Текст книги "Сказка о принце. Книга вторая"

– Все, Патрик, – сказал Ян, отдышавшись. – Дальше – сам.

С усилием Патрик разжал пальцы, выпуская ладонь друга. Слов не было. Да и не нужно было. Вгляделся в его лицо.

– Спасибо.

– Иди, – без улыбки, но ласково проговорил Ян. – Вон, гляди – господин купец как раз для тебя лошадь оседлал, ехать куда-то собирается. Сейчас он в дом вернется за кошельком, и ты иди.

Невыразимо долгую секунду они смотрели друг на друга. Потом Патрик отвернулся, кинулся вперед. Двумя скачками долетел до оседланной, отвязанной лошади у коновязи дома, вскочил в седло – и, ударив лошадь по бокам босыми пятками, погнал ее галопом – по дороге, ведущей к дворцовой площади.

* * *

– Лорд Лестин, – король смотрел пристально и жестко, – знаете ли вы, зачем я хотел сегодня видеть вас?

Лестин едва слышно вздохнул. Конечно, знает. Мало того – именно этого он и ждал с того самого дня, как понял, что Патрик арестован. Болезнь задержала, отсрочила этот разговор почти на месяц, но рано или поздно он должен был состояться. И то, что ждет его вслед за этим, Лестин знал тоже.

Лекарь разрешил ему вставать неделю назад, выходить из дома – позавчера. Теперь старый лорд вполне уверенно ходил, даже не задыхаясь, боли в сердце появлялись только к вечеру, да и то не каждый день, и можно было даже сказать, что все хорошо – если бы не постоянная, гнетущая тревога. Не о себе, конечно – о воспитаннике. Терять было уже нечего, и едва разрешили вставать и принимать гостей, Лестин начал поиски. Он успел предупредить де Лерона, но отправлять письмо Ретелю уже не рискнул, боясь, что перехватят. Два вечера разбирал и сжигал бумаги, и теперь был вполне спокоен… насколько, конечно, можно быть спокойным, ожидая ареста. Теперь он знал почти точно: Патрик в Башне. Главное – чтобы оставшиеся на свободе сумели выцарапать его оттуда… сказать по совести, надежды на это не так уж много. Но иначе – гражданская война.

Когда рано утром от короля прибыл посыльный с приказом немедленно явиться во дворец, лорд только пожал плечами. Оделся как можно удобнее, взял с собой деньги и на всякий случай надел на палец кольцо с рубином, но со слугами прощаться не стал – зачем их пугать? Вернуться домой он почти не надеялся.

Против ожидания, на него не бросились, выкручивая руки, не поволокли ни в тюрьму, ни в застенок – провели в рабочий кабинет короля. Лестин украдкой окинул взглядом знакомую комнату: как изменилась она. Как давно он здесь не был. Как надеялся снова войти сюда – к другому королю… а бумаги Его Величества Карла так и лежат в тайнике. Бог даст, у него хватит сил промолчать о них, если дело дойдет до… ладно, об этом не будем. Вот же странно: три года ходил по лезвию ножа, но когда арест подошел так близко, стало страшно. Страшно не выдержать, выдать того, кого выдавать не должен…

Король встретил его вполне любезно и даже сесть предложил – правда, против света. Опустившись в удобное кресло, лорд зажмурился – солнце с самого утра рассыпало по кабинету горячие лучи. Теперь главное – спокойствие. Смешно… знает ли он, зачем его вызвали? Еще бы не знать!

– Нет, Ваше Величество, – покачал головой Лестин, – не имею ни малейшего понятия. Единственное мое предположение, что вы решили найти мне применение на государственной службе, не выдерживает никакой критики. Впрочем… льщу себя надеждой… может я все-таки прав?

– В какой-то степени. Лорд Лестин, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. От степени вашей искренности зависит… многое. В том числе и ваша дальнейшая судьба – как на ниве службы Леране, так и… во всем другом.

– Я к вашим услугам, Ваше Величество, – Лестин поудобнее устроился в кресле, вытянул ноги.

– Скажите мне, лорд Лестин, – король не сводил с него взгляда, – как давно виделись вы в последний раз с государственным преступником, бывшим наследным принцем, беглым каторжником Патриком Дювалем?

