Текст книги "И жили они долго и счастливо"

Глава 14

Позже Василиса сказала себе, что это было временное помутнение рассудка. Иначе она не могла объяснить, зачем сама поехала к Кощею за вещами. Помутнение, порядком сдобренное злостью на окружающих, ибо никто не согласился съездить и забрать их вместо нее. И даже Данила, который довез ее до нужного дома, буркнул, что в чужие семейные разборки лезть не собирается и Василисе придется идти одной. У нее вообще сложилось ощущение, что у Баюна и остальных было какое-то нездоровое желание оставить их с Кощеем наедине.

Сперва она, конечно же, не собиралась никуда ехать. Варвара поделилась парочкой сарафанов, Настасья привезла джинсы и несколько футболок, но Василиса не привыкла ни к тому, ни к другому. Она носила исключительно платья, и у нее был отличный гардероб, она это точно помнила. А вот денег, чтобы его восстановить, явно не хватало. В результате прагматизм (и когда она успела его взрастить?) взял верх над чувствами, и она села в машину к Даниле. Василиса ехала в полной уверенности, что те минуты, которые понадобятся ей, чтобы спасти из плена свои вещи, будут одними из самых отвратительных в ее жизни.

Все оказалось намного хуже. Лучше б она не ездила. Разве стоила того какая-то одежда?

Конечно, все это было полным безумием. И копия свидетельства о браке, которую положил перед ней Баюн, сдобрив свои действия парочкой ругательств в ее адрес, и ворох фотографий, присланных Настей («Да замужем вы, уже пятнадцать лет как… Яра, отойди от унитаза! Да нормальный у вас брак был… Яра, не надо стирать в унитазе носки!.. Прости, Василиса, я перезвоню…»), ободряющая улыбка Варвары («Все обязательно наладится, ты обязательно вспомнишь»), нахмуренное лицо Данилы («Он твой муж, негоже это, поговори с ним»). А еще дети. Новость о том, что учившая их ведьма мертва, они восприняли на удивление спокойно, а вот узнав, что Василиса совершенно не помнит Кощея, переглянулись испуганно. Демьян долго мялся, потом, подбодренный толчком в плечо от сестры, покраснел и выпалил:

– Василиса Петровна, вы только не подумайте чего… Но мы же у вас с Константином Иосифовичем неделю прожили, мы же вас вместе видели, вы же друг друга точно любите… Василиса Петровна, вы только не сердитесь, но мы как-то вас у него в кабинете застали…

Василиса прервала этот поток откровений. Она точно не хотела знать, чем занималась в кабинете Кощея. Она вообще ничего не хотела знать. И тем более вспоминать. В любом случае все это было не так уж страшно. Свидетельство можно подделать, фотографии смонтировать, на чужой разум воздействовать – не так уж и много людей нужно заколдовать, всего с десяток…

На самое страшное она наткнулась, когда, сев в машину к Даниле, решила удалить сообщения. Те самые, странные, присланные Кощеем утром того злополучного дня, когда все сошли с ума и мир перевернулся с ног на голову. Василиса совсем забыла о них, но они были первым, о чем она подумала, когда выбежала за калитку его дома.

У тебя все хорошо?

Да или нет?

Тогда она не ответила, потому что не поняла, от кого они пришли. Абонент был подписан как «Кош», и на обратном пути в Контору Василиса наконец сообразила, кому принадлежит это имя.

Следовало удалить всю переписку разом, не заглядывая, но, влекомая неискоренимым женским любопытством, она открыла ее. И тем самым совершила ошибку. К утру она прочитала все. Несколько тысяч сообщений за последние пять лет. Сотни и сотни коротких посланий, рассказывающих о чьей-то чужой – абсолютно точно чужой! – но такой заманчивой жизни. Жизни, о которой Василиса мечтала когда-то. Все это было абсолютно невозможно. Но разве можно подделать столько слов? Разве можно подделать ее слова? Ведь она узнавала себя в них. Или, быть может, она все же общалась не с ним?

