Текст книги "Регресс"

Я встал на четвереньки, и тут, о чудо… Я побежал. Да так легко и быстро, что казалось, всё моё тело теперь создано специально для того, чтобы передвигаться вот так – одновременно на руках и ногах. Невероятная радость обуяла меня, я пробежался по периметру комнаты, подбежал к стене и, махнув хвостом, прыгнул на стекло… Махнув хвостом?! Я оцепенел. Внизу моей спины, где-то на продолжении копчика, я чувствовал длинный отросток, которым мог теперь управлять. Это был хвост. Я попытался повернуться, чтобы рассмотреть себя и закружился по полу…

Тут зашел Закхер.

– Вот ты какой, голубчик, – принялся он рассматривать меня.

«Что вы наделали? Кто теперь я?» – пытался я крикнуть, но вместо слов из меня вылетал только громкий, нечленораздельный лай.

Челюсти не слушались меня. Губы, растянувшись по зубам, не шевелились.

Кем я стал? Я помнил всё, я помнил весь вчерашний день и предыдущий.

Я знал формулы Больмаца и Мелинга, закон относительности Эйнштейна, но я не способен был донести до находящегося рядом со мной человека ни одного из своих слов. Всё больше мне одолевала паника!

– Ну что ты, распрыгался, – успокаивал меня Закхер, гладя по спине. – Сейчас, голубчик, сейчас ты всё поймешь.

Закхер ушел. Я же попытался рассмотреть своё тело, но сколько бы я не крутился, сколько бы не подпрыгивал вверх-вниз, разглядеть так ничего и не смог. Только клок черной меховой одежды удалось распознать мне на себе. Зачем Закхер переодел меня?…

Я лег на пол и вздохнул. Только сейчас я обратил внимание на то, что необычайно остро ощущаю запахи. Воздух комнаты, который раньше казался мне абсолютно нейтральным, в этот момент представлялся мне невероятно занятным. Я готов был поспорить, что могу разложить его на составляющие. Теперь я чувствовал все те запахи, которые буквально пропитали покрытие, устилающее пол. Я нагнулся…

Отчетливо уловил я запах Закхера. Каждый его шаг, каждый оставленный им след благодаря моему обострившемуся обонянию теперь был «виден» мне. Мой нос на время заменил мне глаза. Я снова принюхался. Кое-что настораживало меня… Я почувствовал, что в этой комнате я не один. Другие люди побывали здесь ранее. Чужие запахи, одни чуть слабее, другие совершенно отчетливо «слышались» в пустоте. Их сохранил ворсистый ковер. Так же, как и я, эти люди жили здесь. Они крутились на полу этой комнаты, ходили, бегали, дотрагивались до её стен. Закхер обманул меня! Я был не первым… Множество людей, мужчин и женщин, посещали этот бокс! Благодаря своему теперешнему нюху я безошибочно различал каждого из них. Обманщик! Закхер обманул меня. Прочие люди принимали участие в эксперименте, Закхер утаил это от меня… Но зачем?

Я стал размышлять. Получалось, Закхер скрыл от меня часть своих работ. В этом я был теперь уверен, мой нюх не мог подвести меня. Но тогда где теперь все эти люди? Как вышли они отсюда и как сюда попали? Почему Закхер умолчал о них, и как Система пропустила их обратно в мир? Или, может быть, их антропометрические параметры не изменились? Эксперимент не удался? Я снова принюхался. Мой нос подсказывал мне только один ответ – эти люди стен бокса не покидали. Дверь была чиста. Её порог, проём, ручка несли на себе только запах Закхера… Мне стало страшно. Вновь и вновь я внюхивался в покрывавший пол ковер, я исследовал его густую ворсу, каждый её волосок. Чем больше водил я носом по полу, тем отчетливее понимал, что другого ответа мне не найти. Закхер обманул меня. Он выдал мне только ту часть информации, которая подтверждала безопасность его работ, однако, видимо, была ещё и другая сторона… Пытаясь не упустить ни одного, даже самого слабого аромата, я принялся считать тех, кто был на этом месте до меня. Каждый запах говорил сам за себя. Сплошной, единой нотой несся он за своим обладателем, повторяя его движения и шаги. Позабыв о том, что ощущаю то, чего, казалось бы, не должен чувствовать обыкновенный человек, я принялся считать подопытных Закхера. Один, два, три… Я остановился после того, как последний запах, самый слабый, едва уловимый, всё-таки был зафиксирован моим теперь уже совершенно загадочным носом. Двадцать три! Двадцать три человека побывали в этом боксе. Но почему я решил, что все они были подопытными? Не коллеги ли это, друзья Закхера, которые просто осматривали бокс? Скоро я получил ответ на этот вопрос, но сначала в дверях показался Закхер. Ещё задолго до появления обманщика на пороге я услышал в коридоре звук его шаркающих шагов. Закхер что-то принес. Когда старик, повернулся ко мне, я увидел поставленное им у стены зеркало. Стена подпирала то, что позволяло увидеть насколько уже изменился я. Я увидел свой бокс. Зеркало отражало стеклянные стены, закрепленные на стойках камеры, сканирующие лучи устройств, Закхера и большого, косматого черного пса… Я оцепенел, меня в комнате не было.

