Текст книги "Голоса Стамбула"

Татьяна Парамонова. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДО ОСЕНИ

В прощальные дни лета солнце низкое. Смотрю в маленькое зеркальце – лучи падают на лицо под прямым углом и подчеркивают, выделяют черты, наполняя их легким золотистым цветом, навевая воспоминания.

Лет пятнадцать назад, за несколько дней до сентября, я тоже поймала свой взгляд в зеркале. Стрижка, потерявшая форму, совсем мне не шла, как и цвет волос «зимний каштан», с отросшими корнями, в которых блестела ранняя седина. Очки. Их пора было заменить – выглядели несовременно, единственный плюс – отблеском маскировали усталый взгляд.

Однако это все мелочи по сравнению с россыпью крупных красноватых прыщей, которые плотной стайкой начинались слева на носу, спускались на губу и тянулись вниз до подбородка, постепенно сходя на нет. Некоторые уже чуть подсохли, а большинство – свежие, будто только что распустились. На правой стороне тоже есть, но поменьше. У подростков считается обычным делом, а вот в сорок пять?!

Но даже такая малоприятная картина не портила мне настроения – проблемы и неприятности этого лета остались позади. На работе завершилась серьезная проверка, и, главное, сын зачислен в вожделенный институт. Да, в конце августа. Во втором потоке, потому что в первом срезался по глупой случайности.

В начале июля, когда он не поступил, мне казалось, что мир рухнул. Ночью накрывала бессонница, сердце билось, не хватало воздуха… Муж почему-то не разделял моей паники: «Поступит через год, прекрати нервничать, на тебе лица нет!»

Успокоиться я не могла, и как результат появился то ли нервный дерматит, то ли нейродермит, а может что-то другое, не знаю. К врачу не пошла, просто купила мазь с салициловой кислотой, чтобы хоть что-то сделать, и, вполне ожидаемо, она мне не помогала. Я старалась меньше на себя смотреть, лишь изредка то мазать, то припудривать прыщи, хотелось вообще о них не думать – мне было совершенно не до красоты.

К счастью, выяснилось, что в институте существует второй поток, и сын, быстро повзрослевший после первой неудачи, взял себя в руки и блестяще сдал все экзамены. И вот сегодня, в пятницу, вывешен приказ о зачислении. А в среду – первое сентября.

Я смотрела на себя в зеркало и понимала, что надо как-то сбросить напряжение этого летнего марафона, постараться успеть отдохнуть. Необходимо переключиться. И мне, и ребенку.

– Поезжайте в Турцию, в Анталью хотя бы на несколько дней. Успеете искупаться, позагорать, – предложил муж.

– А что, это идея!

Через час мы с сыном уже сидели в ближайшем туристическом бюро, которых тогда было множество по всей Москве.

– На четыре дня в Анталью? Можно. Когда вам удобнее – с третьего сентября или с пятого? – спросил консультант.

– Нам надо завтра, двадцать восьмого августа, – сказал сын, заметив, что я молчу в замешательстве.

– К сожалению, не получится, не раньше третьего… – консультант все еще смотрел в монитор. – А не хотите тур в Стамбул? Как раз – день приезда и день отъезда – самостоятельно, и два дня экскурсионного обслуживания в группе. Есть горящие путевки со скидкой. Вылет завтра утром. Оформляем?

То, что надо! Совсем скоро я буду ходить в толпе соотечественников по городу, в котором никогда не была! И плевать на прыщи, все равно в Стамбуле меня никто не знает.

Сын обрадовался даже больше меня. Пляжный отдых его особо не привлекал, а вот Османская империя и все, что с ней связано – другое дело. Поэтому, пока я собирала чемоданы, он съездил в книжный, купил подробный путеводитель и улегся с ним на диван.

***

В самолете сын тоже не выпускал из рук путеводитель и карту:

– Смотри, если мы быстро заселимся, то успеем в Военный музей, кассы до пяти. Мы же в районе Султанахмет? – он взглянул на меня. – Давай проложим кратчайший маршрут…

– Хорошо, наверное, постараемся… Маршрут ты сам, ладно? – я ответила с трудом, мозг уже сутки предпочитал ни о чем не думать и ничего не решать, отходил от стресса.

