Текст книги "ESCAPE. Приют"

Глава 6

Самсон заболел.

И день, и ночь мальчишка проводил в постели, почти не откликаясь на попытки названых братьев и сестер заговорить с ним. Коматозное состояние превращало некогда веселого и бойкого малыша в застывшую куклу, чей остов теперь лишь имитировал жизнь, но не имел с ней решительно ничего общего.

Больше всех волновалась Ада:

– Папочка говорил мне! – причитала она. – Говорил! А вы не слушали.

– Ада, – качала головой считавшая себя самой взрослой и осознанной Иви. – Сестра Александра уже объяснила, что он отравился. Он ведь лопает больше всех, ничего удивительного! Вы же знаете, что чревоугодие…

– Но, мы ели одно и то же… – возражал Боузи. – Почему мы тогда не заболели?

– А вот прочитаешь библию как следует и все про грехи поймешь! – недовольно фыркала всезнайка Ив. Казалось, на этот раз девочка не была полностью уверена в собственных словах, а потому остро реагировала на справедливые замечания. – Бог все видит, Зи-зи. Ему лучше знать.

– Если Бог все видит, то почему же он такой жестокий… – мрачно отозвался мальчик.

– Ах, Боузи! – впервые огрызнулась на своего фаворита Иви. – Побойся таких слов, иначе я пожалуюсь на тебя сейчас же!

С тех пор тему наказания Самсона Создателем дети не поднимали. Лишь пытались позаботиться о брате как могли.

Ада приносила Самсону еду и воду прямо в постель по поручению сестры Александры, Тигги и Тина несли ответственность за чтение утренних и вечерних молитв у кровати больного вслух, а Боузи и Иви предпринимали всяческие попытки разговорить мальчика.

– Самсон, ну расскажи нам про послушания с господином Камероном… – уговаривала его Ив, мягко поглаживая по руке. – Может, и силы появятся…

– Или про что-то другое… – робко подхватывал Боузи. Болезнь Самсона, казалось, помогала ему чувствовать себя увереннее. То, что кому-то рядом было значительно хуже, чем ему самому, заставляло еще недавно безымянного Малыша ценить то, что он уже имел.

– Пить… – только и отвечал названый брат.

Тяжелее всего давались привычные будни. Несмотря на то, что детскую спальню теперь омрачало страдание тяжело дышащего, мертвенно бледного Самсона – все шло своим чередом.

Расписание подопечных приюта настоятельницы было нехитрым и повторялось изо дня в день:

– подъем в шесть утра и часовые утренние чтения в святом уголке;

– завтрак;

– первый этап послушаний с сестрой Александрой, включающий в себя обучение базовым наукам;

– обед в час дня;

– второй этап послушаний, с дисциплинами «Закон божий», «Основы христианской культуры» и «Церковное пение»;

– два часа на игры на территории сада и первого этажа;

– ужин в восемь часов вечера;

– часовые чтения молитв на ночь;

– отбой ровно в девять.

Исключением в графике теперь предполагались лишь индивидуальные занятия с господином Камероном. Однако, как он объяснял детям, посвящение в новые знания ждет каждого, но поочередно и никак более.

– Мы ждем, пока восстановится наш дорогой мальчик, куколки, – повторял Камерон за общим столом. В отсутствии Самсона он никогда не называл его имени, словно хозяину дома было необходимо живое напоминание перед глазами для того, чтобы ориентироваться в шестерых детях.

Теперь казалось, что именные нашивки на форме воспитанников были предусмотрены далеко не из гостеприимства.

– Значит, пока Самсон болеет, вы нас не позовете?.. – надувала губы Ив.

– Нет, моя дорогая… – сиял от удовольствия в такие моменты Камерон. – Все обязательно будет, но позже. Позже!

Он выглядел бодрым и счастливым круглые сутки, чего нельзя было сказать о переживающих период недетского стресса малышах.

Свет вновь разогнал мрак старого дома в тот день, когда Самсон, наконец, поднялся на ноги: дети гоняли мяч в небольшом, но уютном саду, что огибал дом благодетеля со всех сторон.

Заметно похудевшего мальчишку они заприметили еще издалека.

– Эй, большой братец! – весело окликнул его Тиг. – Давай к нам!

