Текст книги "Наполеон"

Антикризисное управление

Несмотря на свое высказывание, что «самая сложная политическая задача – завоевать доверие, еще не добившись успеха», Наполеон считал, что всегда можно добиться успеха, если у подчиненных, работающих в одной «команде», есть твердое чувство локтя. Один из его солдат, Жан-Рош Куанье, в своих «Воспоминаниях» написал: «Император много раз нам повторял, что человек может то, чего он хочет».

Несмотря на убеждение, что «лучше ничего не сделать, чем сделать наполовину», Наполеон мог прервать на полдороге дело, которое ему показалось безнадежным, и начать все сначала. Так, когда египетская кампания зашла в тупик, он вернулся во Францию и совершил государственный переворот, не пролив ни капли крови. Париж восторженно встретил Бонапарта. Сиейес, член Директории, задумал использовать Бонапарта в своих интересах – провести составленный им проект новой Конституции, решив, что тот сыграет роль необходимой ему «шпаги». В группу заговорщиков, мечтавших свергнуть режим, входили два директора (Сиейес, глава заговора, и Роже-Дюко), министры (Талейран – министр иностранных дел и Фуше – министр полиции), военные (Наполеон и Мюрат). Им помогал брат Наполеона Люсьен Бонапарт, президент Совета пятисот[18]18
  Совет пятисот – низшая палата Законодательного собрания по французской Конституции Третьей республики (1795 г.), состояла из 500 депутатов, выбиравшихся департаментскими избирательными собраниями на три года из лиц, достигших 30-летнего возраста.


[Закрыть]. 9 ноября 1799 года (18 брюмера VIII года Республики) заговорщики распустили по Парижу слух о готовящемся роялистском мятеже, в связи с чем заседания парламента перенесли из столицы в Сен-Клу (городок в нескольких километрах от Парижа). За несколько дней до этих событий Фуше сказал секретарю Бонапарта: «Передайте вашему генералу, что надо торопиться. Если он не поспешит, все пропало». Тем временем у Бонапарта и его сообщников созрел собственный план, к выполнению которого они и приступили, вынудив Барраса, еще одного директора[19]19
  Правительство состояло из пяти директоров: Сиейес, Роже-Дюко (состоявшие в заговоре), Гойе, Мулен (слабовольные, ничтожные фигуры, проведенные в директора именно потому, что слепо подчинялись лидерам Директории – Сиейесу и Баррасу), Баррас (за время Директории Баррас дискредитировал себя беззастенчивым воровством, взяточничеством, темными аферами с поставщиками и спекулянтами. Сотрудничество с ним Наполеон счел невозможным).


[Закрыть], не посвященного в заговор, но лелеявшего мечту остаться у власти, уйти в отставку.

На следующий день заговорщики едва не потерпели фиаско, в основном по вине Бонапарта. 19 брюмера после полудня, вместо того чтобы форсировать события[20]20
  Прибыв в Сен-Клу в надежде узнать, что парламент уже принял необходимые декреты, поручающие генералу Бонапарту выработку новой Конституции, Наполеон столкнулся с открытым негодованием депутатов Совета пятисот, возмущенных действиями Бонапарта (сначала – единоличное решение о переносе заседаний в Сен-Клу, затем – прибытие армии, окружившей дворец, где проходили заседания).