Кош, я понимаю, что ты бессмертный и ничего не боишься, но, кажется, после сегодняшнего Баюн всерьез задумал тебя убить.

Сижу в процессе, задыхаюсь от тупости представителя истца и уже не так уверен в своем бессмертии.

Все стало совсем плохо, пусть Баюн поторопится.

Какие-то бытовые просьбы:

Забыла купить хлеб, заедь, пожалуйста.

Ссоры, заканчивающиеся шутками.

Еще раз повторится то, что сегодня было, домой можешь не возвращаться.

С точки зрения права это мой дом.

У меня лучший адвокат в этом городе, он тебя без носков оставит, не то что без дома.

Лучший адвокат в этом городе – я.

Ну так а я о ком? Ты же не бросишь меня в такой непростой ситуации?

Почти невозможные вещи.

Спасибо за вчерашний вечер. И за цветы.

Неужели я так редко дарю тебе цветы и провожу с тобой время, что это заслуживает отдельной благодарности?

Нет. Мне просто хочется тебя благодарить.

Впрочем, было и то, чего она точно никогда и никому не могла написать.

У меня большие планы на эту ночь.

Прости, но я пас. Жутко устал. Хочу лечь и забыться.

Кош, я уже не помню, когда мы в последний раз были вместе. Скоро начну отмечать эти дни в календаре красным.

Ладно, просто скажи, черное или белое.

Василиса, ты вышла замуж за старика. Чего ты от меня хочешь?

Да, ты угадал, это мой план: загонять тебя до смерти и остаться богатой вдовой.

Всегда знал, что ты меркантильна и просто хорошо это скрываешь.

Кош, я серьезно.

Я тоже. Надо серьезно подумать над своим завещанием.

Я требую отдельную компенсацию за невыполнение супружеского долга.

На ком я женился?

Стоп. Как мы скатились от постели к завещанию?

В общем, жду тебя дома.

После этого Василиса отложила телефон подальше и долго ходила по своему кабинету, пытаясь отдышаться. Лицо горело. Она дошла до туалета, умылась ледяной водой. Впрочем, другой в главном здании Конторы никогда не водилось. В мутном зеркале над раковиной отразились ее раскрасневшиеся щеки.

Попросить самой… Более того, настаивать! Ей вспомнились годы брака с Иваном. Все внутри умирало, когда он приходил на ее половину. Она научилась прятаться в себя, не думать, не чувствовать… Просто перетерпеть, переждать… И разве могла она после всего захотеть этого добровольно, да еще и с… Нет. Василиса предпочитала никак не называть того, переписку с кем читала. Не задумываться, кто был по ту сторону сообщений. Ей хотелось прочитать это как сказку. Как любовные романы, что она порой брала у Насти. Но все это было о ней, потому что…

Настя беременна.

Что чувствуешь?

Не знаю.

То есть я рада за нее.

Кош, пожалуйста, не надо, мы все это уже обсуждали.

Василиса снова погасила экран телефона, но на этот раз умываться не пошла, долго смотрела в окно.

Если допустить всего лишь на мгновение, что все, о чем говорят окружающие, – правда, то почему у них не было детей? Разве это нормально – за такое долгое время не родить хотя бы одного? Или Кощей был против? Она-то уж точно не хотела снова становиться матерью, но неужели он бы пошел ей навстречу в этом вопросе? Или были другие причины?

Мы все это уже обсуждали.

Что они обсуждали? Ей было почти жизненно необходимо узнать.

