Текст книги "Записки военного музыканта. Полная версия"
Автор книги: Алена Шенк
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
В детдоме №8
Детдом №8 по отношению к детдому на Миусском кладбище был примерно как огромный арбуз к маленькому яблоку, и по количеству детей больше примерно в 10-12 раз. Учёба детей была организована прямо при детдоме. Воспитатели, они же и преподаватели, вели каждый свой предмет. Был и учитель рисования который, с наиболее способными ребятами занимался в художественном кружке, где учил рисовать как клеевыми красками, так и масляными. Это был очень приятный молодой человек, отличный преподаватель и хорошим художник. Сам он ещё и сильно увлекался хореографией. К сожалению, он пробыл у нас недолго, ушёл в театр. Вспоминается мне и моя «мазня» клеевыми красками к специальной выставке работ детдомовцев. Небольшая картина размером примерно 75х115 см, может чуть больше. На ней я нарисовал домик, берёзку, заборчик, а на переднем плане – мальчика с салазками, вышедшего погулять и покататься в ясный морозный день. Конечно, было это сделано хоть и под руководством художника, но получилось слабовато, а точнее, просто плохо. Когда художник сам взялся за кисти и начал править, то у меня, грубо выражаясь, полезли «шары на лоб». С каждым мазком картина менялась на глазах. Он не только правил те неправильные линии и фигуру мальчика, но придал рисунку много света и воздуха, словом, получилось не так уж плохо, а когда воспитатели, обходя работы, стали хвалить и «мою» работу, мне стало не по себе, пришлось смущённо дополнять, что моего-то тут «кот наплакал». Утешением являлось только то, что работы и других ребят также подверглись обработке художника.
Однако я немного увлёкся и забежал вперёд. Первое, с чем мне пришлось познакомиться в этом доме, это "тёмной", а пострадавшим, и притом невинно, оказался я сам. Организовал для меня эту "тёмную" паренёк по прозвищу "Химикус", которого потом не раз приходилось наказывать самого. Это прозвище прилипло к нему ещё до нашего прихода, и видимо, было связано со словом "химичить". Мальчишка обладал многими плохими качествами, такими как хитрость, нечестность и даже воровство. Свои провинности он любил сваливать на других. Дом наш был старой кирпичной кладки и имел три этажа, на третьем этаже размещались спальни, внизу были кухня, столовая, кладовые и другие подсобные помещения. Снизу по широкой лестнице с площадкой и крутым поворотом мы попадали в просторный зал второго этажа. В этом зале проводились все наши общественные мероприятия, спектакли драматического кружка, концерты, показательные физкультурные выступления. Все двери, кроме входной, вели в классы, учительскую и кабинет директора. Все игры по вечерам и переменам мы всегда проводили в этом зале. Зал был хорошо украшен, на стенах висели портреты Ленина, Маркса, Энгельса и других вождей и видных руководителей. Однажды, уже на первых днях пребывания в этом детдоме, играя в этом зале, этот злосчастный "Химикус" тряпичным мячиком, попал в портрет Луначарского и разбил в раме стекло. Звон разбитого стекла услышала одна из воспитательниц, находившаяся в этот момент в зале. Обернувшись, она увидела, что ближе всех к портрету нахожусь я, и решила, что это сделал я.
–Что же ты наделал, нехороший мальчишка!
– Не я это!
– А кто же?
– Не видел, не знаю!
