Текст книги "Мои Белые Боги"

 
Что же привезти моей милой
Какой подарок, какой подарок
Ты хочешь, любовь моя
С далекого пути
Привезу цветов, ароматов, духов,
ткани на платье, алого на юбку,
жемчугов нитью привезу.
Будешь самой красивой,
ты будешь самой красивой,
Ярче, чем в моих снах, моих
долгих ярких снах в разлуке с тобой.
Дай вдохнуть аромат волос твоих,
твоей кожи запах манит,
Насмотреться на тебя любовь моя, дай.
 

Напевали вестники и риспийцы. Слова простые, мотив приставучий. Грис пустил силу поиграть и получилась настоящая музыка. Саша сама не заметила как начала пританцовывать и, не попадая в такт, тихо напевать «что привезти милой, какой подарок, какой подарок…». Под эти слова она наткнулась на мечту. Не на свою, правда. Она не питала большой любви к золотым украшениям, но глядя на десяток больших подносов сплошь усыпанных мужскими и женскими украшениями подумала, что вот это всё отдельно можно назвать кладом. Золотые пластины-накладки, широкие браслеты, короны с узором рыбьей чешуи, жесткие подвески на шею и грудь, колье и кольца в форме драконов, много красивых камней, изумительно ограненных и сверкающих в золотистом свете подземелья. Перебирая камушки, Саша подумала: – Как жаль, что поблизости нет магазина, чтобы обменять эту прелесть на нормальную еду, ткани, книги, одежду…, – и пусть магазинов не было, она находила странное, доселе незнакомое удовольствии в перебирании камней и украшений. Один Отика выбивался из общего настроения и ворчал о несерьезном отношении к досмотру.

– Сегодня – хороший день. Повеселимся: мы все этого заслужили, – парировал Грис.

– Ты еще помнишь, что такое радость? Здесь это дорогостоящая глупость. Ты уверен в безопасности наших братьев? – хмуро сказал Отика и многозначительно посмотрел на скачущих по верхам вестников.

– Все под присмотром, – уже не так уверенно ответил Грис, вздохнул, мотнул головой и добавил: – не нагнетай.

– Металлы, металлические изделия, украшения, слитки, камни, оружие мориспен на вроде вогнутых мечей с зубцами лежали на стеллажах. Возле каменного ящика кремового цвета Грис и Отика задержались особенно долго. В ящике лежали совсем маленькие и прозрачные камешки. Это особые камни. Они не водились залежами в родном мире вестников, эти камни находят по одной штуке в самых неожиданных местах. Даже в сетях рыбаков можно случайно обнаружить этот необычный камень и только в одном экземпляре. Камень отличается особой прочностью. Его могут разломать только драгэти, при этом выделяется такое огромное количество энергии, что приходится уходить подальше от жилых территорий, а лучше подниматься в миры.

По хранилищу пронесся призывной вопль: – Грис! Грис! Грииисс! Что это такое? Мы тут нашли такое!

В первом боковом хранилище, где не было стеллажей, на стенах висели вытянутые черные прямоугольники. На низких полках и столах с перегородками лежало то, что Саша бы назвала компьютерной начинкой. С изумлением она смотрела на материнскую плату, рядом лежит один в один картридер только без надписей, процессор, небольшие бобины с проволокой и кабелем и множество того, что можно назвать инструментами вплоть до пилы и молотков и молоточков. На поверхности стола имелись тусклые рисунки. По Сашиной реакции вестники поняли, что всю эту груду вещей непонятного назначения она раньше уже видела.

– На Земле мы научились делать устройства, способные хранить много информации: музыка, книги, история…как ты говорил: хроники. Эти устройства способны выполнять за нас некоторую работу, делать нашу жизнь безопасней. Как еще объяснить, – раздумывала вслух Саша под заинтересованными и пока не понимающими о чем речь взглядами вестников. Они слушали и не то чтобы совсем не верили, но так настороженно «уточняли»: мол, ты уверена?

– Все устройства соединены интернетом. Интернет – это вроде коллективного разума. С помощью интернета можно отправить сообщение любому человеку на Земле.