Но стоило Самсону помахать друзьям в знак приветствия, рядом с ним вырос знакомый, старомодно одетый силуэт.

– Господин Камерон! – крикнула Иви взрослому. – Разрешите нам поиграть чуть-чуть до ваших занятий, пожалуйста!

– Пожалуйста-пожалуйста! – чуть не прыгала на месте от счастья Ада.

Но хозяин дома лишь расплылся в улыбке и, приобняв мальчика, увел его в дом.

* * *

– Здравствуйте, доктор Константин.

– Добрый день, Боузи.

Это было похоже на замыкающийся круг. Моя история погружения в удивительную альтернативную реальность, что, как позднее оказалось, кишела гнездами ядовитых змей, начиналась со звонка психотерапевту.

Сейчас же этот телефонный разговор сигнализировал о том, что мы подбирались к финалу. Все ближе и ближе.

И я боялся развязки как никогда.

Его голос звучал буднично, но без особенного, привычного расположения. Все выглядело так, словно он знал, что я позвоню. Ждал этого, репетировал и готовился.

Чуть заслышав Константина в трубке (я включил громкую связь на мобильном), Лола сразу закатила глаза, всем своим видом демонстрируя, что голоса мужчины для составления психологического портрета ей было достаточно. Оуэн же просто решительно кивнул.

Нашу маленькую авантюру мы проворачивали именно в таком составе, в кабинете местного босса. Бывшую жену Джереми я захотел пригласить сам. Почему-то после питчинга Лолы в главном зале мне казалось, что в ситуации с предполагаемыми абьюзивными отношениями ее присутствие не будет лишним.

Дядя мое решение не оспаривал.

– Как… поживаете?

Лола бесшумно ухмыльнулась.

Я в свою очередь начал диалог официозно – отнюдь не просто так. Константин был слишком умен, но я, как мне казалось, мог потягаться с ним в хитрости. Именно поэтому, со старта, предпочел играть дурачка, желающего принести себя в жертву на блюдечке: вот он я! Маленький дурачок Боузи, обращаюсь сразу на «вы», по понятным причинам! Да, да, я пришел каяться, помогите же мне! Не последнюю роль в моем желании побравировать излишней жертвенностью сыграл дядя:

«Если бы я не знал тебя дольше срока текущей жизни, тогда в нашем первом диалоге я подумал бы, что ты не боишься, а изображаешь из себя овечку. Для того, чтобы умыть руки, – справедливо заметил он еще перед тем, как мы посвятили в нашу идею Лолу. – Ты изменился и теперь стал намного смелее. Но он не знает об этом, мой мальчик. Он даже не догадывается, насколько ты силен».

– Очень даже ничего, Боузи, – тянул слова Константин. – Ты что-то хотел? Сейчас мое рабочее время.

– Я помню, – честно отозвался я и вдруг беспомощно залепетал: – Просто… Знаете, я подумал, что хочу вернуться в терапию…

В трубке повисло многозначительное молчание.

– Доктор Константин? – не унимался я. – Я понимаю… Все понимаю, но и вы поймите, ни с одним психотерапевтом…

– Что об этом думает ваш новый друг, если позволите так его назвать? – вопрос моего бывшего врача завершился тихой, но все же легко читаемой насмешкой. Однако я заметил, что он словил наживку и тоже обратился ко мне на «вы». – Не ставите ли вы меня под потенциальный удар своим, должен признаться, весьма похвальным решением?

– Не… ставлю, – я посмотрел на Оуэна, который лихорадочно кивал на все, что я говорил, и жестами призывал меня сохранять спокойствие. – Вы знаете, он оказался… совсем не таким, как я предполагал.

– Что ж… – теперь доктор не утруждал себя тем, чтобы скрывать удовольствие от сказанного. – В этом нет ничего удивительного. Но, я предполагаю, это и станет темой нашего завтрашнего разговора?

– Завтра? – на секунду растерялся я.

Лола затрясла кулаком в воздухе, чтобы я обратил на нее внимание. И она, и Джереми продолжали инициативно кивать. Мол, соглашайся!

– Да, завтра… Я могу. Я как раз не работаю…

– Очень хорошо, Боузи, – уже практически пел мне Константин. – Буду ждать вас в полдень. Адрес, полагаю, вы помните.

