Текст книги "Мангуп"

Глава 3. Цитадель

Пыль забивается в грудь, выходит с сухим кашлем. Мимо пробегает мальчик-водонос, сворачивает круто, едва завидев городскую стражу. От резких движений обжигающе холодные капли выскакивают из ведер, прибивают к земле пыль, бьются о щеки. Титай скалится и молчит, пока кровь с разбитых губ впитывается в голодную землю. Пока он тянул время, торговец из лавки успел сбежать, и стража уже понимает, что поймала не того… Остается дымный запах запретного кофе. Так пахнет победа.

Победа, которая обернется еще парой синяков. Ни на один удар отвечать нельзя: под слепящим полуденным солнцем лицо хорошо видно и каждый в ремесленном квартале знает, какому дому Титай принадлежит. Прокашляться, рассмеяться и наесться досыта ненавистью в чужих взглядах. Эта игра бесконечна.

Таким был последний раз, когда приходилось иметь дело со стражей. Само собой, где-то в душе ожидается похожее отношение. Титай не удивился бы, если хуже: защита кофейной лавки и покушение на жизнь князя – преступления разного порядка. Да даже если учесть, что никто не знает о последнем, его схватили не где угодно, а в покоях правителя.

«Запереть в цитадели!» Что такого скрыто в этой фразе? От едва ли не дружеского обращения Титай дергается, как конь на привязи. Косится ошарашенно, будто за локоть его держит пустынная кобра, а не человеческая рука. Что сделал? Да самому бы знать. И знать, с чего они взяли, что князь заступается. Не могут же эти готы общаться мысленно, правда?

Еще абсурднее все становится, когда второй стражник уходит. Теперь убить одного и сбежать было бы настолько просто, что Титай совсем теряется. Город вокруг шумит, наполняется ветром и солнцем, шелестом фонтанов и сладким запахом садов. Не таким, как дома, без пряной гнилости, как будто здесь вечная весна. Кажется, произошедшее даже горожан не сильно тревожит, только вызывает осуждение. Они вздыхают, качают головами и обсуждают последние события. Прячутся в переулках, спешат по своим делам. Точно знают, что никто из их родных не может скрывать лицо под обмотками? Знают, что никто из них не мог лежать там мертвым, потому что не пошел бы на князя?

Цитадель врастает светлым массивом в оборонительную стену прямо над главными воротами города. Она оказывается не мрачным грязным местом, каким представлялось. Это и на тюрьму-то не похоже. Тот же дворец, только более практичный, вроде сторожевых башен, со стенами потолще и дверьми покрепче.

Цитадель замыкает пасть, поглощая вошедших. Суровые монолиты наружных стен сменяются совсем другим настроением внутри. Здесь прохладно и сухо, стены украшены гербовыми гобеленами. По обеим сторонам просторного коридора вырастают массивные двери, куда время от времени снуют работники. Вот оно что. Цитадель – не жуткая темница, где уличный попрошайка может встретить свои последние дни. Вероятно, содержат здесь совсем других узников.

Стоит подняться на второй этаж, как эти мысли кажутся еще вернее. За спиной хлопает затвор массивной двери. В комнату удается попасть без единой новой ссадины. На руках и ногах нет пут, с него не содрали золото. Титай, хмыкнув, оглядывает ладони. Обходит помещение, пробегается пальцами по каждой новой поверхности – старая привычка человека, умеющего выживать в темноте. Здесь обнаруживаются узкая добротная кровать и одеяло, небольшой круглый стол, полки с книгами. Даже ковер. Титай смотрит на это чудо сверху вниз, поджимая пальцы ног и некоторое время играя с ворсом. В конце концов падает на кровать. Это странный город. Диковиннее места не встречал.

Что может будоражить умы стражников сильнее, чем чужак в княжеских покоях? Разве что чужак, которого после обвинения в преступлении просят отвести в цитадель. К глубочайшему сожалению, причин задавать лишние вопросы князю не находит ни один из стражников. Они только посмеиваются, переговариваясь между собой на непонятном никому из гостей языке – на готском. К гостю цитадели же обращаются на греческом, не пряча откровенной симпатии к нему.