– Славно, – будто из вежливости сказал Аклос. Повисла пауза и, указывая на прямоугольники на стене, сказал Грису: – Они не живые. Оживи их, драгэти.

Живое электричество соскользнуло с рук драгэти, живым ручьем потекло по каменному полу, поднялось по стене. Черные прямоугольники тонкие, как земной картон и на одной выпуклости на стене особенно хорошо видно, как прямоугольник обтягивает эту неровность, словно плотные колготы обтягивают коленки. Первой мыслью, конечно, было то, что это мониторы – устройства для вывода информации, но толщина и гибкость прямоугольников смущали, и Саша вместе с остальными ждала ответа на вопрос: что же это такое. Волнительное ожидание затягивалось. Отика потянулся вперед, Перекоос с интересом оглядывал прикрепленные к стене прямоугольники почти вплотную, еще немного и самый любопытный вестник начнет их трогать и, возможно, отдирать со стены, чтобы разглядеть; у бородача Аклос в глазах загорелся любопытный огонек. Вдруг от стены что-то тихо щелкнуло, следом послышалась череда щелчков. Черные прямоугольники вспыхнули одной картинкой, будто в отделе телевизоров поставили общее транслируемое видео на паузу. На экранах замерла чужая жизнь, и настолько чувствовалось это «чужая», что даже Саша готова была спросить: – Это Горыянцы?

Потому что это был не Горыянцы. В серо-зеленых небесах мирно спали белые облачные озера, вовсе не видно лун. Замерзшая картинка ожила. Камера летела над белым, удивительным городом. Он весь словно вырезан опытным мастером кружевных дел. На белоснежных, каменных площадках, выложенных шестиугольниками, стоят летательные корабли. Они сделаны из серого матового металла, окна у них выпуклые, как глаза у мухи. Корабль немного разогнался по взлетной полосе, взмахнул крыльями, как это делает птица и взлетел, чтобы присоединиться к другим летающим «птичкам», выписывающим в воздухе мертвые петли, как незамысловатый трюк перед серьезным, длительным полетом.

Этот город похож на огромный муравейник, но не с тем отрицательным оттенком с каким говорят о крупных земных городах. Это хорошо отлаженный, светлый, продуманный до мелочей красивый город, созданный с заботой о множестве обитателей. Вот идут одетые в хорошие одежды люди, они выглядят здоровыми, а вот эти двое даже упитаны, вот эти тащат какой-то ящик и с улыбкой переговариваются. Вот мориспен в золотых пластинах и посохом уселись на хрустальные качели. В городе много зелени: мхов и растений, похожих на суккуленты. Ощущение благости и гармонии льется через экран.

Грис отозвал умное электричество. Экран погас. Всё понятно без слов: никому не хотелось говорить о том, как ужасно «грохнулся» далекий мир мориспен на головы беззащитных людей. Не хотелось думать о том, что испытали выросшие в таком городе люди, которых первыми заперли в клетки. Мирное, дружеское соседство обернулось трагедией. Возврата в этот мир нет. Он остался только в памяти компьютера набором информации.

В молчании вестники покидали эту часть хранилища и лишь мельком обследовали другие промежуточные отсеки также забитые техникой.

– Возьмем в укрепление, там досмотрим, – сказал Грис, провожая вестников взглядом.

– Как же они до этого дошли? – задумчиво задал вопрос в никуда умник Отика, пожал плечами и добавил, – для этих двух рас дороги назад нет.

– Это и ёжику понятно, – серьезным тоном сказал Грис. Эта земная фраза не должна произносится так серьезно и Саша поневоле улыбнулась и протянула: – ну…

– Ты начал ее цитировать, – иронично приподнял бровь Отика. Из глубин хранилища раздались новые позывные:

– О! Смотрите-ка!

– Что тут у нас! Вот это да!

– Не думал, что буду так рад этому…

– Свершилось! – подытожил бородач Аклос и хор голосов позвал: – Грис! Грис! Гриииссс!

