Текст книги "Зажги свое солнце. Целительные истории о счастье и любви к себе"

Зачем нужна сепарация

Безусловно, многие знают: дети – это чистый лист. Все они без исключения рождаются добрыми, открытыми, уверенными в себе людьми, которые верят, что весь мир теперь – только их. Посмотрите на малышей на площадке: они двигаются свободно, танцуют, смеются открыто и радуются бабочкам, радуге. Для них все смешное – смешно. А все страшное – страшно. Они не примешивают другие чувства, не боятся казаться, не боятся жить. Они познают этот мир, и в реакциях видно уже влияние родителей – у боязливого ребенка всегда рядом мама, которая кричит: «Осторожнее, убьешься!» Поэтому то, какими эти дети вырастают, полностью зависит от того, насколько зрелыми были взрослые на момент их рождения и что они транслируют в мир.

Зрелый взрослый, психологически стабильный родитель не вымещает на ребенке ни-че-го.

У него нет потребности быть главным, уважаемым, он не хочет набить себе цену благодаря страху ребенка, «уважению». У него все сферы отдельно – личная жизнь со взлетами и падениями, родительство, карьера. В идеале они не переплетаются друг с другом и не мешают воспитывать отдельную личность. Потому что в голове все четко, с толком и расстановкой.

Соответственно, чем больше критики в адрес ребенка, чем больше необоснованных (да и обоснованных тоже) наказаний, запретов, рамок, тем меньше сам взрослый может считать себя взрослым. Тем тяжелее взрослому в родительстве. Потому что он не принял новую роль, старается всячески вернуть себе прежнюю жизнь и, увы, находит жертву в лице того, из-за кого изменилась эта жизнь – в ребенке. При этом взрослый забывает, что родительство – это роль, которую он осознанно и самостоятельно решил взять на себя.

Знаете, какой самый первый шаг в работе над отпочковыванием от мамы и папы, от их замечаний, их критики? Прощение. Это первое и самое важное, с чего начинается все остальное.

В момент сепарации, в момент отделения от родителя не нужно осуждать его, мол, какая мама плохая, не нужно искать ответы на вопросы: почему она делала замечания или почему мама вымещала злость на дочери, что за этим стояло, почему она не вела себя как взрослая?

Важно поставить перед собой вопросы: «Как я должна себя вести во взрослой жизни, чтобы детские травмы не мешали мне быть стабильным взрослым?», «Что теперь я должна сделать, чтобы только я была главной в своей жизни?».

Сепарация – это возможность наконец-то жить по-взрослому. Детство закончилось, и на некоторые вопросы просто нет смысла искать ответы. Есть такие вопросы, на которые вам никто не ответит. А если вы постоянно бередите ими душу, получаете только страдания. Вы спрашиваете не потому, что страдаете, а потому, что привыкли страдать. Это модель поведения многих взрослых, которые не сепарировались от родителей.

«Я страдаю, потому что мама обидела». Согласитесь, это звучит по-детски? Согласитесь, что у взрослого с таким мышлением нет шанса построить самостоятельную жизнь. Он всегда будет дуть губки и исподлобья смотреть на маму.

Взрослые так не делают. Взрослые принимают решения, разговаривают и даже уходят, когда понимают, что между двумя людьми, пусть даже между родителем и подросшим ребенком, нет ничего, кроме пустоты.

Запомните, сепарация не начнется, пока вы четко не осознаете: у вас теперь есть ответственность за себя, свою жизнь и то, какой она будет. Все это только в ваших руках. Мама больше ни в чем не виновата, и мама больше не имеет такого авторитета, как раньше.

