Текст книги "Маг и его кошка"

Меня никто не спрашивает, но я мычу и часто киваю, показывая всем своим видом, что согласна. Смотрю на Уго снизу вверх, пытаясь выглядеть соблазнительной, что уже смешно, когда стоишь на коленях, в волосах стебли травы, а рот заткнут грязной тряпкой.

Не хочу, не имею права умирать! Если нужно – солгу, если нужно – выйду замуж за Риччи. Хоть сейчас и прямо здесь, коль скоро они того пожелают.

Я вытерплю даже брачную ночь с Уго, но он глупец, если надеется, что брак заставит меня замолчать или забыть.

Никогда не забуду и не прощу ни этого храма, ни брата на жертвенном алтаре, ни смерти отца. Я отомщу. Но чтобы суметь сделать хоть что-то, сначала нужно выжить.

Мужчины ждут, на лице сеньоры Вимано отражается раздумье, а затем она скалит желтые зубы в неприятной улыбке.

– Запри дверь, Джанни. Покажем ей истину? – ласково предлагает она. – Пусть дочка Камиллы станцует с нами во славу Змея и Паучихи.

Я не сразу понимаю, что означают эти слова.

Элвин

Неловко признавать, но чуть было не упустил их.

Сначала все шло по плану. Сразу после нашего разговора ухажер Франчески помчался домой с таким очумелым видом, словно за ним гнались все твари Изнанки разом. Я не преследовал его – слишком рискованно, но расчет оправдался – Риччи отправился в город, а не прямиком к кому-то из старших иерархов. Или как там называют друг друга служители Тары?

Я опередил его всего минут на пять. Стоило войти в номер и занять место у окна, как внизу замаячил знакомый малиновый ток[11]11
  Ток (франц. toque) – головной убор, шляпа или шапочка без полей.


[Закрыть] и послышался лай гончей.

Расположившись в кресле, я настроился на ожидание. С выбранного наблюдательного пункта открывался превосходный вид на городское гнездышко семейства Риччи. Прямо скажем, это было не особо привлекательное зрелище. Кондовая каменная коробка о двух этажах из серого камня с кучей мелких окошек и крыша, крытая красной черепицей. Никаких тебе колонн, пилястр, террас или балконов. Дешево и сердито.

Я пообедал, не отходя от окна. Понаблюдал посыльных, спешно покинувших особняк через черный вход. Насчитал троих. Мало. Неужели это все местные хаосопоклонники? Обычно они предпочитают кучковаться пятерками или восьмерками.

Мысль о панике, которую развел Риччи, собирая культистов, развлекала. Можно было нанять пару бездельников и проследить за его слугами, но я решил не заниматься ерундой. Куда проще накрыть всю компанию в сборе и на месте преступления.

Шло время. Давно стемнело, а мой подопечный так и не покинул дом. Из опасений упустить его в сумерках я даже послал соглядатая следить за входом. Безрезультатно.

Этому могло найтись простое объяснение. Скажем, культисты решили встретиться завтра. Почему? Да мало ли какая причина. Обряды и ритуалы привязаны к астрологии – может, завтра звезды особо расположены к служителям Черной.

Или я просто зря обольщался, и у меня вовсе не вышло напугать любителей хорового пения до нервного тика.

Суетиться при охоте – последнее дело, но неприятное чувство, что я упустил что-то важное, не отпускало. Никогда не любил сидеть в засаде.

Время убегало, а паскудное предчувствие только усиливалось. Особняк напротив погрузился во тьму и безмолвие, лишь на первом этаже в окнах мелькал отсвет лампы. Прождав еще час, я плюнул на здравый смысл и отправился требовать встречи с Уго.

Сонный слуга поначалу блеял что-то про позднее время и хозяина, который не велел беспокоить. Я дал ему две попытки, а на третью подвесил за шею, захлестнув горло магическим кнутом.

