Текст книги "Let’s Stay Dreamers"

Jerry, как самый «опытный», тут же предложил продегустировать, так как винил действует не сразу, а медленно всасывается через слизистую:

– Закидывай под язык эту бумажку, – профессионал своего дела открыл рот, поднял язык к небу и положил туда красный клочок так, что смайлик улыбался прямиком из его рта.

– А потом? – с усилием воли, прожевав вопрос, я повторила его манипуляции.

– А потом? – Jerry громко сглотнул слюну и улыбнулся. – Ну, милая, потом ты будешь любить меня еще сильнее, – хрюкнул носом, продержал короткую паузу. – Дети цветов не зря делали все на водяных матрасах.

Я понимающе помотала головой и медленно, но верно мой рот охватывало анестезирующее действие красной наклейки, покрытой этенилом. Сначала язык, а затем все дальше и дальше по гортани и в пищевод; все стало абсолютно онемевшим, как будто стоматолог дал подышать веселящим газом. Слюна очень сильно горчила, и это в сочетании с отсутствием ощущения всей челюсти вызывало у меня желание выплюнуть эту гадость.

– А долго ее держать? – не выдержав и минуты, спросила я у Jerry.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Я ее сразу проглотил.

– Так нам же…

– Да расслабься – все будет заебись. А потом стены поплывут и пол провалится. Все как всегда.

«Вот псих ненормальный, – озлобилась я на него. – Главное, самой не проглотить. Этому придурку все нипочем, а я действительно могу сыграть в ящик». Но как назло – пытаясь нащупать языком хоть какие-то признаки присутствия инородного предмета во рту, я провалилась в первую волну.

Музыка глухо разносилась по переполненному коридору. Звук был как в аквариуме и с каждой секундой набирал темп. Зеленая подсветка скрывала все лица и оставляла на стенах лишь черные силуэты, двигающиеся в хаотичном рейве.

Шаг вперед, удар, и коридор исказился вправо; еще шаг, удар, толчок в плечо, и дверь, ведущая на танцпол, подпрыгнула; еще шаг, низкий звук, пронизывающий до самых костей, резонирующий в голове, и еще удар, а после тишина. Звон в ушах и полная дезориентация.

«Как-то все странно. Где я?» – мотая головой из стороны в сторону, я пыталась найти Jerry, но на меня навалились черные силуэты.

– Эй?! – раздалось где-то впереди, и в стене из людей образовалась трещина, из которой сочился слепящий свет. – Alis!

Я прищурилась, чтоб сконцентрироваться на том, кто меня звал, но рука Jerry вырвала меня из глубины мрака и утащила в противоположном направлении.

– Привет, ты куда пропала? – спросил он, улыбаясь.

– Не знаю. Все какое-то необычное. Музыки нет, – растерянно пробормотала я, так как стояла у самой двери.

Удар, гитарный запил, и «бум»! Мы врываемся в мир грез и веселья, в мир жестокости и цинизма, в мир любви и боли, мы врываемся в бушующий rave.

Мощные басы, разрывающие сознание в требуху. Огромное бесконечное подпространство оранжево-зеленого цвета с титанической сценой, возвышающейся над танцполом, и излучающие яркий свет софиты. Кубы и сферы, генерируемые разноцветными лазерами, выкручивались и метаморфизировали, проносясь по всему помещению с ошеломительной скоростью. А сама площадка загоралась и гасла в определенном, монохромном цикле, превращая толпы прыгающих теней в огромную звуковую волну.

– Смерть эпилептика! – постаралась я перекричать музыку, прислонившись к уху Jerry.

– А мне нравятся стробоскопы! – потерев ухо от моего крика, ответил он и посмотрел вверх – Это офигенно! Музыка словно струится по моим венам. Как электрический заряд, сокращающий мышцы всего тела! – Затем перекинул взгляд на меня и спросил: – Какие у меня зрачки?

– Я даже радужки не вижу!

– ДА! Ахаха, – хаотично двигая руками и смеясь, воскликнул он, – У тебя тоже! Значит, скоро мы переберемся на противоположный берег! Поплыли! – развел он руками, как в воде, и плавно начал водить головой слева направо.