– Безусловно… Огромное вам спасибо!

Я нажал отбой и очень шумно выдохнул.

– Молодец, мой мальчик! – ликовал дядя. – А ну-ка…

Мы отбили друг другу пять.

– Господи, прости, – хохотнула Лола. – Лучшие подружки уговорили красавчика на свидание, не иначе. И давно вы так себя ведете?

– Ой, Ло… – отмахнулся от нее Джереми.

– Вы, конечно, шустрики, – женщина вновь заняла свою самую уверенную позу – сложила ногу на ногу. – Что, пупс, сохнешь по этой Ири?

– Иви, – негромко поправил я. – Просто, понимаете, мы росли вместе. Я не могу допустить, чтобы она… пребывала в опасности.

– Ага, – Лола прищурилась. – Снова, как я понимаю? Это же она была твоей подружкой по несчастью тогда, в детстве?

Я сглотнул, ожидая, что Оуэн вмешается в диалог. Но тот испытующе молчал и, казалось, ждал ответа не меньше, чем его экс-супруга.

Еще бы. Он так жалел о том, что не мог быть рядом с «новой версией» Реймонда, когда тот только появился на свет. Что он не дал ему возможности прожить счастливое детство, мягко подготовив к ужасному грузу чужих воспоминаний, что так или иначе ожидали его впереди…

– Боузи? – мягко окликнул меня Джереми. Чем больше я погружался в ситуацию с Иви, тем чаще возвращался к своим исходным навыкам отрубаться от реальности прямо во время разговора.

Я мог лишь радоваться тому, что решил восстановить детские воспоминания сейчас, а не позднее. Отрывать все прикипевшие к моей коже пластыри стоило одновременно. Закончили с Бодрийярами, покончим и с этим.

– Да… Да. – Я тряхнул головой. – Лола права. Но, я не готов об этом говорить. Вы же не обидитесь?

– Ну, что ты, – женщина хмыкнула. – Нормальный, взрослый ответ. Не все готовы демонстрировать свои травмы миру через рупор, как Джерри.

Я глянул на Оуэна, поджав губы. Тот нехотя, но все же кивнул – вынужденно согласился.

– Так, ну, что же, котики, – обратилась к нам Лола с привычной присказкой. – Расскажите-ка мне свой план. Я поняла, что есть мозгоправ с мозгами набекрень, который, скажем так, не принимает ваше мировоззрение и является сомнительным чубчиком по своей сути. И есть зазноба пупса, которая ему назло отморозила уши – то есть начала встречаться с его бывшим врачом-специалистом.

– Примерно верно… – криво улыбнулся я. – С разницей в том, что Иви не умеет делать «назло». Она как бы сделала это, спасаясь от ситуации. Тогда мы разругались из-за эпизода с квестом Джереми. А я, в конечном итоге, наладил с ним отношения, потому что…

– Ну, конечно, золотце. Потому что старый друг – лучше мертвых двух? – с ухмылкой глянула на меня Лола.

Мощнее триггера для меня было и не придумать.

Только вот главная болевая точка в этой фразе таилась в страшной правде:

услышав шутку Лолы, я подумал совсем не про Реймонда и Германа, которых она, очевидно, и имела в виду.

– Трех, – тревожно сглотнул я. – В случае, если старый друг – это Иви, конечно.

* * *

Роковым вечером в доме господина Камерона отсутствовало электричество. Холодная тьма ложилась на старомодные интерьеры тяжелым черным одеялом, съедая и вездесущую дубовую отделку, и бессмысленные обои с цветочным узором.

Дети стояли у святого уголка на коленях и молились при свечах.

Самсон посещал индивидуальные занятия с хозяином дома уже целых две недели и, хоть и был теперь здоров, худел с каждым днем, становился все бледнее и практически не разговаривал. Точнее, он пытался отвечать на вопросы и даже смеялся над подшучиваниями Тига, однако все его действия выглядели будто сцены из старого, трижды замедленного кино. Вот он открывает рот, и только лишь через пять-шесть секунд на его губах начинает играть веселая улыбка. То же – и со словами. Для того чтобы разобрать речь Самсона, нужно было вспоминать чтение по слогам:

– Ба…Бу…Ля, – пытался произнести любимое слово мальчик. – Ба… Бу… Ля.