– Так что насчет проводить меня к сеньору Риччи? – поинтересовался я, наблюдая за «пляской висельника» в исполнении лакея. – Или продолжим уроки левитации?

Его лицо побагровело, из раскрытого рта вырвался нечленораздельный хрип. Я предположил, что это означает прилив искренности, и отпустил бедолагу. Повторять не потребовалось – слуга оказался понятливым малым. Он честно признался, что сеньор Риччи уже несколько часов как покинул особняк, повелев передавать всем посетителям, буде такие появятся, что очень устал и не велел беспокоить.

Тайный ход! Кто мог ожидать, что в этом невзрачном домишке имеется тайный ход? И что Риччи не преминет им воспользоваться?

Мысленно обругав себя идиотом, вслух я только выразил надежду, что никто из обитателей особняка не примет близко к сердцу мою горячность и не станет поднимать шума по поводу позднего визита.

– Ну что вы, ваше сиятельство, – пробормотал лакей, мимоходом наградив меня графским титулом. – Какой шум, нешто случилось что?

Понятливый парень.

Ситуация дурно пованивала. По всему получалось, что я упустил возможность взять культистов из Рино на горячем, а это означало, что придется возвращаться в Церу и искать другие зацепки безо всякой надежды на успех.

Более того, если я хоть что-то понимаю в людях, как раз сейчас местные хаосопоклонники заняты тем, что усиленно избавляются от меня. Насылают болезнь, порчу или призывают какую-нибудь особо мерзкую тварь. И лучше бы разобраться со всем этим до того, как события окончательно выйдут из-под контроля.

А ведь отличный был план – проследить за Риччи и накрыть разом всю компанию. Допросить про ритуал в гробнице, собратьев из других городов. В том, что банда, учинившая кровавую баню в Цере, не ограничивается Уго Риччи и тремя его дружками, я не сомневался.

Все упиралось в безделицу – я понятия не имел, где находится тайное убежище культистов.

Мысль о бывшем храме Черной Тары пришла, когда я седлал лошадь.

Франческа

Можно согласиться и купить жизнь ценой жизни брата.

Можно отказаться и разделить с ним алтарный камень.

В детстве нянька рассказывала легенды, как к разным людям приходили отродья Черной, чтобы выменять душу на богатство или иные блага. Могла ли я тогда подумать, что и мне будет предложена подобная сделка?

Душа или жизнь? Непростой выбор, но я его сделала.

Страх ушел. Совсем ушел, стоило лишь решиться. Умирать обидно, но не страшно. Только в желудке словно морозит кусок льда, и по плечам все бегут и бегут мурашки.

Стриж падает мне на голову и больно клюется, отлетает, кричит в возмущении. Я не обижаюсь на него за неверие, лишь отмахиваюсь, шепчу одними губами: «Лети отсюда, дурачок!» Но он возвращается, кружит над алтарем, опускается вниз и льнет к распятому телу.

Культисты косятся на него, но не прерывают пения.

Вместо надежды приходит свобода. Здесь нет меньшего зла, просто есть правильный и неправильный выбор. Я не стану платить за свою жизнь чужими мучениями, как ждет Изабелла Вимано. Быть может, я наивна, но не глупа. И знаю цену таким поступкам.

Что останется от всего, во что я верю и чем живу, что останется от самой меня, если я станцую в ее танце?

Но я не хочу умереть, как свинья на бойне. Наверное, я плохая квартерианка. Врагам не услышать от меня слов прощения.

Я из рода Рино. Мы не смиряемся и всегда даем сдачи.

Знакомые лица под лиловой тканью капюшонов. Оборотни. В детстве я любила слушать страшные сказки, но никогда не верила в них. Клубится дым у курильниц, несет душный запах трав. Гремит рассветный гимн. Незнакомый язык, непонятные слова. Жаль, я не успею узнать, что они означают.

На Орландо вдруг нападает нервная икота. Звук разносится в тишине храма, я насмешливо улыбаюсь, а он багровеет и начинает грязно ругаться, но тут же умолкает от строгого окрика безродной уродливой служанки.