К симптомам непройденной сепарации с мамой можно отнести:

• частое разочарование в людях. Вы придумываете им качества, которыми они не обладают, и потом расстраиваетесь, когда не видите этих качеств. Как гласит популярная в народе шутка: «Сама придумала – сама обиделась». И да, во взрослой жизни иногда проще не очаровываться, чем разочаровываться;

• повторение родительского сценария. То самое «я делаю так же, как она», даже если обещали себе поступать иначе. Родительский сценарий хранится на подкорке. Дети наблюдают за ним всю сознательную жизнь – и поэтому, повзрослев, иногда теряют над собой контроль, особенно в критических ситуациях, и ведут себя ровным счетом так, как видели в детстве;

• потребность в одобрении окружающих. Без похвалы и комплиментов всем живется немного скучно и обыденно, но сепарированный от мамы человек независим от этого. Например, вы подарили смартфон партнеру, и он недоволен качеством сборки устройства. Вы моментально чувствуете себя уязвленной и подавленной, потому что кажется, будто критикуют вас, а не выражают недовольство качеством вещи. Если критикуют качество вашего подарка, вас лично это не должно задевать.

Родителям она помогает понять: дети вырастают и становятся самостоятельными. Их ошибки – это их путь, их опыт, благодаря им они вырастают как личности, они могут двигаться уверенно, а не сшибая все неровности на жизненном пути.

Детям сепарация нужна, чтобы почувствовать вкус к жизни. Внутренняя уверенность в себе, которую дает сепарация, – лучший инструмент взросления. Позиция «Я взрослый» быстро расставляет по местам всю теорию в голове, чтобы перейти к практике.

Чем быстрее ребенок отделится от взрослого и начнет жить самостоятельно, даже набивая шишки, тем быстрее он сможет отчасти понять некоторые поступки взрослого и перестать винить кого бы то ни было в своих «косяках». Потому что если мама купила страшную маечку – это вина мамы. А если взрослый сам купил маечку, которая ему быстро разонравилась, то все претензии у него могут быть только к себе.

Сепарированные вовремя дети отличаются по нескольким критериям.

Выбирают, что им хочется: от десерта в кафе до партнера. Там нет возможности обвинить другого, переложить ответственность, нет горьких детских слез, что это мама заставила. Есть только четкое понимание проблемы и видение ситуации без призм и искривленных зеркал.

Не боятся терять людей. Расставания с любимыми и подругами – это естественное течение жизни. И только не оторванный вовремя от маминой юбки ребенок будет видеть в этом трагедию всей жизни, а иногда даже пытаться всеми правдами и неправдами вернуть того, кто захотел уйти. Все эти истории про «я беременна, вернись» начинаются со страха потерять близкого. Чем крепче связь с родителями, тем больше безопасности внутри. Иногда ее столько, что человек начинает бояться естественных перемен вроде смены работы, ремонта, переезда, замужества, рождения собственных детей. От мамы лучше отделиться до того момента, как вы сами стали мамой. Ибо одно масштабное дело – в один промежуток времени. Женщины, которые из-под маминого крыла сразу выпадают в замужество и быстро сами становятся мамами, испытывают ужасное ощущение брошенности. Они травмированы, у них нет ресурса «отдавать», у них есть только «брать». Потому что маленький ребенок умеет только брать.

Строят партнерские отношения. У взрослых, прошедших сепарацию, нет завышенных требований к партнеру и нет подмены ролей. Муж это муж. Он не будет как мама или папа. Бежать от родителей-деспотов к заботливому мужу тоже неверно. Сначала будет спокойно и хорошо. А потом психика захочет привычных эмоциональных качелей и насилия. Поэтому сама женщина начнет провоцировать партнера на подобное поведение. Именно поэтому, если сепарации не было, а предложение выйти замуж поступило, необходимо собрать себя, как пазл – принять роли и быть готовой ко многим изменениям.

Наше тело сигнализирует о происходящем вокруг и внутри нас в самую первую очередь. Лишь потом к физическому дискомфорту примешивается разум, а за ним чувства и эмоции.

Психосоматика невысказанных обид зачастую кроется в характеристиках боли:

• вынашивание обид и любимая фраза «на душе камень лежит» откликаются в теле мочекаменной болезнью;

• невысказанная обида и «в горле прям ком стоит» провоцируют ангину или ларингит;

• защита от несправедливой критики и «выбили почву из-под ног» запускают развитие артрита;

• контролирующие родители, которые проникли во все сферы жизни ребенка, и отчаянная попытка «иметь вес» формируют проблемы с лишним весом, ожирение.