А в перерывах между слогами Самсон глотал воздух ртом, будто измученная рыбешка.

Привычные игры и даже еда для него теперь интереса не представляли. Лишь собственное «сокровище» мальчишка продолжал класть под подушку каждый день, перед сном. Дети практически не встречались с названым братом – большую часть дня тот проводил с Камероном и возвращался лишь ночью, когда все уже глубоко и долго спали. Так и получалось, что единственным свидетельством о том, что Самсон все еще оставался тем самым Самсоном, которого они знали, была трубка его Хранителя.

– …и видел Иосиф сон и рассказал братьям своим, а они возненавидели его еще более. Он сказал им: «Выслушайте сон, который я видел. Вот, мы вяжем снопы посреди поля; и вот, мой сноп встал, и стал прямо; и вот, ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу…» – монотонно читала Иви «Сны Иосифа»[5]5
   Бытие 37:5 – 20, Ветхий Завет.


[Закрыть]. – И сказали ему братья его: неужели ты будешь царствовать над нами? Неужели будешь владеть нами? И возненавидели его еще более за сны его и за слова его.

– Как же не хочется на эти послушания, даже если они и вправду нужны для семьи… Как же страшно… – тихонечко жаловалась Тине Ада. – Самсона теперь и ночью не дождаться… Неужели и нам так придется? Что же там такое происходит?

– У него есть ангел-хранитель, его бабуля… – тихо шептала Тина в ответ, пытаясь успокоить малышку. – А хочешь, мы с Тигом попросим нашу сестру приглядывать за ним тоже?

– Хочу… – кивала Ада. – Но боюсь, что все уже плохо, Тина… Его забирают на рассвете и возвращают, когда мы уже спим!

– Тихо! – шикнул Тиг на девочек. – Сейчас наша праведница разорется. Берите пример с новенького, слушайте молча.

Но Боузи молчал не потому, что был заинтересован в святых писаниях. Его беспокоил навязчивый темный силуэт в противоположном углу комнаты, что выделялся своим образом на стене, даже при полном отсутствии света. Вся эта фигура будто бы была страдальчески согнута и подергивалась.

– Я просто… – шептал мальчик не в силах оторвать взгляда от неясной картины и повернуться к названым братьям и сестрам. – …Там… Тень!

– Что, твой дядька пожаловал? – издевательски подметил Тиг. – Решил подучить Ветхий Завет?

– …и он рассказал отцу своему и братьям своим; и побранил его отец его и сказал ему: что это за сон, который ты видел? – Ив не прервала чтения, но начала произносить следующие слова нарочито громко. – Неужели я и твоя мать, и твои братья придем поклониться тебе до земли? Братья его досадовали на него, а отец его заметил это слово.

– Это не мой дядя, – также шепотом произнес Боузи, но на этот раз так твердо, что ответные шутки были неуместны.

Все воспитанники, за исключением читающей Иви, обернулись.

В комнате появился свет.

– …и нашел его некто блуждающим в поле, и спросил его тот человек, говоря: чего ты ищешь?

– Ребята! – Боузи заговорил громче. – Ребята, посмотрите!

– Зи-зи, во имя Создателя! Да что за…

Но не успела Иви договорить, как свет вновь погас. Послышался плач.

– Ада, прекрати! – повысила голос Ив.

– Это не Ада, – дрожащим голосом ответил ей Тиг.

– Значит, Тина! Тина, хватит рыдать! Вот, послушайте! – девочка по-прежнему не отрывалась от книги и так четко, как могла, продолжила проговаривать слова: – И сказал тот человек: они ушли отсюда, ибо я слышал, как они говорили: «Пойдем в Дофан». И пошел Иосиф за братьями своими и нашел их в Дофане.

– Иви, никто из нас не плачет! – тревожно воскликнул Боузи. – Посмотри же!

И стоило девочке, наконец, обернуться – комната залилась светом.

У той самой стены, что будоражила сознание мальчика все это время, стояла, согнувшись в три погибели, дряхлая старуха. Вся ее бесплотная наружность трубила о том, что пожилой дамы – давно, очень давно – не было в живых.