[Закрыть], он произнес перед Советом старейшин настолько сбивчивую и путаную речь, что его секретарь Бурьенн прошептал ему: «Уходите, генерал, вы не понимаете, что говорите». Но самая большая оплошность, которая чуть не провалила все затеянное, состояла в том, что Наполеон явился на заседание Совета при шпаге и в сопровождении нескольких гренадер. Это, пусть и незначительное, проявление силы в отношении народных избранников подняло бурю негодования. Депутаты потребовали немедленно объявить Бонапарта вне закона. Группа депутатов бросилась к нему, и началась потасовка. Полурастерзанный, задыхающийся, Наполеон пережил минуту слабости и отчаяния. Мармон, будущий маршал, а тогда – один из пришедших на помощь генералу военных, объяснял это тем, что «Бонапарт, не привыкший давать отпор силой, был к тому же совершенно обескуражен торжественностью, с которой всегда проходили заседания Совета с соблюдением всех государственных законов. Возможно, все это поразило Бонапарта, показав ему всю дерзость и неправомерность его действий». Люсьен Бонапарт, сохранивший хладнокровие, сумел выгадать время, чем и спас затеянное братом предприятие, объявив о своей немедленной отставке с поста президента Совета пятисот. Затем он объявил о том, что была предпринята попытка убийства его брата. Возмущенные гренадеры, предводимые Мюратом, вошли во дворец и «прогнали мятежных депутатов». Бросив депутатам фразу: «Граждане, ваше собрание распущено», – Мюрат обратился к солдатам: «Вышвырните-ка всю эту публику вон!» Вечером того же дня взамен ликвидированной Директории была создана комиссия, в которую входили три человека: Бонапарт, Сиейес и Роже-Дюко. Как это ни парадоксально, но неумелые действия и проявленная слабость не помешали Бонапарту одержать верх над Сиейесом, поскольку в решающий момент его поддержала армия, которая подчинилась приказу, отданному Мюратом. В последующие дни после бурных споров, сменяющихся одобрительным молчанием, новая исполнительная власть в лице трех консулов приняла тот проект Конституции, который был выгоден Наполеону. Пока пятьдесят депутатов тайным голосованием выбирали консулов, Бонапарт сгорал от нетерпения, желая поскорее узнать, как распределятся голоса. Посулив своему главному сопернику Сиейесу место президента сената, Наполеон предложил ему самому назначить трех консулов. Сиейес предложил их в такой последовательности: Бонапарт, Камбасерес и Лебрен.

Чуть было не увязнув в безнадежной египетской кампании, по окончании которой никто уже и не вспомнил бы о Наполеоне, он сумел бросить все и все начать сначала, и вот в тридцать лет стал первым консулом Республики и главнокомандующим французской армией.

Такой ранний успех Наполеона в большей степени обусловлен его личной манерой управления, целиком нацеленной на получение результата, в данном случае – захват власти. Насколько все его помыслы были поглощены жаждой успеха, подтверждает ответ, который он дал мадам де Монтолон[21]21
  Жена генерала графа Монтолона Шарля Тристана, бывшего адъютантом Наполеона. Супруги находились с ним в изгнании. Граф оставил мемуары.


[Закрыть] на ее вопрос о том, какие солдаты, с его точки зрения, самые лучшие: «Те, которые выигрывают битвы». Вступив на первую ступеньку спиральной лестницы, поднимающейся к вершине славы, он уже понимал, что «ничто так не воодушевляет солдат, как успех».

За двадцать с небольшим лет войны Наполеон выиграл сорок четыре сражения. За исключением сражений под Эйлау и Эсслингом, закончившихся для французов полупобедами, первое настоящее поражение армия Наполеона потерпела в 1813 году под Лейпцигом, то есть через двадцать лет после Тулонской битвы. Дважды за этот двадцатилетний период французская армия сражалась без Наполеона: морское сражение при Трафальгаре (1805 год) и битва при Байлене в Испании (1808 год). В обоих случаях Великая армия потерпела поражение.

Наполеон смел все принятые при старом режиме правила передачи государственного правления. После него династическое наследование престола ушло в прошлое. Теперь власть досталась тому, кто умел привлечь к себе массы и обладал нужными знаниями и навыками. Особенно ярким подтверждением этому служит эпизод Тулонского сражения, когда Наполеон, повинуясь порыву сердца и разума, бросился вперед и захватил в плен главнокомандующего неприятельским войском[22]22
  Впоследствии на острове Святой Елены сам Наполеон так рассказывал об этом эпизоде: «Я пробрался к одной из высот над потерянной батареей. […] Офицер в красном мундире, которого мы приняли за полковника, поднялся на бруствер разглядеть, что происходит. Сержант из французского батальона выстрелил и ранил его в руку. Офицер, оказавшийся самим генералом О’Хара (главнокомандующим армией союзников), скатился к подножию батареи на сторону французов». Позднее Бонапарт сам (или так он утверждает) взял его в плен, позаботился, чтобы его хорошо лечили, и вернул ему саблю.