Изабелла Вимано заправляет здесь всем, как умелый кукловод, и четверо мужчин знатного рода покорно движутся, повинуясь ее приказам.

Пока идут приготовления, я жду, потупив взгляд. Ничем не выдаю своего интереса, когда жрица достает нож. Не возмущаюсь при виде кровавых полос, что чертит лезвие на нагом теле. Спокойно встречаю испытующий взгляд, чем, кажется, разочаровываю служительницу Тары.

Я готовлюсь и жду, когда она закончит, чтобы передать мне нож. Знаю, будет только одна попытка. А еще знаю, что это будет последним, что я успею совершить.

Если успею.

Я никогда не убивала раньше. Никого. Разве что комаров.

Снова и снова представляю, как жрица повернется, как ляжет в мою ладонь оплетенная кожей рукоять. Что дальше?

Мы стоим совсем рядом. Женщина склоняется над алтарем, две тяжелые косы падают вниз, открывая взгляду бледную полоску шеи в ороговевших чешуйках.

Это ведь совсем просто, если уметь. Почему меня никогда не учили оружному бою?

Она выпрямляется, чтобы повернуться, и тут…

Элвин

Храм оказался заперт, но изнутри явственно тянуло сладковатым дурманящим дымом. Я поздравил себя с удачной догадкой. Стучаться не стал, просто разнес дверь в мелкую щепу.

И замер, присвистнув.

Кроме Риччи, в храме находилось еще два юных оболтуса. Меня знакомили с ними на каком-то приеме, но имена юнцов сразу вылетели из головы. Да и плевать на всяких мелких прихвостней. Куда любопытнее было обнаружить в святилище сеньору Вимано и всех троих детей герцога.

И особенно любопытно было обнаружить одного из них на алтаре.

Кровавые полосы на торсе говорили, что жертвоприношение уже началось, но, судя по тому, что у парня пока были целы все конечности и на месте оба глаза, до финала оставалось не меньше пары часов.

Над несчастным психом с ножом в руке стояла Изабелла Вимано. И, что сильно меня задело, по левую руку от нее находилась Франческа.

Какого гриска? Отчего-то вид герцогской дочки, принимавшей участие в разделке родного брата, по-настоящему взбесил.

– Ну и ну, все благородное семейство в сборе, – не смог отказать себе в удовольствии прокомментировать увиденное самым желчным тоном. – А где же герцог? Почему его не позвали на званый ужин? Я ведь правильно помню, что, по традиции, это потом полагается сожрать? Или сначала отсношать, а потом сожрать?

По кивку жрицы четверо мальчишек рванулись ко мне. Я приложил их силовой волной. Потом скрутил всем четверым руки магическими путами. Из баллисты по воробьям, но возиться с обычной веревкой не хотелось совершенно.

– Положите нож, сеньора, – велел я, шагнув к алтарю. Она словно не услышала.

– Элвин! – вскрикнула Франческа, но меня сейчас куда больше занимала ее наставница.

– Нож на пол! Быстро!

Женщина вздрогнула, перевела взгляд на пленника, замахнулась.

– Плохая идея, – отметил я, выбивая заклинанием оружие из ее рук. – Так, хватит суеты. Сейчас все успокоятся, сядут и будут отвечать на мои вопросы.

Франческа снова выкрикнула мое имя и шагнула навстречу с таким видом, словно собиралась повиснуть на шее. Я поморщился и отстранился. Даже смотреть на нее не хотелось. Не знаю, что было сильнее – злость или разочарование.

Мой личный пунктик – питаю глубинное отвращение ко всему, что связано с Хаосом. А еще я невесть с чего ощутил себя оскорбленным – то ли из-за участия Франчески в этой мерзости, то ли из-за запредельного цинизма в вопросе выбора жертвы.

