Текст книги "Экзистенциальный анализ. Экзистенциальные подходы в психотерапии"

B. Экзистенцанализ как вопрос к собственному бытию-здесь: введение в основы

ЭА как психотерапия ориентируется на практику. Поэтому его теоретические основы должны быть разработаны для наибольшего практического удобства и привязаны к запросам бытия-здесь конкретного человека. Согласно экзистенциальной позиции, в таком подходе критерием существенности для человека является степень его субъективной затронутости каким-либо содержанием. Вся суть экзистенции, таким образом, может быть проверена на основании собственного опыта.

В данной главе (B) основы ЭА излагаются в три этапа. При этом отличительным свойством экзистенциального подхода является постоянное персональное соотнесение предлагаемых содержаний с собственной жизнью. Экзистенциальный характер конкретного содержания может быть проверен сразу, как только читатель встречается с ним, потому что только то, чем человек чувствует себя затронутым, показывает, что является существенным для его экзистенции. И эта закономерность прослеживается на всех трех этапах изложения. В первой части главы B обосновывается важность феноменологической открытости как предпосылки для успешной экзистенции. Из этого вытекает необходимость самому стать действующим лицом (актором), чему посвящена вторая часть главы B «Экзистенциальный шаг: жить с внутренним согласием». В третьей части, чтобы создать привязку к собственной жизни, а также к субъективной практике, размышления автора завершаются некоторыми вопросами для саморефлексии. Они дают возможность ознакомиться с формой экзистенциально-аналитического самопознания (в рамках образования, развития личности, тренингов).

Часть I
Фундаментальная установка для исполненной экзистенции: феноменологическая открытость

В этом разделе приводится дальнейшее обоснование экзистенцанализа. Мы обращаемся к вопросам и темам, которые проистекают из субъективного переживания бытия-здесь. На их базе экзистенциально-аналитическая парадигма должна быть выведена и содержательно обоснована как легитимный подход к психотерапии, закрепленный в бытии-здесь. При этом отчетливой становится роль свободы Person как предпосылки для исполненной экзистенции.

Рефлексия отношений свободной Person c миром показывает неизбежность их тесного взаимодействия, что ведет в самую глубину темы экзистенции. Какова структура экзистенции? Как найти условия, при которых она может быть исполнена? И это специфическая область ЭА. В этом свете человек предстает как «тот, с кем заговаривают» или «тот, кого запрашивают», кто «призван к ответу».

Бытие-здесь (дазайн, тут-бытие) организовано определенным образом

Бытие-здесь является для человека чем-то большим, чем просто борьба за выживание. Благодаря своему духу человек «открыт миру» (Scheler, 1978, S. 36 и след.). Его восприятие не является узко избирательным по отношению к определенным объектам или обстоятельствам. Человек может позволить восприятию «свободно» перемещаться от объекта к объекту.

Таким образом, он «всегда вне рамок окружающей среды». Человек не просто находится в окружающем мире, к которому он приспосабливается, как животное, за счет инстинктов, а у него «есть мир» (Scheler, 1980, S. 392), есть визави. Он не прикован инстинктами к раздражителям окружающей среды. Поэтому даже нельзя сказать, что человек выходит за пределы своего окружающего мира, потому что, как правильно сформулировал Хенгстенберг (Hengstenberg, 1984, S. 10), «он с самого начала не в нем». Бытие-здесь несет человеческий отпечаток, потому что оно сформировано человеком, так как человек в значительной степени сам определяет, когда ему задействовать свои способности. Может ли он это сделать, для чего и как, – является его экзистенциальным вызовом. Если говорить конкретнее, бытие-здесь человека приходит к исполнению не через преодоление опасностей, предотвращение угроз и недопущение страданий – хотя при реализации бытия-здесь эти задачи важны, их решение приносит определенную разгрузку, но еще не исполнение. Исполненность в жизни приходит из других источников. У каждого человека есть стремление быть счастливым (тоска по личному счастью), стремление к «чему-то большему», к смыслу. Человек хочет лично актуализировать («осуществить») себя со своими потенциалами (см.: Rogers, 1959), хочет любить и быть любимым (см.: Binswanger, 1942), быть успешным и не впадать в отчаяние при встрече с неминуемым страданием (см.: Frankl, 1982a).

