каждым словом.
– Но я повторюсь – не думай, что я верю всему, что ты говоришь.
– Я этого и не жду.
Вдруг у волшебницы зазвонил телефон.
– Прости, я отвечу, это мама. Алло… Нет, я не на учебе… Нет, я еще не ходила за хлебом и у меня дела. Ну мам! Ну ладно…
Она выключила телефон, и виновато пожав плечами, проговорила:
– Мне надо идти, но я навещу тебя позже.
– Да, я слышал, богиню мультиреальности погнали в магазин за хлебом.
– Понимаю твою иронию, но кое-в-чем я стараюсь жить обычной жизнью. Мне она нравится, есть вещи, которые я в ней ценю. Например, мои родители, не во всех жизнях они у меня были. У Чанг Мин, например, отца порубили в капусту солдаты заговорщиков, так что, Саша, надо ценить, то, что у нас есть сейчас, даже если это кажется неважным.
Он только развел руками, не зная, что ответить. Девочка-то, оказывается, может быть серьезной, и ничто человеческое ей не чуждо.
Сана грациозно пошла по дорожке прочь, а Саша задумчиво проводил ее глазами.
Придя домой, он забыл позвонить Карине, и даже не думал об этом, первым делом включив ноутбук, чтобы найти какую-то информацию обо всех этих вещах, что рассказывала странная девчонка.
Немного поостыв после встречи, он решил, что глупо принимать на веру все россказни Саны, каким бы впечатляющим опытом и совпадениями они не сопровождались. В конце концов, он будущий ученый и должен подойти к делу, как ученый. А именно, собрать информацию, внимательно проанализировать все данные, поискать доказательства. А без этого, услышанное лишь гипотеза.
Саша почитал о реинкарнации и случаях когда люди вспоминали прошлые жизни. Оказалось, подобное случалось сплошь и рядом. Он также почитал о гипнозе и внушении, но это не очень то подходило ситуации. Так можно было бы объяснить, откуда она знает содержание его видений, но не то, что он играл в детстве в такую игру, и сильные чувства, вызываемые увиденным воспоминанием.
Где-то в момент, когда он сидел, углубившись в чтение статьи про методы регрессии в прошлую жизнь, ему позвонил Дэн и напомнил, что они собирались всей компанией пойти в кино. Саше было совсем не до этого, он отделался от друга сославшись на нездоровье.
На небе уже светили звезды, когда он выключил ноутбук и устало откинулся на спинку кресла. Голова пухла, он не нашел каких-то более менее удовлетворяющих его ответов, как она, черт возьми, это делала. Ну что ж, хотя бы он узнал, что в мире встречаются такие вещи, и некоторые психологи их изучают, и даже пытаются как-то их объяснять научно. В конце концов, что мы знаем о сознании, мозге и как это работает? Не так уж много. Сам факт квантовой телепортации еще недавно казался чем-то невообразимым, а сейчас нормальная часть сегодняшней физики. Может быть, и эти все вещи про прошлые жизни и всякие параллельные инкарнации станут частью науки.
Саша потер глаза, выключил комп, и лег спать, решив завтра во всем разобраться. Или послезавтра.
Глава 4. Девятнадцатый век и Мари.
Этой ночью Саше приснилась Сана. Во сне он сам был ею, вернее, как будто, находился у нее в голове этаким наблюдателем смотря на мир ее глазами. Но это было еще не самое странное. В этом сне Сана была, как будто, не Сана, а некой женщиной в каком-то с виду девятнадцатом веке. Тем не менее, он откуда-то знал, что это именно она, в этакой другой ипостаси.
Ее звали Мари де Лакруа, ей было сорок три, но она выглядела чуть моложе. На голове красовалась шляпа-кокошник, немного устаревшая для последней моды, и черное кружевное платье, впрочем, тоже, достаточно консервативное для парижских салонов. Но Мари не было дела до того, насколько модно или не модно она выглядела. Она и без этого умела производить впечатление обаятельной и красивой дамы, на которую бы с интересом посмотрел любой мужчина. Но и мужчины ее совершенно не интересовали.
