Текст книги "От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке"
Автор книги: Алексей Васильев
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 55 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
В коммерческих валютных ценах международного рынка могут быть сопоставлены похожие виды оружия, например танки советские и американские или МиГ-21 и «Мираж». В текущих конкурентных ценах, сравнимых с западными, это будет одна цифра. В рублях – абсолютно другая. Если учитывать способы и сроки выплаты – третья. Если принимать во внимание платежи местными товарами, которые неконкурентны на международных рынках, – четвертая.
Советский Союз обеспечивал в середине 80-х годов более сорока развивающихся стран оружием, но с середины 70-х годов более 90 % оружия направлялось в Ливию, Сирию, Вьетнам, на Кубу, в Алжир, Ирак, Индию, Эфиопию и два Йемена147. Поставляя некоторым странам, например Сирии, Ираку, Ливии, усложненное оружие, которое могло поддерживаться в рабочем состоянии и использоваться только с помощью советских техников, СССР обеспечивал в них присутствие значительного числа своих военных специалистов148.
От прорыва в западной торговле оружием в 1955 году, когда была заключена первая сделка с Египтом, до превращения в главного поставщика оружия в «третьем мире» – таков был путь, проделанный Советским Союзом за тридцать лет. Конечно, это давало кое-какое политическое влияние. Это означало также, что СССР мог поднимать на более высокую ступень региональные конфликты и не позволять им завершаться в пользу союзников США. Число затянувшихся конфликтов с ничейным результатом в 70–80-х годах росло. Впрочем, за ними отнюдь не всегда стояли интересы США или СССР, как продемонстрировали ирано-иракская война или конфликт, гораздо более мелкий, в Западной Сахаре.
Советское оружие шло главным образом тем, кто по внутренним соображениям выступал против США. Сейчас, пожалуй, невозможно определить, каким интересам СССР – политическим, государственным, идеологическим – отвечали поставки оружия в таких количествах Южному и Северному Йемену, Сомали, а затем Эфиопии, Сирии и, конечно, Ираку и Ливии.
Возможно, что советское военное командование просто заранее создавало склады оружия для своих войск, которые могли бы быть переброшены сюда в случае будущей большой войны. Видимо, горы американского оружия в Иране или Саудовской Аравии частично были предназначены для тех же целей. Но все это было из мыслей о немыслимом – о мировой войне.
Автор149. Поведение и взгляды людей определяются, в частности, их опытом, особенно опытом, приобретенным в критических ситуациях. Было ли это характерно для наших военных в их отношении к Ближнему и Среднему Востоку?
Ю.Н. Черняков. На сто пятьдесят процентов. С южного направления, как бы то ни было, нам угрожали и американский флот в Средиземноморье, и английские базы, и американские базы. А военные должны были думать по-военному. Опыт Великой Отечественной войны, конечно, сидел в каждом. Например, в Гречко. Он командовал 18-й армией под Туапсе. Он был хорошим командующим. Мир переменился, военная стратегия приобрела глобальные масштабы, появилось ракетно-ядерное оружие, а в его голове сидел Туапсе. Психология военного той, да и не только той войны состояла в том, чтобы получить военное преимущество, палку потолще – а у палки два конца.
Милитаризация дружественных режимов – будь то на антиамериканской или антисоветской основе – означала милитаризацию политики, то есть превращала использование военной силы в возможный политический выбор, а тем самым подогревала конфликты. Об этом говорят все межгосударственные и гражданские войны, произошедшие в регионе. И вряд ли объективные наблюдатели возложат за них вину порознь на СССР и США. Но трагедия СССР, шедшего по пути экономического упадка, заключалась в том, что поставки оружия становились главным, иногда единственным средством его политики. У США же был широчайший набор других средств, начиная от поставок продовольствия и кончая прямой финансовой поддержкой, чего не мог позволить себе Советский Союз.
