Текст книги "И жили они долго и счастливо"

Василиса подалась вперед, процедила сквозь зубы:

– Не тебе решать, что я могу, а что нет. И если ты сейчас же не снимешь с меня это кольцо, я отрежу себе палец. Полагаю, это поможет.

– Василиса… – тихо попросил Кощей.

– Отлично, – улыбнулась Василиса, метнулась к столу Баюна и схватила лежащий там нож для писем. – Итак, я режу?

Кощей нахмурился.

– Прекрати.

– Как скажешь, – покладисто согласилась Василиса и замахнулась ножом.

Одна из теней, лежащих на столе, взметнулась и оплела ее руку, рванула обратно. На несколько мгновений в кабинете повисла полная тишина.

– Я сниму, – наконец тяжело произнес Кощей. – Отдай нож.

Он медленно приблизился и забрал его, взяв за лезвие.

– Левой рукой резать несподручно, – тихо произнес он, глядя ей в глаза.

А потом стянул кольцо, стараясь не касаться ее пальцев. Оно встретило его прохладой, и тепло, живущее в груди последние шестнадцать лет, покинуло Кощея. Он сжал кольцо в кулаке и почувствовал, как ногти впились в кожу. Надеялся, что это отрезвит его, но нет.

– Вот и прекрасно, – довольно улыбнулась Василиса. – Теперь, когда нас больше ничего не связывает и не обязывает, я, пожалуй, пойду. И сделай милость, не приближайся ко мне больше никогда.

Она развернулась на каблуках и вышла из кабинета.

Глава 10

В жизни Кощея было много вещей, которые он хотел бы забыть, а лучше – вытравить из нити своей судьбы. Но память о Василисе и их браке, которая нынче доставляла ему столько мучений, он пытался сохранить всеми силами. После пятнадцати лет присутствия Василисы в его доме и семнадцати – в его жизни тишина и пустота казались оглушающими. Василиса никогда не разделяла его тяги к порядку, и теперь ее вещи встречались ему повсюду: любимая кружка с недопитым кофе, оставленная ею с утра на тумбочке в прихожей; недочитанная книга на диване в гостиной; рукоделие, брошенное на кресле в его кабинете; ее ключи с пушистым брелоком, забытые у него в машине… Кощея словно оглушило, и он даже отчасти радовался этому, потому что боялся чувств, что придут после, а все эти вещи заставляли его вздрагивать, вспоминать, стискивать кулаки.

В спальню Василисы Кощей в первый день зайти не решился. В обычное время он не заходил туда в ее отсутствие, разве что в случае крайней надобности, и теперь без нее комната показалась ему мертвой. Но на второй вечер удушающей тишины он не выдержал, вошел, не включая свет, лег на расстеленную кровать – тем проклятым утром Василиса не успела прибраться – и вдохнул ее запах. Происходящее показалось бредом, страшным сном, но этот сон причинял вполне реальную и едва терпимую боль.

Так он и заснул.

Наутро пришло решение, и Кощей погрузился в работу. Важно было не останавливаться, не позволить себе до конца осознать, поверить. Днем он занимался делами, а по ночам, мучимый бессонницей, искал лекарство от Василисиной амнезии. В книгах описывались подобные ситуации, но противоядие обычно заключалось в условии, наложенном на заклятье или зелье. И этим условием могло стать что угодно. На то, чтобы подобрать правильный «ключ», могла потребоваться вся Василисина жизнь. Если она, конечно, вообще согласилась бы на подобные эксперименты.

Баюн каждый день докладывал ему о жизни Василисы и при этом выглядел почти виноватым. Можно было самому обратиться коршуном и слетать к ее окнам, взглянуть на нее, но Кощею казалось, он не выдержит такого испытания. По-хорошему, следовало вернуться в Навь, проверить дела, но он боялся: вдруг что-то изменится, вдруг к Василисе вернется память или ей срочно понадобится его помощь или защита, а его в этот момент не окажется рядом.

Ее запах потихоньку начал выветриваться из их дома. И порой Кощею начинало казаться, что это он сошел с ума и придумал брак, которого никогда не было.