Мари де Лакруа была аристократкой по происхождению, но род ее деятельности был таков, что в двадцать первом веке ее назвали бы, наверное, правозащитницей. Однако, в Париже 1863 года еще не было такого устоявшегося определения, а тех, кто занимался, чем-то подобным считали в лучшем случае оригиналами, в худшем опасными смутьянами и революционерами, затевающими разрушить последние устои общества.
Сейчас Мари шла по улице, сильно спеша в свою небольшую конторку на углу Сент-Женераль и Риволи. Вот и знакомая дверь с квадратными оконцами. Мари распахнула ее, буквально влетев в маленькое помещение, похожее на какую-нибудь лавку скобяных изделий, но здесь стоял массивный деревянный стол с зеленой лампой, за которым было большое окно и шкаф с бухгалтерскими книгами и папками бумаг.
Жаклин, сидевшая за столом и перебиравшая бумаги, вскочила:
– Мадам де Лакруа! Вы уже здесь!
– Да, какие известия из жандармерии, Жаклин? У меня крайне плохое предчувствие, поэтому так спешила.
– Они хотят его повесить!
– Я так и знала. Когда?
– Прямо сейчас.
– Что?!
– В полдень, на площади Роз.
– Но уже почти полдень!
– Поэтому я и говорю, что сейчас! Там уже собираются люди, эшафот собран. Все пропало, мадам, мы не успели.
– Нет, я успею, Жаклин, я не дам им этого сделать.
С этими словами она решительно выскочила на улицу.
Жаклин побежала за ней, восклицая:
– Но что вы собираетесь делать, мадам де Лакруа? Все кончено. Мы ничего уже не можем сделать! Вы что, вытащите его прямо из петли у всех на глазах?!
– Если это потребуется.
Часы на башне начали отбивать полдень, и Мари вздрогнула. Тревожащее чувство, гложущее ее с самого утра, разрасталось в груди с каждым вдохом, она чувствовала, что это случится совсем скоро.
– Мадам, мы не успеем! Что же с вами?!
– Успеем, площадь Роз совсем рядом, Жаклин. Возвращайся в контору. Я вернусь с ним через несколько минут, вот увидишь.
– Вы сошли с ума, мадам! – запыхавшаяся Жаклин совсем отстала, и остановилась. – Мадам! – Нет ответа. – Удачи вам, мадам! – выкрикнула девушка.
Мари не оглянулась, но пробормотала:
– Удача всегда на моей стороне, и я надеюсь, я ее достаточно приручила, чтобы она не отвернулась сейчас. Ах, да поможет мне Господь!
Два квартала она бежала, не помня себя, подхватив юбки. Степенные прохожие в удивлении шарахались от бегущей по мостовой дамы, седлающей честь любой скаковой лошади по скорости. Но сейчас она не думала о приличиях, в ее голове горело только одно – она должна спасти этого человека, он не должен умереть. Не сейчас.
Впереди стали сгущаться люди, площадь была заполнена ими. Зевак полюбоваться на казнь всегда хватало – что может быть интересней для просвещенного горожанина, праздно шатающегося в выходной день? Мир меняется, приходит технический прогресс, а люди все те же. Если бы здесь рубили головы, а не занимались более «гуманным» повешиванием, то зевак бы, наверняка, собралось в два раза больше.
– Разойдитесь! – крикнула она в толпу.
И такая сила прозвучала в ее голосе, что люди, казалось бы, целиком поглощенными монотонным голосом черного судьи в белом парике, зачитывающего приговор, просто раздались в стороны, как волны, перепугано оглядываясь.
Мари легко преодолела остаток пути до эшафота по образовавшемуся проходу, замедляя шаг. Она уже успела, теперь она не даст этому случится.