Саша с Отикой сделали несколько шагов в сторону выхода и, не сговариваясь обернулись назад, потому что Грис остался стоять на месте. Он разглядывал стол, его взгляд сосредоточился на месте между двумя материнскими платами и шлейфами. Грис осторожно подвинул одну деталь, вторую, все содержимое стола было перенесено силой на соседний стол, а этот оказался свободным. Рисунки на столе сделали открытие еще более невероятное, чем мирное существование людей и мориспен в прошлом.

– Ты выучил язык мориспен. Прочитай надписи, – велел Грис.

На расчищенном то ли от деталей телевизора, то ли варианта компьютера столе было написано «Голубая Длань». Так прочитал Отика набор черточек. А под надписью развернутая карта Земли, прорисованная куда лучше той, что ночью нарисовала Саша. Значит…получается…, – Саша неуверенно складывала воедино два очевидных утверждения, – Голубая Длань – это планета Земля. Отика встрепенулся, нервно огляделся, подошел к выходу из отсека, осмотрел хранилище, проглотил ком в горле и крикнул: – Хватит кричать! Мы заняты! Никуда ваше открытие не денется: драгэти вам не нянька, – быстрым шагом вернулся к столу и сказал почему-то только Грису: – Надо действовать!

– Ты в своем уме, – разочарованно ответил Грис, – Саша, он предлагает тебя убить.

Отика виновато взглянул на девушку с Земли и горячо зашептал: – Во благо всего человечества Земли! Слушай, когда мы перебрались с пожитками на Тарс, то прекрасно знали, что там открываются проходы и с нами может случиться вот такая история. Знали, значит, согласились, нас никто отсюда вытаскивать не будет. Но ты не давала согласие на перемещение и есть вероятность, что проход снова откроется – ты или твои потомки вернутся домой.

– Потому что боги такие добрые, – ошарашено спросила Саша.

– Боги бесчувственны, не знают ни добра ни зла. Это энергетические сущности, чьи души переросли физическую природу. Они очень ценят баланс, маятник качнется, проход откроется и если Фиц будут рядом, то смогут зацепиться. О, эти вцепятся зубами и когтями и твоей процветающей Земле придется делиться ресурсами, – возбужденно проговорил Отика и спокойнее добавил, – иногда, очень редко сражаться означает уйти. Драгэти сделает всё быстро, ты ничего не почувствуешь. Просто тихий сон.

– Можешь не продолжать! Драгэти делать сна не будет, – твердо сказал Грис, – это плохой план. Саша, слушай! Слушай меня. Тебе не надо думать об этом: переложи на меня эту задачу, я старше, у меня больше опыта, поэтому справлюсь лучше. Слушай меня…, – мягко позвал Грис, заглянул в растерянные глаза девушки и ласково поднял ее подбородок выше, призывая не унывать, – больше не говори, что ты с Земли. Скажешь, что потеряла память и описывала сны. На самом деле ты выросла в Триреконе – кульките нянек. Мориспен трехполые: мужской пол, женский и бесполые. Их еще называют няньками. У мужских и женских особей какие-либо родительские, теплые чувства проявляются лишь к взрослым детям. Новорожденных отдают бесполым нянькам. Нянек легко узнать по соскам на руке, на каждой руке, на запястье по два соска, которыми они кормят детей. Няньки добрые, когда нет детей мориспен, выпрашивают человеческих детенышей и выкармливают.

– Грис! Где вы? Мы зовем, зовем, – крикнул возбужденный какой-то радостной новостью Перекоос и скоро его лицо появилось в проеме отсека.

Сбылось! Вестники нашли хранилище тканей! На высоких стеллажах лежали сотни и сотни тюков ткани. Красной, белой, серой, с мелким геометрическим рисунком и полосами. А также нашлись большие мотки пряжи и ниток и два прядильных станка размером со старое пианино, десятка два коробок с бисером и прочими мелкими украшениями. Мориспен используют ткани для культовых обрядов, так что здесь хранились приличные запасы даже в масштабах трех соседних, еще более крупных кулькитов. Это прекрасная находка позволит одеть людей укрепления. Грис с Отикой и первой группой обыскали еще два тайника Катараца. Они не соединены между собой переходами, обнаружить их было возможно только способностями драгэти. Саша же была настолько поглощена открывшейся правдой и своими мыслями на этот счет, что так и не поняла, что отыскалось в двух «круглых полостях». Верно ничего стоящего там не нашли, вестники без особого интереса осматривали находки и особо не обсуждали. Чтобы не привлекать внимание, Саша делала вид, что рассматривает золотые украшения и камни. Ее не трогали. В важных делах на людей не привыкли полагаться.

