Текст книги "Рождение Богини"

– Ах, как это хорошо!

Девушки с двух сторон чуть-чуть робко приблизились к Ивану.

– У него нет лопаты, – сказала купавшаяся.

– И топора нет, – добавила та, что была «в цветах».

– Персики там, где спит Силен, – сказала первая.

– Он из них вино делает, – пояснила вторая, и добавила, показывая рукой, – там, за молодым можжевельником.

– Только не разбуди его! Он опять начнет приставать! – тихонько воскликнули девушки вослед Ивану, – и не пей с ним его вина!

«Я или сошел с ума, или очнулся от сумасшествия», – думал Иван, пробираясь между гудящими пчелиным роем можжевеловыми зарослями.

Показалась поляна с низкой, бархатной травой, обрамленная персиковыми деревьями. Персики валялись на траве тысячами и благополучно гнили, часть их была собрана в кучки, а под нависшей кроной деревьев, в тени стояла большая, пузатая бочка, издававшая хмельной аромат, доверху набитая давлеными плодами. Рядом с бочкой лежал и похрапывал небольшой пузатый человечек, в возрасте, лохматый, почти что голый (если бы не драные «семейные» трусы), в странных ботинках с раздвоенными носками.

«Сколько же ей принести персиков?» – подумал Иван и только подумал, увидал маленькую, женскую корзинку из соломы, висящую на суку. Он снял корзинку и стал срывать и складывать в нее созревшие персики.

– Ахм – кхм, – раздалось сзади. «Разбудил все-таки». Иван обернулся – человечек, доходящий ростом ему до груди, стоял перед ним, почесываясь и покачиваясь, и смотрел на Ивана веселыми, пьяно-голубыми глазами.

– Это персики для Дианы, – на всякий случай пояснил Иван, чувствуя необъяснимый страх и веселость одновременно. Страх вползал в сознание и заставлял кричать, а веселость теребила сердце до разрыва.

– Кхм, – отозвался человечек и вдруг добавил, – а за Бахуса выпить?

И он протянул Ивану огромную чашу с душистым, красного цвета вином. Голова кружилась.

Он уже взял чашу, даже выдохнул и хотел уже выпить, и даже увидел на дне чаши себя, лежащего на душистой траве с красавицами дриадой и наядой – все трое были обнаженными и ненасытно требовали любовных ласк, рядом валялась пустая бочка Силена из-под вина, а сам Силен сидел на плоском камне и играл на пастушьей свирели.

– Сейчас я служу Диане, – Иван с вежливым поклоном вернул чашу.

– Кхм, – Силен привычно выпил чашу до дна, при этом облив волосатый живот, и хватаясь за стволы деревьев и поминутно валясь на траву, побрел вглубь леса, покрикивая:

– Дриада – шалунья лесная, я уже иду, я уже готов! Где ты?

– Эй, – крикнул Иван ему вослед, – вы все, кто вы такие? Вы мое воображение? Мечта?

Силен опять свалился на траву, сел, вытащил откуда-то (чуть ли не из-под земли) большую бутылку, оплетенную ивовым прутком, смачно выдернул пробку и, обливаясь, долго пил, а потом сказал неожиданно трезво:

– Мы – это ты. Ты – это мы.

Возле бассейна, в центре которого то исчезала, то с тихим плеском выныривала та, первая девушка («наяда» – уже знал Иван), в плетеном дачном кресле сидел тот самый мужчина, который так ловко вскрывал, как консервные банки, различные стены, и которого Диана назвала Янусом.

– Пить с Силеном – занятие небезопасное. Одна женщина – дочь царя – дошла до такого экстаза, что растерзала собственного сына, приняв его за дичь.

Незнакомец весело смотрел на Ивана, будто растерзать кого-то – забавное приключение, анекдот для легкой беседы.

– Что, придумал желание?

– Нет. Я боюсь ошибиться, – Иван увидал стоящее напротив незнакомца такое же плетеное кресло и, глазами спросив разрешение, сел в него, после благосклонного кивка.

– А вы, вы тоже служите Диане?

Незнакомец рассмеялся.

– Прекрасной охотнице служат все – и боги, и звери, и люди. Но я не служу – я помогаю.

Странно, что ты меня не узнаешь – я присутствую при любом начинании, при любом конце. Каждое озарение гения, каждый шаг влево или вправо от рутины, каждое новое утро и новая ночь, новое знакомство, дружба, вражда, любой прорыв, хоть на пол сантиметра – и я там.

– Она назвала вас Янус.

– Это старое родовое имя. Прозвище. В старом Риме у Бога всех начал и завершений настоящее имя было тайной. В разговоре называли Янусом. Юстицию чтили больше – «прозвищ» не давали.