Не проходит и часа, как дверь открывается. Титай мигом оказывается у самой дальней стены. Но оружия нет, а перед ним знакомые уже воины. Оба рослые, светлые. Выглядят как добрые приятели. И не нападают, только переглядываются, пожимают плечами как по команде. Один из стражников входит в комнату и ставит на столик у кровати поднос с хлебом и кувшин с водой.

– Ты ведь прибыл с послом, верно? – Воин смотрит на него зелеными глазами, опирается плечом о стену, скрестив руки на груди. Спокойный, будто ему тут нужно не охранять преступника, а посудачить о последних новостях. – Меня зовут Алес Асень. А это Хвитан. – Он кивает в сторону своего брата по оружию, касаясь эфеса меча, висящего на поясе. Ответ его и правда интересует, он поставил на него один генуэзский дукат.

Титай выпрямляется, поза становится обманчиво расслабленной. Он прикрывает глаза, пряча ясный взгляд за чернотой сурьмы. К кувшину идет неторопливо, полукругом обходит вооруженных людей. На войне друзей не бывает. А сейчас именно война лижет стопы белой горы, стремясь подобраться ближе к столице. Он поглядывает то на стражу, то на поднос. Пить хочется. Но никто не гарантирует, что здесь не будет яда.

– Что, если так?

– Тогда он, – тот, что повыше, наконец подает голос и кивает в сторону своего напарника, – будет сегодня платить за выпивку.

Оба синхронно усмехаются. На первый взгляд похожи. Но стоит присмотреться, как становится видно: общего почти ничего, а впечатление создается, вероятно, и вправду из-за долгой дружбы. Такое бывает с людьми.

Один из них говорит с небольшим акцентом, словно бы мешая слова, – выдает в нем валаха именно это, а вовсе не виднеющиеся в дружелюбном оскале клыки, наталкивающие на мысли о сказках про упырей. У Алеса соломенного цвета сухие волосы, заплетенные в мелкие косы, вместе с отдельными прядями торчащие из хвоста, забранного заколкой высоко на макушке. Кое-где в объемной дикарской прическе получается разглядеть резные бусины. Металлические, они стучат-клацают о многочисленные серьги-колечки в его ухе. Судя по его горячности и резким движениям, Титай бы не удивился, узнав, что серьгу Алес вешает за каждую убитую сотню врагов.

Второй, Хвитан, намного выше ростом. Разворот плеч показывает, что когда-то он сутулился, но теперь, очевидно, перестал. Дверные проемы под него перестроили? Волосы у него не просто светлые – белые. Как и брови, и ресницы. А взгляд красноватых глаз, неотрывно следя за происходящим, улавливает мелочи. Именно Хвитан подмечает, как Титай идет. Шаг совсем не похож на тот, что был у танцоров при дворе Мелека или в домах Ялиты. Зато очень напоминает кое-что другое. О, да. Уже видел таких. Очень давно. Нужно будет предупредить князя, а сейчас лучше виду не подавать. Если это окажется правдой… Таких людей лучше вешать тихо и быстро.

– Да не бойся, не отравлено. – Зеленоглазый воин, находясь в настроении куда лучшем, чем у его приятеля (впрочем, как всегда), подмигивает, почесывая щетину. После жаркого утра вся стража занята чем-то важным. А они вот охраняют опасного преступника. По крайней мере, часть гостей из далекой Порты думает именно так.

– А мне выпивки не перепадет? Раз уж помог тебе выиграть? – Титай приподнимает бровь, осторожно испытывая границы чужого дружелюбия, – показное оно или настоящее? – Вам двоим приказано меня сторожить?

На слово, конечно, не верится. Сказать можно многое. Титай поджимает губы, раздумывая, как повежливее предложить незнакомому человеку первым попробовать воду в кувшине. А еще на них можно было бы напасть. Все еще. В зависимости от ответа на невинный, но правильно заданный вопрос станет ясно, сколько человек охраны в этой цитадели. Титай потирает лоб тыльной стороной ладони. Становятся видны засохшие кровавые разводы на ребрах и животе. Всегда сложно менять сторону: в какой-то момент становится неясно, как себя вести, чьим улыбкам верить. И в итоге приходится становиться самим собой. Или окончательно себя терять.