Нет, с точки зрения конечной цели – отличный выбор, не поспоришь. Чем скорее уничтожишь в себе все человеческое, тем охотнее Черная поделится силой.

Сам не знаю, с чего так завелся. Как будто первый день знаю людей.

– Сеньорита, вы меня поражаете. Неужели это все ради мести за парня с дурацкими усами?

– Мести? – она захлопала глазами. – Но я…

– Не терпится стать такой же красоткой, как бабуля Вимано? Ладно, твое дело, мне плевать. Пошла вон отсюда!

К событиям в Цере Франческа отношения не имела, по датам они частично совпадали с ее неудачным замужеством. Да и потом – я готов был поклясться, что пару месяцев назад она ничего не знала о культе Черной. Скорее всего, это был ее первый обряд во славу Тары, так что девчонка заслуживала порки, не более. И я мысленно поклялся, что позабочусь, чтобы она ее получила.

– Что?

– Что слышала. Проваливай. Дверь там, – я кивнул в направлении проема, откуда тянуло свежим воздухом, выдувая дурман. Руки все еще были заняты поддержанием пут на культистах. Без закрепления рунами любое динамическое заклятие приходится удерживать с помощью постоянной подпитки, и ничего тут не поделаешь.

– Ты все не так понял! Я не…

– Не интересно.

Слишком отвлекся на перепалку. Это стало ошибкой.

То ли вскрик, то ли стон повис в воздухе. Я перевел взгляд на Изабеллу Вимано, но было поздно.

Так и не понял, что именно она сделала. Кажется, разодрала себе запястье зубами. А может, ногтями. В любом случае, крови и боли было достаточно. Ей хватило, чтобы воззвать к предначальной стихии.

Я еще поворачивался, еще перекидывал нити активных заклинаний в правую руку и поднимал левую, чтобы швырнуть жрицу о стену, когда тело ее на мгновение вспыхнуло изнутри лиловым пламенем. Она откинулась назад, переламываясь в пояснице под невозможным для человека углом. Черные с седыми прядями косы скользнули по цветной мозаике пола, голова почти коснулась камня, словно женщине переломили хребет. Ком сырой силы, что я швырнул, пролетел над ее телом, врезался в стену, и та пошла ветвями трещин.

Жрица выпрямилась с изяществом профессиональной танцовщицы. Черный ветер инферно заструился у ее ног, завиваясь воронкой, надул подол балахона лиловым куполом. Совсем мелкий, не вихрь – смерчик, он тек по кругу, не рискуя подняться выше колена.

Пока не рискуя.

Пока она могла приказывать Хаосу.

Набрякшие веки в мелких ороговевших чешуйках плотно сомкнуты. Безмятежная улыбка проплыла по лицу, которое на секунду показалось почти прекрасным в своем уродстве. Треснул безгубый шрам рта, открылся темным провалом, полным мелких и острых игл.

Я одним движением порвал и стряхнул с ладони нити заклинаний, чтобы вскинуть вверх руки со щитом.

А затем жрица разомкнула глаза.

Из них глянула слепая аморфная вечность. Хаос, альфа и омега, источник всего, безграничные возможности. Сила столь же опасная, сколь бесполезная без воли носителя.

Лишь желания одержимого позволяют ей проявиться в полной мере.

Крик женщины хлестнул по ушам, хлынул навстречу бурлящим яростным потоком, чтобы разбиться о выставленный мною щит. Засвистел ветер инферно, пошел по кругу, свиваясь в сплошное черное кольцо вокруг нас двоих и алтаря с распятой жертвой. Где-то внизу, в недрах холма, что-то глухо стонало и ворочалось, шатались стены, витражи на окнах лопнули и разлетелись с жалобным звоном крошевом разноцветных стекляшек.

Одержимая наклонилась вперед, визг стал тоньше, звенел перетянутой струной, ввинчиваясь под череп. Я до боли стиснул зубы, все внимание и силы уходили на то, чтобы удерживать щит.