Это, наверняка, был какой-то фокус, часть эксперимента, очередной обман Закхера. В этом доме даже вещи были призваны скрывать реальность вещей. Я раскусил Закхера, это было не зеркало, это был экран. Профессор транслировал на нём то, во что я должен был поверить. Но зачем? Чего пытался добиться доктор? В чем хотел убедить меня? И откуда в этой комнате взялся пес?…

– Ну что, голубчик, посмотри сюда, – сказал Закхер. – Это ты, сказал он, указывая на пса…

Я оцепенел. Это не могло быть правдой! Черная собака внимательно смотрела с экрана на меня.

Я двинулся с места, пес в зеркале пошевелился так же, как и я. Неужели действительно зеркало?… Я не верил своим глазам. Нет, этого быть не могло! Закхеру ничего не стоило оцифровать мои движения, поставить передо мной монитор. Синхронные перемещения меня и этой собаки не доказывали ничего. Она вполне могла быть моей виртуальной копией, но вот мои новые ощущения беспокоили меня… Ведь я чувствовал себя совершенно по-иному. Что есть силы я потянулся и смог увидеть впереди себя пару черных лап…

«Какие, к черту, 5–6 %!!! Какое незначительное изменение внешности! Какие, черт бы побрал этого Закхера, расчеты!» – отчаянно залаял я.

– Ну что ты, голубчик, ну успокойся… Ты же не хочешь, чтобы я пустил это в ход, – сказал Закхер, показывая мне парализующий луч.

Заскулив, я забился в угол.

– Понимаешь…, – довольно констатировал Закхер.

Конечно, я всё понимал. Я всё слышал, всё видел, я не мог только ответить Закхеру. Мои челюсти не слушались, язык не позволял произносить даже самых простых слов. Безуспешно пытаясь повторить те движения, которые в человеческом бы теле привели бы к членораздельной речи, я получал только лишь несвязный лай.

Это было ужасно! Профессор обманул меня, он сделал из меня нечеловека. Но как ему это удалось? Наука, насколько я помнил, не знала подобных случаев. Вот проклятый гений! И зачем я связался с ним…

Между тем Закхер принес странный прибор. Обнюхав его, обойдя со всех сторон, рассмотрев управляющую им программу, я заключил, что это ультразвуковой аппарат.

Когда Закхер подошел к ультразвуковой установке, я отчаянно залаял. Я знал, что ультразвук безвреден, но я был против того, чтобы Закхер продолжал свой эксперимент. Я не хотел больше сюрпризов! Я возмущался беспределом, творимым надо мной! Чем дольше Закхер стоял у монитора установки, то увеличивая, то уменьшая частотный диапазон и интенсивность генерируемых волн, тем громче я лаял. Это был единственный способ, которым мог выразить я свой протест!

– Ну вот, – повернулся ко мне Закхер. – По твоему лаю я понимаю, что также как и все собаки, ты начал слышать ультразвук.