Я понемногу принялась входить в бурлящую воду танца. Вначале расправить руки, затем тело и ноги. Мы с головой окунулись в этот океан. Плыли по волнам рейва и полностью отдались во власть течения ночного мира. Все мое тело извивалось и растягивалось, вибрировало и качалось. Я не просто танцевала и прыгала, а была самой музыкой. На кончиках пальцев я ощущала ноты, а переходы от медленного ритма в активный риф можно было даже потрогать.

Вспышка за вспышкой вокруг нас все менялись. Лица расползались и сжимались. Глаза становились все больше и больше, в то время как нос и рот уменьшались до микрона. Я погружалась все глубже и глубже.

Мое тело подбрасывало и роняло, растягивало до горизонта событий и сжимало до плоскости. Губы дрожали от удовольствия, а зубы стали мягкими, как пастила. Да не только зубы, все вокруг стало мягким.

Потолок пришел в движение и разваливался, как карточный Ноги утопали в вязком стекле, стены начали плыть и стекать.

– Как-то все очень странно! – уже не выдержав, прокричала я. Но Jerry не успел ничего ответить.

В одно мгновение пропала музыка, свет сменился с зеленого на фиолетовый, и я увидела ангелов и демонов. Десятки мужчин и женщин в карнавальных костюмах стояли как вкопанные и не шевелились. Мужчины были облачены в красные смокинги, а на головах у них светились рожки. Девушки же были в белых, облегающих, латексных платьях, с крыльями до самого пола.

– Сегодня мы погрузимся во мрак! – громогласно пронеслось по всем колонкам. – Эту ночь вы не забудете никогда! Только сегодня для вас играет The PURE! – Взрыв, и четыре прожектора взмыли вверх, озаряя диджейский пульт. – А теперь наденьте наши браслеты и поднимите руки к небесам!

Голос из колонок эхом отразился от плавящихся парафиновых стен и затих. В это же мгновение толпа статуй красного и белого цвета дрогнула и в унисон двинулась на нас.

Ко мне медленно приближалась безумно красивая девушка. Я не могла оторвать свой взгляд от ее лица. Словно сошедшая с обложек глянцевых журналов: сексуально притягательная и загадочная. Ее взгляд вызывал во мне жар и трепет, а изгибы ее тела, охваченные ореолом сиреневого света, заставляли меня пылать страстью. Она протянула мне черный браслет и, прильнув ко мне всем телом, прошептала: «Найди свою судьбу», затем лизнула мою щеку и с эротичным смешком пропала в толпе, оставив очертания своего силуэта на роговице моих глаз и едкий запах сигарет.

– Что это было? – довольно спросил Jerry.

– Это была Она. И она была такой красивой. Такой нежной. И такой опасной.

– Не знал, что тебе нравятся мулатки. Мне уже начинать ревновать?

– Да, – выдохнула я и поежилась от переполняющего меня чувства. Чувства настолько сильного, настолько чистого и самого великого во всей вселенной – чувства любви.

Я взглянула на Jerry, моргнула, и он слегка размазался в моем фокусе. Затем встряхнула головой в полной уверенности, что этот опьяняющий эффект пройдет, но он только усилился. Пол под ногами вальсировал и плыл, превращаясь в мягкую и вяжущую нугу.

«Боже, как все красиво», – удивленно осознавала я, оглядывая танцпол.

Абсолютно все вокруг меня переродилось. Из скучного и однообразного я начала видеть красоту удивительного: свет перестал хаотично мерцать и менять цвета, а вторил тону музыки, переплетаясь с лазерными фигурами и векторами.

– Я вижу музыку! Как же это офигительно красиво! – прокричала я, прыгая от счастья.

– Надень браслет! – прокричал Jerry, постучав по своему запястью пальцем.

– Да? Почему он у тебя зеленый, а у меня черный? – в замешательстве перебирая в пальцах блестящую силиконовую вещицу, спросила я.

– Он меняет цвет! Надевай и сама увидишь! – сказал он, и вновь подняв руки вверх, продолжил танцевать.