Человеческая природа подразумевает способность трудиться и наслаждаться (Фрейд), но также и способность переживать страдание, что было отмечено Франклом (напр.: Frankl, 1959, 1975). Большинство людей хотят наслаждаться своей жизнью (Freud, 1965, S. 74): стремятся к счастью и радости, основным компонентам удовольствия или хотят сделать из своей жизни «что-то особенное». Важными составляющими того, что выходит за рамки непосредственного удовлетворения потребностей и обеспечения бытия-здесь, являются радость жизни и свобода делать то, что человек хочет (см.: Frankl, 1975; Spaemann, 2009). Во многих отношениях человек по своей природе неплохо устроен для достижения этой цели, однако в некоторых аспектах такая его «оснащенность» или отсутствует, или является не-достаточной[25]25
  См. работу Гелена (Gehlen, 1940), который вслед за Гердером описал человека как существо недостаточное.


[Закрыть]. В отличие от животных, у нас нет «инстинктивного плана действий», который бы нас определял[26]26
  Плеснер метко и лаконично обобщил: «Животное „находится в самом себе“» (цит. по: Hengstenberg, 1984, S. 84).


[Закрыть] и адаптировал к выживанию в соответствующей среде. Не существует ни встроенной в нас «программы», позволяющей справляться с бытием-здесь, ни тем более «механизма», который автоматически приводил бы к счастливой жизни. Будем ли мы счастливы, а если будем, то насколько и как, – эти вопросы остаются открытыми в каждой жизни, и ответы в значительной мере зависят лично от каждого человека.

Неопределенность человеческого бытия-здесь содержит в себе свободу

У этой неопределенности, присущей человеческому существованию[27]27
  Также говорят о неспецифичности, бедности инстинктов, природной незавершенности. Согласно Ницше, речь идет о «неустановившемся животном» (см., напр.: Coreth, 1986, S. 55 и след.).


[Закрыть], есть важное следствие: она освобождает нас (или иначе: поскольку мы свободны, то в этой важной области мы не являемся предзаданными). Быть не полностью детерминированным является отличительным признаком человека (Frankl, 1975; Heidegger, 1927b; Jaspers, 1956b, d; Scheler, 1978). Если в человеческой экзистенции мы выдвигаем на передний план такой «люфт недетерминированности», то бесчисленные детерминанты экзистенции должны при этом не отрицаться, а рассматриваться как ее основа. Экономические, социальные, политические, культурные условия жизни во многом определяют человека и не могут быть изменены даже при напряжении всех сил, а иногда и вопреки отчаянию. Так, жестко заданы процессы физико-химико-биологического мира. В значительной степени «сами собой» протекают также телесные и психические процессы. Даже такие тесно связанные с Я когнитивные способности, как мышление, память, воображение имеют свои закономерности.

В теме свободы речь идет о нахождении пусть даже незначительного пространства возможностей, которое находится в распоряжении человека как во внешнем мире, так и во внутреннем отношении к себе. Иначе говоря, даже в пределах заданного имеются неопределенности во взаимодействии детерминант, а также в их согласовании друг с другом. Человек реализует эту свободу действий, например, при использовании техники, где закономерности по-новому устанавливают связь друг с другом. Машина или пенициллин – это не самодетерминированный продукт, а искусственная (свободно составленная) комбинация отдельных (заданных) детерминант. В противоположность этому, в созданном человеком символическом мире, например, в стихотворении, картине или разговоре, вообще не существует никакого детерминированного процесса. Эти произведения и действия возникают не потому, что художник не может не действовать в рамках процесса, разворачивающегося по определенным закономерностям, не из-за беспорядочного, хаотичного, случайного стечения обстоятельств – а они являются свободно оформленным выражением индивидуальности и самосозидания.