Я замолчал. «Да какой там ультразвук!» – хотелось крикнуть сейчас мне. Ничего я не слышу, ничего не улавливаю, я хочу вернуть себе прежнее тело и прежнюю жизнь. Для чего все эти опыты? Для того чтобы знать что способны слышать собаки? Да кому это нужно! Тут же живой человек! А у него лапы, хвост… Как можно думать сейчас о чём-то, кроме того, чтобы вызволить меня из этого тела. Нет, Закхер, ты не прав… Я посмотрел на часы. «14.10»… Я запомню этот момент! Не знаю я, что там слышат собаки, но я не они! Я не позволю пользоваться своим бессловесным состоянием, не разрешаю ставить над собой опыты! Я буду протестовать… «А что, если животные, так же как и я, способны мыслить?…» – пронеслась у меня шальная мысль. И тут я понял, я осознал весь замысел Закхера. Он, несомненно, единственный в мире ученый, кому удалось геномодифицировать уже сформировавшийся многоуровневый организм. Он каким-то чудесным образом заставил человека регрессировать до существа более низкого класса. Сделать это можно было только с одной целью – Закхер хотел изучить поведение определенной группы существ. Так вот зачем этот эксперимент! Закхер знает, что в этом теле нахожусь именно я. Он знает, что я слышу, вижу и самое главное, я абсолютно однозначно понимаю его. Он знает, что я буду подавать ему вполне определенные сигналы. Это то, на что не способны никакие другие собаки. Я знаю, чего добивается от меня профессор, а они нет. Но как он посмел сделать это со мной! Изменить организм человека для того, чтобы изучить поведенческие реакции животного. Я посмотрел на часы. «14.15»… Это тот момент, когда мне захотелось убить Закхера. Впиться бы клыками в его шею, пустить ему кровь… Стоп! Откуда такие мысли? Я же человек! Да что же это такое…

Я сидел, поджав хвост. Мне хотелось понять, новое ли тело диктует желания моему разуму или же разум пока ещё подвластен мне, а Закхер тем временем расставлял передо мной какие-то цветные таблички. То, что они были цветными, подсказывала мне только лишь собственная интуиция и личный опыт, глаза же мои, по-прежнему, не видели никаких цветов.

– Ну вот, – сказал Закхер. – Надеюсь, голубчик, вы уже поняли, что я, пользуясь, так сказать, случаем, хотел бы поизучать вас. Вам нужно собрать вместе таблички одинакового цвета.

Это было проще простого. Он думал, что я не смогу. Тыкаясь мордой в таблички, я принялся выхватывать те из них, которые совпадали друг с другом по тону.

– Так я и думал. Вы перестали различать цвета, – сказал Закхер, глядя на мою работу.

Это было ужасно! Закхер показал мне, как нужно было расположить таблички, и я понял, что теперь он видит что-то, чего не вижу я. Это было чудовищно! Я больше не мог надеяться на собственное восприятие. Я терял уверенность в себе. Передо мной стоял человек, тело которого давало ему явные преимущества надо мной. Благодаря нынешнему устройству его организма он видел большее, умел больше меня. Он имел тело человека, но разум был ведь ничуть не лучше моего! Вот, я тоже знаю и закон Мелинга, формулу Больмаца… и «Е = mc²». Я такой же человек, как и этот Закхер! А моё тело во всём ограничивает меня. Голос не слушался, глаза не различали цвета.

– Ну-ка, голубчик, ко мне… Иди сюда, – посвистывая, позвал меня Закхер.

Завиляв хвостом, я побежал. Мой нос, почувствовав запах чего-то вкусного, заставил меня предательски сесть в ожидании угощения перед ногами доктора. Благодаря своему нюху я точно знал, что в правой руке Закхер держит угощение.

Когда Закхер вывалил передо мной в миску сухой собачий корм, я накинулся на него, как на самое большое лакомство в мире. Разум говорил мне о том, что эта еда не для меня, однако нос, язык, все мои органы чувств твердили об обратном. Я пожирал содержимое миски с пугающим меня остервенением. Когда же Закхер принес кости… Я не мог уже думать ни о чём. Та еда, которая вызвала бы у меня раньше отвращение, теперь заставляла испытывать дикий восторг.