Я говорил неправду, и знал, что это плохо, но ещё хуже было бы, если бы я проявил себя ябедой уже с первых дней проживания. Я хорошо знал, что даже в маленьком детдоме на Миусском кладбище ябедам крепко попадало, что уж говорить об этом детдоме. Поэтому я упорно твердил: "не видел", "не знаю". Однако девчонки, бывшие в зале и видевшие всё случившееся, обо всём рассказали воспитательнице. Виновник был установлен и наказан. "Химикус" или решил, что съябедничал я, или попросту решил со зла отыграться на мне, подговорил ребят устроить ябеде "тёмную". После того как все легли спать, и дежурная воспитательница, проверив, все ли на месте, погасила свет и ушла, а я уже стал засыпать, вдруг почувствовал град ударов по голове и по всему телу. Били и кулаками, и чем-то твёрдым, видимо, ботинками. Было больно, но так как меня держали накрытого одеялом, то я, ничего сделать не мог, и только кричал: "За что?! За что?!" Прятал голову подальше в плечи, закрывая её руками. Не знаю, чем бы всё это кончилось, но неожиданно в спальне зажёгся свет и вошла дежурная. Она не только спасла меня от дальнейших побоев, но и застала всю компанию во главе с "Химикусом". Всё стало ясно, был установлен и зачинщик этой экзекуции. Облегчение пришло утром. После завтрака ко мне подошёл Коля Грунин, один из старших ребят детдома, он учился в 5 классе, я же только в 4-м. Он и спросил у меня, за что была устроена "тёмная". Я поделился с ним своей обидой, и указал на свидетельницу события в зале. Когда истина была установлена, и девочка подтвердила, что и учительнице тоже всё рассказала она. Коля подозвал "Химикуса" и сказал: "В следующий раз за подобные финтеля получишь по заслугам, и не "в тёмную", а "в светлую".
С этого дня мои отношения с Колей Груниным переросли в дружбу. Вместе мы занимались в художественном кружке, он рисовал значительно лучше меня, вместе часто ходили на футбол на стадион "Красной Пресни", вместе были в хозяйственной комиссии и в свободное время играли в футбол и другие игры. Даже тогда, когда покинули детдом, мы ещё долго поддерживали связь друг с другом. А "Химикус", как выяснилось позже, был ко всему ещё и воришкой. Был он примерно одного роста со мной, чуть шире в плечах, смуглый, глаза монгольского типа, почти ни с кем не дружил, любил таскать девчонок за волоса, ставить им подножки, и тому подобные выкрутасы. Однажды в комнату, где мы занимались рисованием, вошла директриса детдома и, обращаясь к Коле Грунину и Сергею Гуськову (Сергей был и самый старший и самый рослый, а возможно, и самый сильный паренёк нашего детдома), сказала: "Вы знаете, мальчики, у нас частенько стали пропадать электролампочки". Были они в те времена не дешевыми и дефицитными. "Неплохо было бы изловить воришку". Операция по поимке вора была проведена под руководством Коли Грунина, и прошла она успешно. Вора выследили, когда он выкручивал лампочку, но задержали, когда он пытался её сбыть. Мы и раньше догадывались, что это дело рук "Химикуса", но теперь он, был пойман с поличным. Он не только получил от ребят хорошую взбучку, но и был строго предупреждён заведующей. Однажды он довёл меня всё-таки прямо до бешенства, получилось это так. Зина несла из кухни кофейник с кипятком в комнату своей любимой учительницы Таисии Петровны (кстати, Зина была любимой воспитанницей этой учительницы, и поэтому их очень часто можно было встретить вместе), навстречу ей попался "Химикус". Он, видя, что Зина с кипятком, не только не уступил ей дорогу, а начал еще и мотаться перед ней маятником, а затем и просто толкнул её. От толчка вода из кофейника выплеснулась ей прямо на грудь и сильно обожгла. Потом, когда я разыскал его, и стал бить, он и не подумал сопротивляться, видимо чувствовал свою вину и боялся худшего, то есть "тёмной". Интересно, что эти "уроки" пошли ему впрок, и после этого случая наш "Химикус" заметно изменился к лучшему. Он, наладил взаимоотношения с ребятами и даже с девчатами, был включён в состав детдомовской футбольной команды, играл в нападении и защите, и иногда подменял меня в воротах. Играл он смело, напористо, от других ничем не отличаясь, и даже стал любимчиком команды.
