Текст книги "Человек с тысячью лиц"

18

– Сукин сын! – завопил сержант. – Когда я зову тебя, Мастерс, ты должен подбежать. Живо!

Стивен кинулся бежать уже при первом упоминании своего имени: на восьмое утро своей жизни в военной тюрьме он уже ясно понимал, что нужно делать и как.

– Да, сэр, – запыхавшись, ответил он. Стивен ловко отдал честь и замер навытяжку. Сделать это было нелегко, так как он буквально падал от усталости. – Какие приказания, сэр?

– Подними мой карандаш! Я уронил его.

– Пожалуйста, сэр. – При этих словах Стивен прыгнул вперед, опустился на колени и поднял карандаш, лежавший перед столом сержанта, выпрямился и спросил: – Отдать вам, сэр? Или положить на ваш стол?

Немигающие серо-голубые глаза тяжеловеса сержанта впились в глаза Стивена и требовали подчинения. Стивен сразу же отвел взгляд в сторону.

Сержанту было около тридцати лет, его звали Эммет Обдан.

– Положи карандаш на стол между моей рукой и листом бумаги.

Чтобы сделать это, Стивену нужно было наклониться над столом. Он сразу же сообразил, что за этим последует. Собравшись с духом, он сделал шаг вперед, наклонился над столом и протянул карандаш. Как только он положил его и еще не начал выпрямляться, сержант взмахнул рукой и своей плоской ладонью хлестнул Стивена по щеке.

Дернувшись назад, Стивен вытянулся в струнку, отдал честь и чужим голосом произнес:

– Спасибо, сэр.

Скотина в облике человека, сидевшая перед ним, оскалилась.

– На место! Занимайся своей уборкой и не подставляй мне больше свое рыло!

– Да, сэр.

Снова Стивен отдал честь, круто повернулся и побежал по площадке лагеря.

Сзади раздался крик:

– Мастерс, назад!

Стивен остановился, повернулся и на полной скорости вернулся к столу. Снова последовал ритуал отдавания чести и тот же вопрос:

– Какие указания, сэр?

Глаза с издевкой изучали его около минуты, и за это время сержант придумал, к чему придраться:

– Мне не нравится, как ты реагируешь на мои методы обучения, Мастерс.

– Я выполняю все, что требуется, сэр.

Обдан вроде бы и не слышал.

– Мне кажется, Мастерс, что ты ко мне плохо относишься. То есть, ты считаешь меня надсмотрщиком в военной тюрьме.

– О нет, сэр, я ценю ваш объективный подход.

И снова Обдан не обратил внимания на слова Стивена.

– Мастерс, мы не можем согласиться с наружным повиновением и внутренним сопротивлением. Чтобы устранить этот недостаток в твоем обучении, стань на колени и сотри языком пыль с моих ботинок!

Последовала пауза.

– Ну? Чего ты ждешь?

Стивен облизал свои ставшие сухими губы.

– Я боюсь, сэр, что если я начну делать то, что вы приказываете, вы ударите меня ногой в лицо.

– Ну и что? – прохрипел Обдан.

– Вы можете искалечить меня, сэр.

– Дальше!

– Я боюсь, что это заметят и накажут вас за это, сэр, – схитрил Стивен.

Тут Обдан удивился по-настоящему. Он разинул рот, брови его поднялись, а зубы оскалились.

– Черт меня побери. Он думает о моем благополучии. Это очень трогательно, Мастерс. Но не ты первый заботишься обо мне. Должно быть что-то во мне вызывает прилив любви, Мастерс. Почти все такие слабаки, как ты, рано или поздно испытывают такое чувство и тогда…

Последовал один из тех монологов, какие Стивен никогда не мог слушать, даже если они непосредственно касались лично его. Голос маньяка что-то долбил, слова обтекали Стивена со скоростью звука, но он их не слышал – наступил один из моментов отключения Стивена от действительности. На другой стороне площадки заключенные что-то подметали. Всего лишь несколько минут тому назад он был одним из них. И вдруг вот это! Наступил пятьдесят третий кошмар за восемь суток. Именно столько раз Обдан принимался за Стивена, начиная каждый день с шести утра.