– Э… дайте вспомнить, – Лестин слегка нахмурился. – Кажется, это было сразу после его ареста. Да, верно, тогда Его Величество разрешил нам свидание, надеясь, что я смогу повлиять на воспитанника и убедить его помочь следствию.

– Были ли у вас контакты после этого?

– Нет, сир.

– Знаете ли вы, где сейчас находится Патрик?

– Сир, – Лестин заметно удивился, – он же убит. Вы сами сообщили нам это вскоре после его побега с каторги…

– Хорошо, пока оставим это. Что вы делали в поместье господина Дьерта три месяца назад?

– Гостил, – невозмутимо ответил Лестин.

Король приподнял бровь.

– Прошу поконкретнее.

– Видите ли, Ваше Величество, – Лестин поворочался в кресле, сцепил на животе пальцы рук, – господин Эдвард Дьерт – мой старый приятель. Мы дружны еще со времен молодости. Я решил навестить старого друга и…

– Вы гостили у него три недели. Не многовато ли для визита? – ехидно спросил Густав.

– Ну, Ваше Величество, – улыбнулся Лестин, – мы так давно не виделись. У нас накопилось много общих тем для разговора.

– Хорошо. Скажите еще, с какой целью вы приезжали в поместье господина ван Эйрека в январе и в апреле позапрошлого года, потом в марте и августе прошлого, а потом – месяц назад?

– С той же самой, Ваше Величество. Господин ван Эйрек – мой друг.

– Раньше вы не навещали его так часто.

– Ну… раньше я был занят, а Август – домосед и не выбирается в столицу. Теперь же, после отставки, располагаю свободным временем в достаточном количестве, вот и видеться мы стали чаще.

– Последние два года вы пишете ему едва ли не каждую неделю. О чем, можно узнать?

– Право, не припомню точно. О жизни в столице, своих делах. У господина ван Эйрека племянница на выданье, он очень привязан к ней, поэтому я любезно информировал его о развлечениях в высшем обществе. Это было еще до войны, сир.

– Как зовут племянницу?

– Луиза, сир.

– И она приезжала в столицу?

– Нет, Ваше Величество. Ван Эйреки стеснены в средствах, и девушке не удалось приехать… а потом – война.

– О каких «девочках» сообщали вы в каждом письме господину ван Эйреку?

– Это дочери господина ван Херека. Они в родстве с ван Эйреками, а девочки позапрошлым летом гостили у Августа. Теперь он постоянно справляется об их здоровье.

– С какой целью, лорд Лестин, вы посещали господина Ретеля в Руже летом позапрошлого года?

– Господин Ретель – мой старый друг, и я…

– А лорд Нейрел тоже ваш друг?

– Да, Ваше Величество.

– И к нему в гости вы ездили с той же целью?

– Да, Ваше Величество.

– Право, лорд Лестин, можно подумать, что вы затеяли паломничество по храмам дружбы, выражаясь языком поэтов.

– Ах, Ваше Величество, – вздохнул Лестин, – я уже стар. В мои годы никогда не знаешь, что может случиться завтра, поэтому нужно брать от жизни все, что можно. Будучи занят на государственной службе, я так редко навещал старых друзей, что теперь чувствую вину перед ними. Сейчас я свободен, ничем не обременен, у меня есть немного средств, так зачем я буду сидеть сиднем в столице, если меня где-то ждут? Вот я и решил вспомнить о старых приятелях.

– Складно выкручиваетесь, – глаза Густава недобро блеснули.

– Я не понимаю вас, Ваше Величество, – недоуменно сказал Лестин.

– Вам и не нужно понимать, Лестин. Когда в последний раз вы виделись с полковником де Лероном?

– Эээ… не помню точно, право.

– У вас плохо с памятью? Хорошо, я напомню: двадцатого апреля. О чем вы беседовали?

– Не помню, Ваше Величество. Встреча была случайной.

– И две другие, вероятно, тоже? Двенадцатого и десятого апреля?

– Не упомню, сир. Наверное, да.

Король помолчал. Побарабанил пальцами по столу, взглянул в упор

– Теперь я спрошу вас о другом. Лорд Лестин, вы знали, что бывший наследный принц жив?

