Текст книги "Ад – это вечность"

4

После того, как другие прошли через завесу, Кристиан Брафф задержался в убежище. Он закурил еще одну сигарету, симулируя полное самообладание, выкинул спичку и сказал:

– Э-э… мистер Существо?

– Что, мистер Брафф?

Брафф не мог удержаться от быстрого взгляда в сторону звучащего из пустоты голоса.

– Я… Ну, я просто остался поболтать.

– Я так и думал, мистер Брафф.

– Думали?

– Ваша ненасытная жажда свежего материала не тайна для меня.

– О! – Брафф нервно оглянулся. – Понятно.

– Но нет причин для тревоги. Нас здесь никто не подслушает. Ваша маскировка останется нераскрытой.

– Маскировка?!

– Вы же не дурной человек, мистер Брафф. Вы никогда не принадлежали к обществу убежища Саттон.

Брафф сардонически рассмеялся.

– Не стоит притворяться передо мной, – дружелюбно продолжал голос. – Я знаю, россказни о ваших плагиатах просто очередная небылица плодотворного воображения Кристиана Браффа.

– Вы знаете?

– Конечно. Вы создали эту легенду, чтобы быть вхожим в убежище. Много лет вы играли роль лживого негодяя, хотя временами кровь стыла у вас в жилах.

– И вы знаете, зачем я это делал?

– Конечно. Фактически, мистер Брафф, я знаю почти все, но признаю, что одно смущает меня.

– Что именно?

– Ну, имея такую жажду свежего материала, почему вы не довольствовались работой, подобно другим авторам, с которыми я знаком? К чему безумная жажда уникального материала… абсолютно нетронутой области? Почему вы хотели заплатить столь горькую и непомерную цену за несколько унций новизны?

– Почему? – Брафф окутался дымом и процедил сквозь зубы: – Вы бы поняли, если бы были человеком. Я не обманываюсь в этом?..

– На этот вопрос не может быть ответа.

– Тогда я скажу вам, почему. Есть то, что мучает меня всю жизнь. Мое воображение.

– А-а… Воображение!

– Если воображение слабое, человек всегда может найти мир глубоким и полным бесконечных чудес, местом многочисленных восторгов. Но если воображение сильное, крепкое, неустанное, он обнаружит мир очень жалким… тусклым, не считая чудес, которые создал он сам.

– Воображаемых чудес.

– Для кого? Только не для меня, мой невидимый друг. Человек – ничтожное существо, рожденное с воображением богов и созданное когда-то из глиняного шарика и слюны. Во мне уникальная личность, мучительный стон безвременного духа… И все это богатство завернуто в пакет из быстро снашивающейся кожи!

– Личность… – задумчиво пробормотал голос. – Это нечто такое, чего, увы, никто из нас не понимает. Нигде во всей известной вселенной нельзя найти ее, кроме как на этой планете, мистер Брафф. Иногда это пугает меня и убеждает, что ваша раса будет… – Голос резко оборвался.

– Чем будет? – быстро спросил Брафф.

Существо проигнорировало его.

– Будете выбирать другую реальность в вашей вселенной или удовлетворитесь тем, что уже имеете? Я могу предложить вам миры огромные и крошечные, великие создания, сотрясающие пространство и наполняющие пустоту громами, крошечные существа, очаровательные и совершенные, общающиеся напрямую мыслями. Вас интересует страх? Могу дать вам содрогающую реальность. Боль? Муки? Любые чувства? Назовите одно, несколько, все вместе. Я сформирую реальность, превосходящую даже те гигантские концепции, что являются неотъемлемо вашими.

– Нет, – ответил, наконец, Брафф. – Чувства лишь чувства, со временем они надоедают. Вы не сможете удовлетворить воображение, что вспенивает мир все в новых формах и вкусах.

– Тогда могу предложить вам миры со сверхизмерениями, которые ошеломят ваше воображение. Я знаю систему, что будет вечно развлекать вас своим несоответствием… Там, если вы печалитесь, то чешете ухо или его эквивалент, если влюбляетесь, то пьете фруктовый напиток, а если умираете, то разражаетесь хохотом… Я видел измерение, где человек может наверняка совершить невозможное, где остряки ежедневно состязаются в составлении живых парадоксов и где подвиг превращается в так называемую «косность». Хотите испробовать эмоции в классическом исполнении? Я могу доставить вас в мир n-измерений, где вы можете испытать интригующие нюансы двадцати семи основных эмоций – записанных, конечно – и дойти до их комбинаций и скрещиваний. Математически это выглядит так: 27х10 в 27 степени. Представляете, какое вы получите наслаждение?