Ни разу не обходилось без одной или нескольких пощечин, одного или нескольких ударов тяжелыми ботинками по голеням. Единственное, что удерживало Стивена от ответного удара, это присутствие вооруженной охраны за решетчатой загородкой в нескольких ярдах от него. И каждый раз, когда Обдан начинал издеваться над ним, охрана снимала с плеч свое оружие и держала его наготове.

Будут ли они стрелять? Стивен почти дошел до точки и готов был проделать такой опыт. Почти готов.

Стоя перед Обданом, Стивен украдкой бросил взгляд на стражу за решеткой, чтобы проверить, как они держат оружие. Сердце его упало. Их было четверо, винтовки были на взводе, а глаза солдат следили за ним.

Что ж, выхода нет. Он обречен…

Все свалилось на него неожиданно. На второе утро после его возвращения военные отвезли его в лабораторию биологической обратной связи, как они говорили, для опроса.

Отказаться он не мог. Конечно, ему все это не понравилось. Будучи самим собой, он и не думал скрывать свою враждебность к военному ведомству

– и приобрел в нем врага.

Стивену казалось неестественным, что занимающиеся проблемами биологической обратной связи люди не понимают, что происходит. Экспериментаторы заболевали, и этого никто не замечал. У них развязывались языки, они словоохотливо и без конца что-то бормотали, а все окружающие и они сами никак не связывали такое состояние с предметом их опытов.

Фамилия специалиста, которого приставили к Стивену, была Бронсон, вопросы он задавал шепотом, и Стивен их почти не слышал, а когда Бронсону становилось совсем плохо, он беспомощно махал рукой и бормотал:

– Я совсем, как они. Не надо обращать внимания.

Бронсон хотел получить полный отчет о том, что он педантично назвал «ваше изложение того, что происходило с вами здесь и на Миттенде».

Его манера держаться очень раздражала Стивена. Уже на второй день, вновь подробно пересказывая одни и те же факты, Стивен вдруг решил попробовать, в свою очередь, получить какую-нибудь информацию.

– Давайте предположим, – начал Стивен, стараясь говорить медленно и доброжелательно, – что весь мой рассказ о событиях на Миттенде – правда.

Ярко горящие карие глаза Бронсона сузились.

– Не мое дело давать, – тут его голос начал затихать и он пробормотал что-то вроде слова «оценки».

Стивен настаивал:

Если изменение облика действительно возможно, то почему же джи-инт не может принять вид одного из первобытных земных животных или какой-нибудь совершенно неземной формы, которая может существовать на одной из девяноста восьми тысяч планет, с которыми связана Мать? В таком облике он разделался бы со мной одним движением своего хвоста.

Стивен так никогда и не узнал, принес ли ему пользу этот вопрос. Если скептику изложить в точности то сомнение, которое он с трудом стремится скрыть от окружающих, если, более того, это сомнение высказывается человеком, которого скептик считает отъявленным лгуном (именно такое мнение Бронсон составил о Стивене), то скептик придет в замешательство и выскажет, скорее всего, правду.

Бронсон начал рассуждать:

– Сомнительно, чтобы что-то, кроме латентной памяти, оставалось в клетках мозга человека в связи с первобытными морскими или земными чудовищами. Поэтому такая программа – я имею в виду лишь ее отпечаток в мозгу – не может быть воспроизведена. Однако способность воспроизвести крокодила в принципе достижима при взаимодействии двух Кирлиановских полей. – Пожав плечами, он добавил: – Я не вижу причин, почему бы такое перевоплощение нельзя было осуществить и с неземным существом.

Он был честным. Он последовал благодаря случайному попаданию Стивена. Несмотря на то, что Бронсон частично пробормотал, частично прошептал, продышал и прошипел эти слова, Стивен уловил главную мысль. В глазах Стивена Бронсон заработал одно очко. При этом Стивен вспомнил, как ему однажды доказывали, что для успешного лечения людей психиатру не обязательно самому быть в здравом уме. Если врач знает свое дело и придерживается верной техники лечения, то он может, скажем, спасти чей-нибудь мозг, хотя его собственный в это время может полным ходом распадаться. Вот и Бронсон мог манипулировать сложной системой элетроэнцефалографа, пользоваться Кирлиановскими полями, прибегать к стимуляторам и механически проводить опросы.

А в соседней комнате эксперт работал с атгерсовской версией Марка Брема, который освещал происшедшее со своей точки зрения.