– Жив? – Лестин выпрямился в кресле. – Нет, не знал. Но я очень рад этому, Ваше Величество!

– Рады?

– Разумеется! Патрик был моим воспитанником, я любил его, как сына. И теперь очень рад тому, что он выжил. Более того, я был бы очень рад встрече с ним.

– Ну, – усмехнулся король, – такая возможность вам скоро представится. Лорд Лестин, вы арестованы. За участие в заговоре, за сношение с государственным преступником Патриком Дювалем и помощь ему.

– Я вас не понимаю, Ваше Величество, – спокойно сказал Лестин, не двигаясь. – Я даю вам слово, что не имел связей с государственными преступниками…

– Вы тихо себя вели, – опять усмехнулся Густав. – Да и мне было не до того, чтобы пристально наблюдать за вами. Но теперь мы будем разговаривать всерьез, и я не сомневаюсь, что тайное станет явным. Кому еще мог доверять Патрик, как не воспитателю? Вашу шпагу, Лестин. Эй, там! – он встал. – Увести арестованного! Можете радоваться, Лестин: вы увидитесь с воспитанником сегодня же.

Они вышли из кабинета вместе: король и Лестин в сопровождении двух солдат. И идти им было к ближайшей лестнице тоже вместе, но Лестин, передвигавшийся тяжело и медленно, отстал. Король стремительно зашагал по коридору и скрылся за поворотом, в коридоре, ведущем через галерею к лестнице. Старый лорд вздохнул, обвел глазами стены дворца, задержался взглядом на большом портрете Его Величества Карла Первого. Наверное, в последний раз… Что же, этого и следовало ожидать. Патрик жив, а это значит…

…но, перебив его мысли, послышался впереди шум. Недоуменный возглас, ругательство, потом громкий голос короля, зовущий стражу – но его заглушил другой, странно знакомый…

Лестин остановился на мгновение. Не обращая внимания на стражу, ускорил шаг, почти побежал… выскочил, тяжело дыша, на галерею… И остановился – с разбегу.

Двое стояли друг против друга, залитые яркими лучами, и никто не осмеливался подойти к ним – ни к Густаву, застывшему, точно изваяние, посреди галереи, ни к стоящему перед ним грязному, босому, перепачканному кровью и пылью бородатому человеку, бросаюшему прямо в лицо королю Лераны невозможные, немыслимые слова.

– По праву крови и справедливости, – он говорил четко и громко, – я, наследный принц из рода Дювалей, обвиняю тебя, король Густав, в обмане, предательстве, попытке убийства, лжесвидетельстве и незаконном захвате трона, на который ты не имеешь права. Я вызываю тебя, король Густав, на поединок до смерти. Прямо сейчас. Здесь. На любом угодном тебе оружии.

Тихо вокруг. Остановилась в нерешительности дворцовая стража, замерли в нескольких шагах набежавшие на шум придворные. Десятки глаз смотрели на них – изучающее, настороженно, ошеломленно, с надеждой… От такого вызова нельзя уклониться, если ты – король.

Нарочито неторопливо Густав расстегнул и сбросил расшитый золотом камзол, натянул на правую руку перчатку.

– Шпагу мне! – крикнул он. И издевательски спросил: – Ты собираешься драться кулаками?

Патрик снял и отшвырнул куртку Мартина.

– Здесь есть кто-нибудь, кто даст мне оружие? – громко спросил он, не глядя протянул назад руку.

В раскрытую ладонь тут же лег прохладный металл эфеса. Патрик обернулся. Совсем незнакомый юноша едва ли старше его самого смотрел ободряюще и внимательно. Кто бы ты ни был, друг – спасибо.

Как много народу, как много. Галерея свободна, но в коридоре с обеих сторон толпятся люди… В высокие цветные окна бьет солнце, красными и синими пятнами растекается по полу.

– Я знал, что ты этого потребуешь, – усмехнулся король, небрежно салютуя противнику, как того требовал обычай. Патрик почти одновременно с ним вскинул в приветствии свой клинок.

– Я недооценил тебя… жаль, поторопился. Кто помог тебе на этот раз?

Оба медленно двигались по кругу, выжидая атаки противника.

– Надеешься победить? – поинтересовался Густав.