Зато я, через некоторое время попал в опалу. Как и у всех мальчишек, бывали срывы и у меня. Какое то время я был председателем учкома, и с интересом возглавил ученический комитет, и вроде бы неплохо справлялся с этой должностью. Как-то стал вопрос о приобретении нового футбольного мяча. Об этом решении ребят я поговорил с заведующей, но получил отказ, заведующая сказала, что сейчас нет денег. Я стал категорически настаивать и даже больше того, требовать. Заведующая долго и терпеливо уговаривала меня но, когда её терпение закончилось, она сказала: "Ладно, вечером на собрании учкома решим". Вечером на собрании учкома она рассказала о моём недостойном поведении и предложила исключить меня из состава учкома и хозяйственной комиссии. На этом мое наказание не ограничилось. На следующей неделе она купила новый футбольный мяч и отдала его капитану нашей команды и лучшему футболисту Пете Сахарову, с условием, "Играйте на здоровье, но учтите, Геннадия Шаркина до игры не допускать до тех пор, пока не искупит своей вины”. Срок искупления два месяца, а затем, на общем собрании детдома решим, достоин ли он снова играть и быть избранным в учком. Учтите, если узнаю, что вы не выполняете моего указания, мяч я немедленно забираю". Так я был посрамлён за свою мальчишескую заносчивость и наказан самым тяжёлым наказанием, какое только можно было придумать. Все ребята дружно играли а я, наблюдая со стороны, и не мог ударить по мячу даже тогда, когда он оказывался вне площадки. Ребята понимали, что я пострадал в "борьбе" за интересы команды, сочувствовали и утешали меня, но строго выполняли указания директорши. Да и я хорошо понимал, что нельзя рисковать тем, чтобы команда из-за меня одного была наказана и осталась без мяча. Я терпеливо ждал. Вместе со мной очень переживала за меня и моя сестрёнка, как могла, утешала меня и даже пыталась уговорить директоршу о смягчении наказания. Спустя месяц, новый предучкома Наташа Карелина, видя, как я тяжело переживаю свое наказание, сначала поговорила с директором, а затем на собрании учкома. Собрание потребовало от меня извинения перед директором, взяло с меня обещание, что подобного больше не повториться. Я выполнил волю собрания, действительно осознав свой поступок. С места в карьер включился в кипящий коловорот жизни нашего детдома.
Каждое лето детдомовцы выезжали на дачу. Дачи нашего детдома находились в Покровском-Стрешневе, ныне это даже не окраина Москвы, от конечной остановки трамвая минут 15-20 ходьбы, а поездом – всего 13 километров с Ржевского вокзала, сейчас это Рижский вокзал, до станции Покровское-Стрешнево 3-4 минуты ходьбы. Это было очень живописное место поблизости от Москва-реки. Наши дачи располагались на Красной горке поблизости от красивого старинного замка. Замок окружал огромный парк, по старинной легенде, принадлежавший княгине Шаховской. Это были огороженные заповедные места, но мы нередко лазили туда, бродили и собирали ягоды. Особенно много там было малины. Теперь в этом замке расположен музей. Нашумевший в свое время кинофильм "Медвежья Свадьба", с участием известной киноактрисы Малиновской, снимался именно в этом замке и заповеднике.