Те режимы, которые осуществляли безудержную милитаризацию, получая иностранное оружие, как правило, шли по пути укрепления авторитарной власти, в лучшем случае притормаживали трансформацию политических структур в сторону большей демократии, игнорировали необходимость создания нормальной функционирующей экономики, в худшем – осуществляли жестокие репрессии. Чрезмерные вливания оружия со стороны СССР и США в ряд стран региона превышали уровень законных интересов обороны, подрывали элементы гражданского правления, создавали перекосы в сторону военного комплекса. Создание крупных вооруженных сил, даже если они получали оружие фактически бесплатно, подрывало хрупкие и недостаточно развитые экономические структуры, отвлекало из гражданских отраслей самые квалифицированные кадры. Так было с Гамалем Абдель Насером и шахом Ирана, Сиадом Барре в Сомали и Менгисту Хайле Мариамом в Эфиопии. Политический цинизм и иррациональность конфронтации заключались в поддержке Советским Союзом любого режима, заявлявшего о своем «антиимпериализме», и соответствующей поддержке Соединенными Штатами режимов, декларировавших «антисоветизм» и «антикоммунизм».
Гонка вооружений на Ближнем и Среднем Востоке не привела ни к увеличению безопасности, ни к миру. Войн стало больше, они стали более кровопролитными, стабильность оказалась расшатанной, физическая безопасность людей уменьшилась.
(Впрочем, как показало сохранение гонки вооружений после окончания холодной войны, у милитаризации внешней и внутренней политики стран региона имелись и имеются глубокие корни.)
Многие лидеры стран Ближнего и Среднего Востока для укрепления своих внутренних позиций нуждались в образе внешнего врага и – предпочтительно – в военной победе над этим врагом. Имея преувеличенное представление о своей военной мощи, они рассчитывали на нее и нередко шли к катастрофе или в лучшем случае к военной неудаче. Пример такого использования американского оружия – поведение шахского Ирана. Но факты говорят о том, что революционно-авторитарные режимы, получавшие в основном советское оружие, действовали таким образом гораздо чаще.
Они обращались к военной силе, а их поражения усиливали их уязвимость. Гамаль Абдель Насер, сирийские лидеры сами позволили втянуть себя в кризис, который кончился их поражением в июне 1967 года, потому что они верили в свою военную мощь. Сирийский и египетский лидеры едва не проиграли в 1973 году. В Сомали Сиаду Барре придала смелости для его авантюры военная машина, гораздо большая, чем было необходимо для обороны, которую Советский Союз создал для него. Сиад начал войну против Эфиопии и проиграл ее. Считая, что военная мощь служит средством достижения политических целей, авторитарные лидеры оказывались в ловушке иллюзий политических преимуществ, которые якобы давала военная мощь.
Уменьшение возможности оказывать технико-экономическое содействие странам Ближнего и Среднего Востока, курс на милитаризацию политики, упование на неверные ориентиры в оценке общего направления социально-политического развития, неспособность эффективно участвовать в ближневосточном урегулировании – все это начиная с 70-х годов приводило к ослаблению советских позиций в регионе. Но кризис переживала не только советская политика на Ближнем и Среднем Востоке. Все больше разлаживалась сама советская политическая структура, в том числе в звеньях, связанных с принятием внешнеполитических решений. Мы вернемся к этому вопросу в специальной главе.
После арабо-израильской войны 1973 года шло быстрое вытеснение Советского Союза с активных позиций на Ближнем Востоке. Садатовский Египет из союзника и главной опорной базы СССР в регионе превращался в страну враждебную СССР и открытую для широчайшего сотрудничества с США. Советская дипломатия стала оттесняться от участия в процессе ближневосточного урегулирования, который в тот момент принял характер двусторонних («сепаратных») соглашений между Египтом и Израилем при посредничестве США.
21 декабря 1973 года на короткое время собралась Женевская конференция (впрочем, без участия сирийцев). Но США, Египет и Израиль вели игру напрямую и не нуждались в сдерживающем советском присутствии. Больше Женевская конференция не собиралась. Попытки СССР реанимировать ее ни к чему не приводили.
Уже 18 января 1974 года египетские представители при американском посредничестве вне рамок Женевской конференции подписали с израильтянами на 101-м километре шоссе Каир – Суэц соглашение о разъединении войск. Израильтяне отходили на 32 км от канала к перевалам Митла и Гидди, египтяне соглашались на существенное ограничение численности своих войск и вооружений на восточном берегу канала. Появлялась возможность открыть канал для судоходства. Советское руководство сквозь зубы дало положительную оценку этому соглашению150.