Не каждый день слышишь, что можешь стать причиной катастрофы на целой планете. Как это будет? Как эти зеленые…мориспен будут ходить по Земле и далеко не важно, по какой конкретно стране – эти везде доберутся. Станут явью такие кошмары, какие еще не снимали ни в одном «ужастике». Саша смутно помнит сборы. На поверхность выбрались все в раз. Будто по щелчку все вестники оказались на площади с драконами. Ткани, золото и прочая добыча уложены на серебристые летающие круги. На Горыянцы уверенно разливался день и решено было лететь на драконах. Грис сверху подал руку и когда Саша собиралась подтянуться и залезть на жесткую спину Бурого, он отпустил руку. Не случайно. Грис и не собирался извиняться, перевесился вниз и назидательно смотрел на Сашу.

– Что? Зачем ты это сделал?! – фыркнула девушка.

– Долго будешь думать одна? Там. В себе. По глазам видно: уже много чего надумала, – и Грис вздохнул, покачал головой и снова подал руку. Скоро дракон взлетел и Грис заговорил первым: – Отика забыл наш разговор о Голубой Длани, и карту забыл, и что предлагал сделать с милой, ни в чем не повинной девушкой забыл. «Перепутал» травы. Выпил те, которые плохо цепляют воспоминания.

– Грис! Дело не в этом. Жить с мыслью, что можешь погубить …Землю. Там мои родные, друзья, моя мама!

– Стоп! Стоп! Стоп! Давай подумаем логической головой, – предложил Грис.

Саша не смогла сдержать улыбка. Выражение звучит забавно. Но поправлять не стала, не до таких мелочей.

– Длань и Горыянцы связаны между собой проходом. Сейчас проход закрыт, но с обеих сторон определенно «подтекает». Ничего страшного пока не случилось: если сюда заносило людей, а за столько времени, безусловно заносило, проход за ними не «вернулся». А почему? Потому что их быстро сожрали.

– Повезло землянам, – иронично сказала Саша.

– Или всё обстоит не совсем так, а совсем не так, как мы думали чуть раньше. Понятно?

– Ты издеваешься?

– Признаться: да. Но ведь это не больно и не страшно, значит, можно. Слушай. Если боги не причастны к твоему перемещению, проход ради тебя не откроется. Закрытые проходы могут неожиданно закидывать кого-нибудь на другую сторону. Надо смотреть влияние соседних планет и звезд, вместе они могут перемещать через проход вещи, иногда животных, очень редко разумных существ. Мы такое наблюдали у прохода Вириброса. Как-то ведь на Земле появились драконы. Я только не понимаю, почему они требовали молодых сэвилий. Девушек. Драконам ведь все равно кого …ну ты понимаешь.

– У меня есть предположение, что так легендарным героям легче было оставаться в живых.

Грис промолчал, некоторое время летел и морщил лоб, пока, наконец, не понял: – Оооо, нет…не может быть!

