Электронная библиотека » Алена Шенк » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 15 января 2018, 09:40


Автор книги: Алена Шенк


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

От автора

Это повесть о жизни, дружбе, любви, войне и потерях, которую написал (напечатал на машинке) мой дедушка из своих воспоминаний. Один из трех печатных экземпляров достался моему отцу, а затем мне. Имена в этих записках, частично изменены.

По определенным стечениям обстоятельств, в его жизни всё сложилось так, что он сумел выжить в это сложное время. Выигрыш ценою в жизнь.

Наш герой прошел вторую мировую войну в военном оркестре и стал, после войны, известным в свои кругах шахматным тренером и судьёй. Шахматы стали не просто его увлечением, они стали для него творческой стороной жизни и в последние годы его работой. Он много времени уделял композиции шахматных задач. Часть его задач публиковались за рубежом. Дома его редко можно было застать без шахмат. Будучи судьёй республиканской категории, он часто готовил и судил союзные, республиканские и городские соревнования. Художественный талант выручал его на протяжении всей жизни, но не стал основным видом деятельности. Умение рисовать, унаследовали все его сыновья и внуки, и даже часть правнуков, что, к сожалению, нельзя сказать о страсти к шахматам или музыке.

Рассказчик, описывает события происходившие с ним и его семьёй с 1913 по 1976 года на фоне всех исторических и судьбоносных событий для России.

В начале рассказа, мы погружаемся в колорит быта многодетной семьи портного из сибирской глубинки. Которая, в послереволюционное время, в период голода и тифа с большими потерями вынуждена была перебраться в НЕПовскую Москву 20 ых годов.

Записки были написаны после продолжительной болезни и смерти его жены. Печатая эту историю, он нашёл для себя путь погрузиться в прошлое и заглушить боль потери и одиночества. Кажется, что ты сам, вместе с ним проживаешь все эти события. Это о музыке, сложностях послереволюционного и военного времени, старой Москве, Новосибирске, Калинине(Тверь), Кимрах и конечно же любви и потерях.

Желаю интересного путешествия в прошлое!!!


Мысль о том, чтобы рассказать о своей жизни своим детям и внукам больше чем они знают, появилась у меня, уже давно. Подкреплялась эта мысль тем, что жизнь моя прошла не так уж и гладко, было в ней много интересных событий, да и годы были насыщены моментами при которых, обладая небольшим писательским даром, можно было бы написать неплохую повесть.

Ну, если решено, то “с богом”.

Родился я в уездном городе Вязьма Смоленской области, в 1909 году. Помнить отдельные моменты своей жизни стал примерно с 4-х летнего возраста, а к этому времени мы уже проживали в городе Троицке Челябинской области.

Отец


Отец мой по профессии был портной, которого знали не только в Троицке, но и за его пределами. Несмотря на 122 версты, которые отделяли наш городок от Челябинска, отдельные заказчики появлялись у отца даже из губернского центра. Роста он был чуть выше среднего, широкоплеч, энергичен, бодр, очень любил шутки, не боялся морозов и почти никогда не надевал перчаток. Так как заказов у него было всегда очень много, он один справляться с ними не успевал, и потому приглашал в помощь друзей. К тому же охотно обучал детей, желающих получить портновскую специальность, В комнате, где он работал, всегда было людно, никогда не смолкали шутки, споры и жизнерадостный смех. Всё, что отец шил для себя лично, немедленно заказывалось и для друзей, и других клиентов. Если это кому-то подходило по размеру, то после уговоров, выкупалось, и при этом говорили «себе сошьёшь новый, ещё лучше».