Остатки былой роскоши в виде пышного, светлого платья лохмотьями свисали на костях. То были не руки и не ноги – настоящие кости, между которыми гнилыми, тонкими прожилками собирались остатки плоти.

Ее волосы, некогда собранные в высокую прическу, теперь выбивались из пучка, делая образ старой женщины еще более небрежным и жутким. Ее челюсть свисала вниз, свободно болтаясь, потому как на лице неведомого существа не было ни кожи, ни мышц, что могли бы удерживать составляющие черепа вместе.

Старуха содрогалась от плача и кашля. Из грудной клетки, что, к счастью, была закрыта тряпьем, поднимались струйки дыма.

– Самсон… – тяжело звало ни живое, ни мертвое существо. – Самсон!

Никто из детей не осмеливался даже моргнуть. Всепоглощающий страх – тот страх, что был сильнее кошмаров, которые заставляют нас рыдать от ужаса, сковывал их руки и ноги, словно железные путы, а челюсти были сжаты в тиски.

Первой наваждение сошло с Тины. Набравшись смелости, она прокричала:

– Читай, Иви! Господом-богом молю тебя, читай!

Ив не могла пошевелиться. В руках она сжимала книгу, но глаза ее были устремлены вглубь комнаты – туда, где кашляла, рыдала и звала их брата мертвая старуха.

Боузи почувствовал, как на его плечо легла большая, теплая ладонь. И только он хотел обернуться, как вдруг услышал спокойный, взрослый голос где-то рядом с ухом:

«Не смотри на меня. Читай».

Книга, что еще мгновение назад была в руках девочки, опустилась в ладони Боузи. Он видел длинные белые пальцы, что держали святое писание перед ним, но не рисковал ослушаться и посмотреть назад.

– И, увидев его идущим к ним, со злобой сказали друг другу: «Вот, идет сновидец…» – мальчик запинался, пытаясь уловить тяжелый слог. – И когда Иосиф приближался к ним в поле, они договорились убить его, сказав: «Пойдем теперь, убьем его и бросим его в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел его». Затем со злорадством они добавили: «И увидим, что будет из его снов»…

Плач старухи стал громче.

– …и услышал сие Рувим и избавил его от рук их, сказав: не убьем его. Не проливайте крови; бросьте его в ров, который в пустыне, а руки не налагайте на него! Что пользы, если мы убьем брата нашего и скроем кровь его? Пойдем, продадим его Измаильтянам, а руки наши да не будут на нем, ибо он брат наш, плоть наша!

Свет пропал. Ада, наконец, избавившись от жуткого ступора, зарыдала навзрыд, вызывая цепную реакцию. Стоило голосу девочки пронзить сгущающуюся тьму, заплакали и Тина с Тигом, и Иви.

Но Боузи продолжал читать, чувствуя себя защищенным. Тонкая ладонь все еще сжимала его плечо:

– …и взяли одежду Иосифа, и закололи козла, и вымарали одежду кровью, и доставили к отцу. Он узнал ее и сказал: это одежда сына моего; хищный зверь съел его; верно, растерзан Иосиф… И собрались все сыновья его и все дочери его, чтобы утешить его; но он не хотел утешиться и сказал: с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю!

Послышался стук. Освещение вернулось.

На месте проклятой старухи в углу прямо на полу лежало «сокровище» Самсона.

Бабушкина трубка.

Глава 7

Несмотря на то, что мы с доктором Константином занимали позиции по разные стороны баррикад, теперь, мысленно возвращаясь в свой давно преданный забвению детский опыт, я все чаще думал о его словах:

«Гоняясь за призраками, ты перестаешь замечать реальных людей вокруг себя. Однажды для осознания станет слишком поздно – даже живые присоединятся к рангу тех, кто тебя интересует больше всего».

Естественно, в тот момент времени он имел в виду себя и Джима.

Но сейчас, имея неплохую коллекцию уже разрешенных жизненных трудностей за плечами, я мог взглянуть на эту позицию шире. С той самой стороны, что категорически мне откликалась.

