Текст книги "Некуда бежать"

2008. Зима

Солнце скрылось под натиском тяжелых облаков где-то высоко в небе. Серый сырой воздух пронзал легкие. Белые хлопья снега растворялись в двухмерном пространстве района однообразных прямоугольных домов и грязных плоских крыш. Мне в глаза смотрели окна, за каждым из которых прятались несбывшиеся надежды и нереализованные желания… Ветер играл голыми ветвями деревьев, судьба испытывала нервы на прочность…

Хотелось кричать, но я пыталась сдержать этот крик, и горло разрывалось от невыносимого наплыва слов, упрятанных в сердце.

Я нарезала ровными аккуратными кубиками морковь в «Оливье» и медленно сходила с ума в замкнутом пространстве девятиметровой кухни. В ухо пытался докричаться озверевший телевизор, который показывал сплошные сцены преступлений и наказаний… Настал «Час суда» и какой-то мужчина убеждал этот самый суд, что не протыкал шампуром другого молодого человека, приревновав его к своей девушке…

Я решила найти что-то более оптимистичное… Причина смерти – пулевое ранение в голову… А у него были враги?.. Может, кто-то боялся, кто-то угрожал ему?.. Чтобы быть в Тонусе, нужно, чтобы Тонус был в тебе… Он скончался еще до приезда скорой… в этот вечер они были за городом: нападение на инкассаторов… когда кажется, что бизнес летит под откос, Вы остаетесь спокойным… трагический итог прошлой ночи…

Я нажала на красную кнопку. Экран вспыхнул на прощание, озарив очередную попытку грабежа, и поник…

Я закончила резать салат и стала собирать вещи на дачу. Положила в сумку нож, не подозревая, что через каких-то двенадцать часов он окажется прижатым к моему боку… Моим же собственным мужем…

Близился праздник всех мужчин и всеобщего пьянства…

В два часа дня, когда мы с дочкой наконец-то добрались до дачного домика, Женя уже еле держался на ногах… Бессвязно бормотал чушь, пошатываясь и безуспешно пытаясь сохранить утерянное равновесие.

К горлу подступала тошнота. Я пыталась поздравить его, но, казалось, он уже ничего не видел вокруг себя. Подхватил дочку и потащил к соседям. Он уехал раньше, чтобы протопить дом. Дом встречал холодом. Сердце постепенно покрывалось инеем.

Мне так хотелось посидеть втроем. Втроем! Я, он и дочка. Он отнес ее в полупьяную компанию. И точка.

Я попросила растопить печь. Не оказалось ни дров, ни зажигалки, ни желания.

– Я же сбросила тебе несколько sms-ок, попросила, чтобы ты не напивался! – с отчаяньем в голосе крикнула я. – Пьянь! – бросила в сердцах, словно камнем в лицо.

В руках был тот самый ножик. Я перерезала веревки на новых валенках, чтобы муж надел их на ноги. Хотя прекрасно знала, куда могут привести благие намерения…

– А когда мне еще напиться! Ты хоть помнишь, какой сегодня день! Сегодня праздник! Все веселятся, а я что, чмо какое-то! Человек, который зарабатывает деньги? А я ЧЕЛОВЕК! Когда мне дадут отдохнуть по-человечески! Все – люди, а я почему не могу расслабиться?

Милена беспомощно металась между нами, не понимая своим детским, невинным разумом, что происходит…

– Где мои сигареты? Просил же тебя привезти две пачки! – он орал так, что сердце постепенно превращалось в лед. Он орал, забыв напрочь, что уже отнес их к соседям. – Где они? Или мне уже и покурить нельзя? – он озверело поливал меня трехэтажным матом.

Милена сжалась в комочек. В комочек сжалось мое сердце.

– Одень валенки. Холодно. Не знаю я, где твои сигареты, – я старалась говорить как можно спокойнее, все сильнее сжимая нож в руках. В груди клокотало. – Я пойду, отнесу нож.

– Я тебя сейчас им проткну – в его голосе сквозило бешенство.

Я отдала ему нож. Он прижал меня к двери, и холодное лезвие коснулось живота. Я молчала. Если бы не испуганные глазенки дочери, то непременно ляпнула бы что-нибудь, чтобы он на самом деле сделал то, что сказал. Мне было жалко её. Не себя.

Он отпустил меня, швырнул нож. Это был уже не мой муж. Пьяная скотина с помутневшим разумом.

– Что ты делаешь?! – не выдержала я. – При ребенке!!! Сволочь!

– Хватит меня шантажировать ребёнком. Всё. Хватит с меня праздника. Я уеду! – он пошел к выходу.

– Папа! – беспомощно пролепетала Милена.

– Женя! – я попыталась его остановить, но он оттолкнул меня с такой силой, что я отлетела к противоположной стене и от неожиданности не могла уже произнести ни слова.

– Мама! – дочь метнулась ко мне.

Он уехал. Милена слонялась по комнате и спрашивала, когда вернется папа.

– Не знаю, дочка! – я боялась, что он может уже никогда не вернуться… Он и так никогда не умел ездить спокойно, хаотичными рывками передвигаясь по трассе, слепя встречные машины дальним светом…

Сейчас он был просто невменяем. Я боялась за него и боялась за себя. Боялась, что простить снова просто не хватит сил. Боялась ему звонить. Боялась пошевелиться. А нужно было успокоить ребенка. Успокоить и накормить.

Слезы капали в тарелку. В тот момент я готова была его убить. Я поняла тех, кого показывают по телевизору в программе «Час суда» и «Криминальные новости». Но у меня была дочь. Это помогало сохранять самообладание. Хотя бы внешне.

Он вернулся и лег. Через мгновение по всему дому разнесся храп. Я почувствовала облегчение. Мы вышли на морозный воздух. Холод успокаивал. Я взяла дочь за руку. Ручонка дрожала мелкой дрожью. Не от холода. Я обняла ее и прижала к себе. Я выдержу. Всё выдержу. Но выдержит ли моя любовь???

На следующее утро мы попытались поговорить. Он вел себя так, как будто ничего не произошло. Это задевало даже больше, чем то, что произошло.

– Ты хоть понимаешь, насколько ты меня обидел?

– Пока нет, – он улыбался. А мое сердце разрывалось на сотни маленьких сердечек.

Я вспомнила, как Милена сжала кулачок и спросила, знаю ли я, какого размера ее сердечко. «Такого, как твой кулачок». «Правильно». Вспомнила, как она дрожала после всей этой сцены. Меня начинало колотить. Я попыталась сказать, насколько мне больно, но вместо этого из горла вырвался лишь сжатый всхлип.

Воздуха не хватало. Главное было – дышать. Но мне нужно было столько всего сказать! Я пыталась говорить, судорожно глотая воздух, но вырывались лишь обрывки фраз.

Словно рыба, выброшенная на мель. Но только теперь я поняла, что должна жить. Жить дальше. И снова нырнула в море.

– Зачем ты уехал? Ты ведь мог разбиться?

– Я и хотел разбиться… может, хоть тогда ты наконец-то поймешь, что я прав.

– В чем прав??? У тебя ребенок!!! И это не шантаж. Это твой ребенок! Подумай о ней, когда в очередной раз захочешь совершить глупость. Хотя… В таком состоянии, как ты был думать, наверное, сложно… И не обольщайся – я ни на сколечко не почувствовала бы своей вины, если бы ты разбился – потому что я не виновата! Ты уже большой мальчик и в состоянии сам отвечать за свои поступки. Как ты мог меня ударить? – я еле успевала набирать воздух в легкие. Он молниеносно куда-то испарялся, и я снова задыхалась.

– Не держи зверя! Я хотел уехать, ты стала меня останавливать. Я оборонялся!

– Самому не смешно? Оборонялся! Ты превращаешься в зверя и тебе все меньше для этого надо выпить! Я не знаю, как мне дальше жить! Я просто не хочу жить дальше! – и это была чистейшая правда. Он унизил меня. На глазах у собственного ребенка. Мне тоже жутко хотелось что-нибудь сделать с собой, чтобы он наконец-то понял, насколько мне больно. Но я понимала, что это глупо. И у меня есть дочь. Я ей нужна.

– Сегодня я напьюсь и буду гонять на машине! – я попыталась улыбнуться, но все еще не могла простить.

Слово свое я сдержала наполовину – напилась, но за руль не села. Сквозь тучи временами проглядывало солнце.

Мой ангел-хранитель насколько мог, пытался заслонять меня от проблем своими белоснежными крыльями, потрепанными в схватках за мою душу.

Жизнь вернулась в привычный круг забот… Пытаясь разнообразить свое существование, я зашла на «odnoklassniki.ru». Бессмысленный треп на «одноклассниках» на какое-то время стал смыслом жизни… Я включала компьютер и возвращалась на годы назад…

Интересно было узнать, что же за это время произошло… Бывшие одноклассники по школе, колледжу и институту находились как-то сами собой. Стандартные вопросы сменялись стандартными ответами, – становилось скучно…

Все девчонки вели одинаковое, однообразное существование, с той лишь разницей, что те, кто успел выскочить замуж, разрывались между домом и работой, те же, кому выпало счастье брести по жизни в одиночку, пока еще этого счастья не осознали и ходили на бесчисленные курсы, тусовки, танцы и вечеринки в попытках найти себе спутника.

Откуда-то из закоулков сознания выплыло имя и фамилия – Поздняков Дмитрий. Ввела поиск. Нашелся. Нашелся мальчик, в которого я была влюблена тринадцать лет назад… первая детская чистая наивная любовь… Безрассудная, не задающая вопросов, но постоянно пытающаяся найти ответы, объясняющие смысл жизни и находящие его в такой вот не рассуждающей, бескорыстной любви.

Передо мной мелькали картинки его жизни – дочка (прелесть), квартира, красивая спортивная машина. Встреть я его где-нибудь на улице – ни за что бы не узнала!

Я написала ему, сомневаясь, что он меня вспомнит… ведь это я была влюблена, он был старше и исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился в ней…

Мне было четырнадцать… Когда наступало лето, начиналась жизнь! Мы жгли костер, который казалось, доставал до неба и обжигал ветви деревьев… Сердце обжигал его взгляд.

Он был старше, ему уже исполнилось семнадцать. Мы катались на мотоцикле, ночью – и это было для меня ожившим воплощением сказки. В темноте, без шлемов, тесно прижавшись друг к другу и слившись со скоростью и ветром, мы носились по загородным дорогам…

Пили вино и пекли в остывающих углях картошку, которую копали здесь же, на поле. Он обнимал меня. Мы целовались, спрятавшись от всех, в тени деревьев, в сумраке ночи – и я понимала, что вот оно – счастье – и я держу его в руках!

А потом он пропал. Перестал приезжать. Я безумно переживала, спрашивала у его друзей. Один из них, который сам не прочь был за мной приударить, сказал, что у Димы в деревне девушка. Для меня это был первый шок в моей четырнадцатилетней жизни…

Уехав в Москву, я не могла его забыть. Любовь переполняла меня, хотелось поведать о ней всему свету, казалось, это навсегда.

Я написала на стене Мира на Старом Арбате признание в любви огромными буквами, зеленой краской, потому что другой не нашлось, искренне полагая, что она для того и существует, чтобы люди могли на каменной поверхности оставлять свои послания, в надежде, что их услышат…

Оказалось, что все не совсем так, – нас с подругой забрали в милицию… было очень стыдно и очень не хотелось, чтобы родители узнали об этом происшествии. Мы в унисон заревели – и нас отпустили!

Потом были приветы по радио «Максимум» и «Русскому радио». Я наклеивала на письма лепестки роз, складывая их в слова, вырезала названия песен из фольги, раскрашивала конверты в безумные цвета… Мои письма читали, в программах по заявкам звучали слова моей любви…

«Мы гуляли так долго, и вот заблудились в раю» – под эту песню мы носились по ночному Подмосковью… Я заблудилась в собственных чувствах… Долгих три года я не могла забыть его, а приезжая на дачу, всё ждала – быть может, он вернется!

Он не возвращался… Я мечтала о том, что когда-нибудь, когда я стану взрослой, мы встретимся – и он поймет, что потерял…

И теперь, стуча по клавиатуре спустя тринадцать лет, я не знала, вспомнит ли он меня… Мне очень хотелось узнать, почему тогда он вот так исчез! Что произошло?

Он ответил. Все оказалось банально и просто. Он и не догадывался, что произвел на меня какое-то впечатление! А еще «парням в семнадцать лет нужны не только поцелуи… а ты была еще совсем маленькой девочкой»…

А еще, что я совсем не изменилась и если бы не дочка рядом со мной на фото, он подумал бы, что она сделана тогда… Он меня узнал – это радовало! Теперь я могла осуществить свою детскую мечту – встретиться с ним… Только зачем???

Я заходила на сайт и ждала новых писем. Они появлялись. Вместе с ними появлялись фотографии людей, растворившихся в моем прошлом, оставивших след в моей душе…

Толя Михайлов, которому принадлежало мое сердце в период с восемнадцати до двадцати, теперь в третий раз разводился…

Тогда он представлялся мне олицетворением успеха и стиля, теперь же – с экрана монитора смотрел усталый мужчина в весьма посредственном интерьере, позволявшем сделать вывод о том, что карьера его не заладилась…

Лихие девяностые прошли, шальные деньги просочились сквозь пальцы… Он приезжал на черном джипе в элегантном костюме и казался мне таким взрослым в свои двадцать семь. Теперь мне самой стукнуло двадцать семь…

Моя первая серьезная любовь… Он был старше меня на девять лет… Я мечтала выйти за него замуж. О том, что он уже женат, причем не первый раз, я узнала не от него… Узнала и простила. За что я его так любила? Наверное, всё-таки, не за что, а несмотря на…

Был здесь и Антон Русаев. Мы познакомились по Интернету. На фото, которое он мне тогда прислал, приветливо улыбался симпатичный загорелый блондин с идеальной фигурой.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что блондин он лысеющий, и ростом чуть выше меня на каблуках… Но его профессия (он, как и я, работал юристом) подкинула нам много общих тем для разговоров, и мы довольно долго общались…

Он строил амбициозные планы на будущее… Теперь будущее наступило, и он пытался воплотить их в жизнь – продал квартиру и купил побольше в строящемся доме… Насколько побольше я не уточнила, но в любом случае здравый смысл не позволил бы мне променять реальное жилье на реальную возможность быть кинутой застройщиком. Наверное, игра стоит свеч…

Передвигается по городу он на метро и пишет диссертацию на тему «Оптимизация налогообложения в России». Как человеку, отработавшему в налоговой системе больше восьми лет, мне чрезвычайно сложно понять, каким образом юрист с «той стороны баррикад» может писать на подобную тему. Что он вообще понимает в налоговой системе, если ни дня не видел ее изнутри? Ведь на бумаге одно, а в жизни – совершенно другое!

Он оставался все таким же честолюбивым занудой… Хотя в тридцать с хвостиком уже можно было кое чего добиться в жизни…

Лица мелькали, словно слайды… Множество лиц… Но одного все-таки не было… Не было человека, у которого очень хотелось попросить прощения… наверное, еще не прошло достаточно времени, чтобы он меня простил… Я сама не могла себя простить… Я причинила ему боль… Я любила его и все же причинила нестерпимую боль… Я и хотела и боялась встречи с ним.

Я топила свое одиночество в сети, не подозревая о том, что уже издана книга с таким названием.

Здесь – проще, чем в реальности. Гораздо проще кликнуть мышкой, и отправить виртуальное «прости», чем сказать это, глядя в глаза. Я не смогла бы выдержать его взгляд. Хотелось посмотреть на его фото, узнать, что у него все хорошо и получить прощение. Но ничто в жизни не дается просто так…

И я заглянула в прошлое, которое, словно кадры художественного фильма, мелькало в воображении яркими цветными картинками, нырнув, сверкая разноцветными брызгами, в события, с которых, по сути, и началась моя жизнь.

1999. Май

…Я смотрела из окна плацкартного вагона, как позади остается промозглая мокро-унылая Москва. Поезд на Краснодар тронулся, и вместе с ним сдвинулась с мертвой точки моя умеренно текущая жизнь.

Среди размеренного стука колес я уже около получаса различала переливы надтреснутого голоса в сопровождении гитарного урчания.

Рельефные мускулы рук, выглядывающие из-под футболки, волнующе-низкий, бархатисто-чувственный голос, ясные голубые глаза и телосложение профессионального телохранителя поначалу не произвели на меня должного впечатления. Макс! Вот кто мне понравился. Но это был молодой человек Эвелины и я решительно пресекла все мысли о нем, которые могли бы появиться, дай я волю своему богатому воображению.

Я сделала пару глотков пива, сыграла на гитаре, послушала Толино пение, глядя в окно. Я была счастлива. Счастлива, сама не понимая отчего. Голубые глаза телохранителя часто останавливали свой взгляд на мне.

Окруженные свободой бескрайних просторов полей, темных громад деревьев, светом дней и мраком ночей, свободой пропитанного сыростью вольного воздуха и косых мелко-настойчивых дождей, около суток мы провели в поезде и полдня в автобусе.

Турбаза располагалась на территории бывшего монастыря. Я остановилась напротив памятника основателю обители, на котором чернела надпись, содержащая в себе просьбу монаха ко всем, кто увидит эту могилу, произнести молитву за спасение его души.

Девчонки смеялись, а я про себя обращалась к Богу с какими-то бессвязными словами благодарности этому человеку, рожденными прозрачным горным воздухом, весенней свежестью, недостижимыми небесами, замурованными в низко нависающие облака, промозгло-холодно-дождливой погодой и надписью на сером камне, сделанной около века назад.

Я уже не просила у Бога любви, когда любовь пришла сама. Он играл на гитаре, а я тонула в звуках его голоса, растворялась в его интонациях, сливаясь с его порывами радости и горя, опустошенности падения и надежды взлета, сердце плавилось в высоте и низменности, белом и черном, добре и зле, отчаянье предательства и вере, не существовании, а любви…

Но он меня не замечал. Или мне просто так казалось. Казалось глупым мечтать о том, что взрослый обаятельный мужчина обратит на меня внимание. Тем более, что у него уже когда-то была жена и, как я справедливо полагала, бесчисленное количество женщин.

Меня словно магнитом притягивало к нему, взгляд блуждал от предмета к предмету, завершая свой путь, останавливаясь в его глазах. Мысли путались в образах шутливого воображения; слова, плутая, пытались отыскать дорогу к его душе… Шаги, жесты, поступки, голос, дыхание, настроение – все старалось обратить на себя его внимание. И он обратил.

Мы вчетвером отправились на водопад за водой – Коля, инструктор с турбазы, Толя, Юля, которая уже бывала в подобных походах и я, которая в свои восемнадцать лет, будучи домашним избалованным ребенком, до этого ни разу не скакала галопом и не ночевала в палатке. Без косметики, с растрепанными волосами, в спецовке защитного цвета и штанах, из которых удавалось не вывалиться только благодаря бретелькам, крепко и самоотверженно вцепившимся в плечи, выглядела я не старше, чем на четырнадцать.

– Как тебя зовут? – спросил Толя.

– Алиса! – ответила я, немного обиженная тем, что он не помнит моего имени.

– Ты когда-нибудь ездила верхом? – последовал очередной вопрос.

– Да, бывало – я ответила, вполоборота отклонившись назад.

– Ты неправильно сидишь. С конем нужно, как с мужчиной.

– А с мужчинами я никогда не пробовала – я рассмеялась.

– Я тебя научу – Толя закончил неожиданной и неизвестно почему волнующей фразой.

Он всего лишь шутит, подумала я. Это-то как раз и приятно. Хватит новых разбитых мною сердец, они и так тяжким грузом сжимают шею. Я постаралась отбросить все мысли и просто впитывать в себя красоту природы и чистоту пьянящего горного воздуха.

В натопленной землянке места для нас с Ксюшей не оказалось, и поскольку мы были старше остальных девчонок, то остались спать в клеенчатой палатке, которая, будучи рассчитанной на летнюю погоду, сама мерзла на холодном воздухе, подергиваясь от ветра и досадуя на людей, взявших ее с собой.

Толя лег рядом со мной. Я умирала от счастья, прижимаясь к нему всем, укутанным в спальник, телом, тщетно пытаясь обуздать неожиданные ощущения от его близости… Во мне нарастала болезненная уверенность в том, что это опять лишь совершенно ненужное мимолетное увлечение. Я думала о том, что стоит мне ему понравиться, как все будет кончено и останется лишь досада разочарования, горький осадок раздражения и безразличная вялая апатия, смешанная с убежденностью того, что больше я никого не полюблю.

Утром Анатолий разбудил меня, тихонько тряся за плечо.

– Всю ночь слушал, как кто-то тихонько сопит рядом со мной. – И добавил, мягко обняв, – совсем как с дочкой.

Я растаяла от этих слов. Он стал моим хозяином и господином. Я была готова выполнить любое его желание, любую просьбу, – только попроси… Хотя сама этого еще до конца не осознавала.

На следующий день нам разрешили порезвиться на конях. Успех – огромный черный конь с белой звездой на лбу – сначала не хотел скакать, разъяренно взбрыкивая подо мной. Я то и дело ударялась о железные выпуклости седла, меня бросало из стороны в сторону. Успех вставал на дыбы так, как будто раз и навсегда решил отбить мое желание кататься верхом, сбросив его и растоптав подкованными копытами. Но потом он сообразил, что расправится со мной приятнее другим образом.

«Хочешь рысью, – будем рысью» – сообщило заговорщическое ржание. И мы помчали. Огромная лошадь и хрупкая девушка. Сначала он слушался. Но потом, когда мы оказались уже достаточно далеко от людей, своенравный, свободолюбивый конь стал вырываться из продиктованного направления, и мы помчали вдаль. Я держалась из последних сил. Еще немного – и падения не избежать! Успех больно ударил мордой по лицу. Я удержалась. Слезы обиды стояли в глазах. Еще один резкий скачок. Неужели, не справлюсь? Я сползла в бок. Выровнялась. Прыжок.

– Макс! Макс! – завопила я тому, кто оказался ближе всех. – Помоги мне!

Я спрыгнула на землю. Конь остановился как вкопанный. Макс уже был рядом и протягивал носовой платок. Я прижала его к губам. Кровь…

Приехав на базу, посмотрела на себя в зеркало. Губа довольно сильно распухла. Ничего… Могло быть и хуже.

Проголодавшаяся и измученная, я пошла в столовую. По пути встретила Толю.

– Выходи за меня замуж – шутливо предложил он. Его слова приятным теплом пробежали по всему телу, задержавшись в сердце и застыв в сказанной в ответ смеющейся фразе:

– А я с распухшей губой целоваться не могу. Зачем я тебе такая нужна? – я скрылась за дверью столовой и скрыла минутное волнение, которое произвела его шутка.

Десять дней промчались как один счастливый миг. Снова поезд. На этот раз обратно, в унылую суету города. Макс делал всем девчонкам массаж, от чего они пребывали в полном восторге. Ксюша выдала меня, сказав что у меня тоже весьма неплохо получается размять мышцы. Толю это заинтересовало.

Он, не долго думая, стащил меня с верхней полки, отнес к себе в купе, поставил на ноги, снял с себя футболку, лег и попросил сделать массаж тоном, не допускающим возражений. Я подчинилась, пунцовая от неожиданности и замешательства. Макс по-дружески советовал, как сделать лучше и приятнее. Но я и сама знала, как поднять его на седьмое небо…

Под аккомпанемент довольных постанываний я разминала груды мускул, как можно сильнее надавливая, массировала плечи. Неожиданно Толя оказался на спине. Я сквозь тонкую джинсовую ткань чувствовала горячую твердость его тела и умирала от смущения, растекавшегося по щекам ярким румянцем.

– Привстань – смеясь, посоветовала Эвелина, – иначе после пяти секунд такого сидения уткнешься головой в полку!

– Нет, сиди, – урчал Толя.

– От такой массажистки все клиенты сбегут! – не унималась Эвелина.

– Напротив, еще больше прибавится, – не отпускал меня Толя.

– Вот, вот – вступил в разговор Макс. – Малыш, иди ко мне в гарем! У меня всякие есть, а таких маленьких нет. И вообще, женюсь только на массажистке.

– Я тоже. Но Малыш идет в гарем ко мне. Правда? – он смотрел своим дурманящим взглядом.

– Конечно! – я засмеялась, а сама представила себя его наложницей.

Миша побежал за фотоаппаратом. Я попыталась избежать фотосъемки, но Толя сжал ноги так, что я не могла выбраться. Потом, когда я уже отчаялась ускользнуть от всевидящих глаз объектива, он все-таки ослабил хватку, и я мгновенно спрыгнула на пол. Вспышка фотоаппарата не успела запечатлеть нас вместе и расстроено поникла, но, угасая, успела многообещающе подмигнуть хитрым глазом: мол, все еще только начинается…

На клочке туалетной бумаге он написал номер мобильного и пейджера…

– Ты, похоже, здорово понравилась Толе! – обратилась ко мне Ксюша. – А он-то тебе нравится?

– Немного – ответила я не совсем искренне, так как сама еще не поняла, насколько он мне нравился.

– Зная твой дрянной характер, мне уже становится жалко его. Как только он влюбится и потеряет голову, так ты его и бросишь.

– Будем надеяться, что не наоборот…

Грязный вокзал, вечерняя Москва, молодой человек с красными розами встречает меня на перроне. Он пытается меня поцеловать, но ему отвечает лишь холодное соболезнование моей щеки.

Волосы намокли от дождя. Я сказала «пока» и, не оглядываясь, ушла со своим кавалером. Толя молча смотрел мне вслед. Сердце летело в пропасть… Неужели, я больше его не увижу?

Антону на следующий день я сказала, что все кончено. Каждый Божий день я ждала звонка другого. Безумно скучала. Умирала от ожидания. Он не звонил – и я металась по квартире. Со мной метались обрывчатые мысли. Позвонить самой? Абонент временно недоступен. 19675, к сожалению, не может получить сообщения. Оказывается, я не могу без него! Господи! Неужели, я снова влюбилась?

Наконец, я сбросила ему на пейджер свой рабочий телефон. К моему удивлению, Толя сразу перезвонил.

– Меня не было в Москве. Надеюсь, ты передумала идти в гарем к Максу?

– Если мы не увидимся в ближайшие двадцать четыре часа, то найдешь меня там!

– Обязательно увидимся!

Утром следующего дня он позвонил.

– Ну как, готова?

– К чему?

– Меня встречать!

– А что мне нужно сделать?

– Зубы почистить!

– Зачем?

– Но целоваться-то мы будем?! – его слова прозвучали скорее как утверждение, чем вопрос.

– Конечно! – я мечтала об этом.

– Тогда жди!

Через полчаса он показался на пороге. Я открыла дверь, и вместе с нею открыла нового Толю, которого еще не знала – и лучше бы и не знала! Черный длинный плащ, строгий черный костюм, белая рубашка, начищенные ботинки. Он заметил мое удивление.

– Ты думала, я приеду в бандане и грязных джинсах?

Я смогла только кивнуть в ответ. Тот Толя, который поделился последними сухими носками и рубашкой, потому что вся моя одежда насквозь промокла, остался в горах. Там же, где остались моя зарождавшаяся любовь и отсутствие его дел. Теперь любовь вовсю пылала. А он был вечно занят.