– Нет, – нетерпеливо сказал Брафф. – Ясно, мой друг, что вы не понимаете личности человека. Личность не детская штучка, чтобы развлекать ее игрушками, однако, в ней есть что-то детское, раз она стремится к недостижимому.

– Ваши взгляды настолько животные, что это даже не смешно, мистер Брафф. Нужно сказать, что человек – единственное смеющееся животное на Земле. Уберите юмор и останется только животное. У вас нет чувства юмора, мистер Брафф.

– Личность, – с жаром продолжал Брафф, – желает только того, чего нельзя надеяться достичь. То, чем можно завладеть, не является желаемым. Вы можете предложить мне действительность, в которой я буду обладать вещью, кою желаю, потому что не могу обладать ей, и чтобы это обладание не нарушило ограничение моего желания? Можете вы сделать это?

– Боюсь, – с легким замешательством ответил голос, – что доводы вашего воображения слишком хитры для меня.

– А, – пробормотал Брафф самому себе, – этого-то я и боялся. И почему мироздание, казалось, избежавшее второсортных личностей, и вполовину так не умно, как я? К чему эта посредственность?

– Вы хотите достигнуть недостижимого, – благоразумным тоном заметил голос, – и одновременно не хотите достигнуть его. Противоречие кроется внутри вас. Вы хотите измениться?

– Нет… Нет, не измениться, – покачал головой Брафф. Он постоял, глубоко задумавшись, потом вздохнул и затоптал сигарету. – Есть только одно решение моей проблемы.

– Какое?

– Подчистка. Если вы не можете удовлетворить мое желание, то должны хотя бы оправдаться. Если человек не может найти любовь, он пишет психологический трактат о страсти.

Он пожал плечами и двинулся к огненной завесе. Позади него раздался смешок и голос спросил:

– К чему вас толкает эта личность, а, человек?

– К правде вещей, – отозвался Брафф. – Если я не могу уменьшить свою тоску, то хочу, по крайней мере, узнать, почему я тоскую.

– Вы отыщите истину только в аду, мистер Брафф.

– Как так?

– Потому что истина – это всегда ад.

– И, несомненно, ад есть истина. Тем не менее, я иду туда, в ад или куда угодно, где можно найти истину.

– Может, ты найдешь приятные ответы, о, человек!

– Благодарю вас.

– И может, ты научишься смеяться.

Но Брафф ничего больше не услышал, так как прошел завесу.

Он очутился перед высокой конторкой чуть ли не с него ростом. Не было больше ничего. Густейший туман стоял вокруг, скрывая все, кроме этой конторки. Брафф вздохнул и поглядел вверх. Из-за конторки на него смотрело крошечное личико, древнее, как орех, усатое и косоглазое. Мелко тряслась маленькая голова, покрытая островерхой шляпой. Как колдовской колпак.

Или дурацкий колпак, подумал Брафф.

Позади головы он смутно различил полки с книгами и регистрационными ярлыками: А – АВ, АС – АД и так далее. Еще был там мерцающий черный флакон чернил и подставка с перьевыми ручками. Картину завершали громадные песочные часы. Внутри них была паутина, по которой бегал паук.

– Из-зумительно! Пор-разительно! Нев-вероятно! – прокаркал человечек.

Брафф почувствовал раздражение.

Человечек склонился, как Квазимодо, и приблизил свое клоунское личико к Браффу. Он протянул узловатый палец и осторожно ткнул им Браффа. Он был поражен. Выпрямившись, он провыл:

– Сам-муз! Да-гон! Рим-мон!

Послышалась невидимая возня, из-за конторки выпрыгнули еще три человечка и уставились на Браффа. Осмотр длился несколько минут. Раздражение Браффа росло.

– Ладно, – сказал он, – достаточно. Скажите хоть что-нибудь. Сделайте хоть что-нибудь.

– Оно говорит! – недоверчиво воскликнули все трое. – Оно живое! – Они прижались друг к другу носами и быстро забормотали: – Самое-изумительное – Дагон-он-говорит-Риммон-может-быть-живой-человек-Должна-быть-какая-то – причина-для-того-Саммуз-если-ты-так-думаешь-но-я-немогу-назвать-ее.

