Текст книги "Иллюзия бога"

Часть 9. О покойниках и звонках

Меньше всего Персефоне хотелось выглядеть слабой и напуганной, но она не представляла, как можно описать Сайд, игнорируя эмоции, захлестнувшие ее в тот день. Это было ожидание чего-то потустороннего, грозящего стереть ее в порошок; и страх, от которого ночью просыпаешься в поту, покрываешься мурашками всякий раз, когда любое событие может случайно вызвать ассоциации с тем.

== Зима ==

– Думаю, они неопасны, – тихо выдохнул Аид. Его взгляд бешено метался по сомкнутым рядам вылепившихся из пустоты серых силуэтов. При свете тусклых мигающих ламп они казались единой шевелящейся массой переплетенных тел.

– Ты уверен? – Персефона не могла выдавить из себя ни звука, понимая, что в любую секунду может утратить контроль над собой и завизжать. Кажется, ее спутник прочитал вопрос по губам.

– Довольно-таки.

– Аид, сейчас «довольно-таки» не устраивает!

– Очень довольно-таки. Давай руку. – Он сжал ее пальцы и начал отступать, медленно-медленно переставляя ноги, дюйм за дюймом, видимо, опасаясь, что бледные существа могут истолковать любое резкое движение как враждебное. Его рука в перчатке ходила ходуном, на лбу выступила испарина.

Несмотря на бешено колотящееся сердце, Персефона почувствовала смутное облегчение: тени не преследовали их, лишь стояли в углу со странным смирением. Что-то хрустнуло под подошвой, и Персефона нервно дернулась. Она все еще не теряла слабую надежду на логическое объяснение происходящего. Например, они могли просто перепить. От некачественного алкоголя еще и не такое бывает. В конце концов, они все еще находились в хорошо знакомом «Оракуле». Симпатичное кафе в подвале дома Двенадцати, круглые столики, заботливо расставленные стаканы, запах сигарет с ментолом…

Вот только из темного угла «Оракула» не материализовывались изуродованные тени, слишком похожие на людей из плоти и крови.

В «Оракуле» не клубился холодный липкий туман, смыкающийся вокруг, мешающий дышать.

Стены «Оракула» не покрывал ужасный кровавый узор, повторявшийся, будто цветочный орнамент, растущий прямо на глазах.

На полу «Оракула» уж точно не могло быть…

– Это кости! Что здесь…

Аид быстро прижал палец к бледным губам.

Персефона отвлеклась всего на секунду, ища взглядом дверь и молясь, чтобы она была близко, а когда повернулась, зажала себе рот свободной рукой, чтобы не закричать от ужаса – прямо перед ее лицом маячили пустые глазницы человеческого черепа, покрытого клочьями изъеденной червями иссохшей плоти. Чудом уцелевшая прядь волос на его макушке свисала до плечевых костей.

– Извините, мы спешим, – деловито сказал ему Аид.

Персефона наблюдала будто во сне, как туман подползает все ближе к ним. Клубящийся, без конца и края.

Дыхание участилось.

– Так и будешь строить ему глазки?! Он уже не ответит! – заорала она с невесть откуда взявшейся силой. – Бежим!

И тут же оцепенела, услышав голоса. Леденящие жалобные причитания теней, неумолимо покидающих свой угол. Не переставая то стонать, то шептать, то хохотать, то плакать, серые силуэты подходили все ближе, и она содрогнулась, когда обдало холодом – одна из теней коснулась ее, и это прикосновение не было фантомным прикосновением призрака. Настоящая мягкая, податливая, серая плоть. Распухшая рука. Персефона резко отшатнулась, борясь с тошнотой.

«Не смотри», – сказала она себе и, конечно же, посмотрела.

Вероятно, мальчишка. У него были широко распахнутые глаза, затянутые пленкой. Высохшее лицо окаменело в гримасе ужаса. На миг Персефоне стало жаль его, какой бы эта мысль ни казалась безумной.

Аид потянул за собой, и они, охваченные паникой, спотыкаясь, бросились к спасительной двери, но пространство будто увеличивалось с каждым их шагом. Полотна тумана впереди неумолимо сгущались, и тени перестали медлить. Теперь они с шумом проносились мимо, то задевая бегущих, то преграждая им дорогу, трогая одежду и пытаясь дотянуться гниющими пальцами до голов.