Василиса погасила экран телефона и закинула его в верхний ящик стола. Ее пугало уже то, что она так легко рассуждала об этом. С тех пор как она съездила к Кощею домой, все усложнилось, его поцелуй до сих пор жег ей макушку. Во время ее заточения он ни разу не прикоснулся к ней, даже не заходил в ее комнату, не приближался. А теперь… Она то и дело машинально терла безымянный палец, с которого Кощей снял кольцо. Убеждала себя, что о нем ей не дает забыть исключительно белая полоска на коже. Но было еще кое-что, самое страшное, то, за что Василиса почти себя ненавидела: тоска. Она тосковала по кому-то. И знала, по кому. По вечерам гуляла до последнего, не желая возвращаться в свою комнату в общежитии (оказалось, что квартира, которую она снимала когда-то, уже давно занята другими людьми). В этой комнате было слишком тихо, слишком пусто. И все это было не ее. А по ночам ей снился дом, из которого она забрала свои вещи. Дом, в котором она знала каждую комнату, каждый закуток. Она приходила в кабинет того, кого должна была ненавидеть, с ногами забиралась в удобное мягкое кресло в уголке и все ждала, ждала… В этом кабинете стояло зеркало. Ей казалось, он должен появиться оттуда. Когда она однажды позволила себе обдумать эти сны при свете дня, решила, что в этом есть смысл. Кощей был достаточно силен, чтобы ходить через зазеркалье.

И в конце концов Василиса не выдержала и снова поехала в его дом. Сомнения сводили с ума. Она должна была убедиться в реальности того, что видела во снах. Либо есть, либо нет. Она прошла весь путь от автобусной остановки почти машинально и только у калитки сообразила, что ни разу не задумалась, куда нужно идти. Собаки во дворе бросились к ней, напугав, но лишь облизали ей руки, весело поскуливая и требуя, чтобы она их погладила. Василиса потрепала шелковистые головы и спины, почувствовала, как по щеке скользнула слеза. Прочитала незнакомые имена на бирках: они были странными, но не вызвали удивления.

А потом, ясно осознавая, что ей не стоило сюда приезжать, она вошла в дом.

Ключ она нашла в сумке еще в первые дни. Хотела отдать, когда приезжала за вещами, но все сложилось, как сложилось, а теперь вот довелось им воспользоваться. Она никак не могла понять, чего ей хочется больше: чтобы Кощей объявился, накричал на нее, напугал, снова похитил, в общем, показал свое истинное лицо – и тогда она смогла бы успокоиться, ненавидеть его дальше и точно знать, что все ее сомнения – результат колдовства…

…Либо чтобы произошло в точности наоборот.

Василиса прошла по дому, заглядывая в комнаты. На кухне выбрала один из ящиков, мысленно перечислила то, что должно было в нем лежать, и открыла. Каждая ложка была именно там, где и должна. Руки дрожали. Она чувствовала себя глубоко обманутой. Кто-то подделал ее жизнь, только никак не получалось понять, в какой именно части. А что, если это был ее дом, а Кощей присвоил его магией и теперь выдает за свой?

Она поднялась на второй этаж. В спальни не пошла, это было уж слишком; дотронулась до ручки кабинета и долго стояла, не рискуя толкнуть дверь. Так и не решилась. Ей казалось, сделай она это, и пути назад не будет. Она вернулась на первый этаж, села на диван в гостиной, взяла в руки рамочку с фотографией.

Лицо Кощея отрезвило ее. Все это не могло быть правдой. Надо было уезжать, но Василиса столько ночей провела, ожидая, когда раздастся звук шагов, что просто не смогла уйти до. И вздрогнула, когда хлопнула входная дверь.

Он появился в дверном проеме. Тот, кого она ждала в снах, о ком тосковала, не называя имени, тот, кого представляла, когда думала – а вдруг правда, одна-единственная возможность, но вдруг… Он появился, и Василиса ощутила лишь усталость и застарелую боль. Она сошла с ума, раз и впрямь едва не поверила во весь этот бред.

Вечером, сидя у себя в комнате в общежитии, она несколько раз порывалась удалить переписку, вырвать с корнем то единственное, что заставляло ее сомневаться, какой реальности она хочет. Потом открыла, долго мотала назад и остановилась на случайном месте.

Скажи Баюну, что, если он еще раз повысит на тебя голос, я повыдергиваю ему все когти по очереди.

