Текст книги "История магии и суеверий от древности до наших дней"

«Об отдельных знаках и о членах тела, им подчиненных. Знак Овна есть первый и есть глава знаков; он господствует над головой потому, что Овен имеет в голове всю свою крепость. Знак Тельца имеет в своей власти шею и зашеек, так как Бык особенно силен в этих частях. Руки и кисти рук подчинены Близнецам, так как последние олицетворяют собой объятия, а способность обнимать заключается в названных частях тела. Рак имеет отношение к груди и соседним частям тела, потому что у Рака сильная грудь. Льву подчинены сердце, рот, язык и печень, ибо крепость Льва в сердце и других названных частях тела. Знак Девы повелевает внутренностями и животом, так как в этих частях тела находится отличие Девы. Весы имеют в своей власти кожу, почки, седалище с задним проходом и соседние части. Скорпион – господин над всеми половыми частями, так как сила Скорпиона заключается в его хвосте, а человеку хвостом служат половые члены. Стрелец – господин над бедрами и ягодицами, Козерог – над коленами, Водолей – над голенями, а Рыбы – над ступнями. Таким образом, ясно, что каждый знак своеобразно управляет и влияет на известные члены, и это имеет большое значение, если по знакам хотят предсказывать.

О власти Луны в знаках и об отношении к ее членам человеческого тела. Мы должны обратить внимание на то, что Луна имеет власть приводить в движение жидкости и управлять этим движением, а это объясняет, какое влияние в данном знаке оказывает Луна на тот или иной член человеческого тела, так что бывает нехорошо, если резать или лечить этот член, когда Луна стоит в соответствующем знаке. По этой причине, пока Луна стоит в знаке Овна, нельзя без серьезной опасности принимать какие-либо меры против повреждения головы, так как Овен имеет прямое отношение к голове; то же самое относительно шеи, если Луна стоит в знаке Тельца, рук – если она в знаке Близнецов и т. д.

На что врач должен обратить внимание. Хороший врач должен знать, какое значение для больного имеет восходящий знак и господин последнего[24]24
  Господин небесного знака есть планета, имеющая свою обитель в данном знаке. Ср. с воззрениями Птолемея.


[Закрыть]. Середина неба (десятая обитель), находящийся здесь знак и его господин означают врача больного, седьмая обитель и ее господин – болезни и четвертая обитель со своим господином – средства помощи. Таким образом, если оказывается что-нибудь неблагоприятное в восходящем знаке и сам господин его имеет вредные свойства, то больному будет хуже и, наоборот, лучше, если все благополучно. То же самое и с десятой обителью: если она имеет доброго господина, то врач поможет больному; но если в ней есть нечто неблагоприятное, то он может только повредить. Если над седьмой обителью господствует благоприятная судьба, то пациент скоро поправится, в противном случае он от одной болезни впадет в другую. Наконец, если в четвертой обители все обстоит благополучно, то избранные лекарства помогут больному, в противном случае – нет».

Существует еще множество других частичных правил, например, такие, которые облегчают врачу предсказания о ходе болезни в том случае, если он не знает, где находится в данный момент небесный знак. В подробности этого мы входить не будем. Между прочим следует заметить, что ни одним словом не сказано, как действовать, если одни знаки благоприятные, другие неблагоприятные, как это, конечно, бывало в огромном большинстве случаев. Умный врач, несомненно, имел здесь открытый выход, через который он мог вывернуться, если ничего не сбылось, несмотря на благоприятные предсказания. В плачевном результате оказывалось тогда виновато неблагоприятное положение звезд, на которое не было обращено внимания.

С XIII веком для Европы началась новая эра. Заметно увеличился интерес к наукам; папа и светские государи выступали их ревностными покровителями, основывали университеты и поддерживали ученых. Особенно большие услуги оказал в этом отношении Фридрих II; в 1225 году он основал университеты в Неаполе и Мессине и пригласил в них арабских ученых; таким образом, Италия наряду с Испанией сделалась пунктом соприкосновения Европы с мавританской культурой. Вследствие этого уже в XIII веке и далее на европейской почве появляется целый ряд выдающихся ученых, которые продолжали работать на началах, полученных ими от арабов. Почти о всех этих людях, отчасти еще при их жизни, образовался целый цикл легенд, в которых они представлялись могущественными чародеями. Несомненно, что духовенство преследовало некоторых из них, как, например, Роджера Бэкона, под тем предлогом, будто бы он занимался запрещенными магическими искусствами; ниже мы, однако, увидим, что действительная причина этого, во всяком случае хотя бы отчасти, была иная.