Затем они замолчали.

Снова поглядели на него.

– Узнаем, как оно попало сюда, – сказал один.

– Нет, узнаем, что это. Животное? Растение? Минерал?

– Узнаем, откуда оно, – сказал третий.

– Нужно поосторожнее с незнакомцами, знаете ли.

– Почему? Мы же абсолютно неуязвимы.

– Ты так думаешь? А как насчет визита ангела Азраэля?

– Ты имеешь в виду ан…

– Молчи! Молчи!

Свирепый спор прервался, когда Брафф нетерпеливо постучал носком ботинка. Очевидно, они пришли к решению. Номер первый колдовски нацелил обвиняющий палец на Браффа и спросил:

– Что ты здесь делаешь?

– Сначала скажите, где я, – огрызнулся Брафф.

Человечек повернулся к братьям Саммузу, Дагону и Риммону.

– Оно хочет знать, где оно, – ухмыльнулся он.

– Ну, и скажи ему, Белиал.

– Продолжай, Белиал. Так можно торчать тут вечность.

– Слушайте, вы! – повернулся Белиал к Браффу. – Это Центральная Администрация, Центр Управления Вселенной. Белиал, Риммон, Дагон и Саммуз

– управляющие, действующие от имени Его Верховенства.

– Это Сатана?

– Не фамильярничайте.

– Я пришел сюда встретиться с Сатаной.

– Он хочет встретиться с лордом Люцифером! – ужаснулись они. Затем Дагон подтолкнул остальных острыми локотками и с проницательным видом приложил палец к носу.

– Шпион! – произнес он и для ясности указал наверх.

– Молчи, Дагон! Молчи!

– Нужно узнать, что происходит, – сказал Белиал, листая страницы гигантского гроссбуха. – Он определенно не принадлежит здешним местам. Он не доставлен по расписанию на… – Он перевернул песочные часы, приведя в ярость паука. – …на шесть часов. Он не мертвый, потому что не воняет. Он не живой, потому что призывают только мертвых. Вопрос: что он и что нам делать с ним?

– Гадание. Совершенно безошибочное гадание, – подсказал Саммуз.

– Ты прав, Саммуз.

– Великий ум у этого Саммуза!

Белиал перевел взгляд на Браффа.

– Имя?

– Кристиан Брафф.

– Он сказал имя! Он сказал!

– Давайте попробуем Нумерологию, – сказал Дагон. – К – одиннадцатая буква, Р – семнадцатая, И – десятая и так далее. Правильно, Белиал, пишется так же, как говорится. Возьмем общую сумму. Удвоим и прибавим десять. Разделим на два с половиной, затем вычтем оригинал…

Они считали, прибавляли, делили и вычитали. Царапали перьями по пергаменту, сопели носами. Наконец, Белиал взял свои записи и недоверчиво уставился в них. Все тоже бросились их рассматривать. Потом, как один, они пожали плечами и порвали расчеты.

– Ничего не понимаю, – пожаловался Риммон. – Мы же всегда получали пять..

– Ерунда! – Белиал вперил в Браффа суровый взгляд. – Слушай, ты! Когда родился?

– Восемнадцатого декабря девятьсот тринадцатого года.

– Время?

– Одиннадцать пятнадцать утра.

– Звездные карты! – рявкнул Саммуз. – Астрология никогда не ошибается!

Брафф вздрогнул от поднявшихся облаков пыли, когда они начали рыться на полках, вытащили громадные пергаментные листы, которые в развернутом виде были с оконные занавески. На сей раз прошло пятнадцать минут, прежде чем они вычислили результаты, которые снова тщательно проверили и порвали.

– Странно, – сказал Риммон.

– И почему они всегда рождаются под Знаком Дельфина? – задумчиво произнес Дагон.

– Может, это дельфин? Это объяснило бы все.

– Лучше возьмем его в лабораторию на исследования. Он же сам будет жаловаться, если мы оплошаем.

Они нависли над кафедрой и приглашающе закивали. Брафф фыркнул и повиновался. Он обошел кафедру и оказался перед маленькой дверью, обрамленной книгами. Четыре коротышки Администраторы Центра столпились вокруг него. Он был намного выше, они едва достигали ему пояса.