Если бы не было этого пространства возможностей, то нельзя было бы говорить о человеческой экзистенции. Жизнь была бы простым «прозябанием», а человек – чисто инстинктивным существом, которое нельзя было бы привлечь ни к какой ответственности. Фактически ни одно общество не отрицает эту свободу действий человека, потому что каждому обществу знакомы искусство и возможности созидать, правила и правосудие, привлекающее людей к ответственности. Ничего этого не существовало бы, не будь люди свободны. Без свободы действие было бы не акцией, а реакцией, любая беседа вместо высказываний с изложением человеком своих позиций или суждений стала бы лишь автоматическим обменом программами.

Экзистенциальная прагматика

Вопреки таким вступительным соображениям об основах человеческого бытия должно оставаться ясным: ЭА как таковой не является философией. Тем не менее он ссылается на философские размышления, прежде всего относящиеся к экзистенциальной философии, в частности, Макса Шелера, Карла Ясперса, Мартина Хайдеггера, Мориса Мерло-Понти, Эмануэля Левинаса, а также Фридриха Ницше и Серена Кьеркегора (Wolicki, 2013). Будучи психотерапевтическим методом, ЭА не претендует на обоснование собственной антропологии. Это задача философии[28]28
  Экзистенциальная парадигма ориентируется на практику и даже допускает точку зрения, которая оспаривает предельное обоснование человеческой свободы, что мы особенно часто наблюдаем в естественнонаучных кругах (см., напр.: Monod, 1971; Roth, 2003). Даже если наша свобода была бы только нашей фантазией и мы, сами того не зная, были бы целиком и полностью детерминированы, то речь шла бы именно о том, чтобы жить с этой «детерминированной фантазией», так как в этом случае именно она была бы частью замысла человека. Тогда личное счастье и исполненность зависели бы от человека лишь кажущимся образом, но он должен был бы участвовать в игре – в условиях пандетерминизма у него не осталось бы никакого иного выбора.


[Закрыть].

Пространство свободы – даже если оно совсем мало, неприметно или вообще является иллюзией – занимает центральное место в теории экзистенцанализа. Потому что экзистенция означает реализацию себя в этом пространстве свободы – в нем человек видит и использует свои возможности. «Необходимость и свобода не находятся на одном уровне – напротив, свобода превосходит и надстраивает необходимость» (Frankl, 1975, S. 207). «Если мы принимаем, что человек – это существо, которое само решает за себя, тогда человек начинается именно там, где заканчивается логика натурализма» (Frankl, 1972, S. 88 и след.).

Обратная сторона свободы

Хотя свобода с ее возможностями и пространствами – это шанс, иногда она бывает также бременем и принуждением («муки выбора»), она включает в себя страдание из-за необходимости отказа от чего-либо и делает возможной вину. Там, где есть свобода, всегда также существует ответственность за собственные решения. Вследствие недетерминированности мы нуждаемся в познании и опыте, а также в опыте других, в культуре и обучении. С недетерминированностью связаны также опасности, не только исходящие из внешнего мира (например, в виде последствий ошибок, дерзких поступков и т. д.), но и обнаруживающие внутренние бездны душевной жизни человека: неуверенность и страхи, жизненные тяготы, неудачи в отношениях, депрессии, отчаяние, одиночество, душевную боль, внутренную пустоту, навязчивости, злоупотребление свободой и истерически преувеличенное поведение, чувство бессмысленности, манию и зависимости. В классификации ЭА они группируются по фундаментальным мотивациям (см. ниже).