Для начала нужно избавиться от детских эмоций и обид.

Любое упражнение необходимо начинать с прощения. Простите маму, или папу, или того взрослого, который не дал вам быть ребенком, или из-за которого вы вспоминаете детство с содроганием, не ездите в родной город или вообще оборвали все контакты с родственниками.

Внимание! Не ищите ему оправданий. Не пытайтесь обелить или найти причину, по которой он был таким. Просто отпустите все обиды, которые у вас есть внутри. Вам нужно концентрироваться на своих чувствах, на себе, на своих ощущениях.

Оставьте в покое всех: вы работаете сами с собой и вы сами приняли это решение, а значит, полдела сделали.

Начать отпускать все детские проблемы можно при помощи открытого разговора. Я не буду досконально описывать этот метод, потому что хорошо понимаю: покалеченный взрослый не пойдет на контакт и не сможет с честью выслушать критику и все, что о нем думает уже взрослый его ребенок. Но если вы понимаете, что смысл в разговоре есть, используйте, пробуйте, пытайтесь. Это ваша жизнь, вы теперь рулите. Но оставляйте разговор, если видите атаку, если понимаете, что опять скатываетесь в горько плачущего ребенка, который сбил коленку, и взрослый его не жалеет. Ваша цель – уйти от этой модели поведения.

Также помогут следующие практики.

Уединитесь, найдите место, где вам будет безопасно, уютно, спокойно. Поставьте напротив себя пустой стул. Представьте, что на нем сидит тот самый взрослый, который вас ранил. Выскажите ему все. Абсолютно все, что у вас в голове, в душе, в сердце. Не подбирайте слов и выражений. Вы можете плакать, кричать, пинать этот стул. Не сдерживайтесь, дайте выход всему, что сидит внутри: слову, делу, чувствам. В конце, когда вы все скажете и почувствуете легкую опустошенность, скажите: «Я тебя простила. Теперь у меня своя жизнь».

В течение нескольких месяцев ведите дневник в тетради или блокноте, который будет у вас всегда с собой. То, что вы глубоко закопали в себе, дабы быть сильной, взрослой, решительной – выкапывайте и доставайте наружу. Описывайте, пишите так, как приходит. Здесь важны не красивые слова или правильно построенные фразы. Не убегайте от себя и от своих чувств, когда пишете.

Позвольте себе стать снова маленькой, хрупкой, ранимой. Выливайте все, что у вас накопилось и копится по сей день. Когда вы почувствуете, что писать больше не о чем, и все, что было, уже на бумаге – это сигнал, что пора прощаться с этим «грузом». Напишите в конце вашего дневника письмо «Я благодарю тебя за все, что было». В этом письме поблагодарите родителя, вспомните положительные, радостные моменты и поблагодарите за них.

Затем сожгите дневник. Смотрите на пламя и примите как данность – вы уже взрослая, вы будете жить по-взрослому.

Мама Марины

Почему мама изменила отношение к Марине? Скорее всего, тут было несколько причин.

Первая: неумение вовремя остановиться. Мама взвалила на себя две роли – роль добытчика и роль мамы. Но чем больше ролей, тем больше шансов, что все это рухнет. Потому что один человек не может делать одинаково хорошо несколько вещей – и зарабатывать деньги, и воспитывать ребенка. Собственно, поэтому женщина в декретном отпуске не работает (в идеале и психологически верно именно так). У нее главная миссия – воспитывать ребенка. Она делает это хорошо, пока у нее есть ресурс и пока она не начинает распыляться на множество дел одновременно. Мама Марины вынужденно стала добытчиком, поэтому многие мужские привычки стали частью женщины, а это всегда про смену мышления и другие ценности.