Мать

Мать наша была маленького роста, плотного телосложения, но очень энергичной и отличной хозяйкой. Везде и всё успевала. Управлялась легко, несмотря на очень большую семью. Искусством кулинарии она владела в совершенстве. Нередко знакомые отца, холостяки, пообедав у нас, просились включить их в нахлебники, за соответствующую плату. Готовить она умела буквально всё, от тортов и шоколадных бисквитов до фаршированной рыбы, рубленой селёдочки и других деликатесов. Все, что я ел дома у матери, остались в моей памяти как кушанье редчайшей вкусноты, и где бы потом мне не приходилось это есть, всё значительно уступало по вкусу материнскому. Впрочем, может быть это только детская впечатлительность. В семье нас было 11 душ, из них 9 детей и плюс отец и мать. К сожалению, медалей за многодетность в те времена не давали. Вместе с тем мать наша была подлинной героиней, она не только очень ловко управлялась со всеми домашними хлопотами, но и успевала присмотреть за каждым из 9-ти своих питомцев. Когда в 1919 году, после смерти отца осталась вдовой, при ней было семеро детей от 4-х до 16 лет, которых она мужественно продолжала одна воспитывать.

Детские годы


Как я уже упомянул, некоторые эпизоды ранних годов своей жизни я начал помнить с 4-х летнего возраста. Думаю, что это удел большинства людей, особенно, когда эти случаи исключительные. У меня таких случаев было три, а один из них, только по счастливой случайности, не окончился трагически. Расскажу о них в хронологическом порядке. Мы жили тогда на углу Зарубинского переулка и Нижегородской улицы.

По Нижегородской, в один погожий летний день, ходила группа бродячих цыган с огромным бурым медведем и показывала уличные представления. Мой брат Аркадий, старше меня на 4-е года, водил меня за руку и с увлечением ходил за цыганами. Мы уже 5 или 6 раз смотрели, как ловко и интересно мишка показывал, "как баба по воду ходит", "как мужик водку пьёт" и другие трюки. Увлеченные, мы и не заметили, как давно пролетело отведенное нам на это развлечение время. Мы подошли к самой окраине города. В деревушке, за показавшимся леском, должно было состоятся ещё одно представление. Но все же, дальше мы идти не решились. Опомнившись, что зашли слишком далеко, мы что есть мочи бегом двинулись домой. Дома нам прилично попало обоим. Аркадию, как старшему, досталось больше. Но главным наказанием для нас обоих было то, что мы опоздали к обеду. На обед были пельмени. Хотя нам их тоже оставили, но пельмени со слезами были уже не так вкусны. Натерпелись мы и страху после того, как нам рассказали и объяснили, к чему могут привести подобные прогулки с увлечением цыганскими спектаклями.

Второй случай произошёл вскоре после случая с цыганскими спектаклями. Я стоял у парадного входа в нашу квартиру и с большим увлечением рассматривал вывески. Их было три. Позднее, когда я научился читать, я не раз перечитывал текст на этих вывесках. На вывеске над дверью было написано: "Военно-штатский портной Шаркин А." По бокам было ещё две. На одной из них был нарисован военный мундир, а на другой – то ли фрак, то ли сюртук, а также было написано, что ещё можно пошить у портного Шаркин А. Мое увлеченное созерцание вывесок было прервано подъехавшей подводой. К нам примерно каждые две недели по заказу отца привозили пиво. Пиво это привозилось в специальных корзинах, сделанных из прутьев лозы. Сейчас подобные корзины делают из металлических прутьев и транспортируют в них молоко. Привезенное пиво ставилось на лёд в погреб, и когда у отца появлялась к нему большая охота, или в жару его начинала мучить жажда, он доставал из погреба бутылочку и выпивал пиво с большим удовольствием. Однако дело не в том, что отец любил иногда полакомиться пивком, да и не в том, что сейчас, чтобы выпить пивка, нередко нужно отстоять приличную очередь, но это всё присказка, а сказка, как говорится, впереди! Итак, мое созерцание вывесок было переключено на созерцание подводы и лошади, причем не менее увлеченное, и я неожиданно под брюхом лошади увидел два соска, как потом мною было установлено, это была кобыла, мне ужасно захотелось потрогать эти соски. Не раздумывая долго, я подлез под брюхо лошади, а что было потом, я узнал только несколько дней спустя, когда пришёл в полное сознание. Я не помню, сколько дней и ночей мать, вызволяла меня с того света Как я остался жив, было для всех удивительно. Сильный удар подкованным копытом пришёлся в голову почти у виска. На долгое время за мной закрепилось прозвище "счастливчик", а я, по детской наивности, недоумевал: если получить хороший удар подкованным копытом по голове считается счастьем, тогда что же такое несчастье?