В экзистенциальной философии идею неопределенности места человека описывают с помощью объективной, но, вероятно, несколько бездушной и резкой метафоры «вброшенности» бытия-здесь и его разрушения (Heidegger, 1927b, S. 136, 221; ср. также: Holzhey-Kunz, 2008, S. 206, 214 и след.). Такое представление призвано встряхнуть человека и довести до его осознания, что каждая человеческая экзистенция вынуждена конфронтировать с этим миром, даже если она начинается независимо от нашей воли, а также сталкиваться с ненадежностью, трагичностью и отсутствием уверенности в том, что у нее есть смысл.

Исходный пункт экзистенции

Человек находится в мире, который без спроса включает его в систему условий, которой он со своей свободой должен подчиняться. Экзистенциальное измерение бытия-здесь начинается с того, что человек должен заниматься своим бытием-здесь, осознанно или неосознанно, добровольно или нет (см. также: Kühn, 1988). Человек не может отменить эту предзаданность. Более того, его свобода начинается и разворачивается в этих рамках, а именно: хочет ли он признать факт наличия ограничивающих условий, как он взаимодействует с бытием-здесь, как он сам обнаруживает себя в нем и для чего он его задействует. Таким образом мы подошли к теме экзистенции, так как именно это и означает «экзистировать»: устанавливать обмен с предзаданностями, в которые ты помещен, воспринимать и подхватывать их, вступать с ними в диалог, занимать позиции, созидать и переживать мир и себя. Это ведет человека к фундаментальным структурам экзистенции, в соотнесении с которыми он может исполненно формировать свое бытие-здесь.

Грамматика экзистенции

Взаимодействие с бытием-здесь удается тем лучше, чем больше оно ориентируется на структуры экзистенции и совпадает с ними. Реалистичное взаимодействие предполагает определенное понимание того, что в жизни является важным. Как правило, это знание извлекается из наблюдений, примеров, бесед и собственной интуиции. Помимо этого, каждое общество распространяет это знание в ходе воспитания, обучения, приобщения к культуре и религии и передает каждому человеку доступ к исполненной экзистенции. Эмпирически также обнаруживается, что нахождение смысла не привязано к возрасту, полу, IQ, уровню образования, религии или политической принадлежности (см.: Frankl, 1981, S. 63) или что оно лишь незначительно коррелирует с уровнем образования и возрастом (см.: Eckhard, 2000; Längle, Orgler, Kundi, 2000). При этом в большинстве случаев речь идет скорее об имплицитном знании, скорее о чутье, чем об отрефлексированном, осознанном познании.

Систематическая и научная обработка этих предпосылок является эксплицитной темой экзистенцанализа, по сути он посвящен их раскрытию и описанию. «Быть человеком в своем мире» – к этой простой формулировке может быть сведена целевая установка ЭА. Она указывает на его центральные темы: понимание «мира», «человеческого бытия» и возможность их взаимодействия.

Феноменологический способ действия

Как экзистенциальный метод ЭА идет путем индивидуального (т. е. субъективно-обоснованного) подхода к жизни и к миру. Это означает отсутствие предпосылок в методе и подразумевает каждый раз новые проекты экзистенции (ср.: Sartre, 1946). Методически для этого подхода применима феноменология (см. гл. C. 9). В феноменологических рамках исследование темы «бытия-здесь в мире» начинается с рассмотрения того, что «тут есть». Человек посвящает себя фактам (а не идеалам, не тому, о чем думалось, во что верилось, про что фантазировалось и т. д.). Потому что мир представляет собой рамки для нашей экзистенции, и способность воспринимать их неискаженно и постигать их в самой сути является основой всего дальнейшего познания.

Мир как рамки экзистенции

У наблюдателя, наделенного свободой, возникают такие вопросы, как: «О чем идет речь в бытии-здесь? Что является его сутью? Что значит для человека быть в мире?» Феноменологическое рассмотрение этого поначалу кажущегося совсем непримечательным, «само собой разумеющимся» явления поднимает фундаментальный вопрос: содержит ли эта данность призыв к конфронтации с миром и взаимодействию с ним или факт бытия-в-мире не нужно в дальнейшем принимать во внимание, например потому, что этот реальный мир вовсе не является настоящим миром? С этим связана позиция в отношении осмысленности жизни: находится ли смысл экзистенции во взаимодействии с миром или же для наполненного смыслом формирования жизни считаться с миром действительно не нужно?