Ты сказала? У тебя все в порядке?

Василиса, не молчи, а то я и правда сейчас приеду.

Приедь и вырви.

Дата – четвертое октября восемнадцатого года. Василиса напрягла память. Она помнила тот день, тогда Баюн действительно перегнул палку, она плакала и хотела увольняться, а потом что-то случилось, он извинился и еще долго был с ней предельно вежлив. Что тогда произошло?

Василиса отложила телефон, выключила свет, легла на кровать, не раздеваясь. Вновь подкралась тоска, лаской обернулась вокруг сердца, вонзила в него свои острые зубы. В их переписке были такие сообщения… Ей даже не нужно было искать – они отпечатались в памяти. Те, что от нее: «я соскучилась», «давай вечером просто пройдемся вместе», и еще одно, недошедшее, но и не удаленное: «Кош, долго еще?» И от него, очень редкие, но все же: «думаю о тебе», «постараюсь вернуться скорее», «забери собак в дом, все не одна». Довольно часто их переписка прерывалась на несколько дней, иногда он слал одинокие сообщения, на которые Василиса почему-то не отвечала. Впрочем, по их содержанию она догадалась, что, скорее всего, он слал их из Нави. В отличие от Кощея, у нее не было сил, чтобы передавать сообщения между мирами.

На западной границе проблемы. Не жди пока. Думаю о тебе.

«Думаю о тебе…»

Ни разу ни он, ни она не написали слова «люблю», и это было одной из причин, по которым Василиса верила, что все это не подделка. Но вот это «думаю о тебе» повторялось с завидной регулярностью с обеих сторон.

Сейчас Василиса тоже могла бы так написать. Потому что ни о чем другом она думать попросту не могла.

* * *

– Всего лишь поцелуй, – сказала Василиса своему отражению в зеркале в то утро.

Зеркало отражало что-то не слишком красивое. Недосып и постоянное ощущение, что еще немного, и она окажется пациентом Горбунка, если не сразу психбольницы, сделали свое дело. Василиса выглядела изнуренной. Мелькнула мысль: а захочет ли он вообще целовать ее такую? Скажет свое «фи» и гордо удалится. Василиса закрыла лицо руками: и о чем она только беспокоится?

В парке было тихо. Василиса пришла первая. Специально купила по дороге булку, чтобы было чем занять руки. Не вышивание же с собой брать на такой разговор, в самом деле. В пути все пыталась представить, как сделает это. И какова будет реакция Кощея. И что будет после? А что, если она правда вспомнит? А если нет? А если это его коварный план? Но выносить неизвестность дальше она не могла.

Наверное, она перенервничала, но вид Кощея не вызвал у нее совершенно никаких чувств. Она съязвила несколько раз по привычке, стараясь не смотреть ему в глаза. Было в них что-то такое… «Вот сейчас, – думала Василиса. – Нет, лучше сейчас». «Надо просто предложить ему это. Деловое предложение, ничего больше…» Она так давно не целовалась, что вообще уже не была уверена, как это делать.

«Как на велосипеде кататься, стоит один раз научиться, и уже не забудешь», – сказала бы Настасья. Она любила подобные сравнения.

А потом Кощей заговорил о ее материнстве, и это выбило почву из-под ног. Она никогда никому не рассказывала о своих чувствах. Даже Настя знала лишь о том, что с Алексеем у нее отношения не сложились. Разве могла она вообще кому-то доверить подобное?

Василиса попросила Кощея рассказать об их браке и о свадьбе, просто чтобы выгадать время, и неожиданно поймала себя на том, что ей интересно. Кощей не вызывал отвращения. С ним было спокойно. Как в ее снах.

На самом деле они ведь впервые просто разговаривали.

«Мы ждем тебя дома. Я и ужин», – вспомнила Василиса одно из его сообщений в их переписке. И решилась.

«Черт», – подумала она сразу после.