Меня военная тематика совершенно не интересовала, но пройти мимо точно не получилось бы. Мой сын – ярый пацифист, что не мешает ему постоянно носить камуфляжные футболки и изучать историю войн. Куда бы ни поехали, первое место для посещения – музей, связанный с этой темой.

***

В огромном аэропорту Стамбула мы легко нашли встречающего с табличкой турфирмы. Оказалось, группа у нас немаленькая. Я присматривалась к тем, с кем завтра начнется совместное путешествие. Все среднего возраста, все без детей.

Начался развоз по гостиницам. Меня немного удивил выбор отелей – люди выходили из автобуса в районе, больше похожем на современный спальный, с той только разницей, что во всех открытых дверях подъездов и в окнах развевались на ветру платья, куртки и прочие разнообразные товары – ярко украшенные, часто с блестками, с крупными металлическими деталями, шнуровками и бахромой.

Наконец мы остались в автобусе одни, и он повез нас в исторический центр: замелькали мечети, открылся вид на какой-то невероятный мост, пейзаж становился все более восточным и сказочным.

Остановились у небольшой гостиницы, расположенной в старинном доме. Сопровождающий на прощанье сказал, что завтра в девять начало экскурсии и попросил спуститься вниз без опозданий.

– Здесь круто! – восхитился сын, открывая витиеватую решетку, заменяющую дверь лифта. – Интересно, почему почти все вышли в том ужасном районе?

– Не знаю… Наверное, там дешевле, – я помнила, что вчера в турбюро была немного не в себе – сын сам выбирал отель – и теперь радовалась, что оказалась именно здесь.

Через полчаса мы уже двигались в сторону Военного музея, сверяясь с бумажной картой – навигаторов в то время еще не было. Но, оказалось, всепросто: надо перейти Галатский мост, дойти до старинного фуникулера, подняться на нем к площади Таксим, а там уже недалеко. Мы взяли направление строго на север. Закатное солнце светило слева и помогало ориентироваться.

Я старалась не отставать от сына, который стремительно шел вверх по крутой улочке. Мне казалось, что наш торопливый шаг привлекал внимание прохожих, особенно местных жителей. Сын, поглощенный поиском фуникулера, этого не замечал.

– Где-то здесь должен быть вход на подъемник, – он забирал все выше, маневрируя влево-вправо, поглядывая во все переулки и подворотни.

– Давай спросим кого-нибудь? – хотелось передохнуть, солнце било в левый глаз и мучила жажда, но раз уж обещала, старалась не жаловаться.

– Вот он, вход на фуникулер! Мам, погоди, это уже Галатская башня! Значит, первую остановку мы прошли пешком?!

– Ну ладно, хоть другую проедем, так будет быстрее, – я обрадовалась, что наконец-то окажемся в тени.

Удалось быстро купить билет и запрыгнуть в вагончик, посадка заканчивалась. И тут что-то пошло не так: фуникулер внезапно поехал не вверх, а вниз, и вскоре снова оказался у подножия холма. Теперь мы знали, как выглядит начальная станция. А время стремительно таяло, пришлось снова покупать билет, ждать пока соберется достаточно пассажиров… Стамбул словно не давал нам успеть вовремя.

Когда мы подбежали к музею, было ровно пять часов. В фойе – никого, и окошко закрыто.

– Не расстраивайся, – сказала я сыну, – может быть, этот музей входит в программу нашего тура…

Весь вечер мы бродили по городу, впитывали запах моря и жареной на пришвартованных корабликах скумбрии, ели этот балык-экмек, пробовали какие-то мокрые булочки с котлетами и томатным соусом, пили чай с липкой пахлавой прямо на улице в последних лучах заходящего солнца. Чтобы не заблудиться, старались держаться широких проездов и не уходить в переулки и подворотни.

– Ты заметила, здесь есть особая порода людей – не похожих на турков, со светлыми волосами? – спросил сын. – Уверен, они сохранили корни со времен Византии. Я думаю, это потомки древних римлян!

– Ты ничего не путаешь? С четвертого века? С закладки Константинополя?! – мне не верилось в очередную теорию, которую он с таким увлечением излагал.

– Ну допустим с пятнадцатого, со времени захвата турками… О! Давай посмотрим, что там, – он внезапно прервал свою речь и увлек меня в узкий живописный проулок, где играла восточная музыка и мелькали огоньки в быстро сгустившемся вечернем сумраке.