Если мы зададимся вопросом, почему почти все выдающиеся ученые того времени слыли за чародеев, то найдем для этого различные причины. Прежде всего мы видим из их сочинений, что они разделяли веру своего времени в искусство делания золота, во влияние звезд на людей и в возможность различных магических искусств. Многие из них оставили после себя сочинения по этим тайным наукам и, разумеется, при случае старались применять свои знания на практике. Но этого все же недостаточно для объяснения их славы как волшебников в такое время, когда каждый верил во все это и когда доступ к магическим наукам отнюдь не был затруднителен для тех, кто посвятил себя книжной учености. Не только Арнольд из Виллановы, но и его современник Пьетро д’Абано, один из выдающихся врачей XIII века, изучал астрологию как необходимое звено врачевания, и известно, что их сочинения были широко распространены в многочисленных списках среди врачей и других ученых. Также обычны были и сочинения по алхимии и другим магическим наукам; поэтому совершенно невероятно, чтобы только занятия этими науками могли создать человеку славу чародея. В некоторых случаях это объясняется между прочим тем, что в своих сочинениях эти ученые приписывали себе такую мудрость и могущество, которые далеко выходили за пределы знаний других людей. Раймунд Луллий хвалился, что он обладает таким совершенным философским камнем, что мог бы обратить в золото весь океан, если б он состоял только из ртути. Бэкон говорит о средствах, которыми он мог бы с поразительной скоростью передвигать в любое место экипажи и корабли, а аббат Иоганн Тритгейм пишет в письме к одному из своих друзей об открытом им методе, посредством которого он мог бы передавать каждому свои мысли через неизмеримые расстояния, и притом так, что никто из непосвященных не мог бы ничего из них перехватить по дороге. Если все это принимали за чистую монету, – а это, конечно, так и было, – то можно ли удивляться, что не только невежественная толпа, но и сами ученые, тщетно искавшие подобных методов, начинали толковать о волшебстве.

Странным кажется, что эти же самые ученые, домогавшиеся обладания сверхъестественными знаниями, твердо придерживались того взгляда, что все на свете происходит в высшей степени естественно и ничто не делается каким-либо волшебством. Бэкон написал трактат De nullitate magiae («О ничтожестве магии»), из которого ясно видно, что он не верил в возможность произвести что-либо заклинанием духов, магическими печатями и т. д. С другой стороны, и Тритгейм давно уже оправдан от обвинений в черной магии, повод к которым, однако, дал он сам. Поэтому у нас нет ни малейших оснований допустить, вопреки собственным словам этих ученых, чтобы они мечтали творить вышесказанные чудесные вещи, прибегая к магическим средствам. Их смелые фантазии должны были иметь совершенно иное происхождение, и нетрудно найти настоящую причину как этих фантастических проектов, так и их славы как чародеев.

Все ученые, которых молва делала чародеями, были гениальными людьми, опережавшими свое время в различных областях деятельности. Кроме всякой другой мудрости они обладали теми небольшими сведениями по естествознанию, какие имелись в их время, и стремились развить их далее путем собственных наблюдений и опытов. Но такого рода исследования тогда были непонятны. Предполагалось, что физика Аристотеля и «Альмагест» Птолемея содержали в себе все, что человек мог знать о природе; самостоятельное же исследование природы (причем можно было иногда прийти к результатам, несогласным с этими великими авторитетами) признавалось делом крайне сомнительным и опасным. И как бы ни были совершенны те опыты и измерения, которые производились самостоятельными исследователями с их ничтожными средствами, но и их было вполне достаточно, чтобы сделать этих исследователей волшебниками в глазах большинства, совершенно их не понимавшего. Даже применение наших теперешних арабских цифр, дававших возможность выполнять самые разные вычисления, считавшиеся до этого неисполнимыми, должно было казаться менее просвещенным людям чем-то необычайно чудесным. Знания самостоятельных ученых и их разнообразные опыты уже сами по себе должны были создать им имя великих магиков. Для них было роковым уже и то, что они вступали на новый путь и устанавливали взгляд на законы природы, далеко опережавшие их эпоху. Свойство гения таково, что он в своей фантазии предвосхищает ту логическую последовательность выводов, доказать и осуществить которую остается задачей последующего времени. Фантастические выводы Луллия, Бэкона и Тритгейма хотя бы отчасти были именно таковы; это были предчувствия гениального ума, высказанные в минуту вдохновения; но их авторы были так же далеки от того, чтобы изыскивать средства для их осуществления, как мы далеки от мысли превратить море в золото.

