Текст книги "Путь домой идёт через болото. Часть 2"

Глава 7

Береста. Удивительнейший, долговечный, стойкий к гниению и намоканию материал, который до настоящего времени заменяет в глухих, удаленных от центров цивилизации селеньях многие изделия из металла, стекла или пластика. При этом это самый что ни на есть естественный, природный материал. Из бересты делали емкости под воду, банки-туеса и самые разные короба, в которых пищевые продукты великолепно сохранялись весь год. Что может быть лучше для меда, чем сделанная из бересты баклажка – бурачок? А в чем лучше всего держать квас, как не в берестяном кваснике? На бересте можно писать и рисовать. Берестяные записки жителей Новгорода и Пскова сохранялись в земле в течении тысячелетия. Кожа и дерево бесследно исчезли! Железо рассыпалось в прах!! А берестяные грамоты сохранились!!! Бересту использовали как кровельный, утепляющий и гидроизолирующий материал, материал для стен и материал для плетения. Любой мужик знал, как из бересты выгнать дёготь, которым обрабатывали от гниения деревянные поверхности, смазывали оси телег и кожу сапог, применяли как лекарственное средство и даже использовали для спасения от гнуса.

И конечно делали лодки. Лодки из бересты были некогда очень популярны везде, где росло это замечательное дерево – берёза. Знаменитые индейские каноэ славились своей небольшой массой и невероятной, при этом, грузоподъемностью. Именно на каноэ отважные первооткрыватели-французы исследовали реки и озера Канады и большей части территории нынешних центральных штатов США. На каноэ перевозили свои грузы белые переселенцы Северной Америки, не говоря уж о том, что для коренного населения лодка, до их знакомства с лошадью, была фактически единственным средством передвижения, позволяющем не перетаскивать грузы на себе.

В Сибири шитые из бересты лодки-берестянки, использовались вплоть до середины двадцатого века, а местами используются промысловиками и сейчас. Их мастерски шили многие северные народы, да и русские промышленники – охотники и звероловы, любили эти неприхотливые легкие суденышки. Одной из замечательных особенностей берестянок, перекрывавших с лихвой все их недостатки – валкость и небольшую прочность при ударе о камни или топляк, была возможность изготовить их, имея практически один нож, буквально за считанные часы. Их не жалко бросить, чтобы не тащить через водораздел от одной реки к другой. Проще, выйдя к берегу новой реки или озера, соорудить за полдня новую. А если расстояние было небольшое, то ничего не стоило перетащить лодку на несколько верст, просто подняв её над головой.

Именно такую лодку из бересты я и собираюсь строить. Конечно, у меня нет ни опыта, ни всех потребных для такого дела инструментов, но есть энтузиазм и жгучее желание стать обладателем настоящей лодки.

Как и тогда, когда я решал проблему с добычей огня, я опять обратился к воспоминаниям из детства. Все мы, пацаны того времени, увлекались индейцами – смотрели про них фильмы, играли в них во дворах, разбиваясь на благородных краснокожих и жадных, двуличных бледнолицых, роль которых была незавидна и на которую соглашались только по жребию. И конечно взахлеб, передавая из рук в руки, читали книги Фенимора Купера, Майн Рида, Карла Мая и Рони-старшего. Последний, правда, писал не об индейцах, а о первобытных людях, но у нас они так же проходили по классу «отважных дикарей». Кроме этих писателей был еще американский поэт Лонгфелло, автор замечательной «Песни о Гайавате», однако его редко кто из моих сверстников воспринимал всерьез. Все таки это были стихи. А читать стихи – это что-то не то. Это как-то не комильфо. Недостойно это настоящего индейского воина! Однако, попав однажды совершенно случайно ко мне в руки, «песнь» неожиданно покорила меня. Я её перечитывал несколько раз и многие отрывки просто запали в память, настолько их стих прост и гармоничен. И вот сейчас из глубин памяти всплыли строки, в которых описывается, как герой, индеец Гайавата, строит себе лодку из березовой коры:

 
«Дай коры мне, о Береза!
Желтой дай коры, Береза,
Ты, что высишься в долине
Стройным станом над потоком!
Я свяжу себе пирогу,
Легкий челн себе построю,
И в воде он будет плавать,
Словно желтый лист осенний,
Словно желтая кувшинка!
 