Закхер, наблюдая за мной, что-то записывал в свой дистанционный блокнот. Мне было стыдно, но я как будто стал кем-то другим. Новое тело определенно диктовало мне правила новой жизни. Так же, как и там, в Мидлтауне я не в силах был сопротивляться собственным вкусовым ощущениям. Теперь уже не искусственные добавки, а новое восприятие натуральной, но малопривлекательной для людей пищи, заставляло меня с жадностью пожирать принесенную Закхером еду. Обрезки сырого мяса, требуха… Я ел всё.

Профессор с умилением смотрел на меня.

– Какой ты получился симпатичный, – потрепал он меня за ухом, когда я, доев содержимое миски, довольно облизнулся и сел перед ним, разложив рядом с собой хвост.

Я посмотрел на себя в зеркало. Лохматый черный пес, сытый, выглядел вполне довольным. «В сущности, собакой быть не так уж и плохо», – подумалось мне, и тут же я сам испугался этой своей мысли. Я чуть не подпрыгнул. Я был человеком, по всем признакам своего разума я принадлежал к более сложноорганизованному классу существ, но что отличало меня сейчас от обычного пса? Я ещё раз посмотрел в зеркало. «Посредственная дворняга, даже никакой породы…» – с грустью заключил я.

Между тем Закхер готовил новые задания. Принеся стопку картонных карточек, он принялся раскладывать их передо мной. Это были вопросы. «Как называется наша планета?», «Сколько будет два плюс два?»… А вот и закон Мелинга… и формула Больмаца! С другой стороны от меня Закхер разложил ответы. Я догадался, чего хочет профессор от меня. Не дожидаясь команды, я принялся подтаскивать правильные ответы к картонкам с соответствующими вопросами. Я хотел показать профессору, если он ещё не сообразил, что изменения тела не тронули мой мозг. Мой разум неизменен. Пусть старику будет стыдно за то, что он сделал со мной. Пусть как хочет, но вернет мне прежнее человеческое тело. Но как же неудобно было обходиться без рук. Мне пришлось воспользоваться пастью и зубами. Только с третьего-четвертого раза мог я захватить тонкий предмет. Мои челюсти казались мне неуправляемыми. Я измучился. Наконец всё было закончено.

– Молодец, – похвали меня Закхер. Неожиданно для себя я завилял хвостом.

Это было ужасно! Я превратился в животное-подхалима. Новое тело диктовало мне свои правила.

– Ну вот, а теперь письмо, – сказал Закхер.

Зажав в моих зубах кисть, профессор поставил передо мной ведерко краски.

Это было издевательство! Почему я должен это терпеть?…

– Ну же, голубчик, у нас не так много времени…

«Немного времени! До чего? Что ещё задумал старик?» – испугался я. Выплюнув кисть, я принялся отчаянно лаять. Мне хотелось сказать Закхеру, что я против всего, что делает он со мной, что я хочу отказаться от участия в его эксперименте…

– Не сопротивляйся, мне нужно всё успеть.

Закхер был неумолим, он снова поднес к моим зубам кисть.

Я посмотрел на часы, «17.23»… Куда торопился старик?

Закхер всё-таки вынудил меня к письму. Подстегиваемый давно запрещенным к применению электрошоком, я принялся выводить буквы на развернутом передо мною полотне. Нарисовав две буквы по заданию Закхера, я сообразил, что таким образом могу достучаться до него. Я кинулся писать то, что не мог сказать в этот момент профессору, а именно «Остановите эксперимент!». С буквами «О», «С» и «Т» я ещё кое-как справился, но после неудавшейся «А» я почувствовал, что шея моя больно заныла. Снова остро почувствовал я нехватку у себя пальцев и рук. Я бросил кисть. Все помыслы моего разума полностью гасились несовершенством моего нынешнего тела. Я всё помнил, всё понимал, но я практически ничем не мог выразить свои мысли. Я утратил обратную связь с этим миром.