Причина вторая: неспособность разделить сферы жизни. Марина стала напоминать ей ненавистного мужа, который ничего не делает, не способен позаботиться, обеспечить, да хотя бы просто вести себя нормально. Так работает перенос. У психологически стабильного человека поведение мужа – это только его поведение. А поведение детей – это их поведение. И эти два пункта не пересекаются и никогда не пересекутся, потому что поведение не передается генетическим путем, это скорее «насмотренность».

Следующая причина: эмоциональная незрелость. Мама Марины взяла на себя слишком многое, но внутри была к этому не готова. Делать все одновременно и за всех – титанический труд. Любая, даже самая стабильная психика пошатнется и начнет искать выход; в данном случае – это эмоциональное насилие над слабым, над собственным ребенком. Увы, но природой заложено слабого устранять.

В критические моменты психика человека начинает работать, основываясь только на природных инстинктах.

Мы не можем полностью винить маму Марины за то, что она делала или говорила. Но также не можем сделать вид, будто для девочки это прошло бесследно.

Родительская любовь не безусловная, как думают многие и как это принято говорить в обществе.

Ребенок и родитель – это «пара» с чувствами на биохимическом уровне. Растет ребенок, и природой так задумано, что увеличивается дистанция между ним и матерью. Соответственно, дистанция должна быть не только в физическом плане, но и в эмоциональном. Мама Марины же не приняла свою роль, родительство и отчасти не смогла смириться с тем, что ребенок взрослеет и пытается отделиться.

В подобных ситуациях родители делятся на два типа:

1. «Я – твоя подруга» притягивает лаской, подкупом, вторжением в личное пространство, гиперопекой. Но это все происходит, приправленное позитивом. Ребенок даже не понимает, почему он хочет высвободиться, ведь ничего плохого ему не делают.

2. «Я – твоя хозяйка, и ты никуда без меня» притягивает критикой, вечными замечаниями, недовольствами. Ломается психика ребенка, его потребности ставятся на второе место, токсичность родителя не знает границ. Родитель подавляет ребенка и делает все, чтобы ребенок ощущал свою беспомощность и бесполезность.

Мама Марины выбрала второй вариант развития событий. Ей привычнее было критиковать, не замечать, дистанцироваться, но и потерять при этом Марину из виду она не могла – ее «родительское сердце» сработало на поражение и разрушение личности собственного ребенка.

Часть 2
Самооценка

Юность Марины

Множество воздушных шаров взмыли в небо. Синие, красные, оранжевые, зеленые – сначала они закрыли собой все, а затем они начали постепенно отдаляться, становясь все меньше и меньше. Одни зацепились за провода, другие лопнули, наткнувшись на колкие ветви деревьев в школьном дворе.

Марина пыталась высмотреть свой шарик и вскоре узнала его – мордочка, нарисованная одноклассником Колькой, понуро смотрела на нее с ветви дерева.

«Конечно, кто бы сомневался». Марина грустно улыбнулась и обернулась. Там стояли родители выпускников, утирая слезы. Ведь еще будто вчера эти же ребята терялись в толпе, плакали, девочки чесали туго затянутые косы, а мальчики шмыгали носами. Первая учительница ловко и быстро поправляла фартуки, банты, галстучки и не забывала поддерживающе улыбаться. Именно ее образ Марина представляла, когда думала о маме – образ мягкой, ласковой женщины, которая улыбается тебе так, что перестаешь думать о носочке, который до жути колет ногу.

А уже сегодня – выпускной, дети выросли.

Марина не нашла в толпе родителей и быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы. Не пришли…

Марина несколько раз их звала, напоминала, заискивающе спрашивала, придут ли они посмотреть. Родители молча кивали, занимаясь своими делами, и этот ответ полностью удовлетворял Марину.

11 класс. Многие ребята уже давно определились, куда будут поступать, обсуждали факультеты. Марина не знала, чего хочет. Родители сказали, чтобы она сама решала, не маленькая уже, должна быть своя голова на плечах. И пока все готовились и с нетерпением ждали выпускной, чтобы покрасоваться в красивых нарядах, Марина училась врать одноклассникам, что пойдет на экономический. Этот ответ устраивал многих.