Яркие флуоресцентные браслеты, которые были уже у каждого, размазывались в воздухе, как свет во время съемки камерой с большой выдержкой. Плавные и замысловатые узоры рождались во тьме и вновь умирали.

Мой взгляд опустился. Глаза пристально вглядывались на запястье. Музыка отошла на второй план, и свет заглушил свою интенсивность. Толпа раздвинулась, и я очутилась тет-а-тет с магическим предметом, переливающимся на мне всеми цветами спектра. Как масляное пятно на поверхности лужи, он интерферировал и разлагался на все цвета радуги. Черный перешел в фиолетовый, секунда, и он уже желтый, затем ярко-красный и, наконец, убавляя темп, он полностью стал ядовито-зеленым.

Я не могла отвести взгляд от столь завораживающего движения градиентов. Браслет словно смотрел мне в душу и знал, что мне нужно. Полное умиротворение. Удовольствие на клеточном уровне. Я конкретно залипла.

– Ау! Alis?! – донеслось до меня эхом из глубины веков и срикошетило.

– На что смотришь? – нежно взяв меня за плечи, спросил Jerry.

«Его прикосновения. Они такие теплые и чувственные, – отходя от транса, подумала я. – Хочу оказаться в его объятьях и слиться с ним».

А какое у него было в тот момент лицо! Вы не представляете. Оно словно излучало красоту и мужественность, страсть и заботу, мягкость и любовь, и все эти чувства ласкали меня пушистым меховым хвостом.

– На тебя, конечно, – не сдерживая улыбку, ответила я и добавила: – Потому что я очень тебя люблю, – вложив в эту фразу всю искренность и нежность, на которую была способна в тот момент.

Он ничего не ответил. Сжал меня, поднял над полом и поцеловал так страстно, что в моем сердце раздались артиллерийские выстрелы, а тело обмякло.

Я с трудом нашла силы отпрянуть от его губ и проговорить то, что крутилось в моей голове на протяжении часа: – Jerry, я хочу тебя прямо сейчас!

Вот после таких слов обычно все мужики похожи на диких оленей, на которых движется грузовик. Глаза округляются, брови поднимаются в потолок, а из вздутых ноздрей брызжет фонтан крови. «Неужели она сказала это? Или мне послышалось!»

Его глаза зажглись ярким фениксом, а в голове шарики за ролики заехали, продумывая, как он может выжать из этих слов максимум. Легким движением руки он подхватил и закинул меня на плечи, а потом, подтанцовывая под музыку, двинулся к выходу.

Так высоко и так безопасно. Я чувствовала себя парящей птицей над безумными волнами, разбивающимися о скалы. Сквозь бурю, сквозь тучи летящей к солнцу. Все выше и выше.

Затем яркие фонари, мелькающие каждые пять секунд. Блеск мокрого асфальта. Чудные орнаменты маленьких домов. Свет луны в звездном вальсе. И вот мы уже возле входной двери своего номера, уже сбросили с себя уличную одежду и уже страстно целуемся в прихожей.

Он гладит меня по волосам, спускается все ниже по телу. Его пальцы проникают под мою футболку. Он прикасается к моим соскам, и те встают. Кожа покрывается мурашками, и я невольно издаю стон.

Его рука скользит еще ниже. Я чувствую, как он играет с моей киской. Затем он резко разворачивает меня и прижимает к стене, не убирая руку из трусиков. Он дышит мне в ухо, кусает мочку и слегка касается губами шеи.

Все тело пронзает яркой вспышкой, и из меня вырывается еще один томный стон. Дыхание учащается. Легкие наполняются страстным запахом, и я начинаю поглаживать его. Чувствую мускулистое плечо, затем пресс, и наконец, сквозь джинсы ощущаю огромный, упругий член. Круговыми движениями я массирую и сжимаю его.

Я вся мокрая, в голове не остается мыслей, кроме той, как я жажду почувствовать его внутри себя. Мои руки сами снимают с тела футболку, затем отталкиваю Jerry и тянусь к его ширинке.