Мне вспомнились образы тех собак, которых мы, в рамках исследовательской программы, дрессировали в школе. Жалкие, замученные нашими опытами существа. И тут мне подумалось, а что, если они также разумны как мы? Наш нынешний эксперимент доказывал, что мы ничего о них не знаем. Невиданный разум мог скрываться за взглядом их испуганных глаз. Может быть там, среди них был какой-нибудь новый Эйнштейн, только как он мог показать нам, что вывел свой новый закон? Потенциал разума мог полностью глушиться несовершенствами тела…

Профессор, кажется, наконец-то устал. Отложив свои эксперименты надо мной, он решил просто поговорить. Положив передо мной всего лишь две таблички – одну со словом «Да», другую со словом «Нет», он попытался наладить контакт.

– Ну, извини, извини, голубчик, – поглаживая меня за ухом начал он, – не могу я тебе пока рассказать всего.

«Да задай же ты мне уже хоть какой-нибудь вопрос. Тогда я покажу тебе»… – вертелось в моей голове. И тут шальная мысль осенила меня: «А что если мой разум способен всё-таки управлять этим телом?». Это ведь животные не догадываются ни о чем, а я-то помню, какими должны быть движения для произнесения звуков в моём человеческом теле. Я попытался сложить свои губы, завернул в трубочку язык. Нет, это не помогло мне выдавить из себя ни одного членораздельного звука. Мой скулеж по-прежнему не был похож на речь. Я окончательно убедился в том, что проявления разума четко ограничены возможностями заключающего его в себе тела. Как мне теперь писать, создавать, творить? Этими лапами? Хвостом? Что наделал этот чертов профессор. А ведь он знал, с самого начала знал, что я стану зверем. Он так спокоен, так уверен сейчас, потому что знает, что со мной происходит.

– Ты понимаешь, что сейчас ты собака? – спросил меня профессор.

Я ткнул мордой в табличку «Да».

– Молодец, – похвали меня Закхер. – Всегда знал, что в Аптауне собираются лучшие умы. Ты раньше всех понял, что с тобой происходит и быстрее всех успокоился.

Раньше всех!.. Я оказался прав. Мой нюх не подвел меня. В этой комнате были и другие люди. Закхер всё-таки обманул меня.

– Тебе понравилась еда? – спросил Закхер.

Я не хотел отвечать на этот его вопрос.

– Твоё восприятие цветов изменилось?

Я снова выбрал слово «Да».

Закхер продолжал спрашивать меня о прочих изменениях моего организма, а мне хотелось только одного – узнать, стану ли я снова когда-нибудь человеком. Только этот вопрос мучил, только он сейчас волновал меня. Я терпел все унижения профессора только лишь потому, что надеялся, содействуя ему, поскорее обрести прежнее тело. Я был уверен, Закхер знает способ вернуть мне прежний облик. А может быть нет? Может быть, все его изобретения не способны на это? Куда пропали люди, бывшие здесь до меня?…

Я запаниковал. С лаем носился я из угла в угол. Я выбил из рук Закхера его электронный блокнот. Я попытался написать в нём свои вопросы. Однако лапы мои не способны были на это. Всё стало теперь неудобным для меня…

– Ты совершенно разучился себя вести. А я-то думал, что имею дело с цивилизованным человеком, – раздраженно произнес Закхер, поправляя свою одежду.

Я был расстроен. Мало того, что мне не удалось донести до Закхера ни одной своей мысли, так я же ещё и получил нагоняй за то, что оказался обычным псом. Я посмотрел на часы, «18.44». Сколько же ещё это будет продолжаться?

Закхер ушел, а я принялся выдумывать способ выражения собственных мыслей. Когда профессор вернулся «Верни» было вытоптано мной краской на полу.

– Это фантастика! – воскликнул Закхер. – Голубчик, да ты просто чудо. Никому ещё не удавалось такого. Знаешь, что ты сделал? Ты же…

Но я уже не слушал его. Всё моё существо тянулось к другому. Закхер привел с собой то, что какими-то неведомыми способами, заставило мой организм полностью сосредоточиться на одном слове – «Она». Восхитительная, ухоженная сука стояла сейчас передо мной.