Мы успели сделать всего несколько шагов. Нас быстро настигли трое «потомков древних римлян». Они буквально за руки вывели нас снова на широкую улицу и на хорошем английском сказали, что никогда не стоит сворачивать в такие места. Убедившись, что мы их поняли, помахали на прощанье и отправились по своим делам. А я решила, что пора возвращаться в отель, на сегодня впечатлений хватило.

***

На следующее утро оказалось, что прогулка под вечерним стамбульским солнцем не осталась безнаказанной. Моя левая рука резко отличалась цветом от правой, особенно сгоревшее плечо, которое так болело, что не прикоснуться, а ведь солнышко казалось нежным и ласковым, когда светило с запада. С ужасом взглянула в зеркало. Мой левый нейродермит тоже полыхал алым цветом, лицо, поджаренное с одной стороны, выглядело комично.

Что делать? И мазь я забыла дома… Стала покрывать прыщи тональником, уговаривая себя не переживать. Кому какое дело? На экскурсии все будут осматривать город, а не меня.

Сын выглядел намного лучше: смуглый в отца, он не обгорал так быстро, к тому же его защитная футболка, закрывала руки почти до локтей. Сегодня он тоже надел камуфляжную, немного посветлее.

Ровно в девять мы вышли на улицу. Автобуса не видно. Около входа стоял только белый минивэн «мерседес». Из него вышел мужчина в белоснежной рубашке и произнес название нашей турфирмы, это прозвучало как пароль – боковая дверь «мерседеса» откатилась, и мы заняли места у окон в абсолютно пустом салоне.

– Добро пожаловать в Стамбул! Меня зовут Омер, я буду вашим гидом в эти два дня, – сказал мужчина на чистом русском языке. Он и выглядел как русский, по крайней мере в Москве я приняла бы его за нашего.

«Как неудачно, – подумала я, когда он занял место рядом со мной, – не мог сесть с другой стороны?!» Пришлось отвернуться и слегка прикрыть лицо левой ладонью. Гид что-то сказал водителю, и мы тронулись.

– А где наша группа? Мы едем к ним? – я не могла понять, что происходит.

– Больше никого не будет. Остальные приехали за товаром, – он улыбнулся, заметив мое непонимание. – Как это у вас называется – челноки, коммерсанты? Они часто используют такие недорогие туры, чтобы сделать закупки, на экскурсии не ходят.

Теперь все стало ясно. Вот почему соотечественники показались мне слишком деловыми, без эмоций. Ну что ж, начало века, люди заняты бизнесом. Итак, мы – единственные туристы, и Омер будет два дня сопровождать только нас одних.

Сын сразу этим воспользовался, стал выяснять, что увидим сегодня и можно ли вносить пожелания. Омер не возражал, но все же первую половину дня мы следовали его программе – мечети и дворцы. Во время обеда в уличной закусочной гид уточнил, что бы мы хотели еще посетить сегодня.

– Давайте в Военный музей! – воодушевленно сказал сын.

– Похоже, ты милитарист? – в словах Омера не было иронии, он как будто хотел прояснить что-то для себя.

– Совсем наоборот! Просто люблю историю, а вся она заключается именно в истории войн, – сын сел на любимого конька. Мне хотелось остановить его, подростковый гонор казался неуместным.

– Разве? – удивился Омер. – А как же культура – духовная, материальная? Как же символическая составляющая? Взять хотя бы одежду. Ты ведь не случайно носишь такое?

– А вас это шокирует? Я вижу, как на меня поглядывают. Из-за футболки! – с вызовом сказал сын.

– Ты и правда бросаешься в глаза. Люди тебя замечают, стараются понять культурный код, который ты демонстрируешь, вот и все.

– Да меня просто еще и история камуфляжа интересует, начиная с первой мировой! – сын понемногу успокаивался. – И я уже заметил, ваша армия не носит такую одежду, она у других…

Омер молча кивнул, в его глазах пряталась улыбка. Я воспользовалась паузой и немного сменила тему:

– А что вы скажете насчет потомков древних римлян? Как они уцелели в Османской империи? Да еще и такими большими диаспорами?