Патрик не отвечал, сберегая силы, их и так немного. Рубцы на спине снова начали кровоточить, от лопаток потекли вниз теплые капли… от боли срывается дыхание.

Атака, защита, ответ… Спасибо, мессир Эжер… вы были хорошим учителем. Патрик боялся, что после пыток не сможет поднять руки, не хватит сил удержать клинок. Нет… пальцы легли на эфес чужой шпаги так, словно она была его собственной. Голод и пытки не стерли умения, движения стали легкими и стремительными, тело – послушным и гибким. Он медленно разворачивался, чтобы оказаться спиной к солнцу, бьющему в окна.

Как тихо, отстраненно подумал он. Только звон стали о сталь и их тяжелое дыхание. Да… и в прежние времена Гайцберг был достойным противником, а уж теперь-то…

– Я убью тебя, – спокойно сказал Густав, отражая очередной удар, и ложным переводом заставил противника отскочить. – Достойный конец для принца, не спорю. Но для каторжника – слишком много чести. Надо было запороть тебя там, в Башне…

Патрик не ответил.

– Ты все еще хорошо фехтуешь, – продолжал король; он дышал ровно, словно и не устал нисколько. – С кем ты тренировался в рудниках? С ворами и убийцами? Со своим приятелем Дейком? Можешь передать ему спасибо…

Боль, обрушившаяся при имени Яна, ослепила на долю секунды, и принц не успел уйти от удара. Слитный вздох вырвался одновременно у многих людей – шпага герцога пронзила ему руку у плеча. Мгновенно Патрик перекинул клинок в левую руку; правая повисла плетью.

Спокойнее… Не торопись, теперь он ждет, что ты сделаешь ошибку. Ты прав – и этого довольно.

Теперь оба дрались яростно и молча, ожесточенно, уже не тратя времени на долгие проверки и обманные финты. Мелькание и свист их клинков были столь стремительны и неуловимы, что люди, столпившиеся в коридоре, затаили дыхание. Мессир Эжер с азартом следил за поединком, плечи его ходили ходуном, он словно пытался «помогать»… кому из двоих? Лорд Лестин вполголоса бормотал что-то, кусая седые усы.

Никто не уловил этого мгновения; только что оба противника отскочили друг от друга, и вот – сдавленный вскрик, и Густав застыл на мгновение в нелепой, странной позе, а потом тяжело повалился на пол лицом вниз. Тело его содрогнулось дважды и больше не шевелилось.

Патрик судорожно перевел дыхание, медленно опустил клинок. Шагнул было к поверженному врагу, но остановился. Выпрямился. В коридоре царила тишина.

– Я победил, – медленно, четко и громко сказал он. – Право на моей стороне. Право крови и справедливости. Божий суд свершился.

Он обвел взглядом толпу придворных.

– Есть ли здесь кто-то, кто может возразить мне?

В тишине жужжала одинокая муха.

– Я прав, – так же медленно и четко проговорил Патрик. – И этого довольно.

Единым слитным движением, точно один человек, придворные опустились на одно колено, склонили головы.

– Да, сир, – прокатилось по толпе. И – вразнобой, кто громче, кто тише: – Да здравствует король!

* * *

Длинные дворцовые коридоры, широкие. Никогда, кажется, они не были такими длинными. Какие крутые ступени на лестнице… Патрик споткнулся – рука Лестина, твердая и быстрая, удержала его. До королевского кабинета – считанные метры, но нет сил и в глазах темно от боли. Они идут быстро, почти бегут… вот она, заветная дверь; сколько же времени ты здесь не был?

Когда потрясенные слуги унесли тело Гайцберга, когда поднялись с колен придворные, Патрик хрипло, но громко сказал:

– Всех лордов прошу через четверть часа собраться в Зале Совета. – Обвел взглядом толпу: – Лорд Лестин, вы нужны мне.

Лестин, оказавшийся совсем рядом, понимающе кивнул.

– К вашим услугам, сир.

Потом Патрик, кажется, потерял сознание – и очнулся стоящим, точнее, висящим на Лестине у окна, и уцепился за широкий подоконник. Мессир Тюльен, главный дворцовый лекарь, пользовавший в свое время Карла, деловито распарывал на нем и без того драный рукав.