От выбранного представления о мире зависит то, в каких рамках проживается экзистенция. Можно пытаться ускользать от мира и взаимодействовать с ним как можно меньше, чтобы находиться в мире, признаваемом в качестве «собственного». Такой подход подразумевает много возможностей: можно ориентироваться на сны, фантазии и желания – они были бы жизненным содержанием, которому в любом случае мешала бы или препятствовала «жесткая» реальность (что порой действительно так и переживается). Или можно в основном пребывать в сфере абстрактного, идеологического или философского, а также стремиться к идеальному. Физически-биологический мир переживается как разъединяющий или даже враждебный. Так, в идеалистическом понимании мира и жизни у Платона тело – это «тюрьма» души. Другая отклоняющая мир позиция может возникать из-за соответствующего идеалистического религиозного понимания жизни в этом мире, например, только как испытания для настоящей жизни после смерти, из чего следует, что необходимо «примириться» с этой жизнью, но ее не нужно действительно любить. Нужно любить не земное, преходящее, а только – потустороннее, вечное, то, что как раз не «от мира сего».

При таком понимании «бытия в мире» мир, который у нас есть, обладает меньшей ценностью и даже кажется обесцененным по сравнению с миром фиктивным, желаемым, на который возлагаются надежды, в который верят, – миром метафизическим. Жизнь подчиняется гипостазису, т. е. допущению, с которым субъект подходит к миру. Гипостазисом является и противоположная точка зрения: только этот мир – «настоящий», не нужно ожидать ничего сверх этого.

Экзистенциальное принципиальное решение

Это вызывает вопрос: не содержится ли в таком экзистенциальном подходе еще и идеология? Не лежит ли в его основе также жизненная философия? Конечно, экзистенциальная установка содержит в себе и принципиальное решение. Оно предшествует религиозному или идеологическому решению. Экзистенциальная установка характеризуется открытостью и готовностью взаимодействовать со всем, что есть. Цель этой открытости состоит в том, чтобы находить существенное в каждой ситуации, т. е. раз за разом по-новому подходить к жизни. Если попытаться как можно более беспристрастно[29]29
  Хенгстенберг назвал бы это «объективностью», то есть обращением, которое адекватно предмету, которое «ради него самого, при отказе от любого самоуправства» (Hengstenberg, 1984, S. 9).


[Закрыть]посмотреть на бытие человека в мире, то окажется, что прежде всего речь здесь идет не о том, чтобы проживать обращенное к миру или избегающее мир отношение или достигать желаемой цели. На первом этапе мы сначала позволяем данности воздействовать на себя, чтобы воспринять сообщаемую ею информацию и понять ее. Мы смотрим, что тут есть, как это, о чем это нам говорит и какие переживания, чувства, мысли возникают у нас в ответ (вероятно, уже можно предположить благотворное воздействие подобных вопросов). Феноменологическая установка принимает субъективность человека всерьез. Видя, чувствуя и распознавая, она схватывает «объективность»[30]30
  Эти понятия используются здесь для облегчения понимания, даже если они становятся неактуальными при обращении к феноменологии.


[Закрыть], т. е. то, перед чем поставлен субъект, что для него «есть». В феноменологии человек «пускается на это» и исходит из этого, чтобы прийти таким образом впоследствии к пониманию и формированию бытия. Опираясь на феноменологию, человек «идет сквозь мир», а не «переступает через него». Нельзя прийти к пониманию «без мира», а также лишь «из самого себя» или из теории. Феноменология представляет собой непрерывный «диалог», «партнерский» обмен, она не подчиняется ни какому-либо особому принципу, ни какой-либо идее и не преследует цель «покорения» реальности.