Его спасали собаки. Они тоже ходили понурые, по вечерам ложились у входной двери в надежде дождаться хозяйку, и он выдыхал: нет, все было. И еще обязательно будет. Он найдет способ все вернуть.

И способ нашелся, правда, такой, какого Кощей меньше всего желал.

Он был в суде, ждал в коридоре объявления решения по делу. Заседание состоялось позже назначенного, рабочий день уже закончился, и в здании почти никого не было.

– Так вот чем ты нынче занят, – послышалось совсем рядом, и Кощей сжал кулаки и развернулся на голос.

Марья стояла у окна, свет из которого выгодно оттенял ее красоту.

– Я хотела снова заглянуть к тебе в гости, но, как вижу, ты предпринял меры, – недовольно сообщила она.

– И я рад, что они подействовали, – ответил Кощей.

Он не был готов к этой встрече. Все его мысли были за бетонным забором Конторы. Но когда Марью заботили чужие чувства?

– Фу, как грубо, Кощей. – Она шутливо погрозила ему пальцем. – Но я пришла не для того, чтобы читать тебе нотации. Как тебе мой подарок?

– Подарок?.. – нахмурился он.

– О да. – Марья облизнулась, и ее глаза загорелись в предвкушении. – Мой тебе дар. Я хотела открыть тебе глаза. Напомнить, что твоя девчонка на самом деле думает о тебе. Неужели ты правда верил, будто что-то могло измениться? Это все еще живет в ней: ее ненависть, ее отвращение. Она видит в тебе колдуна, который заставил ее томиться взаперти, а потом прыгать лягушкой по болоту. Ты ведь знаешь, что Навь до сих пор снится ей в кошмарах. Она никогда не примет эту часть тебя. Она никогда не примет тебя.

Кощей поднялся со скамьи.

– Замолчи…

– Ну что же ты, Кощей? Впрочем, ты всегда боялся услышать правду, а зря. Правда делает нас сильнее. Зачем тебе эта девчонка? Она глупа, слаба, неинтересна. Мы можем все вернуть. Ты и я. О, мы поставим на колени этот мир. Лебедь носа не посмеет показать с Буяна. Я нашла способ, я…

– Замолчи!

– Нет, слушай! – Марья перешла на свистящий шепот, сверкнула глазами. – Одно твое слово, и я дам тебе такую власть, какая тебе и не снилась. Соглашайся, Кощей. Твоя Василиса всего лишь пыль рядом с нами! Увидь же, ей противно смотреть на тебя…

Кощей преодолел расстояние между ним и Марьей в мгновение, вскинул руку, чтобы схватить ее за шею, но пальцы прошли насквозь.

Марья засмеялась едва ли не с жалостью.

– Теряешь хватку и самоконтроль, – отметила она, наблюдая, как он пытается отдышаться. – Но ведь это правда. Я же готова принять тебя любого. Готова забрать каждый самый потайной, самый черный уголок твоей души… Ах да. Души-то нет.

Кощей со свистом втянул воздух и прожег Марью взглядом. Та больше не улыбалась. Теперь она смотрела на него предельно серьезно.

– Я знаю, в чем заключался ритуал и кто его провел. Я пыталась призвать его и не смогла. Как ты это сделал, Кощей? Я готова отдать тебе все, просто расскажи мне.

– Убирайся, – прорычал сквозь зубы Кощей, лицо его перекосило от ненависти. – Убирайся к чертям и больше никогда здесь не появляйся. Это твой последний шанс, иначе я сотру тебя в порошок.

– И все из-за какой-то девчонки?

– Не смей говорить о ней! Ты недостойна!

Марья хрипло рассмеялась.

– Значит, вот как. Любовь, – выплюнула она. – Но ты не можешь любить, Кощей, ты и сам это знаешь. Ты променял меня на это недоразумение. О, я наблюдала за вами, пока набиралась сил. Чем вообще подтвержден ваш союз? Жалкой бумажкой? Ни в Нави, ни по ту сторону Леса она не имеет никакой силы. Вы не скрепляли свой брак ни ритуалами, ни в Кругу волхвов. Да и не могли. Потому что у тебя уже есть жена. И это я.

– Ты предала меня. У тебя больше нет права называться моей женой.