– Значит, все же с послом прибыл. – Хвитан делает свои выводы, тут же принимая монету от напарника. Отзывается на победу, лишь коротко хмыкнув. Видно, был не особо заинтересован в выигрыше.

– Хочешь с нами выпить? – Алес обращает внимание на более важные вещи, прежде чем ответить на вопрос. – Всем в городе, всей страже, всем при звании приказано тебя охранять. Так или иначе. – Будто не придавая значения собственным словам, он подходит к столу, вертит в руках пустой кубок и наливает в него воды из кувшина.

В стражники тут берут не каждого, кто умеет держать в руках оружие, – важен и острый ум, и то дерзкое, проскальзывающее во взгляде человека, способного не только подчиняться, но и вести за собой. Хвитан не дожидается приглашения, догадываясь обо всем без лишних слов. Он делает глоток воды, так, мимоходом, оставляя кубок на столе. Стражники перекидываются парой коротких фраз на готском, прежде чем задать вопрос:

– Ты ранен?

– Кровь княжеская. – Титай усмехается белозубо, отзываясь довольно резко. Падает на край кровати, подхватывает тяжелый кубок. Пить хочется так, что почти готов убить за воду. Благо не приходится, и стража оказывается сообразительной. Удивительно, как Алексей не боится ставить на дело умных людей. Порта диктовала для военных условия несколько иные, было бы неплохо узнать этих двоих получше. И местные порядки заодно. А раз уж сторожить приказано всем, то…

– Может, сыграем? Есть табула? Ур?[9]9
  Средневековые настольные игры-стратегии, как и шатрандж, о которой речь шла выше. Об уре впервые услышали в Месопотамии, о табуле – в Греции.


[Закрыть] Или хотя бы кости?

Оба воина заметно напрягаются, чуть хмурятся в ответ, но вопросов не задают, приходя к одному и тому же выводу: будь князь серьезно ранен, об этом знал бы уже весь двор. Да и парнишка бы не скалился так, причинив вред правителю. Значит, в это лучше просто не лезть. Хвитан молча уходит, за широкой спиной хлопает дверь.

– Вот же! – Оставшийся валах закатывает глаза и скрещивает руки на груди. Делает это почти мимолетно, не сводя теперь цепкого взгляда с Титая. Становится ясно, что в отсутствие приятеля Алес легко берет на себя все его задачи. – Он за игрой пошел, – объясняет на всякий случай. Вряд ли их гость сейчас расслаблен и воспримет молчаливый уход как что-то хорошее. Само собой, Алес даже не оборачивается на звук вновь открывающейся двери. Знает прекрасно, кто и зачем вернулся.

– С кем из нас будешь играть? – Табула ложится на стол, а Хвитан аккуратно притворяет за собой дверь, оборачивается и бросает на стол чеканную монету. – И что из своих украшений будешь ставить на кон? Может, вон ту штуковину? – Алес указывает на золотую звезду[10]10
  Речь идет о восьмиконечной звезде, символе богини Иштар, которую почитали в Эрбиле.


[Закрыть], прячущуюся среди других украшений на шее юноши.

– А у тебя глаз наметан, я погляжу? – У Титая просыпается азарт. – Тогда ставки придется повысить, одной монеты здесь маловато будет.

Вместе с игрой Хвитан приносит неприметный мешок, который оставляет у двери. И что-то в мешке этом многообещающе позвякивает, стоит опустить его на пол.

День правителя Дороса проходит в страшной суете и еще более страшном притворстве. Куда бы ни сделал шаг, поблизости оказываются люди посла, снуют тут и там, вынюхивают. А если не они, то вырисовывается сам Джахан. Алексей решает отомстить мелочно и довольно прозрачно: начинает преследовать его в ответ. Присоединяется к трапезе, когда посол ест. Рассказывает ему о сортах инжира, когда тот пытается скрыться в саду. Настигает посла в коридорах, у библиотеки, даже заглядывает в спальню гостя с соседнего балкона, абсолютно случайно оказавшись рядом.