Марина переминалась с ноги на ногу. Постоянно оттягивала коротковатое простое черное платье, заправляла за уши выпрямленные волосы. На фоне высоких причесок, блестящих платьев одноклассниц она сразу же потерялась. Еще и Витя Иванов, увидев Марину, пошутил: «Молодость хоронишь, что ли, Марин?» Под оглушающий гогот одноклассников и оценивающие взоры одноклассниц Марина растерянно кивнула и нелепо отшутилась.

Колко отвечать и не давать себя в обиду Марина не умела и всегда предпочитала отмолчаться или попытаться пошутить. Как правило, этого уже никто не слышал и не запоминал.

Марина подняла глаза к небу, стараясь не заплакать или хотя бы не ронять слезы на платье, когда поняла, что родители забыли про ее выпускной. Они даже не захотели посмотреть, как их девочка уходит во взрослую жизнь. В груди стало снова горько, больно и пусто – как тогда, в детстве, во время шумных скандалов родителей.

– Впереди вас всех ждет насыщенная взрослая жизнь, полная ярких красок, которыми вы сами ее раскрасите, – сказала, незаметно смахнув слезу, первая учительница.

Марина ей верила: не может женщина с таким теплым взглядом врать. Так точно случится, так и будет! Она даже отвлеклась от своей боли, представляя, что это ее мама так хвалит дочь, тепло отзывается о ней, провожая во взрослую жизнь.

* * *

На следующий день Марина побежала в институт – поступать. Столкнулась в дверях с недовольным отцом и в надежде на теплое слово радостно сообщила:

– Пап, я в университет бегу. Потом погуляю с Инной, мы в центре встретимся. Мама ушла рано, я ей забыла, кажется, об этом сказать. Передай ей, пожалуйста, если спросит. Смотри, аттестат вот тут, грамоты – сказали все взять.

Марина открыла пакет, в котором лежало все необходимое, и заискивающе заглянула в глаза равнодушно смотревшего на нее отца, надеясь хоть на каплю поддержки.

– Марин, не тараторь. Матери передам, если спросит, в чем я очень сомневаюсь. Дай пройти.

Марина вжалась в стену и пропустила отца. Посмотрела растерянно ему вслед, потом заглянула в пакет. Так захотелось закрыться в комнате и привычно проплакать до ночи. Но слова первой учительницы, пришедшей проводить своих бывших первоклашек во взрослую жизнь, стояли у нее в ушах. Она не могла подвести ее. Или себя?

Марина никогда раньше не испытывала подобного чувства и пообещала себе подумать об этом перед сном, как она обычно и делала. Пока одноклассники весело пели песни под гитару, целовались и держались за руку, Марина думала и плакала, плакала и думала обо всем, что происходит дома.

Она вытерла рукавом навернувшиеся слезы, быстро отдернула руку. Вспомнила, что мама устроила, когда увидела подобное, и быстро, через две ступеньки, побежала вниз по лестнице. Ей было пора взрослеть, да и Инна наверняка уже ждала ее в центре, быстренько отстрелявшись со своим поступлением.

Поступила Марина без проблем. Хорошие результаты, умная, способная, много грамот. В приемной комиссии сразу сказали отдавать оригиналы документов. Холодная и отстраненная женщина, которая беседовала с Мариной, заметно повеселела, когда увидела все регалии девочки. Холодный тон был приправлен похвалой. Марина знала этот тон – мама, когда ругалась за единственную четверку в аттестате, после хорошенькой взбучки сказала, что остальные пятерки – это хорошо. Таким же тоном – ровным, не сильно эмоциональным, но с ноткой похвалы. Разумеется, никаких слез и объятий. «Все оканчивают школу – это обычное дело».