Омер не понял, о чем речь, и я пересказала ему вчерашние предположения сына, показав рукой на группу молодых людей, как раз проходивших мимо столиков. Наш гид сдержанно ответил:

– Это беженцы. Из Сербии. Мусульмане.

Неожиданно. Красивая теория рассыпалась в одно мгновение. Но сын, как любой подросток, стремился оставить последнее слово за собой:

– Ну, вот видите, Омер! История – это история войн!

– У войны всегда две стороны. По крайней мере две. И когда ты носишь такую форму, невольно даешь ей оправдание… – сказал гид. Было видно, что он не хочет продолжать разговор.

***

На следующий день сын выудил из чемодана простую черную футболку, хотя запас камуфляжных еще не кончился.

Нам предстояло путешествие на корабле по Босфору. Водитель с утра отвез нас на пристань, а встретить должен был в конце прогулки, в азиатской части города. Я заметила, что в его отсутствие Омер чувствовал себя намного свободнее и успевал не только вести экскурсию: с самого утра он незаметно перешел на ты и при каждом удобном случае расспрашивал про Москву. А еще много вспоминал Питер, где восемь лет учился. Он стал врачом и работает вполне успешно, но пару раз в месяц берет группу русских туристов. Скучает по России и не хочет забывать язык.

– А какой твой любимый советский фильм? – спросил меня Омер.

– Именно старый советский? Не знаю! Как можно выбрать один?

– А у меня их два – «Белое солнце пустыни» и «Осенний марафон».

Ну ничего себе! Особенно удивил фильм Данелии. Он очень питерский и про очень русский менталитет. Об этом я и сказала нашему гиду.

– Ты правильно уловила, – тихо сказал Омер, – когда первый раз посмотрел, подумал, что за неудачник?! А сейчас часто пересматриваю, у меня есть запись. Кажется, я понимаю героя…

Омер вытащил из сумки бинокль, дал сыну. Стал рассказывать об усадьбах турецкой знати, построенных пару веков назад, мимо которых мы как раз проплывали. Потом протянул бинокль мне.

– Не хочу, не удобно, я в очках, – постаралась отказаться, отвернуться, он стоял слева от меня, и солнце снова предательски облизывало мое лицо.

Но Омер снял мои очки, положил их на широкий бортик, помог отрегулировать окуляры, и я залюбовалась открывшейся картиной. Теперь уже вдоль канала тянулись утопающие в зелени современные дачи, не менее роскошные, чем исторические здания. Сын, пожав плечами, ушел на корму. Было немного неловко, но я позволила себе провести этот час рядом с человеком, которого знала лишь второй день, а казалось, что знаю сто лет.

И только когда мы сели в минивэн, я поняла, что мои очки уплывают на бортике корабля дальше по Босфору. Омер расстроился:

– Моя вина!

Он что-то сказал водителю по-турецки, и вскоре мы остановились около аптеки. Омер, не слушая никаких возражений, повел меня туда. Аптека оказалась более современной, чем выглядела снаружи. Мне предложили много оправ на выбор и проверили зрение. Потом Омер велел идти в машину, а сам остался ждать и оплачивать заказ.

– Вот твои новые очки – стекла «хамелеон», супертонкие. Так будет комфортнее. В конце августа солнце низкое…

Я с трудом узнала себя в зеркальце. Только рука снова привычно коснулась лица слева.

– И перестань закрываться, убери руку. Через пару дней все пройдет бесследно!

– Откуда ты знаешь? Это уже два месяца…

– Ну я же врач, просто поверь.

Вечером пришло время расставаться с Омером. Было грустно. Казалось, он стал очень близким за эти долгие два дня, и что у нас много общего и много недосказанного. Удивляло, насколько больше он походил на русского, чем целый десяток соотечественников, приехавших в Стамбул по торговым делам.

– А знаете, если вы не против, я завтра тоже приду, продолжим экскурсию, в клинику мне только вечером. У вас же будет время, по крайней мере до обеда, – Омер хорошо знал наш график.