И далее описывается со знанием дела процесс постройки этого самого челна:

 
И ножом кору березы
Опоясал Гайавата
Ниже веток, выше корня,
Так, что брызнул сок наружу;
По стволу, с вершины к корню,
Он потом кору разрезал,
Деревянным клином поднял,
Осторожно снял с березы.
 

Но для пироги березовой коры мало и Гайавата продолжает заготовку стройматериала:

 
«Дай, о Кедр, ветвей зеленых,
Дай мне гибких, крепких сучьев,
Помоги пирогу сделать
И надежней и прочнее!»
И, срубивши сучья кедра
Он связал из сучьев раму,
Как два лука, он согнул их,
Как два лука, он связал их.
 

У меня, правда, на острове кедров не водилось, но кедровые ветви вполне заменит ель, её древесина достаточно гибка и упруга.

 
«Дай корней своих, о Тэмрак,
Дай корней мне волокнистых:
Я свяжу свою пирогу,
Так свяжу ее корнями,
Чтоб вода не проникала,
Не сочилася в пирогу!»
 

Кто такой Тэмрак я и сейчас не знаю. Скорее всего, сосна. Её тонкие крепкие корни не только используют для сшивания бересты, но и досок и даже для плетения корзин.

 
Из земли он вырвал корни,
Вырвал, вытянул волокна,
Плотно сшил кору березы,
Плотно к ней приладил раму.
 
 
«Дай мне, Ель, смолы тягучей
Дай смолы своей и соку:
Засмолю я швы в пироге,
Чтоб вода не проникала,
Не сочилася в пирогу!»
***
И собрал он слезы ели
Взял смолы ее тягучей,
Засмолил все швы в пироге,
Защитил от волн пирогу.
 

Наступило 5 июля. Основные хлопоты, связанные со строительством дома и кладкой печи позади. Появилось свободное время. Самая пора заняться лодкой. К этому времени практически исчезла изводившая меня конец мая и большую часть июня мошкара. Что касается комаров, то кожа моя настолько уже огрубела, обветрилась, покрылась загаром, пропиталась дымом и потом, что на комариные укусы я почти не обращаю внимания. К тому же и комаров стало заметно меньше. Они уж не роятся тучами над головой, следуя за тобой, куда б ты не пошел, а предпочитают охотиться поодиночке, выжидая случая и впиваясь исподтишка.

И так, для сооружения берестянки первым делом предстояло найти подходящее дерево с чистым ровным стволом и ветвями, начинающимися как можно выше. Эта задача оказалась довольно непростой, только на поиски необходимого дерева я потратил три дня. Берез-то на острове предостаточно, но все они либо слишком тонки и бересту с них пришлось бы снимать небольшими пластинами (но мне очень не хотелось шить пирогу из заплаток), либо ветви начинались через чур низко, что так же меня не устраивало. Наконец, почти на другом конце острова, в небольшом березово-осиновом лесочке, я нашел великолепное дерево, как специально выращенное для меня: около полуметра в диаметре, не менее полутора в обхвате, с прямым ровным, омытым весенними дождями белым стволом. (ну не водятся в моем лесу желтые березы, какие попадались, похоже, Гайавате на каждом шагу). Нижние ветви торчали в стороны на высоте не менее пяти метров от земли. Это было то, что мне надо.

