Текст книги "Путь домой идет через болото. Часть 3"

Глава 9

Аленка настолько привязалась ко мне, что всюду, куда б я не пошел, сопровождала меня, как верный ординарец своего командира. И все-то ей было интересно. Обо всем-то ей хотелось знать. Она, не переставая, закидывала меня вопросами. Что да почему? Откуда да куда? Как да где? Если мы шли к реке по воду – откуда и куда бежит эта вода. Куда она потом девается? Почему все не покрыто водой, раз постоянно течет новая и новая? Да и вообще, зачем она течет? Шли на огород – как же и почему растения растут? Откуда они в земле берутся? Почему их так много? Почему зеленые, а не синие? А небо, почему тогда синее? В избе – почему огонь горит? Почему он горячий, а лед холодный? Почему дерево горит, а камни нет? Почему люди могут говорить, а собаки только лаять? А могут ли собаки, коровы и куры понимать друг друга? И еще сотни и сотни вопросов. Всё ей интересно. Да и мне приятно отвечать ей. Я перетряхивал свои, покрывшиеся пылью знания и пытался обстоятельно растолковывать девчушке основы физики, химии, биологии, географии, астрономии. Когда ж я чего либо не мог ей объяснить и так ей и говорил, она удивленно вскидывала на меня взгляд, не понимая, как это я могу чего то не знать.

Как я уже говорил, я и сам привязался к этому любознательному ребенку.

– Дядя Никита, – как-то, подумав, спросила она, – А откель ты всё знаш?

– Да я в детстве в школе учился. Затем книжек много разных прочел.

– В школе? А чо тако – школа?

Я попытался объяснить. Рассказал, что у нас, там, где я жил раньше, все дети, когда им исполнится лет семь, идут в специальную большую пребольшую избу и их там обучают взрослые, которые все знают. Глаза Аленки аж запылали:

– И чо, даж девчонки ходют?

– Обязательно. И девочки, и мальчики.

– И ты сам читать книжки могешь? – любопытствовала она.

– Конечно. Там у нас все могут. И книжек у нас очень много. В них ответ на любой вопрос найти можно.

– А скоко у вас книг?

– Как это сколько?

– Ну вот у Старца их три. И он говорит, что больше, мол, и не надо. В тех книгах и так есть ответы на все вопросы. А если кака книга против того, то она только во вред.

– Ну у нас их очень много. Гораздо больше трех.

– Сто? – с придыханием спросила девочка. Очевидно это было самое большое число, которое она могла себе представить.

– Гораздо, гораздо больше.

– Сто раз по сто? И еще сто раз?

– Нет. Гораздо, гораздо больше.

– Да как же их можно прочесть все? Зачем стоко? – изумилась Аленка.

– А никто все прочесть и не может. Каждый выбирает те из них, что ему интересны. И даже тогда он не сможет за всю жизнь прочесть и малой доли из них.

Девчушка собиралась еще что-то спросить, но вошла мать и, сердито сверкнув на меня глазами, велела дочке отправляться спать. Моя ученица нехотя, бубня под нос возражения, удалилась.

– Ты б, Никита, не забивал девчонке голову. – произнесла сквозь прикрытые губы Настя и не дожидаясь ответа скрылась в след дочке в своей комнатке.

Я лишь вздохнул. Не могу понять, то ли женщина сердится на меня, то ли до сих пор просто дичится. Как я не старался загнать свои вспыхнувшие чувства вглубь и подавить там, но они, тем не менее, каждый раз вырывались наружу. Стоило мне только увидеть Настю рядом, сердце начинало скакать в груди, а лицо предательски покрываться краской. Ни одна другая женщина в скиту не вызывала во мне такой гаммы переживаний, как молодая вдова. Я вынужден признаться сам себе, что влюбился. И влюбился, судя по всему, безответно. Без какой либо надежды на взаимность. Чем-то я отпугивал женщину.

Следующим вечером сидел в полном одиночестве на бревне у избы и потягивал подаренную хозяином трубочку. Сам он отправился по какому то поводу в гости к соседу. Я не сразу заметил, как Аленка примостилась рядом. Уже начинало темнеть. Поселок затих. Вся жизнь переместилась в избы. Стеклышки окошек тускло светились отблеском восковых свечей и масляных лампад. Вдруг Аленка подала голос. Мне показалось, что она решила спросить о том, о чем долго не решалась спрашивать. О чем-то запретном:

– Дядя Никита. А ты знаш чо тако звезды? – и она пальчиком показала вверх, на нарождающиеся на темнеющем небосводе мерцающие голубоватые точки.