В душе я обрадовалась этому предложению, я даже ждала его, но, услышав, отрицательно покачала головой. Сын некоторое время стоял молча и вдруг повернулся в сторону сувенирной лавочки:

– Мам, там футболки продаются, я схожу, куплю отцу?! Может и себе заодно…

Когда он отошел, Омер быстро продолжил:

– Соглашайся! Смогу показать то, что не входит в обычный тур… А еще можно продлить поездку на день, я договорюсь, с билетами и гостиницей проблем не возникнет…

– Тридцать второго августа не бывает… – сказала я, справляясь с волнением.

Действительно, пора было прощаться.

***

Поздно вечером накануне первого сентября муж встречал нас в Домодедово.

– Вас не узнать, загорели! – он похлопал сына по плечу. – Не ожидал тебя увидеть в такой яркой футболке, полная смена имиджа, наконец-то!

Потом посмотрел на меня:

– Ты какая-то другая, очки купила красивые и, надо же, лицо в порядке, все прошло! А говорила – мазь не помогает!

Юна Трейстер. ТАМАРА НИКИТИЧНА

«Стамбул. Тридцать одна тысяча рублей – пять ночей. Не подходит. Двадцать четыре тысячи – на три ночи, уже интересней. Три звезды, все включено. Отзывы: ужасное место, не приезжайте в отель, есть нечего, гости травятся, бассейн цветет, горничные убираются в сейфах…»

– Роман Николаевич, сделка на тридцать семь единиц техники готова, – помощница с договором поднялась в кабинет.

– Отлично, закрывайте, – хозяин завода всматривался в картинки номеров, не отрываясь от монитора.

«Продолжим: плесень, плесень, разбитое окно, опять плесень. Вырванные розетки. Ободранные стены, – он просматривал фото постояльцев. – Ну, хуже не найду, отличный вариант. Забронировать».

Роман Николаевич Орлов искал такой отель весь год, шесть раз ему казалось, что кандидат был найден, но появлялся положительный отзыв, и поиски начинались заново.

– Настя, забеги на минуту, – он нажал на кнопку телефона, и она замигала красным огоньком.

– Слушаю? – фигуристая блондинка в открытом сарафане миндального цвета твердо держалась на черных шпильках перед его столом.

– Я улетаю завтра. Мой костюм из ателье готов?

– Роман Николаевич, костюм, галстук, запонки по индивидуальному заказу, обувь ручной работы – да, все готово. Я вечером заберу и доставлю в пентхаус.

– С кем я сегодня ужинаю?

– Министр экономики, министр транспорта, замминистра торговли ждут вас в резиденции Кремля.

«Еще одна встреча натянутых улыбок, и я свободен», – совладелец Северной башни Москва-Сити посмотрел в окно с двадцать седьмого этажа.

***

Костюм выглядел великолепно. Белая рубашка, синие брюки высокой посадки. Отглаженные стрелки задавали направление. Бизнесмен прошел стойку регистрации в аэропорту. Обед в вип-зале. Полет бизнес-классом в худший отель Стамбула наконец совершился.

Садясь в арендованный мерседес, где остывал ледяной Moёt, Рома задержал взгляд на юнце в синих шортах и белой майке. Мальчик, схватив бабушку за руку и вертя головой, следовал в автобус. Владелец завода вспомнил свою бабушку – Тамару Никитичну, которая так же тащила его за собой, только на электричку в Туапсе. Он сжал губы и отвернулся.

Микроавтобус вез олигарха по разогретому асфальту ночного Стамбула. Город не спал, его изнуряли туристы, местные торгаши, кошки, собаки, разноцветные огни и жаркий ветер Босфора. Оставив тридцать долларов на чай, он отпустил водителя и взглянул на отель глазами туриста:

«Ужасное место – люди не врут».

Сонный администратор, просканировав гостя, медленно опустил нижнюю челюсть:

– Сэр, чем могу помочь?

– Это «Рука Стамбула»? Я вчера оставил у вас бронь.

– Это мы. Но вы?! – сонный юноша с желтым пятном на футболке и надписью «one life – one spark»88
  «одна жизнь – одна искра» (в переводе с англ. языка)


[Закрыть] не мог принять реальность.

– Будьте добры, мне ключи от номера, – вежливо настоял Роман Николаевич.

– Э, да, конечно. Извините, сэр, только у нас правила: никаких проституток, мужчин легкого поведения, вечеринок, оружия, наркотиков, пыток, трупов, нудистских наклонностей!

– А собаку можно?