Брафф вошел в адскую лабораторию. Это было круглое помещение с низким потолком, кафельными стенами и полом, со шкафами и полками, уставленными стеклянными изделиями, алхимическими атрибутами, книгами, костями и бутылками без единого ярлыка. Посредине лежал большой плоский жернов. Отверстие для оси выглядело обожженным, но над ним не было никакого дымохода.

Белиал полез в угол, выбросил оттуда зонтики, железные клейма и подобный хлам, потом вылез с полными руками сухих поленьев.

– Огненный алтарь, – сказал он и споткнулся. Поленья разлетелись. Брафф наклонился, чтобы помочь ему собрать дрова.

– Гадание! – пронзительно выкрикнул Риммон, вытащил из коробки сверкающую ящерицу и начал черкать на ее спине куском древесного угля, записывая порядок, в каком Брафф подбирал поленья для огненного алтаря.

– Где у нас восток? – спросил Риммон, ползая за ящерицей, которая была склонна удалиться по своим делам. Саммуз указал вниз. Риммон коротко кивнул в знак благодарности и начал производить сложные вычисления на спине ящерицы. Постепенно рука его двигалась все медленнее. К тому времени, как Брафф сложил дрова на алтарь, Риммон держал ящерицу за хвост, проверяя свои записи. Наконец, он встал и запихал ящерицу под поленья. Их тут же охватило пламя.

– Саламандра, – сказал Риммон. – Неплохо, а?

Дагон воодушевился.

– Пирология! – Он подбежал к огню, сунул нос чуть ли не в самое пламя и запел: – Алеф, бет, гиммел, далес, он, вау, зайин, чес…

Белиал нервно заерзал и пробормотал Саммузу:

– Когда он проделывал это в прошлый раз, то заснул.

– Это еврейский, – ответил Саммуз, словно это все объясняло.

Песнопение постепенно замерло и Дагон, с плотно закрытыми глазами, скользнул в самый огонь.

– Ну вот, опять! – воскликнул Белиал.

Они вытащили Дагона из огня, похлопали по лицу, чтобы погасить усы. Саммуз втянул носом запах паленых волос, затем указал на плавающий над головами дым.

– Дымология, – сказал он. – Она не подведет. Мы узнаем, что он такое.

Все четверо взялись за руки и запрыгали вокруг облака дыма, раздувая его, вытянув губы трубочками. Постепенно дым исчез. Саммуз выглядел угрюмым.

– Она все-таки подвела, – пробормотал он.

– Только потому, что он не присоединился.

Они сердито уставились на Браффа.

– Ты! Обманщик!

– Вовсе нет, – ответил Брафф. – Я ничего не скрываю. Конечно, я не верю в практические результаты того, что здесь происходило, но это неважно. Я располагаю всем временем в мире.

– Неважно? Ты хочешь сказать, что не веришь?..

– Ну, никто не заставит меня поверить, что такие клоуны имеют что-то общее с истиной… Тем более с Его Верховенством Сатаной.

– Слушай, осел, мы и есть Сатана! – Затем они понизили голоса и добавили явно для невидимых ушей: – Так сказать… без обиды… временно исполняющие обязанности… – К ним вернулось негодование. – Но мы в силах понять тебя. Мы тебя раскусим. Мы сорвем завесу, разрушим печать, стащим с тебя маску, проделаем все известные гадания… Принесите железо!

Дагон загремел тачкой, наполненной кусками железа, грубо напоминающими по форме рыбу.

– Это гадание никогда не подводит, – сказал он Браффу. – Возьми карпа… любого.

Брафф взял наугад железную рыбу. Дагон раздраженно выхватил ее и сунул в крошечный тигель. Тигель он поставил на огонь, и Саммуз звонил в колокольчик, пока железо не раскалилось добела.

– Это не может подвести, – пыхтел Дагон. – Феррология никогда еще не подводила…

Брафф не знал, чего ждали все четверо. Наконец, они разочарованно вздохнули.

– Подвела? – с усмешкой спросил Брафф.

– Давайте попробуем Плюмбологию, – предложил Белиал.

Остальные кивнули и бросили раскаленное железо в горшок со свинцом. Железо зашипело и задымилось, словно его бросили в воду. Свинец расплавился. Белиал поднял горшок и стал лить серебристую жидкость на пол. Брафф отскочил, уберегая ноги от брызг.