– Я всего лишь сделала это первой! – Марья всплеснула руками, будто поражаясь, что ее маленькая шалость могла так сильно его задеть, покачала головой. – Как будто ты сам не поступил бы так же! Как будто ты не собирался так поступить. Я видела: ты терял интерес. Я всего лишь обезопасила себя.

– Ты десять лет держала меня в цепях. И держала бы и дальше, если бы не тот дурачок, – Кощей глубоко вздохнул, беря себя в руки. – Что, кстати, ты с ним сделала?

– Тот? – На лице Марьи появилась легкая задумчивость, словно она пыталась вспомнить, о ком идет речь. – Ах, он… Сгинул, как и многие другие. Однодневки.

– А ведь он трижды приходил ко мне за тобой. И я дважды едва не убил его. Однодневка?

– Скучен и не способен смириться с тем, что женщина может быть сильнее мужчины, может править, – пожала плечами Марья. – Ему захотелось показать себя в бою, и я дала ему такую возможность.

– Полагаю, из того боя он не вернулся.

– Это не моя заслуга. Всего лишь закономерный итог его слабых воинских способностей.

– У него был конь из конюшен Яги.

– Ах, этот! – Марья улыбнулась воспоминанию, обнажив идеально белые зубы. – Да, действительно, чудесный конь. Преданный. Но что не сделаешь ради любимой женщины. Например, можно преподнести ей в дар такого прекрасного жеребца. И кто дал тебе право в чем-то упрекать меня? Ты отдал чужаку законную жену.

– Я уже сказал, Марья. Ты предала меня, а потом трижды ушла от меня с другим. У тебя больше нет прав на меня. Нас больше ничего не связывает.

Марья снова улыбнулась. В этот раз почти нежно. Приблизилась к нему. Длинные ухоженные пальцы – никогда не скажешь, что она способна не просто держать меч, а сражаться с тремя мужчинами одновременно, – невесомо провели по щеке Кощея, но ему показалось, что он ощутил это прикосновение.

– А вот тут, Кощеюшка, ты не прав, – мягко возразила она. Голос ее звучал бархатно, но ему почудился первым громовым раскатом надвигающейся грозы. – И ты сам это знаешь. Именно поэтому ты не решился на настоящий брак с этой девчонкой. Поэтому и потому, что она никогда бы на это не согласилась. Подумай над моим предложением, Кощей. Я даю тебе последний шанс все взвесить и принять мудрое решение. И я даже прощу тебе эту нелепую сцену. Мы скоро увидимся, тогда и дашь ответ.

– Стоять! – Кощей стиснул пальцы в кулак, пытаясь сделать почти невозможное – удержать морок. – Противоядие!

Марья засмеялась.

– Ох уж эти мужчины. Чуть что посерьезнее, сразу бегут за помощью к женщинам. Ты и сам знаешь способ исцелить ее, разве нет? Древний, как этот мир. Ах, ну что же ты, милый, аккуратнее, будь я действительно тут, решила бы, что ты хочешь оставить на мне пару синяков. А мы с тобой, согласно твоим уверениям, больше в эти игры не играем, разве не так? – Марья облизнулась и подмигнула. – Или все же играем?

Она шагнула совсем близко и прошептала ему в губы:

– Смотри, как женушка узнает, приревнует, не сносить тебе головы.

И растворилась в теплых лучах вечернего солнца.

Кощей осел на скамью и закрыл лицо руками. Способ, старый как мир… Да Василиса его видеть не хочет, как же тогда… Держать, что ли? Подождать, пока заснет?

Он глухо застонал. Никогда еще, даже вися на цепях и умирая от жажды – и не имея возможности умереть, – он не ненавидел Марью так сильно. Сама не зная того, она задела в нем струну, которой никому не стоило касаться. И струна эта зазвучала, напугав даже своего хозяина.

Обернуться тенью, проскользнуть в комнату, где будет спать Василиса, и поцеловать. Она проснется, все вспомнит и не станет его корить. А он сам попробует смириться с тем, что не дал ей выбора. А даже если не сможет… Как будто у него этот выбор есть.

Глава 11

Август 2003 года

– Номер сорок четыре. Стеклянная банка объемом двести пятьдесят миллилитров, на треть заполненная мутной жидкостью темно-серого цвета, закрытая крышкой. На дне бурый осадок толщиной в два-три миллиметра. На банке этикетка с надписью «вода из к. к.» Предположительно, под «к. к.» понимается козье или коровье копытце.