Его глаза жадно пожирают мое тело, а я вытаскиваю его член из джинсов и набираю немного слюны в рот. Легко касаюсь кончиком языка основания мошонки и провожу влажный шлейф по всей длине, а после засовываю его себе в рот так глубоко, что головка оказывается у меня в гортани.

Дыша через нос, чтобы не задохнуться, я аккуратно проталкиваю его еще глубже, пока весь член не скрывается во рту. Слегка солоноватый и упругий, что хочется его проглотить, но мой язык плавно огибает его по всей площади.

Мои глаза встречаются с глазами моего любимого, и я начинаю двигать головой взад-вперед. Чувствую, как внутри он пульсирует и напрягается. Затем вытаскиваю его, и от моего языка до его головки образуется тонкая паутинка слюны, которую я поддеваю указательным пальцем и проглатываю.

Он неловко стягивает с себя всю одежду, затем поднимает меня на руки и усаживает на тумбу для сумок. Проводит рукой по внутренней стороне бедра и большим пальцем входит в меня.

Я громко ахаю, и моя голова запрокидывается назад от эйфории:

– Да! – изнемогаю я, прислонившись к стене всем телом и стараясь слиться с ней.

Мои ноги обвивают его талию так крепко, что он не может вырваться даже при всем желании. И он входит в меня.

Очень аккуратно, медленно, и наши тела застывают. Руки сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.

– Я люблю тебя! – шепчет он.

– Я люблю тебя! – отвечаю я. – Тебя и твой член! Готова выйти замуж за него! – Закусываю губу от удовольствия, а затем выдыхаю. – Трахни меня, детка. Трахни меня сильно.

О боже, какой это был секс. Незабываемый. Самый лучший секс за все время. Винил заставляет чувствовать все иначе, ярче, любить весь мир и все такое, но Jerry был грандиозен! Охуенен!

Я стонала и билась в конвульсиях. Тело перестало слушаться и то дрожало, то напрягалось, получая чистейший эндорфин.

– Кончи в меня! – кричала я что есть сил. – Кончи прямо в меня, детка!

А после мы долго лежали в кровати, переполненные энергией и счастьем. Шумно дыша и остывая, невольно смеясь от удовольствия.

В комнату пробивался свет фонаря, вырисовывая наши силуэты, покрытые тонкой пленкой пота и нежным синтетическим покрывалом. Jerry рассматривал потолок. Его лицо было таким сексуальным в этом бархатном свете, что я прижалась к нему изо всех сил и так, под звуки его сердца, уснула.

Por

la mañana (Утром)

Солнечный луч согревал мои ноги, проникая сквозь веки и щекотал нос. Легкие вобрали в себя какой-то безумно приятный аромат свежести и ласки. Я потянулась так сладко, что мои ноги задрожали, и, наконец, я открыла глаза.

Вокруг меня было утро. Самое необычное утро. Утро после этенила. Это невозможно описать какими-либо словами, что я чувствовала внутри себя. Словно я жила не телом, а душой. Душой, улетевшей в райские сады. Кончики пальцев воспринимали малейшую вибрацию. Я чувствовала каждый волосок, поднимающийся, когда на него падал свет. Каждый вдох нес в себе столько жизни и уверенности, что мое тело вскочило на ноги, и я замерла, чтоб насладиться мягкостью и легкой шершавостью фактуры пола, ковра и кафеля в душе.

Вода обволакивала меня с головы до ног. Теплая и приятная, как дождь в летний день, от которого все тело покрывается гусиной кожей, а после волнами спадает и расслабляется. Запах шампуня для волос: фруктовый и сладкий. Персик и папайя увлажняющего крема. Я влюбилась в гладкость и бархатистость своего тела.

Аромат кофе взвивался и проносился по всему номеру. «М-м-м, обожаю запах кофе. Наверно, Jerry встал раньше и заказал завтрак в номер».

– Доброе утро, – притворившись слегка сонной, произнесла я так приторно, что сама не ожидала. Но я хотела сказать это максимально ласково и медово, чтобы вложить во фразу все чувства, которыми пересытилась за несколько минут, а потом замолкнуть и стать листом, колышущимся на ветке дерева.

– Доброе утро, Солнце! Я купил нам кое-что пожевать и кофе из Star Pucks.