– Все ли хорошо у вас, Великий посол? Выглядите встревоженным. Не беспокойтесь, виновные будут наказаны, нарушитель в надежных руках. Уж мои-то люди непременно докопаются до правды.

Джахан стискивает в пальцах письменные принадлежности, и Алексей прекрасно видит, с каким превеликим трудом тот удерживается, чтобы не запустить ими в назойливого хозяина дворца. То-то же, посол. То-то же.

К вечеру безудержное веселье князя оборачивается победой: Тени посла исчезают с горизонта, а сам он запирается в покоях, сославшись на головную боль. Отправляет только своего советника с просьбой передать пленника.

– Господин, – советник Вахид, худощавый мужчина весьма измученного вида, кланяется едва ли не в пол, – разрешите хотя бы узнать, что именно сделал юноша? Ведь он был в составе посольства, мы несем ответственность…

– Прекрасно. Значит, и ответите за него. Как только я разберусь с причинами, подробностями и последствиями. До тех пор любые обсуждения могут помешать. Вы же знаете, как опасны слухи.

– Но Великий посол…

– Должен беречь себя. И об этом я позабочусь.

Когда удается хоть немного разобраться с последствиями покушения, солнце задевает круглым боком окаем гор.

Голова гудит от разговоров и беготни. Алексей решает, что нужно подумать о чем-то приятном, и тут же перед ним возникают чудные образы: то тень на стене сложится в человеческую фигуру, то слышится прохладный звон украшений. То в покачивающейся на ветру занавеси видится отголосок ночи, от воспоминаний о которой до сих пор сводит живот и пересыхает во рту. Князь сдается, позволяя себе живо представить те глаза, подведенные черным, которые уже не спутает ни с какими другими. Алексей проводит ладонью по лицу, посмеиваясь над собой. Как мальчишка, ей-богу! Нужно идти к нему. В груди восхитительно жмет от одной этой мысли.

– Михаил! – В дверях показывается рослый воин весьма приятной наружности, чем-то отдаленно напоминающий самого князя. – Идем-ка, поможешь отвести взгляды.

Остается только диву даваться, как же обеспокоен Джахан тем, что парня держат под стражей, а не отдали ему сразу же. Вокруг цитадели весь день снуют люди, которых там быть не должно. Но когда мимо ворот проскальзывает высокая фигура в дорогом плаще, Тени устремляются за ней. Вот теперь путь свободен. Алексею противна сама необходимость играть в прятки в собственном городе, но что уж тут поделать: на что не пойдешь ради такой встречи?

Нужно поговорить. Вопросов накопилось за день достаточно, и мысли все возвращаются к юноше, что до сих пор перемазан в засохшей крови. Да и не только крови. Это тоже хочется исправить, но для излишней заботы, вероятно, еще не время. А вот перепрятать парня надо бы. Многовато оказалось охочих до него рук.

Алексей идет длинными коридорами, минуя женское крыло дворца. Через него безопаснее всего выходить, да и ведет оно почти сразу к храму. К храмам чужаки подходить не любят – что интересного в иной вере? Потайной ход встречает мирной тишиной. Везде бы так.

На самом краю Дырявого мыса есть лестница. Ступени вырезаны прямо в горной породе, и ведут они в глубину пещер. Здесь ютятся комнатушки, которые в разные времена использовали то монахи для своих келий, то правящая семья – как темницу. Но не менялось одно: если размахнуться и ударить по каменному столбу, пусть даже ладонью, гул разнесется по всей столице.

Княгиня чувствует себя этим столбом. Только тронь – и каждый услышит. Княгиня полна бескрайней тревоги и тихого гнева, но для него рано. Не время еще делать поспешные выводы: ни на пиру, когда мужа осыпают вниманием и лестью, ни после, когда он пропадает на всю ночь, ни утром, наполненным звоном стали, когда подрываешься с постели в страхе и сердце готово выпрыгнуть из груди. Его нет. Все еще нет. Жив ли он?