Итак, мы приходим к тому, что великие магики Средних веков невиновны в том, что отчасти верили, как и все их современники, в магические науки и даже занимались ими. Но свою славу волшебников они приобрели главным образом такой заслугой, которая навек обеспечит им место в истории: они открыли путь экспериментального исследования и, таким образом, стали предвестниками современного естествознания. Справедливость этой характеристики мы докажем кратким обзором жизни и деятельности некоторых из этих замечательных ученых, причем передадим и легендарные рассказы, связанные с их именами.

Альберт фон Больштедт, он же Альберт Тевтонский, родился, по наиболее достоверным сведениям, в 1193 году в баварском городке Лавинген. По окончании учения на своей родине он отправился в незадолго перед тем открытый университет в Падуе. Вначале он занимался здесь, по всей вероятности, обычными для того времени науками: грамматикой, диалектикой и логикой; но в то же время он приобрел знания по математике и естествознанию, которые впоследствии создали ему имя «учителя черной магии». В Падуе Альберт вступил в недавно учрежденный тогда доминиканский орден, и с этого момента его жизнь, за исключением немногих кратких перерывов, была сплошным путешествием с одного места на другое, куда призывали его обязанности относительно ордена. Сначала он в течение некоторого времени изучал богословие в Болонье, а затем кочевал по разным немецким городам в качестве учителя во вновь открываемых доминиканских школах; в 1230 году мы встречаем его в Париже профессором тамошнего университета, где доминиканцы имели право на два места. Здесь он уже пользовался такой славой, что ни одна зала в городе не могла вместить его многочисленных слушателей, так что он вынужден был читать свои лекции под открытым небом.

В 1243 году Альберт был назначен в Кельн директором доминиканской школы; здесь его учеником был знаменитый теолог Фома Аквинский; однако он, по-видимому, не оставался долго в Кельне, так как уже в 1248 году он снова возвращается в Кельн, после пребывания в Париже. Следующие годы он жил в Кельне, Париже и Вормсе до тех пор, пока в 1260 году не был назначен епископом в Регенсбурге. Два года спустя он добровольно сложил с себя свою должность и снова странствовал в качестве учителя по Германии и Франции, пока в глубокой старости, за несколько лет до своей смерти, не потерял память и вследствие этого не был вынужден прекратить свою учительскую деятельность. Он умер в возрасте 87 лет в Кельне, в доминиканском монастыре.

Несмотря на свою беспокойную жизнь, он все-таки находил время для писательской деятельности, в которой занимал совершенно особое место. Собрание его сочинений было издано в 1651 году в Лионе и составило 21 том in folio. Правда, что в этом числе довольно много сочинений, несомненно, ему не принадлежащих и относящихся к более позднему времени, но все же остается еще целый ряд томов, вышедших из-под пера самого Альберта. Его деятельность как писателя простиралась на все знания того времени, почему его и называли doctor universalis, или Albertus Magnus (Альберт Великий).

Альберт Великий читает лекцию

Из многочисленных работ Альберта по естествознанию мы коснемся лишь отдельных пунктов, имеющих для нас особенный интерес. Сам Альберт говорит, что собственно целью его сочинений по естествознанию было лишь дать братьям ордена общее изложение этих наук, чтобы облегчить им понимание сочинений Аристотеля. Но хотя после этого казалось, что его сочинения должны быть только учебниками, однако такой универсальный ум, как Альберт, разумеется, не мог ограничиться только одной передачей чужих наблюдений. Он высказывает очень опасное для авторитета Аристотеля утверждение, что при исследовании природы постоянно надо обращаться к наблюдению и опыту, и, хотя он и не пользовался широко этими источниками, они не были для него пустыми словами. В особенности в его географических сочинениях находится много превосходных замечаний, обнаруживающих в нем тонкого наблюдателя, который не напрасно провел в путешествиях большую часть своей жизни. Так, он говорит о важном влиянии гор, морей и лесов на страну и ее произведения; особенности отдельных человеческих рас он выводит из свойств той страны, где они обитают. В своих сочинениях по физике он неоднократно указывает на то, что производил самостоятельные опыты. Так, например, он сообщает, что стеклянный шар, наполненный водой, собирает солнечные лучи в одну точку и что в этой точке сосредоточивается большое количество теплоты. Точно так же он указывает способ исследования чистоты воды и пригодность ее для питья; для этого надо взять два куска полотна одинакового веса, намочить каждый в одной из вод и хорошо просушить; тот кусок, который после этого окажется легче, был в более чистой воде.