Я в действительности предпочитал копаться в прошлом давно ушедших и погружаться в ту боль, что успела хорошенько выветриться за последние двести лет. Полностью игнорируя то, что на самом деле могло являться львиной долей причин моих психологических трудностей. Ответ на вопрос «Почему?» был очевидным: так было легче.

Все это время история семейства Бодрийяров представляла из себя ярчайший образец той самой защитной копинг-стратегии.

Казалось, что в этом и состояла мирская суть.

Мы были готовы выслушивать посторонних, зарываться в чужие несущиеся потоки боли, анализировать их подетально и даже искать решения. Лишь до того момента, пока происходящее не становилось частью нас. Но стоило нам лишь на мгновение ощутить свою сопричастность – мы предпочитали избегание. Прятались, молчали или придумывали альтернативные объяснения. Все что угодно, лишь бы только не начинать свой путь выздоровления с того самого места, которое и представляет собой главную болевую точку.

Однако в моем случае без этого было не обойтись.

Все было связано. И даже если на данном этапе, встретившись и объединившись с Джереми, я начал разбирать свой внутренний пазл с конца, в начало так или иначе мне приходилось возвращаться.

Я проглотил эту травму. Съел эту боль, но не пережевал и не выплюнул. И только сейчас, навсегда поставив точку в «альтернативной реальности», я был готов добежать до старта. И, наконец, ответить себе на вопрос: «Почему все это всегда происходило именно со мной? Не с Риком, не с Джией, не с Гордоном? Почему никто из моего окружения самых нормальных людей (при всем уважении, дядю я в счет не брал) никогда не сталкивался ни с чем подобным? И почему же Иви оставалась рядом все эти годы, ни капли не считая меня странным?»

Банальная фраза о том, что «все родом из детства», здесь была как никогда кстати.

– Мря!

Лютер утомился от моего хождения из угла в угол и, забравшись на журнальный столик, удобно приставленный к дивану, громко и ржаво выразил свой протест.

– Я не специально, – тихо оправдывался я перед котом. – Мне правда плохо.

– Ого!

Гостиная и кухня в доме Оуэна были практически единым пространством. Небольшая декоративная полуарка в счет не шла. В проем все было хорошо видно. Вот и сейчас я мог наблюдать за тем, как Оуэн пытается приготовить для меня скрэмбл[6]6
   Боузи так пафосно называет яичницу-болтушку.


[Закрыть] и ничего не спалить. А также слышать его безосновательно восхищенные возгласы.

– Это звучало очень по-взрослому! – так же инициативно продолжил он. – То, что тебе плохо, – естественно. Мне плохо даже от одного словосочетания «доктор Константин», а ты уже через час к нему выезжаешь.

– Мне плохо не из-за этого. – Я с шумом выдохнул, взял Лютера на руки, давая питомцу возможность удобно расположить передние лапы на моем плече, и прижал его к себе покрепче. – Ты же уже все понял из моих ломаных диалогов с Лолой, давай не играть в Мистера Букву.

– Понял, конечно. – На кухне запищала плита. – Просто пытаюсь решить, стоит ли поднимать эту тему или же, в рамках ситуации с Иви, это будет лишним.

– Это все одно и то же.

Я проследовал на кухню и устроился за столом. Завтрак был подан. Оуэн разложил блюдо на тарелке так, что подгоревшую сторону было почти не видно.

Но я чувствовал адский голод и съел бы все, будь оно хоть полностью черного цвета.

– Отпусти кота только, – улыбнулся мне дядя, присаживаясь напротив. – И приятного аппетита.

– Спасибо.

Я аккуратно спустил Лютера с рук и тот устроился в моих ногах, принявшись охотиться на домашние носки.

– Ты хочешь об этом поговорить или все же нет?

– Ну, записывать все свои всплывающие воспоминания на кассеты для того, чтобы передать их тебе, я не буду, так что…

Джереми закатил глаза.

– Боузи, что ты имел в виду под фразой «одно и то же»?

– Твой опыт научил меня тому, что все, что с нами происходит, чаще всего связано между собой. Одно как бы вытекает из другого.

– Это верно. – Оуэн сдвинул брови. Очевидно, то, что я не говорил прямо, его не устраивало.