Глава 8

Мураша встала с рассветными лучами и сразу же ушла открывать двери на уровне, так что многие слышали привычное поскрипывание и постукивание. После поела с женщинами на кухне, дважды прошла мимо «госпиталя» за питьем, торфом и свежим сырьем, как частенько бывало, тихо напевая «ориенооо, ориеноатро» – славься утро, доброе утро. И ушла в одну из первых ко входу кладовых. Больше никто ее живой не видел, шума борьбы не слышал. Мурашу ударили сзади по голове. Ударили лежавшим у входа маленьким каменным топориком – инструментом Мураши. Оглушили, а потом били, пока не стало совершенно ясно – целительница умерла. Убедившись, что бедняжка не дышит, убийца уложил тело ногами ко входу, разбитый череп аккуратно установил лбом на пол и чтобы лучше держалось, подпер голову разбитыми костями, вытянул руки по сторонам отрубил все пальцы и разложил их один за другим возле рук веером. Крови в кладовой было много, она сгустилась и кое-где подсохла пятнами. Пахло еще не трупным ядом, но невозможно ужасно. Пахло смертью. Саша с ужасом смотрела на тело несчастной травницы, так и не дождавшейся ее этим утром. Вполне возможно, Мураша не обернулась, не позвала на помощь, так как ожидала, что в кладовую вошла именно она. По уверениям бангки больше в кладовую входить никто не собирался.

– Зачем отрезать пальцы? – задумчиво спросил Грис.

– У бангки такого обычая нет. У людей тоже, – делано-лениво и высокомерно ответил Аорон, многозначительно взглянул на Сашу и продолжил, – мы искали тебя, сэвилья, добрую половину дня. Вдруг ты видела убийцу, испугалась, спряталась где-нибудь.

Это напряжение. Эти невысказанные вслух мысли. Каждый шаг в укреплении давался тяжело, каждый взгляд спрашивал, каждый вдох был отравлен подозрениями, хуже – обвинениями. Трудно «относиться к этому легче», когда тебя обвиняют в убийстве. Никто ведь не знал о назначенной на утро встрече. Или знал? Так, так, так. Они обсуждали утреннее рандеву вдвоем, но перед расставанием Мураша сказала довольно громко, что будет ждать ее утром. Слышали и люди, и вестники.

– Я этого не делала, – процедила Саша и в свою очередь нанесла слишком откровенный удар в дуэли намеков, – может это ты приказал подставить меня?

Послышался глубокий, осуждающий вдох. Да не один.

– Мы знает Аорона много человеческих жизней. Он не способен на подлость. Ты устала и не понимаешь, что говоришь. Ступай к себе, – отчитал ее единственный защитник и по-хорошему он, конечно, прав. Нельзя обвинять без доказательств, презумпция невиновности и всё такое. Саша огляделась по сторонам. Ей больше не верят, не доверяют. Смотрят настороженно. Еще там, на ступенях некоторые люди и бангки смотрели на новенькую по-новому. Некоторые и раньше не замечали ее: мало ли, появилась из неоткуда, что-то твердит о свободном от мориспен мире. На первом уровне укрепления треть обитателей с твердым диагнозом и не такое расскажут. Пусть драгэти Грис Форст и Отика рассказали, что Саша была с ними всю ночь, и утро, и день до момента возвращения в укрепление, в этом мире, в этих обстоятельствах хватило нескольких часов подозрений, чтобы тень виновности прочно зависла над Сашенькой. Потому что раньше ведь такого не было, чтобы убивала бангки, а как Саша появилась, так случилось. Новеньких обвинять легче.

Хала бесшумно подошла сзади, склонилась и позвала: – Сказали идти, сэвилья. Надо идти.

Аорон едва скрывал победный взгляд, милый Грис смотрел строго, Перекоос неопределенно пожал плечами, Отика положил правый локоть в левую ладонь, поглаживал несуществующую бороду и проницательно вглядывался в присутствующих.

– Нашли, чем отсоединили пальцы? Нет. Обратите внимание, как тонко это сделано. А голову разбили грубо, дико. Почему такая разница? – спросил Отика, когда Саша выходила из кладовой. Эмоции в ней кипели.

Если б она не улетела в кулькит с вестниками, то доказать собственную невиновность было бы куда сложнее, если вообще возможно. Аорон с самого начала видел в появившейся из ниоткуда, в разгар сражения с мориспен, Сашей – врага. Никаких обоснованных причин, ничего личного – просто военное время. Все чужаки – потенциальные враги, а тут еще здоровая девушка без переломов, увечий. Виновна или не виновна, осторожности ради нужно срочно избавиться. И план отнюдь не тривиальный. Да, да: Аорон не хотел портить отношения с Грисом, так что пришлось выдумывать.