– Собаку? Какую собаку?

– Лохматую.

– Лохматую собаку можно. Ой, любую собаку можно, и лохматую тоже. Но я не вижу ее с вами.

– Я пошутил! Парень, выдохни, – Роман по-детски улыбнулся.

– Конечно, сэр. Извините, – смутившись, юноша засуетился, подбирая гостю номер.

***

Рома в детстве производил впечатление интеллигентного ребенка из семьи высокого достатка. Однажды, свесив ноги с лавки и облизывая мороженое, он ждал бабушку с рынка. Одетая в красный сарафан своей молодости, лодочки на босу ногу под цвет кожаной черной сумочки, которая висела на плече, бабуля несла авоську, словно ведро с водой.

– Ромочка, сладкий, ты откуда мороженое взял?

– Вон из того ларька, мне его тетя-продавщица дала.

– А откуда у тебя деньги?

– У меня их и нет. Я попросил в долг, а когда заработаю свой первый миллион, отдам с процентами.

– И она поверила?

– Конечно! Я ж ей не врал.

– Вот ты, прохиндей маленький. Держи сумку, нам еще за маслом к Тоне надо.

– Бабушка, а почему люди врут?

– Боятся, милый. От правды убегают. Или потому что злодеи.

– А ты мне врешь про родителей?

– Ну как я могу? Твои мама с папой были уважаемые люди нашего края. Ты потомственный дворянин в четвертом поколении. Ты что ж, не помнишь, как тебя няньки растили, пока ко мне не попал?

– Не помню. Хочешь, я и тебе мороженое попрошу, знаю, что сама не купишь.

– Пошли, милый. Вечереет. Вот-вот комарье налетит.

***

Роман Николаевич повернул круглую ручку и толкнул дверь. Номер давно умер, а его прах забыли развеять над заливом. Поморщившись от запечатанной сырости, он перепрыгнул через грязный ковер, боясь испачкать кожаные лоферы.

Миллионер зашел в уборную.

«Так, посмотрим…» – он достал туалетные принадлежности и осмотрелся. Наличие ванны было обязательным. Затертое до ржавчины дно, отколотая плитка, разукрашенные плесенью стены.

– Как чудесно! – улыбнулся Роман и достал бритвенный станок. Вытащив из него лезвие, не разуваясь, лег в пустую ванну. Оголив левую руку до локтя, выбирал место для пореза, чтобы наверняка, чтобы без медиков. Без пятнадцати минут мертвец поднял голову и уставился в зеркальный потолок…

***

– Ох, милок, смотри, сколько банок закатали в этом году! Теперь зимой хоть каждый вечер чай с вареньем пить будем. Один день вишневое, другой клубничное, в третий – абрикос откроем.

– Ба, я банки сейчас в погреб снесу, потом в лото сыграем?

– Сделал дело – играй в лото. Конечно, сынок. Я чаю с мятой заварю.

– А можно я сегодня с тобой спать буду?

– Ох, ребенок, я раньше часа ночи не лягу. Отчего такая просьба?

– Я бабая боюсь. Он под кроватью прячется.

– Бабай, говоришь, ах он бездельник какой! Мы с тобой, значит, полы моем, есть готовим, на базар ходим, а он наши труды пожинает. Нечего лоботрясу крышу над головой иметь, в доме палец о палец не ударит, а в тепле живет. Еще внука моего пугает. Пойдем, закатим ему взбучку!

Тамара Никитична взяла швабру, забежала в комнату и давай под кроватью деревяшкой тыкать, приговаривая:

– А ну пошел отсюда, лентяй бессовестный! Эвон ты спрятался, думал, тебя Ромка не найдет?! Нашел, подлеца такого! А ну, кыш, кыш, говорю!

– Бабушка, не надо так сильно, ему больно! Он ведь один там! Может, он тоже боится кого, поэтому и спрятался?

– Верно думаешь, малыш! Малой такой, а вон какие мысли выговариваешь. Ты, Ромка, ничего не бойся. Даже когда я умру, я тебе швабру свою оставлю. Она, знаешь, скольких бабаев из этого дома выгоняла?! Лентяев, воров, пьяниц, деда твоего!

– Ба, а если бы мы богатые были, бабай бы к нам не пробрался?

– С чего ты взял?