[Закрыть]. В тех драматических обстоятельствах он зарекомендовал себя офицером, способным не только повести за собой солдат, но также вполне допускающим неповиновение приказам непосредственных командиров ради выполнения какой-то трудной задачи, например взятия неприступной вражеской крепости. Годы спустя Наполеон произнес короткую фразу, которую в наши дни мог произнести только настоящий топ-менеджер: «Я не верю пословице, согласно которой для того, чтобы командовать, надо уметь подчиняться». Впоследствии станет ясно, что он считал себя исключением, которое подтверждает правило.

2 июня 1793 года Конвент, большинство членов которого составляли монтаньяры[23]23
  Монтаньяры – политическая партия, получившая такое название из-за того, что в зале заседаний занимала верхние ряды. Одним из ее вождей был Жорж Дантон. Партия отражала интересы «новых богачей».


[Закрыть], взяв власть в свои руки, провозгласил «террор». В некоторых крупных городах (Лион, Бордо и Нант) вспыхнули восстания, поскольку основное их население сочувствовало отстраненным от власти жирондистам[24]24
  Жирондисты – партия умеренных республиканцев. Название получила от департамента Жиронда. Жирондисты были самой влиятельной партией в Законодательном собрании. Жирондисты были сторонниками демократических идей, пламенными защитниками свободы и революции, но им недоставало умения организоваться, не хватало смелости и решительности в действиях.


[Закрыть]. Восстания были жестоко подавлены. Именитые граждане Тулона также вызвали возмущение, сдав свой город англичанам. Поскольку присутствие англичан в Тулоне обеспечивало войскам коалиции (в нее входили Англия, Пруссия, Австрия, Голландия, Испания, германские и итальянские государства) прекрасный плацдарм для вторжения во Францию, Комитет общественного спасения принял постановление об отвоевании города. Осада Тулона длилась более четырех месяцев.

Бонапарт прибыл в Тулон 16 сентября 1793 года. После нескольких безрезультатных попыток штурма он понял, «что бесполезно вести осаду по правилам военного искусства. Мы возьмем Эгилетт, который называют “малым Гибралтаром”, и войдем в Тулон». Его оптимизм основывался на убеждении: «Взятие Тулона будет невозможным до тех пор, пока вражеская эскадра, принужденная к бегству обстрелом раскаленными ядрами, не покинет малый рейд». Еще до своего прибытия в Тулон Наполеон предлагал военному министру проект специальной печи, доводящей пушечные ядра до раскаленного состояния, «чтобы с их помощью поджигать вражеские корабли».

Но напрасно пытался Бонапарт склонить руководящего осадой генерала Карто к принятию своего дерзкого плана. Имея за плечами уже две неудачные попытки штурма города, Карто, бывший маляр, отчаянно боялся в случае новой неудачи попасть на гильотину. Он с презрением отозвался о Бонапарте, обозвав его «капитан-пушка»: «Этот выскочка ничего не понимает в географии». И все-таки мнение Бонапарта одержало верх благодаря вмешательству комиссаров Конвента. Комиссар Саличетти[25]25
  Саличетти – урожденный корсиканец, представитель народа при армиях юга. Из комиссаров Конвента он был единственным, кто хорошо знал братьев Жозефа и Наполеона Бонапартов, они вместе выступали против Паоли в 1791 г.


[Закрыть], корсиканец по происхождению, доверил Бонапарту командование осадной артиллерией после того, как никому пока не известный капитан перед онемевшим от негодования и ужаса генералом Карто доказал всем некомпетентность его руководства. В отместку Карто, препятствуя свершению планов Бонапарта, отказал ему в поддержке пехоты, которая была необходима для продвижения вперед и закрепления батарей республиканской армии. Осада застыла на мертвой точке. Через несколько дней Наполеон заявил Баррасу, другому комиссару Конвента, что для взятия Тулона необходимо избавиться от Карто. Вскоре это требование было исполнено. Место Карто занял генерал Дюгомье, чья главная и чуть ли не единственная заслуга состояла в том, что он понимал, каким огромным потенциалом обладает его подчиненный – командующий артиллерией, поэтому обеспечивал ему поддержку во всех его начинаниях.