– Я должен продержаться на ногах два часа, – проговорил Патрик сквозь зубы. – Как угодно, что хотите делайте – хоть хвостом за мной ходите, но мне нужны эти два часа. Вам ясно?

– Да, сир, – откликнулся тот деловито. – Рана неопасна – так, распороло. Вам бы прилечь сейчас…

– Ты слышал меня? – процедил Патрик. – Давай скорее…

Провал – его снова накрыла тишина. Кто-то суетился рядом, что-то говорил, кого-то о чем-то спрашивал Лестин – Патрик не слышал ничего, словно в воде, заложило уши, и даже боль почти не чувствовалась. Потом тишина разомкнулась – нужно было отдать приказ увезти Изабель из Башни. Потом еще что-то было… и вот уже они с Лестином торопливо идут по коридорам, и придворные расступаются перед ними. Ступеньки, повороты, высокие, такие знакомые двери…

– Кабинет не опечатан? – отрывисто бросил Патрик на ходу.

– Нет, мой принц. Здесь до сего дня был кабинет короля…

– Он никогда не был королем, – процедил Патрик сквозь зубы, потянув на себя дверь.

Солнце, солнце в окна, и все почти так, как было при отце. Только письменный стол передвинут и другой ковер на полу. Все цело, почти все. Может, и то, что они ищут, уцелело тоже?

– Дверь закройте…

– Густав, говорят, обыскивал кабинет, – негромко говорил Лестин, закрывая двери. – Но, слава Богу, не нашел ничего – так, только ненужные бумаги. Наверное, Его Величество незадолго до смерти сжег или спрятал то, что посчитал нужным. Патрик, вы помните, где это?

– Да!

Три шага от окна, четвертая доска справа, неприметный бугорок под пальцами, усилие… ах, черт – даже крошечное усилие отзывается болью. Механизмы не заржавели, по-прежнему бесшумны и легки, и ничего не изменилось за четыре года – вот-вот за плечом раздастся глуховатый голос отца. Мелодичный звон, тихий шелест – в стене открывается ниша…

Патрик потянулся, дрожащими пальцами сгреб бумаги, торопливо пролистал. Чуть пожелтевшие листы, свернутые трубочкой, знакомый летящий почерк, брызги чернил. Вот оно, вот оно!

– Да, – Патрик выпрямился, взглянул на Лестина. – Вот оно.

– Слава Богу…

– Лестин, – сказал он, пристально глядя на старика. – Благодарю вас. Я не забуду этого.

Старый лорд осторожно коснулся его руки.

– Патрик, нам нужно спешить. Четверть часа уже прошли.

– Да… Да, идем.

Какие же длинные, бесконечные они, эти коридоры, и какими ватными стали ноги – что это, усталость, голод и бессонная ночь не прошли даром или просто от боли так тяжело идти? Перед ними расступались, от них шарахались. Патрик усмехнулся. Как не шарахнуться от заросшего бородой, оборванного, перепачканного кровью босого человека в рваной, грязной рубашке, с рукой на перевязи, с дико блестящими глазами?

– Эй, приятель, – окликнул он, останавливаясь перед караулом у входа в Тронную Залу. – Не одолжишь мундир и сапоги? Верну с надбавкой.

Гвардеец машинально вытянулся, потом ошалело замигал.

– А… Э…

– Снимай живо! – рявкнул Лестин. – Какой роты?

– А… второй!

– Свободен, – проворчал Патрик, торопливо надевая мундир, натягивая сапоги и морщась от боли. Выпрямился, обернулся: – Мессир Тюльен, вы здесь? Будьте рядом, хорошо? – И глубоко вздохнул. – Ну… с Богом!

Помнишь, как входил в зал отец – легко и стремительно, суховато и точно, без улыбки, как он обводил взглядом собравшихся, как звучал его голос: «Доброе утро, господа…» Выпрямись, расправь плечи – пусть никто не увидит слабости.

Словно по команде, лорды умолкли, оборачиваясь к открывшимся дверям. И высокая фигура, быстро и легко пересекающая зал, была такой же прямой и гордой, как та, другая много лет назад… кто-то из лордов охнул и перекрестился украдкой.

Стоящее в торце стола кресло с высокой узорной спинкой так и осталось незанятым. В прежние времена Патрик сидел по правую руку от короля. Он и теперь занял это же место.