Из приемной комиссии Марина вышла уже студенткой. Она ни капли не сомневалась, что впереди ее ждет веселая студенческая жизнь, первые свидания и хорошие подружки.

В холле к ней подошла девочка, которая повела бедром, давая понять, что хочет присесть рядом с Мариной на подоконник. Марина смущенно кивнула, вжалась в оконный проем и украдкой рассматривала соседку, которая так запросто решила рядовую проблему. Сама она в похожей ситуации подпирала бы стены, но никогда не села бы рядом с незнакомым человеком.

– Я Вера. А тебя как зовут?

Девочка надула пузырь из жвачки в ожидании ответа и приветственно протянула руку.

– Меня? А, Марина. Меня Марина зовут. Извини, я просто задумалась. Да, Марина, – она начала тараторить, как обычно это делала, когда нервничала, затем украдкой вытерла вспотевшую ладонь и легонько пожала руку Веры.

– Смешная ты. Сюда поступаешь? – Вера вопросительно кивнула на дверь приемной комиссии и посмотрела прямо в глаза своей новой знакомой.

– Да, сюда. Решила, тут будет интересно. Вообще не знала до последнего, куда идти, но тут должно быть неплохо. Ты тоже сюда?

Марина резко осеклась, сказав себе в голове злобным маминым голосом: «Не тараторь».

Вера рассматривала себя в маленьком зеркальце.

– Ага, папа сказал сюда идти. Мне так-то все равно, но я с папой не спорю.

– Тоже бьет, строгий? – перешла на шепот Марина и чуть придвинулась к Вере.

Та медленно закрыла зеркальце и с тревогой посмотрела на собеседницу:

– Эм… нет, просто если не перечить ему, можно получить в подарок все, что захочешь.

– А, ну да, я так и подумала. Мне пора, пока!

Марина сбежала от этой неловкой ситуации в приемную комиссию и в следующий раз увидела Веру лишь на первой лекции.

* * *

Марина сосредоточенно пыталась успеть за речью преподавателя – по шумной аудитории то и дело пролетали шарики из бумажек, один из которых приземлился прямо на тетрадку Марины. Сперва она хотела смахнуть его, но затем заметила написанные строчки. Природное любопытство подтолкнуло Марину развернуть комочек бумаги, и она подумала, что сегодня, как и всю жизнь до этого, старалась не слышать этот кокетливый голосок внутри. Но не сегодня.

Марина обернулась, аккуратно положила ручку, будто преподаватель среди сотни студентов мог увидеть именно ее, и развернула бумажку. Корявым почерком там были выведены печатные, скачущие по строчкам буквы: «Ты красивая. Пошли сегодня погуляем в парке?» И номер телефона. Марина обернулась еще раз и увидела скромного паренька, который выглядывал ее реакцию. Марина резко отвернулась и почувствовала, как щеки залились румянцем.

Мама часто говорила, что Марина недостаточно хороша для свиданий. Пока одноклассницы сбегали с первыми хулиганами района и у соседей то и дело слышались воспитательные беседы о вреде первой любви до 17 лет, Марина готовилась к экзаменам и тихо ненавидела свою внешность. Потому что мама сказала: «Такие девочки мальчикам не нравятся». Какие «такие», Марина сразу не спросила, а потом уже было не к разговору. Она поняла все с первого раза: не понравится никому.

Марина еще раз посмотрела на «поклонника». В голове крутилась одна единственная мысль: «Боже, это будет мое первое свидание». Дождавшись, пока он почувствует на себе ее взгляд, Марина кротко улыбнулась, незаметно показала бумажку и быстро кивнула. Он увидел.

* * *

Отношения с мужчинами у Марины не ладились.

Папа был на дистанции – не хвалил, не говорил, что Марина умница и красавица, даже не пытался особо общаться. Не было базы, не было чувства безопасности – Марина боялась всех мальчишек как нечто неизведанное и пугающее. Мама не рассказывала Марине, как они познакомились с папой, как он ухаживал, как сделал предложение. Из обрывков фраз Марина составила свою картину мира: папе понравилась мама, он подарил ей цветы, и они поженились, а потом появилась она.