Преодолев трудности, связанные с тяжеловесностью и неповоротливостью процесса военного командования, Бонапарт, по всей видимости, столкнулся с другой проблемой: как стать начальником для солдат, имеющих за плечами гораздо более долгий опыт войны, нежели он сам. Наполеон доказал на деле, чего он стоит, и заручился полнейшим доверием этих людей. Его дар привлекать к себе людей – то, что сейчас мы называем харизмой – был настолько мощным, что почти осязался, как некая энергетическая аура. Для завоевания авторитета ему не было нужды ни демонстрировать свои высокие человеческие качества, ни обладать богатством или властью. «Капитану-пушке» достаточно было обратиться к солдатам с такими словами: «Я собираюсь взять на свою батарею храбрых солдат. […] Мне нужны настоящие солдаты. […] Я никогда не пошлю их на штурм вражеских позиций, но я очень хочу, чтобы они пошли вслед за мной на эти позиции. Если вы такие солдаты, поднимите руки». Все подняли руки и закричали: «Да здравствует Бонапарт!» Именно тогда, после этого случая, Наполеон выработал свой метод добиваться лидерства, основанный на совмещении жесткости и обаяния с примесью некоторой доли артистизма.

30 ноября англичане предприняли безуспешную попытку атаковать батарею «храбрых солдат». Стремительный во всех действиях, Наполеон контратаковал высадившиеся на берег английские войска и захватил в плен командующего британской армией генерала О’Хару. Этот генерал позднее скажет: «С такими солдатами можно было бы завоевать весь мир». В тот самый момент, когда сержант Жюно под диктовку Наполеона записывал распоряжения, рядом с ними упало пушечное ядро. Засыпанный землей и щепками, порохом и осколками, Жюно воскликнул: «Нам повезло! Теперь не надо посыпать чернила песком!» По словам Лас-Каза, эта шутка и спокойствие, с которым она была сказана, привлекли внимание Наполеона к этому солдату, будущему герцогу д’Абрантесу.

В полночь 16 декабря Наполеон, встав во главе пехотного полка, сам повел его на штурм крепости «малый Гибралтар». Сражаясь под непрерывным артиллерийским обстрелом, Наполеон получил штыковое ранение, но поле битвы не покинул. Повергнутые в смятение англичане спешно покинули крепость, бросив свои пушки. Лейтенант Мармон, будущий маршал империи, тут же использовал их, обстреляв стоявшие на рейде английские корабли. 19 декабря английский флот, не предупредив ни сочувствующее англичанам население, ни своих испанских союзников, отплыл от Тулона. Интуитивная догадка Наполеона о необходимости взятия «малого Гибралтара» оправдалась. На следующий же день республиканская армия вошла в Тулон. Все искали Наполеона, чтобы поздравить его с победой. И нашли: он спал под дождем, положив под голову барабан вместо подушки. 24 декабря 1793 года в возрасте 24 лет он был произведен в чин генерала. На острове Святой Елены, вспоминая о Тулонском сражении, Лас-Каз писал, что «именно тогда им навсегда завладела История». А Наполеон ограничился замечанием о том, что в то время он и не думал о себе «как о высшем существе».

По мнению Макса Вебера, автора книги «Наука и политика» (1963 г.), в Тулоне проявились две отличительные черты характера Бонапарта: харизматичность и рационализм. Именно благодаря харизматичности Наполеону удалось завоевать авторитет среди солдат отвагой, решительностью и быстротой действий. Рационализм Наполеона выразился в том, что он прибег к помощи комиссаров Конвента, чтобы занять пост командующего военной операцией.