Ивану было и стыдно и страшно спрашивать, но даже в чудесном, радостном мире Дианы он оставался хоть на чуточку оперативником (правильнее сказать – любопытным малым, как и любой из нас), и он спросил тихо:

– А зачем же оторвана голова у Петра Ильича?

Незнакомец искренне удивился:

– Как это зачем? Как же начинать новое, не выдрав с корнем старое? Это будет не новое, а какое-то молодящееся старьё. И потом, свежие ходы и дороги всегда непривычно выглядят. Кстати, голову Петр Ильич уже давно потерял, а носил что-то похожее больше для приличия – чтоб людей не смущать.

– Что же просить у неё?

– Напросись вместе с ней на охоту – уверяю тебя, не пожалеешь.

– А где будет охота?

– Где? Весь мир принадлежит Богине – Диана охотится, где пожелает и когда ей угодно. Чувство охотника – чувство победителя-чемпиона – самое сильное чувство. Перед ним бессильны и боги, и сам Хаос, их породивший.

Иван вернулся к столику, за которым недавно пила кофе Богиня (сейчас там никого не было, кроме двух шустрых белок, грызущих печенье, лежащее в вазе из желтоватого камня), поставил корзинку с персиками и приготовился ждать. Ждать долго не пришлось: вдруг всё переменилось. Блаженная нега ясного, чуть ленивого утра сменилась возбужденной деятельностью: охотничьи псы нервно забегали кругами, ловчие соколы, резко хлопая крыльями, слетались с макушек деревьев к полянке и грозно клекотали, барсук быстро притащил откуда-то огромный колчан со стрелами и, в довершении всего, из кустов грозно вышла уже знакомая Ивану медведица и призывно заревела.

Диана вышла из домика, который, дрожа, рассыпался на кирпичики, пыль и обломки и вздымался ввысь белоснежным храмом, теряющимся в облаках – она была одета в тунику и сандалии, за плечами у нее висел лук.

– Ты решил? – спросила она незнакомым голосом – Ивану показалось, что с ним говорит бездна.

– Да. Я хочу видеть твою охоту, – сказал он, с ужасом видя, что человеческих глаз у Богини не было, а были бездонные кусочки синего, светящегося неба.

– Хорошо. Можешь сопровождать меня.

Тут же к Ивану подошла львица и легла у ног, приглашая сесть ей на спину. Диана села верхом на косматую медведицу, ворота, отделяющие сад от остального мира, медленно открылись, и охота Богини торжественно двинулась: псы, соколы, медведица, львица.

Город, по которому они проезжали, был, как город во сне – знаком и неузнаваем: Иван видел и разговаривающих, и молчащих людей, идущих густыми, перемешивающимися массами по тротуарам, и автомобили, надсадно ползущие в несколько рядов в обоих направлениях – но всё это было, как голограммы, прозрачно, неплотно и нереально. Собаки и медведица проходили сквозь «призрачных» людей, автомобили, дома, зато плотным и материальным был лес, растущий прямо на площадях и через небоскребы уходящий в небо, протыкая и разламывая их. Дома как бы висели на ветках леса, будто выстиранное и развешенное для просушки белье. Иван заметил, что временами медведица (она была громадной) наступала на человека – иные шли дальше, а некоторые падали, превращаясь в давленое месиво. Некоторые машины проезжали под лапами медведицы без вреда для себя и своих пассажиров, а некоторые оказывались растоптанными в лепешку.

Охота продвигалась, и лапы медведицы становились густо обагренными человеческой кровью – она шла, и мягко, с тихим хрустом давила не разбирая, кто там внизу – дети, женщины, преступники или святые.

«Зачем? За что? Это же не просто жестоко – это равнодушно жестоко», – с ужасом и беспомощной тоской думал Иван.

– «Равнодушно и жестоко» – не имеет к Диане никакого отношения, – услышал он голос Януса. Тот спокойно шел среди толпы прохожих, заложив руки в карманы пальто (того самого!), будто служащий, идущий по делу.

– Перестаньте навязывать Вселенной свою мораль – мораль слабенького существа, способного жить только в искусственной норке и притом компанией. Вы путаете мир и мораль ваших норок и Мир реальности, который знает только варианты. Без «лучше» или «хуже», а, скорее, говоря вашим языком, прилив – отлив.

Насколько же сильным должен быть страх перед реальностью, что даже Всевышнему вы придаете качество, ценимое только в компании – доброту. Кстати, Иван, почему вы не верите в Деда Мороза? Он добр, не прочь, как наш Силен, выпить и любит веселье.

Но смотрите, кажется, собаки взяли оленя.