– Да, знаю. Каждая звезда, это такое же огромное солнце, как наше.

– Кажда-кажда, – в восхищении выдохнула она.

– Почти каждая.

– А чё ж они таки махоньки, прям как мошкарики?

– Потому что очень, очень, очень далеко от нас. Ты замечала – если кто уходит вдаль, то становится все меньше и меньше.

– Да, примечала.

– А деревья, которые далеко от нас. Целый десяток можно скрыть одним мизинцем. А подойдешь, так не то что пальцем, избой не прикроешь.

– Да, да. Так. – довольно закивала девочка.

– Так и звезды. Если б подойти к ним поближе, то они станут огромными. Некоторые больше даже Солнца.

– Ух ты! И все крутятся, как наше Солнце, круг нас?

– Вообще-то это мы крутимся вокруг Солнца. – Аленка была настолько поражена, что не сразу нашлась что и возразить.

– Но как мы можем крутиться вокруг Солнца. Мы же, если перевернемся, посыпимси вниз. – и подумав, добавила, – А вокруг нас вообще никто не вертится?

– Вокруг нас вертится Луна.

– Она чо, тож больше нас?

– Нет, вот Луна поменьше будет, но тоже огромная. Кстати на Луне уже побывали люди. Летали туда на специальном космическом аппарате. Долго летели. Неделю. И ходили пешком по ней.

– По Луне?! – ахнула девочка и задрала головку вверх, словно силясь разглядеть невидимый еще земной спутник, – Пешком? – это никак не умещалось в голове Аленки. Как можено ходить пешком по этой маленькой светящейся лепешке в небе?

Долго я еще рассказывал девочке, что такое планеты. И что наша Земля только одна из них. Не самая даже большая. И что Земля круглая как шар. И что на этом шаре живет огромное преогромное количество разных людей. Есть даже люди с черным цветом кожи. Аленка смотрела на меня недоверчиво, не зная верить ли мне или нет. Правду ли я говорю или попросту шучу, а то и смеюсь над ней.

Следующим вечером, только я вышел, что бы как обычно покурить перед сном, любопытная девчонка уже ждала меня. И сразу вопрос в лоб:

– Кажна звезда как наше Солнце?

– Да.

– И на каждой, каждой кто либо живет? – хитро спросила она.

– Ну не на самой звезде. Звезда, это огромный преогромный огненный шар. Вокруг этого шара летают планеты. Такие, как наша Земля. Вот на этих планетах живут.

– На каждой, на каждой? – голос Аленки даже осип от волнения.

– Ну нет, не на каждой. Но где-то обязательно живут. Не может быть, чтоб не жили. Ведь звезд во вселенной больше, чем песчинок на берегу вашей Гремушки. – глаза девочки мерцали во тьме.

– А почо Старец нам о том не сказывал? – тихо спросила она. Я замялся.

– Ну не знаю. Может он сам этого не знает?

– Старец? Не знат? – девочка поднялась, испуганно воззрившись на меня, повернулась на пятках и ушла в избу. Её походка выдавала собой крайнее смятение. Не знаю, что её больше поразило, то ли что Земля круглая, то ли что Солнце больше Земли. Толи что каждая маленькая звездочка на ночном небе огромна как Солнце. Или что Старец может этого не знать. Я уже жалел о том, что рассказал обо все этом. Ничем хорошим это закончиться не могло. Я влез во вполне отлаженный мирок этих людей со своей неуклюжей правдой, которая, быть может, им и не нужна. Для них всё определенно и понятно. Всё разложено по своим, предназначенным для этого полочкам. На все вопросы у них уже есть свои ответы. А если что-то непонятно, то и не стоит задавать об этом вопросов. Их логика тверда и ясна им.

Весь следующий день Аленка не подходила ко мне. Была задумчива и погружена в себя. Это настолько не походила на её обычное поведение, что мать даже забеспокоилась, не заболела ли дочь. Однако на другой день девочка вновь приставала ко мне со своими вопросами. Я в избе у оконца строгал ножом ножку для стула, а Аленка, умостившись на лавке напротив, закидывала меня вопросами. Посмеиваясь про себя, я отвечал на очередную задачку. Неожиданно я заметил, что и Настя, пристроившись в уголке с каким-то рукоделием, внимательно слушает нас. На этот раз она не протестовала против моих пояснений. Опять моё сердце забилось чаще.