– А пальцы-то зачем…, – задумчиво спросила сама себя Саша и остановилась. Сзади легонько врезалась Хала и два раза сказала «прости», глядя виноватыми, собачьими глазами.

В отрезанных пальцах есть что-то женское, мстительное. «Я покалечу тебя еще больше, так что не зарастет. Заберу красоту умелых женских пальчиков». А что если Сашу не подставить хотели, а изуродовать, а когда не нашли, то отыгрались на бедной целительнице. Таким образом, появляется вторая подозреваемая – подружка Перекооса. Во время кормления драконов Эльна выказывала откровенную антипатию. Ее мотив – это ревность. Ревность – чувство болезненное. Саша не хотела думать над тем давала она повод так думать или не давала…боги, да, конечно же, не давала повода так думать. Дура! Эта дура сама чего-то напридумывала, от ревности наелась местных «мандаринов» и, имея взрывной характер, могла и на убийство решиться.

Вспоминай, вспоминай. Что еще важное произошло сегодня утром. Во время кормления драконов, последней из людей ушла Илия, получается никто из людей не знал, что Саша полетит в кулькит, да и оставшиеся в укреплении вестники тоже не знали, потому что все присутствовавшие при кормлении вестники полетели в кулькит. Бурый взлетел последним. К тому времени сплетница Илия могла подсобирать все сплетни о новенькой, узнать о назначенной с Мурашей встрече. Илия вовсе не так проста, как кажется и пусть этому нет доказательств, интуиция подсказывает: Илия – третья подозреваемая в убийстве, пусть и с большим знаком вопроса. Мотивом могла послужить зависть. Эльна приревновала к красоте и мужчине, Илия – к новенькому плащу. Раз, два, три – подсчитала Саша подозреваемых и поняла, что летит на круге следом за Халой. Ей показывали, как вставать на круг, как управлять этим средством передвижения. Пока сознание пытало вычислить убийцу, подсознание «рулило» в нужном направлении. Техническое летательное устройство круг интуитивно понятно в управлении точно так же, как интуитивно понятно устройство любого телефона.

А что если это просто стечение обстоятельств? Что если у Мураши были враги! Вчера ее пытались ударить, и женщина аля учительница по пению плюнула в ее сторону. Саша «пережевывала» эту мысль со всех сторон и как-то она не подходила. Само собой некоторые люди могли недолюбливать других людей, в частности Мурашу, но чтоб совершить убийство так ровно, чтоб все подозрения сошлись на Саше…Нет же! Нет! Ей один раз крупно не повезло оказаться в этом мире. По теории вероятности не может крупно не повезти два раза за короткий промежуток времени. Отложу этот вариант, пока не отпадут сомнения относительно трех подозреваемых и начать нужно с Аорона Уэарза.

– Как прикажете с него начать, дорогая, – с досадой подумала Саша, усевшись в своей комнате перед низким столиком, нервно постукивая указательным пальцем правой руки по костяшкам пальцев левой руки, – с какого края не зайди у него на руках козыри. Он даже не человек – драгэти. Может, стоит пойти ва-банк и вызвать его на откровенный разговор. Пусть скажет, чего он хочет добиться от беззащитной девушки. Грис сказал: – Аорон не способен на подлость. Так может тут задействованы двое или даже все трое подозреваемых из списка. Аорон придумал план, навел на нужную мысль Илию или Эльну: воспользовался женской ревностью в своих целях и название сему поступку – подстрекательство, а сам по факту остался чистеньким. О, как Саша злилась, как закипала! Этот мир несправедлив. Еще один далекий от справедливости мир.

За этими мыслями Саша обнаружила сидящую на полу Халу. Оказывается она осталась, все время сидела рядом на коленях и думала свои грустные мысли. Застывший на натруженных руках взгляд тосковал о потерянной подруге. Рабы тоскуют тихо, покорно. Чистые волосы расчесаны, одета светлая, припасенная для особых бед юбка, от кожи пахнет мхом и горькими травами. День закончился, бангки успели тихо спеть песни по ушедшей целительнице. Саша наклонилась, погладила ладони Халы и ласково сказала: – Мне очень жаль, дорогая. Мураша не заслужила такую смерть. Она была хорошей, доброй, помогала и лечила, никому в помощи не отказывала. Как думаешь, кто мог так жестоко поступить с ней?