После Тулонского подвига Наполеону пришлось ждать еще два года, прежде чем ему представилась возможность и в самом деле изменить ход истории, чем он не преминул воспользоваться, став благодаря своему хладнокровию и организаторским способностям спасителем Республики, когда ее жизнь висела на волоске.

В начале октября 1795 года, воспользовавшись беспорядками, возникшими из-за принятия новой Конституции, 30 000 вооруженных роялистов ворвались в здание Конвента, которое охраняли всего лишь 5000 солдат под командованием одного генерала-республиканца. Ситуация казалась безнадежной, но Баррас, один из пяти директоров, вспомнив о триумфе Бонапарта в Тулоне, поручил ему подавить мятеж. Свой первый приказ Наполеон адресовал молодому офицеру по фамилии Мюрат: «Возьмите двести всадников, отправляйтесь в лагерь на поле Саблон и привезите оттуда сорок пушек и снаряды к ним. Если понадобится, пускайте в ход силу, но доставьте их сюда. Вы отвечаете за операцию! Идите!» Также он приказал выдать депутатам ружья, чтобы они могли защищаться. Генерал Тьебо так описывал происходящее: «Наполеон поставил две пушки, из имеющихся у него восьми, на улице Неф-Сан-Рош напротив церкви. Стрельба велась вдоль улицы, в оба конца. Пушечные ядра сметали все на своем пути. Одна тысяча патриотов, гражданских лиц, объединившихся в отряд, подкрепленных целым пехотным батальоном, вырвавшись из укрытия, атаковали мятежников, которые находились перед порталом здания Конвента и занимали всю улицу Сен-Оноре. Схватка была жестокой, противники сражались врукопашную. Предводительствуемые лично генералом Бонапартом, республиканцы оттеснили роялистов. Шесть пушек завершили полный разгром мятежников».

С помощью нового приема – использования артиллерии в городских условиях – Наполеону удалось одержать победу над восставшими. В благодарность за спасение Республики 16 октября 1795 года Наполеон был произведен в чин дивизионного генерала. Ему было только двадцать шесть лет.

Командир, которому удается в особенно острых ситуациях в жизни и на поле боя показать личный пример надлежащего поступка, приобретает главный козырь для своей последующей карьеры – силу воодушевлять, мотивировать подчиненных. Именно в этих обстоятельствах глагол «мотивировать» может быть употреблен во всем многообразии его смыслов. Бонапарт считал, что «отвагу нельзя подделать, это такое достоинство, в котором нет места лицемерию». На протяжении всей своей военной карьеры Бонапарт доказывал, что он отважный человек, но этого же он требовал и от своих солдат. Хотя он мог ясно представить степень грозящей опасности, на поле сражения он всегда был удивительно спокоен.

Собственным примером он доказал, что воин проявляется прежде всего в рукопашном бою: «Для доблестного солдата ружье – всего лишь рукоятка штыка». Без колебаний, со шпагой в одной руке и с флагом – в другой, он вставал впереди своих солдат и вел их на штурм. Эта легенда о Наполеоне – бесстрашном герое связана с одним эпизодом битвы за Аркольский мост. Бонапарт на Аркольском мосту бросился под градом пуль со знаменем вперед, поставив на карту и судьбу армии, и собственную жизнь. Он остался жив лишь благодаря подвигу его адъютанта, который принял на себя предназначенные Бонапарту смертельные удары. На острове Святой Елены в разговоре с О’Меара[26]26
  О’Мира Барри Эдвард (1780–1836), в России XIX века его называли обычно О’Меара, – врач Наполеона на острове Св. Елены; был хирургом в британском флоте и в 1815 г. находился на «Беллерофонте», на котором искал убежища император. При переезде из Рошфора в Плимут О’Меара оказал помощь многим французским офицерам, вследствие чего император предложил ему сопровождать его на остров Св. Елены. О’Меара три года верно служил пленнику, но поссорился с губернатором Гудсоном Лоу и 25 июля 1818 г. принужден был оставить остров. Опубликование дневника «Наполеон в ссылке, или Голос со Святой Елены» имело для О’Меара последствием потерю звания морского врача.