Вытащив из-за пояса топор, сняв с плеч котомку и бросив её на землю, стащив рубаху я, поплевав для солидности на ладони, принялся подрубать дерево на высоте сантиметров семидесяти – ниже кора уже слишком груба и испещрена множеством чёрно-серых складок. Минут через пятнадцать – двадцать дерево стало жалобно покряхтывать и слегка крениться. Я перешел на противоположную сторону и врубился в ствол чуть выше. Еще через несколько минут дерево затрещало и, сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, стало валиться наземь, распихивая своими толстыми ветвями кроны соседок, притихших, словно в испуге, что бы этот коротышка с топором, там, внизу, не заметил и их.

Пройдясь вдоль распростертой березы, я с удовольствием похлапывал по могучему стволу ладонью, чувствуя себя все же несколько подлецом за загубленную жизнь красавицы, начавшей расти, поди, тогда еще, когда меня и на свете-то не было. Затем, поправив лезвие ножа камнем (который постоянно ношу в котомке именно для этой цели), сделал две ровные просечки вокруг ствола – одну немного повыше свежего сруба, вторую, отступив четыре с половиной метра к верхушке, под самой нижней веткой. Следом, наметив кончиком ножа вдоль верхней части ствола ровную черту, соединившую два поперечных прореза, оседлал ствол верхом и не спеша прорезал лезвием топора кору до самой древесины.

Немного передохнув, перекусив вяленной рыбой и сушеными ягодами, запив трапезу водичкой из обнаруженного неподалеку родничка, я принялся приподнимать плоским клинышком край березовой коры вдоль всего прореза. После чего стал, осторожно оттягивая бересту, отделять её. Березовая кора расставалась со стволом довольно легко, обнажая светло-желтую наготу дерева. Подобным же образом отделил бересту с другой стороны ствола и, наконец, снизу (поваленный березовый ствол не касался земли, зависнув на пеньке и кроне).

Ухватившись за край я вытащил получившееся полотнище из-под дерева. Передо мной лежал вкусно пахнущий свежей древесиной берестяной ковер размером четыре с половиной на полтора метра. Ножом аккуратно, чтобы не дай бог не попортить шкурку, счистил с внешней стороны полотнища тонкий, белый, похожий на папиросную бумагу отлохматившийся слой.

Свернув бересту в рулон, обвязав веревкой и взвалив на плечо, я отправился в обратный путь. До дома добрался уже затемно, будучи вынужденным неоднократно делать по пути привалы, что бы передохнуть, так как рулон бересты, несмотря на всю свою кажущуюся легкость, давил на плечо вполне себе ощутимо.

Следующий день посвятил сбору сосновых корней, которые должны были послужить шнурами при шитье лодки. На этот раз искать далеко не пришлось. Метрах в ста от усадьбы я нашел несколько крупных разлапистых сосен. Подкапав у основания одной из них небольшой корешок, толщиной в мизинец и надрубив его, принялся вытягивать длинный гибкий канатик, далеко тянувшийся под самым верхним слоем песчаной почвы. Набрав с полтора десятка примерно трехметровых жгутов, я свернул их в толстое кольцо и отнес к дому, где бросил в наполовину врытое в землю берестяное корытце, в котором недавно вымешивал глину. Залил корытце водой из озера. Плеснул туда же три полных котелка кипятка и прижал мотки камнем, чтобы не всплывали. Оставил все это размокать.

После обеда с помощью топора наделал на стволах полутора десятков сосен и елей V-образные насечки длинной до полуметра. По ним вниз стечет смола-живица, которую я соберу через пару дней. Смола понадобится на завершающем этапе для герметизации швов в корпусе лодки.

Остаток дня посвятил тому, что отыскивал по лесу и вырубал несколько нетолстых, едва сантиметра в четыре диаметром у комля, ровных еловых стволика длинной метров по пяти каждый. Кажется чего проще, найти в тайге подобные деревца. Но проблема заключалась как раз в том, чтобы у этих пятиметровых жердей диаметр и у комля, и верхушки не слишком различался. В результате длительных поисков удалось таки в самой чаще найти удовлетворяющие этим требованиям деревца. Кроме того я вырубил несколько сосновых жердин потоньше.