У Кощея было такое лицо, словно его только что поцеловала не она, а совершенно незнакомый человек с улицы. И он как-то слишком пристально ее разглядывал.

– Да знаю я, как выгляжу, – вздохнула она. – Кош, ну что ты так смотришь?

Он рванулся и прижал ее к себе. Обнял так, что перехватило дыхание. Василиса, вжатая носом ему в грудь, поерзала, устраиваясь удобнее, вдохнула поглубже родной запах, улыбнулась. И вдруг поняла, что изменилось. Память не хлынула потоком, скорее кто-то протер запотевшее стекло, и она увидела все, что было за ним, приняла как данность и только потом осознала, на что именно смотрит.

Вот тогда-то, от внезапного понимания того, что в действительности произошло, ее и накрыло.

– Все, все, – шептал Кощей, укачивая ее как ребенка, пока она судорожно цеплялась за его пиджак, пытаясь продышаться. – Все, все закончилось…

Но ничего не закончилось. Она едва не потеряла мужа. Хуже – она едва не потеряла все, что было между ними. Кто-то посмел лишить ее воспоминаний о самых счастливых годах жизни, отобрать то, к чему она так тяжело пришла. И она никак не смогла защитить себя. Снова.

– Отвези меня домой, – попросила она, и Кощей с готовностью исполнил эту просьбу.

Глава 15

Василиса появилась в его кабинете ближе к обеду. Наконец-то выбралась из своей комнаты, где просидела, заперевшись, несколько часов. Она была бледна, поверх теплого домашнего халата накинула шаль и куталась в нее, хотя конец августа напоследок баловал погодой и в доме тоже было тепло. Дурной знак.

Кощей корпел над исковым заявлением. Дело тоже было дурное, требовало знания множества локальных нормативных актов, единой базы которых отродясь не водилось, зато было множество иных актов, дополняющих, отменяющих и уточняющих ранее принятые, и об их существовании еще нужно было догадаться. Кощей взялся за все это, желая хоть немного отвлечься от ситуации с Василисой, уйти с головой в работу и забыться, но теперь, после того как к жене вернулась память, заново осмотрел фронт работ и пришел к выводу, что следовало просить вдвое больше заявленной цены.

Василиса опустилась в кресло и вопреки обыкновению не стала подбирать ноги.

– Не уверена, что смогу выйти на работу на этой неделе, – пробормотала она, глядя куда-то в точку. – Вообще не уверена, что готова выходить из дома и с кем-то общаться.

– Я сам позвоню Баюну, – кивнул Кощей.

Невозможность помочь мучила его. Он мог бы сказать, что теперь она в безопасности и такое больше никогда не повторится, но их доверие строилось именно на том, что они друг другу не врали.

Василиса перевела взгляд в окно, помолчала немного.

– Я кое-что вспомнила, Кош. Вспомнила, когда потеряла память. После утренней лекции ко мне подошла одна из слушательниц. Она ходила ко мне уже почти месяц. Задала несколько вопросов по теме и угостила меня яблоком. Я зашла в туалет, помыла его и съела по дороге в кабинет. И вот на этом месте все обрывается. Зелье было в яблоке. Кош, ты знаешь, кто это мог быть?

Кощей промолчал, обдумывая ответ, и Василиса нахмурилась.

– Не смей врать. Ты губы поджал, а значит, прекрасно понял, о ком идет речь. Ну?

– Это дело рук Марьи, – наконец неохотно ответил Кощей. – Моей первой жены.

Василиса побледнела еще больше, хотя казалось, сильнее уже некуда.

– Марья? – неверяще выдохнула она. – Но откуда ты?..

– Она приходила ко мне. До и после того, как ты потеряла память. Поэтому я точно знал, в чем причина и каково противоядие.

Василиса выпрямилась в кресле.

– Ты хочешь сказать, – медленно начала она, – что тебя навещает бывшая жена, которая десять лет продержала тебя в цепях, а ты молчишь? И ничего мне не говоришь? Почему ты мне не сказал?