Кощей отвинтил крышку, принюхался и сморщился. Завинтил обратно. Потуже.

– Вода из следа от коровьего копыта, магическими свойствами не обладает, – подытожил он. – Дилетанты, пошли в поле, нашли след от коровы и обрадовались… Это не пиши.

– И что же, совершенно безопасно? – недоверчиво спросила Василиса.

– Почему же, дизентерию вполне можно заработать, а от нее и помереть недолго. – Кощей отставил баночку и внимательно присмотрелся к следующему предмету, не торопясь брать его в руки. – О, а вот это интересно…

Василиса снова склонилась над листом бумаги. Последние два с половиной часа она провела в одном из помещений в подвале архива, специально зачарованном для работы с темными артефактами, старательно записывая за Кощеем каждое слово. С непривычки ныла спина и немели руки. Буквы разбегались перед глазами. Недавно Сокол и его группа совершили облаву на небольшую местную группировку темных магов, внезапно решивших, что обладание толикой силы дает им право на власть. Время от времени такое случалось: рожденные в этом мире маги плохо представляли, что такое настоящая магия, за редким исключением никак не обучались, и им казалось, что их периодические выбросы силы есть проявление истинного чуда и безграничного могущества. В этом мире они называли себя экстрасенсами и знахарями и при должной рекламе неплохо зарабатывали. Однако были те, кто решал идти дальше. Сокол таких не щадил. При облаве изъяли больше двухсот предметов, которые могли представлять опасность, и Баюн поручил Кощею все их проверить и составить опись. Кощей согласился почти радостно, и теперь Василисе казалось, что он предвидел ее мучения, потому и не возражал. Иной причины, по которой он предпочитал провести вечер пятницы здесь, а не дома или в каком-то другом месте, где обычно скрашивают досуг злобные темные колдуны, она не видела.

Шел третий месяц совместной работы с Кощеем. Первые общие дела стали адом. Мало того что ей приходилось находиться рядом с ним, так еще неожиданно выяснилось, что работа консультанта предполагает не только устные пояснения по интересующим Баюна вопросам непосредственно в Конторе. К безграничному ужасу Василисы, оказалось, что им предстоит покидать территорию Конторы, да еще и наедине, да еще и ездить на его машине. На фоне города за воротами и огромной черной железной повозки Кощея страх перед ним самим как-то поблек. Во всяком случае, она знала, что от него ждать, в отличие от мира, с которым ей совершенно неожиданно пришлось познакомиться, ведь она сама так и не нашла в себе смелости это сделать. Василиса начала жалеть, что сбежала из царских палат, еще до того, как в Конторе объявился новоиспеченный консультант, но теперь ее сожаления переросли в знание: ей стоило оставаться в женской половине дворца и спокойно доживать там свои дни.

В ее тюрьме все было просто и знакомо. Свобода же не дала ей ничего, кроме страха и чувства полного бессилия перед тем, что находилось за бетонным забором. Все здесь было не так: машины, ездящие с чудовищной скоростью и шумом, женщины, не покрывающие головы и оголяющие слишком много тела, язык – вроде бы знакомый и одновременно с этим едва ли не чужой, Баюн, который позволял себе кричать и высказываться, и это в сторону нее – царицы… За тридцать три года Василиса привыкла к поклонам и вежливости, пусть даже формальной. Здесь она решила не рассказывать о своем прошлом и, разумеется, больше не могла рассчитывать на привычное к себе отношение.

С Кощеем же у них установилось что-то вроде вооруженного нейтралитета. Он вел себя отстраненно вежливо. Не вспоминал о прошлом, не провоцировал ее, не наставлял, никак не комментировал ее многочисленные промахи. К середине второго месяца Василиса позволила себе начать задавать ему вопросы, на которые он неожиданно для нее стал давать ответы. И если бы ее не терзало чувство вины за то, что она вот так легко беседует со своим врагом, то, пожалуй, она могла бы получать от их разговоров удовольствие.