Вскоре я увидел, как Аленка, собирая вокруг себя группку детишек, горячо что-то им втолковывает. Они то смеялись, то округляли от удивления глазенки. Не сразу я догадался, что девочка делится с друзьями полученными знаниями. А те, в свою очередь, очевидно, начали задавать вопросы своим родителям. А то и поучать их.

В избу к Матвею зачастили взрослые мужики якобы для того, что бы спросить хозяина о чем либо. Но, спросив о ерунде, тут же, смущаясь, кидали один другой вопрос мне. Были вопросы и об устанавливаемых мною силках на зайцев (я не без успеха продолжал ставить их неглубоко в тайге, невдалеке от околицы). Но были и о том мире, откуда я пришел. Уже дня через три они приходили, не скрываясь, именно ко мне. Чаще всего забегал Митяй. Пару раз с ним заглядывал и его брат Егор. Он больше молчал, но со вниманием выслушивал вопросы брата и мои ответы на них. А как-то в избу заглянул Силантий, спросив не хозяина, а именно меня. Я даже испугался, но он, неожиданно скромно потоптавшись у порога, поздоровался с Матвеем, со мной, с сидевшим тут же Дмитрием, кивнул Насте и, подмигнув единственным глазом Аленке, смущенно пробурчал:

– Слушай, Никита, ты, говорят, побродил по Свету.

– Да, Силантий, пришлось. – ответил я осторожно, не зная, к чему клонит одноглазый.

Он прокашлялся:

– Ты, вот что, расскажи-ка мне, как вообще там людишки живут. – в избе тут же установилась мертвая тишина. Очевидно это интересовало всех, но никто прямо об этом меня еще не спрашивал. Ведь там, за пределами их земель, жили миряне. Я осторожно ответил:

– Так вы же вроде ходите в какой то поселок, шкурки меняете.

– Да. Ходим. – он помялся, – Токмо мы не то что бы в поселок. Так, встречамся на заимке одной с людьми. Мы говорим, чо нам надоть. Они через день-два нам то и приносят. Мы им шкурки, они нам свой товар. А в сам поселок Старец строго настрого запрет наложил. Там, говорит, церква антихристова стоит. Кто войдет, оскоромится на всю жизнь. Так, издали посмотрим. Домов много за рекой. Больши есть. Вроде и крест на церкви. Только не о осьми, а о шести концах. Мы на этой стороне, они на другой. Дык мы костерок раскинем, веток березовых с листом накидам. За рекой заметят дымину, придут два, а то три человека. Всегда почти одни и те же. Редко кто другой. Один раз мужичок в шапке какой то смешной, с блестяшкой во лбу. Все пытал, кто мы, да откель. Ель отбрехались. – смеётся Силантий.

– Ну да. Понимаю. В общем, Силантий, на свете о-очень много поселков. И больших и малых. При этом даже самые малые деревеньки побольше вашеко скита станут. И живут там по сто человек как минимум. Но есть совсем большие селения, называются – города. – присутствующие дружно закивали головами. О городах они слышали. – Города тоже есть и поменьше и побольше. И совсем большие. В некоторых не один миллион жителей. Больше десятка миллионов бывает.

Слушатели заахали. Для них число миллион было настолько абстрактным, что судить о том, насколько это много они не могли. Понимали лишь, что это намного, намного, намного больше, чем жителей в их скиту.

Долго я рассказывал Силантию и другим о жизни за пределами тайги. Они слушали мою повесть, словно сказку. Все им казалось чудным и удивительным. В их глазах ясно читалось тоже смешанное чувство восхищения и недоверия, что и у мальчишек. Временами Силантий прерывал меня и просил уточнить или разъяснить непонятные ему моменты. Долго он не мог взять в толк, что такое автомобили, так как у староверов не было даже простых колесных повозок. Даже о самом колесе они имели весьма приблизительное понятие. Наконец, пожалуй что хорошо за полночь, Силантий спросил, есть ли земли, пригодные для скита, помимо окрестностей их поселка:

– Так, что б никто не трогал. Что бы чужи не ходили окрест, – уточнил он. Я физически ощутил, как в мое лицо впились взгляды присутствующих.