– Ми-ми-ми-и-и-и… – запел Белиал, но не успел начать свое заклинание, как раздался треск, словно пистолетный выстрел. Одна из кафельных плиток пола раскололась. Расплавленный свиней с шипением исчез, а из дыры внезапно забил фонтан воды.

– Опять прохудились трубы, – проворчал Белиал.

– Феноменально! – завопил Дагон, с благоговейным видом подошел к фонтану, опустился на колени и зажужжал: – Алиф, ба, та, за, джим, ха, ка, дал… – Через тридцать секунд глаза его закрылись и он упал в воду.

– Это арабский, – объяснил Саммуз. – Давайте просушим его, иначе он поймает насморк.

Саммуз и Белиал подхватили Дагона под руки и подтащили к огненному алтарю. Они несколько раз провели его вокруг и были готовы остановиться, когда Дагон внезапно произнес:

– Не останавливайте меня. Гирология…

– Но ты перебрал все алфавиты, – возразил Саммуз.

– Нет, остался еще греческий. Кружитесь, кружитесь… Альфа, бета, гамма, дельта… Ой!

– Нет, следующий эпсилон, – подсказал Саммуз и тут же воскликнул: – Ой!

Брафф повернулся посмотреть, от чего они ойкают.

В лабораторию входила девушка. Она была невысокая, рыжеволосая и восхитительно стройная. Рыжие волосы были завязаны сзади греческим узлом. Она несла на лице выразительное раздражение, ярость – и ничего, кроме…

– Ой! – пробормотал Брафф.

– Вот! – выкрикнула она. – Опять! Сколько раз… – Голос ее прервался, она подбежала к стене, схватила громадную стеклянную реторту и метко запустила ее в коротышек.

– Сколько раз я буду повторять, – сказала она, когда реторта разлетелась, – чтобы вы прекратили заниматься этой чепухой, не то я доложу о вас?!

Белиал, пытаясь остановить кровь из пореза на щеке, невинно улыбнулся.

– Ну, Астарта, ты же не скажешь Ему, верно?

– Я не буду молчать, раз вы уничтожаете мой потолок и льете черт знает что в мои апартаменты! Сначала расплавленный свинец, потом вода!.. Пропали четыре недели работы! Уничтожен мой мератоновый стол! – Она изогнулась и продемонстрировала красный рубец, тянущийся по спине от плеча. – Уничтожено двадцать дюймов кожи!

– Мы оплатим ремонт, Астарта!

– А кто оплатит боль?

– Лучше всего таниновая кислота, – серьезно посоветовал Брафф. – Заварите очень крепкий чай и сделайте примочку. Хорошо снимает боль.

Рыжая головка повернулась, Астарта уставилась на Браффа бесподобными зелеными глазами.

– Кто это?

– М-мы не знаем, – заикаясь, произнес Белиал. – Он только что появился здесь и… Поэтому мы… Может быть, это дельфин…

Брафф шагнул вперед и взял девушку за руку.

– Я человек. Живой. Послан сюда одним из ваших коллег… не знаю его имени. Меня зовут Брафф, Кристиан Брафф.

Ее рука была холодная и твердая.

– Это, должно быть… Неважно. Меня зовут Астарта. Я тоже христианка.

– В команде Сатаны христиане? – удивился Брафф.

– Некоторые. Почему бы и нет? Мы все были до Падения…

Ответить на это было нечего.

– Здесь есть какое-нибудь место, куда мы могли бы уйти от этих недотеп? – спросил Брафф.

– Есть мои апартаменты.

– Обожаю апартаменты!

Он, также, уже обожал Астарту, более, чем обожал. Она привела его в свою квартиру этажом ниже, очень большую, очень впечатляющую, смела со стула бумаги и предложила ему сесть. Сама же разлеглась перед обломками своего стола и, бросив свирепый взгляд на потолок, попросила рассказать его историю. Слушала она очень внимательно.

– Необычайно, – сказала она, когда он закончил. – Ты хочешь встретиться с Сатаной, Владыкой противомира… Ну, здесь именно ад, а Он – Сатана. Ты попал по назначению.

Брафф был сбит с толку.

– Ад? Инферно Данте? Огонь, раскаленные угли и тому подобное?

Астарта покачала головой.