С легким шорохом развернулся первый лист…

«Божьей милостью мы, Карл Третий, король и повелитель Лераны и Западных островов….». Перехватило горло. Указ о возвращении ему всех прав и титула, подтверждение полной невиновности наследного принца. Указ о престолонаследии. Указ об отставке и аресте герцога Густава Гайцберга, лорда Диколи, лорда Кайвинга, графа Йоцеля. Указ о полной невиновности и возвращении в столицу всех дворян из «партии принца». Список членов Государственного Совета, за одним исключением совпадавший с тем, который наметили и утвердили заговорщики; вступает в силу сразу после перехода власти от Карла Третьего к Патрику Четвертому. Четкие, не допускающие ни единого двойного толкования строки, размашистый четкий почерк. Спасибо, отец.

Когда были прочитаны до конца все бумаги, взятые из тайника, Патрик обвел взглядом сидящих.

– У вас есть сомнения в подлинности этих документов?

Поднялся, откашливаясь, с дальнего конца стола лорд Лоррис.

– В подлинности этих документов – нет, – неторопливо заговорил он. – Я узнаю слог Его Величества Карла Третьего, мир его памяти, хоть через десять лет. Но у меня есть сомнения в подлинности человека, называющего себя принцем Патриком. По нашим сведениям, принц Патрик был убит вскоре после побега с каторги и захоронен в предместьях столицы. Все это время в стране мутили воду самозванцы, их было даже не один и не два. Чем вы докажете, что вы, сударь, – он выделил это слово – не титулуя, – что вы и есть его высочество опальный принц?

Патрик помолчал.

– Мою подлинность прежде всего может подтвердить ее высочество принцесса Изабель – если слово ее хоть что-то значит для вас, лорд Лоррис.

– Этого мало, – упрямо ответил тот.

– Далее, это же может подтвердить лорд Лестин – все эти годы он помогал мне.

Лорд Лестин, сидящий справа, согласно наклонил голову.

– Словом своим подтверждаю, что вы видите перед собой истинно принца Патрика, господа, – сказал он. – В том клянусь своей честью.

– Лорд Лестин честен, – громко проговорил сидящий рядом с лордом Лоррисом почти незнакомый человек. Патрик вспомнил его с трудом – при Карле он занимал какую-то совершенно незаметную должность и не входил в состав Совета. – Но нельзя исключать и того, что он может быть обманут. Чем еще вы можете подтвердить?

Повисла короткая пауза.

– Приметой, – разрывая повисшее молчание, усмехнулся Патрик, – подделать которую невозможно, и которая принадлежит роду Дювалей. Вы, господа, знаете, что это.

Он встал.

– Родинка, – заговорили сразу несколько голосов. – Родинка…

– Боюсь, однако, господа, – продолжал Патрик, – что зрелище это будет не вполне приятным и может оскорбить ваши эстетические чувства. Ну да уж как есть… Мессир Тюльен, помогите мне.

Сдавленно шипя сквозь зубы, с помощью лекаря он выпутался из незастегнутого солдатского мундира и остатков рубашки, повернулся спиной к присутствующим. Лорд Лестин быстро встал рядом. «Спасибо», – тихо шепнул ему Патрик.

Да уж, зрелище было не из приятных, лорды запереговаривались негодующе и презрительно. Исчерченная запекшимися полосами и пятнами ожогов худая спина с выступающими позвонками и старыми шрамами должна принадлежать не принцу крови, а каторжнику или бродяге. Но сомнений быть не могло: под левой лопаткой темнел крест – мета, проклятье и право рода Дювалей, право крови, отнять которое не мог никто, пока жив хоть один потомок королей.

– У вас есть еще сомнения, господа? – негромко и грустно спросил лорд Лестин.

Тишина. Тишина.

Патрик повернулся. Натягивая рубашку, усмехнулся уголком рта.

– Еще вопросы?

Лорды молчали.

Патрик обвел взглядом Совет.

– Следует ли понимать, господа, что вы признаете меня?

Тишина.

Патрик улыбнулся неожиданно весело и открыто, и, не выдержав, заулыбались в ответ лорд Кайрел и лорд Веллен – они еще помнили долговязого любопытного мальчишку, сидевшего по правую руку от отца.