Разумеется, Василиса бы предпочла, чтобы его здесь не было. Тогда все бы было намного проще, и ей не пришлось бы каждый день спрашивать себя, вправе она простить его или нет. Первое было почти невозможно, второе обязывало предпринять меры и устранить Кощея из своей жизни. Поэтому она просто разрешила себе принять его присутствие рядом. В конце концов, она сама сказала, что у него нет власти над ней, а позволить прошлому отравлять ей и новую жизнь значило бы как раз обратное. «Настоящие светлые не позволяют себе дурных чувств и эмоций, – говорила ей когда-то Яга, – не питают себя ими, ибо так становятся темными». Василиса была светлой ведьмой и планировала такой оставаться.

К тому же Василиса все еще боялась Кощея. Да, Баюн ему доверял, и Лебедь одобрила это назначение, но и Яга в свое время сказала ей не слушать глупые домыслы, а в результате вышло так, как вышло.

– Номер сорок восемь. Амулет в виде клубка змей со вставкой из арабского оникса… Василиса, ты пишешь?

Василиса вздрогнула и подняла глаза.

– Пишу.

– Мне бы хотелось сегодня закончить эту работу.

– Все двести девятнадцать предметов? – в ужасе округлила глаза она.

– Именно, – безмятежно отозвался Кощей, – а зачем затягивать? Тем более, на выходных меня здесь не будет, а на следующей неделе я вряд ли смогу найти свободное время. – И он в сотый раз за вечер потер запястье. – Но если ты устала, я могу сделать все сам. Иди.

– Нет. – Василиса выпрямилась, тряхнула головой. – Это и моя работа тоже.

Кощей пожал плечами:

– Что ж, каждый вправе сам испортить себе жизнь. Отдохни, я поднимусь, раздобуду чая. Тебе взять?

В подвале было сыро и прохладно, и, если честно, Василиса давно продрогла, да и в горле пересохло. Но чтобы Кощей носил ей чай – это уже было слишком.

– Я схожу с тобой, – ответила она.

Не только чай, но и чайник в архиве можно было найти в нескольких местах, но после окончания рабочего дня доступным из них оставался только читальный зал. За окном разыгралась непогода, дул сильный ветер, где-то была незакрыта форточка, и его шум и свист эхом разносились по пустым коридорам. В читальном зале царил сумрак, но фонари за окнами давали достаточно света, и Василиса не стала включать лампы. Она щелкнула кнопку чайника, открыла верхний ящик стола, где Варвара хранила сладости, и нашла там коробку с печеньем. Задумалась, стоит ли предложить печенье Кощею и насколько уместным это будет, обернулась к нему. Кощей стоял в рамке панорамного окна, спрятав руки в карманы брюк, и смотрел, как в темноте склоняются на ветру подсвеченные фонарями ветви берез. Темный профиль резко выделялся на фоне шторма, и Василисе вдруг подумалось – отчего-то тоскливо, а не злорадно, – что он тут не к месту. Будто могло быть во всех мирах место, где Кощей пришелся бы кстати.

Оба они были изгоями в этом мире.

Жестяная коробка с печеньем холодила ладони.

* * *

– Он все время трет запястья, – вздохнула Василиса, когда на следующий день сидела в гостях у Варвары. – Это ужасно раздражает. Что с ним?

Наверное, пребывание в этом мире могло стать и вовсе невыносимым, если бы Василиса не нашла здесь подругу и та не взяла бы над ней своеобразное шефство. Хранительница архива оказалась доброй спокойной женщиной. Руки у нее были полные и мягкие, улыбка ласковой, глаза нежными, походка плавной, а ее слова вселяли в Василису уверенность. На территории Конторы Варвара носила сарафаны без пояса поверх рубахи и никогда не покрывала головы. Волосы она заплетала в две косы и укладывала короной. Из рассказов Елены, которые периодически приходилось выслушивать, Василиса знала, что Варвара была замужем за обычным мужчиной, что он давно умер, но она осталась верна его памяти и больше никого к себе не подпускала. Варвара не казалась одинокой, но Василиса была восприимчива к чужим чувствам, и в глубине глаз подруги, и в морщинках вокруг губ ей чудились усталость и печаль и давняя затаенная боль…

Варвара понемногу рассказывала Василисе об этом мире, помогла обжиться, научила пользоваться деньгами (в бытность царицей Василисе ни разу не пришлось ни за что расплачиваться самой) и тем, что здесь называлось техникой, помогла с выбором одежды. Но она не могла тратить на нее слишком много времени, а у Василисы оставалось слишком много вопросов, которые некому было задать. В некоторой степени вылазки с Кощеем на эти вопросы отвечали, но на месте одного разрешенного сразу же появлялось два новых.