Чувствуя, куда дует ветер на берегах Нила, Советский Союз расширял связи с Сирией, куда с марта по май 1974 года трижды летал А.А. Громыко, а Москву в апреле во главе партийно-правительственной делегации посетил Хафез Асад. Шло расширение военного, экономического, культурного сотрудничества с Сирией.
Это помогло Советскому Союзу сохранить лицо и 31 мая 1974 года присутствовать вместе с США в качестве сопредседателя Женевской конференции при подписании сирийско-израильского соглашения о разводе войск. Сирии была возвращена часть Голанских высот с Кунейтрой на условиях демилитаризации и размещения здесь войск ООН.
В Москве не оставляли надежду на улучшение отношений с Каиром. В 1974 году дважды шла речь о возможном визите Леонида Брежнева в Египет151. Это означало бы хорошую мину при плохой игре, фактическое благословение Советским Союзом нового курса Египта при сохранении остатков своих позиций и влияния. Но для брежневского руководства такая роль была неприемлемой. В Москве крепло убеждение в «предательстве» Садата, который действовал сначала мелкими уколами, а потом стал наносить все более серьезные удары по престижу и интересам Советского Союза152.
Так, Садат обратился к США, а не к СССР с просьбой помочь расчистить от мин и завалов Суэцкий канал, и в конце февраля 1974 года здесь уже появились американские подразделения и техника. 31 мая Советский Союз, чтобы не остаться в стороне, направил свои корабли из Владивостока в Суэцкий залив для его разминирования. В операции участвовал советский вертолетоносный крейсер «Ленинград». Но когда состоялась церемония открытия Суэцкого канала, Садат пригласил на нее американские корабли, а не советские. В мае 1975 года Садат сократил доступ советских кораблей в египетские гавани, хотя они еще продолжали пользоваться ремонтными службами Александрии.
Подписание 1 сентября 1975 года в Женеве второго соглашения о разводе войск Советский Союз уже бойкотировал. Напряженность между двумя странами нарастала, и Советский Союз отложил подписание торгового договора на 1976 год. Замедлились или были прекращены советские военные поставки в Египет.
В египетских средствах массовой информации нарастала антисоветская, антикоммунистическая, антинасеровская кампания. Шло быстрое разрушение политических структур, созданных при Насере. Законодательно оформлялся инфитах – политика, способствующая либерально-буржуазному развитию. Садат сжигал мосты между Египтом и Советским Союзом в такой оскорбительной для СССР форме, чтобы их было невозможно восстановить. Видимо, таким образом он доказывал американцам, что назад ему пути нет и с его «революционным прошлым» покончено.
14 марта 1976 года в речи перед египетским парламентом Садат заявил, что он разрывает советско-египетский договор о дружбе и сотрудничестве. Послушный парламент при двух голосах против на следующий день проштамповал это решение. В течение месяца все советские военные службы должны были быть выведены из Александрии. Попытки наладить отношения во время встречи министра иностранных дел Египта Исмаила Фахми с Андреем Громыко в Софии в ноябре 1976 года и в беседе Фахми с Брежневым в июне 1977-го не дали результата. В ответ на призыв египтян восстановить поставки оружия Советский Союз предложил платить за него наличными, так как «особых отношений» между двумя странами больше не существовало153.
А.С. Кулик. Я случайно оказался в Москве в марте 1976 года. Меня сразу же потащили к Андропову. Там было все руководство ПГУ. Состоялся большой разговор. Я высказал свою позицию – мол, ничего страшного. Когда заседание закончилось, Андропов вдруг подходит ко мне – ну вроде бы попрощаться – и так тихо мне говорит: «Александр Сергеевич, а все-таки, скажите, не может ли появиться в Египте какой-нибудь молодой подполковник, который сбросит Садата и будет проводить выгодную нам политику?» Я говорю: «Юрий Владимирович, таких данных у нас нет. Это во-первых. А во-вторых, я по ночам просыпаюсь иногда в холодном поту, когда мне приснится, что кто-то пришел из левых, сбросил Садата и взял власть». Он сделал большие глаза и смотрит, ждет объяснения. Я говорю: «54 миллиона египтян. (Это было в 76-м году.) Юрий Владимирович, 54 миллиона человек… ведь их же кормить надо, а у нас у самих-то не все в порядке». Он на меня ТАК посмотрел. Ну, я и решил, что на мне крест поставлен. Он попрощался. Остальные не слышали этой части разговора. Но что получилось? В 76-м году этот разговор состоялся, а в 81-м году Андропов меня делает начальником ближневосточного отдела здесь, в Москве. «Не арабист – ничего, справится». Против многие были, в том числе и Кирпиченко.