Следующим днём я расщепил две из принесенных еловых жердин по вдоль, обтесал со всех сторон. В результате получил четыре пятиметровых крепких рейки. Сосновые, более тонкие жерди я так же обтесал топором. Из них сделаю распорки для каркаса лодки.

К тому времени свернутые кольцами корешки уже достаточно размокли. Я вытаскивал их по одному и, надрезая грубую темно-коричневую одёжку, покрывавшую белую центральную упругую жилу, стягивал её словно шкурку с колбасы, стараясь не повредить сам корешок. Очистив все корешки, расщеплял каждый с торца надвое и распускал их на две части. В результате получались упругие крепкие полукруглые в сечении шнуры. Они оказались даже лучше, чем я предполагал. Скрутив их снова в мотки, бросил обратно в воду, не забыв прижать камнем.

Следующие два дня занимаюсь окучиванием разросшихся картофельных кустов, а так же профилактикой и ремонтом рыбных ловушек. На третий день продолжил прерванную насущными хозяйственными делами постройку лодки. Первым делом, вытащив берестяное полотнище, хранившееся в тени под влажными циновками, разложил его на ровной поверхности внутренним гладким слоем вниз. Принес сюда же пару мотков веревки из сосновых корней и заготовленные ранее пятиметровые рейки.

Прежде чем начать сборку лодки, обильно обливаю бересту водой, что бы освежить и сделать более эластичной.

Прикладываю к длинному краю берестяного листа одну рейку снизу, вторую сверху, зажав между ними край листа, как котлету в сэндвиче. Плотно защемив этот пакет в нескольких местах расщепленными с одного края палочками, принимаюсь проделывать заостренным колышком по нескольку небольших отверстий в бересте вплотную к рейкам. Пропуская шнур вокруг реек и сквозь отверстия, обматываю рейки, стягивая их шнуром вместе с зажатым между ними концом берестяного полотнища. Плотные, в несколько витков, обмотки отстоят друг от друга сантиметров на пятнадцать.

К полудню передо мной на земле лежало берестяное прямоугольное полотно, оба длинных края которого накрепко зажаты длинными рейками, выступающими за края полотнища в обе стороны сантиметров на тридцать.

Пообедав и даже немного вздремнув, вернулся к импровизированной верфи. Еще раз смочив полотнище теплой водой, сложил его пополам, соединив рейки вместе. Подравняв выступающие за края полотнища концы реек, плотно связал их попарно в несколько слоев шнуром, отступив сантиметров по десять от концов.

Аккуратно расправив сложенные вместе короткие концы полотнища, сжал их теми же расщепленными на краях палочками, по четыре с каждой стороны, принялся сшивать. Проделывал отверстия сразу в обоих, сложенных вместе половинках полотна, на расстоянии одной фаланги указательного пальца друг от друга. Продевал в образовавшееся отверстие концы двух шнуров сразу с обеих сторон навстречу друг – другу. И так снизу доверху, к рейкам. В результате получился плотный крепкий шов. Концы шнуров тщательно заправлял внутрь. Затеем, таким же образом сшил вместе противоположный край полотнища.

Наконец уже к вечеру, когда солнце заметно клонилось к западу, я перевернул будущую лодку днищем вниз. Не без труда, с помощью крепкой палки и десятка еще более крепких слов, раздвинул в центре в стороны рейки-планшири, всунув между ними обломок толстой ветки. После этого стал дальше раздвигать помаленьку борта, вставляя временные распорочки всё большей и большей длинны. Будущие борта выгибались дугами, словно два натягивающихся огромных лука. Наконец, с большим трудом, вставил заранее подготовленную основную распорку, имевшую длину порядка восьмидесяти сантиметров и диаметр сантиметра четыре. На обоих торцах распорки имелись одинаковые «V» образные вырезы. Когда распорка оказалась установленной по месту, с внутренней стороны реек бортов, непосредственно у торцов распорки, я сделал небольшие зарубочки. В них, аккуратно постукивая колотушкой, осторожно сдвинул торцы распорки. Получилась крепкая надежная конструкция. Подобным же образом установил еще две распорки, отступив в обе стороны от центральной сантиметров по восемьдесят. Вторые распорки были несколько короче первой. Третьи, установленные в полуметре от концов лодки, еще короче. Закончив установку распорок, плотно, виток к витку, обмотал места соединения распорок и планширей шнуром.