Жив. Руфина, женщина внимательная и верная двору, сразу же докладывает о том, что видела князя в женском крыле дворца. Теперь быстрый и легкий шаг несет княгиню по коридору цитадели. Ее ноги не путаются в слоях юбок, а голова не опускается даже для приветствия стражи. На этот раз они не успеют предупредить князя о визите, и хорошо. Потому что ждала она достаточно.

– Алексей! – Василина сталкивается с ним в коридоре, бегло оглядывая и моментально поджимая губы. Невредим. Чего и следовало ожидать.

Знакомый голос заставляет князя остановиться и обернуться. В груди ворочается неприятное осознание: кое-кто был сегодня плохим мужем. Руки раскрываются, ловя ее и чуть отрывая от пола. Наверное, она извелась вся в беспокойстве, вон, как напряжена, а он даже не вспомнил об этом.

– Все хорошо? – спрашивает Алексей, проводя ладонью по щеке жены и касаясь большим пальцем краешка поджатых губ. Смотрит с нежностью. Она такая красивая, когда злится.

Василина шумно вдыхает, но не может даже сердиться на мужа, когда он после очередной беды не отворачивается, когда не отстраняется и не говорит, как с чужой. Каждый раз боится только этого. Каждый раз этого не происходит.

– Да кому я нужна вообще, когда ты в городе? Все козни достаются только тебе одному. – Щеки княгини вспыхивают алым. Она старается, старается злиться теперь, но никак не может – одного прикосновения хватает, чтобы унять тоску. Василина отступает, теперь касаясь ладонью груди мужа и удерживая расстояние. Она не очень-то любит объятия.

– Вот пусть мне и достаются. – Алексей улыбается светло и мягко. Эта женщина – настоящее сокровище. Может, и стоило бы оберегать ее чуть меньше, не делать ее крыло дворца похожим на хрустальную шкатулку с самым крепким замком, что отпирается лишь изнутри. Но он не может. Всегда будет защищать ее от опасностей и переживаний, пусть и лучше прочих знает, что ей это не нужно. А еще Алексей никогда не станет ей лгать. Он пообещал.

– Ты ко мне сейчас шел? Рассказать, что случилось и что за человек заперт в твоей цитадели? – Василина щурится, с каждым словом возвращая себе позиции хозяйки. О, она прекрасно знает обо всем, что случается в городе, в княжестве и даже кое-где за его пределами.

– Нет, не к тебе, но ты поймала меня раньше. Так что твоя взяла, придется мне раскрыть все тайны и рассказать все до мелочей.

Василина фыркает, закатывая глаза. Алексей смеется, берет ее за руку и уводит дальше по коридору. Рассказывает о проделках посла, о своих подозрениях на его счет. Сообщает о мальчишке, что был послан убить, но вместо этого спас ему жизнь. Василина смотрит весьма выразительно, с легкостью мысленно заполняя пробелы этой истории. Алексей не утаивает, в сущности, ничего, но избавляет ее от лишних подробностей. И княгиня весьма благодарна ему за тактичность. Все же не просто так их спальни в разных концах дворца – некоторые вещи должны оставаться личными.

В цитадели всегда было пустынно. Самое тихое здание в городе и самое защищенное, не считая дворца. Оттого, быть может, здесь спокойнее всего. Василина ловит руку мужа в свои, с каждым шагом усмиряя мысли. Вот только после упоминания ночи нехорошо тянет в груди, тревожно. Княгиня стискивает зубы. Смотрит пристально в серые глаза, когда Алексей снова оказывается напротив. Обо всем этом нужно подумать.

– Не знала бы я тебя так хорошо… – Княгиня касается его щеки и быстро отнимает руку. Видно, как горят глаза князя, как мысли его увлечены чем-то, что ей незнакомо. Алексей выглядел так, когда захватывал города. – Будь осторожен, прошу. Не дай себя обмануть. Что-то странное творится на улицах. Я послежу, конечно, но сам понимаешь… – Она качает головой, тонко звенят украшения у висков, сталкиваясь с серьгами. – Зови меня или мальчиков в любое время, хорошо? И, заклинаю тебя, говори о таких вот «мелочах». – Коротким жестом она указывает себе за спину. Туда, где приоткрывается дверь в комнату заморского пленника. Лицо Василины при этом внезапно делается зверским.

