Текст книги "Проповеди"

Беседа 18

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Веровать в бессмертие и не веровать – это вовсе не значит по-разному решать только вопрос о бессмертии. Это значит по-разному относиться к людям и жизни, по-разному страдать и радоваться, словом, это значит быть двумя совершенно разными людьми, людьми двух совершенно разных пород.

Вера в бессмертие и неверие в него отражается на каждом движении человека, на каждом шаге его, на каждом поступке, от самых серьезных моментов нашей жизни до повседневных мелочей. Между верующим и неверующим человеком лежит целая пропасть, они никогда не могут вступить в подлинное общение между собою. У них разный язык, и они никогда не поймут друг друга.

Если один человек верит, что земная жизнь есть краткий миг, которым приготовляется человек для вечного своего бытия, а другой убежден, что, прожив десять-двадцать-тридцать лет, человек умрет, истлеет – и это все – не явно ли, что каждое переживание, каждое слово и все оценки и понятия у этих двух людей будут разные.

Мы читаем у преподобного Серафима следующие слова: «Наша жизнь – одна минута в сравнении с вечностью, и потому ничего не стоят по Апостолу нынешние временные страдания, в сравнении с той славою, которая откроется в нас».

Какая великая истина для человека веры! Какая нелепость для неверующего человека!

Если земная, мимолетная жизнь с ее временной скорбью есть лишь узкий путь в Царство славы, – то разве не истина, что временные страдания «ничего не стоят» в сравнении с той славою, которая откроется в нас. Но какая дикая нелепость слова эти для того, кто уверен, что жизнь дана человеку на несколько лет. Для него здешние скорби – это все, ибо они отнимают у него земные наслаждения. Время стремительно несет человека к могиле, – и каждый миг, отравленный скорбью, – не вознаградим ничем.

«Как чадолюбивый отец, когда видит, что сын его живет беспорядочно, наказывает его; а когда увидит, что он малодушен и наказание сносит с трудом, тогда утешает, – так поступает с нами и Благий Господь и Отец наш, употребляя все для нашей пользы, как утешение, так и наказание по Своему человеколюбию».

Как близки, как понятны эти слова для верующей души! Как чувствует каждый человек на своей собственной жизни эту заботу чадолюбивого Отца о нашем спасении! Сколько раз каждого из нас и наказывал, и утешал Господь!

Какая нелепость, какое безумие все это для неверующего человека! Какой Отец? Какое наказание? Какое утешение? Есть удача и неудача, есть ловко устроенное благополучие, – и то, что называется «не повезло».

«Когда мы отвращаемся от человека или оскорбляем его, тогда на сердце наше как бы камень ложится».

Кто из нас не пережил этого страшного камня нелюбви к человеку. Как светло, легко и радостно на душе, когда нет ни к кому вражды. Как часто страдает больше тот, кто потерял любовь к человеку, чем тот, кого перестали любить.

Какой вздор, какая глупость! Страдать от того, что нанес кому-то оскорбление! Вот когда тебя оскорбляют – тогда действительно неприятно. Но поспеши отомстить за это оскорбление вдвое – и великолепно сделается на душе!

«Брату грешащу покрой его, – как советует св. Исаак Сирин, – простри ризу твою над согрешающим и покрой его».

Это требование все покрывающей любви. Это желание не осудить человека. Сострадание к нему за его немощи. Боязнь соблазна для других.

Какая пустая сентиментальность! Гораздо интереснее посмеяться над позором брата своего. Толкнуть, если он падает. Отшвырнуть с дороги, если он мешает.

«Отчаяние, – по учению св. Иоанна Лествичника, – рождается или от сознания множества грехов – это отчаяние совести и несносной печали, когда душа, множеством язв покрытая, от невыносимой их боли погружается во глубину отчаяния, – или от гордости и надмения, когда кто почитает себя не заслуживающим того греха, в который впал».

Разве, все сказанное здесь, не бред сумасшедшего для неверующего человека? О каком грехе, о каком отчаянии от сознания этого греха говорится здесь? Грех? Что за страшное, отжившее слово? Если жизнь дана на несколько десятков лет, если нет Бога и бессмертия, если ничего нет, кроме вещества и физических законов – тогда все позволено, все можно и все хорошо, что увеличивает мое земное благо. И если я говорю иногда «добро» и «зло» – то делаю это по старой памяти, употребляя слова, которые для меня уже не имеют никакого смысла. Никакого раскаяния не может быть, никакого стыда за содеянный грех, если вообще и самого греха не существует. Существует лишь «хочу» и «не хочу», «приятно» и «неприятно», «удалось» или «не удалось». И что значат слова «надмение», «гордость», когда человек – царь природы, и чем сильнее он, чем выше подымается над другими, тем лучше, тем он счастливее, ибо это доказывает, что у него крепче воля и больше удачи.