Третий случай произошёл на следующее лето. Он был менее опасным, но мне опять повезло в несчастье. Гуляя как-то по нашему тихому Зарубинскому переулку вдоль дороги (чего только не придумает детская предприимчивость – гулять вдоль дороги), я неожиданно услышал громкий окрик: "Эй, берегись!”, но окрик явно запоздал, увернуться я уже не успел и от сильного удара оглоблей повозки, отлетел в сторону и взвыл от боли. На этот раз удар пришёлся не по голове. Сознания я не потерял и даже мог наблюдать, что произошло дальше. А произошло следующее: Из нашего дома выскочил друг моего отца, догнал и на ходу вскочил в пролетку, крепенько съездил по уху кучера, остановил лошадь, и с прибежавшим полицейским они направились в участок разбираться, в чём состояло нарушение извозчика: – превышение скорости и запоздалый сигнал, в виде окрика “эй, берегись”. Кто-то поднял меня на руки и приговаривая “ах, ты бедненький счастливчик”, отнес меня в дом.

Я научился читать

Это знаменательное для меня событие, произошло как то совсем незапланированно. Когда мне было почти 6 лет, мне в руки попался букварь. Я с большим интересом рассматривал в нем картинки и обратил внимание, что у каждого красочного рисунки стоят буквы. Внимательно я рассматривал и рисунки, и буквы, и понемногу начал это сопоставлять и для правильности своих соображений, поминутно подбегал к матери и уточнял: «Мама, это буква А, а это буква Д, а это какая буква?» – показывал я на рисунок иголки, сквозь ушко которой была протянута нитка. Таким образом, я запомнил всё буквы. Затем потихоньку стал составлять слога. Теперь, конечно, я не помню, что я составил раньше: «Шу-ра» или «ра-ма», и потом дальше «Шу-ра мы-ла ра-му» или «Маша ела ка-шу» – это уже детали, но только вдруг услышал громкий голос матери: «Антон! Иди скорей посмотри, наш Генка научился читать!» Как и многие матери в подобных ситуациях, она решила, что её ребёнок вундеркинд. И хотя мне казалось, что ничего особенного не произошло, ко мне , в этот момент, было обращено особое внимание. Отец внимательно послушал мои с трудом «рождаемые» слога, несколько раз тыкал пальцем в букварь, говоря при этом: «Прочти это, а ну прочти вот это», – а затем, погладив меня по голове, сказал: «Молодец!» Затем ещё несколько секунд постоял около меня и, ещё раз погладив меня по голове, пошёл продолжать работу. В этот день только и было разговору о том, что «наш Генка научился читать». Кто только в этот день не просил меня почитать. Я охотно выполнял все просьбы, причём делал это с большим удовольствием. И хотя в ту пору мне вот-вот должно было исполниться 6 лет, было решено отдать меня в частную школу. Таковые, в те давние времена имелись, чтобы, минуя приходскую школу, подготовиться к городской гимназии. Уже на следующее лето я сдавал экзамены в приготовительный класс гимназии. Не помню полный процесс сдачи экзаменов, но сдача экзаменов по русскому языку осталась у меня в памяти на всю жизнь. За несколько дней до экзаменов, я охрип от лёгкой простуды. Как бы громко я не старался говорить, разобрать и понять меня было очень трудно. Когда председатель приёмной комиссии спросил «Как твое имя и фамилия, мальчик?» Я, как мне показалось, громко ответил: «Гена Шаркин!» «Повтори погромче», – попросила одна из женщин, сидевших в комиссии, но когда все поняли, что громче я сказать не могу, то попросили меня прочитать какое-нибудь стихотворение. Почувствовав, что я со своей хрипотой не сумею толком что-либо рассказать, я растерялся, покраснел и вместо подготовленного стиха решил рассказать что-нибудь покороче и неожиданно даже для себя выпалил:


В лесу стоит избушка,

А в ней живёт старушка,

Три дня она не ела,

А нам какое дело!