– Это всего лишь воображение поэта. Реальные мучения – по Фрейду. Можешь обсудить это с Алигьери, когда встретишься с ним. – Она торжественно улыбнулась Браффу. – Но это приводит нас кое к чему насущному. Ты ведь не мертвый? Иногда они забывают…

Брафф кивнул.

– Гм… – Она заинтересованно поглядела на него. – На вид ты интересный. Никогда не имела дело ни с кем живым… Ты точно живой?

– Абсолютно точно.

– И что у тебя за дело к Папаше Сатане?

– Истина, – сказал Брафф. – Я хочу знать правду обо всем, и безымянное Существо послало меня сюда. Почему официальный поставщик истины Папаша Сатана, а не… – Он замялся.

– Можешь произносить это имя, Кристиан.

– …а не Бог на Небесах, я не знаю. Но для меня истина ценна тем, что поможет развеять проклятую тоску, мучившую меня. Для этого я и хочу встретиться с Ним.

Астарта побарабанила полированными ногтями по обломкам стола и улыбнулась.

– Это, – сказала она, – просто восхитительно. – Она поднялась, открыла дверь и показала на заполненный туманом коридор. – Иди прямо, – сказала она Браффу, – затем первый поворот налево. Держись стены и не промахнешься.

– Я еще увижу вас? – спросил он, вставая.

– Увидишь, – рассмеялась Астарта.

Это, подумал Брафф, осторожно продвигаясь сквозь желтую мглу, все слишком нелепо. Вы проходите огненную завесу в поисках Цитадели Истины. Вас встречают четыре абсурдных колдуна и рыжеволосая богиня. Затем вы идете заполненным туманом коридором прямо и налево для встречи с Тем, Кто Знает Все.

А как моя тоска по недостижимому? Что же это за истина, что сметет ее прочь? И ни торжественности, ни божественности, ни авторитета, который можно уважать. К чему эта низкопробная комедия, сатурналийский фарс, который является Адом?

Он свернул налево и пошел дальше. Короткий коридор закончился дверьми, обитыми зеленым сукном. Чуть ли не робко Брафф толкнул их и, к своему громадному облегчению, оказался на каменном мосту. Похоже на мост Вздохов, подумал он. Позади был огромный фасад здания, которое он только что покинул. Стена из каменных блоков тянулась вправо и влево, вверх и вниз, насколько хватало глаз. А впереди было маленькое строение, формой напоминающее шар.

Он быстро прошел по мосту. От окружающего тумана его уже стало подташнивать. Он на секунду остановился, чтобы набраться смелости перед вторыми затянутыми сукном дверями, затем попытался принять веселый вид и толкнул их. Лучше уж предстать перед Сатаной беспечным, сказал он себе, поскольку достоинство в Аду безумно.

Гигантское помещение, нечто вроде картотеки. И снова Брафф испытал облегчение, что пугающая встреча немного откладывается. Помещение было круглым, как планетарий, и загроможденным огромной странной машиной, такой большой, что Брафф не мог поверить своим глазам. Перед ее клавиатурой высилось пять этажей лесов, по которым сновал маленький сухонький клерк в очках-бинокулярах, молниеносно нажимавший на клавиши.

Больше в качестве оправдания перед собой за оттягивание встречи с Папашей Сатаной, Брафф остановился понаблюдать за сопящим клерком, суетящимся у своих клавиш, нажимающим их так быстро, что они трещали, как сотня лодочных моторов. Этот маленький старикашка, подумал Брафф, трудится над подсчетами суммы грехов, смертей и всякой такой статистики. Он и сам выглядит суммой самого себя.

– Эй, там! – сказал Брафф вслух.

– Что? – без запинки ответил клерк. Голос у него был еще суше, чем кожа.

– Не могут ли ваши подсчеты подождать секунду?

– Простите, не могут.

– Остановитесь на минутку! – заорал Брафф. – Я хочу видеть вашего босса!

Клерк замер и обернулся, поправляя бинокулярные очки.

– Благодарю вас, – сказал Брафф. – Теперь послушайте. Я хочу видеть Его Черное Величество Папашу Сатану. Астарта сказала…

– Это я, – произнес старичок.

У Браффа сперло дыхание.

На неуловимое мгновение по лицу старичка скользнула улыбка.

– Да, это я, сын мой. Я Сатана.