– Потому что не хотел тебя волновать. И не был уверен в твоей реакции. Ты не поверила, что я могу защитить тебя от маленького огонька, а тут… Марья.

– Реакция. Отлично.

Василиса сделала глубокий вздох, встала с кресла и отошла к полкам, отвернувшись от него.

– И давно вы стали мило болтать наедине? Чего она от тебя хочет?

Кощей нахмурился и откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди. Он мог поклясться, что в голосе Василисы расслышал ревность.

– Наши разговоры вряд ли можно назвать милой болтовней. Не стоит ерничать. И я ее не приглашал. А хочет она бессмертия. Говорит, нашла источник огромной силы и желает разделить его со мной, если я обеспечу ее вечной жизнью.

– Что? – Василиса резко обернулась. – Мы должны доложить на Буян! Она опасна, она безумна, Кош. Или ты…

Во взгляде Василисы отразился неоконченный вопрос, и Кощей прикрыл глаза. И чем он заслужил такое недоверие? Ах да, порой молчание – та же ложь.

– У меня есть жена, другая мне не нужна. И силы у меня достаточно. Что касается Марьи, то она вне юрисдикции Буяна.

– Все, кто появляется в этом мире, находятся под юрисдикцией Буяна!

– Василиса. – Кощей подался вперед, лицо его потемнело. – Марья – мое личное дело. Я разберусь с ней сам. И впутывать в это Лебедь мы не будем. Поклянись, что ты ничего никому не расскажешь.

Василиса отшатнулась. Несколько секунд смотрела на него так, будто увидела впервые, и Кощей испугался. Вот прямо сейчас происходило то, чего он и боялся, когда решил ничего не говорить ей. И он не знал, как теперь все это исправить.

– Никому и никогда я не доверяла так, как тебе, – прошептала Василиса. – Я уже не уверена, что рада, что ко мне вернулась память.

И она порывисто вышла из кабинета, впрочем, не позволив себе хлопнуть дверью.

Это было жестоко, но он это заслужил. Кощей перевел взгляд на исковое заявление на экране ноутбука и ощутил почти маниакальное желание погрязнуть в локальных актах навсегда.

Когда вечер стал плавно перетекать в ночь, Кощей пошел искать Василису и обнаружил ее на кухне. Она заваривала чай в чайничке и не обернулась на его шаги.

– Ты пойдешь спать? – спросил он.

– Пока не собиралась, – холодно отозвалась она.

– Послушай, я понимаю, ты злишься на меня, но…

– Как взрослая женщина, – перебила его Василиса, – я должна выслушать твои доводы, признать их разумными и достаточными и успокоиться. Сделать вид, что ничего особенного не произошло. Но единственное, чего мне на самом деле хочется, – это закатить истерику и побить посуду, чтобы ты понял, до чего мне сейчас тошно. Я ведь теперь не могу не думать о том, что еще ты мог утаить от меня во имя моего спокойствия. Я доверяла тебе… И как теперь… Скажи мне хотя бы: ты ведь не сказал не потому, что все еще любишь ее? Ты говорил, что не сможешь полюбить меня… Это потому что… ее?..

Василиса обернулась. Глаза у нее были красными и опухшими. Кощей тяжело вздохнул и принялся доставать из шкафчика все необходимое для варки кофе. Не то чтобы ему действительно хотелось кофе, но необходимо было успокоиться, а он давно превратил этот процесс в своеобразную медитацию.

– Я никогда ее не любил, – ответил он, насыпая кофе в турку. – Может быть, поэтому и простил так легко.

– Зачем же ты тогда женился на ней?

Кощей усмехнулся, отмерил нужное количество воды.

– Всю свою жизнь Марья гналась за тремя вещами: силой, знаниями и бессмертием. Всего этого у меня было в избытке. Она пришла ко мне и попросила ее учить. А я предложил в обмен выйти за меня замуж. Не ожидал, что она согласится, но она даже раздумывать не стала. А я… Тогда я еще верил, что брак сам по себе – способ сбежать от одиночества.