Летом 1925 года, когда все ребята, воспитатели и технический персонал выехали на дачу, я с небольшой группой ребят, которых уже по возрасту и учёбе нужно было переводить в какие-то другие учебные заведения, остались с заместителем заведующего детдомом на зимних квартирах в ожидании предстоящих событий. Я и мой товарищ Виктор Ушаков сидели на скамеечке у ворот. Неожиданно к соседнему детдому, это был детдом специального назначения для девочек-подростков, подъехала машина. Из машины вышел мужчина средних лет и стал помогать выйти из машины старенькой женщине, показавшейся нам удивительно знакомой. Виктор сказал: "Так это же Клара Цеткин, она шефствует над этим детдомом". Сопровождающий её мужчина хотел было пройти в калитку, но она оказалась закрытой. Недолго думая, мы с Виктором, не сговариваясь, перемахнули через забор и открыли калитку. Мужчина, похвалив нас за расторопность, пожал нам руки, а вслед за ним поблагодарила и пожала нам руки и Клара Цеткин. До сих пор мы видели эту знаменитую революционерку только на портретах, а тут посчастливилось не только постоять с ней рядом, но и, оказав ей маленькую услугу, пожать ей руку. Такое остаётся в памяти на всю жизнь. После обеда заместитель заведующего дала нам направление, денег на трамвай, рассказала, как лучше добраться до места нашего нового проживания и учёбы, пожелала нам всего самого наилучшего. Виктор, держа в руках направление, громко и с пафосом прочёл примерно следующее: "Директору профессиональной технической школы им. Ким....и далее всё то, что положено писать в таких случаях". Мы с Виктором Ушаковым двинулись в путь. Такие же направления получили и другие ребята, одни чуть раньше, другие чуть позже и в разные места. Было немного грустно расставаться с сестрой и с некоторыми ребятами, из которых особенно было жаль Колю Грунина. Расползались воспитанники детдома №8 по всей Москве, как там сложились их судьбы?
Забегу чуточку вперёд. Я всегда с интересом вспоминаю такой случай. В 1934 году, когда я уже стал сверхсрочником и поступил в оркестр полка связи, на одной гарнизонной репетиции вдруг услышал, что кто-то зовет меня по имени. Когда я подошёл и поздоровался, то узнал одного из наших воспитанников детдома Николая Ермолаева, он стал тоже музыкантом сверхсрочником и играл на трубе в оркестре НКВД. Встреча была радостной, мы многих детдомовцев вспомнили, и он рассказал мне интересную, но удивившую меня историю. Он получил направление на дальнейшую учёбу позднее моего, а так как направления поступали непосредственно из ГОРОНО, то произошла небольшая накладка: дело в том, что с ним в паре в направлении была указана и моя фамилия, назначение было на завод "АМО". Теперь это знаменитый гигант – завод имени Лихачёва. Человеческие судьбы, как часто они складываются из случайных встреч, ошибок, проступков и даже несчастных случаев. Потому и бытует в народе поговорка "не было бы счастья, да несчастье помогло". Конечно, попади я в паре с Ермолаевым, моя судьба сложилась бы совсем иначе, и никто не может сказать точно, случилось ли это к лучшему или к худшему. Благодаря этой "накладке" я встретил Арину, прошёл с ней по жизни 40 лет нелёгкой, но счастливой жизни. Все эти годы она была мне настоящей подругой и отличной матерью, вырастила хороших сыновей, и в одном только можно огорчаться, что для более полного счастья ей не хватило каких-нибудь десяток лет.
Но вернёмся к повествованию с того момента, где я остановился и забежал на 9 лет вперёд. Итак, два юных парня со своими скромными пожитками шли навстречу своей судьбе.