Перси отмахивалась от них, пряча лицо, а мыслями снова и снова возвращалась к воспоминаниям о соседском подростке, недавно утонувшем в море. Побережье погрузилось в траур на день, а после жизнь с нехитрыми радостями и печалями пошла своим чередом, как, в сущности, всегда. Нет, она надеялась, что коснувшийся ее мальчишка не был им, но что, если со смертью ничего не заканчивается, что, если там, на изнанке всего сущего, ты обречен остаться омерзительным чем-то, что, если…

Она пришла в себя, только осев на холодную мостовую и услышав, как дверь «Оракула» хлопнула за спинами. Свежий зимний воздух обжег щеки, и Персефона наконец смогла вздохнуть полной грудью, сразу же закашлявшись. Ее трясло. Болела рука: Аид так сильно стиснул ее, что пришлось самой разжать его пальцы.

– Что это было? – прошептала она. – Они все умерли?

Аид прочистил горло, запрокинул голову. В безоблачном небе висели диск луны и сотни звезд, бесконечно далеких, сквозь толщу времени и расстояния несущих свой свет.

– Думаю, мы видели Сайд, – пробормотал он. – Выходит, там все-таки можно побывать. Или, по крайней мере, посмотреть…

– Это не выдумка?

Он хмурился, очевидно, напряженно соображая.

– Был слух, что Дионис носился с этой идеей.

– Думаешь, это все его дурацкое вино…

– Гранатовое не-пойми-что, которое мы нашли у Двенадцати? Может быть. Скорее всего. – Он резко поднялся на ноги и протянул ладонь, помогая встать. – Что теперь будем делать?

– Не знаю, – сказала Персефона, но они оба понимали, что это ложь. Они просто постараются забыть это, выкинуть из головы, как страшный сон, и станут жить дальше. Они действительно смогли это сделать. До ночи, пока не умерла Семела. Саму ее смерть они восприняли до крайности спокойно – в отличие от подозрения, висевшего над всеми, кто был в тот час в доме Двенадцати.

== Весна ==

У Перси был настороженный вид человека, который знал, что сказал слишком много. Ари понимала – лучше притвориться, что она не встревожена этим рассказом. «Веди себя естественно».

Вместо этого она продолжала неотрывно смотреть в большие карие глаза Персефоны. Молчание затянулось. Ари слышала шум ветра, шум моря, шум в ушах.

– Вы что, – осторожно произнесла она, следя за реакцией Персефоны, – подозревали друг друга в ее убийстве?

Собеседница пожала плечами.

Ни угрызений совести. Ни оправданий.

И Ари совершенно не понимала, как на это реагировать.

– Мы немного сомневались в том, что не свихнулись после того милого свидания в «Оракуле». В тот вечер случилось что-то важное. Когда страх смерти и ценность жизни притупляется… Я не говорю, что я изменилась. Просто будто обнаружила новую грань внутри себя. – Перси поежилась, плотнее натягивая свитер.

– Поэтому вы с Аидом разбежались? Он спросил, где ты была в ночь убийства Семелы? – «Вот черт». Ари тут же прикусила язык. Иногда она ненавидела свою прямолинейность.

Персефона поперхнулась:

– Мы не…

Холодало, они повернули обратно к особняку. Ари выжидающе приподняла бровь.

– Да, он подумал, что это могла быть я. – Глаза Персефоны сверкнули, она вздернула подбородок. – Разумеется, это не так. О чем я ему и сообщила.

– А когда ты подумала на него?

– Он посмеялся, и мы переспали. Еще вопросы будут?

– Понимаю, это выглядит как допрос, и мне неловко говорить это, но… Ты не думаешь, что вы и правда могли перепить? Это точно был Сайд?

– Ты видела чудищ из Тартара, и тебе сложно поверить в ходячих мертвецов? – Один – один, она неплохо осведомлена. Ари и сама не понимала, откуда взялся этот элемент соревнования, но диалог стал походить на пикировку, а она сюда пришла не за этим.

Что-то не давало ей покоя в этой истории. Вернее, кто-то.