Ее страстное желание вело мощь Хаоса, давило стотонной каменной глыбой, било тараном в созданные мной стены.

Я понял, что долго не выстою.

Франческа

Осторожно высовываю голову из-за алтаря, ощущая щекой тепло плеча Риккардо. Все еще привязан. Я бы освободила его, но боюсь, что брат попробует убежать и попадет в беду.

Риккардо-который-птица тоже здесь – дрожит мягким комочком на плече безумца. Накрываю его ладонью, он вырывается и клюется.

Когда все началось, меня как толкнул кто-то. Я упала на пол, прикрыв голову руками. Не видела ничего, только слышала звук удара, как великан долбанул гигантским молотом о стену. И потом визг.

Лежала, пыталась испугаться – и не могла. Словно шагнув мысленно за черту, разделившую живых и мертвых, навсегда утратила способность бояться.

Только что впереди была смерть. Сначала врага, а потом моя собственная. Только что не было «завтра». И вот все переменилось в одночасье.

Переменилось ли?

Привстаю в готовности чуть что нырнуть за алтарь. От зрелища магического поединка перехватывает дыхание. Вокруг нас завивается кольцами черный вихрь в проблесках лиловых молний. Пахнет грозой и чем-то паленым. Опасно гудит воздух меж жрицей и магом. От раскинутых рук северянина разливается алое свечение, черные волны разбиваются о него и тают.

Я отвожу взгляд и вижу нож.

Он лежит так близко от черной границы, отделившей нас от всего прочего мира. Опасно близко. Пара дюймов, не более. Падаю на четвереньки, ползком пробираюсь к оружию.

Рукоять на ощупь совсем такая, как мне представлялось у алтаря. Шершавая кожа приятно лежит в ладони. Нет мыслей, только немое удивление тому, что я сейчас собираюсь сделать.

Поединок продолжается. Мне кажется или алое свечение вокруг мага было ярче? Сейчас оно словно потускнело, подернулось дымкой.

Я сжимаю нож и смотрю на жрицу Черной Тары.

Я никогда не убивала.

Встаю. Страха все еще нет, как нет и жалости и нет лишних мыслей. Нож – как продолжение руки, лезвие в кровавых разводах. Три коротких шага.

Ирреальная фигура в лиловом балахоне. Враз почерневшие косы мотает ветер. Искаженный лик, в котором не осталось ничего человеческого. Беззащитная полоска шеи.

Медленно.

Отчего все так медленно?

Как во сне.

Она поворачивается…

Заношу руку с ножом.

Черный дым из оскаленной ямы рта прямо мне в лицо.

Стремительная тень наперерез. Навстречу жуткому дыханию жрицы.

Лиловая вспышка. Жалобный писк. Невесомое тельце у ног.

Тишина падает на храм, как топор палача.

Крик северянина: «Бей!»

В безмолвии отчетливо слышен звук, с которым лезвие входит в тело. Жрица всхлипывает и начинает падать мне навстречу.

Медленно-медленно.

Шарахаюсь, с ужасом наблюдая, как ее силуэт идет рябью. Концы кос завиваются клубами черного ветра. Пылью рассыпаются пальцы и руки.

А потом время прекращает тянуться липкой патокой. Обезумевшей кобылицей срывается с привязи и несется вскачь, не разбирая дороги.

Маг отшвыривает меня в сторону, наваливается сверху. Он тяжелый. В панике вырываюсь, извиваюсь ужом.

«Лежи смирно, дура!» – рычит он мне на ухо. Вспышка света ослепляет меня, а когда зрение возвращается, я уже не вижу мертвой жрицы. Только раскаленный купол, похожий на гнойный фурункул там, где мгновение назад лежало тело. Под прозрачной пленкой бушует пламя – лиловое, в желтых прожилках.

Страшно.

Я больше не дергаюсь, только вытягиваю шею и смотрю на бушующее пламя – погребальный костер Изабеллы Вимано и Венто, один на двоих. Неужели все закончилось?