– Да, сир… – раздалось, наконец.

Патрик сел. По-прежнему – справа от кресла короля, которое так и оставалось пока пустым.

– У тех, кто не согласен с волей покойного короля Карла, – медленно и четко сказал он, – есть возможность сказать это.

Тишина.

Медленно, медленно поднялись двое. Лорд Лоррис и тот самый полузнакомый… кто же он, мучительно вспоминал Патрик, кто? Оба с вызовом взглянули ему в глаза.

– Мы не согласны и объявляем тебя самозванцем, – так же четко проговорил Диколи. – И пусть все слышат наши слова.

– Благодарю вас за службу, – в наступившей опять тишине голос Патрика звучал очень отчетливо. – Отныне вы двое вольны покинуть Совет и страну и никогда более сюда не возвращаться. По истечении трех суток вы должны покинуть Лерану. Если же вас увидят после этого срока где-либо на территории страны, вы будете объявлены вне закона и арестованы как государственные преступники.

Двое одновременно поклонились – не ему, но Совету – и вышли. Очень громко захлопнулась за ними дверь.

И – почти сразу – поднялись со своих мест Кайрел и Лестин. Патрик поднялся тоже – он понял, что это означает.

Выйдя на середину зала, Кайрел с заметным усилием опустился на одно колено и склонил голову. Голос его раскатился по залу.

– Я, Артур Юлиус Кайрел, дворянин и лорд, обещаю и клянусь всемогущим Богом в том, что хочу и должен Его Величеству Патрику Четвертому Дювалю, королю и повелителю Лераны и Западных Островов, верно служить и во всем повиноваться, не щадя жизни своей, и всегда и во всем способствовать славе короны и Отечества. Клянусь для своей корысти, должности, службы противно присяге не поступать. Клянусь хранить и защищать честь Его Величества и Лераны прежде чести своей. Да будет мне в том Бог судья и свидетель.

Падали, падали слова – скупые, четкие, освященные временем. Золотыми монетами ложились к ногам нового короля.

Их было тринадцать человек… тринадцать раз он принимал присягу. Старые и не очень, седые и не слишком, все они смотрели на него сейчас так, как – Патрик готов был поклясться – смотрели когда-то на короля Карла. Впрочем, пока ему некогда было думать о выражении их глаз. Он подумает об этом, когда останется один – если у него будут на это силы.

В какой-то момент Патрик снова потерял сознание – ненадолго, на полминуты – и очнулся сидящим (вернее, полулежащим) на стуле. Рядом суетился лекарь. Патрик машинально вдохнул вонь нюхательной соли, отстранил руку Тюльена и встал. Пошатнулся и сказал спокойно:

– Продолжим.

Десять… одиннадцать… двенадцать… Последним стал лорд Веллен, и его Патрик уже почти не слышал – так звенело в ушах. Удержаться бы…

Когда последний из лордов поднялся с колен, когда все снова заняли места за длинным столом, Патрик минуту молчал. Молчали и они, лорды, вершители судеб страны. Сколько из них принесли сегодня присягу искренне, а сколько побоялись разделить судьбу тех двоих, ушедших? Впрочем, он еще подумает об этом. Завтра. Когда сможет думать о чем-то еще.

В комнате ощутимо потемнело. Неужели этот длинный день уже закончился? Нет, это почернело небо за окном – собиралась гроза. Хлопнула оконная рама от порыва ветра.

– Благодарю вас, господа, – сказал, наконец, Патрик, глядя в глаза каждому. Почти все бестрепетно выдержали его взгляд, только Веллен опустил голову. – Двое, покинувшие нас – кем они были? Лорд Лоррис, насколько я помню, министр финансов, так?

– Да, сир, – ответил Кайрел.

– Второй кто?

– Лорд Седвик, сир, министр внутренних дел.

– Значит, с нынешнего дня эти должности вакантны. До завтра Совет остается в прежнем составе, кроме лорда Диколи… его заменит теперь полковник де Лерон. Гвардию привести к присяге завтра утром. Сегодня ночью усилить караулы на улицах Леррена. Сегодня же вечером объявить народу манифест о смене власти. Кабаки до утра закрыть, завтра пусть работают как обычно. Пока все. Завтра в десять утра – рабочий Совет. Я хотел бы выслушать доклад о положении дел в стране… вид сверху, – Патрик скупо усмехнулся. – Главам министерств быть обязательно. Вопросы?