[Закрыть]

Наполеон признался: «Полковник Мюирон бросился ко мне и закрыл меня своим телом. Пуля, которая предназначалась мне, попала в него. Он упал к моим ногам, его кровь забрызгала мне лицо. Он принес в жертву свою жизнь, чтобы спасти мою». Этот трагический эпизод показывает, в какой мере Наполеон обладал умением внушить своим подчиненным мысль, что истинную ценность имеют только отвага и готовность жертвовать своей жизнью.

Только лишь в ссылке на острове Святой Елены Наполеон решился наконец перечислить и во всех подробностях описать свои ранения. Дело в том, что он хотел мифом о своей неуязвимости, методом «от противного», доказать солдатам, «что тот, кто боится за свою жизнь, обязательно ее потеряет». В книге «Воспоминания с острова Святой Елены» Лас-Каз описывает Рождество 1815 года: «Одеваясь, император провел рукой по левой брючине, на которой была видна дырка довольно большого размера. Просунув в нее палец, он многозначительно посмотрел на меня, но, увидев, что я не понимаю значения его жеста, объяснил мне, что это след от удара штыка, из-за которого он чуть было не потерял ногу при осаде Тулона. […] И он рассказал, что во время Тулонского сражения под ним было убито три лошади, несколько лошадей было убито или ранено в итальянскую кампанию, три или четыре – при осаде Сен-Жан-д’Акра[27]27
  Осада крепости Сен-Жан-д’Акр, в которой турецким войскам помогала английская эскадра коммодора Вильяма Сиднея Смита. Смит вместе со своим братом Джеймсом Спенсером Смитом, британским посланником в Константинополе, склонил Порту к союзу с Англией с целью изгнать французов из Египта, захватил стоявший на якоре у сирийских берегов французский флот, снабдил Сен-Жан-д’Акр артиллерией и британскими офицерами. Турки смогли продержаться до момента, когда Бонапарт был вынужден снять осаду.


[Закрыть]. Что сам он бывал ранен множество раз: в битве при Ратисбонне[28]28
  Город в Баварии, где 19–22 апреля 1809 г. произошло сражение. Наполеон считал невозможным отойти от Ратисбонна (французское название немецкого города Регенсбург), не взяв его, так как это могло побудить Пруссию и другие германские государства выступить на стороне Австрии. Когда император осматривал приготовления к штурму, он и получил указанное ранение. Новость мгновенно распространилась по замершей от ужаса армии. Но Наполеон тут же, не обращая внимания на боль, сел в седло и объехал весь фронт, чтобы его могли видеть все солдаты. Спокойствие и высокий моральный дух были сразу же восстановлены.


[Закрыть] пуля, пробив каблук, попала ему в пятку; в сражении при Эсслинге или при Ваграме, он уже не помнил точно, выстрелом ему разорвало сапог, брюки, содрало и обожгло кожу на левой ноге».

Наполеон крайне непритязательно относился к своему быту. 1 марта 1807 года, то есть через месяц после битвы под Эйлау, он писал брату Жозефу: «Мы ведем жестокую и суровую войну. В таких условиях невероятной усталости каждый более или менее болен. Что же до меня, то я никогда не чувствовал себя бодрее, даже растолстел». Наполеон преодолевал огромные расстояния верхом или в карете, иногда езда длилась без передышки до ста часов. Барон Фай, один из личных секретарей Наполеона, в книге своих воспоминаний пишет, что «Наполеон не знал усталости не только как наездник, но и как пешеход. Однажды он шел пять или шесть часов подряд без остановок и даже не заметил этого. Возвращаясь из испанского похода в январе 1809 года, я сам видел, как он одним духом, меньше чем за утро, проскакал от Вальядолида до Бургоса (около 75 миль). В самые тяжелые дни отступления от Москвы он, повинуясь собственному желанию, выходил из кареты и, взяв в руку палку, шел рядом со своими гренадерами».