Судья с длинным свитком, помпезно стоящий на помосте, скорее почувствовал, чем увидел, как толпа затихла, и что кто-то приближается к эшафоту. Он запнулся на середине этого, заготовленного в канцеляриях, обвинения, приспустил свой папирус и приподнял одну бровь, взглянув на спокойно подходящую к подмосткам Мари. И встретившись с ней глазами, он впервые в своей жизни испугался, хотя повидал всякого. А чего испугался – он не мог сказать. Просто он понял, что казни не будет, она помешает, а он не сможет ее остановить. Это знание рождалось и расцветало внутри минуя разум, берясь как будто свершено не откуда. Но разум, как раз пытался грозным гласом утихомирить эти странные чувства, указывая на то, что он же судья, царь и бог этой толпы, как какая-то женщина сможет помешать тому, что жандармерия и правительство назвало правосудием? Но голос разума был слаб, и быстро тонул. Судье хотелось бросить свой пергамент и сбежать.
Все это Мари читала в его глазах, и улыбалась, продолжая смотреть. Этот безмолвный обмен мыслями продолжался, наверное, целую минуту, а потом она развернулась к толпе, и сказала:
– Граждане Парижа, то, что здесь происходит, не имеет ничего общего с правосудием, и этот лакей в черной ливрее знает об этом. Молодой человек на эшафоте виновен лишь в том, что говорил правду правительству. А правительству это не понравилось.
– Это возмутительно! – опомнился, наконец, судья. – Кто вы, кто дал вам право?!.
Мари обернулась, пригвоздив этого ворона глазами, он попятился и чуть не выронил свиток.
Позади него стоял изможденный юноша в белой рубашке с кровоподтеками, Жан. Уже с петлей на шее, а палач по левую руку от него, только ждал команды, чтобы опустить рычаг и оборвать эту жизнь. Юноша был на грани потери сознания, но приподнял голову, чтобы посмотреть, кто вдруг решил его спасти.
Мари бросила на него лишь короткий взгляд, посмотрев на судью. Она ответила:
– Право мне дала моя совесть! И народ Франции, негодяй!
Мари вступила на ступени и грациозно поднялась на эшафот. Судья бессознательно сделал шаг от нее и, все-таки, выронил свиток, под приглушенный смешок из толпы.
– У вас нет должным образом оформленных юридических оснований, чтобы вешать этого мальчика, вы похитили его на улице неделю назад, приволокли в свои застенки и пытками заставили признаться, что он, якобы, член подпольной организации и изготавливал бомбу.
– Но он!..
– Я не разрешала вам говорить, мой милый, – вкрадчиво проговорила Мари, широко улыбнувшись. – А вы, уважаемый, – обратилась она к палачу, дородному детине в капюшоне, скрывающем лицо, – уберите руку с этого рычага, он вам сегодня не понадобится.
Палач, как загипнотизированный убрал руку.
– Итак, – продолжила Мари. – Обвинение состряпано. Как и многие другие за последние дни. Всех, кто осмеливается выступать на площади и выражать недовольство, эти люди ловят, пытают в застенках, а потом вешают. – Она обвела глазами толпу: – Скажите народ Франции, разве этого мы добивались всей нашей историей, когда свергали королей и императоров? Чтобы какие-то крысы в кружевах, прикрываясь властью народа, вешали на улицах ни в чем не повинных людей?
– А где у тебя доказательства, красотка? – выкрикнул какой-то мужлан из толпы.
– Мои доказательства, это то, что вы видите каждый день. – Мари без труда нашла того, кто выкрикнул эти слова. Какой-то возница или подсобный работник в кепке с простодушным лицом. Она вперила в него взгляд, и он чуть присел, желая скрыться в толпе. Мари сказала ему, громко, на всю площадь: – Иди сюда, и посмотри в глаза этого юноши, и если ты увидишь в них вину, то я дам тебе самому нажать на рычаг.