Всё это было сказано тихо и с хрипотой в голосе, но неожиданно все очень громко рассмеялись. Потом меня попросили немного почитать. От волнения и сознания того, что с таким голосом мне ничего не суметь, я заплакал. Одна из женщин, членов комиссии подошла ко мне и тихо сказала: "Ничего, дорогой, ты ещё маленький, вот подрастёшь и на будущий год придёшь, и всё сдашь на «отлично». Подвёл тогда не только голос, для гимназии, даже для приготовительного класса, я ещё не дорос. Туда в, основном, поступали дети 8-9 лет, а мне в тот год не было и семи. Так что Филиппок из меня не получился. Зато на следующий год, как и предсказала женщина из комиссии, я прошёл через все экзамены только на 4 и 5 и стал “приготовишкой”!

В гимназии

Итак, я гимназист! К этому ещё надо было привыкнуть. Ещё задолго до начала занятий мне была пошита форма, были куплены фуражка со специальной кокардой, ремень с большой медной пряжкой, на которой стояли буквы «Т-Г», что означало «Троицкая гимназия», в дальнейшем ремни служили нам также оружием самозащиты и нападения, была пошита форменная шинель, куплен специальный ранец.

В приготовительном классе, помнится, я отучился благополучно, но в первом классе запомнился неприятный случай. Во дворе гимназии была небольшая, но крутая горка. В большие перемены гимназисты группировались чаще всего по классам и играли в "штурм высоты". Одна группа занимала горку, другая должна была штурмом овладеть ею, то есть растолкать всех вниз и как бы укрепиться на высоте. Кому удавалось до звонка или захватить горку, или отстоять её, тот класс и признавался победителем. Помнится, один раз меня столкнули вниз, и, сбегая, я пытался притормозить, а какой-то дурак, иначе такого оболтуса и не назовёшь, взял да и подставил мне ножку, что, кстати, правилами запрещалось, я упал и покатился вниз, да неудачно, сильно вывихнул левую руку, боль была страшная. Сидя на уроке, помнится, это был урок географии, я, стиснув зубы, едва сдерживал от боли слёзы, опустошенным взглядом смотрел на карту и видел только два полушария, но в объяснение учителя, конечно, вникнуть не мог. Дома, конечно, мать приняла все меры, чтобы снять боль и подлечить меня, однако хорошо помню, что несколько дней учёбы мне пришлось всё-таки пропустить, а затем ещё немало походить, держа руку на подвязке.