Эти примеры показывают, что мы находим у Альберта зародыши естествознания более поздней эпохи. Однако его взгляд на законы природы был еще далеко недостаточен для того, чтобы доказать невозможность влияния звезд и искусства делания золота. В числе сил, определяющих форму вещей и ход событий, он ясно называет влияние звезд и твердо держится теории Гебера о соединениях и превращениях металлов при помощи «великого эликсира». И именно то, что Альберт твердо верил в возможность найти камень мудрых, имело немалое влияние на алхимические попытки позднейшего времени. Но сам он, вероятно, никогда не делал таких попыток; сочинения, где говорится о результатах его алхимических опытов, несомненно, подложны.

Из всех рассказываемых о нем легенд ясно видно, что его слава в народе была обусловлена главным образом его занятиями различными задачами естествознания. Описанный в разделе о ведьмах случай с Фомой Аквинским имеет, несомненно, фактическое основание, так как сам Альберт описывает в своих сочинениях различные автоматоны и другие подобные изобретения. Другое сказание говорит, что Альберт 6 января 1249 года принимал короля Вильгельма Голландского в саду доминиканского монастыря. Несмотря на сильный зимний холод, весь сад цвел как весной, но едва была произнесена послеобеденная молитва, как все цветы и листья исчезли. Вероятно, и в основе этого рассказа лежит какая-нибудь доля правды. Еще до сих пор мы находим в Швеции у развалин древних монастырей деревья, например буки и грецкие орехи, растущие много севернее их естественной границы. Монахи с успехом делали попытки акклиматизировать южные растения, а потому весьма вероятно, что у Альберта был в Кельне зимний сад или нечто подобное с вечнозелеными растениями. Здесь он угощал короля, в то время как на дворе стояла зима.

Роджер Бэкон родился около 1214 года в Ильчестере, в Англии. Он происходил из почтенной семьи и рано начал заниматься наукой – сначала в Оксфорде, а затем в Париже. Чтобы иметь возможность посвятить себя науке, он после своего возвращения на родину вступил во францисканский орден; он занимался отчасти греческим, еврейским и арабским языками, чтобы иметь возможность читать древних авторов в оригинале, а отчасти математикой и естествознанием. Но его францисканские братья сочли себя обиженными его большой ученостью и превосходством, а его занятия физикой дали им повод к обвинению его в том, что он будто бы занимается магическими искусствами. Поэтому занятие подобными вещами ему было запрещено, а затем он наконец и сам был заключен в монастырскую тюрьму. Его положение несколько улучшилось, когда на папский престол вступил Климент IV (1264). Бэкон еще раньше был в дружеской переписке с Климентом, и теперь он послал папе три главных своих сочинения и, как передает сказание, несколько приготовленных им самим физических инструментов; этим ему удалось получить свободу, но четыре года спустя, когда умер папа, его положение еще более ухудшилось, и в 1278 году в Париже он был приговорен к десятилетнему тюремному заключению. Перенеся это наказание, он дряхлым стариком вернулся на свою родину, где и умер в 1294 году, 80 лет от роду. Писательская деятельность его была очень значительна, но общий обзор ее невозможен, так как многие из его сочинений до сих пор не напечатаны. Помимо трех главных из них, посланных им папе, Opus majus («Большое сочинение»), Opus minus («Малое сочинение»), Opus tertium («Третье сочинение»), в разное время появились еще семь других крупных и мелких произведений. В разных библиотеках Англии и Франции, особенно в английских частных библиотеках, должно находиться еще много принадлежащих ему рукописей.