«Если во время искушений несколько отходят от нас Ангелы Божии, то не далеко и скоро приступают и служат нам Божественными помышлениями: умилением, услаждением, терпением».

О, воображаю, что думает безбожник, слушая эти слова, – если только он присутствует среди нас. А уж, конечно, присутствует. Он думает: «Обманщик поп!»

Каким диким и странным должно показаться ему все, что происходит здесь! В XX веке не сумасшедший и как будто бы образованный человек стоит на амвоне, говорит об Ангелах и Боге, – и слушают его совершенно серьезно не безумные и взрослые люди…

А для нас, верующих, разве не ясно, какое безумие не верить в Господа и Ангелов Его? И разве для нас с вами и в XX веке так же, как и в первом – безбожный мир не кажется безумным и погибающим миром, и разве вот этот, незнаемый нами безбожник, стоящий среди нас, не кажется нам несчастным и жалким? И разве не хочется нам плакать над каждым, кто потерял способность видеть и Ангелов, и Бога!?

Аминь.

Введение в беседы об о. Иоанне Кронштадтском

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Отец Иоанн Кронштадтский в истории Церкви – явление необычайное. История Церкви знает подвижников величайших, более великих, чем отец Иоанн. История Церкви знает молитвенников более великих, чем отец Иоанн. Святая Церковь знает угодников Божиих, каковым Святая Церковь по сие время еще не называет отца Иоанна, но это явление необычайнейшее в истории Церкви потому, что никогда подвиг молитвы не совершался в таких условиях мирской жизни, в каких совершал его Иоанн Кронштадтский. Подвиг молитвы соборного протоиерея, подвиг молитвы четвертого священника в штате, каковым начинал отец Иоанн.

Много невольных сомнений возникало в самой возможности такого подвига в обычных условиях жизни. И Феофан Затворник полагал, что таковой подвиг и не может, и не должен совершаться в миру. Он предостерегал отца Иоанна Кронштадтского письменно от этого пути, он советовал ему укрыться в монастыре. Просил отец Иоанн свидания с затворником, но не вышел из своего затвора Феофан и не состоялась между ними беседа. Отец Иоанн пошел своим путем молитвенного подвига в миру.

Какова была мысль Феофана Затворника, предостерегавшего отца Иоанна? Мысль его заключалась в том, что подвиг в миру ведет к катастрофе. Что между миром и подвижником должно быть нечто – какая-то среда, не вполне отрешенная от мира и не вполне мирская, каковыми и являются обычные общежительные монастыри. И воистину как бы подтверждалось это опасение Феофана, когда вокруг отца Иоанна этот мир – не покорявшийся его молитвенному подвигу, а восставший на него – творил дела злые, ибо вокруг отца Иоанна было много людей недостойных, которые вводили в соблазн и навлекали осуждение на самого отца Иоанна. Когда на это указывал отцу Иоанну один близкий к нему человек (митр. Серафим Чичагов), отец Иоанн отвечал: «Что же ты хочешь, чтобы я был мировым судьей города Кронштадта?»

Но все же, несмотря на эти отрицательные явления, в общем нам думается, что отец Иоанн не погрешил, оставив себя в миру, не уйдя в монастырь, дав нам образ пастыря, а не монаха, совершающего свой молитвенный подвиг в мирской жизни. И та книга, которую мы будем в выдержках читать здесь, подтвердит нам, что этот путь был избран верно. Достаточно только прочесть предисловие – несколько слов, предваряющих его дневник «Моя жизнь во Христе».

«Не предпосылаю моему изданию предисловия, – говорит отец Иоанн, – пусть оно говорит само за себя. Все содержащееся в нем есть не иное что, как благодатное озарение души, которого я удостоился от всепросвещающего Духа Божия в минуты глубокого к себе внимания и самоиспытания, особенно во время молитвы». – Вот оправдание всей жизни отца Иоанна, вот оправдание того пути, по которому шел пастырь, утверждающий возможность в условиях жизни мирской совершения молитвенного подвига, ибо мы здесь имеем благодатное озарение души, имеем результаты истинной молитвенности, т. е. имеем то же самое, что мы имеем и от святых Отцов, подвизавшихся в затворах, пустынях и монастырях – и там было благодатное озарение души, и там был подвиг молитвы.