Сердце князя горит и ликует при одном взгляде на нее. Скрыть от княгини что-либо просто невозможно. И только она одна сможет понять все правильно. Ей ли не знать, почему он сейчас касается ее руки, почему смотрит поверх ее плеча на скрипнувшую дверь, почему вновь и вновь со всем уважением заставляет себя вернуть взгляд на лицо жены. До того как Алексей собрал вокруг себя целый народ, именно Василина прикрывала его спину, защищая, оберегая и помогая. Для нее в его сердце отведено так много места, чтобы хватило на возможность быть честным и с ней, и с собой.

– Уже познакомились?

– Не довелось. А что, стоит?

Василина вскидывает брови. Еще пара слов – и может вскипеть снова. Тогда никакой Джихан – или как его там – до Алексея добраться просто не успеет.

– Не отвечай. Если скажешь, что он теперь у нас вместо кухарки, то я его сама повешу. – Княгиня смотрит настолько многозначительно, насколько может, прежде чем вылететь из крепости. Ах, всем бы воинам так быстро порхать по ступеням! Правда, теперь гложет любопытство, ведь дверь захлопывается так быстро, и, судя по невнятному шуму, еще и запирается узником изнутри. Вот и правильно. Будет еще время насмотреться на него – это ясно по взгляду Алексея.

Когда Василина покидает крепость, князь выдыхает и проходит оставшееся расстояние по коридору. Стучит в дверь костяшками пальцев – тоже слышал, как пленник заперся изнутри.

– Открой мне, твоя погибель ушла.

За дверью слышится возня, затем приглушенный шепот. Щелкает затвор. В проеме появляется Титай, довольный, как кот с парой плошек краденой сметаны в животе.

– Я м-м… Просто здесь не один.

Юноша отталкивает дверь, скрещивая руки на груди. В комнате обнаруживаются два стражника в одном исподнем, не теряющих, однако, грозный вид и самообладание.

– Горжусь твоими воинами. Нервы у них железные. Но в стратегии играют неважно.

На круглом столе, придвинутом к самой кровати, разложена табула. Больше Титай ничего не говорит, прикусывая губу и стараясь не смеяться, когда возвращает стражникам одежду. Те, само собой, весьма пристыженно опускают глаза и торопятся покинуть комнату. Только Алес не выдерживает и хохочет, запрокинув руку за голову и повторяя:

– Ну и!.. Ничего-ничего, вот я тебе!

Они дурного ничего не сделали, разумеется. Поста своего не покидали, задачу выполняли. Даже находились как можно ближе к охраняемому. Но досадно же опозориться перед князем.

Князь же заливается смехом, едва завидев горе-охранников в исподнем.

– Я тебе больше скажу: эти двое – из десятка лучших моих воинов. – Алексей провожает их взглядом, чувствуя, как становится спокойнее. Как уходят тревога и волнение, стоит лишь посмотреть на смеющихся стражей и довольного юношу.

– Он играет как черт! – Валах тычет пальцем в Титая, оборачиваясь перед выходом. – Скажи, Хвитан?

Тот в ответ лишь кивает, впрочем, весьма убедительно. Когда за стражниками закрывается дверь, князь заключает Титая в объятия. Просто притягивает его к себе за плечи, решая не задумываться о причинах такого желания.

– Рад, что ты не скучал тут. И рад, что Василина пока до тебя не добралась. Хотя и была близко. – Алексей отстраняется, внимательно оглядывая Титая, и прикладывает палец к его губам, кивая через плечо. – Идем. Вопросы можно оставить на потом.

– Ох… – Встречать человека объятиями непривычно. Вся показная вальяжность улетучивается мгновенно, Титай теряется, потирая браслет на плече.

Алексей не ждет ответа. Протягивает юноше плащ, почти такой же, как на нем, и накидку. Это поможет скрыть и золото, и слишком узнаваемые на городских улицах одежды. Хватает короткого кивка в сторону двери, чтобы Титай последовал за ним. Князь не оборачивается, уверенный, что тот будет следовать бесшумной тенью.