Действительно, на огромной площади, где призрачные полицейские разгоняли призрачных же демонстрантов, ломая их ряды и транспаранты, прямо по ним, прямо по людям, скользя и перебирая ногами, пытался вырваться от собак Дианы благородный олень. Он падал на колени, вставал, делал шаг-другой, но собаки не отпускали, вцепившись хищными зубами в шею и ляжки оленя, прокусывая до жил, до фонтанирующей крови.

Диана подъехала и натянула лук.

«Стреляй же, не мучай!» – взмолился Иван.

Диана выстрелила. Длинная стрела, похожая на закатный луч, впилась в пятнистый бок оленя, он упал, стукнувшись рогами о брусчатку, собаки, рыча, отбежали. Диана протянула руку к оленю, и тот вдруг рассыпался миллионами голубых искр, которые взвились вверх огненным вихрем, и рассыпались по миру.

Искры летели, и каждая находила того, кто ее звал: сутулый ученый, бьющийся над формулой нового лекарства, стукнул себя по лбу и радостно засмеялся, фермер, с тревогой посматривающий на небо, с облегчением увидал долгожданную дождевую тучу, люди строящие дома успешно провели испытания новейших лифтов, а парочка, сидящая в парке под сиренью, в первый раз поцеловалась. Богиня была везде. Она была там, где наши сокровенные желания совпадали с приливами Вселенной, Она и была нашими желаниями.

Набирая в Гипермаркете продукты в корзину, Анна с тревогой посматривала между пестрых, «кричащих» рядов с выложенными товарами – ей вдруг стало казаться, что за ней кто-то следит. Она сделала несколько «обманных» шагов вперед и тут же вернулась назад – ну да, так и есть! – полный парень в идиотской кепке испуганно смотрел на нее. Это был тот же тип, что встретился ей возле работы – она запомнила тогда его удивленный взгляд.

«Хорошо, что здесь много людей и есть охрана – выглядит, как придурок, наверняка, придурок и есть. Надо эту ситуацию как-то переломить, а то и в парк не выйдешь».

– Ну и что? – спросила она строго у парня, который стоял и таращился на нее, – и что вам надо? Пиво там.

– Ничего не надо, – смущенно ответил парень, – извините.

Загрузив в багажник покупки, Анна села за руль и – вот так раз! Она забыла отключить фары, уходя в Гипермаркет, и аккумулятор сел. Хотелось заплакать и долго неприлично ругаться.

Она вышла из машины и «звезданула» дверцей:

– Ну, и кто тебя будет толкать?

– Вам машину подтолкнуть нужно?

Она обернулась – тот же парень с удивленно-восторженными глазами.

– Да кто вы такой? Что вы всё за мной ходите? Позову вот полицейского!

– Я сам в полиции работаю, вот, посмотрите, – парень достал и показал ей удостоверение.

«Ну и фамилия – Пуговицин», – подумала Анна, немного успокаиваясь. «Хоть не придурок».

– Давайте я вам помогу, нам и положено.

– Ну, помогите.

Они сделали торжественный круг по парковке перед Гипермаркетом – Анна за рулем, парень-полицейский в роли толкача-паровозика. Машина не заводилась.

– А вы далеко живете? Может дотолкаем до подъезда?

– Не очень далеко, – Анна смягчалась, – а у вас, полицейских, дел поважнее нет, чем машины с девушками по городу толкать?

– Просто вы на богиню очень похожи, – робко сказал парень.

– Понятно. «Жертва Голливуда».

Они медленно, с паузами ехали по городу. Анна рулила и разговаривала по телефону с подругой, а Иван, обливаясь потом и изнемогая от счастья, толкал ее автомобиль.

– Сейчас познакомилась с парнем, Иваном. Он работает в полиции – здорово! Говорит, что я богиня. Нет. Тени не делала, только губы, нет, тот тон слишком яркий – я отказалась… Куда его пригласить? С нами? Не знаю, мы мало знакомы… Подумаю…

На этой приятной ноте я и закончу эту историю.

Ни с того ни с сего что-то вспомнился покойный мой дядя Гера – мы обожали летом ездить на рыбалку на озера с ночевкой, собирались, обычно, с раннего утра. Тетушка не спеша готовила продукты и одежду, а мы с дядей бежали в гараж «заводить» машину. В те времена об автосервисах и слыхом не было слышно – все владельцы автомашин были по совместительству и автослесарями. Машина – дряблый «Москвич» – любила разные фокусы, так что выезжали мы обычно под вечер, а целый день торчали в гараже.

– Надо стараться делать хорошо, – поучал меня, изнывающего от скуки на покрышках, дядя, вытачивая напильником какой-то хитрый рычажок.

– Понятно, получится у нас все равно хреново, но стараться надо.

И хотя прошло много лет, я пытаюсь следовать этому закону.