– Сир, – неуверенно проговорил кто-то, – что делать с телом… гхм, – он сделал вид, что закашлялся.

– В часовню. Похороны завтра. Похоронить в усыпальнице, с почестями, как родича королевского дома. Вдове… кстати, он был женат?

– Нет, сир. Свадьба была назначена на осень.

– Невесте принести соболезнования. Кто она?

– Принцесса Северных Островов Иоланта де Рей.

– А, – усмехнулся Патрик, – ясно. Королю Северных Земель – официальные извинения. Замок Гайцберга – в королевскую казну. С этим все?

– Сир… что с коронацией? Когда?

Патрик устало провел рукой по лицу.

– Завтра решим. Все свободны.

Один за другим, непривычно молчаливые, лорды покидали залу Совета.

Темное, почти черное небо за окном прорезала яркая вспышка, грохнуло. О подоконник застучали первые капли дождя, пахнуло свежестью.

Неожиданно в дверях образовалась маленькая пробка… стук каблучков и звонкий голос вывели Патрика из оцепенения. Принцесса Изабель – в черной монашеской одежде, но с непокрытой головой, золотые волосы заплетены в косу – вихрем влетела в залу.

– Патрик!

Он поднялся. Сумел даже не пошатнуться. Она жива, и с ней все в порядке. Одна из немногих нитей, привязывавших его к жизни.

Несколько секунд брат и сестра смотрели друг на друга. Потом Изабель подошла – медленно, неуверенно. Осторожно коснулась пальцами его щеки, улыбнулась – несмело, словно не веря:

– Живой…

Патрик прижал к губам ее вздрагивающие ладони.

– Сестренка… спасибо тебе, родная.

Изабель прижалась к нему.

Они стояли так – долго-долго, целых длинных пять секунд…

Осторожно попятился к выходу Тюльен, сжимая свою сумку. Лорд Лестин поманил его за собой и бесшумно вышел.

* * *

– Слава Богу, – сказка бабка Катарина, когда над Лерреном разразилась гроза, первая за эту весну и лето, – услышал Господь наши молитвы. Сжалился над нами, послал дождичка. Теперь еще бы пару раз – и поднимется пшеничка.

Когда после полудня в небе стали сгущаться тучи, все предместье затаило дыхание. Да неужели и вправду – дождь? Люди выбегали на улицы, стояли, задрав головы, кто-то тихо молился. Третье лето будет без урожая… смилуйся над нами, Боже, не отведи тучу! Поднявшийся ветер гнал по дороге мелкую пыль, уже пожухлая от жары трава пригибалась к земле. Хлопали ставни, гнулись ветки деревьев, сразу потемнело. Спала духота, легче стало дышать.

Когда на землю упали первые крупные капли, Вета метнулась в дом – показалось, что захныкал Ян, совсем недавно уложенный спать. Но мальчик спокойно дышал во сне, разбросав по постели пухлые ручки. Вета постояла над сыном, поправила одеяло. По подоконнику снаружи, по крыше ударили упругие струи, за окошком грохнуло – так, что, казалось, дрогнула земля.

Люди на улице что-то кричали неразборчиво, смеялись, кто-то затянул песню… Вета прислушалась и улыбнулась. Будет сегодня Марии веселье: похоже, Фидеро опять наладился выпить. Но по такому поводу, наверное, даже можно…

Дождь шел долго, обильный, сильный. Козы и овцы упирались копытами в жидкую грязь, тянули к лужам морды, гнулась под струями трава. Сразу легче стало дышать, потянуло прохладой; ночью Вета просыпалась, вслушивалась в перестук капель. Как хорошо…

Перед рассветом тучи ушли на восток, солнце выкатилось – в полнеба, обещая привычную жару. И все равно дышалось легче, и все было хорошо, и Вета напевала, помешивая, чтобы остудить, только что сваренную для Яна кашу. Катарина спозаранку затеялась поставить тесто, и малыш крутился возле нее, так и норовя залезть руками в муку, пока мать не поймала его и не усадила, наконец, завтракать.