Дионис.

Дионис, это воплощение живой, неукротимой энергии, искал место, из которого лезут живые покойники… Несостыковка.

– Зачем ему вообще понадобился Сайд? – размышляла она вслух. – Понятно, Семела умерла, и он захотел вернуть ее. Но зачем искал Сайд до этого? Почему он вообще начал этим заниматься?

Персефона поджала губы.

– Мне казалось, вы встречаетесь.

– Я его об этом не спрашивала, – огрызнулась Ари.

– Как и я. Я не смогла помочь найти рецепт, где не пришлось бы бросаться с лестницы, травиться или что-то в этом духе. Может, у него и получилось в итоге попасть на Сайд. Не уверена.

Ари казалось, что ее голова вот-вот взорвется от обрушившейся на нее информации. «Разве не этого ты хотела? – ехидно вопросил внутренний голос. – Разве не мечтала о запутанных загадках, о магии, о двери в другой мир, об обаятельном волшебном проводнике?»

Но в реальности сверхъестественное не бывает добрым.

– Может, Двенадцать набросают коллективное заявление в полицию? Тебе не обязательно искать его в одиночестве.

Ари медленно покачала головой. Полиция? Кто знает, не взбредет ли копам в голову снова ворошить дело Минотавра? Оказавшись за решеткой, она уже не сможет помочь Дионису. Она уже просила почти каждого из Двенадцати сходить в полицию, но те лишь отводили взгляды. Все, даже Гестия. У каждого было что скрывать. И каждый имел право опасаться правосудия из-за той роковой новогодней вечеринки.

– Попросить преподавателей? Связаться с родственниками? Хоть с кем-то. Всем что, вообще на него наплевать? – Персефона еще больше распахнула оленьи глаза, но смотрели они немного дерзко, немного высокомерно. Контраст. Да она вся – нежный бутон, из-за которого успеваешь заметить шипы, только когда они уже исполосовали твои ладони.

«Перси, что за игру ты ведешь, черт возьми?»

На дорожке, ведущей к особняку, Ари заметила даму неопределенного возраста в зеленом платье, машущую им рукой.

– Я только из оранжереи, дорогая, – обратилась она к Персефоне, снимая защитные перчатки. – Что же ты не предупредила, что у нас гости. Это твоя подружка?

– Да.

Их с Перси сложно было назвать даже приятельницами. Пару раз выручали друг друга на общих лекциях, одалживая ручку или забытую зарядку для телефона. А после сегодняшней беседы Ари вообще сомневалась, что они когда-нибудь заговорят снова. Но Персефона ответила с такой непоколебимой уверенностью, что Ари и сама чуть не поверила ее словам.

– Мама, это Ариадна. Ариадна, это…

– Деметра, просто Деметра. – Она протянула ладонь для неожиданно крепкого рукопожатия. – Пообедайте с нами. Не откажете мне в любезности?

Ари принялась вежливо отнекиваться, невольно робея перед ее глубоким голосом, королевской осанкой, красотой, от которой веяло величием и суровостью. Девушка смутно подозревала, что рядом с этим семейством она выглядит, как женщина легкого поведения после очень тяжелой ночи.

– И думать забудьте, я настаиваю. Куда вы собрались? Скоро будет дождь. Ну же, девочки, давайте в дом.

– Мам, на небе ни облачка…

– В дом!

* * *

Обещанный дождь пролился ровно через пятнадцать минут, и, когда он прекратился, а Ари наконец направилась в сторону ближайшей автобусной остановки, уже стемнело.

– Ты совсем притихла, Перси. – Деметра включила в доме «Весну священную»[11]11
  «Весна священная» (фр. Le Sacre du printemps) – балет русского композитора Игоря Стравинского.


[Закрыть] и присела на ступени крыльца рядом с дочерью. – Что-то случилось?

Персефона покачала головой. «Мне нужен глоток новой жизни. Поехать куда глаза глядят. Покинуть дом. Выучить новый язык. Сесть за мемуары. Завести канарейку. Я бы хотела… Хочу взять все, что жизнь мне может дать. Хочу делать. Хочу быть. Все, чтобы найти новый паттерн. И еще мне нужен звонок. Всего один звонок, который я тоже могу приравнять к новой жизни».