Стивен не знал, а эксперты вначале никак не могли понять, почему Марк заявляет, что он пробыл на Миттенде только пять дней. Для Стивена это время составило два месяца и одиннадцать дней.

После опроса на третье утро, когда Стивен уже готовился пойти в обслуживающий лаборатории комплекс на ленч, он был арестован и доставлен в военную тюрьму.

Суд, состоящий из пяти генералов, начал заседать через два дня. Обвинение сводилось к тому, что Стивен никогда лично не бывал на Миттенде.

Прокурор в своей вступительной речи заявил:

– Мы обращаем внимание уважаемого суда на то, что влияние отца обвиняемого лишило военное ведомство возможности перевоспитать испорченного повесу. Общеизвестно, что очень богатые и очень влиятельные люди часто тратят средства на то, чтобы найти похожих на себя мужчин и женщин, чтобы использовать их услуги для самой разнообразной и представляющей опасность деятельности. Двойник Стивена получил, очевидно, достаточную сумму денег и вылетел на Миттенд. Прибыв туда, он не принял необходимых мер предосторожности, вероятно, потому, что не был Стивеном Мастерсом и не воспринимал эту экспедицию серьезно. Хорошо известно, что он сделал. Он отправился погулять, и его, очевидно, убили.

Когда к трибуне вышел Бронсон, то серьезные обвинения сменились откровенной нелепицей. Он отказался представить какую-нибудь документацию и заметил, что система биологической обратной связи функционирует частично на основе добровольного сотрудничества. Бронсон добавил:

– Я понял, что мы столкнулись с затруднением, когда Мастерс сообщил, что за два дня вернулся с Миттенда в суперкорабле, пилотируемом бывшим крокодилом.

Позднее Гленкорн вспоминал, что после произнесения этой фразы Стивен не имел никаких шансов на благоприятный исход дела.

Попытка адвоката защиты получить документы, подтверждающие свидетельства Бронсона, была отвергнута. А возражения обвинения против вызова свидетелей защиты и представления любых документов защиты поддерживались столь настойчиво, что, наконец, Гленкорн с кислой улыбкой сделал заявление:

– Хочу поблагодарить представляющего обвинение генерала за его глубокое понимание атмосферы, преобладающей в этом суде.

Для Стивена Мастерса наступили черные дни.

…Находясь в тюрьме под началом сержанта Обдана, Стивен был лишен даже возможности спокойно обдумать все, происшедшее с ним.

– На колени, – процедил Обдан, – или я сейчас выйду к тебе и сам…

По мере осознания ситуации Стивен Мастерс начал невольно восстанавливать всю логическую цепь событий, что уже не раз выручало его в минуты эмоционального стресса.

Память подсказала: нельзя стать Матерью!

Память подсказала: нельзя стать тем, кого ты обидел…

Об этом его предупредили, и он этому поверил.

Кем же тогда?

Догадка пришла в долю секунды: от того, к кому он был добр. Но ни одного такого человека он не мог вспомнить, кроме, может быть… Нет, это уже было бы слишком. Кроме… Нет!

В это решающее мгновение Стивену пришла мысль, что он не имеет права подставить кого-то, ввергнуть человека в те обстоятельства, в которых он оказался.

– Нет, нет! – почти выкрикнул Стивен.

– Да, да! – передразнил его сержант, поднимаясь на ноги.

Однако он говорил уже не со Стивеном.

19

Некоторое время Стивен лежал с закрытыми глазами, испытывая совершенно новое и потрясающее чувство. Он ненавидел себя.

Потому что догадался, кто он сейчас.

Конечно же, в этот ранний час, когда лишь несколько минут назад пробило восемь, он был уверен, что Стефани находится в постели, в своей собственной или чужой… с кем-нибудь.

Перспектива оказаться в постели в облике Стефани с мужчиной не вызвала у Стивена приятного возбуждения.

Скорее уж Стивену подходила роль активной лесбиянки.

Минуту или около этого Стивен обдумывал подобный поворот судьбы, забыв обо всем остальном.

Затем он осторожно раскрыл глаза, повернул со страхом голову и увидел, что он в постели один.

«Отлично, – с облегчением вздохнул Стивен, – может быть, Стефани действительно хорошая девочка, которая хочет выйти замуж».

Боковым зрением он охватил роскошные светлые волосы, разбросанные по подушке. Поняв, что теперь эти волосы принадлежат ему, Стивен ощутил некоторую неловкость из-за того, что он утратил положение мужчины и стал женщиной.