В бахрушинском приюте
Профтехшкола имени КИМ находилась в таком районе г. Москвы, что добираться до неё было удобно с трёх сторон. Если находишся в районе Сокольников, то следовало доехать на трамвае до сокольнического круга и затем за 12-15 минут по 3-му Лучевому просеку к школе. Если ближе к Ярославскому вокзалу, то поездом (а несколько позднее электричкой) до остановки «3-й км», и через 3-4 минуты на месте, но чаще всего и удобней было доезжать на трамвае до остановок «Ново-Алексеевская» или "Староалексеевская " и 8-10 мин. до места. Школа занимала территорию и помещения бывшего Бахрушинского приюта. В старой дореволюционной Москве он так же славился, как и знаменитые купцы того времени: Морозов, Елисеев, Филиппов, Прохоров, Рябушинский и другие. Бахрушин отличался от них только тем, что был наиболее сердоболен. Чаще других делал пожертвования, как на дела религии, так и на построение и содержание приютов и богаделен. Территория приюта была очень большой, обнесена высоким забором, а в самом центре находилась большая действующая церковь. Когда все постройки были переданы профтехшколе, церковь оставили за прихожанами. По праздникам и воскресным дням в церкви проводились богослужения, звонили колокола, и было даже интересно наблюдать, как умудрялись уживаться столь совершенно разные по духу и содержанию два таких совершенно противоположных заведения. К слову сказать, борьба за закрытие церкви велась с момента образования профтехшколы и продлилась примерно до 1932-33 года. Вокруг этой церкви примерно на расстоянии 70-75 метров располагались 6 домиков. Это были общежития – интернаты для учащихся, а учебный корпус, мастерские, баня, столовая и другие необходимые пристройки располагались у самого входа в школу.
Профтехшкола имела и хорошую, и плохую репутацию. Хорошую, потому что она выпускала неплохих специалистов, а плохая заключалась в её недалеком прошлом. Двумя – тремя годами раньше, среди её воспитанников было немало шпаны, профессиональных воров и даже налётчиков. Всё это было уже в прошлом, но слухи и легенды ещё были живы. Из всех рассказанных эпизодов мне хорошо запомнился один. Сам пострадавший, по настоятельной просьбе повторял рассказ о случившемся. Случай весьма занимательный и весьма характерный для тех времён. Преподаватель русского языка, Ануфрий Фёдорович, как-то поздно возвращался домой, (квартира его была на территории профтехшколы), шёл он со стороны "Сокольнического паука" по 3-ему Лучевому просеку и, пройдя большую часть пути, у самого легендарного места "Кривая берёза", где по рассказам старожилов чаще всего совершались преступные происшествия, услышал знакомый голос: "Ануфрий Фёдорович, здравствуйте!" Сначала Ануфрий Фёдорович даже обрадовался, ведь со знакомым куда спокойней идти по опасной дороге, и он протянул руку, чтобы ответить на приветствие. Каково же было его удивление, сменившееся страхом, когда его рука наткнулась на протянутый нож, и он услышал повторный знакомый, ласковый, но повелительный голос: "Ануфрий Фёдорович, раздевайтесь!" Пришлось отдать костюм, часы и немного деньжат. Пострадавший хорошо знал, что этот голос принадлежал одному из воспитанников школы. Более того, он хорошо знал, что его недавно слышал на уроках но, сколько не пытался, ему это так и не удалось вспомнить. В дальнейшем, на уроках при ответах учащихся он пытался обнаружить хозяина голоса, но и это ему сделать также не удалось. Видимо, налётчик и решился на это нападение потому, что покинул школу. Конечно, по классным журналам были установлены фамилии тех, кто бросил учёбу незадолго до этого происшествия. Однако выяснилось, что в общежитии они давно не проживают, и установить их новое местонахождение не было возможности. Старожилы рассказывали, что нередко можно было увидеть (не посторонним, конечно), как кто-либо из воспитанников школы чистит револьвер или точит "финку", т.е. идёт подготовка к ночной работе.
Всё это было в прошлом профшколы, к сожалению, и настоящее было далеко не идеальным. Наряду с неплохими успехами в учёбе, спорте и художественной самодеятельности, процветали и азартные игры, карты, пьянки, драки. Всё дурное заразительно и, кое-что из дурного прилипло и ко мне. С виду наивная игра "расшибаловка" тоже засасывала и отвлекала нас, младших, и от учёбы, и от полезных дел. Деньги на это мероприятие мы прирабатывали тем, что летом, когда старшеклассники на каникулах устраивались на работы (чаще всего земляные), мы подряжались за 50 копеек, дежурить за них по домику. А вскоре я, глядя на своих лихих сверстников, ловко пускающих дым из носа, сам пристрастился к этому пороку.