Кощей встретился с Василисой взглядом. Им обоим было что сказать на этот счет. Поэтому они оба промолчали. Василиса опустилась на стул, ожидая продолжения.

В тишине Кощей дождался, когда поднимется пенка, и снял турку с плиты. Перемешал кофе, разлил по чашкам и поставил их на стол. Сел напротив жены.

– Поначалу меня все устраивало. Я учил ее, она показывала удивительные результаты. Но я не планировал допускать ее ко всему. Вскоре, вероятно, Марья это поняла. На пятый год нашего брака она опоила меня, заковала, увезла из Нави и заточила в башне в своем замке. Она держала меня в беспамятстве достаточно долго, чтобы я ослаб, а потом позволила очнуться. Десять лет в цепях… Всех почему-то пугает именно время. В действительности самым страшным в том плену была всепоглощающая жажда. Мне казалось, я иссыхаю изнутри. Возможно, так и было.

Кощей сделал глубокий вздох, прежде чем продолжить.

– Пять первых лет я каждую секунду тратил на то, чтобы придумать, как отомстить ей пострашнее. Ну, это когда получалось не думать о том, как жутко хочется пить. А потом мне… наскучило, что ли. Приелось. И я стал думать о другом. О том, что доверял Марье, а она меня предала. Мне стало интересно, почему я вообще позволил себе ей доверять. И я нашел ответ. Потому что захотел испытать что-нибудь нормальное, человеческое. Потому что вся эта тьма порядком мне опостылела. Наверное, я прожил с ней слишком долго, чтобы начать понимать, что к чему. После этого мне стала сниться мать… Она…

Кощей сбился и замолчал, словно затронул что-то совершенно недопустимое. Василиса не стала спрашивать, хотя о своей матери при ней он упомянул впервые. Она боялась спугнуть момент. Кощей не рассказывал о плене, вообще старался всячески обходить эту тему стороной, и то, что он сейчас заговорил о нем, означало две вещи: он пытается восстановить утраченное доверие и он настолько ей доверяет.

– В общем, мне захотелось снова почувствовать что-нибудь светлое, – выдохнул Кощей, крутанул чашку на столе. – В замке у меня было кое-что, что смогло бы помочь, и, вернувшись, я обратился к этому способу. – Он резко выдохнул, видимо, вспомнив нечто неприятное. – Я ошибся, Василиса, – покачал головой он. – Страшно ошибся. Совесть, вот что я пробудил в себе. Она жгла сильнее жажды. От нее было не спрятаться. Нет, я мог остановить это. Но не захотел. После всего содеянного у меня не было права отказаться от этой пытки. Я сознательно заставлял себя переживать каждый момент, за который мне хотелось умереть. Тогда, собственно, я и пошел к Смородине-реке… Но вернемся к Марье. Она прочитала каждую книгу в моей библиотеке, но так и не нашла ответа на свой главный вопрос.

– Она хотела узнать секрет твоего бессмертия, – прошептала Василиса.

Кощей кивнул.

– Но почему она выбрала именно тебя? Есть же Яга, Лебедь, Баюн, в конце концов.

– Яга и Лебедь – полубожественные сущности, боги, когда-то решившие остаться на земле и очеловечившиеся среди людей. Баюн же вообще отголосок дыхания первозданного хаоса. Нет, ей нужен был тот, кто был человеком изначально.

– Ты рассказал ей?

Кощей покачал головой.

– Она приходила ко мне в башню. Угрожала. Умоляла. Кричала. Плакала. Пытала. Пыталась подкупить. Говорила, что ей это необходимо. Я молчал. Это была лучшая месть, которую я мог придумать, и уж тем более единственная, которую мог осуществить. Правда, она тоже нашла способ мне отомстить. Поставила в углу кадку с водой, заколдовала, чтобы вода была всегда свежей. Ты когда-нибудь замечала, что у воды тоже есть запах? О, как одуряюще она пахла, Василиса.