Немного подумав, решился рассказать свою историю. О том, как затерялся в тайге. Как выжил, будучи вынужденным зазимовать на острове среди болот. Как принял решение остаться в тайге навсегда и как нашел себе постоянное место жительства на другом острове. И как был там счастлив. Когда же я стал рассказывать об острове Староверов, на котором обнаружил остатки скита, Матвей воскликнул необычайно высоким, молодым голосом:

– Так это ж наш! Наш скит то, пожалуй!

Я согласно закивал:

– Я так же подумал, Матвей, когда ты мне рассказывал про ваш скит.

– Вот бы там вновь поселиться! – глаз Силантия сверкал в темноте, – Вот бы красно было. Говоришь, заросла гарь то?

– Да, давно. Место очень удобное и здоровое. Я сколько раз там бывал и даже заимочку срубил. И ничего, жив – здоров.

Долго молчали, погруженные в свои мысли. Встрепенувшись, Силантий торопливо попрощался и ушел. Вслед за ним потянулись остальные гости. Моя история произвела огромное впечатление. Вышел на улицу и я. Сам разбередил себе душу, вновь пережив вместе со слушателями свою недавнюю историю. Надо успокоиться. Вдруг из избы показалась Настя и остановилась рядышком. Помолчав, смущенно спросила:

– Так ты, Никита, совсем один жил?

– Да, Настя. Один.

Женщина была, как мне показалось, взволнованна. И тут меня прорвало:

– Настя. Не знаю, заметила ли ты или нет, но ты мне не безразлична. Нравишься ты мне. Очень нравишься.

– Я знаю, Никита. Ты добрый. Ты ко всем хорошо относишься. Тебя вон наши детишки как полюбили. А Аленка только о тебе и говорит.

– Я не о том, Настя. Ты, именно ты, мне нравишься. Нравишься по особому. Как только женщина может нравиться мужчине!

Настя молчала. Казалось она хотела мне что-то сказать, но не решалась. Так и не осмелившись, вздохнула и ушла в избу. Моё сердце пело. Неужели я не ошибся и я ей тоже не безразличен? Неужели и она ко мне испытывает какое то чувство?

Несколько вечеров подряд у нас собиралась группа, состоявшая из Силантия, Дмитрия, Егора, их приятелей Ивана и Тимофея. Иной раз заглядывал и кто другой, но чаще эти пятеро. Как я понял, они затем меж собой обсуждали услышанное, так как в другой раз был готов новый вопрос, на который и гости, и хозяева нетерпеливо ожидали ответа. Рассказывая очередную историю, ловлю себя на том, что постоянно стараюсь поймать взгляд Насти. И поймав, тут же отвожу свой, ощущая, как предательская краска заливает щеки. Хорошо в избе полутьма, слегка разгоняемая парой свечей, разжигаемых лишь по особым случаям из-за большого их дефицита. Чаще в плошке горел кусочек тряпичного промаслянного фитилька. Я осознавал, что наши посиделки значат для этих таежных жителей необычайно много. Гораздо больше, чем для меня самого. Но, вместе с тем, я понимал и то, что это лишь вполне объяснимое любопытство людей, живущих оторвано от цивилизации и испытывающих невероятную жажду общения. Каждая маломальская новость для них желанна. Но что дальше? Во что выльются эти, полученные от меня знания? Да ни во что. Уйду я, и останутся лишь передаваемые из уст в уста легенды о странном незнакомце. А они так и будут жить здесь. И с каждым годом рассказы обо мне станут уходить все дальше и дальше вглубь времен, превращаясь в сказку.

Аленка относилась к неожиданной моей популярности ревниво. Ведь это она «открыла» меня! А теперь её вдруг отодвинули на второй план. Она даже пару дней дулась. Поняв причину невысказанной обиды, решил уделять девочке каждодневно хоть полчаса внимания. Это её вполне устроило и примирило с ситуацией. Девочка по-прежнему закидывала меня вопросами, но вопросы были уже более глубоки и свидетельствовали о той огромной работе, которую проделала голова ребенка. В один из таких, специально отведенных для общения с Аленкой, получасовых сеансов «почему да как», после очередной порции задушевных бесед, Аленка поднялась и сказала как то буднично, невзначай:

– Ну я побежала, тять.