Память даже подбрасывала подтверждения: Марина помнила, как мама и папа, услышав чудаковатую медленную песню по радио, все бросали и кружились в танце. Марина смотрит на них снизу, сидя под столом – значит, ей было года три. Там, кстати, детям всегда интереснее, чем на взрослых праздниках. Можно придумать, будто под столом другое государство, и лазать туда-сюда, не слушаясь взрослого: «Не тяните хотя бы скатерть, побьете хрусталь». Это Марина помнит точно: хрусталь, радио и еще любящих друг друга родителей.

Но все это осталось в далеком прошлом. Настолько далеком, что Марина порой сомневалась, не придумала ли она все это? Может, не было того красного маминого халата и папиного громкого смеха, его рук на ее тонкой талии? Может, не было присвистов гостей? Может, Марина настолько хотела любящих родителей, что решила их себе выдумать? Фотокарточка в альбоме говорила об обратном – куча гостей, мама в красном халате и в папиной ветровке прижимается к нему, а он уткнулся носом в ее волосы. Мама смеется.

Значит, мама была счастлива с папой?..

Марина росла стеснительной девочкой. Пока на переменах одноклассницы рассказывали про первые поцелуи и обсуждали страсти личной жизни, Марина все с интересом слушала и вспоминала, как провела вечер накануне. Пока старшеклассник лупил местного хулигана ромашками за то, что видел его со своей подругой, Марина готовила доклады, читала или подолгу смотрела в окно. Похвалиться хотя бы хиленьким первым букетом она не могла.

Вот почему тот стеснительный мальчик на несколько рядов выше, та скомканная бумажка с предложением прогуляться стали началом новой жизни Марины.

* * *

После пар она долетела до дома за рекордные полчаса. Пробежала сквозь замечания мамы и хмыкающего папу к себе в комнату, закрыла дверь и принялась выбирать, в чем пойдет на первое свидание. Она помнила советы девочек: надо либо открыть ноги, либо грудь – в зависимости от того, что красивее и выигрышнее смотрится. Некоторые не могли выбрать и потому открывали все, что можно было.

Марина решила сначала посмотреть, что у нее есть, составить образы, а потом выбрать. Она распахнула шкаф, критически рассмотрела сезонные вещи – серый свитерок, платье в клетку и синие джинсы. Плюс водолазка, которая была надета на ней, и классические штаны. Собирать образы, выбирать…

Марина больно грохнулась об реальность. Несмотря на искусную маму-швею, вещей у Марины было немного. Идти было не в чем и посоветоваться не с кем. Марина натянула серый мешковатый свитер, синие джинсы, собрала волосы в хвост и, вытирая слезы, пошла в парк, ждать парня.

У Марины не возникло ни тени сомнений – конечно, они будут встречаться, а как иначе? Он сделает ей красивое предложение с колечком, опустившись на одно колено, будет дарить красивые букеты и ни разу не повысит голоса. Он будет заботлив и учтив, понравится родителям, и они будут плакать на ее свадьбе.

Марина погрузилась в мечты о другой жизни – о той жизни, которую всегда представляла вместо той, которая у нее есть.

Она твердо верила, что мечтать неплохо, поэтому с точностью до дня знала, какой будет ее жизнь: предложение замужества, свадьба, потом, конечно, дети. Сначала мальчик – защитник, Димка. А потом милая девчушка, года через два, Сонечка.

Марина улыбалась солнышку и ждала скромного паренька. И первое, что ей хотелось узнать – какая у него фамилия. Конечно же, чтобы примерить ее себе. Хотя какая разница? Все равно возьмет, поменяет документы и первое время не будет на нее откликаться. А потом, конечно, забудет девичью.

* * *

Парень опоздал. К слову, она увидела его, идущего по главной аллее, и поняла, что ей не нравится его походка. Резкая такая.