Автор. То есть запомнил он. И плюс был уже 81-й год. Андропов только что съел горький плод Афганистана.
А.С. Кулик. Да. Да.
Автор. А сколько вы на этом посту были?
А.С. Кулик. Пять лет. С 81-го по 86-й.
В 1976 году Египет стал получать первые американские военно-транспортные самолеты С-130, затем боевые самолеты, другое вооружение. В качестве платы за смену внешнеполитического курса Египту шла финансовая помощь из США, аравийских нефтяных государств, стран Западной Европы154.
Когда обострилась обстановка на границе между Египтом и Ливией вплоть до вооруженного конфликта (14–21 июля 1977 года), вину за это египетская пропаганда возложила на СССР. Затем египтяне отозвали своих студентов и военнослужащих из Советского Союза и стран Восточной Европы. 26 октября 1977 года Садат объявил о приостановке выплаты военных долгов на десятилетний период. Отношения с Советским Союзом были практически заморожены.
Однако ситуация в самом Египте была тяжелой, попытки поднять цены на продовольствие вызвали взрыв народных бунтов в январе 1977 года. Садату срочно нужны были мир и улучшение экономической ситуации в стране.
Для советской дипломатии забрезжил проблеск надежды на возможное партнерство с США в определении ближневосточной политики, когда 1 октября 1977 года А.А. Громыко и Государственный секретарь США С. Вэнс подписали советско-американское Заявление по Ближнему Востоку. Оно предусматривало, в частности, созыв Женевской конференции в декабре того же года. Пытаясь договориться с СССР по ряду глобальных вопросов, администрация нового президента США Дж. Картера предусматривала возможное согласие по Ближнему Востоку, потому и заговорила о правах палестинцев. Однако нежелание израильского руководства предоставить СССР такую роль в сочетании с убеждением значительной части американского политического истеблишмента о необходимости вытеснить СССР с Ближнего Востока похоронили эту договоренность буквально через несколько дней после ее оглашения155. Уже шли секретные переговоры между египетскими и израильскими представителями, которые подготовили путь к мирному договору между Египтом и Израилем под эгидой США.
9 ноября 1977 года в речи в парламенте президент Садат объявил о готовности поехать в Иерусалим для переговоров с израильскими руководителями. Визит, пропагандистски обставленный как беспрецедентное шоу, состоялся 19–21 ноября.
Было решено созвать конференцию в Каире в отеле «Мена-Хаус». Египет направил приглашения Сирии, Иордании, Ливану, Организации освобождения Палестины (ООП), так же как СССР, США, Израилю и Генеральному секретарю ООН. Прибыли только израильтяне и американцы. Вместе с ними египтяне начали мирный процесс, который привел к кэмп-дэвидским договоренностям.
17 сентября 1978 года в Кэмп-Дэвиде Израиль и Египет при участии США подписали соглашения «Рамки для мира на Ближнем Востоке» и «Рамки для заключения мирного договора между Египтом и Израилем». На их основе 26 марта 1979 года в Вашингтоне был заключен мирный договор между Египтом и Израилем, который вступил в силу 25 апреля 1979 года. В соответствии с договором Египет и Израиль установили дипломатические отношения; в апреле 1982 года завершился вывод израильских войск с Синайского полуострова, который затем был эффективно демилитаризован. На Синае появились боевые подразделения США. Конечно, это был мир, заключенный между более слабой стороной – Египтом и сильной – Израилем, мир, соответствовавший интересам Израиля и США. Прервав связи с СССР, Садат положил все яйца в американскую корзину. Но объективно Египту был нужен мир. Страна выходила из конфронтации с Израилем и получала обратно Синай.
Советскому Союзу осталась роль наблюдателя-критика, вынужденного делать ставку на достаточно разобщенных политических противников Египта – Ливию, Сирию, Алжир, Южный Йемен, Ирак, ООП.
Естественно, что в СССР кэмп-дэвидские соглашения назывались «сепаратной сделкой», «капитуляцией», «разрушением единства арабских рядов», «сговором за счет палестинцев», «действиями в интересах реакции и империализма». Вину за эту политику в Москве возлагали лично на Садата.