Площадь погрузилась в молчание.
– Что, сам ты боишься творить правосудие? Это не так легко, верно? Может быть, кто-нибудь из вас, почтенная публика желает подняться сюда, и убедится, что человек в петле стоит там незаслуженно или нажать на этот рычаг?
Она резко обернулась на судью, и он аж отпрыгнул.
– А может быть вы, желаете привести ваш такой длинный и витиеватый приговор в действие? Идите, если вы так уверены, что правы.
Судья помотал трясущейся головой, что нет, он не желает.
Мари подняла руку и обвела пальцем толпу:
– Вы все пришли сюда полюбоваться на смерть, но не знаете, виновен этот человек, или нет, и боитесь решить, предоставив власти решить за вас. И теперь они просто похищают на улице всякого, кто им не угоден и вешают по придуманному обвинению. Что с вами люди? Разве это завещал нам Бонапарт, когда написал конституцию и прописал права каждого человека, и что никто не должен быть осужден без суда и присяжных заседателей?
Толпа молчала.
– Я, и мои друзья собрали достаточно доказательств и документов, подтверждающих, что этот молодой человек и его друзья, которые до сих пор находятся в застенках, не виновны в том, в чем их обвиняют. Мы хотели предоставить эти документы суду, но вот он, – Мари ткнула пальцем в грудь судьи, от чего тот неловко попятился, оступился и упал, – и ему подобные решили начать вешать их уже сегодня без всякого суда, зная, что могут проиграть дело, если все сделать по всем правилам.
– Мне приказали, я не виноват! – воскликнул судья, толпа охнула.
Мари нависла над ним, и он пополз от нее в обуявшем его необъяснимом ужасе. А она обрушивала на него слова как гири:
– Ты ничтожество, да тебе не было даже дела. Ты оборвал жизнь этого юноши и всех его друзей простым росчерком пера, и ты даже не подумал, а так ли хорошо ты делаешь! Что ты скажешь на Божьем Суде, когда тебя спросят об этом? Что тебе приказали? Или что тебе было совершенно не важно, виновны они или нет? Может тебе не приказали, а заплатили? Судебная система не подчиняется власти напрямую, по нашим законам. О, безусловно, это не мешает им приказывать, когда им того хочется. Но им куда проще просто заплатить, не так ли? Слышите, люди, как звенят под его рясой кошели с золотыми монетами?
Толпа стала определенно волноваться. Кто-то одобрительно кричал. Впереди стоящие горожане, уже порывались забраться на эшафот. Возможно, кого-то заинтересовала идея, посмотреть на эти кошели поближе, а может даже и отобрать.
Судье, похоже, тоже пришла в голову эта мысль, и он тонко вскрикнув, на корячках бросился на утек. Неловко свалившись куда-то за подмостки.
– Лови его! – задорно закричал какой-то юнец.
И несколько человек с гиканьем и веселыми криками бросились вслед.
– Освободим же, наконец, невиновного! – воскликнула Мари, воздев руку, и толпа одобрительно зашумела, на подмостки уже уверенно заскочило несколько отчаянных молодцов, чтобы помочь. – Тем более, судья сбежал, – добавила она, и народ расхохотался.
Она решительно шагнула к Жану и сняла петлю с его шеи. Он не смог ничего сказать, просто таращился на нее, а потом начал заваливаться, теряя сознание, но его уже подхватили подбежавшие люди.
Мари взглянула на потеряно стоящего палача.
– Это просто моя работа, – проговорил он, разведя руками.
– Вам должно быть стыдно, что вы делаете ее так бездумно, – проговорила Мари, и пошла к ликующей толпе.
Палач стянул с головы капюшон и сел на ступени, растеряно почесывая плоский лоб, а люди уже уносили на руках с эшафота его пленника.
На этом месте Саша проснулся в холодной испарине, рывком вскочив в постели.