Брат Аркадий

В нашей большой семье, я уже говорил, было 9 детских душ! Год рождения старшего определялся 1899 годом, а дальше шли с примерным разрывом от двух до трёх лет, правда, между двумя младшими полных двух лет не было, один родился где-то в начале 1914 года, а другой ближе концу 1915 года. В семье было 6 братьев и 3 сестры, по старшинству чередой шли таким порядком: Василий, Ефим, Лена, Аркадий, Антонина, Геннадий. Я, как нетрудно посчитать, был шестой, Зина, Илья и Богдан. Так вот, Аркадий был рождения 1905 года. Год «Кровавого воскресенья», год больших революционных событий и «Генеральной репетиции» к Октябрьской революции. А отсюда и вывод, сколько пришлось пережить Аркадию, даже не появившись на свет. Сейчас уже не восстановить полной картины рассказов матери и отца, как они пережили это смутное время, сколько страху они натерпелись. Когда Аркадий подрос и пошёл учиться в школу, выяснилось, что учёба ему никак не давалась. Сейчас я уже не помню, сколько он проучился в начальном классе, но хорошо помню, что какой-то год мы ходили вместе в один класс. Кажется, это был как раз тот год, когда я не сдал в гимназию, и для подготовки меня устроили в приходскую школу. Я всегда с особым интересом вспоминаю, что будучи почти самым слабым учеников в классе, он отлично преуспевал в «Законе божьем». Он с большим наслаждением присутствовал на этих уроках, изучал молитвы, а «Отче наш» так строчил наизусть, что батюшка, от удовольствия поглаживая бороду, в назидание некоторым тупым и ленивым правоверным приговаривал: «Учитесь, нехристи окаянные!» Утащить Аркадия с урока «Закона божьего» было столько же трудно, сколь трудно оторвать от материнской груди голодного ребёнка. Поэтому, как правило, я на этих уроках был в роли «великомученика». По натуре он рос бойким и шустрым мальчиком, любил мастерить сабли, ружья, пистолеты, любил играть в войну. Правда, кто из мальчишек прошел мимо этой любви? Но его любовь к этим играм была особенно страстной, и играть с ним было в этом отношении особенно увлекательно. Он настолько увлечённо играл, что зажигал своей страстью всех. Мальчишки нашего переулка признавали его приоритет в этих играх. Забегая вперед, скажу, что после революции, когда началась гражданская война, как только в наш город вошли части Красной Армии, он водил красноармейцев по дворам и показывал, где больше всего было брошенного оружия. Как он узнавал эти места, для нас всегда было непонятно и удивительно. В 1919 году после смерти отца он 14-летним мальчишкой ушел добровольцем с частями Красной Армии. Одно время мы считали его уже погибшим, но потом поползли слухи, что он жив, и кто-то и где-то его видел. Примерно в 1922 году он и сам объявился в Москве. Возмужавший и окрепший, в полувоенной форме, но такой же непосредственный, много повидавший и переживший. Он очень любил рассказывать о своих похождениях, причем рассказывать он умел красочно и увлекательно. Всем было ясно, что подвиги, о которых он рассказывает, сильно преувеличены, но и так было видно, что лиха в жизни хватил он с избытком, и пережитого им, несмотря на то тяжелое время, хватило бы на троих и более. В Москве он поступил на работу к частному кинопредпринимателю (нэпману), сначала на 1-ой Тверской-Ямской, а затем на углу Самотёчной площади и Цветного бульвара. Проработал он там недолго. Примерно в это же время он был сбит легковым автомобилем, и сильно повредил ногу. Затем работал в трамвайном парке. Благодаря своему неугомонному характеру, парке культуры и отдыха при бывшем Скорбященском монастыре (Это на улице Новослободской), помогал милиции, был там, как говорится, своим человеком. Такие добровольные помощники милиции тогда назывались "бригадмильцами“, они участвовали в облавах на хулиганов и воров, и в подобных операциях иногда ему выдавали оружие. Когда я приходил в парк его навещать, он с упоением рассказывал об отдельных операциях, показывал выданное оружие и мандат бригадмильца. Однажды я пришел к нему в очень неподходящий момент, они уходили на облаву. Аркадий оставил меня в помещении милиции на попечение дежурного. Когда примерно через час вся опергруппа вернулась в дежурку, все были очень возбуждены и обсуждали проведенную облаву, я, тогда ещё совсем юноша, слушал, как говорится, разинув рот, и, признаюсь, мне было очень приятно, когда я услышал слова: «А Аркадий-то молодец, не растерялся». Что за «подвиг» совершил мой брат, я уже, честно говоря, не помню. Я уже говорил, что пережитого Аркадием до 1922 года хватило бы на троих. Однако на этом его переживания не окончились. Служа срочную службу в армии, был втянут в какую-то «коллективку», за что был отправлен на «Соловки», в места по тем временам весьма отдаленные. С самого начала Великой Отечественной войны, несмотря на свою хромоту (после того как он попал под машину, одна нога стала немного короче) был призван в армию, служил старшиной роты связи на Ленинградском фронте. Всю блокаду Ленинграда был защитником города, а по окончании войны был переброшен на Дальний Восток, где принимал участие в разгроме японских войск. Служил и воевал добросовестно, был ранен, награжден орденом «Красной Звезды» и многими медалями. На Ленинградском фронте был принят в партию. Там же нашел себе подругу жизни. Возвращаясь с фронта в конце 1945 года, заскочил в Калинин, как раз в тот момент, когда я приехал за семьей, чтобы перевезти её к месту своей новой работы в город Баку. Он очень торопился домой, где уже его с нетерпением ждала жена с родившимся сыном Германом. Еще до войны, занимаясь на вечерних курсах, получил специальность электромонтера. По возвращении в Ленинград он поступил работать и на работе пользовался большим авторитетом и как специалист. Несколько подробней я рассказал об Аркадие потому, что все детские годы и все мальчишеские забавы прошли у нас вместе. Однако вернемся, и продолжим рассказ о наших семейных событиях.