Перевернув получившееся сооружение днищем, вверх оттащил его в тенек под дерево, облил еще раз водой и, окончательно измотанный, удалился в свои чертоги почивать.

С утра я отправился на западный берег острова, где находились густые еловые поросли на месте некогда выгоревшего дотла леса. Нарубив десятка три тонких деревцев и зачистив юные стволики, пообрубав верхушки, перетащил целую их охапку к верфи. Здесь, надкалывая комли, порасщеплял стволики по вдоль надвое. Получилось более полусотни длинных гибких реечек с одной плоской стороной, которые я тщательно зашлифовал ножом.

Поставив принимавшее уже форму челна изделие на днище, я уложил внутрь двадцать пять реек, обровняв предварительно топором по длине чуть более трех метров. Реечки расстелил в один слой, плоской частью вниз, направляя тонкими верхушками попеременно в разные стороны. Подровнял. Потом каждую рейку её тонким концом сдвигал от центра сантиметров на тридцать в соответствующий конец лодки. Эти рейки исполнят функцию стрингеров, то есть своеобразного продольного скелета судна, удерживающего гибкую обшивку от деформации.

Отобрав два десятка ровных еловых реек, взял первую, обрезал один конец наискось. Изогнув рейку дугой к днищу, уперев срезанным концом снизу, под планширь, плотно втиснул поперек дна. Отмерив, обрезал так же наискось второй конец рейки и упер под планширь другого борта. Таким же образом установил еще по одному шпангоуту на расстоянии метра от центрального в оба конца лодки.

После этого принялся осторожно равномерно размещать зажатые тремя шпангоутами стрингера вдоль бортов и днища: на днище – погуще, на бортах – посвободнее. Окончив эту ювелирную работу, я продолжил устанавливать шпангоуты на расстоянии ширины двух ладоней друг от друга.

Завершив с установкой стрингеров и шпангоутов и еще раз хорошенько разровняв их, отступив сантиметров двадцать от края борта стал скреплять шнуром между собой каждый шпангоут с перекрещивающимся с ним в этом месте стрингером. Проделав это на обоих бортах, для надежности, отступив еще сантиметров двадцать вниз, проделал ту же операцию. Теперь набор лодки держался крепко и надежно.

Из нетолстых сосновых жердей длинной в три с половиной метра отдельно изготовил продолговатую раму днища. Так же связал вместе шнуром края, но на этот раз не оставляя длинных острых концов и вставив распорки из довольно толстых перекладин, способных выдерживать не только мой вес, но и вес предполагаемого груза. Основательно укрепил её шнуром.

Затем влил внутрь лодки полный котел горячей воды (не кипятка!). Взявшись за нос лодки, погонял воду внутри и, перевернув, вылил всю воду. Тщательно установил лодку на ровный киль (которого, в общем-то, у неё и не было), я аккуратно разместил раму на днище, выровняв её, и прижал ко дну большими плоскими камнями. На эту работу пришлось потратить неожиданно много времени и усилий, так как не раз и не два пришлось извлекать и заново устанавливать две из пяти распорок бортов, подкладывать под острые края рамы берестяные латки. Овал днища, под напором рамы и груза, сплющился, чего я и добивался. Дно лодки должно быть более плоским, чем округлым, что бы остойчивость стала выше и челнок не оказался излишне валок. В таком виде оставил берестянку на два дня.