Элвин отпускает меня, встает. Черный смерч вокруг нас свистит, набирая скорость. Я приподнимаюсь. Забыв как дышать, смотрю на пляшущую рядом смерть, и отчего-то кажется, что поединок со жрицей не закончен.

Лицо мага застыло в яростном усилии, обострились скулы, брови сомкнуты, руки судорожно дергаются, сжимаются в кулаки, словно он ловит-ловит, но никак не может поймать невидимую муху.

Вихрь странно пульсирует. Гудящая стена плотного ветра надвигается… И отступает на прежние позиции. Дрожит пол, смерч взмывает вверх, касается потолка, и я вдруг вижу над головой небо в тусклых звездах и клочьях облаков.

Северянин с хлопком смыкает ладони – он поймал, прихлопнул свою муху. И смерч исчезает. Совсем.

– Уфф, – он без сил опускается на пол рядом со мной, прислонившись спиной к алтарю. Трясет левой рукой и дует на нее, будто ненароком ухватился за что-то горячее. – Еле успели. Еще бы чуть-чуть и…

– И что? – отчего-то шепотом спрашиваю я.

Маг дергает плечом:

– И все. Инферно на человеческой половине мира. Ты же видела – она уже начала распадаться.

– Инферно?

– Чистый Хаос – все, что остается после Одержимого, – смешок. – Считай каждого культиста куколкой, беременной вот такой «бабочкой». Хаос разрушает и извращает все, с чем соприкоснется.

Я не понимаю ни слова, но на всякий случай киваю. Нет сил задавать вопросы.

– Спасибо за помощь. С ножом – это было очень вовремя, – говорит он. И резко: – А теперь рассказывай, какого гриска ты здесь забыла?!

– Могу спросить вас о том же, – отвечаю я самым холодным тоном. – Мне казалось, вы покинули Рино.

– Я вернулся. Разобраться вот с этой маленькой проблемой. Еще раз, Франческа: что ты делаешь среди культистов?

– Вы же и так все знаете, сеньор Эйстер. И слушать меня вам неинтересно.

Он морщится:

– Это что за попытка устроить сцену, сеньорита?

– Я хочу, чтобы вы извинились.

– Пока не вижу, за что извиняться.

Мы смотрим друг на друга в упор. Потом я уступаю. Он, должно быть, прав. Трудно было подумать иное, увидев меня рядом со жрицей. И я слишком хорошо понимаю, какая участь ждала нас с Риккардо, не окажись мага поблизости.

Рассказываю обо всем. Элвин слушает молча, не торопится, против обыкновения, вставлять ехидные шутки, лишь иногда задает вопросы. Это настолько не похоже на его привычную манеру общаться, что я не выдерживаю:

– Что с вами случилось, сеньор Эйстер?

Маг приподнимает бровь:

– Случилось?

– Я хочу сказать: почему вы молчите?

– Наверное, потому что вы говорите, сеньорита. Это называется «слушать».

– А что стало с вашей привычкой вставлять гадости?

– Так потрясен, что нет слов, – язвительно отвечает он. – Хотите гадостей, потерпите до завтра.

Когда рассказ переходит к Венто, я сперва сбиваюсь, но Элвин не спешит крутить пальцем у виска и спрашивать про наследственное безумие семьи Рино, поэтому я решаюсь быть полностью откровенной.

С каждым словом груз, камнем лежавший на душе в последние дни, становится легче.

Он крутит пальцем у виска чуть позже, когда я рассказываю, как покинула дом на ночь глядя.

– Гениально! Сеньорита, признаю, был неправ, когда говорил про талант находить неприятности. Дело не в таланте. Ваш секрет в выдающемся уме и житейской смекалке.

Эти слова заставляют меня рассердиться не на шутку.

– Но что я могла сделать?! Если нет никого, кто мог бы помочь?