– Мам.

– Да, дорогая.

– Иногда… Иногда думаешь, насколько все в жизни стало чужим. Будто на самом деле должно быть не так. У тебя было такое чувство?

– Пожалуй, да. Не могу сказать, что без ума от этой жизни. Но я наполняю дни здоровой, трезвой любовью к ней. И не падаю в бездну меланхолии, как бы сильно этого ни хотелось. Нужно анализировать то, что делает тебя счастливой. Хоть на мгновение. Что-то одно. Большего, как правило, и не нужно.

Персефона нахмурилась. Что же могло привести ее в чувство?

«Гулять среди полок с книгами, столкнуться с Аидом лбами и дразнить его за хмурый вид».

Нет, к черту такие мысли.

К черту, потому что он хотел быть приоритетом, а не одним из вариантов. Потому что умел сказать все в лицо, а не за спиной. Потому что не боялся прослыть чудаком, ведь ему действительно плевать на мнение остальных. Потому что просчитывал ходы наперед, чтобы добиться желаемого. Потому что врезался в ее память.

И к черту, потому что ее оттолкнула от него не фраза: «Ты что, убила Семелу?» Ее оттолкнула фраза: «Меня это не волнует. Если это правда ты, могу помочь утилизировать тело. Если понадоблюсь, скажи».

Ее шокировало то, насколько легко он мог поверить в ее отравляющую, порочную сущность.

С тяжелым вздохом она положила голову маме на плечо.

– Позвони уже своему аутисту, дорогая. – Деметра поморщилась, как от зубной боли.

Персефона не смогла скрыть изумления. Мать тихо рассмеялась:

– Популярная ошибка сообразительных людей – думать, что их невозможно прочитать.

– Аид ведь тебе не нравится.

– Не нравится, конечно. Вместо учебы романы крутишь. К тому же с юношей, у которого эмоциональный диапазон беднее, чем у рулона туалетной бумаги. Куда это годится? Но раз уж он тебе по душе…

Персефона медлила.

«Хватит. – Она заставила себя подняться. – Один звонок не повредит. Я воспитала свое сердце. Оно перестанет чувствовать, когда я скажу».

Вернувшись в дом, она подошла к старинному телефонному аппарату и набрала давно выученный номер.

Трубку взяли после первого гудка.

– Слушаю.

– Не отвлекаю? – Она отлично знала, что ответ будет «нет». Не сдержала улыбку, услышав паузу, представив, как Аид выпрямляется, проводит рукой по волосам, перехватывает телефон покрепче. Интересно, он сейчас в перчатках?

– Нет. – Голос привычно хрипловатый, будто от редкого использования. – Приятно снова тебя услышать. Где ты сейчас?

– Дома. – Она вложила в интонацию как можно больше скуки.

– Мать снова зовет тебя полоть грядки?

– Не-а. Сегодня она даже назвала меня сообразительной. Что думаешь? Подходящий эпитет?

– Очень. Еще властолюбивая, тщеславная, требовательная, ужасающая, напористая, вселяющая трепет и в целом очень привлекательная.

– Я впечатлена. Мне и в голову не приходило, что ты брал уроки красноречия в мое отсутствие. Только не говори, что специально перечитывал словарь.

– Само собой. Ты прервала меня в самый ответственный момент, я уже переходил к букве «б».

Пауза, прерываемая приглушенным собачьим лаем где-то вдалеке.

– Я мог бы приехать.

– Но уже поздно.

– Но я мог бы, – не уступал он.

– И дорогу размыло, кстати сказать.

– Как-нибудь доберусь.

– Тогда почему ты еще не за рулем?

Персефона отключилась и уселась на пол, бросив трубку раскачиваться в воздухе. Она прикрыла глаза и сидела так до тех пор, пока не услышала в коридоре шаги.

Чужие.

Повинуясь инстинкту, она вскочила. Запустила руку в ящик стола и вытащила темную бутылку. Интересно, приходила ли Аиду в голову мысль забрать остатки гранатового вина, перенесшего их на Сайд? Возможно. Все-таки они с ним похожи больше, чем ей когда-то казалось. Сильно ли он удивился, когда не обнаружил бутылку на месте? Наверное, нет.