– Ну, у нас охрана была бы. Она бы комнату мою стерегла.

– Нет, чернявенький. Деньгами бабаев не напугаешь. Наоборот, чем больше денег, тем и страхов больше. Вот мы с тобой живем – я хлеб с утра испеку. Пока ты спишь, на рынок сбегаю, творогу с молоком возьму. К чаю сухарей захвачу. Ты глазки откроешь, а я уже состряпала. Покормлю тебя, и радость на сердце. А деньги такое не умеют. Бывает, денег много, а готовить некому, понимаешь?

– Ба, я когда миллионером стану, я все равно с тобой жить буду, чтобы ты всегда мне готовила. Радовалась. Сердце свое грела.

– Договорились, Ромка. Или как там тебя звать будут? Роман Николаевич?

– Для тебя я – прохиндей. Мне слово нравится. Ба, давай я половики выбью и пыль вытру. Чтоб бабаю приятно было в чистой комнате прятаться.

– Ты что ж, уже не боишься?

– Нет, жалко мне его стало. Боится всех, вот и прячется. Можно миску молока ему поставлю? Пусть поест.

– Мы так всех бабаев в округе привадим. Но один раз можно.

***

Роман Николаевич посмотрел на задранный рукав и вернулся в реальность. Указательный с большим сжимали лезвие.

– Правило с трупом придется нарушить. Извините, отель «Рука Стамбула», – он надавил острым ребром на вену.

– Merhaba!99
  здравствуйте (в переводе с тур. языка)


[Закрыть] – в номер зашел женский голос.

Роман не успел спрятать острие и подняться, как в двери появилась молодая турчанка.

– Ты что!? Идиот!

Покрытая голова, рукава длинного синего платья касались ее кистей. Глаза в черной подводке, смуглая кожа. Она закричала на весь отель.

– Не надо так орать!

– Да вы больной! Такой костюм, обувь!? Почему не разделись и не повесили все? – горничная указала на шкаф.

– Я в рубашке хочу!

– Если зальешь пол кровью, я лично тебя прикончу! Ведро, щетки, хлорка. День потрачу, чтобы смыть тебя. Только не в мою смену!

– Дорогуша, вышла из моего номера! Я дверь забыл закрыть.

– Сегодня не умрешь! Только не на моем дежурстве! Слышишь?!

– Я позвоню на ресепшен и вызову охрану, марш отсюда!

– А я позвоню в психушку, там у меня брат работает, он тебя быстро оформит.

– Так, стоп! Хорошо! Вот, я уже вылезаю, – Роман Николаевич с поднятыми руками перешагнул через бортик ванны и приземлился на полу. Больше всего ему не хотелось огласки.

– Бритву мне! Немедленно! – она открыла ладонь.

– Вот, – повинуясь и опасаясь поранить смуглые ладони непрошенной гостьи, он положил лезвие.

– Идиот! – горничная захлопнула за собой дверь.

***

Роман Николаевич взглянул в зеркало. Оно отразило растерянного юношу, которого только что застукали. Как в детстве, когда Тамара Никитична нашла пачку сигарет:

– Рома, а ну поди сюда! – голос бабушки вытащил его из учебника по физике и не сулил ничего хорошего.

– Ба, это не мои. Я нашел, – он бросил взгляд на пачку Kent, которую она мяла в руке.

– Ты мне врать осмеливаешься?! Взрослым стал? Пятнадцать стукнуло – привет, крутой пацан! Да?!

– Да… Нет… – он стыдливо опустил голову.

– Так в жизни не работает. Сигареты не сделают тебя взрослее. Надо быть взрослым, а не вести себя, как взрослый. Это не одно и то же. Хочешь курить – кури, но врать мне не смей, еще труса в доме не хватало!

– Прости, ба. Ты права. Сиги мои.

– При мне курить не сметь! А там, дело твое. На следующий год все равно поступать уедешь.

***

Кондиционер бастовал дуть прохладой. Бизнесмен вышел на балкон. Стамбульский вечер переливался синими, желтыми, красными огоньками. Такси, мотоциклы стояли в пробке, время от времени сигналя перебегающим дорогу пешеходам.

Рома навалился на перила:

«Можно и отсюда. Если головой сразу…»

– Что, решил вниз башкой сигануть? – горничная появилась за его спиной.