Не прошло и года после моего прихода, профшкола была преобразована в ФЗУ имени КИМ. Для первокурсников это обернулось только тем, что нам объявили, что теперь учёба будет только трёхгодичной, и готовить будут не специалистов со среднетехническим образованием, а просто будут готовить из нас слесарей, токарей, фрезеровщиков с общеобразовательным уровнем примерно за 8 классов. Если с обычной классной учёбой я еще справлялся, хотя при большей усидчивости и строгом контроле над собой мог бы учиться на "хорошо" и "отлично", то специальная подготовка мне почему-то абсолютно не давалась. Однако тянул. Было немного обидно, что к технике у меня не было никаких способностей. Однако по мальчишеской беззаботности, к тому же многие учились значительно слабее меня, я как-то не задумывался над последствием. Как я теперь хорошо понимаю, отсутствие хорошего родительского контроля играло свою роль. Вскоре я увлекся футболом, а как только появились в общежитии столы для настольного тенниса, немало времени стал уделять и этой игре. Как в футболе, так и в настольном теннисе, дела у меня пошли не так уж плохо. В футбол, несмотря на свой маленький рост, я играл вратарём (это пошло ещё от детдома), играл я за 4-тую команду завода "Аремз-насос" по губотделу "Коммунальников". По вечерам были тренировки, а по воскресеньям – спортивные встречи на первенство губотдела. Игры проходили или на стадионе завода, который находился за забором профтехшколы, или на стадионах противников. Начинали игры 4-е команды, их сменяли после некоторого перерыва 3-е, 2-е, и главные силы – 1-е команды – вступали в игру уже под вечер. Так что почти весь воскресный день уходил на футбол. Однако я частенько выкраивал время, чтобы заскочить к сестрам. Лена жила к тому времени на Литейном переулке, а её сыну Алику шёл уже 5-й год. Стоило мне появиться у них дома, как Алик начинал меня упрашивать показать форму: бутсы и щитки. Я охотно разворачивал своё хозяйство, а он охотно, наивно и по детски восхищённо рассматривал всё и с удовольствием примерял вратарские перчатки. Спортивные мероприятия, затем и шахматные турниры для нас, молодых ребят, в какой-то степени заменили родительскую опеку и, я благодарю судьбу, что эти увлечения способствовали тому, что картёжное болото и "расшибалочка" не засосали меня окончательно. Подобное случилось с некоторыми моими сверстниками и товарищами, которые доигрались до того, что вынуждены были податься в бегство.
Однако и хорошее хорошо в меру, а моё сильное увлечение, особенно настольным теннисом, принесло мне немало вреда. Доигрывался порой до того, что стал пропускать и учёбу, и практику. Сейчас я нередко, вспоминая то время, задаюсь таким вопросом, почему я был совершенно безразличен к учёбе и своему будущему, ведь на моём пути было немало хороших и даже прекрасных людей, которые пытались вдолбить мне простые истины и направить меня путь истинный. Много времени уделял мне директор ФЗУ Афанасьев. Он был знающий, дельный директор, умный и чуткий человек, уважаемый в коллективе. Сколько раз он беседовал со мной, уговаривал перейти в художественную школу, где директором был его друг, но я был упрям и ничего не хотел, да и не умел понимать. Слишком раннее самостоятельное решение любых вопросов, слабое освоение технических навыков накладывали печальные отпечатки на жизнь и учёбу. Время шло, пришла пора выпуска из ФЗУ, и здесь директор пошёл мне навстречу, желая, чтобы повысились мои специальные знания и практические навыки, он оставил меня на работе при мастерских ФЗУ. Ко мне прикрепили "тягача", бился со мной и мастер цеха, но освоение технических навыков если и двигалось вперёд, то очень и очень медленно. На слесарных работах я мог делать только грубую обработку, точность