«Шаг за шагом все более отчетливо выявлялась линия Садата на то, чтобы внести изменения в египетско-советские отношения в направлении их свертывания, – писал А.А. Громыко в своих воспоминаниях. – Садат знал, что делает. Эти действия – не просчет и не ошибка. Они совершались по убеждению, являлись выражением его взглядов по существу»156.
Но если СССР не мог помешать мирному процессу между Египтом и Израилем, то у него пока оставалось немало рычагов, чтобы не допустить успеха американской игры в Сирии, Ливане, по палестинской проблеме.
Упущенные возможностиДействия Садата вызвали в арабском мире гнев и протесты и сплотили его против Египта. Особенно активно действовали Сирия, Ливия, Алжир, Южный Йемен и Ирак, а также ООП. В декабре 1977 года они создали так называемый Фронт стойкости и противодействия. Египет 5 декабря 1977 года порвал с этими странами дипломатические отношения.
Сразу же после подписания кэмп-дэвидских соглашений в сентябре 1978 года в Дамаске встретились лидеры Фронта стойкости и противодействия, которые не только объявили эти соглашения «незаконными», но и подчеркнули необходимость развивать и укреплять дружеские отношения с социалистическим содружеством во главе с СССР. В октябре 1978 года президент Сирии Хафез Асад, затем президент Алжира Хуари Бумедьен и, наконец, лидер ООП Ясир Арафат посетили Москву. Арабская встреча в верхах, состоявшаяся в ноябре 1978 года в Багдаде для противодействия кэмп-дэвидскому процессу, означала временное примирение между Сирией и Ираком, ООП и Иорданией, ООП и Ираком. Даже Саудовская Аравия присоединилась к общему хору осуждения. Египет подвергся бойкоту, его членство приостановили во всех общеарабских организациях. Штаб-квартира Лиги арабских государств была перенесена в Тунис. Все арабские страны, за исключением Судана, Омана и Сомали, порвали с Египтом дипломатические отношения. Вскоре после этой встречи Москву посетил президент Ирака Саддам Хусейн.
Казалось, кэмп-дэвидские соглашения, превращение Египта в американского союзника означали тяжелое политическое поражение для СССР. Но оно было временно смягчено общим осуждением кэмп-дэвидских соглашений практически во всем арабском мире, что существенно затрудняло политику США.
Особенно неблагоприятно для США и, казалось бы, в пользу СССР развивались события в северном ярусе Ближнего и Среднего Востока. В Афганистане 27 апреля 1978 года произошла революция, приведшая к власти местных просоветских марксистов. В Иране разваливался шахский режим.
Ни к одному из этих событий Советский Союз не имел прямого отношения. «Добрососедство» было не только лозунгом, но и реальной политикой. Когда Н.В. Подгорный, член политбюро ЦК КПСС и председатель президиума Верховного Совета СССР, еще в октябре 1971 года побывал по приглашению шаха Ирана на праздновании 2500-летия иранской монархии, он действовал в соответствии с установившейся практикой. Ни одного из лидеров «общенародного государства» не смущала ни безумная роскошь празднеств – сказочные, комфортабельные и… пуленепробиваемые шатры в Персеполисе, обеды, привозимые на самолетах из Парижа от «Максима», – ни, естественно, компания 20 королей, шейхов, императора, 5 королев, 20 принцев и принцесс, 16 президентов и т. п. – советское руководство делало жест доброй воли лично в адрес шаха Мохаммеда Реза Пехлеви.
Хотя шах заключил военное соглашение с США и насыщал страну американским оружием и советниками, хотя Иран был членом СЕНТО, хотя насквозь коррумпированный режим держался на репрессиях, убийствах и пытках политических противников и справа и слева, прагматизм оставался стержнем советской политики по отношению к Ирану.
Кое-чем шах расплачивался. Вдоль 2500 километров советско-иранской границы практически не было крупных соединений иранских войск, в страну не допустили американские военные базы, за исключением центров электронного шпионажа. Шли взаимные визиты, в том числе и на высоком уровне, и обмен посланиями; в 1972 году был подписан Договор о дружбе и добрососедстве; на компромиссной основе была демаркирована общая граница. Иран и СССР в 60–70-х годах заключили ряд взаимовыгодных торгово-экономических соглашений. Среди них – строительство газопровода к советской границе, Исфаханского металлургического комбината, машиностроительного завода в Араке и других объектов в обмен на поставки газа, товаров традиционного экспорта. СССР на коммерческой основе продавал даже кое-какую военную технику.
Все это не меняло и не могло изменить теснейшего военно-политического и экономического сотрудничества Ирана с США. В соответствии с «доктриной Никсона» (1971) Иран призван был играть роль главного регионального союзника, что совпадало с амбициями шаха. Тегеран, в сотрудничестве с Вашингтоном, помогал курдам в Ираке бороться против антиамериканского баасистского режима, чтобы затем предать их в 1975 году, договорившись с Багдадом, расправился с левоэкстремистским восстанием в оманской провинции Дофар, стремился превратиться в господствующую силу в Персидском заливе, поставлял нефть Израилю. Опираясь на неограниченные поставки американского оружия, Иран начал невиданную для страны его размера программу вооружений. Его военные расходы, питаемые учетверением, а затем и новым увеличением цен на нефть, подскочили с 1,4 млрд до 9,4 млрд долларов меньше чем за десятилетие.
Вместе с Израилем, Египтом, Саудовской Аравией Иран к середине – концу 70-х годов стал одним из столпов американского влияния в регионе. СССР был бессилен что-либо сделать.
Но ситуация изменилась сама.
Шахский режим, осыпанный золотым дождем нефтедолларов, шел к своей гибели. Любые реформы или видимость реформ, проводимых хищной, насквозь прогнившей бюрократией, представителям которой принадлежала реальная власть, давали самоубийственные результаты. Паразитизм бюрократии был абсолютным и вопиющим. Иранский капитализм развивался, но принимал уродливые, болезненные формы. Разрыв между верхами и низами увеличивался, вызывая недовольство, отчаяние, протест. Ответом режима на глухое или открытое сопротивление были аресты, пытки, казни. Массы людей, выбитых из традиционных форм хозяйственной жизни, уклада, морали, не находили себе места в обществе, переживавшем псевдомодернизацию, и обращались к религии как к духовной опоре и политическому знамени. Руководителем оппозиции стало местное духовенство. «Ислам – это все», – говорил его лидер аятолла Хомейни, и миллионы вторили ему. «Не Западу, не Востоку, а исламу», – провозглашал он, и миллионы повторяли его слова. Аятолла призывал свергнуть шахскую тиранию, освободиться от засилья американцев, расторгнуть соглашения с США, разогнать тайную полицию САВАК. И либералы, и революционные демократы, и коммунисты сыграли свою роль в крушении «павлиньего трона», но безусловным гегемоном революции было исламское духовенство – в то время уникальный случай во всем «третьем мире».
Советская политика не сыграла никакой роли в успехе иранской исламской революции, победившей в феврале 1979 года. Администрация Картера переоценила прочность шахского режима, заигралась с защитой «прав человека» и оказала мощнейшее давление на шаха с тем, чтобы он не спустил на оппозицию своих цепных псов – САВАК, десять тысяч «бессмертных» и т. д. Кроме того, шах, больной раком, был психологически надломлен.
Советское правительство заявило 18 ноября 1975 года, что оно «против вмешательства извне во внутренние дела Ирана кого бы то ни было в любой форме и под каким бы то ни было предлогом»157. В Москве помнили о 6-й статье договора 1921 года и в случае появления американских войск в Иране могли бы начать действовать.
Еще в 1974–1975 годах, то есть за несколько лет до Апрельской революции в Афганистане и последовавших за ней событий, задолго до иранской революции, Соединенные Штаты начали подготовку к посылке в район Персидского залива десантных частей – будущих сил быстрого развертывания. Идея создания таких сил была официально закреплена в президентской директиве № 18, подписанной в августе 1977 года158.