Титай сомневался во многом. Душа в смятении не позволит и телу найти покоя – отчасти поэтому втянул стражу в игру. Чтобы убить время. Чтобы не сидеть в камере в напряженном ожидании неизвестно чего. Чтобы не думать слишком много о произошедшем утром, о своем выборе – неясно еще, напрасном или нет. О князе, который скрывал правду. О крике посла, до сих пор звенящем в ушах…

Князь тоже понимает, что стратегические игры со стражей затеваются отнюдь не от душевной легкости. Время можно убить массой иных способов. Но то, что Титай способен на такие шутки, очень нравится.

Они выходят из цитадели бесшумно, особо не прячась. Михаил, Седьмой Меч князя, позаботился о спокойствии по крайней мере на пару часов. Спускаясь по лестнице, Алексей мимолетно придерживает своего спутника под локоть не потому, что тот может упасть, нет. Он хочет касаться его: намеренно, случайно, трогать, задевать как угодно. Наверное, в этом дело.

Улицы под вечер пустеют. Главные дороги освещены факелами на стенах домов, до переулков же добирается мягкий свет из окон. Свежий ветер заигрывает с людьми, забирается под полы одежды.

Они проходят несколько поворотов, и неподалеку раздается нарастающий гул чужих речей. Алексей цепляет Титая за запястье, вместе с ним сворачивает с дороги, прячась в тени виноградника. Есть что-то чудесное в этих шалостях. Не будь здесь парня – не пускался бы в игры. Разговор со скучными людьми у князя весьма короткий. А сейчас в шепоте прячется смех.

– Друзья посла, – тихо говорит Алексей, увлекая парня за собой.

Они скрываются в тени высоких деревьев и раскидистых цветущих кустов. Ускользают туда, где никто не угадал бы новую дорогу.

Титай оглядывается, не сбавляя скорости шага. Странное чувство ворочается в груди, стоит чужим пальцам сомкнуться на запястье. Это перестает быть похожим на что-то реальное. Титай хмурится, затем распахивая глаза от промелькнувшего видения.

Ночь новолуния самая темная. Небо не проливает слепящей белизны на стены домов, только звезды мерцают, подмигивая. Почти спал уже, но две юркие тени проскальзывают в оконный проем. Они втроем выбираются во двор, крадутся по балкам перекрытий над дорогами, перелезают на крыши. Один чуть не срывается, поскальзываясь. Бора смеется, Айташ зажимает ему рот ладонью. Они крадут лепешки: одну съедают, а еще две забирают с собой, чтобы отдать остальным.

Титай моргает, прогоняя воспоминание и сжимая руку в кулак. Это была одна из самых счастливых ночей. Но детство закончилось там, где были те игры на острие ножа. Разве можно сейчас вот так? Стискивает на груди края ткани, укрывающей голову.

– И ты говоришь об этом так просто? В смысле ты знаешь, что по твоему двору снуют шпионы, и ничего не делаешь?

Да что он за человек такой?

Ах да, шпионы.

– Знаю, конечно. Но зачем мне им мешать? Ничего важного они все равно не найдут и не услышат. Если их отвлечь, они непременно займутся чем-то другим. Будут мешать мне. А я только отделался от посла, – подмигивает князь после последней фразы.

Он знает здесь каждую тропу, поэтому пробирается почти вслепую, тихо цокая, когда под ногами хрустит ветка. Урчание живота Титая все равно оказывается громче.

– Ты голоден?

Стража должна была принести узнику что-то перекусить, но едва ли этого хватило, чтобы утолить голод на целый день.

– Нет. Все в порядке.

– Ну да, конечно. – Алексей косится с укоризной. Похоже, и сам еще не решил, как относиться к этому своему гостю. Тот умеет ударить и обнять, открыться и солгать. Одно дело – провести горячую ночь вместе, и совсем другое – узнать человека, стать с ним по-настоящему близким. Второе намного сложнее.

Титай опускает взгляд, бегло проводя ладонью по животу. Знал бы князь, сколько он может съесть в один присест, если дать ему волю.

– Если ты вдруг предложишь нанести визит на дворцовую кухню…

Алексей ухмыляется. Вот это другой разговор.