Время текло. Постепенно пришло понимание, что он чувствует себя ничуть не хуже, чем раньше.

Слава Богу!

У него было тело с головой и мозгом. Различие в половых органах и их влияние на организм не изменило, вроде бы, его умственных качеств.

Он уже поверил, что приспособится к новой роли, и даже перестал думать об этом.

И тут к нему вернулась память о последних минутах в тюрьме. Он представил бедную маленькую Стефани перед сержантом Эмметом Обданом.

Резко сев на постели, Стивен схватил телефонную трубку.

Попутно он заметил очень женственный пеньюар, изящную белую ногу, узкую и тонкую руку и пальцы с маникюром, набиравшие номер – секретный номер его отца.

На этот раз убедить Стивена Мастерса-старшего оказалось труднее. Дело в том, что Стивен после пятидесяти трех стычек с сержантом Обданом был уже не столь уверенным в себе. Однако примерно через час после звонка папа Мастерс в сопровождении двух секретарш уже входил в апартаменты Стефани.

Секретарши удалились на кухню и занялись приготовлением кофе, а старший и младший Мастерсы уселись в гостиной.

Отец слушал Стивена с отстраненным выражением лица, так как слегка хрипловатый голос Стефани, повествовавшей о своем восьмидневном пребывании в тюрьме, иногда сбивался на истерические нотки.

Стивен искренне удивлялся, почему там с ним так грубо обращались. Раньше у него было представление, что вооруженные силы – это, безусловно, суровая школа, но тем не менее руководствующаяся определенными принципами. Его компаньонами по экспедиции на Миттенд были типичные бравые офицеры, честные, решительные и верные своему долгу. Даже свой приговор с пожизненным заключением и строгим режимом он воспринял вначале как нечто, не выходящее за рамки определенной логики.

– Я сам виноват в этом, – заключил Стивен, – потому что согласился участвовать в их играх и отправился с экспедицией на Миттенд.

– Мне трудно поверить, – помолчав, выразил сомнение отец, – что не ты сам создал себе проблему в тюрьме и тем самым вызвал к себе такое отношение.

– Мы стояли в шеренге, – стал объяснять Стивен, – и этот тип, Обдан, обходил нас и придрался к четырнадцати из двадцати трех человек. Когда он подошел ко мне, я уже видел, к чему все это клонится, и стоял по струнке. Однако, он прицепился ко мне и ударил по лицу так, что я еле удержался на ногах. Стойку смирно я, конечно, нарушил, и тут он пришел в такую ярость, что начал пинать меня сапожищами по ногам. Это началось с шести утра в первый же день. От воспоминаний тело Стефани передернуло худенькими плечиками. – После этого я решил уж как-то перетерпеть, пока ты и Гленкорн не сможете что-нибудь сделать для меня.

– Мы словно натолкнулись на каменную стену, – осторожно оправдывался отец. – Очевидно, позиция военного суда отражает настроение людей вообще. Тебя описали в прессе как безответственного плейбоя, который должен ответить за смерть трех офицеров на Миттенде. Вот никто и не хочет связываться с этим делом, чтобы не подумали, что их купили за деньги Мастерса.

– Выглядит так, будто они считают меня лично во всем виноватым. Я в это не могу поверить.

– Суд был очень скорым, – заметил отец.

Звенящим от возмущения голосом Стивен заявил:

– Если уж меня считают таким подлецом, может быть, при рассмотрении показаний Атгерса от лица Брема удастся представить документы, которых нельзя было добиться в трибунале?

– Мы так и хотели, но неожиданно дело против него было прекращено. Он теперь на свободе.

Стивен начал рассуждать:

– Это существо – Мать, находясь в своем астральном пространстве, говорило, что они сражались с нашествием джи-интов много лет и что сопротивление стало возможным лишь благодаря тому, что для перемещения из одной галактики в другую они научились производить некоторые внутренние преобразования. Для этого джи-интам и были нужны модели.

– Миттенд был выбран для межзвездной экспедиции потому, что эта планета неожиданно появилась там, где ранее планеты не отмечались. Решение о полете туда принял генерал Синтер, – вспомнил старший Мастерс.

– Настоящий Синтер, наверное, закопан Бог знает где, – деревянным голосом добавил отец.