«Какой у него приятный и сексуальный голос. Никогда этого не замечала». – Здорово! – ответила я, уводя глаза в сторону и нежась к стене.

Каждое движение приносило мне такое удовольствие и любовь, что я боялась сделать лишнее и наброситься на соседа по номеру. Я хотела его, но не могла. После предыдущей ночи я не успела восстановиться для новых скачек.

Поэтому я просто стояла в махровом халате, безумно мягком и теплом, обнимала саму себя и кайфовала. Ноги слегка подкашивались, но я все равно не хотела сидеть или лежать. Только смотреть, как мой мужчина плавает из одного угла комнаты в другой, словно золотая рыбка в большом аквариуме.

– Ты такой смешной, – хихикнула я, когда он безуспешно пытался найти свои носки.

Но мне не терпелось выбежать на улицу. Во мне бурлила энергия и готова была политься через край, если бы мы не вышли на свежий воздух. Поэтому я вытолкала Jerry из номера, едва он успел прожевать последний тост.

На улице стояла самая прекрасная погода: легкий ветерок и солнышко струились через листву деревьев, а небо бирюзового цвета было покрыто белыми барашками. Будто мы попали в сказку, которую нарисовал сам Walt Disney: все было такое легкое, мягкое, светлое и безумно милое. Окружение полностью изменилось: улочки подмели, траву покрасили, увеличили контрастность вывесок и рекламных щитов, а свернув за угол, камера переместится чуть вверх, и, люди, проходящие Broadway, вдруг встанут и весь город превратится в чудесный мюзикл под The Colden Filter – Hide Me.

Целый день мы провели, бродя по городу и удивляясь каждой мелочи. Даже нагретый до плавления асфальт казался настолько уместно приятным, что я была в полнейшем восторге, прыгая на нем.

Да что уж говорить. После стикеров вся неделя была совершенной и полной открытий. Полной новых видений старых вещей и явлений. Все казалось иным.

Вот она – изнанка этого города!

Все каникулы мы веселились как никогда раньше. Ходили от бара к бару. Пробовали, наверное, все сорта клевера и поглощали его в таких видах, которые не каждый человек сможет даже представить. Вырывались из своих тел и улетали в подпространство ментального мира, со сверхсветовой скоростью проносясь по лабиринтам информации. Танцевали в клубах, под завязку забитых людьми из разных стран и религий. Ловили полнейший кураж в парках и после, лежа на траве, разглядывали космос.

В трех словах, как вы уже поняли, – было просто Охуенно!

Calles familiares (Знакомые улицы)

После таких приключений возвращаться обратно оказалось весьма мучительно. Amsterdam по сравнению с Manchester не был наполнен злостью, отвращением, жестокостью и политикой. Но деваться было некуда – деньги оставались только на обратный билет домой, да и пересытились мы с лихвой всеми цветами сказочного городка, любезно предоставившего нам столь незабываемые впечатления. Да уж! Если бы мы остались там еще хоть на два дня, не думаю, что я смогла бы отпустить его так легко. А в целом – это было бесшабашное лето с моим любимым. Для счастья мне больше ничего не было нужно. Хотя… Уже находясь в самолете, я готова была расплакаться. Глупо так – словно я улетала от самых дорогих людей навсегда, однако я вновь к ним возвращалась.

Запах старой доброй ностальгии убил все мои переживания, как только наполнил собой легкие. Я обняла руку Jerry и улыбнулась на его недоумевающий взгляд:

– Рада, что ты со мной. Все это время я боялась, что смогу надоесть тебе.

– Надоесть?

– Ну да. Ты же всегда говорил, что тебе невозможно встречаться с девушками достаточно долго. «За две недели я узнаю их полностью. Узнаю все, что было более-менее интересно, и потом что?» Вот и я думаю – а потом что? Мы с тобой встречаемся уже дольше двух недель. А если быть точной – четвертый месяц и две недели. – Затем еще сильнее сжала его руку и отвернулась, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, в которые до ужаса не хотела верить. – Я не смогу без тебя в прямом смысле. Мне просто незачем будет жить, ведь я дышала тобой все это время и любила. А после того, как ты сказал мне то же самое, я никак не смогу отделаться от своих нарастающих страхов.

Он глубоко вздохнул и медленно, с сопением, выдохнул влажный воздух родного города. Тронул меня за шею так нежно, что в сочетании с туманным дожем я невольно поежилась. Провел рукой выше, завел к моему подбородку и аккуратно развернул к себе:

– Ты хоть знаешь, какая ты глупенькая? Какие же беспокойные тараканы в твоей голове. Девушки, с которыми я встречался, – НИКТО! Никем были и никем останутся. Зачем я вообще тебе о них рассказывал? Дебила кусок! Сама же не хотела, чтоб я сравнивал их с тобой, а теперь лицемеришь. Ты – бесподобное создание, предоставленное мне самой судьбой. Дар, который получали только избранные. Ты моя вторая, давно потерянная половинка, которая наконец отделилась от большой и запутанной вереницы судеб. – Затем он вырвал свою руку из моих объятий, чем немного насторожил меня. Повернул уже всем телом к себе и начал яростно жестикулировать. – Вот ты. Вот я. Вот этот Мир – мы вместе. Я буду любить до тех пор, пока ты не скажешь мне «хватит». Тогда уже я потеряю последний смысл жизни, которого и так не было. Были конечно мечты всякие, планы там, куча максималистских принципов… Но цель была одна – это найти свою любовь и жить с ней в уютном домике на берегу озера до самой смерти.

Может, это глупое сравнение, но ты представь – тебе лет пять, и ты находишься в кондитерском магазине. У тебя горят глаза от всех этих цветных фантиков, так манящих к себе. В предвкушении ты сочиняешь куплеты вкусов, скрытых под красочной оберткой. Но не спеши. Есть пара условий: ты можешь брать любые конфеты, но только по одной. И на все про все у тебя ровно девять минут и пять секунд. Твои действия?

Я задумалась, но это явно был риторический вопрос.

– А действия у тебя будут самые простые – метаться от полки к полке, от банки к банке, от одной обертки к другой. Судорожно пробовать все подряд, чтобы успеть съесть как можно больше. Но тебе пять лет, и кроме бесплатного удовольствия тебе вроде ничего не нужно. Подумаешь, лишь по одной конфетке. Зато какое разнообразие? Так? – снова спросил Jerry.

Но я даже не заметила вопроса. Все его пируэты руками и описание проблемы гипнотизировали меня, отправляя в собственный мирок. Перед глазами сразу всплыла маленькая девочка в желтеньком платьице и пышными кудряшками на голове. Стоит в огромном, словно сделанном для великанов, холле с грандиозными полками, переливающимися всеми цветами радуги на фоне глянцево-розовых стен.

– Ты пробуешь. Одни конфеты тебе нравятся, другие ты вообще выплевываешь. Но первыми все-таки хватаешь яркие, красочные и блестящие. Затем они заканчиваются, вкус перемешивается и притупляется, а вот удовольствие от этого пропадает с каждой раскрытой оберткой. И ты думаешь: «Наверняка если эти красивые конфетки такие невкусные, то и смысла нет пробовать остальные». Ну или те, до которых не достаешь, или еще что-то. Поэтому, запомнив самую вкусную, начинаешь ей довольствуешься, пока не станет тошно. А там уж ничего не попишешь – жизнь со временем покрывается говном, конфеты вызывают отвращение, и ты вновь плетешься в магазин, учтя свою ошибку.

Но теперь в твоем распоряжении уже восемь минут и две секунды. Ты начинаешь искать и довольствоваться очередной, взятой впопыхах, конфетой. Опять проходит время, жизнь принимает мерзкий душок, и ты, встав на порочный круг, начинаешь ходить в этот магазин уже не раз в год и даже не в полгода, а раз в две недели, – продирижировал он, перейдя от резких взмахов к плавным движениям. – Время на выбор, желание искать или тянуться к верхним полкам неумолимо уменьшается. Тебе становится плевать, и ты хватаешь первую попавшуюся, выплевываешь ее и хватаешь еще одну.

А теперь скажи, почему ты вообще ходишь в этот магазин? Какой-то ссатый лимит времени, какие-то стремные вкусы, какие-то тиранские условия. Потому что в маленьком магазинчике на противоположной стороне улицы, куда ты всегда ходил за газетами, работает продавец, которого ты всегда боялся. И вот ты осторожно открываешь дверцу, бренча свисающими колокольчиками, смотришь на хмурого мужчину, читающего новый выпуск Daily Rays. Его руки и усы желтые от сигарет, а магазин совсем не пахнет карамелью или лакрицей. Едкий запах табака и типографской краски. И на невзрачной кассе стоит маленькая баночка с обычными конфетами, чей вкус ты так и не решался узнать. Было страшно даже взглянуть в сторону конфет, чтоб не получить категорического отказа от продавца. «Хочешь конфет – иди через дорогу». Но ты уже не в силах остановить свой интерес и, пересиливая себя, все же просишь дать хоть одну штучку.

Продавец высокомерно рассматривает тебя из-под очков, от чего твои поджилки трясутся, как прутик на ветру, а затем неожиданно улыбается и протягивает целую горсть.

«Невероятно, – думаешь ты, – каков был шанс такого исхода? Наверняка один к миллиарду?» Разворачиваешь обертку, быстро закидываешь конфету в рот, и от удовольствия закатываются глаза. Ты нашел ту единственную – свою героиню. Теперь она все, что тебе нужно. Стоило всего лишь пересилить страх и попросить. – Jerry помедлил и посмотрел мне прямо в глаза. Затем обнял и не отпускал целую вечность (признаю – я бы так и осталась в его руках – недвижимой статуей, окутанной прохладой утреннего тумана, в которую Manchester так часто погружается). Мы оторвались от бредущего вперед мира. Разорвали все связи с реальностью и провели в неподвижности минут пять, после того, как он сказал мне: – Ты – та самая конфета. И я люблю тебя. Жалко, что мне не хватило смелости сделать все самому, ведь я боюсь тебя сильнее смерти. Но ради того, чтоб быть с тобой, я пожертвую вселенной. А уж надоесть ты мне за миллиарды лет не сможешь, как ни старайся.

Я всхлипнула и заплакала. Заплакала потому, что только в тот момент поняла – он не лукавит и искренне верит, что никогда не бросит меня. Я поняла это и полностью распахнула двери, ведущие в свой мир, посадила на самое важное место города – в сердце – и позволила там прорасти.

Домой я влетела, хлопая крыльями, ведомая радугой, струящейся из пятой точки. Самыми настоящими крыльями свободно парящей птицы. Пусть и невидимыми другими людьми, но это не было важно. Крик счастья в голове не давал мне сомкнуть глаз. Мысли мерцали и били по черепной коробке, возбуждая и заставляя встать и бежать. Бежать до последнего – пока ноги не сотрутся до крови, пока легкие не свернутся в конвульсиях, пока сердце не перестанет сокращаться. «Как же я счастлива! – думала я. – Какой же он хороший. Я люблю его. Я знаю и чувствую это! Я согласна быть с ним до самой смерти!»

Сука! Сука! ТУПАЯ СУКА! Какая же я была тупая сука! Зачем надо было так издеваться над собой? И ради чего?! Сбросить вес можно было другими способами! Какими, блядь, угодно способами! А в результате?! Я не могу иметь детей! Априори я была бракованным экземпляром! Роскошная, цветущая и умная. Хах! Зато совершенно бесполезная женщина! Спасибо тебе, Jerry, что ты был со мной, несмотря ни на что.

Просто в тот вечер у меня мельком вспыхнула, а затем вернулась и разрослась до лесного пожара одна мысль: «Я хочу быть его женой». Но Jerry всегда говорил: «Я не буду жениться. Даже под угрозой смерти». Он говорил, что совершенно не понимает этой традиции. «Зачем нужны какие-то документы, подтверждающие, что два человека любят друг друга? Браки создаются на небе. Богом. Вот пусть там они и остаются. А я не хочу, чтобы за один год моя жизнь превратилась из безмятежной в принудительную», – говорил Jerry с ярким отвращением к задающему вопросы о свадьбах и браках. И я была напугана этим. Как еще я могла привязать его к себе и хоть немного выдохнуть? Поэтому подошла с этим вопросом к Papa. Ну, не к Суке же бездушной подходить (я про Madre).

– Милая. А ты уверена? – ошарашенный такой неожиданной и очень серьезной новостью, спросил он.

– Я еще никогда не была так уверена, Papa! Когда он рядом, мое тело и душа начинают петь райскими арфами! Сознание взрывается. Я готова быть с ним, даже если ты мне не позволишь, – выдала я с такой уверенностью в голосе, на которую только была способна.

– Alis, – усмехнулся он, – я всегда верил тебе. Тебе и в тебя. И я верю в то, что ты его любишь. Мне самому он нравится. Я сам был тем еще сорванцом в молодости, а теперь посмотри, какую дочурку воспитал.

Затем он сел за кухонный стол, налил себе кружку кофе и посмотрел на меня:

– Присядь, – указал он на стул, – в ногах правды нет. Ты же знаешь – я поддержу тебя в любых начинаниях, какими бы они ни были странными. Даже Amsterdam не исключение. А Jerry… Мы все его давно знаем. Хороший мальчик. Эм – парень. И родители довольно неплохие люди. За десять лет он мне стал как родной. Да я бы назвал его сыном, которого всегда хотел, но раз у меня дочь… – Papa ухмыльнулся, посмотрел на мою озлобившуюся мину и сюсюкающим тоном продолжил: – То вместо спорта приходится разбираться в ее отношениях! – И ущипнул меня за щечку.

– Да ну тебя, – вырвалась я из «нежных» объятий. – Я же серьезно! Что мне делать?

Отец глубоко задумался. Его лоб перешел в режим «монобровь», а морщины увеличились втрое. Сидел и тихо хмыкал. Затем поднял глаза на меня и сказал:

– Подожди немного – он сам к тебе придет. Рано или поздно ты увидишь его с букетом цветов, внутри которых будет спрятано кольцо, а дальше по сценарию. И еще – скажи, у вас уже было? – Он прищурил один глаз и сдержал паузу. – Я про это самое…

Но дать ему волю до конца сформулировать ехидный вопрос, который и так был понятен лишь по выражению его лица, я не смогла. Хотя никогда до этого не позволяла себе такой роскоши, как перебивать отца:

– У нас ничего не было. – И от злости прыснула. – Но я обязательно скажу тебе, когда «ЭТО» случится.

Правда сколько бы я ни злилась на его дебильный вопрос, продлилось это с параллельным и противоположным чувством. Я поверила в то, что сказал Papa. Не знаю, почему. Возможно, тогда я еще не отошла от всего клевера, что вызывал невероятно позитивный настрой. Возможно, я не желала верить в плохой исход. Возможно или нет, но я ждала. С каждым днем после этого разговора мне снился один и тот же сон.

Я засыпала, и, передо мной проявлялась дорога из сероватого камня, блестящего от мокрого снега. Смотрю вниз на собственные ноги в красных туфельках, которые я носила еще девочкой. В тонкой пленке воды, возникающей после того, как снег слегка касался камней, отражались деревья сакур. Мне было холодно и страшно – не могла понять, как потерялась и как мне теперь найти родителей? Поднимая глаза, по которым уже хотели катиться литровые слезы, я замечала в конце дороги силуэт. Он был неуловимый, как очертания предметов в темноте, видимые лишь боковым зрением. Расплываясь в мираже, он двигался ко мне (я это чувствовала и знала). Не останавливаясь, стремительно, черная фигура приближалась ко мне, принимая четкие контуры, формы и цвета. И с каждым его шагом в мою сторону я успокаивалась. Слезы сменялись улыбкой. Улыбка – искрометным смехом. Смех грел меня и сливался с падающими на лицо снежинками. А фигура человека уже держала в руках что-то огромное и яркое. Красный букет роз в руках отчетливо выделялся на пестрящем розово-белом фоне. А сам человек всегда оказывался ни кем иным, как Jerry во всей своей охуительности.