Роджер Бэкон наблюдает за звездами в Оксфордском университете. Жан Вергас. 1867 г.

Большая часть этих сочинений считается юношескими работами, важнейшее содержание которых Бэкон впоследствии включил в свои главные труды; однако это нельзя считать достоверным фактом. Взаимные отношения и порядок многих статей так неясны, что один знаток сказал, что «легче собрать Сивиллины книги, чем сочинения Бэкона».

Бэкон с большей определенностью, чем Альберт Великий, высказывает ту мысль, что естествознание должно основываться на наблюдении и опыте, и во всех своих сочинениях обнаруживает свое умение наблюдать и производить опыты; своими экспериментами с вогнутым зеркалом и зажигательным стеклом и точными наблюдениями явлений радуги он далеко опередил свое время. Между прочим, у него были и неверные наблюдения. Так, например, он принимал за истину, что вогнутая поверхность воды в сосуде имеет меньшую кривизну на известном расстоянии от земли, чем на ее поверхности; при этом за причину кривизны он признавал тяжесть, но далее и эта ошибка обнаруживает, насколько обстоятельно он все наблюдал. Мы уже упоминали, что в то же время у него довольно часто действовала и фантазия. Исследуя изображения, полученные в вогнутом зеркале, он высказывает совершенно правильное предположение, что посредством такого зеркала отдаленные предметы могут быть более ясно видимы, и говорит об инструментах, служащих для этой цели. Но ему не удалось соорудить телескоп, что видно из тех странных свойств, какие он приписывает этому инструменту. Он говорит также о том, что можно употреблять отшлифованные стекла в качестве очков; но так как он при этом утверждает, что если перевернуть эти стекла, то все предметы кажутся сквозь них вверх ногами, вероятно, в его руках никогда не было очков.

В волшебные формулы и тому подобные вещи Бэкон не верил; магические действия совершаются силами природы, которые большей частью неизвестны; но алхимией и астрологией он занимался и написал несколько алхимических статей, в которых он держится теории Гебера и дает определенные указания о действиях философского камня. В астрологии он становится в оппозицию со всеми прежними авторами, которые принимали, что преимущественно планеты имеют влияние на ход событий. Бэкон же ищет действующие силы в неподвижных звездах. Круг рассказов о Бэконе так обширен, что мы не можем входить в детальное рассмотрение их. В народных сочинениях XV или XVI веков Бэкон фигурирует как настоящий волшебник, творящий изумительнейшие вещи не столько заклинаниями – хотя и они были ему известны, – сколько глубоким пониманием тайн природы. У него было такое стекло, в которое он мог все видеть, что происходило на 50 миль[25]25
  Порядка 80 км. – Прим. ред.


[Закрыть] в окружности, и такие зеркала, которыми он мог зажигать дальние города; очевидно, что исторически Роджер Бэкон служит основанием для всех этих легендарных рассказов.

Арнольд из Виллановы родился между 1235 и 1248 годами или в Лангедоке, или же в Каталонии. О его жизни известно очень немногое. В конце XIII века он был профессором в Барселоне, а в 1285 г. его приглашали к арагонскому двору как известнейшего из испанских врачей. Архиепископ Таррагоны отлучил его от церкви как золотоделателя и заклинателя нечистых духов. После долгих скитаний он нашел себе убежище в Авиньоне, у папы Климента V. Папа ласково принял его, как и палермский двор, с которым папа был в родстве. В 1312 году он утонул во время кораблекрушения при переезде из Палермо в Авиньон, куда ехал по вызову папы. При этом особенно резко выразилось противоречие во взглядах папы и высшего духовенства; Климент послал всем епископам письмо, в котором оплакивал смерть Арнольда из Виллановы и прославлял его обширную ученость и проницательный ум, между тем как один из архиепископов предал его проклятию. Впрочем, это был только личный взгляд Климента; когда же на папский престол вступил Иоанн XXII, то в 1318 году сочинения Арнольда подверглись суду, и 13 из них, как еретические, были приговорены к сожжению. Инквизиция, по-видимому, так основательно истребляла эти сочинения, что и впоследствии их было невозможно разыскать; поэтому их нет и в большом издании собрания сочинений автора (Базель, 1585).