Личным примером Наполеон пытался убедить своих солдат, что «первейшее качество солдата – это выносливость. Второе качество – отвага». Считая воинов Древней Спарты достойными подражания, Наполеон утверждал, что «лишения и нужда – лучшие учителя солдата». Обычная скорость движения войска на марше составляла 3,9 км/час, с остановками на отдых через каждые три часа, но эти правила не помешали одной пехотной дивизии, участвовавшей в кампании 1805 года, преодолеть 640 километров за двадцать девять часов! На следующий день после капитуляции австрийской армии при Ульме Наполеон, поздравляя своих солдат с победой, поблагодарил их за проявленную преданность: «Солдаты, эта победа стала возможной только благодаря вашей безграничной вере в вашего императора, вашему терпению, с каким вы переносили все тяготы, вашей редкой отваге… […] И в дальнейшем я сделаю все от меня зависящее, чтобы победа досталась нам с наименьшим кровопролитием: мои солдаты – это мои дети».

Бонапарт во всех тонкостях понимал психологию масс. Он утверждал, что руководитель, «который не может расшевелить подчиненных, лишен самого важного из всех необходимых качеств». Признавая, что одерживать победы ему помогали «сны, которые видели его солдаты», он никогда не упускал случая подстегнуть поощрительным словом тщеславие подчиненных, а это – одно из главных качеств руководителя. Поэтому ему всегда удавалось превратить недисциплинированного солдата в отважного воина: «Любой человек, который ценит свою жизнь больше, чем величие Родины и уважение соратников, не должен служить во французской армии». В непосредственном общении с подчиненными Наполеон использовал необыкновенную силу слов: «32-я полубригада позволила бы себя расстрелять за меня. А все потому, что после Лонато[29]29
  Лонато – город в Италии, где в начале августа 1796 г. генерал Бонапарт, совершив стремительный переход, опрокинул австрийские войска. Впоследствии полубригада избрала эти слова своим девизом, который вышили на знамени: «J’ètols tranquille la brave 32^e étoit la» («Я спокоен, бравая 32-я со мной»).


[Закрыть] я написал: “Я спокоен, бравая 32-я со мной”». Он был настолько убежден, что секрет успешного командования заключается в личных добрых взаимоотношениях руководителя с подчиненными, что отдал такой приказ: «Командир батальона по истечении шести месяцев со дня его назначения на этот пост должен знать фамилию и заслуги каждого офицера и солдата своего батальона». Он вспоминал, что во время итальянской кампании «на одного нашего солдата всегда приходилось трое вражеских, но люди верили в меня. Для победы гораздо важнее сила духа, нежели численность».

Взятие египетской крепости Абукир – прекрасный пример, иллюстрирующий утверждение, что «слово может иметь такое же большое значение, как и успешно проведенная операция». Позднее, на острове Святой Елены, генерал Бертран[30]30
  Клозель Бертран (1772–1842), граф, французский маршал; сражался под знаменами республики и империи. Людовик XVIII назначил его генерал-инспектором инфантерии (1814); тем не менее по возвращении Наполеона Бертран перешел на его сторону. Приказом 24 июля 1815 г. он был объявлен изменником королю и отечеству и бежал в Северную Америку. В 1820 г. возвратился во Францию. После июльской революции Бертрану было вверено управление Алжиром. В ноябре 1830 г. он победоносно перешел через Атласские горы, за что был возведен в чин маршала. Недоразумения с военным министром принудили его возвратиться во Францию. Избранный в депутаты, К. Б. примкнул к оппозиции и стоял за колонизацию Алжира. В 1835 г. был вновь назначен генерал-губернатором Алжира, но через два года снова отозван, хотя с успехом боролся против Абдель-Кадера.


[Закрыть] говорил об этом Наполеону: «Впервые я оказался рядом с Вами на поле битвы в Абукире. Признаюсь, я был настолько поражен некоторыми Вашими приказами, что думал, не ослышался ли я. Например, когда Вы крикнули одному капитану: “Давайте, дорогой Эркюль, берите двадцать пять солдат и проучите этих каналий!” Этими канальями были около тысячи турецких всадников». Безусловно, это подбадривание самого себя помогло генералу Бонапарту уничтожить 6000 пехотинцев и 1000 всадников из 18 000 солдат англо-турецкой армии, сражавшихся за эту крепость.