И вопреки всему своему живому воображению, Брафф поверил. Он опустился на ступени, ведущие к лесам. Сатана тихонько хихикнул и тронул сцепление странной гигантской машины. Загудели дополнительные механизмы и клавиши машины с тихим кудахтаньем защелкали автоматически.

Его Дьявольское Величество спустился по лестнице и сел рядом с Браффом. Он достал излохмаченный шелковый платок и стал протирать очки. Он был всего лишь приятным старичком, дружелюбно сидящим рядом с незнакомцем, готовый болтать с ним о чем угодно.

– Что у тебя за дело, сын мой? – спросил он, наконец.

– Н-ну, Ваше Высочество, – начал Брафф.

– Можешь звать меня Отче, мой мальчик.

– Но почему? Я имею в виду… – Брафф в замешательстве замолчал.

– Я полагаю, тебя немного беспокоят эти небесно-адские дела, да?

Брафф кивнул.

Сатана вздохнул и покачал головой.

– Не знаю, что с этим и делать, – сказал он. – Фактически, сын мой, это одно и то же. Естественно, я поддерживаю впечатление, что есть два разных места, чтобы сохранять у людей определенные иллюзии. Но истина в том, что это не так. Я являюсь всем, сын мой: Бог и Сатана, или Официальный Координатор, или Природа – называй, как хочешь.

С нахлынувшим добрым чувством к этому дружелюбному старичку, Брафф сказал:

– Я бы назвал вас прекрасным старым человеком. Я был бы счастлив называть вас Отче.

– Очень приятно, сын мой. Рад, что вы чувствуете это. Вы, конечно, понимаете, что мы никому не можем позволить увидеть меня таким. Может возникнуть неуважение. Но с вами другое дело. Особое.

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

– Бог должен быть эффективным. Бог должен вселять в людей испуг, понимаешь? Бога должны уважать. Нельзя вести дела без уважения.

– Понимаю, сэр.

– Бог должен быть эффективным. Нельзя же жить всю жизнь, все долгие дни, все долгие годы, всю долгую вечность без эффективности. Но эффективности не бывает без уважения.

– Совершенно верно, сэр, – сказал Брафф, но в нем росла отвратительная неопределенность. Это был приятный, но очень болтливый, несвязно бормочущий старичок. Его Сатанинское Величество был скучным созданием, совсем не таким умным, как Кристиан Брафф.

– Я всегда говорю, – продолжал старичок, задумчиво потирая колено, – что любовь, поклонение и все такое… всегда можно получить их. Они прекрасны, но в ответ я всегда должен быть эффективным… Ну, а теперь, сын мой, что у тебя за дело?

Посредственность, с горечью подумал Брафф. Вслух он сказал:

– Истина, Отче Сатана. Я ищу истину.

– И что ты собираешься делать с истиной, Кристиан?

– Я только хочу знать ее, Отче Сатана. Я ищу ее. Я хочу знать, почему мы есть, почему мы живем, почему мучаемся. Я хочу знать все это.

– Ну, тогда, – хихикнул старичок, – ты на правильном пути, сын мой. Да, сэр, на совершенно правильном пути.

– Вы можете сказать мне, Отче Сатана?

– Минутку, Кристиан, минутку. Что ты хочешь знать в первую очередь?

– Что внутри нас заставляет искать недостижимое? Что это за силы, которые влекут и не дают нам покоя? Что у меня за личность, которая не дает мне отдыха, которая точит меня сомнениями, а когда решение найдено, начинает терзать по-новой? Что все это?

– Вот, – сказал Сатана, показывая на свою странную машину, – вот эта штуковина. Она работает всегда.

– Вот эта?

– Ага.

– Всегда работает?

– Пока работаю я, а я работаю непрестанно. – Старичок снова хихикнул, затем протянул бинокуляр. – Ты необычный мальчик, Кристиан. Ты нанес визит Папаше Сатане… живым. Я окажу тебе любезность. Держи.

Удивленный Брафф принял бинокуляр.

– Надень, – сказал старичок, – и увидишь сам.

И затем удивление смешалось. Когда Брафф надел очки, он оказался глядящим глазами вселенной на всю вселенную. Странное устройство больше не было машиной для подсчета общей суммы со сложениями и вычитаниями. Это был огромный комплекс поперечин для марионеток, к которым тянулись бесчисленные, сверкающие серебром нити.