– Черт бы все побрал, что это было?! – воскликнул он.
Но тишина ночи была ему ответом.
На следующий день Саша при первой возможности вытряс из Толика название группы, в которой училась Сана, посмотрел расписание и направился в их аудиторию. Еще недавно он бы не поверил, что станет заниматься чем-то подобным, то есть самому искать встречи с этой чудаковатой девчонкой, но ситуация уже выходила из-под контроля, и он хотел ответов.
Группа теоретической математики на перемене проводила время в аудитории. Саша, подошедший к открытой двери, поискал глазами Сану.
Долго это делать не пришлось, красавица с каштановыми волосами в безупречной форме Академии нашлась, как ни странно, в точке наибольшего скопления людей. Более, того, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что они скопились там именно из-за нее.
Девушка непринужденно сидела на широком подоконнике, а большая часть одногруппников расположилась вокруг нее, как дети перед воспитательницей в детском садике. И девушки, и парни, кто стоял, кто сидел на партах, не хватало еще кого-нибудь развалившегося в тоге на полу, для большей схожести с каким-нибудь полотном «Платон и ученики». А Сана что-то самозабвенно им втирала звонким голосом.
Из того, что донеслось до его слуха, можно было понять, что говорит она о неклассических способах дифференциального исчисления. Более того, Саша готов был протереть глаза, не веря им, среди восторженных слушателей оказался и сам преподаватель – профессор Мокачевский.
Было неловко прерывать такую сцену. В другое время, Саша даже доплатил бы за возможность посмотреть, как светило математической кафедры – Мокачевский, мечта всех молоденьких студенток, и от того, до безмерности зазнавшийся, считающий приходящих на лекции, по меньшей мере, идиотами, даже в грезах не способными постичь, все то, что он пытается им донести, стоит и слушает какую-то девчонку, разинув рот.
Уже сам факт, что она смогла выдать ему что-то, чего он не знал, удивительней ее способности к телепатии, а если не знал на столько, что не сумел этого скрыть и разинул рот, заслушавшись – это такое же чудо, как хождение по воде.
Но Сана избавила Сашу от дилеммы, будто почувствовав его взгляд, она повернула голову, а потом проговорила, поднимаясь:
– О, кажется ко мне пришли. Я прошу меня извинить. Я думаю, мы можем продолжить наш разговор после звонка. Господин профессор, вы не против?
Мокачевский ответил спустя паузу, все еще находясь под каким-то большим впечатлением:
– О, нет-нет, Сана… Честно говоря, я уже даже не знаю, о чем мне вообще теперь вести урок дальше, после того, что ты сказала. Зачем ты ходишь на пары, тебе дадут докторскую степень, сразу как ты заговоришь.
– Не преувеличивайте. А на пары я хожу хотя бы ради общения. – И Сана обворожительно улыбнулась, от чего вся мужская половина аудитория застыла в блаженстве, а женская… женская, впрочем, тоже.
Когда девушка подошла, и они вышли за двери, Саша тоже не сдержал восторга:
– Господи, Сана, тебе удалось заболтать даже Мокачевского? Если ты сняла бы его рожу на телефон, когда раскрывала ему неизведанные секреты интегралов, и выложила бы на сайт Академии, ты стала бы звездой года. Да что там, наверное, и десятилетия. Я даже не знаю, сколько он тут работает – довольно давно, – и никто его таким не видел, точно. И я даже не могу объяснить это тем, что он пялился на твою грудь или ноги, ведь я точно видел, что он смотрел тебе прямо в рот, как нерадивый послушник своему духовному наставнику.
– Иногда я немного увлекаюсь, по-моему я выдала кое-что из того, что как раз в этом десятилетии в математике еще не должны были открыть. Впрочем, ладно, Тесла раскрыл миру многие тайны электричества и создал рабочие машины, и что же? Никому нет до этого дела до сих пор. Пока мир не будет готов к каким-то идеям, он их все равно не впитает.