– В ванне же нельзя. Про балкон не говорила, – всматриваясь в дорогу, он не обернулся.

– Я сказала, что в мою смену нельзя! Что непонятного?

– Не переживай. Асфальт коммунальные службы уберут.

– Ага, как же! Возле нашего отеля приземлишься, меня и погонят отмывать. Давай ты таблеточки свои примешь и успокоишься.

– Я не пью никаких таблеток! – Рома оскорбился.

– Тогда, может, с них начать, а потом нырять с балкона?

– Разве разговоры с гостями входят в твои обязанности?! Вон из моего номера! – Роман Николаевич указал на дверь, жалея, что рядом не было Паши из охраны.

– А то что? Охрану свою позовешь? – она опять считала его мысли.

«Как это у нее выходит?» – он уставился на девушку, ища ответ. Кареглазая уборщица фыркнула и покинула номер.

Роман растянулся в пластиковом кресле. Закрыв глаза, медленно вдохнул аромат жареных каштанов и юга.

***

– Ромка, у меня руки сдают, не держат совсем. Приедь, сынок, надо в курятнике убрать, траву скосить. Дров на зиму заготовить. Помидоры, огурцы поспели. В банки закатаем. Из яблок и сливы компот сварим. В крыше протечь заделаем. Дел много, сама не справлюсь, – Тамара Никитична разговаривала с внуком по телефону.

– Конечно, ба. Я как раз машину купил, теперь не на автобусе приеду, оценишь.

Каждое лето Рома приезжал к бабушке и помогал по хозяйству. Старушка плохо видела, ходила с тростью. Ему нравилось помогать. Чувствовал себя нужным, наполненным. Работал на участке руками и понимал, зачем живет.

– Ба, готово. Два слоя рубероида уложил, сверху черепицей закрыл. Дождь, снег – теперь не проблема, – он отхлебнул вишневого компота и развалился в гамаке.

– Закончил? Спасибо, сынок. Свой дом в старости тяжело иметь, но уехать – земля не пускает. Я, наверное, этой зимой умру. Ты меня в гроб не клади. Я по ветру хочу… А то камни бездушные натыкают, а потом родня мучается, по кладбищу скитается. Отпустить покойных не может. Обещай, что не закопаешь?

– Ба, ты что такое говоришь? А я?

– Ты человеком становись в большом городе! Дом мой продай, вложи во что-нибудь. Ты умный, ты сможешь. Я когда тебя, брошенного, на скамейке нашла, ты не плакал, смотрел на меня как-то по-взрослому. Родители-алкаши оставили тебя. Ушли отмечать. Забрала к себе. Мать твоя потом даже не вспомнила, что у нее такой мальчишка родился. Через месяц дом сгорел. И они. Оформила бумаги, так ты стал Ромкой.

– Ты специально говорила, что мои родители дворяне? Я ж верил.

– Я не хотела, чтобы ты клеймо отказника носил.

– Спасибо тебе за все, но я без тебя не смогу. В Москве я забываю, как жить еще можно. Что ценно, а что пыль. К тебе приезжаю – в руки пилу беру и понимаю, что я дома. Что ты рядом и смысл понятен. Мне в детстве жить больше нравилось, чем сейчас. Радостей больше было: драники со сметаной на крыльце. Пуговицы в шкатулке. А как на вишню отправляла с ведерком, чтоб я с макушки ягоды собрал! Зимой со школы встречала, а потом мы по сугробам до дома шли, разговаривали. Тогда все так по-настоящему было. Я это потерял.

– Рома, одним детством жить – неправильно. Ты давай деньги зарабатывай, девчушку хорошую найди, детей родите, а там понятнее станет. Моя жизнь тут закончится, а у тебя своя, в других краях.

***

– Вот, – горничная швырнула в Романа Николаевича тяжелой клеенкой.

– Это что? – он хотел кинуть рулон обратно, но стерпел.

– Если резаться будешь – клеенку расстели. Мне убирать легче.

– Знаешь, идея про таблетки – хорошая. И убирать не надо.

– Наглотаться решил?

– Да. Сможешь аптеку подсказать?

– Пойдем провожу, мне по пути. Смена закончилась.

Миллионер и горничная вышли в ночной Стамбул.