Постановка задач в ЭА

Франкл (Frankl, 1959, S. 664) обозначал ЭА как «экспликацию[31]31
  Экспликация (лат. explicatio) – объяснение, развертывание. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] персональной экзистенции». Это означает раскрытие, освещение предпосылок для персонально исполненной жизни, полной решимости и ответственности. Наряду с картиной человека и теорией экзистенции экспликация охватывает также путь к исполненной экзистенции, потому что в понимании ЭА экзистенция должна стать «персонально» обоснованной, т. е. должна распознать способности Person и мобилизовать их. Для того чтобы Person могла находиться в центре работы, необходимо выбрать способ действия, который позволяет замечать персональное. Поэтому соответствующий метод работы не должен фокусироваться на общем (например, закономерностях, теориях), а должен быть направлен на «уникальное» и «неповторимое» конкретного человека. То есть работа должна начинаться с обращения к личному восприятию, субъективному переживанию и собственному пониманию клиента. Когда Person таким образом помещается в центр поиска доступа к экзистенции и к ее развитию, то она сама становится главным инструментом для терапевтической работы. Предписания, суждения и теории на время отодвигаются на задний план.

В таком методе особую роль играет центральная сущностная черта Person: свобода. Чтобы учитывать и отражать эту свободу и открытость, в рамках метода мы не вправе делать лимитирующие предписания или ссылаться на что-то другое кроме сущности самой Person. Таким образом, чтобы получить Person в поле зрения, и сама структура метода должна нести персональные черты. Поэтому все предписания, суждения, теории и т. д. нужно систематически отставлять на время в сторону, чтобы в ходе работы направлять взгляд на индивидуальную жизнь и на собственный, субъективно переживаемый мир. Существенное никогда не является заданным. Его всегда нужно заново искать и реализовывать. Существенное – это постоянное становление в диалогическом обмене с миром и во внутреннем разговоре с самим собой.

На практике это означает необходимость развивать безусловную установку открытости (Ἐποχή)[32]32
  Ἐποχή (гр. «задержка, остановка, удерживание») – эпохе, исключение из поля зрения (вынесение за скобки) всех накопленных мнений, суждений, оценок какого-либо объекта или субъекта, стремление увидеть его сущность с позиции «чистого наблюдателя». – Прим. науч. ред.


[Закрыть], чтобы иметь возможность постоянно заново вступать во взаимодействие с визави в конкретной ситуации. Для выполнения этого требования персонально обоснованной экзистенции выбор метода следует остановить на герменевтической феноменологии. Она дает свободе пространство и тем самым поддерживает лично созидаемую экзистенцию.

Феноменология – окно к свободе

Феноменология важна для экзистенциально-аналитического подхода к бытию-здесь в методическом и содержательном аспектах, так как с выбором этой методической аксиомы вносится и определенное содержание – систематическая открытость, которая наиболее соответствует измерению свободы в человеке и таким образом открывает доступ к его Person. Бытие-здесь понимается так: центральным в жизни человека является осуществление экзистенции посредством его Person, т. е. через развертывание его свободы. Предписания, касающиеся феноменологической систематики, относятся к процессу рассмотрения феномена и не затрагивают его содержания, т. е. не предопределяют, что именно нужно найти. Систематика естественнонаучного метода устроена содержательно: ее интересует закономерное, общепринятое, вследствие чего теряется взгляд на незакономерное, т. е. на свободное. Поэтому естественнонаучный подход к человеку не подходит для восприятия Person и ее тем. В связи с этим академическая психология практически не занимается такими персональными темами, как свобода, доверие, надежда, ответственность, смысл и т. д., а больше исследует такие навыки и свойства, как интеллект, память и т. д.