Мы оба растерялись. Девочка смутилась:

– Извини, дядя Никита.

– Да что ты, Аленка. Мне приятно. Поверь, я хотел бы быть твоим папой.

– Ну да! – она на мгновенье крепко прижалось ко мне и тут же убежала. А я сидел, пытаясь разобраться в нахлынувших чувствах. Да нет, чего тут разбираться. Я был в тот момент просто счастлив.

В этот вечер я долго не мог заснуть, ворочаясь на своей узкой лавке. Матвей уж давно похрапывал, а я всё мечтал, как объяснюсь с Настей. Как она ответит мне. Как заживем мы семьей. Как любимые мои жена и дочь будут ждать меня с полевых работ или с охоты. Дома будет тепло. Готовые щи, которые Настя готовила как никто в поселке. Запах свежеиспеченного хлеба. Уют и теплота. Это ли не счастье?

Глава 10

Лето в разгаре. Стараюсь не терять счет времени. В скиту счет ведется по старому стилю, да к тому же и годы от сотворения мира, но я, что б не путаться, про себя придерживаюсь прежнего календаря. Минуло 23 июля, день моего рождения. Не стал никому говорить об этой знаменательной дате. И не потому, что есть причина скрывать, просто не знал, отмечают ли их тут. Во всяком случае ни от кого пока не слышал, что бы праздновалось чьё то день рождение или именины. Так, сам себя поздравил. Размышлял. Трудно в себе разобраться: доволен ли я сейчас своей жизнью или нет.

Во время рыбной ловли неводом с местной детворой (которую те солидно именовали «промыслом») я обратил внимания на то, что никто из них не заходит глубоко в воду, не то что бы попытаться отплыть от берега. Я не придавал этому значения, пока не произошел один примечательный случай. У одного из мальчиков, Васятки, из рук выскользнул шест, какими все юные рыболовы прощупывали дно перед собой, прежде чем ступить туда. Он медленно плыл, дрейфуя к середине реки. Васятка попытался схватить уплывающий шест, но ему не удалось. Он махнул с досады рукой и что-то расстроено пробормотал. Шест был действительно красив, вырезан из березового стволика и разукрашен резьбой. Я разделял сожаление рыбака по утраченному имуществу. На его глаза невольно навернулись слезы. Швыркнув носом Васятка мазанул мокрой рукой по лицу. Теперь слёз никто не заметит. Мальчишка бросил на меня обеспокоенный взгляд, не увидел ли я его минутной слабости?

Я стоял по пояс в воде. Не придавая большого значения своим действиям, подогнув колени, оттолкнулся ото дна и пустился вплавь за шестом. Пришлось сплавать за ним на самую середину реки, где беглец был удачно выловлен и возвращен. Нащупав под ногами дно, я встал и, преодолевая сопротивление воды, направился к берегу, где и протянул шест мальчугану. Он же стоял, растерянно опустив руки, и вроде как даже боялся взять своё имущество.

– Бери, Васёк, ты что?

Только сейчас я заметил, что бывшие на берегу ребята и несколько молодых парней пораженно смотрят на меня.

– Что с вами? Чего вы так испугались? – я даже оглянулся назад, уж не показалось ли из водной пучины какое чудище. Но нет, судя по выражению их лиц этим чудищем был я. Наконец один из парнишек воскликнул:

– Дядька Никита! Ты что, плавать умешь?

– Конечно. А вы, что, неуж то не умеете?

Все синхронно закачали головами. Действительно, откуда им уметь плавать, если все их предки не одно поколение скитались по тайге, жили среди гор да болот. Где они могли овладеть этим нехитрым искусством?

– Дядя Никита, а как же тебя вода держит? – закричал самый бойкий из мальчишек Санька, сын моего знакомого, Ивана.

– Да тут нет ничего хитрого. – я вновь погрузился в воду, вытянулся в струнку и не без удовольствия поплыл. Сделав на середине пару кругов, вернулся обратно. В этот раз все отнеслись более спокойно. Очевидно пришли к выводу, что ничего страшного в моем умении все таки нет. Санька, помявшись, вновь подал голос:

– А нас научишь?

– Почему не научить? Научу. Завтра и начнем. Вы лишь у родителей поспрошайте, не против ли.