Пересматривая стратегию США на Ближнем и Среднем Востоке с учетом потери Ирана и революции в Афганистане, Вашингтон в 1979 году выдвинул «доктрину Картера», которая, в частности, гласила: «Любая попытка какой-либо силы извне добиться контроля над районом Персидского залива будет расценена как наступление на жизненно важные интересы США, и она будет отражена любыми средствами»159. В западной части Индийского океана США стали развертывать крупные военно-морские силы, создавали и расширяли базы, главной из которых была база на острове Диего-Гарсия. Там были оборудованы стоянки для кораблей, устроены склады оружия и снаряжения, реконструирована взлетно-посадочная полоса для использования стратегическими бомбардировщиками В-52, созданы другие военные объекты. Вашингтон добился от Омана, Сомали и Кении согласия использовать базы на их территории.
Американо-иранские отношения особенно ухудшились, когда в октябре 1979 года иранские студенты захватили американское посольство в Тегеране и вплоть до января 1981 года удерживали часть персонала в качестве заложников. Обычные ссылки Москвы на необходимость соблюдать принципы и нормы международного права, уважать дипломатический иммунитет не могли скрыть удовлетворения в Москве таким развитием событий.
Чувствуя свое политическое и военное бессилие, США и их союзники развернули пропагандистскую кампанию против СССР. Тогда по страницам западных газет стал бродить свирепый русский медведь, готовый захватить Иран, проглотить субтильную Западную Европу и запить злодейское пиршество ближневосточной нефтью. Вспомнили даже «завещание Петра Великого», якобы призывавшего Россию продвигаться к теплым морям. Оно было сфабриковано французским авантюристом д’Еоном и опубликовано по распоряжению Наполеона в 1812 году накануне его вторжения в Россию.
Казалось бы, перед Советским Союзом открывались новые возможности для решительного продвижения в регионе и возвращения своего влияния, несмотря на потерю позиций в Египте. Казалось, можно было начать новую политическую игру. Но у СССР уже не было ни сил, ни средств, ни политической воли. Американские потери не означали советских приобретений. Достаточно отметить отношение исламских лидеров Ирана к СССР, который был ими назван «вторым великим сатаной». Враждебность новых властей к коммунизму была не меньшей, чем к Западу. Они стали осуществлять репрессии, превосходящие по жестокости шахские, против левых внутри страны, оказывать реальную помощь афганской вооруженной оппозиции, временно разорвали экономические связи с СССР.
С началом ирано-иракской войны в 1980 году отношения с СССР слегка улучшились (был приостановлен экспорт советского оружия в Ирак), чтобы снова обостриться после того, как в 1982 году война была перенесена на иракскую территорию и СССР возобновил поставки оружия Багдаду. Были и антисоветские демонстрации в Тегеране, и антисоветские кампании в иранской печати, особенно в связи с репрессиями против Народной партии Ирана (Туде), и высылка советских дипломатов, и нападения на советские суда в Персидском заливе. Но требования реальной политики, взаимная заинтересованность в нормальных отношениях подталкивали двух соседей друг к другу, к поискам платформы для сосуществования и сотрудничества.
Совершенно не соответствовал прежней политике в «третьем мире» советский подход к Афганистану. Справедливости ради отметим, что Апрельская революция в этой стране свалилась Москве как снег на голову, и долгое время советское руководство отказывалось от военного вмешательства. Роковая цепь событий привела к этой ошибке, которая обернулась тяжелым политическим поражением. СССР столкнулся с резко отрицательной реакцией американской администрации: президент Картер наложил частичное эмбарго на экспорт зерна в СССР, еще более ограничил экспорт передовой технологии в СССР, отозвал из сената Договор ОСВ-2, запретил участие американских спортсменов в Олимпийских играх в Москве. В 1983 году при администрации Р. Рейгана американские силы быстрого развертывания получили военно-штабную надстройку в виде Центрального командования.
Советские отношения с Турцией знали и подъемы и падения, хотя резких зигзагов не было, несмотря на смену партий у власти или даже военные перевороты.
Отказ Вашингтона поддержать позицию Турции по Кипру в 1964 году воздействовал на мышление и поведение турецкого политического руководства. Оно приветствовало взвешенную позицию СССР в этом вопросе, хотя близкие отношения советского правительства с президентом Кипра архиепископом Макариосом вызывали в Анкаре раздражение. Турецкое правительство не собиралось изменять свой курс на сотрудничество с Западом, в частности с США, но допускало определенное потепление во взаимоотношениях с северным соседом. Более самостоятельная внешняя политика отвечала турецким традициям и политическим амбициям Анкары, и расширение советско-турецких отношений укладывалось в рамки этого более независимого курса.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?