Губы Халы дрогнули в каменной улыбке, лицо на пару мгновений стало жестким, грубым, словно старая наждачная бумага и так это выражение не клеилось Хале, что она показалась вовсе незнакомой. Сбросив с себя мимолетное наваждение смелости Хала тихо сказала: – Аорон сказал, что это не ты убила. Сначала тебя много, везде искали, говорили – ты! Говорили у нас не отрезают пальцы, а на Земле – отрезают. Аорон сказал: нет, не ты. Бангки никого не видели на уровне, любой мог зайти незаметно: кладовая рядом с входом.

Хала вдруг села рядом, грустно посмотрела на Сашу и положила голову ей на плечо. Ей было нужно утешение. Наверное, так в этом мире выражают тоску и печаль, а Саша чувствовала как вторглись в ее личное пространство. Так бы сказали на Земле, а еще бы сказали, что Саша – бесчувственная гадина. Хала – заботливая, добрая, хорошая и всё же куда более чужая, чем вестники и ничего с этим не поделаешь. Тут только время поможет привыкнуть. Саша непроизвольно задержала дыхание и легонько погладила Халу по плечу, которая неожиданно спокойно и тихо, нараспев, как могут говорить только бангки, призналась: – Никто не видел убийцу. Но Хала нашла в кладовой одну вещь, которой там быть не должно. Никто бы не поверил Хале. Сказали – нет, такого быть не может. Я отдам эту вещь тебе. Только поклянись жизнью: никому не скажешь, что эту вещь отдала и нашла Хала. Поклянись.

– Клянусь! Когда ты ее принесешь?

…..

Мурашу хоронили на склоне горы утром. На той ее части, что напоминала ад и должна служить преградой для врагов. Здесь, на откосе горы, на мощенной каменными плитами площадке располагалось кладбище бангки. Тела усопших помещают в выдолбленные углубления, проем закладывают битым камнем, укрепленным глиной. Под просыпающееся солнце тоскливо и проникновенно спели похоронную песню. На церемонии прощания присутствовали человек тридцать бангки, Саша и Отика Тринити, который было хотел с ней заговорить, но она как бы невзначай, не специально отвернулась и вообще имеет право хоть немного подуться на человека, предлагавшего убить её, хоть он этого и не помнит. Церемония была простой: к обмазанному до неузнаваемости белой глиной телу подходили бангки, прикладывали руку к губам, а затем к голове Мураши, наклонялись и на ухо шептали прощальные слова и послания умершим родным и друзьям. Бангки верят, что умершие еще три восхода незримо пребывают среди живых, всё видят и слышат и когда окажутся в мире мертвых, то обязательно передадут все послания.

Убийцы всегда стремятся попасть на похороны жертвы. Работает это детективное утверждение в этом мире или нет, остается пока загадкой. Никто из подозреваемых на похороны не явился. Пока бангки бормотали свои прощальные слова, Саша высматривала в утренних лучах «крадущиеся тени», «затаившиеся тени» и прочие прячущиеся человеческие фигуры. Внизу, под названной кладбищем площадкой темная, неотогретая, утыканная тонкими каменными пиками долина. Оттуда веет леденящим холодом. Там, конечно, ничего не разглядеть. Сверху же и по бокам подходы к площадке хорошо просматриваются. Хала заложила в погребение последний камень и осталась с двумя товарками петь последние песни. Остальные медленно, смиренно расходились. Никто не говорил об убийце, о справедливом возмездии, покорное принятие с горечью потери читалось на этих лицах. Это время скорби. Лети милая Мураша в лучший мир, к лучшей жизни. Если есть перерождение, то желаю тебе родиться в светлом, безопасном мире и за доброту твою и помощь прожить счастливую жизнь, а если перерождений нет, то лети прямиком рай. Где бы ты не очутилась, пусть это будет хорошее место.