В комнату зашел человек, которого она знала, только теперь его строгий костюм и очки в тонкой золотой оправе дополнял пистолет.

– Зачем ты пришел? – спросила она, аккуратно наливая вино.

– Убить тебя. Разумеется.

– Что такого страшного в смерти? – откликнулась Перси.

И залпом осушила бокал.

Часть 10. О крышах и изменах

Ари была уверена, что ей минимум два дня не удастся сомкнуть глаз ни на секунду – так много вопросов кипело в ее мозгу, и ни на один из них она пока не могла найти логичный ответ. Но, к своему удивлению, она задремала под едва различимый гул мотора и чуть не проехала свою остановку.

– Остерегайтесь любителей приключений, – добродушно бросил водитель, высаживая единственную пассажирку посреди темной улицы.

– Я и сама любительница приключений, – проворчала Ари, растерянно озираясь по сторонам. Ей категорически не хотелось покидать круг света, отбрасываемый единственным на улице фонарем. Но пришлось.

«И она вышла посреди нихуя с бесполезным разряженным телефоном и верой в светлое будущее». В детстве, когда было жутковато, Ари иногда размышляла о себе в третьем лице, как о героине какой-нибудь книги. Глупо, конечно, но когда-то ее это успокаивало. Хорошо, если бы сейчас тоже успокоило: до кампуса оставалось еще минут двадцать пешком, а Ари совершенно не помнила маршрут. Первый и последний раз она ездила на этом автобусе в день поступления. Конечно, большинство студенток ее круга уже тогда приехали на личных автомобилях, но Ари было плевать на то, как воспримут ее появление. Ее мысли занимал Эллинский университет, а особенно – колледж Эгея, который, казалось, был предназначен для нее. Место, в котором она нуждалась. Кампус, пронизанный атмосферой десятилетиями накопленных знаний, преподаватели, относящиеся к тебе как к равному, неожиданная для учебного заведения свобода – годы здесь обещали быть совершенно особенным опытом, и у Ари горели глаза, когда она шла по этой улице в первый приезд.

Очарование университета не покинуло ее и теперь, просто чувства Ари стали сдержаннее, восторги поутихли. Все-таки здесь были напряженные эпизоды, были ссоры, интриги, а сейчас университет еще и повернулся к ней магической темной стороной, изнанкой, о которой Ари так долго не знала и теперь боялась предположить, что просто сходит с ума. Но, в целом, она все еще любила это место, наполненное самопровозглашенными творцами и бунтарями. Студенты ни в чем себя не ограничивали, превращая жизни в эксцентричный перформанс, в искусство. Каждый жил в собственной фантазии, а преподаватели только подбадривали и поощряли такую внеучебную деятельность. Многие вообще не заботились об оценках.

Ари нравились даже легкие напряженность и упадничество, свойственные этому месту. И загадки. Не нравилось только то, что она не могла их разгадать. И то, что они касались лично ее и близкого ей человека. Легко быть зрителем с запасом попкорна, отстраненно наблюдающим за тайнами, а вот самой стать героем истории – это было выше ее сил.

Когда-то Ари услышала фразу «беда полностью полагается на точно выбранное время». В ее случае это подошло как нельзя лучше: она едва начала свыкаться с мыслью, что отношения могут не быть созависимыми и горькими. Ее только отпустило перманентное желание вцепиться зубами в протянутую руку. Она только перестала плеваться ядом, чувствовать немотивированную агрессию по отношению ко всему миру. Перестала вести себя, точно вооруженный до зубов задира, который воображает, будто чувства – это дуэль, а не танец. Перестала думать при взгляде на Диониса: «Мне очень нравится этот человек, но я никогда не смогу его понять». Эта мысль засела в ее голове еще с их второй встречи, которая была совершенно случайной. Настолько, что иногда Ари всерьез подозревала, что ничего случайного в ней на самом деле не было.

== Осень прошлого года ==

В тот день она зевала после очередной бессонной ночи, шаря по полкам, оставляя смазанные отпечатки на слое пыли, припудривающем корешки библиотечных книг, когда услышала знакомый голос:

– Да, я продавал здесь дурь раз или два. Почему бы и нет? Если ты заинтересован в том, чтобы словить кайф, то можно либо тратить деньги, либо собирать их. Как по мне, быть дилером лучше. К тому же из меня получается неплохой химик… Может, я ошибся факультетом?