Кощей прикрыл глаза, облизал губы и потер запястье. Василиса перевела взгляд на его руки: когда-то сплетенные ею браслеты из лунной пряжи были на месте, но, видимо, прямо сейчас даже они не могли помочь.

– Ну, а потом меня нашел этот ее мальчишка. Он пожалел меня. Дал мне воды. Первый глоток был ужасен. Горло обожгло так, будто в него влили расплавленный свинец. Но потом постепенно, глоток за глотком, моя сила вернулась. И я разорвал цепи. В тот момент я словно заново родился. Во многих смыслах.

– Но ты все равно украл меня. И обратил в лягушку, – немного обиженно прошептала Василиса.

Кощей неловко улыбнулся ей.

– Ну, скажем так, до полного преображения было еще далеко.

– Так почему ты не сказал мне?

Кощей снова тяжело вздохнул, поднял чашку с кофе и поболтал. Поставил на место, так и не сделав глоток.

– Думаю, я просто не захотел таким образом впускать ее в нашу жизнь. В нашу семью. Решил оставить ее за периметром. Я недооценил ее. Яга была права: самоуверенность до добра не доводит. Наверное, становлюсь старым, и даже молодая жена не спасает.

Он устало улыбнулся, надеясь, что она оценит шутку. Василиса горько засмеялась.

– И что дальше?

– Не знаю. Пока не знаю. Я боялся что-то предпринимать, пока ты не со мной. Но теперь память вернулась к тебе, ты здесь, и это развязывает мне руки. Я планирую найти ее.

Кощей замолчал, Василиса ощутила, как по спине пробежали мурашки.

– Ты убьешь ее?

– Не думаю, что у меня есть выбор, – вздохнул Кощей. – Ты права, когда говоришь, что она безумна. Не знаю, когда она стала такой, может, уже была, когда пришла ко мне, а может, я завершил начатое… Но сейчас это видно особенно хорошо. И она на многое готова пойти. Особенно теперь, когда поцелуй сработал. Вряд ли ей это понравилось. А я не готов рисковать тобой. Скоро она даст о себе знать.

– Скоро? – переспросила Василиса.

– Думаю, счет идет на дни, если не на часы, – вздохнул Кощей. – Марья и так слишком долго ждала, больше не станет. Я обдумал твое предложение. Я не могу найти ее самостоятельно, она хорошо позаботилась об этом. Мы расскажем все Баюну, с его помощью я смогу определить место, где она скрывается. Но, так или иначе, Лебедь не должна узнать об этой истории. Поэтому, возможно, мне придется ему приказать. Если ты хочешь, я могу отправить тебя в Навь, там ты будешь в полной безопасности.

Василиса вскинула брови.

– Прятаться от твоей бывшей? Еще чего. Ты знаешь, о каком источнике силы она говорила?

– Думаю, да. Если это не какой-то артефакт, который является батарейкой сам по себе, то в нашем родном мире есть только один источник, способный силой наделять.

– Но как тогда?..

– Предпочитаю думать, что я все равно сильнее. С другой стороны, ей нечего терять и она ничего не боится. Поэтому, возможно, мне понадобится помощь Сокола. А вот ему я приказать не могу.

Василиса пододвинула к себе чашку, через силу сделала глоток. Решение далось не сразу. Она не должна была говорить этого, это была не ее тайна. Это было почти предательство. Впрочем, почему почти? Но Кощей был ее мужем, и сейчас ему была нужна помощь. И она могла помочь. Марья предала его, а она, выходит, предаст ради него. Он не сможет не оценить.

– Зато Баюн может. – Василиса посмотрела мужу в глаза, ища подтверждение того, что все делает правильно. – Ты никогда не задумывался, почему Сокол – поборник света – беспрекословно слушается одного из сильнейших темных в этом мире?

Кощей улыбнулся.

– И ты все еще осмеливаешься думать, что я могу на кого-то тебя променять?