Он был зажат, смотрел под ноги и часто спотыкался. Подойдя к Марине, буркнул: «Привет», немного замедлился, но не остановился, пошел дальше. Марина сочла это предложением пройтись рядом и попыталась догнать его за два шага. Не вышло, и она начала медленно бежать, чтобы войти в его ритм.

Марина была на полголовы выше и визуально больше. Он неразборчиво говорил про компьютеры, хотя Марина сразу сказала, что совсем не разбирается в этом, потом про игры и собрания сочинений автора, фамилию которого она не расслышала и потому не могла понять, о ком речь.

У нее было слишком мало знакомых, поэтому она сочла это прекрасной возможностью попробовать хотя бы подружиться. Удивительно, но мечты о свадьбе и детях, Димке и Сонечке улетучились.

Марина почувствовала себя неуютно: в парке темнело, и из места для прогулок влюбленных он постепенно начал превращаться в место, в котором можно лишиться кошелька. Она невзначай отметила, что замерзла (она видела этот прием в кино), дабы он галантно накинул на нее свою ветровку, но спутник лишь отметил: «Конечно, в таком тонком свитерке немудрено замерзнуть». И застегнул ветровку повыше, защищая шею от сентябрьского ветра. Еще сказал, что мама просит его беречь горло, а то он потом громко храпит, и она просит его перевернуться.

Из дальнейшего рассказа Марина поняла, что они до сих пор спят вместе, потому что покупать еще один диван дорого, да и так всем удобно – мама встает без будильника и будит его к первой паре заранее. «Так что я еще успеваю позавтракать. Ведь ты же знаешь? Завтрак пропускать нельзя. Тем более что у меня больной желудок».

Странно. Марине показалось, будто в аудитории она видела совершенно другого парня. Тот казался выше, красивее, заинтересованнее в ней. Этот же просто гулял не в одиночку, бубнил себе под нос и совсем ничего не спрашивал. Он рассказал все о своей семье и даже про болячки, посетовал на родословную и не без хвастовства отметил, что, в отличие от многих, у него здоровая спина. При чем тут спина, желудок, игры и компьютеры, Марина не поняла. Более того, даже перестала следить за нитью разговора, ведь ее она потеряла, когда услышала про совместный сон с мамой…

Вскоре Марина осознала, что свет фонаря стал необычно-фигурным и вокруг что-то изменилось – может, ветер стих? Подняв взор, она увидела несколько крепких парней, которые с интересом смотрели на нее. И в этот момент Марина поняла, что́ изменилось.

Тот шум, который создавал монотонной речью однокурсник, прекратился. Обернувшись, Марина увидела лишь спину «поклонника», бодро удаляющегося в другую сторону от нее и от компании парней.

Марина посмотрела на ребят:

– Д-д-добрый вечер.

* * *

– И нечего ходить по паркам с кем попало, – удаляющийся бас в стенах подъезда дал последнее напутствие испуганной девушке.

Парни оказались нормальными. Ничего не случилось. Всю дорогу они просто беседовали: о боевиках (папа их смотрел, и она была в курсе, кого играл Джеки Чан), о спорте и о легком свитере. Парни каждый квартал менялись – один забирал у нее свою куртку, второй отдавал. Осенний вечер и правда выдался довольно холодным для прогулок в одном свитерке.

Они проводили Марину до дома, а один даже вызвался провести молодую, неопытную девушку до квартиры. Вспомнив учителя ОБЖ, Марина решила идти пешком на свой этаж и предположила, что новому знакомому не сильно понравится этот вариант. Но тот с энтузиазмом воспринял новость о сломанном лифте и через две ступеньки зашагал наверх, подгоняя Марину.

Стоя у двери квартиры, Марина поблагодарила нового знакомого за чудесный вечер (бабушка рассказывала ей в начальной школе про этикет) и даже пожала руку. Тот смущенно шаркнул ногой и уже спустился на лестничный пролет вниз – как вдруг вспомнил, что даже не знает, как зовут девушку, которую только что проводил.