И не случайно остановились мы теперь именно на чтении дневника отца Иоанна. Хотя по времени хронологически жизнь отца Иоанна Кронштадтского отделена от жизни Иоанна Лествичника многими веками, но это лишь разделение во времени, разделение внешнее. Что же руководило нами, когда мы избирали чтение отца Иоанна Кронштадтского?

Во всех чтениях, здесь, по средам, мною руководит одна мысль – утвердить верующих в том, что духовная жизнь не есть нечто доступное в каких-либо определенных условиях и каким-либо определенным, избранным людям. Духовная жизнь есть обязательный жизненный путь каждого христианина.

Начали мы с творения святых подвижников и там видели, как раскрывался этот путь жизни духовной в условиях, как бы специально созданных для духовной жизни. Мы видели, как развивалась внутренняя, духовная жизнь подвижников, которые совершали свои подвиги в пустыне, в затворе и монастырях. Далее мы перешли к творениям святого Григория Богослова – здесь мы увидели духовный подвиг, молитвенный подвиг внутренней жизни, как она раскрывалась в условиях совсем уже иных, в условиях Церковной борьбы с еретичеством, потрясавшим тогда Церковь. Мы видели, как святой Григорий Богослов учил нас молитве и внутренней жизни, борясь с клеветой, борясь со злобой людской, борясь с наветами, борясь с врагами Церкви. И вот теперь мы видим подвижника, который нам раскрывает духовную жизнь уже в условиях совсем для нас близких, в тех самых условиях, в которых мы живем, которые нам так хорошо известны. И что же, рассматривая духовную жизнь Иоанна Лествичника, и святого Григория Богослова, и отца Иоанна Кронштадтского, мы видим нечто поразительное, укрепляющее в нас веру – мы видим общность законов духовной жизни. Может ли это не возвеселить наше сердце? Ведь когда в мире физическом делаются наблюдения, если одни и те же причины вызывают одно и то же явление – на этом основании устанавливают физические законы. Нечто подобное и в жизни духовной, когда мы видим, как люди разных эпох, разных национальностей, в разных условиях жизни вступающие на путь жизни духовной, открывают нам нечто общее, совершенно объединяющее их между собою, мы чувствуем здесь не их личные переживания, не их личную, индивидуальную жизнь, мы чувствуем, что здесь открывается самая сущность духовной жизни. И в этом смысле творения отца Иоанна Кронштадтского для нас являются особенно важными именно потому, что они говорят о той духовной жизни, которая протекала в условиях совершенно одинаковых с нашей теперешней мирской жизнью.

Из бесед об о. Иоанне Кронштадтском

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Давно, в дни моей юности, была мною написана книга «Антихрист». В этой книге я пытался показать дух антихриста, каким он рисовался мне в данный момент мирового развития. В этой книге мною ставился один общий духовный вопрос – можно ли узнать Христа, не пережив антихриста? Если бы я писал эту книгу теперь, я много бы не написал так, как тогда. Но это основное ее положение я и теперь бы утверждал так же: нельзя узнать Христа, не пережив антихриста. В этом утверждении не заключается ничего идущего вразрез с учением Святой Церкви и святых Отцов. Говоря так, я вовсе не разумел и не разумею, что для того, чтобы познать Господа Иисуса Христа, нужно обязательно отдаться во власть антихриста. Но в той или иной форме, в зависимости от личности, воспитания, в зависимости от всей совокупности жизненных условий человека, обязательно ему сей дух преградит путь ко Христу и, не очистив внутренним своим борением себя от этого препятствующего Богопознанию духа, не сможем увидеть и истинного света Христова. И не только в личной жизни постоянно встают препятствия для жизни во Христе, но дерзает враг Христа и на пути шествия самой Церкви постоянно ставить свои страшные препятствия. И Церковь ни с чем иным борется на своем славном шествии, как все с тем же препятствующим ей духом антихриста.

По мысли, выраженной в моей юношеской книжке, этот дух антихриста в разные эпохи меняется, ибо он как бы растет, как бы зреет, дондеже явит себя миру в образе рождаемого зверя. А пока сроки и времена не исполнились, различные лики и образы его являются нам в жизни.