– И все же, продолжал Стивен, – вряд ли может существовать много десантников джи-интов типа Кроога и Синтера. Иначе им не нужно было бы использовать кого-то вроде меня для разнообразия.

– Ты мало похож на их агента, – мрачно заметил отец. – Именно этого я и не понимаю. Что в тебе есть такое, что заставляет их идти на все, чтобы тебя убрать?

Стивен молчал. Он вспоминал то, что не говорил еще никому: восемьсот восемьдесят шесть женщин там, далеко, выбравших его потенциальным партнером.

Как только это воспоминание пришло к нему, он почувствовал… как будто чья-то тень упала на него. Глубоко внутри он сохранил связь с Матерью, какая-то частица его существа воспринимала ее сигналы и отвечала на них каждую минуту.

Он сразу подумал обо всех этих тысячах людей, которых он обижал. Выходя из глубокой задумчивости, Стивен услышал, как он предлагает Мастерсу-старшему откупиться от всех им обиженных.

– Ты что же, помнишь имена всех? Как нам всех найти? – удивился отец.

Для Стивена это не представляло затруднений. Как объяснить отцу, что он вел учет всех этих сукиных детей?

Мгновенно взвесив все за и против, на что ушло не более доли секунды, Стивен предложил:

– Давай вернемся в Стиг, и там я покажу тебе… А Линда все еще там?

– Нет, я выдал ей все деньги, потраченные ее мужем на защиту от твоих преследований, и она отправилась домой. – Могущественный человек улыбнулся: – Потом она позвонила, кажется ее возвращение прошло благополучно. Экспедиция на Миттенде вышла на связь с Землей, и она разговаривала с Даниэлом Атгерсом в облике Марка Брема, рассказала ему о деньгах, которые я дал ей, после чего он попросил ее передать мне благодарность. Так что же, это совпадение с тем, что ты просишь?

– Меня удивляет, – признался Стивен, – почему они не добрались до тебя?

– Я такой же, как ты, – улыбнулся Мастерс-старший, – принадлежу к тем, кто выживает. К тому же, меня всегда охраняют и притом довольно тщательно. Чтобы проникнуть в мое окружение, нужно иметь очень мощную организацию. Честно говоря, мне кажется, что здесь, на Земле, они еще недостаточно сильны.

20

В этот же день после обеда в апартаменты в Стигморе прибыла стенографистка, которая записала все имена из дневников Стивена. Со списка были сделаны копии, и крупное детективное агентство запустило весь свой штат на розыски. К вечеру начали звонить телефоны.

Агенты нашли девятьсот двадцать три человека из примерно тысячи имен в списке, все это заняло немногим более двух дней. Старший Мастерс, периодически появлявшийся и следивший за ходом поисков, озадаченно качал головой, удивляясь такому большому числу имен.

– Никак не пойму, как у тебя хватило времени навредить стольким людям, ведь тебе только двадцать три года.

– Это было нелегко, – пробормотал Стивен.

Он и сам был слегка ошарашен. Действительно, все это было так мерзко. Он помнил, как ему было особенно приятно сводить счеты с теми, кто, по его мнению, часто ошибочному, каким-либо образом ущемлял его интересы.

Сейчас все необходимо исправить. Мир с обиженными им людьми надо восстановить или по возможности купить. Поскольку папа Мастерс увлекся идеей «нейтрализации вреда», с деньгами проблем не было.

Девушки с приятными музыкальными голосами обзванивали мужчин по списку. Мужчины с мужественными баритонами оповещали женщин.

Была сочинена история, и она оказалась удачной. После своего тюремного заключения Стивен ударился в религию. Он крайне сожалеет о своих прежних выходках и недостойных поступках. Не может ли он каким-либо образом возместить причиненный ущерб?

Был снят большой зал и назначено время встречи. Лишь горстка гордецов заявила, что Стивен может убираться ко всем чертям, так как он не сумеет окупить все зло, что причинил.

Все же остальные, очевидно, надеялись получить компенсацию за свои обиды.

Для переговоров с теми, кто отказался от встречи, был направлен отряд опытных адвокатов.

Приглашенные начали съезжаться на встречу довольно рано. Как и предполагалось, многие из прибывших привели с собой родственников.

У входа были установлены микрофоны, и в специальной комнате с аппаратурой для прослушивания можно было услышать интересные разговоры.