Шелковистая тёмная шерсть, крупный зад, слегка приподнятый хвост… Не в силах сопротивляться животным инстинктам, я накинулся на неё. Дергаясь на этой подавляющей моё сознание своим возбуждающим ароматом мохнатой твари, я вспомнил Милену. Те же желания, тот же восторг испытывал сейчас я. Всё было так же, как тогда, в гостинице Мидлтауна… Я стал настоящим животным, я не ведал, что творю, я не обращал внимание ни на что вокруг. Только эта сука, вернее только одна часть её тела были важны сейчас для меня. Только это привлекало меня сейчас! Когда же через минуту всё закончилось, я испытал то, что ни с Миленой, ни с женой было мне недоступно. Это было непостижимо! Тот прилив счастья, то удовольствие, ворвавшееся и заполнившее меня, было несравнимо ни с чем! Я понял, что пропал. Это ощущение, нежданно нахлынувшего блаженства уже никогда не отпустит меня. Оно будет заставлять искать его снова и снова…

– Ну, пойдем, пойдем, Лейда, – уводил от меня Закхер только что побывавшую в моих лапах собаку.

Как же она напомнила мне Милену. Не будь на ней сейчас мохнатой шерсти, я бы готов был поспорить, что это она. Та же доступность, то же возбуждение, тот же азарт… Как же прекрасно было то, что испытывал я рядом с ними!.. Моё тело, всё моё существо жаждали сейчас только лишь одного – схлестнуться с этой Лейдой снова. Носом я чувствовал оставленный ею повсюду будоражащий аромат. В бешенстве носился я из одного угла бокса в другой. Я ведь был, оставался быть человеком! Почему же новое тело так сильно держало меня?… Когда Закхер снова привел Лейду, я ничего не смог поделать. Вновь и вновь запрыгивал я на неё, забывая себя.

Закхера же больше всего занимала сделанная мною на полу надпись. То и дело он останавливался перед ней, направлял на неё камеры, изучал.

Когда часы показывали «22.15» профессор ушел. Он так и не проронил ни слова, не прояснил ни одного из тех вопросов, которые волновали меня. Сколько я не лаял, сколько не прыгал, в приступе возмущения на стекло, профессор меня не понимал.

Я остался один. В освещенном отражении зеркала я мог хорошо разглядеть себя. Удивительно, но в том псе, что смотрел сейчас на меня, мне виделись прежние знакомые черты. Тот же тёмный цвет волос, то же крупное строение кости, похожий нос…. И взгляд, прямой, ясный. Это, безусловно, был я.

Как профессору удалось совершить невиданное доселе превращение? Ведь это же революция в биологии, прорыв в области квазидинамических структур. Никогда раньше я не слышал ни о чём подобном. Однако Закхер результаты своих работ публиковать не спешил. С чем связана такая неторопливость? Он не боится конкурентов? Почему так долго он ждал именно меня? Чем больше я думал об этом, тем больше росло моё беспокойство. Секретность работ Закхера говорила только об одном – все его эксперименты над людьми окончились неудачей. Эта собака, Лейда, кем раньше была она?… Почему она вызвала во мне такое желание? Не потому ли, что и она когда-то была человеком? Означало ли это, что и мне предстоит закончить свои дни в этом облике? Прощай Европа, прощай все мои мечты. Все мои старания напрасны. Никто никогда не догадается, куда исчез я. В этом теле, даже если я и совершу открытия, никто о них не узнает. Дверь в бокс была не заперта. Я мог убежать от профессора, но куда? В том мире, который царит за пределами квартиры Закхера, я буду просто уничтожен. Мне нужно было придумать что-то другое… Но зачем профессору нужен был я, человек из Аптауна? Что он хотел узнать, при помощи моего ума?…

Когда я засыпал, множество вопросов крутилось в моей голове. Мне хотелось понять, что будет дальше, а в мозгу упорно вертелись математические выкладки из моей последней работы… Почему я вспомнил о них сейчас? Сквозь сон мне чудилось, что профессор снова начал свою прежнюю игру со светом.