В испанскую кампанию также происходили события, подтверждающие способность Наполеона добиться со стороны подчиненных беспрекословного повиновения. В 1808 году после капитуляции французских войск у Байлена[31]31
  Недалеко от испанского города Байлена французский отряд, шедший на завоевание южной Испании, оказавшись без продовольствия, окруженный бесчисленными партизанами из крестьян, капитулировал. Узнав об этом событии, Наполеон предал генерала Дюпона военному суду.


[Закрыть] император лично принял командование армией. Чтобы вновь подчинить себе Мадрид, Наполеону надо было переправиться через проход Сомосьерра, расположенный на высоте 1430 метров в горах Сьерра Гвадарама. Генералу, не решавшемуся отдать приказ о форсировании этого перешейка, подступы к которому защищали двадцать пушек противника, Наполеон сказал: «Не говорите, мсье, что это невозможно, это не по-французски». С криком «Да здравствует император!» сто пятьдесят улан-поляков[32]32
  На усмирение Испании Наполеон привел «польский легион» (в кадрах своей армии), который был создан в 1807 г. во французской армии после захвата Польши.


[Закрыть] стремительно атаковали и обратили в бегство восемь тысяч испанских солдат. Один из этих улан – лейтенант Неголевски получил одиннадцать ранений. В конце битвы он упал у ног императора, успев сообщить: «Сир, перешеек взят». С тех пор в польском патриотическом гимне звучит проникновенная благодарность императору: «Наполеон научил нас побеждать».

По словам солдата наполеоновской гвардии Куанье, Наполеон имел «необыкновенный талант вести людей за собой и поднимать в них боевой дух». Ночь перед Аустерлицким сражением 1 декабря 1805 года Наполеон провел без сна среди своих солдат. В ту ночь он решил инкогнито осмотреть лагерь, солдаты мгновенно узнали своего императора. Один из самых старых гренадеров подошел к нему: «Сир, тебе (солдаты часто обращались к Наполеону на “ты”) нет никакой необходимости подвергать себя риску. От имени гренадеров армии я обещаю, что тебе придется только наблюдать за боем и что завтра мы сложим к твоим ногам знамена и оружие русской армии, чтобы отпраздновать годовщину твоей коронации». После этого Наполеон долго не мог унять восторженную суматоху: «Успокойтесь, и до завтра. Сейчас думайте только о том, чтобы получше наточить штыки». Вернувшись в свою палатку, император взволнованно воскликнул: «Это самая лучшая ночь в моей жизни!» Она показала, какая тесная связь существовала между ним и его подчиненными. На заре следующего дня он снова осмотрел свои полки, подбадривая солдат словами и жестами: «Солдаты, надо завершить эту кампанию яростным ударом, который раздавит наших врагов. Не стремитесь стрелять часто, лучше точнее прицелиться. Сегодня мы одержим победу над этими северными ордами, которые осмелились помериться с нами силой». После общего вступления он не поленился обратиться с приветствием к каждому полку. Проходя перед 57-м полком, он воскликнул: «Вспомните, как когда-то я называл вас “наводящими ужас”». Перед 28-м полком, состоящим большей частью из рекрутов из Кальвадоса, он крикнул: «Надеюсь, что нормандцы сегодня отличатся!»

Простые солдаты, к которым Наполеон не смог обратиться лично, тоже не были оставлены без внимания. К ним по поручению императора обратились офицеры, добившиеся своего чина только благодаря бесстрашию и отваге. Например, Лассаль, бывший гусар, произведенный в чин дивизионного генерала, утверждал, что «гусар, который не убит в тридцать лет, – дрянь, а не гусар». С небольшой поправкой он доказал правдивость своих слов, погибнув в тридцать четыре года в битве при Ваграме. Именно этими словами напутствовал своих 700 гусар Лассаль, посылая их на штурм крепости Щецин, которую защищали 5300 неприятельских солдат.