Первая выписка из дневника отца Иоанна и касается этой истины – необходимости пережить дух диавольский, антихристовский, богоборческий, прежде чем воссияет дух Христа.

«Не узнав духа убивающего, не узнаешь и Духа Животворящего. Только по причине прямых противоположностей добра и зла, жизни и смерти мы узнаем ясно ту и другую. Не подвергаясь бедам и опасностям смерти телесной и духовной, не узнаешь сердечно и Спасителя Жизнодавца, избавляющего от этих бед и от духовной смерти».

В каком отношении для нас важно уяснить эту духовную истину? В том отношении она практически важна для каждого из нас, чтобы при той борьбе, иногда чрезвычайно мучительной и страшной, человеку не думалось бы, что это он один только оказывается в таком тяжелом духовном состоянии. И потому пусть не впадает в уныние, в соблазн, в маловерие, пусть ему не покажется, что перед ним поставлено какое-то единственное в своем роде препятствие, лишь ему прилежащее, и преодолеть которое у него нет сил. Пусть он помнит, что это есть та преграда на пути его, которая всегда стоит на пути человека, желающего стяжать спасение.

Опасно, когда это препятствие вдруг как бы сливается с самим человеком, и то страшное искушение антихристовского духа, которое встало на его пути, как бы делается им самим. Это самая тяжкая форма и степень борьбы и искушений. Но чаще всего бывает не так. И все-таки у многих опускаются руки, когда видят они себя окруженными со всех сторон такими неожиданными сомнениями, такими неожиданными страстями, и ему думается, что это возникло из недр его собственного духа, он начинает сам себе казаться каким-то отверженным грешником, которому нечего и мечтать о помиловании и спасении. Пусть вспомнит он тогда эти слова: нельзя узнать Христа, не пережив антихриста.

«Чем верней и сильней средство, соединяющее нас с Богом, тем более направляет против него разрушительных действий противник Бога и наш».

Злой силе непереносимо, когда человек в земной и тленной оболочке устремляется к Богу, соединяется с небесным и тем побеждает злое начало, действующее на нашу душу через наши страсти. Враг свои нападения направляет всегда на наиболее важное, наиболее существенное. Чем сильней то средство, которое нас с Господом соединяет, тем большим нападениям оно подвергается. Что же нас соединяет больше, чем молитва, чем покаяние, чем Евхаристия? И вражеский дух нападает прежде всего на нашу молитву, нападает на нас в нашем покаянии, действуя через самооправдание, поражая нас окаменелым нечувствием, лишая нас слез о грехах наших, нападает на нас в нашем стремлении к великому и страшному Таинству Евхаристии, заставляя нас отодвигать его от себя, по возможности избегать и тем привыкать к постоянной, греховной, повседневной, мирской жизни.

«Помни, что Господь – в каждом христианине. Когда приходит к тебе ближний – имей к нему всегда великое уважение, ибо в нем Господь, Который через него часто выражает Свою волю».

Здесь отец Иоанн учит нас относиться к каждому человеку как к образу Божию, и памятуя и чувствуя в человеке это независимо от внешнего положения его, его отношения к вам, – всегда относиться к приходящему с добротой, с радушием. Нужно так делать, – говорит отец Иоанн, – потому, что часто через совершенно неожиданных людей Господь нам указывает Свою волю и посещает нас.

Как часто бывает с нами, что приходит к нам какой-нибудь человек, нам незнакомый, и мы встречаем его холодно, без внимания. И вдруг этот человек говорит, что он пришел к нам от такого-то близкого и уважаемого нами человека. Как сразу изменяется у нас отношение к этому человеку – откуда-то берется и теплота, и внимание, и благодушие, и желание ему помочь. Но каждый человек, приходящий к нам, приходит не от уважаемого и хорошего нашего знакомого, а от Самого Господа, как носитель Его Образа. Поэтому все, что только есть в нашем сердце доброго, должно быть всегда у нас наготове, чтобы принять приходящего к нам человека.

«Замечай за собою, за своими страстями, особенно в домашнем быту, где они свободно проглядывают, как кроты в безопасном месте».

Следи за собою, за своими страстями, за своими недостатками, в повседневной своей жизни, в домашнем быту, говорит отец Иоанн. И это потому так, что там мы ничем себя не сдерживаем, там мы таковы, каковы мы есть. Часто человек раздражается, гневается, бранится, когда он в своем домашнем быту, но когда к нему приходит посторонний, на виду у чужих людей у него сразу находятся силы сдержать в себе эти страсти, ибо ему неловко при постороннем человеке обнаруживать свою темную сторону души. Эту темноту страсти своей он преодолевает другой страстью – самолюбием, гордостью, ибо самолюбие его страдает от того, что посторонний человек увидит, как он груб, как он зол. Тут тебе трудно будет вывести себя на чистую воду, а ты наблюдай за собою тогда, когда ничто тебя не стесняет, когда ты даешь волю своим душевным состояниям, тут ты и лови этих черных кротов, которые подтачивают твою внутреннюю жизнь.

«Когда дело идет о Тайне Божией, не спрашивай внутренне, как это бывает».

Какое благодатное состояние души, когда не хочется знать, почему и как; когда верится просто потому, что верится. Это самое вожделенное состояние духа, и не нужно воспитывать в своем разуме потребность умственного, суетного любопытства. Наш разум – злейший враг этого сердечного состояния. Ведь когда вы верите какому-либо человеку, и он скажет вам что-либо, как нужно сделать, вы не допытываетесь и не спрашиваете, почему он сказал вам так, какие у него были основания, – вам просто хорошо ему поверить. А тут не человек, а Сам Господь. И когда вы встаете на этот путь веры, когда главное – Сам Господь, когда вера наполняет сердце ваше, – обо всем остальном не хочется думать, обо всем остальном не хочется знать, ибо все остальное становится лишним. Поэтому такими ненужными, скучными и странными кажутся докучливые вопросы «от разума». По необходимости, по обязательству иной раз мы и должны заставить свой разум отвечать на эти вопросы, но для себя-то, для своей души, для своего спасения, для своей внутренней духовной жизни это совсем не нужно, совсем не нужно!

«Когда дьявол в нашем сердце, когда необыкновенная убивающая тяжесть и огонь в груди и сердце; душа чрезвычайно стесняется и помрачается, все ее раздражает, ко всякому доброму делу чувствует отвращение; слова и поступки других в отношении к себе криво толкует и видит в них злоумышление против себя, против своей чести и потому чувствует к ним глубокую убийственную ненависть, ярится и порывается к мщению».

По плодам узнаете дух. И вот, помимо всяких иных доказательств – это ощущение души, которая отдается во власть темной силе диавольской, лучше всего свидетельствует о том, каков это есть дух, ибо когда в нашем сердце поселится нечистый дух диавольский, мы чувствуем постоянную тягость, постоянное беспокойство, постоянное озлобление, а в окружающих мы постоянно видим недостатки, злые против себя умыслы, вечно их подозреваем, все толкуем так, чтобы это было нам обидно, чтобы это вызывало в нас чувство отмщения. И так сами себя мучаем тем злым духом, которому даем у себя в сердце приют.

И время течет не останавливаясь, и тело мое при жизни еще постоянно меняется и проходит, и мир весь, как видно по его движению, тоже проходит и как будто поспешает к предположенному концу своему, как заведенная машина. Где же постоянное? Постоянно То, что все это движет и направляет к своим целям; постоянна Первая Причина всего сложного и сотворенного, которая Сама не сложна и потому не преходяща – вечна».

Отец Иоанн размышляет здесь о преходящей жизни мира. Все течет, все изменяется, все зыбко в мире. И кажется, что жизнь человеческая подобна семени: из младенца делается юноша, потом взрослый человек, потом старик, а потом низводит человека в землю, и каждый человек, подобно миру, поспешает в этих изменениях к своему окончательному уничтожению. И спрашивает отец Иоанн, как спрашивает и каждая душа человеческая – что же постоянно? В ответе на этот вопрос – ответ и на вопрос о смысле жизни. Постоянна Первая Причина, все создавшая, постоянно То, что содержит эту изменяющуюся и вечно текущую жизнь, постоянен Бог и постоянна в нас бессмертная душа. Человек, оглядывающийся на жизнь свою, иногда думает, что он все такой же, что он совсем такой же, и как будто бы время не ушло, и ему странно, что волосы его начали седеть, потому что изнутри ему не видится этих мелькающих перемен вещественного бытия, потому что бессмертный дух его не изменился соответственно тому вещественному изменению. И вот из глубины духа человеческого утверждается его бессмертие: вот что есть вечное, неизменяемое. И в этом утверждении черпает человек упование, что истинный смысл жизни заключается не в этом, постоянно текущем внешнем, изменяемом, вещественном бытии, а в этом неизменяемом, в этом вечном бытии и спасении.

Аминь.