Начало потерь

Революционные события и гражданская война для нашего городка были не менее бурные, чем и повсюду, возможно с той лишь разницей, что наш городок от белых к красным переходил значительно чаще, чем в других местах. Были недели и даже дни, когда власть в городке менялась по нескольку раз, а так как наш дом стоял на углу центрального перекрёстка, то обычно при отступлениях запоздавшие не только бросали через забор в наш двор винтовки и шашки, но иногда даже прятались на сеновале. Иногда забегали в наш дом, забирали что попадало под руку из гражданской одежды и убегали. Особенно опасно и страшно было в те моменты, когда в город входили белые. На одном из таких эпизодов, когда наша мама едва не попала под расстрел, я и хочу остановиться, он запомнился мне на всю жизнь. События эти, как мне вспоминается, произошли в начале мая 1918 года. Хоть май и весенний месяц, но погода была больше похожа на летнюю. Подходили к концу уличные перестрелки, в город входили белоказаки и белогвардейские чешские подразделения. Нас, малышей, мать загнала в самую дальнюю комнату, где сидя на полу, мы ждали когда всё успокоится. Но вдруг мы услышали страшный крик сестры Лены: «Аркадий, Геннадий, бегите скорей во двор, зовите отца, мать уводят!» Мы оба бросились во двор, но нам навстречу бежал отец и кто-то из старших. Василий или Ефим уже сообщили ему о происходящем. Из рассказов старших мы потом узнали, что произошло следующее. В дом вошли три чеха и стали осматривать, не спрятался ли кто-либо из красных. Осмотрев все комнаты в доме, а сколько их было всего, сейчас даже трудно восстановить в памяти, но хорошо помню, что была большая кухня, в которой полной хозяйкой была мама, при которой всё свое свободное время от занятий в гимназии и приготовления уроков, находилась старшая сестра Лена. Рядом с кухней была комната-мастерская. Была и самая большая комната, где в каждый Новый год ставилась большая нарядная елка, а в праздничные дни принимались гости, а в будничные дни принимались заказчики. Кроме того, была спальня родителей и кажется, две или три комнаты детских. Осмотрев все эти комнаты, старший из чехов, возможно офицер, увидел на вешалке у выходных дверей отцовский плащ, быстренько примерил его, пробормотав что-то одобрительное, забрал его и пошёл проводить досмотр во дворе, сарае, погребе и на сеновале. Как выяснилось позже, один из красноармейцев спрятался в родительской спальне. В комнате было темно, сейчас уже трудно припомнить, то ли окна были занавешены, то ли вообще комната была тёмной. Прячась, красноармеец сказал матери: «Вы ничего не видели». Чехи хотя и осматривали спальню, но каким-то образом красноармейца не заметили но, когда они ушли, вошли ещё два казака. Хотя мать им сказала, что чехи здесь всё осмотрели и пошли делать досмотр во дворе, они всё же решили проверить тоже, и проверив более тщательно они обнаружили красноармейца и в злобе повели красноармейца и заодно и мать. Напрасно красноармеец уверял казаков, что мать здесь не причём, что спрятался он сам, ничего не помогло, их увели вместе. Только вмешательство чеха (видимо, он сделал это в благодарность за плащ, а может быть, был вообще человеком более гуманным) помогло освободить маму.

Постепенно бурные события утихли, белогвардейцы были разбиты, и в городе началось восстановление нормальной жизни. Где-то в середине лета 1918 года, вернувшись домой, я бегал играть к двоюродному брату, слышу в доме все плачут, а посередине лежит мёртвый брат Игнат. Он давно болел сахарной болезнью, а в те времена эта болезнь считалась неизлечимой. Тем не менее, кончина его была для всех большой неожиданностью, ведь ему не было ещё и 19 лет. Это было начало потерь в нашей большой семье.


Страницы книги >> 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации