Текст книги "Ночи в стиле трэш"

– Я к вам в могильщики не нанимался! Ты написал, что выбираешь милосердие, но меня ты как всегда забыл спросить. – в глазах Хедли читалась злость. – Ты хоть подумал, будет ли это милосердным по отношению ко мне?

– Эгоизм – священное право смертника. Не переживай, скоро семья окончательно перестанет тебя беспокоить. – Рейми говорил так, словно обращался к воздуху. – Пойдем отсюда. Когда я вижу здоровых людей, мне хочется глаза им всем повыкалывать. – Так себе юмор, на любителя, но другого у него не было.

– Ты говорил, что введешь меня в курс твоих дел. Так вот, я не желаю иметь с твоими делами ничего общего. Я – не твоя копия и заменой тебе стать не смогу, пойми! Идея была глупой изначально, глупой она и осталась.

– В нас течет одна кровь. Других таких нет и быть не может. Ты останешься моей единственной связью с этим миром.

– Судя по всему, эта зараза крепко взялась за твои мозги и отпускать не собирается. Перестань строить из себя героя. Ты – просто человек, прими это или умри.

– Я и так уже почти мертв. Ты будешь жить вместо меня. Ты знаешь, что не можешь нарушить мою последнюю волю и упираешься только чтобы меня позлить. Я понимаю, что поступаю нечестно по отношению к тебе, но чувствую, что это необходимо.

– Это какой то гребаный ночной кошмар..

– Вся жизнь – один большой гребаный кошмар. Прими это или умри. – Рейми ухмыльнулся и неспеша пошел в сторону порта. Он знал, что брат последует за ним, так или иначе.

***

"Да будут Боги довольны тобой, подобный небу. И увидишь ты то, что увижу я. Я буду твоими глазами, а ты – путеводной звездой. Да будет земля твоя полна хлеба, что накормит страждущих и ты увидишь полноводные реки, где те, кто жаждут истины, найдут ее в своем отражении. Те, что ищут успокоения в земле наших предков, да вкусят они и прозреют, как Ева прозрела в садах эдемских. Прощай и до скорой встречи."

Этой эпитафии в детстве научила его мать, чтобы, когда один из них умрет, им было что сказать на прощанье. Хедли она никогда не нравилась, он считал что звучит слишком пафосно и безвкусно. Он не знал, кто научил ее этим словам, на полудиких так не говорят, но мать этого никогда не рассказывала, ее прошлое было для них – табу.

Они с Рейми выбрали подходящее случаю место – рощу, которую давно никто не посещал. Это была роща Астарты, полузабытого культа, некогда очень популярного в их краях. Когда– то люди приносили сюда дары, чтобы задобрить злобную богиню, но теперь, когда безумие пришло на полудикие, все поняли, что это бесполезно. Если дьяволица и существует, то ее гнев не сдержать уже ничем. Хедли терпеть не мог культы, а Рейми она нравилась – самая честная из богинь.

Хедли упал на мокрый снежный настил рядом с братом. Точнее с тем, что от него осталось. Многие, смотря на безжизненный труп, не различают, умер он неделю назад или вчера. Но ведь это не имеет значения. Важна лишь минута, когда плоть покидает тело. Вся жизнь – лишь минута, лишь она бесконечна – минута, разрывающая сердца в клочья. Хедли переживал каждую минуту. Рядом. Он закурил и возвел глаза к небу, желая прочувствовать каждый миг. Две огромные луны продолжали давить на него сверху. На полудиких островах их считали богами, Эми и Рейми, в честь которых их и назвали. Две противоположенные сущности, дополняющих друг друга, покрывающих ночное небо и смотрящих сверху. С безразличием, считал Хедли. Он не верил в богов. В тот миг казалось, что он не верил ни во что, кроме липкой пустоты, обволакивающей мертвых.

Он курил, и сигарета прогорела между его пальцами. Она почти обожгла его губы, когда он отрубился прямо на холодном снегу.

Он пролежал так несколько часов, пока не проснулся, его никто не беспокоил. Местные стервятники были неразборчивы, но очень трусливы. Эта загадка была для Хедли неразрешима: чего боятся тем, кому нечего терять? Смерть и так поджидает за каждым переулком, жизнь ускользает между пальцами, а в зеркале нет ничего, чего можно бы было пожалеть.

Ему снились сны о родных островах, где росли дикие кустарники, а день еще не перепутался с ночью. Он не помнил своих снов, он ощущал их послевкусие. Глядя на себя, Хедли хотел зарыться сквозь землю и вовсе не существовать. Он чувствовал, что дышит чужим воздухом и живет чужой жизнью. Он не мог заменить Рейми, не мог стать им, как бы тот этого не желал. Но обещания надо сдерживать. Рейми всегда находил нужные слова, когда надо было кого– то в чем -то убедить, этого не отнять. Хедли бы охотно поменялся с ним местами. Но книга жизни распорядилась иначе. Чего бояться мертвому, и чего страшиться тому, кто видел смерть?

Хедли встал и, бросив на тело брата равнодушный взгляд, пошел обратно к пристани. Он даже не стал вынимать свой кинжал из его груди.

– Вот тебе мой подарок напоследок.

Возможно, его мать бы осудила его за то, что он не похоронил брата как подобает обряду, но он не верил в обряды. Мертвым все равно.

С дрожью в руках и привычной слабостью в теле, Хедли направился к пирсу. Он не ел уже больше суток и это давало о себе знать. Единственный способ попасть с диких островов к центру города: договориться с одним из местных контрабандистов, ведь торговые суда давно перестали ходить в том направлении. Шум усиливался, но он старался не обращать на это внимания. Дальше ведь все равно будет только хуже. Очень далеко, за линией горизонта, виднелись очертания старого города. Издалека он казался городом – призраком, городом вечной зимы, похороненным во льдах. Когда– то давно они с Рейми мечтали сорваться туда насовсем. Что ж, мечты иногда сбываются, даже если они больше тебе не нужны.

Хедли подошел к капитану единственного судна, которое показалось ему подходящим и попытался договорится о цене. Он продал все, что успел награбить за время, проведенное в банде, но этого хватило только на дорогу до пристани, еду и сигареты: в постоянно бегущем и меняющемся мире золото обесценилась окончательно. К тому же, надо было оставить заначку на потом, чтобы не голодать по прибытию. Кэп выглядел типичным паразитом – рослый, на две головы выше Хедли, обколотый с головы до ног – рисунки были не ровными, сделанными дешевыми чернилами – такие нередко заносили инфекцию в тело носителя. Однако матерым уголовникам было на это плевать – терять то все равно нечего. Вся их жизнь заключалась в том, чтобы хорошо заработать и выгодно продать, а потом спустить все на бодяженное бухло и дешевых потасканных шлюх в ближайшем борделе. В криминальном мире они были низшей кастой и никто их по настоящему не уважал. Сообразив, что Хедли настойчиво хочет попасть на борт, капитан высокомерно ухмыльнулся – зарабатывать на чужом горе эти ребята умели как никто. Видя перед собой невысокого подростка, он не чувствовал в нем никакой угрозы.

Словесные аргументы заканчивались, как и его терпение. Хедли расстегнул куртку и медленно нащупал рукоять. Склеры его глаз окрасились в бардовый цвет, как это было всегда, когда он злился. Люди, толпящиеся на пристани, начали озираться по сторонам, нервно потирая руки. Они чувствовали напряжение и дискомфорт, хотя и не видели откуда они исходят. Парни, стоявшие за капитаном зашевелились, подошли ближе. Нелепая демонстрация грубой силы и численного превосходства произвели на Хедли прямо противоположенный эффект. Рейми всегда говорил: "Только напор – это вздор, братишка!"

Ситуация начала накаляться чуть ли не в буквальном смысле этого слова.

– Я доплачу за этого!

Хедли резко развернулся, услышав звенящий, властный женский голос.

Она была привлекательна, хоть и немолода, внешность и манера говорить ясно давали понять, что она издалека. Хедли едва поборол желание состроить брезгливую гримасу: девчонка явно была из высших каст.

– С чего такая щедрость? – сопляк просто не умел вовремя заткнуться.

– Будешь отрабатывать. На корабле много больных, мне понадобятся лишние руки. – девушка бегло оглядела его – ты местный, так что явно не неженка. – она подошла поближе и сказала почти шепотом. – И будь добр держать себя в руках. Можно подумать вокруг и без тебя мало смертей!

Она отвернулась и пошла в сторону корабля.

– Сайонара. – подумал Хедли, оглядывая порт напоследок. Он понимал что никогда не вернется на острова, а если и вернется, то будет совершенно другим человеком.

Глава вторая.

Дети севера.

Прошло несколько минут, пока Лина пришла в себя. Она медленно массировала виски, пытаясь как– то упорядочить то, что чувствует. Для сильного тепа вроде нее корабль, полный безумцев, был настоящим эмпатическим штормом. Их мысли, а главное – эмоции, проносились через ее голову словно пули. Ей приходилось быстро сшивать раны и отсеивать лишнее, работа была ювелирная и вряд ли кто -то менее опытный справился с таким напряжением. Вдох, выдох, но мы тут не играем в любимых! Она обхватила голову руками и подошла поближе к борту. Она чувствовала дыхание ледяного ветра, холодные капли стекали по ее лицу, по ее шее и рукам, стимулируя волокна сенситивных периферических нервов в ее теле. Шум моря помогал ей сосредоточится, помогал держать равновесие. Бригантина набирала ход, ветер усиливался и дышать становилось легче. Лина медленно развернулась к своему новому спутнику. Он обводил ее фигуру с ног до головы совершенно бестактным и оценивающим взглядом. Он смотрел так, словно понимал все то, что ей приходилось ощущать и это не вызывало в нем никакого сочувствия. Он смотрел на нее так, как смотрел на всех чужих. Даже ее внешность не оставляла в нем никаких приятных ощущений. У нее были темные, кудрявые, распущенные волосы ниже плеч, верхняя часть которых убрана с лица и стянута в хвост, стройная фигура и карие глаза. Чертам лица, пожалуй, чего– то недоставало – лицо выглядело немного болезненно, а кожа была бледновата для таких как она. В остальном, она воплощала в себе то, что другие назвали бы совершенством эльфийской скульптуры – что не изгиб – то мрамор. И это его бесило. Она воплощала в себе то, что его учили ненавидеть. Он не любил ничего совершенного, ничего манящего и притягательного. Вся эта показная безупречность вызывала у него отвращение. Но все было не так просто. В ее глазах читалась боль уставшей, надломленной женщины и Хедли пытался понять можно ли верить глазам этой телепатки или, подобно хамелеону, она показывает лишь то, что хочет.

– Не пытайся пролезть мне в башку, я это почувствую.

– Если бы я могла, я бы вскрыла тебя как яичную скорлупу. – Она весело улыбнулась. – Но ты не пускаешь меня и правильно делаешь. Как тебе это удается?

– Здесь, меж морского соленого воздуха, где ты находишь свои мысли? Я их не нахожу. Они тают, словно волны, обращающие камни в ветер. – Хедли поднял глаза к линии горизонта. Он не хотел ее оскорблять, но ничего не мог с собой поделать. – Я вижу кто ты, вижу из какой ты касты, вижу что ты не человек и мне это не нравится.

О, это заставило ее сильно разозлиться.

– Ну прости меня, сопляк с полудиких, что я тебе не нравлюсь. Ты оплатил свой долг и можешь больше со мной не разговаривать.

– Зачем ты здесь? Зачем аристократка вроде тебя плывет на встречу смерти, рискуя каждую минуту и не получая ничего взамен?

– Думаешь я родилась в особняке и носила шелковые платья? Ты еще глупее, чем я думала, сопляк, раз не замечаешь ничего дальше собственного носа! Думай что хочешь, я не хочу и не буду тебя в чем то убеждать.

Он глянул на нее, но не задержал дыхания. Его больше волновала его догорающая сигарета, чем она.

– То, что было в трюме – это было жестоко. Ты только продлеваешь их мучения, а это совсем ни к чему. Они этого не заслуживают.

– Знаю я, чего они, по твоему, заслуживают. У тебя на все один метод, таким как ты это, должно быть, свойственно. Но меня этот подход не устраивает.

– Кто они, такие как я?

– О, Боги, думаешь я никогда не видела хевелингов?! Я почувствовала тебя, как только добралась до порта, а может и того раньше. Почувствовала злобу, отравляющую воздух за километр от тебя. – В ее взгляде не было высокомерия, только жалость. Или она так издевалась над ним? Он не мог понять, может, не хватало мозгов, а, может, фантазии. – Я думала, таких как ты не осталось вовсе.

– Уверен, вы и ваши дружки об этом позаботились, не так ли?

– Мы создали таких как вы. Вдохнули в вас нечто, нечто божественное и сокровенное. И как вы воспользовались своим даром? Направили его против нас! Та искра, которая горела в вас когда -то.. Я, наверное, сошла с ума, но черт возьми, я вижу ее в твоих глазах – она подошла ближе, пытаясь прикоснуться, но он не позволил.

– Зачем даровать жизнь тому, кто не в состоянии ей распорядиться? – Он снова закурил. – Даже самые верные собаки рано или поздно почувствуют опьяняющий запах крови. Неужели вы думали, что мы, как верные псы, будем вечно лизать вам пятки?

– Тебя не учили ничему, кроме ненависти?

– Ты, наверное, воспринимаешь ненависть, как порок, но это еще не все. Ненависть дает таким как я силу. Даже когда ничего другого не остается. ("Ну вот, приехали! Открываю рот я, а говорит Рейми. – подумал он").

– Это – не ты, я же вижу. Не стоит ненавидеть меня, или то, что сейчас происходит из– за того, что так бы сделал кто– то другой. – Лина стала говорить тише. Его силуэт привлекал ее, как пламя привлекает светлячков.

– Там, на пристани, я просто увидел то, что хотел увидеть, то, что хотел ненавидеть – эльфийку из высших каст. – находясь рядом с Линой, он, почему то чувствовал себя спокойнее, казалось, даже холод перестал обжигать его кожу. – Теперь я вижу, что ошибался.

– Что ты ищешь в старом городе?

– Смерти. А ты?

– Мне просто некуда больше идти. Нужно двигаться куда– то, не важно, в каком направлении, ведь я чувствую: стоит мне остановиться – все, конец. – она потупила взгляд и с грустью смотрела на темные воды, бурлящие за бортом. – Я тоже в тебе ошибалась. Думала, ты из тех, кто ищет славы, власти или другого подобного дерьма. А тебе, как оказалось, нужно совсем другое. Но разве смерть может быть достойной? Только жизнь можно прожить достойно.

– Моя жизнь – черт – те что, сплошные изгибы и ни одной прямой линии. Может, хотя бы моя смерть будет оправданием за то, что я успел натворить.

– Тебе нужно прощение.. Мрачно, но, по – своему, красиво.

Они провели молча оставшуюся часть пути. Говорить больше не было нужды, у них еще будет для этого время. На горизонте уже виднелись яркие огни "Виселицы" – бухты контрабандистов.

***

Бухта – по сути огромная пещера, вырезанная в большой отвесной скале, напоминала пещеру чудес из восточных сказок, где хранились как несметные сокровища так и смерть – неразлучные соседи. Хедли представлял ее себе как огромную пасть, что глотает прибывающие сюда корабли и тех несчастных, что отважились наконец бросить вызов старому городу. Два прожектора, установленные по бокам от гавани, прорезали предрассветный туман бардовым люминесцентным светом. Очутившись внутри, возникало ощущение, что чудовище вот– вот закроет свою пасть, оставляя людей в холодной, темной западне навечно, и только проблески света, где– то наверху, давали надежду на избавление. Многочисленные лестницы, совмещенные с лесами, вели к выходу на поверхность.

Контрабандисты не скрывали своего присутствия на континенте, а власти смотрели на них сквозь пальцы, ведь только благодаря им на черный рынок попадали товары и медикаменты, которых было не достать никаким другим путем. Это немного стабилизировало ситуацию и позволяло властям держать контроль над центральными кварталами города, принадлежавшими клановым матриархам, которые с теми же контрабандистами активно и весьма успешно сотрудничали.

В бухте стояли четыре корабля: три бригантины и одна шхуна. Людей была целая толпа, эльфы держались немного позади, вся эта чертовщина напоминала целый Хеллоуин. Только без причудливых масок и дебильных костюмов. Атмосфера была подобна пороховой бочке, однако бойцы центрового клана, державшего бухту, казалось, полностью контролировали ситуацию. Заметить их было не трудно, они стояли по периметру бухты с огнестрелами наперевес. Однако, от остальных людей, их отличало вовсе не оружие, а взгляд: в нем не было ни стыда, ни страха, ни горя. Внешность соответствовала содержанию, для таких убить – все равно что рюмку опрокинуть. Атрейя, их матриарх, вызывала у гангстеров с островов огромное уважение. Она пробилась с самых низов, захватила власть способом, наиболее кровавым из всех возможных и стальной хваткой держала самый могущественный преступный синдикат в городе.

Лина накинула капюшони вместе с сопровождающими направилась к трапу. Беспокойно оглянувшись, она нашла глазами Хедли, стоявшего в стороне от толпы. Он никуда не спешил, лишь внимательно оглядывал каждого, кто проходил мимо оценивающим взглядом. Он никогда не покидал островов и вот теперь, стоя на пороге, он пытался прикинуть что ждет его дальше. Его всегда немного пугала неизвестность, в отличии от брата, за которым он постоянно следовал. Теперь следовать было не за кем – оставалось только вести.

– Я хотела попрощаться. – он услышал ее печальный и теплый голос, но в ее сторону он даже не посмотрел. – Я буду в храме возле пика Лагерта. На случай, если ты вдруг захочешь меня увидеть.

Хедли удостоил ее лишь коротким кивком. Она развернулась и уверенно двинулась прочь.

– Странно, – подумал он. – Я никогда не верил в судьбу. Но сейчас у меня возникло ощущение, словно она взяла меня за горло.

Глава 3.

Боги и контрасты.

Если бы вы посмотрели на молодого парня, гуляющего по окрестным кварталам центральной части старого города, то вряд ли заметили бы в нем что то, что бросалось в глаза и привлекало лишнее внимание. Рослый и довольно субтильный, слегка вытянутое лицо с высокими скулами, бледная кожа как будто обтягивала череп, мешки под глазами, желтоватый оттенок зубов, характерный для любого заядлого курильщика. Волосы словно зола, мутновато – пепельного оттенка, неровными прядями спадали на лицо скрывая разного цвета глаза – последствия врожденной гетерохромии. Один был темно – карий, другой – гораздо светлее, с легким, зеленоватым оттенком. Одет он был в черно – зеленую куртку до бедер, на рукаве красовалась нашивка в виде белой по краям и темной внутри сферы, в которой, приглядевшись, можно было увидеть два змеиных глаза – это был символ банды, в которой, вместе с братом, Хедли когда то состоял. Он решил не снимать нашивку, даже когда покидал полудикие, чтобы она служила ему напоминанием о том кто он, откуда и с чего начинал. Он прекрасно помнил все, что успел натворить за свою короткую жизнь. Помнил налеты, грабежи, рекет и шантаж, помнил, как убивали местных, имевших наглость отказаться от их так называемого "покровительства", как отрезали их длинные уши, считавшиеся у гангстеров особым трофеем. Он помнил, как насиловали женщин, хотя Хедли, из чувства брезгливости, всегда отказывался принимать в этом процессе участие: не любил подъедать за другими. Он пошел в налетчики не из– за денег или женщин, и даже не из врожденной неприязни к высшим кастам. Он делал это из спортивного интереса. Тяга померяться силой с превосходящим его противником разжигала в нем настоящую страсть. Он всегда действовал на грани фолла, ставил себя в самые невыгодные и безнадежные ситуации. Он любил провоцировать, не раз сам давал противнику загнать себя в угол, чтобы тот, в итоге, с удивлением обнаружил, что даже очевидное преимущество, порой, не дает желаемого результата. Хедли очень любил смотреть им в глаза в этот момент, когда уверенность и наглость сменялась удивлением и ужасом. Он любил показывать свое превосходство в классе, выставляя оппонента ничтожеством, любил издеваться и высмеивать. У него это хорошо получалось, особенно в моменты, когда матерые бойцы отгребали от сопливого оборванца с островов, не оставлявшим им никаких шансов даже на достойное поражение. Рейми всегда очень веселили эти представления и, порой, он с гордостью рассказывал о них матери, опуская излишние кровавые детали. Они с Хедли составляли отличный дуэт, но вскоре веселой и красивой бадитской жизни пришел конец, все, alles.

Когда безумие пришло на острова по началу никто и не заметил ничего необычного, люди резали друг другу глотки задолго до этого. Но, со временем, масштаб трагедии увеличивался, а число жесточайших убийств, совершенных без какой бы то ни было видимой причины, росло в геометрической прогрессии. Жадно и методично, безумие поглощало остров за островом. Удивительно, как, порой, общее горе способно сплотить людей, которые еще недавно так друг друга ненавидели. Аристократы скидывали золото мешками, снимали брюлики и отдавали за бесценок, сами снабжали местные банды деньгами и оружием. Те же, в свою очередь, забыв об освещенном веками запрете якшаться с солдатней, начали действовать с ними сообща, охраняя зоны карантина, охотясь на стервятников и уничтожая тех, кого было уже не спасти. Они называли это милосердием, но выглядело это очень жутко. Какого убить соседа, которого ты знал всю свою жизнь и пил с ним за одним столом в местном баре после тяжелого дня? Убить его жену, приветливо махавшую тебе, когда ты проезжал мимо? Убить детей, которые играли с твоей собакой и клянчили яблоки с твоего сада? Особенно если они еще оставались в здравом уме, если повреждения мозга еще не давали слишком очевидных изменений в поведении. Они угрожали, кричали, плакали. Матери бросались в ноги, умоляя пощадить их детей. Далеко не каждый был способен на такое, далеко не каждый может сделать нечто ужасное, даже будучи уверенным, что это необходимо. Рейми никогда не колебался, а вот Хедли к этому привыкнуть так и не смог. Чувства тоски и горечи, словно черви, прогрызали его изнутри. В такие моменты его одолевали очень противоречивые ощущения. С одной стороны, он хотел быть похожим на брата, а с другой, он очень боялся стать таким как он.. Хотя иногда, чтобы победить зло, нужно еще большее зло, неизбежное. Рейми легко смирился с этой мыслью, а вот Хедли – нет.

Так или иначе, все усилия и жертвы помогли лишь отсрочить неизбежное. Сидеть на заднице ровно и дожидаться, когда безумие постучит в твою дверь было просто невыносимо и Рейми рванул на большую землю. Хедли внял мольбам матери и остался, хотя и понимал, что его место рядом с братом и нигде иначе.

***

Говорили, на окраинах центрального квартала была особая атмосфера и Хедли впитывал ее как губка. Она была музыкой в его ушах, терпким, слегка обжигающим вкусом у него на губах, легкой пеленой у него на глазах. Он вдыхал ее раз за разом, не смотря на легкую горечь и специфический вкус. Он видел множество костров, вокруг которых собирались те, что не желали расходиться до утра, слышал крики и звуки выстрелов, слышал стоны шлюх, что за звонкую монету отдавались любому в ближайшей подворотне, с порта доносился шум прилива и крики пьяных моряков. В барах и борделях, что работали круглые сутки и никогда не закрывались, играла музыка. Эмоции окружающих, их желания и намерения – он все это чувствовал как никто.

Однако за всем этим живым декадансом скрывалось то, чего он не мог не заметить. Сюрреалистические пейзажи, увиденное граничило с безумием. Все было пропитано безумием, каждый закоулок, каждый загнивающий сад. Самое точное описание «цветущего» куска цивилизации. Каждое дерево напоминало нависающего над головой монстра, что старался.. даже не то чтобы тебя сожрать скорее, поглотить, сделать тебя частью себя, частью.. одного целого. Хедли чувствовал как вдыхает это в себя, как оно просачивается сквозь его кожу, понемногу меняя его суть. Его дыхание становилось тяжелым, а шаги медленными. Он сел, облокотившись на ближайшую стену и обхватил голову руками. Его вырвало прямо на мостовую, это была вода вперемешку с желудочным соком. Он побледнел еще больше прежнего, а на лице выступил холодный пот. Куда он забрел, что он здесь делает? Он не знал куда идти и что делать дальше. В пачке остались всего три сигареты, он взял одну и закурил, старательно пряча сигарету от дождя. Хедли прекрасно понимал, что другие: те, кого он встречал на улице, кто ошивался возле ночных баров и борделей – они ничего такого не чувствуют и его это беспокоило. Он злился на себя за свою слабость, за страх и бессилие. Порой, это доходило у него до паранойи, но он никак не мог отделаться от этих мыслей. Левая рука сильно зудела и он знал почему. Он понимал: "Это не мое место и не мое время". Но пути назад уже не было, он сжег за собой все мосты, даже те, что держались на одной силе воли.

– Ты привыкнешь, со временем. – девчонку напротив он еле различал, картинка была смазанная, все плыло перед глазами. – Первый день, верно? Поначалу все так реагируют, а затем привыкают.

Она стояла на терассе дома, что был прямо перед ним, облокотившись на перила, время от времени прикладываясь к бокалу, что держала в руке. Ей было не больше пятнадцати, привлекательная, со своим очарованием, слегка запитая и неряшливая впрочем. По циничному взгляду и вульгарной одежде, Хедли сразу понял кто она и что здесь делает. Он ощутил ее обжигающую ауру и нервно сглотнул. Во рту был отвратительный привкус рвоты смешанной с табаком, а выглядел он так, словно его только что вытащили из канавы. Рука по старой привычке сжимала рукоять его клинка, но Хедли понимал что сейчас от него мало толку. И чего она с ним заговорила, должно быть от скуки? Он не был похож на того, кто способен оплатить ее услуги, он не был похож на того, кто вообще на что– то способен. Хедли понимал, что эта шлюха – пожалуй лучший вариант на эту ночь – это лучше, чем уснуть на мостовой или попасться на глаза парням из местной банды, которым наверняка не понравится, что отброс с полу – диких шляется ночью по их территории.

– Тебе нужна койка, пара бокалов чего– нибудь крепкого и завтра будешь как новенький. – Ее улыбка имела несколько снисходительный оттенок, но Хедли было не до этого. – Я бы отдалась тебе бесплатно за твои красивые кошачьи глазки, но госпожа не велит.

– У меня есть деньги. На койку и на выпивку. – Хедли поднял на нее взгляд – И на тебя тоже.

Она улыбнулась и кивком пригласила его внутрь. Заставив себя встать, он последовал за ней: слишком много впечатлений за один вечер, too much.