Я проснулся от невероятной сухости во рту. Мой язык, казалось, прилип к нёбу. Кое-как я дополз до оставленной для меня профессором миски с водой. Сделав глоток, я почувствовал нечто невероятное. У воды теперь был вкус. Нет, не тот, нейтральный с едва уловимыми примесями солей, который знал я раньше, а настоящий неповторимый букет. Кроме того, мой язык чувствовал кое-что ещё… Запах! Вода была наполнена яркими, густыми ароматами и их я тоже ощущал языком. Я отпрянул от миски и кое-как разлепил глаза. Стены комнаты, казалось, стали ещё выше. Теперь они уходили в самую высь. Я не видел потолка… Мои глаза как будто расползлись в разные стороны, зрение стало хуже прежнего. Мутное, искаженное пространство с трудом различали теперь мои глаза. Если бы я не знал, где нахожусь, я бы не узнал ни комнаты, ни направленных на меня камер, ни лица Закхера… Лицо! Это было ужасно! Закхер смотрел на меня, но его лицо… Оно было теперь раз в десять больше меня! Что же со мной произошло?

Я повернул голову, чтобы лучше рассмотреть профессора и тут какая-то неведомая сила подхватила меня и понесла. Рассекая воздух, я поднимался вверх, оставляя внизу свою постель, пол… Я остановился только тогда, когда передо мной снова возникло лицо Закхера. Я повернул к профессору один глаз. Губы Закхера, огромные, похожие на створки пещер, двигались. Закхер говорил. Однако я не понимал ни единого его слова. Я понял, что снова стал кем-то другим…

Этот чертов Закхер продолжал свой эксперимент! Похоже, он постепенно лишал меня возможности видеть, слышать, чувствовать… Но ум мой оставался прежним. Я вспомнил закон Мелинга, формулу Больмаца и «е = mc²». Я открыл рот, чтобы сказать это Закхеру, но не смог. Мои голосовые связки не издавали ни звука, да и связок-то у меня не было… Вместо этого вперед вывалился тонкий длинный язык. Я отпрянул. Только сейчас я стал замечать прочие изменения в себе. Моя кожа, теперь сухая и тонкая, стала чувствовать давление воздуха. Волны, то большие, то мелкие, накатывались на меня. Я попытался передвинуть лапы и почувствовал, что мой живот провис. Я безумно хотел есть и спать.

Я проклинал тот час, когда согласился принять участие в безумствах Закхера. Не имея возможности теперь уже ничем выразить себя, я был вынужден покорно терпеть давящие поглаживания пальца профессора по моей голове. Всё моё существо готово было взбунтоваться, выкинуть что-нибудь, что было ещё в моих силах… Но я смог только слегка повернуть голову и сделать один шаг.

Это был регресс… Строение моего тела с каждым днём упрощалось. Ничто уже не могло остановить этот процесс. В душе я оставался тем же самым человеком, но внешне я был кем-то другим.

Душа… Её наличие, как некой нематериальной субстанции теперь нельзя было отрицать. Она существовала, и как я убедился, не зависела от строения тела. Кто сказал, что разумом управляет мозг? Опыты Закхера полностью опровергали это. Я оставался прежним, не смотря на то, что мой организм был теперь совершенно иным. Размер моего тела сейчас не больше человеческой ладони, но это по-прежнему я. Я помню все формулы, все законы, всё своё прошлое, все знания остаются со мной. Но как доказать окружающим, что я человек? Я могу им быть! У меня по-прежнему развитый ум. Только как проявить его сейчас? Для этого нужно человеческое тело. Сколько же возможностей было скрыто в нём! Я не дорожил им, а ведь оно позволяло мне полноценно двигаться, видеть, слышать, говорить… Как писать буквы, если нет пальцев? Как сказать, что ты всё понимаешь, если во рту длинный чужой язык?…

Я догадывался, что Закхер ждёт сейчас от меня подтверждений моей человеческой природы. Напрасно! Я ничем не смогу проявить себя.

Однако было теперь в моём новом теле и нечто, что положительным образом удивляло меня. Я невероятно четко стал слышать звук. Теперь всем телом я воспринимал каждый полутон. Звуки… Ими наполнилось всё окружающее пространство. Мой слух способен был уловить даже то, что творилось за пределами квартиры Закхера, за далеким оконным стеклом.