– Собственно… – снова шумно выдохнув, я взял вилку в руки. – В моем детстве все было не так уж и просто. Но до ситуации с Иви я как бы старался… об этом не помнить. Я и сейчас могу восстановить события лишь частично. Я хочу сказать, я только начал этим заниматься. И пока что мне доступно совсем немного.

– Значит, – прищурился Джереми, – с Иви в твоем приюте произошло что-то плохое?

– В том-то и дело, – я пожал плечами. – Ей повезло. Нам троим повезло. Мне, Иви и Тине.

– Сколько же вас было изначально?

– Шестеро.

– Ты хочешь сказать, что…

– Что с другими детьми случилось что-то необратимое. Все верно.

Мужчина отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку стула.

Тема насилия над младшими, как я знал, давалась ему тяжело даже в рамках диалога, по понятным причинам. В конце концов, дневник Реймонда он прочесть так и не рискнул.

– Так. – Оуэн откашлялся и сжал свою переносицу большим и указательным пальцами. – Это было сексуальное насилие?

– Нет! – я в страхе покачал головой. – По крайней мере, я не думаю, нет. Это была… религиозная организация. Называлась «Приют сестры Александры».

– Услышал. – Он не поднимал на меня глаз. – Адрес? Имена оставшихся троих детей? Может быть, еще какая-то осязаемая конкретика?

– Тиг – близнец Тины, Ада и Самсон. Адреса я не знаю и запомнить не мог. Мы жили в большом, старом доме. Что-то сравнимое с особняком Бодрийяров по масштабам, но ремонт был сильно вычурней… И везде эти… Обои с цветочками.

– Цветочки нам помогут вряд ли…

– Я понимаю, – я вдохнул, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее, руки холодеют, а к лицу, напротив, стремится кровь. Прилив адреналина. – Про сестру Александру и так ясно из названия организации. Благодетелем, который предоставил дом для нашего проживания, был некий «господин Камерон».

– Как?

– Камерон.

Джереми нахмурился.

– Нет, пока ничего знакомого.

– Ну, еще бы. – Я сжал челюсть, пытаясь дышать через нос, и помолчал пару мгновений. – Извини, это дается мне непросто.

– Я понимаю. Но если тебе становится хуже, значит, мы подбираемся к сути. Что делал этот господин Камерон?

– Проводил послушания.

– «Послушания»?

– Индивидуальные занятия.

– И что на них, эм… Преподавали?

– Я не знаю. Я не успел посетить ни одно из них.

– Дьявол. Ну хоть что-то.

Мой дядя поднялся со стула и подошел к окну. Так он часто поступал во время наших с ним диалогов в кабинете на втором этаже клуба. Далее он собирался говорить со мной только из-за спины.

– Иви была каким-то образом травмирована этим Камероном?

– Не знаю… – я задумался. – Мы все были, в той или иной степени. Все началось с Самсона и потом… Знаешь, мы видели странные вещи. Все дети, кроме меня, были глубоко религиозны, а потому сводили все то к Божьей каре, то к Божьему чуду. Например, они утверждали, что Герман – мой ангел-хранитель. Или просто Хранитель. И что у них есть такие же. Родственники, которых они никогда не видели.

Вопреки моим ожиданиям, Джереми тревожно обернулся:

– Повтори, пожалуйста?

– Родственники, которых они никогда не видели.

– Нет, не это. То есть это тоже важно, но я хотел спросить о другом. Ты упомянул Германа.

– Да, – я кивнул. – Что тут странного?

– Ты никогда не говорил о том, что видел его в детстве.

– Сколько себя помню. Ну, – я сдвинул брови. – Я не знал, что это Герман, конечно. Но я отчетливо помню, что он меня защищал.

– Ты хочешь сказать, что вспомнил обо всем не в двадцать два года, как я?

– Нет, – я пожал плечами. – Он был со мной всегда. В виде тени. В виде, гхм, руки помощи, я не знаю. Но он был. И тогда я знал, что это – мой дядя.

– А потом?

– А потом…

Я закрыл глаза, пытаясь понять, что конкретно из внутренних позывов заставило меня замолчать. Секунда. Две. Три.

Ничего.

Темнота.

И осознание.

– Я забыл, – я испуганно посмотрел на Джереми. – Я забыл об этом! А когда стал ходить на терапию к Константину, то начал вспоминать, но он убедил меня, что это – мой внутренний режим.