И всевидящими глазами через очки Папаши Сатаны Брафф увидел, что каждая нить тянется к загривку существа, и каждое живое существо пляшет танец жизни по приказу машины Сатаны. Брафф взобрался на первый этаж лесов и нагнулся к самому нижнему ряду клавиш. Он нажал одну наугад, и на бледной планете кто-то оголодал и убил. Нажал вторую – и убийца почувствовал раскаяние. Третью – и убийца забыл о содеянном. Четвертую – и половина континента исчезла, потому что кто-то проснулся на пять минут раньше и потянулась цепочка событий, что аккумулировались в открытие и отвратительное наказание для убийцы.

Брафф отшатнулся от странной машины и сдвинул очки на лоб. Машина продолжала кудахтать. Почти рассеянно, без удивления, Брафф заметил, что огромный хронометр, висящий на вершине купола, отсчитал три месяца.

Это, подумал Брафф, призрачный ответ, жестокий ответ, и Существо в убежище было право. Истина – это ад. Мы марионетки. Мы немногим лучше, чем мертвые куклы на ниточках, притворяющиеся живыми. Наверху старичок, приятный, но не очень-то умный, нажимает клавиши, а внизу мы называем это свободой воли, судьбой, кармой, эволюцией, природой – тысячами фальшивых названий. Это грустное открытие. Почему истина должна быть такой дрянной?

Он глянул вниз. Старый Папаша Сатана все еще сидел на ступеньках, голова его слегка склонилась на бок, глаза были полузакрыты и он тихонько бормотал о работе и отдыхе, которого всегда недостаточно.

– Отче Сатана…

Старичок слегка вздрогнул.

– Да, мой мальчик?

– Это правда? Все мы пляшем по нажатию ваших клавиш?

– Все, мой мальчик, все… – Он сделал долгий зевок. – Все вы думаете, что свободны, Кристиан, но все танцуете под мою игру.

– Тогда, Отче, скажите мне одну вещь… совсем маленькую штуку. В одном уголке вашей небесной империи, на крошечной планете, незаметной точке, которую мы называем Землей…

– Земля?.. Земля?.. Не припомню так сразу, но могу поискать…

– Нет, не утруждайтесь, сэр. Она есть. Я знаю это, потому что пришел оттуда. Окажите мне любезность: порвите нити, что тянутся к ней. Дайте Земле свободу.

– Ты добрый мальчик, Кристиан, но глупый. Ты должен бы знать, что я не могу этого сделать.

– Во всем вашем царствии, – умолял Брафф, – столько душ, что и счесть невозможно. У вас столько солнц и планет, что ничем не измерить. Наверняка, одна крошечная пылинка… для вас, владеющего столь многим, не играет роли…

– Нет, мой мальчик, это невозможно. Извини уж.

– Вы, единственный знающий свободу… Неужели вы откажете в ней немногим другим?

Но Управляющий Всем задремал.

Брафф снова надвинул очки на глаза. Тогда пусть он спит, пока Брафф – врио Сатаны – работает. О, мы отплатим за это разочарование. У нас будет головокружительная возможность писать романы во плоти и крови. И возможно, если мы сумеем найти нить, тянущуюся к моей шее, и отыскать нужную клавишу, мы сумеем что-нибудь сделать, чтобы освободить Кристиана Браффа. Да, это вызов недостижимому, которое может быть достигнуто и ведет к новому вызову.

Он быстро оглянулся через плечо посмотреть, не проснулся ли Папаша Сатана. Нет, спит. Брафф замер, пригвожденный к месту, пока глаза его изучали сложное Управление Всем. Его взгляд метался вверх, вниз и снова вверх. И вдруг затряслись пальцы, затем руки, потом все тело забила неуправляемая дрожь. Впервые в жизни он засмеялся. Это был гениальный смех, не тот смех, который он часто подделывал в прошлом. Взрывы хохота неслись под куполом помещения и многократным эхом отражались от него.

Папаша Сатана вздрогнул, проснулся и закричал:

– Кристиан! Что с тобой, мой мальчик?

Смех от крушения планов? Смех облегчения? Адский смех? Брафф не мог выдавить ни слова, так был потрясен видом серебряной нити, ведущей к загривку Сатаны и превращающей его тоже в марионетку… Нити, что тянулась, тянулась и тянулась на громадную высоту к другой, еще более огромной машине, управляемой другой, еще более огромной марионеткой, скрытой в неизвестных просторах космоса…