***

Он стоял в коридоре в абсолютной темноте. Не мог пошевелить пальцами, не мог поднять руку, его тело не слушалось, он ощущал себя узником в клетке, сотканной из костей, мышц и сухожилий. Он ощущал пульс, биение сердца и то, как его клапаны прогоняют кровь по телу. Она струится бесконечным потоком по его венам, его желудок, в отсутствии более подходящей альтернативы, начинает переваривать свои собственные складки. По его мозгу струятся статические импульсы, струятся непрерывно, однако попытки заставить его подчиняться не имели никакого успеха. Тяжелое дыхание прогоняло воздух через его легкие, он думал о сигарете, он умолял о ней. Но его мольбы были беззвучны, он не мог вымолвить ни слова. Длинный темный коридор заканчивался дверным проемом, ведущем к свету. Только вот преграда на этом пути казалась совершенно непреодолимой. Высокая долговязая фигура человека, чьи черты лица были едва различимы медленно приближалась к нему. Он знал кто это, но не знал почему, он хотел сбежать, но не знал как и куда. Ему оставалось только ждать и надеяться что все это скоро закончится. Но высокая фигура приближалась медленно и на губах ее застыл вопрос. Он не хотел этого слышать, но выбора не было!

– Что ты делаешь со мной, Хедли? Что ты делаешь со мной?!

***

Он очнулся в холодном поту, дыхание было хриплым и прерывистым, а девчонка, что провела с ним ночь, обтирала его тело холодной губкой где– то в области живота. Она делала это очень мягко – настоящая профи.

– А ты не такой крепкий как мне показалось. Такой реакции я еще не видела. Я время от времени прислушивалась даже к твоему дыханию, чтобы понять, жив ли ты еще. В комнате жуткая духота, а ты холодный, как лимонад. – улыбаясь, она продолжала делать свое дело, плавно и методично.

– Чего окно не откроешь тогда?

– Ты запретил. Войдя в комнату, приказал закрыть окна и шторы закрыть. Я зажгла камин, мы распили бутылку и поболтали. Я то думала о сексе, но куда там. – она весело улыбнулась и легла рядом. Обнаженное, теплое тело немного его согревало. Со временем, не сразу, но он пришел в себя. Знакомым жестом нащупал рукоять и попытался сесть.

– Терпеть не могу лунный свет, мне иногда кажется что они приближаются, эти две громадины, медленно, но верно, и рано или поздно столкнутся с землей. Не люблю дорогой алкоголь и помпезные комнаты вроде этой. – он оглянулся вокруг и взгляд его остановился на девчонке, что лежала рядом с ним. Она была единственным, что интересовало его в этой комнате. Свет, исходящий от камина играл на ее бархатной коже, густые рыжие волосы струились по телу. Он провел по ней рукой, начиная от шеи и заканчивая бедрами. Его прикосновения словно обозначали то, что ему в ней нравилось. Она почувствовала приятное тепло и потянулась к нему, поцеловав его в шею, она начала спускаться ниже. Он взял ее за предплечья как можно мягче, словно она была кошкой, которую он боялся спугнуть. Она подняла лицо и посмотрела ему в глаза. Атмосфера в комнате для нее тут же изменилась, теплота и уют бесследно исчезли, а по коже пошли мурашки. Ей казалось, что она смотрит прямо в жерло вулкана, глубокую бездну, в основании которой горел огонь. Она хотела было отстраниться, но профессиональная этика не позволяла проявлять к клиенту антипатию.

– Вот это я попала, полная дура, это жесть! – она старалась не показывать страха, но Хедли почувствовал его очень отчетливо и виновато отвернулся.

– Извини, я не хотел тебя смущать. Сейчас, должно быть, уже светает, я хочу полюбоваться своим первым рассветом в старом городе. Надеюсь, ты составишь мне компанию? – он обернулся к ней с улыбкой, избегая прямого визуального контакта. Она успокоилась, немного оттаяла и кивнула в ответ.

***

Бардель "Хищные птицы" стоял чуть ли не на границе с территорией, на которой располагался эльфийский клан. Это был коммерческий ход, придуманный Госпожой – основательницей этого небольшого заведения. Не самый успешный, впрочем – эльфы заглядывали сюда редко, но платили всегда хорошо. Никто не знал ее имени и особенно не интересовался, ведь ее прозвище прекрасно ей подходило: это была властная, статная женщина лет сорока. Несмотря на годы и большой опыт в этом бизнесе, она сохранила природную красоту и сама иногда обслуживала клиентов. Она была единственной в этом заведение кто мог выбирать, с кем ей скоротать ближайшую ночь.