– Да-да! Конечно, поехать одной в храм Черной Тары – самое мудрое решение.

Вот теперь он снова похож на себя. И мне снова хочется его убить.

Сухо и коротко рассказываю о выборе, который мне предложила жрица. И о своем решении. На лице северянина отражается изумление, он смотрит на меня как-то совсем по-другому. Так, словно видит впервые.

– Значит, вы с самого начала собирались познакомить красотку Вимано с ее ножом?

Обида возвращается. Я жажду извинений за брошенную ранее в лицо клевету, но не похоже, чтобы маг собирался извиняться.

– Вы вправе не верить, – сердито отвечаю я. – Намерения нельзя доказать.

Элвин улыбается и касается моей щеки кончиками горячих пальцев. Краснею под слишком пристальным взглядом.

– Верно. Потому намерения ничего не стоят, важны только поступки. Вы отважная, но совершенно сумасшедшая девчонка, Франческа.

Вспыхиваю, не в силах скрыть, как приятны мне его слова. Слишком уж они не похожи на обычные дежурные комплименты северянина, мало отличимые от насмешек.

Все еще думаю, что ответить, когда из-за спины раздаются шорохи и осторожный шепот Уго и Орландо. Элвин вскакивает, мгновенно теряя ко мне интерес. Слышу звук удара, стоны, а потом веселый голос мага:

– Друзья, невежливо покидать званый вечер, не попрощавшись. К тому же у меня осталось столько вопросов!

Ругаю себя – как можно было забыть, что мы здесь не одни? Поднимаюсь, опираясь на алтарь. Отчего-то болит все тело, особенно локти и колени. Рядом, на жертвеннике, все так же привязанный Риккардо. Он без сознания, и мне не хочется будить его.

Свечи давно потухли, в углу тлеет одинокий факел, почти не давая света, но самый темный час давно миновал. В святилище серые сумерки. Подходит час утреннего богослужения, скоро здесь будет людно, придут священник, служки, крестьяне. Что подумают они, застав оскверненный храм и всех нас?

Маг стоит чуть поодаль, над телами незадачливых поклонников Черной. Его длинные пальцы музыканта беспокойно движутся, словно вяжут узлы на невидимой веревке. Он пинком переворачивает Джованни на спину:

– Пожалуй, начнем с тебя.

Мне отчего-то становится страшно за брата.

– Что вы собираетесь делать?

Элвин ухмыляется:

– Я сегодня в роли исповедника. Устрою культистам таинство покаяния. А ты ступай, дочь моя, и не греши.

– Не надо, – прошу я.

– То есть как это «не надо», Франческа? Это что – очередное проявление квартерианского всепрощения?

Истеричные рыдания со стороны алтаря вторгаются в наш разговор. Разрываюсь между двумя братьями. Каждому нужна моя помощь.

– Не обижайте Джованни. Пожалуйста.

Он морщится:

– Хорошо, можно начать с сеньора Риччи. Он всегда был мне симпатичен своими обходительными манерами. И ради Четырехпутья, Франческа! Успокойте вашего второго братца или я заткну ему рот.

Подхожу к алтарю, чтобы ослабить веревки, но узлы завязаны на совесть.

Голос за спиной:

– Я бы не стал этого делать на вашем месте, сеньорита, еще сбежит. Ни вам, ни герцогу не нужны лишние слухи.

Не могу не признать правоту этих слов. Глажу Риккардо по голове. Взгляд возвращается к черному обугленному пятну. На месте упокоения Изабеллы Вимано – провал. Яма глубиной в фут, не меньше, словно огонь смог пожрать сам камень.

Не осталось даже пепла. Не будь Венто, это место стало бы мне могилой.

Из глаз брата текут слезы, вздрагивает впалая грудь, трясется нелепая грязная бороденка.

– Потерпи, мой хороший, – ласково, как ребенку, говорю ему я. – Скоро вернемся домой.

Он всхлипывает и шепчет: «Фран!»