Пожалуй, Варвара была единственной, кому Василиса могла бы рассказать о Кощее. Но ее первая и последняя попытка заговорить о нем закончилась тем, что та кратко, но емко объяснила, что она Кощея крайне уважает и обсуждать его, а тем более сплетничать о нем, не станет. Однако сейчас Варвара покрутила в ладонях чашку, из которой пила травяной отвар, нахмурилась и цепко посмотрела на Василису.

– Это не моя тайна, – сказала она, – но все всё равно знают, наверное, и тебе лучше знать.

И глубоко вздохнула, прежде чем начать.

– Впервые я увидела Кощея в доме своего отца. Граница между Навью и морским царством в некоторых местах довольно условна, и иногда он появлялся у нас во дворце, чтобы разрешить возникшие вопросы. Кощей тогда был молод, красив, обладал несметными богатствами и невероятной силой. Никто не рисковал идти против него напрямую. Он был скор на расправу и славился дурным характером. Чуть что – хватался за меч и не гнушался то и дело напоминать подданным о том, что их место на коленях. А потом он женился. – Варвара поморщилась и сделала глоток из чашки, прежде чем продолжить. – Звали ее Марья Моревна. Мой отец признавал над собой власть Кощея, и нам прислали ее портрет, чтобы мы знали, как выглядит царица. Невероятной красоты женщина. Против такой мало у кого был шанс. Их брак продлился пять лет.

Василиса попыталась представить женщину, которая добровольно пошла замуж за царя Нави. Или, быть может, она была той несчастной, кого ему удалось принудить к браку? В это верилось больше.

– Затем Кощей пропал, – резко сказала Варвара. – И не появлялся десять лет. Вернулся он так же неожиданно, но уже другим. Пришел во дворец отца, чтобы заключить договор о границах, хотя раньше предпочитал решать подобные вопросы силой. На него было страшно смотреть: он напоминал восставшего мертвеца. До морского царства новости доходят не то чтобы очень быстро, мы узнали о случившемся через пару лет. Моревна сковала его и держала в цепях все это время, пока ее очередной любовник случайно не обнаружил его и по незнанию не напоил водой. Говорили, что Кощей забрал жену в Навь, но этот царевич трижды крал ее оттуда, а на третий раз и вовсе ранил Кощея, и тот отпустил их. Так вот, Василиса, на запястьях у Кощея шрамы от железных кандалов. Разумеется, раны уже зажили, но, должно быть, он все еще чувствует боль. Так случается порой, память тела бывает долгой.

Варвара взяла в руки чайник, аккуратным плавным движением разлила по кружкам остатки душистого травяного отвара и закончила:

– Говорят, Марья до сих пор жива. Она покушалась на его жизнь, и, согласно законам Тридевятого, Кощей имеет право отказаться от нее как от жены. Но они скрепили свои узы в Круге волхвов, а после такого все эти перипетии вряд ли являются серьезной причиной, чтобы прекратить их союз. Так что перед богами они, скорее всего, еще супруги.

Василиса нахмурилась.

– И ты думаешь, что, после того как ты мне все это рассказала, я проникнусь к нему сочувствием и пониманием?

– Нет. – Варвара посмотрела на нее прямо, и взгляд ее был тяжел. – Я надеюсь, что ты не станешь задавать ему бестактных вопросов и бить по больному. А рассказала я тебе это, чтобы ты не сделала этого по незнанию. Вот и все. Пей, пока не остыло.

Василиса ощутила себя нашкодившей девчонкой, отчитанной матерью. Пришлось уткнуться носом в чашку и послушно выпить ее содержимое.

Ей все еще не хотелось ни жалеть, ни понимать, ни прощать Кощея. Как будто ему могло бы понадобиться хоть что-то из этого. Ее бы кто пожалел.