– Значит, я не зря сюда поднялся и прервал твою лекцию. Меня направляла длань мироздания, чтобы этот индюк потом не хапнул нобелевскую премию, наслушавшись тебя.
– Не переживай, профессор, определенно, дарование, но не до такой степени.
– Рад это слышать.
– Но если ты хотел срочно поговорить со мной, почему не позвонил? Открою тебе тайну, мой номер уже есть у тебя в списке контактов, и да, он возник там сам собой.
Саша пропустил эти слова мимо ушей, выпалив:
– Это абсолютно не телефонный разговор, Сана, со мной случилось что-то ненормальное!
– Полагаю, это было какое-то прозрение, и не более того.
– Нет, мне приснилась ты!
– Ох, неожиданно, конечно, но, вряд ли ты первый, кому я снюсь. Хочу надеяться, что я была там хотя бы одета.
Саша уставился на нее в недоумении.
– Так ты не знаешь? – воскликнул он.
– Ты очень вчера меня развлек построением сложных и запутанных теорий, но потом мне наскучило, и я от тебя отключилась. Я знаешь ли, не хожу улавливая круглосуточно твои эмоции и происходящее с тобой, меня бы это утомило.
– Слушай, ладно-ладно, между нами какая-то ментальная связь. Окей. Я не могу найти этому объяснения. И мозг сломал, пытаясь это сделать. Но черта с два я поверю, что ты читаешь мои мысли.
– Я не читаю мысли. Только эмоции.
– Это обнадеживает. Речь о сне, в котором я видел тебя в другом веке и другим человеком. И если ты обладаешь таким экстрасенсорным восприятием, в коем меня хочешь убедить, почему ты ни чего не знаешь об этом?
Сана пристально на него посмотрела, изучая.
– Хм… скорее не знала, а вот сейчас начинаю кое-что ощущать. Ты пережил какой-то опыт по переносу сознания, судя по всему во сне.
Саша продолжал на нее глядеть в замешательстве.
– Так у тебя есть связь или нет? Ты совсем меня сбила с толку, чертова фокусница-гипнотизерка!
– Я еще учусь, и не знаю всего на свете. Какие-то вещи у меня получаются, какие-то пока что нет. А в этом сознании, времени и пространстве, я, к тому же, молода, и не помню многое из своего прошлого, а способности до конца не раскрыты. Так что, не надо так поражаться, что я не расчувствовала, что такое необычное тебе приснилось.
– Я думал, ты вызвала этот сон! Так же как ты сделала что-то, и я стал вспоминать прошлые жизни.
– Я ничего такого с тобой не делала, я же говорила тебе уже об этом. Ты вспомнил сам, а я просто направила тебя на верный путь и помогла лучше настроится, войдя в контакт с твоим сознанием и задав ему нужную частоту колебаний.
– Ну, хорошо. Припоминаешь свою прошлую жизнь в девятнадцатом веке?
Сана наморщила лобик:
– Какую из? Век выдался насыщенным. Меня еще периодически накрывает воспоминаниями от другой части меня, из другого мира. Там вообще сплошные кинооперы.
– Что?
– Да это я так, не обращай внимания. Я правильно понимаю, что тебе приснилась моя прошлая жизнь? Именно моя?
– Ну черт, я точно не мог быть такой эмансипированной теткой с гипертрофированными порывами к мировой справедливости.
– А поподробней?
– Нет, ты должно быть шутишь? Ты что? Не помнишь собственную прошлую жизнь? При этом готова наизусть пересказать все мои? Мари Делакруа. Это точно была ты. Твоя личность, я чувствовал это. Совершенно тот же, как бы это сказать, ореол, тип мышления, не знаю, как это называется в ваших эзотерических терминах. Короче, это была ты, просто в другом теле и другой жизни. Немного другая, но ты.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