Ари замерла, вслушиваясь в развязные нотки: кажется, пожаловал давешний знакомый, освободивший ее из полицейского участка, собственной персоной. Ей не слишком хотелось с ним пересекаться, не понимая до конца, зачем тот вообще помог, – к тому же он пришел не один. Речь его собеседника была тише и быстрее, Ари легко могла представить, как он оглядывается по сторонам, боясь, что их услышат.

– Я слышал, будто ты… как бы это сказать… – Пауза, натужное сопение.

– Натурой беру?

Собеседник издал звук, одновременно похожий на мычание и икоту.

– Черт, ты и камень разжалобишь…

Послышались шаги, наступила тишина, и Ари осторожно выглянула из-за стеллажа, молясь, чтобы они, наконец, ушли. Увиденное заставило ее тут же втянуть голову обратно и быстро сесть на первый попавшийся стул, но было поздно.

– Дарлинг! – окликнул Дионис, судя по звукам, поднимаясь с колен. – Выходи. Я вижу твои ботинки.

Мысленно чертыхнувшись, Ари быстро поджала ноги. Молчание затягивалось.

– Да выйди ты уже, наконец. Милый Адонис сейчас копыта откинет от ужаса…

Ари медленно выглянула, заранее готовясь нырнуть обратно. Но в зале оказался только ее знакомый.

– Сбежал. – Дионис со вздохом спрятал носовой платок в карман горчичного пиджака. – Дарлинг, ты все испортила. Не пойми превратно, я очень рад тебя видеть, просто он был моим… э-э-э… товарищем.

– Догонишь его? – поинтересовалась Ари.

– Никак нет, – весело отрапортовал он. – Не собираюсь я ни за кем бегать! Мои моральные принципы, знаешь ли…

– Возможно, я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, твои моральные принципы – та еще русская рулетка. – Она осеклась. Это было грубовато с ее стороны, но Дионис, кажется, нисколько не обиделся.

– Ты даже не представляешь, насколько права. – Он окончательно вышел из тени многочисленных полок и подошел к окну. – Вот же черт!

Услышав его вопль, три библиотекарши, сидевшие у входа с клубками пряжи, одновременно зацокали языками и зашикали.

– Извините, – хором прошептали Ари и Дионис.

Девушка прищурилась, оглядывая улицу. Ничего примечательного, разве что на ступеньках образовалось какое-то столпотворение с участием дионисова приятеля, которого спугнула Ари.

– Что случилось?

– Кажется, к Адонису, моему клиенту, пристали городские, а у него карманы полны таблеток. Неувязочка, конечно… Какого хрена здесь вообще забыли городские?

Ари равнодушно пожала плечами.

– Серьезно? Смотри, смотри, там еще и полиция подоспела! Спасем его, как думаешь? – Не дожидаясь ответа, Дионис поманил ее рукой и побежал к выходу.

– Поберегись! – бросил он Аполлону, сокурснику Ари, застывшему у лестницы с мечтательным выражением лица и книжкой, прижатой к груди. Тот еле успел отпрянуть, язвительно крикнув вслед:

– Трубы горят?

– Ага, медные. И не горят, а восхваляют мое величие!

– Вот же идиот…

Преодолевая очередной лестничный пролет, Дионис на секунду замер, запрокинув голову.

– Очевидный идиот всегда лучше латентного! – И бросился дальше.

Ари старалась не отставать, бодро стуча подошвами по серому орнаменту плитки.

– У тебя пунктик на спасении людей от полиции?

– Как-то не задумывался об этом, пока ты не сказала. Да? Да, наверное. – Он придержал дверь, пропуская Ари. Его громкая речь привлекала к ним внимание других студентов. – Копы просто портят все веселье, понимаешь.