Феноменология – это единственный систематический, научный подход, который делает возможным адекватный (в данном случае приближающийся к сущности человека, а не исключительно описательный) доступ к тому, что само по себе никогда не поддается окончательному постижению, так как по определению представляет собой свободное измерение, – к Person. Какие методические последствия связаны с этим выбором?

Импликации[33]33
  Импликация, имплицитный (от лат. implicatio – «связь») означает то, что предполагается, подразумевается, имеется в виду, но не оговорено открыто. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] феноменологии

Эта методическая открытость означает многое (см. гл. C. 9): доступ к существенному через происходящее здесь и сейчас, отодвигание на задний план предварительного теоретического знания, фокус на конкретном индивидуальном способе действия, методическое разнообразие и этическую установку «не-использования» (не-зло-употребления). В частности, это делает исходным пунктом экзистенциально-аналитического исследования, а также психотерапевтической практики то, с чем человек сталкивается непосредственно (т. е. в реальном времени, а не в прошлом). Все указанное находится в полном соответствии с экзистенциально-аналитической традицией, согласно которой, вместо каких-то абстрактных принципов, идей и приведения доказательств, нужно каждый раз обращаться к тому, что лежит на поверхности.

Как для исследования, так и для психотерапевтической практики данная установка означает стремление по возможности освободиться от идеологических, религиозных, личных требований, потребностей или интересов, чтобы, насколько это возможно, открыто обращаться к другому человеку и уметь его видеть. Другой должен мочь проявляться в разговоре как тот, кто он есть, реализуя свои способности. Его проблема должна быть увидена так, как он ее переживает, и какой она является для него, как она разворачивается во внешнем мире и переплетается с ним.

Феноменологический подход – это совместные усилия, направленные на то, чтобы лучше понять данного человека, возможно, даже лучше, чем он может понять себя сам. Таким образом, этот подход также подразумевает открытость в отношении людей всех религиозных, философских, политических, мировоззренческих или сексуальных установок, любой расовой принадлежности или материального положения – как со стороны терапевтов, так и со стороны пациентов.

Воздействие феноменологии

Феноменологическая открытость допускает свободное использование терапевтических средств (например, рисуночных техник арт-терапии, музыкальной терапии, телесных методов), если они подходят терапевту и пациенту, соответствуют проблемному полю и не противоречат персональной позиции.

Эта открытость предполагает зафиксированную в теории этику, которая может обеспечивать максимальную защиту от злоупотреблений терапевтическими отношениями посредством методического и натренированного отодвигания собственного (потребностей, убеждений, решений). При такой установке эти основные принципы этики не привносятся извне, а являются теоретически (феноменологически) обоснованными.

Однако целью феноменологического подхода является не только максимальное приближение к Person для видения человека в его аутентичности – с его помощью бытие Person должно также непосредственно укрепляться терапевтически. Ведь, если у человека заблокирован доступ к Person, если он не может жить в согласии с собой самим (т. е. «быть Person»), он страдает от отчуждения, напряжения и психических нарушений.

Таким образом, первоначально в ЭА работают с потенциалом персональных сил и через доступ к ним противостоят психопатологии. Психотерапевтическая беседа служит прежде всего тому, чтобы активизировать персональные силы и обеспечить им пространство для проявления. Посредством феноменологического ведения беседы клиент/пациент направляется, подводится к себе и к своему решению, однако в содержательном плане ему предоставлена абсолютная свобода (см. гл. C. 9). Тем самым ЭА продолжает выполнять поставленную в ходе развития психотерапии задачу, за решение которой Виктор Франкл взялся еще в 1926 г. (ср.: Frankl, 1938; Längle, 1998a, S. 50–54), а именно – давать в психотерапевтическом разговоре пространство не замечавшейся ранее психотерапией Person (с ее стремлением к смыслу) и мобилизовывать персональные силы, которые Франкл называл «упрямством духа» и ввел в игру в качестве мощного ресурса против психических нарушений (Frankl, 1982a, S. 96 и след.).