– Саша, – тихо позвал Отика и оценивающе выждал время.

– Прости. Я расстроена из-за Мураши и из-за вестников, – пошла на мировую Саша, – как там дела? Что говорят? Вы нашли убийцу?

Отика аристократически вздохнул и сказал: – Нельзя настраивать брата против брата. Прошу, будь осторожна со словами. Нарушитель порядка и казнен. Вообще, я хотел попросить помощь с тканями. Нужно сшить одежду, а умельцев мало и те заняты. Займись этим, прояви себя: вестники отходчивы, быстро забудут сказанные в запале слова. Мы понимаем: ты всего лишь человек.

Саша остановилась, как запнулась и очень постаралась сдержать всё, что хотелось высказать.

– Что значит всего лишь человек? – возмущенным шепотом спросила она, – ты словно о собачке говоришь?

– О ком? – не понял Отика.

– О животном!

– А…неееет. Не обижайся. Люди проще, но тоже имеют бессмертную душу. Дргаэти видят души. Грис говорит, человек отчаянно остро живет и это вызывает восхищение.

– Очень красиво, – иронично протянула Саша, – я совсем не чувствую разницу между нами, просто вестники так говорят: человек, человек….

Отика смутился. Его впервые «припечатали» за дискриминацию человека. Осторожно подбирая слова он примиряющее сказал:

– Люди здесь много пережили. Вся их жизнь была пыткой, поэтому говоря «человек» мы подразумеваем, что нужно сделать поблажку. Ничего оскорбительного в слово «человек» не вкладывается. Страшная с тобой случилась история, – Отика резко перевел разговор в другое русло, – потеряла память, спутала воспоминания, придумала целую планету. Бедняжка, тебя били по голове.

Отика замедлил шаг, прищурился на утренние лучи, взглянул назад, помялся и признался: – Это странно. Прошлой ночью ты говорила очень убедительно. А потом полет до кулькита и оказывается тебя воспитали няньки мориспен, – Отика подозрительно глянул на Сашу умными глазищами.

– Сейчас буду врать, – со вздохом подумала Александра и верно состроила такую несчастную гримасу, что Отика сделал неверный вывод: – Горе от ума. Напридумывал себе, да? Скажи, тебя няньки учили шить? Говорят, они отличные швеи, – сказал Отика и встал на летающий круг.

– Немного, – с облегчением ответила Александра и встала рядом с Отикой, раз он уж приглашал лететь вместе. Круг в воздухе развернулся и, следуя направлению правой руки Отики, которая лежала на ограждении одновременно служащим пультом управления, поднялся выше, на горный хребет. Утро выдалось теплым и обещало светлый, летний денек. Отика продолжал сомневаться. Вдруг хмурился, вспоминал кроссовки, странную одежду, целый описанный мир с названием Земля, переводил взгляд на Сашу, сам себя уговаривал промолчать, аргументировал внутренние сомнения потерей памяти и спутанностью сознания и вроде разглаживалась складочка на лбу, как новая мысль подпитывала сомнения.

– Так кто убил Мурашу? – спросила Саша и услышала следующий рассказ.

После обнаружения тела несчастной целительницы начался обыск всех жилых секторов укрепления. Искали Сашу, искали свидетелей и выражаясь земными словами, улики. Ближе к ночи на тренировочную площадку первого уровня бодро вышагал некто Ириг(рид) – молодой человеческий мужчина, еще в детстве лишенный носа и ушей. Он перепутал день с ночью, потому что накануне участвовал в поедании галлюциногенных зеленых «мандарин», которые правильно называть каи. Ириг съел много каи и ничего не помнил о прошедших сутках. Его одежда была в крови. Аорон Уэарз разложил следы крови и кровь Мураши и образцы совпали. Современные земные лаборатории позавидуют такой скорости и мобильности исследований, что уж говорить о скорости вынесения и исполнения приговора. Вестники запрещают есть каи, каи одурманивает. Но за нарушение этого запрета наказания нет: просто забирают «мандарины» и отправляют отсыпаться. Суд был быстрым, Григ казнен прошедшей ночью через разрывание сердца.