Это была многоголосная симфония бурлящего города. Я ощущал её всем телом, всем своим существом. Шум колес, ритм моторов, голоса прохожих, шелест чужих шагов… Всё сливалось в безупречную мелодию!

Волшебный оркестр! Музыка завораживала. Никогда раньше, я не слышал ничего подобного. Моё сердце билось в такт этой захватывающей симфонии. Я тоже был участником этой завораживающей композиции. Это было лучше, чем любой концерт. В восхищении я закрыл глаза. Я погрузился в мир непревзойденной гармонии. Я утонул в нём. Как я мог не слышать этого раньше? Почему слышу теперь? Мотивы города пленили, околдовывали меня…

Я оказался в воздухе, я почувствовал, что парю. Открыв глаза, я догадался, что это Закхер взял меня за бока. Я будто полетел. Неведомая сила несла меня куда-то, но я-то знал, что это профессор. Я перемещался в воздухе, не имея возможности ни разогнаться, не изменить траектории, ни затормозить свой путь. Я был управляем кем-то другим. Огромный, неосязаемый нынешними моими органами чувств человек, держал меня. Он волен был раздавить меня или же, наоборот, помочь. Я чувствовал себя в его руках жалким, беспомощным существом, его игрушкой. Это было ужасно!

Я почувствовал, что опускаюсь вниз. Видимое мною пространство ещё сильнее исказилось. Мне показалось, что вокруг меня стекло.

Мне очень хотелось посмотреть на часы, но я не способен был их увидеть. Кто бы мог подумать, что всё будет именно так…

Ящерицей, помещенной в банку, ощущал я себя. Я боялся пошевелиться. А между тем рецепторы моей кожи уже улавливали что-то неладное. Я не понимал, как? Что происходило в моей организме, но что-то предупреждало меня о надвигающейся из вне опасности. Не долго думая, я побежал. Неведомый страх гнал меня вперед. Стукнувшись о прозрачную стену, я застыл. Что-то возвышалась надо мной. Огромная черная голова змеи. Вот она, моя скорая погибель. Смертоносное пресмыкающееся вытянуло язык. Инстинкт сохранения во мне сработал, я снова кинулся бежать. Перебирая своими лапами, я, царапая стекло, не озираясь назад, несся вверх, вперед. Я карабкался, карабкался, карабкался до тех пор, пока силы, не оставили меня. Мне показалось, что я упал. Боли не было, я ничего не чувствовал. Я лежал, а через мгновение уже был в воздухе. Неведомая сила спасла меня. Змея осталась позади, внизу. Лапы мои скоро коснулись тверди, я был в безопасности. Мои глаза тут же сомкнулись и я уснул.

Похоже, Закхер делал со мной всё, что хотел. Когда я вышел из состояния забытья, первое, что я почувствовал на себе – это не невероятное давление воздуха. Пространство вокруг теперь плотно обтягивало меня. Моя кожа стала совсем иной. Превратившись в единый орган, она заменила собою и моё зрение, и слух. Я чувствовал, что воспринимаю окружающий мир только благодаря ей. Я понял, что моим превращениям не будет конца.

Попытавшись сделать шаг вперед, я почувствовал, что задние лапы мои теперь намного длиннее передних. Неуклюже передвигаясь по полу, я поскакал.

О приближении Закхера я узнал задолго до его появления. Кожей я уловил его запах, «услышал» звук его шагов. Когда же мощный поток воздуха сверху чуть было не вдавил меня в пол, я успел отпрыгнуть раньше, чем надо мной появилась подошва ботинка профессора. Пытаясь отдышаться от нахлынувшего меня страха, я издал новый, вполне осознанный звук. Похоже, речь вернулась ко мне!

– Ах вот ты где, и как же тебя сюда занесло, я же чуть не раздавил тебя, глупенький, глупенький – услышал я.

Я по-прежнему различал слова! Подхваченный пальцами профессора, я оказался прямо перед его лицом.

– Кто я? Что вы со мной делаете? Я этого так не оставлю, Закхер, слышите! Все ваши бесчинства я зафиксирую в Системе, – пользуясь тем, что наконец-то могу говорить, принялся кричать я.