Они обогнули корпус, выходя в пустующий внутренний двор общежития, где их чуть не сшибли с ног три шумных пижона, которых Ари никогда раньше не видела – наверное, это и были «городские», не студенты и не профессора, просто люди, пробравшиеся в кампус без разрешения. У стены замер Адонис, на которого надевали наручники: он не сопротивлялся, уперся взглядом в собственные ботинки, как нашкодивший школьник, вызванный к директору. Казалось, даже вздохнуть боялся. А напротив… Ари почувствовала, как руки мгновенно вспотели, а сердце забилось быстрее. Это был тот самый полицейский, который допрашивал ее в участке и у которого Дионис чудом увел ее прямо из-под носа. Она уже хотела развернуться и сделать вид, будто просто проходила мимо, перепутав корпуса общежития, как коп перестал дергать наручники и скользнул по Ари взглядом. Так, будто первый раз ее увидел. Ни тени узнавания не промелькнуло на его молодом усатом лице.

– Ну что же вы, господин полицейский. – Дионис миролюбиво развел руками, будто демонстрируя, что у него нет оружия. – Сами же знаете правила. Университет против дилеров не идет. Что вы там щупаете моего клиента? В очередь, будьте добры, еще я его пощупать не успел…

– Иди, куда шел, и подружку забирай, – равнодушно перебил коп, всем своим видом демонстрируя, что они находятся далеко не на первом месте в списке его приоритетов. – Я-то правила знаю, и ты, думаю, тоже. Никто сюда городских не приводит и не угощает.

Ари отступила на шаг. Дионис, наоборот, придвинулся ближе. Коп недовольно выдохнул:

– Ну и почему ты все еще здесь?

– Он больше не будет. Не будешь же, Адонис? Вот видите, как вы его напугали, он даже слово лишнее сказать боится. Ну же, господин полицейский, взгляните на эту хорошенькую доверчивую физиономию. Разве он похож на злоумышленника? Так, разок попробовал. Перед товарищами из города прихвастнуть хотел, а вы его сразу скрутили…

На втором этаже общежития со стуком распахнулось окно, и из него высунулась Дита.

– Адонис, я тебя совсем заждалась, – пропела она, лукаво улыбнувшись, отчего на ее румяных щеках появились ямочки. – Привет, ребята!

Ари никогда не замечала за собой романтического интереса к женщинам, но красоту Афродиты невозможно было игнорировать. Ее тяжелые волосы, то кажущиеся каштановыми, то отливающие золотом или красной медью. Ее нежные голубые глаза, глаза большие, глаза смотрящие, глаза, видящие насквозь. Не девушка, а настоящее произведение искусства, которое можно читать бесконечно.

– А вот и свидетели. Может, хотите обсудить это лично со мной в участке, господин полицейский? – Дионис доверительно склонил голову набок. – С него достаточно воспитательной беседы, не думаете?

Коп наморщил нос, отчего его усы смешно встопорщились, делая его похожим на дикого зверька:

– Не думаю, что душеспасительные проповеди входят в мои обязанности. Как и в твои – нарываться на проблемы.

– Думаю, мои текущие проблемы решились бы бокалом красного полусухого и лежанием у кого-то на коленях, пока мне читают вслух, – чуть слышно пробормотал Дионис.

Полицейский не выдавал гнева, но Ари чувствовала: он просто мечтает, чтобы в его права входила возможность пустить по пуле в лоб каждому из них.

– Что-то случилось? – Полной белой рукой Дита распахнула окно еще шире и обернулась на кого-то в комнате. – Девочки! Что? Да нет же, идите сюда! Кажется, у Адониса неприятности! Может, позвонить его родителям…

Ари невольно улыбнулась. Афродита умнее, чем казалась: репутация в городе, может, важна, но университету всегда невыгодно привлекать к разборкам главных спонсоров – родственников учащихся. Беспроигрышная комбинация.

– Пошел вон, – медленно процедил полицейский, проворачивая ключ в наручниках.

Адонис бросился к дверям, едва не запутавшись в собственных длинных ногах. Окно наверху закрылось так же резко, как и открылось.

– Воссоединение любящих душ, – со вздохом прокомментировал Дионис. – Мало ей двух парней, еще и этого захомутала. Сердцеедка…

Ари напряженно вглядывалась в лицо полицейского. Даже скандальная, прямолинейная, напрашивающаяся на проблемы часть ее характера твердила: «Ну теперь-то мы, наконец, можем уйти далеко и надолго? Сколько можно из себя дурачка строить, он же нас сейчас живьем съест».