Большая часть его сочинений медицинского содержания, поэтому не касается нас. Но он был также автором многих сочинений из других областей магических наук. Имеется, например, много сочинений по алхимии, написанных им, из которых ясно, что он сам делал опыты с целью найти «великий эликсир». В теории он остается, безусловно, верен своим учителям-арабам; что же касается практических способов отыскания философского камня, то его статьи содержат в себе гораздо больше детальных выводов, чем другие сочинения того времени. Поэтому нельзя удивляться, что его преследовали как золотоделателя: он сам постарался представить себя в своих сочинениях адептом, то есть одним из посвященных во все тайны этого искусства. Так, например, он сообщает, что знает наверняка, что одна доля философского камня может превратить в золото 100 долей чистой ртути. Между прочим он замечает, что такое искусственно изготовленное золото, по цвету и многим свойствам тождественное с натуральным, все же не имеет всех свойств природного золота. Таким образом, искусство золотоделания стояло приблизительно на той же точке, как и во время древних египтян: всегда получались похожие на золото сплавы, принимаемые за настоящее золото, так как трудно было отличить их от действительного золота, пользуясь для этого примитивными средствами той эпохи.

По-видимому, Арнольд с успехом занимался многими магическими науками. В собрании его сочинений имеется небольшая статья «О печатях» (то есть о магических печатях или амулетах). Здесь упоминается о 12 таких печатях, соответствующих 12 знакам зодиака; имеется также точное указание, как надо их изображать и какой силой они обладают. Для примера этого суеверия я приведу здесь метод составления одной из них: «Третья печать есть печать Тельца. Возьми золото или серебро, расплавь его, когда Солнце стоит в знаке Тельца, и приготовь из сплава печать; когда ты будешь обрабатывать ее молотом, ты должен произносить следующие слова: “Величаю Тебя, Господи, мой Бог, мой помощник”; далее псалом Caeli enarrant gloriam Dei (Небеса поведают славу Божью…). После этого на одной стороне надо сделать изображение Тельца, а по краям изобразить знак Тельца и слова “Теонель, Сет, Павел”. На другой стороне по краям: “Да будет благословенно имя Господа нашего Иисуса Христа” и в середине слова: “Он, Иосиф, Оитеон”. Печать Тельца предохраняет от болезней глаз, от опухолей и всякого рода болезненного расположения к ним, а также от болезней гортани и шеи». Основываясь на этом образце врачебного искусства, легко прийти к заключению, что Арнольд из Виллановы был большим шарлатаном, спекулировавшим на народных суевериях; однако же такое суждение было бы в высшей степени несправедливо. Если он на самом деле давал своим пациентам подобные амулеты, то вернее всего, что он признавал за ними приблизительно такое же действие, какое благоразумный современный врач приписывает вольтовым крестам и иным подобным средствам. Скорее он был гениальным человеком и необыкновенно тонким наблюдателем, что видно из следующего замечания в одной из его медицинских статей: «Для врача прежде всего необходимо, чтобы он умел дать надлежащее направление страстям больного и, воспользовавшись ими, приобрести его доверие и дать надлежащий толчок его воображению: тогда он может всего достигнуть». Если Вилланова так ясно понимал значение внушения в медицине, то, несомненно, он мог правильно оценить и магическую силу печатей.

Все ученые, о которых мы до сих пор говорили, были действительно замечательными исследователями, и каждый из них оказал науке важные услуги в своей области. Раймунд Луллий является более сомнительной личностью. В разных приписываемых ему алхимических сочинениях высказываются столь невероятные заключения о философском камне, что, очевидно, все это оказывается чистой фантазией. Так, например, говорится, что одна часть камня может превратить в порошок 1000 частей ртути, и этот порошок имеет все свойства самого камня, так что одна часть этого порошка может опять превратить 1000 частей ртути; и этот процесс можно повторять еще много раз, пока наконец не «погаснет огонь камня, так что он уже не будет производить нового порошка, но будет превращать ртуть в чистое золото». Кроме того, этот философский камень имеет чудесное действие на человеческий организм. Он исцеляет все болезни и делает тело бессмертным. Понятно, что сочинения Луллия, пользовавшиеся большим почетом у алхимиков позднейшего времени, сильно ободряли их, – стоило напрячь все силы, чтобы обладать таким камнем. Но так как данные им методы для получения камня не имеют ровно никакого значения, то кажется, что и сам Луллий обладал скорее фантазией, чем любовью к истине и талантом исследователя.