На кухне пахнет теплом, тестом и пряностями. Через открытое окно вместе со сквозняком пробираются ночные запахи гор: иссоп и лимонник.

Титай жмурится от удовольствия, закусывая мясо свежей малиной и запивая медовым вином. Покончив с одним угощением, бесцеремонно роется в сложенном на полках: там кухарка умостила то, что осталось от ужина. Обычно еду здесь не готовили впрок или больше необходимого. Но сейчас во дворце много гостей, так что приходится обо всем беспокоиться наперед – вдруг кто окажется с аппетитом? Князь улыбается прозорливости поваров. Он сидит за столом для прислуги, подперев голову рукой, и думает, наблюдая за юношей.

– В цитадель ведь не каждый пленник попадает, так? – спрашивает Титай.

– Верно. Это не темница, как ты уже мог догадаться. Я сам провожу там большую часть времени за работой, только на верхних этажах. Внизу же скорее… Комнаты ожидания для высокопоставленных гостей, находящихся в сомнительном положении при дворе.

– Сделай сокровищницу в амбаре, и никто не подумает искать там монеты? Умно.

Титай сощуривается с усмешкой. Алексей играет не по правилам, использует разницу в культурах, подменяет понятия. Кто знает, на что он еще способен? Чего от него ждать? Как с ним теперь говорить? Они не друзья, но и не враги.

– Знаешь, о чем я думал? Ты не похож на политика, так в чем же секрет? – Титай слизывает зернышко малины с пальцев; когда оборачивается, диски его серег поблескивают в свете восходящей луны. – Теперь меня терзают догадки и я не знаю, в которые из них стоило бы верить.

Титай спрыгивает с края стола, где оказался в стремлении добраться до верхней полки, – там обнаружились сладости с орехами. Возвращается к Алексею, обходя его по дуге. Изучает. Должен был по заданию, а выходит, что для себя.

– Твоя стража не теряет бдительности, но смеется. Дверь в камеру была заперта, зато открывалась изнутри, я проверил. Ты обустроил гостевые покои в цитадели и работаешь в тюрьме. Ты ничего не скрываешь от жены, но она продолжает тебя любить. Прости уж, князь, но это все так несовместимо. Будто это… Игра для тебя.

Алексей слушает, выковыривая из кекса изюм: виноград должен быть в вине, а не в сдобе. И раньше часто доводилось слышать, что не похож он на других правителей. Всегда князь считал это лучшим комплиментом. Он прекрасно помнил, как предпочитал решать дела его отец. Видел покинутую после землетрясения столицу, брошенные дома, запустевший и полуразрушенный старый дворец. Стефан… был похож на других князей. Делал так, как предписано. Разрушенное – оставить. Испорченное – выкинуть. Неправильное – забыть. Потому и любимым сыном он был ровно до тех пор, пока не стал «неправильным». Лишь короновали его, отец тотчас же забрал Григория, своего старшего наследника, не перечившего вековым устоям, и уехал с ним далеко на север. А Алексей остался править руинами. Вот только уже через несколько лет руины стали прекрасным городом, а Дорос окреп и обрел славу, какой не видал раньше.

Слова Титая действительно звучат как шутка, но князь живет именно так: держит рядом только тех, кто предан по своей воле, а не из страха. Женится на самом близком друге, а не в надежде заполучить покровительство какой-нибудь могучей семьи за морем. Желает слышать от сыновей смех, а не видеть их покорность. Возможно, это все ошибка. Но если благодаря ей счастливо целое княжество, Алексей готов ошибаться снова и снова.

– Прощаю.

Ночи Дороса жаркие, тягучие, как патока. Двое выбираются из дворца и скрываются в садах, прячась среди винограда и инжира. Алексей замирает за спиной Титая, касается ладонью плеча, указывая одной рукой на подлунные Тени. Там пробираются под стенами два человека. Алексей улыбается, прижимая палец к губам в ответ на удивленный взгляд юноши. Сменяется ветер, и Титай понимает, что князь обнаружил чужаков по запаху. Люди здесь не пахнут шафраном и кофе.