мне не давалась. Не получалась и на фрезерном станке точная установка деталей. Словом, мастер был мною недоволен и не раз пытался уволить меня. Работа в редколлегии, добросовестное выполнение общественных поручений по работе в художественной группе по оформлению и то, что директор не терял надежды перевести меня в художественную школу, побуждало его становиться на мою защиту, да и разве только на мою. Добрым советом и учтивостью он не обходил никого. Мне вспоминается такой случай. Ещё до окончания ФЗУ он как-то стоял на территории ФЗУ и о чём то беседовал с завхозом, увидев их, я хотел было обойти их стороной, но директор, подозвал, спросил о чём-то и взглянув на мои совсем развалившиеся ботинки, покачал головой и спросил завхоза: "А когда у вас ближайшая замена обуви у воспитанников? "Нескоро", – ответил завхоз. "Может быть, есть сейчас на складе что-либо получше этого?" – указал директор на мои ботинки. Дело кончилось тем, что директор достал из кармана деньги, отсчитал необходимую сумму на покупку ботинок и сказал: "Беги на Сретенку и купи себе новые ботинки, да не забудь взять товарный чек!" И, объяснив мне, что такое товарный чек, он добавил ещё рубль – "Носки тоже, придёшь – покажешься!" Помнится, что это поручение я выполнил особенно добросовестно но, к огорчению всех, кто учился и работал в ФЗУ, он вскоре заболел и скончался. ФЗУ потеряла хорошего директора, а такие как я – опору и наставника. Для начальника цеха всё оказалось проще. Вскоре подвернулся удобный момент, подобраны "ключи" и директор подписал приказ о моем увольнении, и я стал безработным.
В ту пору безработица ещё только начинала "худеть''. Страна только начала делать огромные шаги по её ликвидации. Как члену профсоюза с маленьким стажем и маленьким заработком, мне определили пособие по безработице в сумме 16 рублей 28 копеек. Став на учёт на бирже труда, я стал ожидать повестки с вызовом на работу. И тут вновь "злые пороки" картишки и "расшибалочка" с новой силой вцепились в свою жертву. Времени свободного стало много, а таких же как я безработных в общежитии было ещё несколько человек, время коротали мы или за картишками или за "расшибаловкой". На эти 16 р. 28 к. и жить, и играть в картишки, даже по маленькой, было больше, чем трудно. И нетрудно предположить, к чему это могло привести и как плачевно окончится. В какой-то степени я понимал создавшуюся обстановку, и как мог, сопротивлялся своему окончательному падению, и в какой-то степени даже проявлял характер. Я никогда не шёл на "игры", если у меня в кармане были деньги только-только на еду на оставшиеся дни до получения пособия. Расчёт был самый экономный, на тарелку супа в нашей столовке, а так как хлеб в столовой стоял уже нарезанный, то я, "добросовестно"
напирал на хлеб, да ещё старался пару кусочков припрятать в карман на ужин. Если удавалось заполучить кусочек масла, то я его ел в “приглядку”. Намазывал маслом только полкуска хлеба. Начинал есть с не намазанной части и с радостью предвкушал, как будет вкусна вторая половина. И всё же при всём упорстве и старании последние 2-3 дня до получения денег приходилось занимать у кого-нибудь из ребят 15 – 20 копеек и питаться одной булочкой в день. Стоимость булочки сайки тогда была 6 копеек. Становилось всё трудней и трудней, ведь кроме еды нужно было хоть как-то скромно одеваться и обмываться. Я хорошо понимал, что только быстрое получение повестки с биржи труда может оказаться спасающим бальзамом. Но повестка не приходила. Я всё чаще и чаще сам стал бегать в Рахмановский переулок на биржу труда и тогда, когда я было потерял всякую надежду на выход из создавшегося положения, помощь пришла неожиданно совсем с другой стороны.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