Раймунд Луллий

Луллий был первым из европейцев, знакомых с каббалой, но трудно решить, в каком объеме он знал ее; он жил в Испании примерно в то время, когда туда проникли главные каббалистические сочинения, и поэтому, конечно, мог познакомиться с известной долей их содержания. Он был очень высокого мнения о каббале, видя в ней истинное откровение и божественную премудрость. Каббалистические методы имели также влияние на изобретенную им мистически-философскую систему, названную им «великим искусством», ars magna. В сущности, это было нечто вроде мнемотехники.

Но всего чудеснее была его жизнь и образовавшиеся вокруг него рассказы и легенды. Он родился в 1235 году на Майорке, в дворянской семье. В молодости он вел распущенную жизнь при арагонском дворе, пока наконец неудачная любовь не натолкнула его на иные мысли, и он решил посвятить себя обращению магометан в христианство. Для этого он вступил во францисканский орден, изучил арабский язык и три раза отправлялся миссионером на северные берега Африки, пока наконец не нашел там себе мученической кончины. Он был побит камнями на берегу и взят на христианский корабль, но дорогой умер и погребен в 1315 году в Пальме. 300 лет спустя разрыли его могилу и на его черепе нашли ясные следы ударов камней, причинивших ему смерть. Но хотя, таким образом, время и обстоятельства его смерти могут быть установлены вне всякого сомнения, однако имеются сочинения, будто бы написанные им в 1330 году, и про него рассказывают, что в 1332 году он был в Лондоне и алхимическим путем добыл много золота для короля Эдуарда III. Из него отчеканили дукаты, которые долго ходили в публике под именем раймундинов. Эти противоречия могут быть всего проще разрешены тем, что один из его учеников принял его знаменитое имя, чтобы легче приобрести себе большое влияние. Но именно это обстоятельство, что Луллий еще долго жил в одном месте, после того как в другом он уже умер и был погребен, по всей вероятности, больше всего и способствовало образованию чудесного сказания о его личности; это сказание замечательно и характерно для его времени. Оно распадается на две части: роман и легенду. Будучи еще молодым человеком, известным весьма элегантным кавалером и победителем сердец, Раймунд Луллий влюбился в одну замужнюю даму, Амброзию ди Кастелло, и объяснился ей в любви. Она отвергла его, но так как он и после этого не оставлял ее в покое, она заявила ему, что не может отвечать на такую пламенную и неземную любовь, пока она сама простой смертный человек. Но если б он нашел жизненный эликсир, охраняющий тело от смерти, то она будет его. Раймунд удалился, изменил свой прежний образ жизни и начал исследовать тайны природы; после тридцатилетних трудов ему удалось на самом деле приготовить великий эликсир. Он испытал его силу на самом себе, в течение двух месяцев ничего не пил и не ел, перенес все страдания голода и жажды, но не мог умереть. Уверенный в своем изобретении, он отыскал Амброзию, которая к тому времени уже овдовела, и не узнал ее – так она состарилась и поседела. В его памяти все еще был запечатлен образ прекрасной молодой женщины. Она открылась ему и призналась, что всегда любила его, но просила пощадить ее от бессмертия, которое он обещал ей; она показала ему свою грудь, пораженную раком, и спросила, хочет ли он сделать ее бессмертной в таком мучительном состоянии. Тогда Раймунд разбил пузырек с драгоценным эликсиром и освободил ее от обещания. «Она может теперь, – сказал он, – войти в небесное бессмертие, а я обречен на живую смерть на земле». После этого он вступил во францисканский орден, а два месяца спустя в качестве монаха присутствовал при кончине Амброзии. Здесь кончается роман и начинается легенда. Луллий не мог умереть, хотя всячески искал смерти. Поэтому он посвятил свою жизнь делам благочестия, чтобы, как особую милость, вымолить себе у Бога кончину. Неоднократно он ходил в Африку проповедовать Евангелие среди магометан, и, хотя его много раз и жестоко били, он оставался жив. Наконец его побили камнями; несколько христианских купцов ночью нашли его под кучей камней и взяли с собой на корабль, который держал путь на Майорку, его родину. Он был еще жив, когда пристали к острову, но как только его вынесли на берег, Бог сжалился над ним и послал ему смерть; его похоронили в церкви местечка Пальмы.