– Внутренний… чего?

– Не важно, это… схемная терапия. Не имеет значения.

Заметив, что я слегка потерялся в собственных размышлениях и теперь начинал из-за этого нервничать, Оуэн увел тему в иное русло:

– Ты сказал, что другие дети тоже видели этих… Хранителей?

– Да, – в подтверждение я кивнул. – У Самсона была бабушка, у близнецов – сестра, у Ады – папа.

– А у Иви?

– Я… не помню.

– Боузи, ты уверен, что другие дети видели то же, что и ты? Это не было игрой?

– Я уверен. Бывали моменты, когда мы могли увидеть чужого ангела-хранителя, но всего лишь раз. И потом – больше никогда.

– Почему же?

Я промолчал. Пробелы в воспоминаниях не позволяли мне смириться с тем, что я уже смог восстановить в своей голове. Отказывались выдавать неосознанный ужас за реальную картину произошедшего.

– Боузи.

Дядя положил мне руки на плечи.

За время моего краткого «отсутствия» в текущей временной линии он успел встать за моей спиной.

– Спасибо, что рассказал. Пока что я услышал достаточно для того, чтобы помочь тебе найти связку между тем и другим.

Я попытался оглянуться на Оуэна, но тот настойчивым движением рук заставил меня откинуться на стуле.

– Пожалуйста, перестань думать об этом. Даже если проблема с Иви чуть глубже того, что мы видим, сегодня от тебя требуется лишь провести прием по намеченному плану. И больше ничего. Ты сможешь мне довериться?

– Да.

– Хорошо.

Сказав это, Джереми ушел в свою спальню и, как я уже мог распознать по звуку, принялся собираться.

* * *

– Боузи, как прошли ваши последние пару месяцев?

– А ваши?

Константин рассмеялся.

Стерильно-светлая атмосфера кабинета специалиста не успела преобразиться. Боль продолжала оставаться в этих стенах, но не распространялась по их идеальному покрытию чернильными пятнами, нет. Она будто выветривалась во время санитарных дней, обозначенных в графике работы частного пространства, предоставляемого под аренду.

– Полагаю, я должен извиниться.

Доктор мягко улыбался, наблюдая за каждым движением своего блудного пациента. Я чувствовал себя мухой, которая предпочла прилипнуть к паутине добровольно. Препакостные чувства по отношению к сложившейся имитации приема были ожидаемы.

– За что? – криво растянул губы я.

– Ну, – Константин снял очки и положил на тумбочку возле себя. – Можно утверждать, что я нарушил врачебную этику, и неоднократно. Кроме того, будучи вашим другом какое-то время, я не вмешался в критическую ситуацию, которая и вернула вас ко мне.

– Дружба стерпит все, – я постарался произнести эти слова без сарказма.

– Наша – не стерпела.

Между нами повисла пауза.

– Что ж, Боузи, – возобновил диалог доктор и сделал особенный акцент на следующих словах: – Я приношу вам свои искренние извинения.

– Я… их принимаю, – тихо отозвался я.

– Более того… – продолжал будто бы задабривать меня Константин. – После того, что произошло между мной и вашим другом, я многое переосмыслил. И даже прошел профессиональную переподготовку.

– Гм.

– Сейчас я работаю в рамках совершенно другой системы, не считая схемную терапию актуальной. И, если вы позволите, с самого начала нашего с вами взаимодействия я бы хотел очертить некоторые рамки.

– Что? – непонимающе отозвался я.

– Я больше не ваш психотерапевт.

Где-то я это уже слышал.

– Я более не возьму на себя ответственность по назначению лекарств, но и не перейду границу делового общения. Я предлагаю вам собственное общество в роли психолога. То есть ваше лечение будет проходить только лишь с помощью терапии.

Если бы этот змей выписал мне рецепт, я бы все равно его выкинул прямо за дверью. Поэтому его новая позиция никакой погоды для текущей ситуации не создавала абсолютно. Однако я был достаточно смышлен для того, чтобы понять, что Константин к чему-то ведет. Намеренно вырезает из своего перечня услуг те точки взаимодействия между нами, что однажды меня от него отвадили.