– Дионис, да ты совсем ебнулся! – ожидаемо взорвался коп. – Я твой зад прикрываю не для того, чтобы твои подсосы эту заразу среди бела дня по своим городским дружкам разносили! Ладно, кампус. Черт с ним, тут, как говорится, кто из нас не без греха. Но город…

– Просимн… Вы ведь не обидитесь, если я буду называть вас по имени? Так вот, я понимаю ваше недовольство. Но нам ли переживать из-за таких пустяков? Вы не хуже меня знаете: ничего с этим местом не случится. – Глаза Диониса сверкнули в лучах заходящего солнца. Странное дело: в их первую встречу Ари заметила, что они голубые, сейчас же радужка казалась почти черной. – Здесь нет места переменам, потому что и завтра, и послезавтра, и еще через херову тучу лет вы будете ловить кайф от моего товара, а верхушка университета будет закрывать на это глаза.

– Думаешь, это так и будет продолжаться? Они уже планируют ввести что-то новенькое. Я и так днями и ночами дрочу на новые приказы от начальства, один тупее другого…

– А могли бы на меня, да, Просимн?

Коп побагровел, приоткрыв рот. Маска радивого служителя закона окончательно соскользнула, и сейчас Ари увидела растерявшегося человека, которому, по сути, было плевать и на работу, и на приказы. Воспользовавшись его замешательством, Дионис так ловко выхватил у него из руки крохотный бумажный пакетик, что она и глазом моргнуть не успела.

– Я это конфискую? Да? Ладно? Не устану повторять: как же приятно иметь с вами дело!

Просимн ошеломленно кивнул, будто не в силах подобрать хоть какое-то цензурное слово.

– Давай, давай, пока он не передумал! – горячо зашептала Ари Дионису на ухо, приподнявшись на цыпочки.

Они понеслись так быстро, что Ари казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет у нее из груди. Добежав до стены, Дионис ловко запрыгнул на ящики, подтянулся, склонился, протягивая ладонь. Тяжело дыша, Ари ухватилась за его теплые пальцы и, цепляясь руками и ногами за шершавые черепицы, вскарабкалась вслед за ним на самый гребень крыши.

– Позер, – усмехнулась Ари, мысленно возвращаясь к диалогу Диониса и копа.

Ее спутник изящно поклонился:

– Да! За то и любим.

В прохладном воздухе ощущалась острая горчинка, витал аромат сухой опавшей листвы. Вверху простирались золотисто-розовые облака, внизу – огромный внутренний двор, библиотека, разросшийся кампус, желтеющие леса и прозрачная гладь воды. Ари сообразила, что стоит на вершине одного из корпусов своего колледжа Эгея – одного из самых величественных мест Эллинского университета, который сейчас будто пытался дотянуться шпилями и башнями до закатного неба.

– Что ж, возможно, я зря его выбесил, и это было ошибкой. – Дионис согнулся, отряхивая колени.

Над далекой рекой плыли колокольный звон и резкие крики птиц. Ари кивнула:

– Над которой мы однажды посмеемся.

– Ага.

– Но не сегодня.

– Точно не сегодня. Сегодня мы, видимо, в полной жопе.

Пристально глядя друг на друга, они расхохотались в унисон.

– Нет, все-таки сегодня!

– Я раньше даже не задумывалась о том, что в нашем универе может происходить то, что невозможно за его пределами. – Отсмеявшись, Ари снова взглянула на кампус, свесившись вниз. – Здесь так легко провернуть запрещенные махинации. Здесь полиция тебя слушается, а во внешнем мире, скорее всего, тебе просто втащили бы, не раздумывая.

– Это ведь отдельное государство, дарлинг. Будто нейтральная территория между двумя мирами. Как будто на отшибе. Разве ты еще не заметила?

Ари прищурилась. Она только перешла на второй курс, и в начале учебного года Афина сказала ей, что это место еще откроет множество тайн. Может, только сейчас пришло время? Правда, в глубине души она надеялась далеко не на подпольный преступный мир, которого ей и так вдоволь хватило в отношениях с Тесеем.