Муж протестующе заявлял жене:

– Все же я хотел бы знать, это как ты с ним познакомилась? Что он сделал тебе такого, чем он тебя обидел?

– Но, дорогой, – терпеливо объясняла жена, – я же тебе рассказывала. Стивен однажды довольно грубо предложил мне пойти с ним, и я в ответ послала его.

Другая женщина на этот же вопрос ответила, что когда она ему отказала, Стивен ударил ее.

Третья особа была более снисходительна к Стивену:

– Моя радость, – призналась она своему мужу, – когда я тебя еще не знала, я встречалась с двумя или тремя скотами, и Стивен Мастерс был одним из них. Все это длилось не более трех ночей, так что и говорить не о чем, не будь ревнивцем.

Относительно продолжительности встреч она была права. Умолчала она лишь о том, что три ночи со Стивеном стоили трех месяцев, проведенных с ее мужем.

Озадаченные жены тех мужчин, которых Стивен обидел, получали такие ответы: «На одной из его вечеринок я сказал ему, что он развратная крыса, ну, он меня и уволил с работы». Или: «Я возразил ему, когда он плохо высказывался о бедняках, тогда он договорился с моим издателем и закупил весь тираж моей книги, не пустив его в продажу. Из-за этого меня не читали и не знали все эти годы. Думаю, что ее прочел лишь Стивен – чем лучше книга, тем больше он радовался, что она не дошла до публики».

Всех входящих проверяли у двери, пропуская через специальный детектор. У троих детективы уже выудили спрятанное оружие, и лишь после этого пропустили в зал.

Когда Стивену доложили об этом, он удивился столь малому числу явных недоброжелателей. Обратившийся с обстоятельной речью к аудитории Гленкорн долго не задерживался на обсуждении грехов Стивена. Суд над ним он прокомментировал кратко:

– Это был мой первый военный трибунал, и я был поражен полным нежеланием заслушать свидетельства. Стивена Мастерса отдали под суд за то, что он не хотел лететь на Миттенд, а осудили за то, что он якобы совершил там три убийства.

Затем адвокат торжественно заявил:

– Стивен пригласил вас всех для того, чтобы вручить каждому десять тысяч долларов, получить ваше прощение и обещание забыть о несправедливости.

Как только была упомянута цифра, все задвигались и зашаркали ногами. Вздох изумления пронесся над залом. Объявление произвело впечатление.

Последовали аплодисменты, которые переросли в овацию, прекратившуюся лишь тогда, когда Гленкорн поднял руку и крикнул:

– Все, кто хочет забыть прошлое, могут пройти в помещение за залом сразу же после окончания нашей встречи. Там вас ждут тридцать девушек с уже выписанными чеками. Вам остается лишь подписать простое заявление из четырех предложений, в котором вы заверяете, что прощаете Стивена и не держите на него зла в своем сердце. Видите ли, в ваших интересах забыть все плохое по двум причинам. Во-первых, это освободит вас от возможных неприятностей в связи с угрозой переноса вашего сознания, как это случилось с Марком Бремом и Даниэлом Атгерсом, которые все еще не смогли решить свои проблемы. И, во-вторых, разумеется, вы получите деньги. Стивен и его отец надеются, что вы используете их на дело, о котором мечтали, или на приобретение того, чего давно хотели.

На удивление, далеко не все проследовали за чеком. Около восьмидесяти человек объяснили, что пришли лишь послушать, что будет. Семьдесят три неподписавших заявление позднее подали иски на значительно большие суммы. О сговоре между ними подозревать не приходилось. Каждый из них самостоятельно лелеял в душе приятную перспективу обрести круглую сумму мастерсовских денег. Ведь после получения приглашения на прощальное примирение они имели основания обратиться в суд, где Стивену уже будет почти невозможно отрицать нанесение им ущерба. Может быть, он сможет оспаривать его степень, но не более.

Сразу после собрания их ждало еще одно событие, случившееся по воле правительства. Гости Стивена по выходе из здания попали на улицу, буквально заполненную солдатами. Здесь же стояли в ряд автобусы, куда и затолкали всех пришедших на встречу, несмотря на их протесты. Туда же попали и члены команды Стивена.

Старший Мастерс, поскольку в таком скопище народа не могли обеспечить его безопасность, благоразумно остался дома.