Лодка практически готова и производит впечатление пусть и не самого элегантного в мире, но вполне надежного судна. Оставались отделочные работы.

На третий день отправился в лес, наскреб густых потеков смолы с хвойных деревьев с надрезанной ранее корой. Набралось вполне приличное количество, однако с килограмм будет. А может и поболе. Придя домой, растопил всё это прямо в берестяном туеске, куда её складывал, на водяной бане, погрузив туесок в кипящую в котле воду. Довёл до полужидкого состояния. Сыпанул туда несколько горстей золы для большей пластичности. Тщательно вымешал получившееся варево.

Этим составом добросовестнейшим образом затер все отверстия на берестяном теле челна, промазал швы и места соединения листов, пропитал все веревочки. Остатки смолы растворил в котле кипящей воды, уварив до киселеобразного состояния и пучком сухой травы, обмакивая его словно кисть в коричневое варево, протер весь корпус и снаружи и изнутри.

Из остатков сосновых корней и сухой травы сплел нечто вроде плоской плотной подушечки-оттоманки, которая послужит мне банкой для сиденья во время плавания. Я даже постарался подогнать форму поверхности изделия под форму той части тела, что будет с ней соприкасаться. Что называется – эргономику в массы. Размещенная на дне в корме лодки, она едва возвышалась сантиметров на десять, но это-то и было мне нужно – при таком низком размещении гребца центр тяжести лодки так же будет ниже, за счет чего ощутимо уменьшится её валкость.

Снова поставил лодку на днище и тщательно установил раму, положив груз камней. Дал лодке основательно просохнуть в тени дерева, что бы смоляная пропитка впиталась в древесину. Тем временем изготовил из березового бревнышка, расколов его на тонкие дощечки, два однолопастных весла, одно из которых станет рабочим, второе – запасным.

И наконец, настал день, когда я, подняв лодку за борта, вскинул её днищем вверх, над головой, и отнес к заливу, осторожно опустил там на поверхность воды. Веревкой привязал берестянку ко вбитому на берегу колышку и отправился за сиденьем и веслами.

С высокого берега я залюбовался творением рук своих. Легкий стройный челн с вертикально опускающимися в воду носовым и кормовым форштевнями. С торчащими спереди и сзади тридцатисантиметровыми острыми пиками – концами рамы. С несколько приподнятыми к корме и носу и немного заваленными внутрь сверху, у планширей, бортами. С почти плоским днищем и выпуклыми скулами, он казался почти невесомым. Вода словно выталкивала его из себя, едва ли днище уходило под поверхность сантиметров на пять. Я уже знал, что можно сделать и лучше. Знал, что надо изменить в конструкции и впоследствии, при изготовлении новой лодки, все это конечно же учту. Но пока челн даже в этом исполнении открывал для меня столь много новых возможностей, так расширял мои горизонты, что у меня от предчувствий кружилась голова.

А пока, укомплектовав свое судно полностью, я с диким восторгом носился на нем по зеркальной поверхности залива. Оно, хоть и было несколько валким, как и все легкие суда с овальным днищем, но имело неплохую курсовую устойчивость, легко управляясь одним веслом. Единственно, пожалуй, следует загрузить в лодку камней потяжелее, чтобы улучшить остойчивость и сопротивление сносу боковым ветром. Когда я сидел на корме один, носовая часть берестянки приподнималась, временами даже отрываясь на мелких встречных волнах от поверхности воды, что плохо сказывалось на управляемости. Если лодка будет загружена, это уйдёт само собой, а пока небольшой балласт с некоторым смещением к носу сведёт проблему к нулю.

 
Так построил он пирогу
Над рекою, средь долины,
В глубине лесов дремучих,
И вся жизнь лесов была в ней,
Все их тайны, все их чары:
Гибкость лиственницы темной,
Крепость мощных сучьев кедра
И березы стройной легкость;
На воде она качалась.
Словно желтый лист осенний,
Словно желтая кувшинка.