На следующий день в условленное время на берегу собралось чуть ли не все население скита. У самой воды нетерпеливо переступали с ноги на ногу четверо мальчишек, которым родители позволили обучаться плаванию. Чуть дальше – остальная орава патсанов, которым это дело запретили. Девчонки, об обучении плаванию которых даже не стояло вопроса, сидели тут же, с завистью посматривая на счастливцев. На обрывчике толпились мужички, солидно вполголоса переговариваясь. Подальше, группкой, пять-шесть хихикающих женщин. Я скинул куртку, закатал по колено штаны (именно в таком виде все и лазали в воду), зашел по грудь в реку и поплыл. Сплавал к противоположному берегу и вернулся обратно. Когда я вновь встал на дно, никто уже не хихикал. Берег молчал. Кое кто даже втихаря крестился и бормотал молитвы. Впрочем, взрослые, как и их дети, не стали настаивать на том, что мое умение плавать непременно от сатаны.

– Ну ладно. Давай, Саня, заходи в воду. Остальные, – я обратился к трем своим студентам, – Стойте там и примечайте.

Санька мгновенно скатился в воду, его же приятели, счастливые тем, что не они первые и им дана отсрочка, облегченно расселись у кромки воды.

– Заходи по пояс. Теперь держись за мою руку, поджимай ноги, так, что бы голова погрузилась в воду и терпи, сколько вынесешь.

Первый раз Санька, испугавшись, выскочил едва его макушка успела скрыться под водой. Но уже раз на пятый, поняв, что ничего ему не угрожает, смог просидеть под водой с полминуты.

– Теперь опускайся ниже, к самому дну и, поджав ноги, обхватывай их под водой руками. Поначалу ты опустишься, но сразу всплывешь, совсем как поплавок. Когда почувствуешь, что спина у тебя на воздухе, держись сколько можешь. А я тебя стану придерживать. Как только терпение закончится, отпускай ноги и становись на них.

Мальчишка с третьего раза смог удачно всплыть поплавком и, затем, встать на ноги. Фыркая и отплевываясь он выныривал с весьма довольной физиономией.

– Ну как, почувствовал, что вода тебя держит?

– Ух ты! Точно!

– Ну теперь айда на берег отдыхать и греться. Кто следующий?

К обеду все мои ученики, кто быстрее, кто с трудом, но освоили упражнение. Тот факт, что вода способна держать их на поверхности настолько вдохновил мальчишек, что они готовы были продолжать обучение тотчас. Но я отложил его на следующий день. Пусть пообвыкнутся с появившейся у них уверенностью в себе. На этот раз народу собралось не меньше, чем в предыдущий день. Я даже заметил за спинами мелькнувшую бороду Старца, опиравшегося на длинную клюку.

– Ну давай, Саня. Раз ты был вчера первым, будешь и сегодня.

По моему указанию мальчик повторил упражнение, всплыв поплавком, а затем вытянулся в струнку. Я слегка поддерживал его ладонью снизу. Затем он приподнял голову над водой. Его испуганные и вместе с тем сверкающие глаза окинули мгновением стоящих по берегу. Там взбудоражено загоготали:

– Держись Саньша!

– Давай, давай!

– Не потопни, гляди!

– Гля, щас за ноги кто хватанет!

Когда же мальчишке удалось, сделав несколько гребков руками, проплыть вдоль берега метров пять, он сам казался пораженным более остальных, встав на дно и глядя на меня со стороны. Захлебываясь от восторга он бормотал:

– Я… я сам… плыл… сам!

Я отправил ошалелого студента на берег, занявшись остальными. К обеду все смогли самостоятельно сделать по нескольку гребков. Зрители на берегу не знали, то ли восхищаться происходящим, то ли бояться этого. На их глазах свершалось чудо! Человек, не чужак, а их соплеменник, передвигался по воде! На следующий день уже все мои ученики довольно бойко плавали понемножку вдоль бережка, то и дело вскакивая на ноги и заливаясь счастливым хохотом. На глубину никто, однако, соваться не решался. Да я и ненастаивал. Придет уверенность, сами начнут заплывать все дальше и дальше. Главное – научиться держаться на воде.

А потом мы сидели рядком на солнышке, греясь после довольно прохладной уже воды, и я рассказывал ребятне и нескольким наиболее любопытным взрослым о больших спортивных соревнованиях. Об Олимпийских играх. Ученики внимали мне с щенячьим восторгом, представляя себя загадочными спортсменами – пловцами.