Толя прикоснулся губами к моей щеке. Я едва доходила ему до груди. Он такой высокий, такой, такой… Словно мечта, которая сама пришла ко мне. Он подвел меня к окну. Оказалось, мечта не пришла, она приехала на черном джипе. Темные очки, черный мобильный телефон, черные волосы, уже с проседью… Но мне он казался белым принцем. Только в восемнадцать можно быть такой наивной идиоткой!

Мы сели пить чай. Я показала ему квартиру, а потом, уютно устроившись на диване, мы разглядывали фотографии. Он всматривался в изгибы юного тела, загорающего под турецким солнцем, так, что я краснела от его взглядов; окидывал блуждающим взглядом комнату, где мы расположились; нажимал на все кнопки пульта, что не привело ни к каким интересным последствиям. Наконец, он скинул на пол альбомы и поудобнее разлегся на диване, опустив голову мне на колени.

Я не знала, что делать. Он был совсем не таким, каким я привыкла его видеть. Только сейчас я остро ощутила разницу в возрасте.

– Ты такой взрослый… – прошептала я в ответ на его удивленный моей растерянностью взгляд.

Удивление уступило место чему-то другому, что притянуло мои губы к его губам, которые все это время ждали поцелуя.

– Почему ты так на меня смотришь? – я не знала, куда деваться от его откровенного взгляда.

– А я, наверное, на стенку приехал смотреть, или на потолок! – произнес он глухим голосом и крепче прижал меня к себе.

Я была не в состоянии противиться взаимному влечению и поцеловала его. Хотелось, чтобы блаженство его прикосновений никогда не закончилось…

– Целовал бы и целовал…

В его голосе было столько страсти, что я почувствовала смутный страх. Он такой взрослый… Тем временем он приподнял меня и, поставив на пол, ловким движением разобрал диван.

– У тебя был кто-нибудь?

– В каком смысле? – я догадывалась, о чем он спрашивает, но на всякий случай решила уточнить.

– Ну, у тебя был мужчина?

– Нет.

– Это плохо.

Я не могла понять, что же в этом плохого, но в тот момент способность трезво мыслить оставила меня. Я берегла себя для любимого человека, мне казалось это естественным. Я не хотела, как многие подруги, ложиться в постель только для того, чтобы узнать, что такое секс. Мне не хотелось быть «как все». И теперь я всем телом чувствовала, что он хочет меня. И еле сдерживает себя, чтобы не наброситься.

– Не сейчас, – пролепетала я. – Я не могу так, сразу.

– Не переживай, у нас с тобой еще будет очень много времени…

И я верила его словам. Мне казалось, мы теперь всегда будем рядом. Как же я ошибалась!

На следующие выходные мы договорились уехать за город, в дом отдыха. Родителям я объявила, что еду с подругами. Уселась на переднем сиденье. Было немного боязно. Я понимала, что предстоит сделать шаг во взрослую жизнь.

Общие знакомые советовали не принимать этот роман близко к сердцу. Они видели то, чего я не могла и не хотела замечать. У него рос ребёнок от первого брака. Он был слишком опытным, с легкостью укладывал приглянувшихся ему женщин в постель и с такой же легкостью прощался с ними. Но было уже слишком поздно что-либо менять. Я всем сердцем любила его.

Он снял номер «люкс» в одном из клубных подмосковных отелей. Нырнув в теплые волны «джакузи», я вспомнила рассказы своих приятельниц о том, как они лишались невинности. В сильном подпитии на выпускном, летней ночью в стоге сена, в сауне на массажном столе, в чужом подъезде на подоконнике…

Анатолий вошел. Уверенный в себе, красивый, сложенный, словно греческий бог. Мы плескались, дурачились и пили «Мартини». У меня все будет иначе… Напряжение мало-помалу отпускало тело. Наконец, большие сильные руки подняли меня, словно пушинку, и отнесли на душистые простыни. Он что-то нежно шептал на ухо.

Как в сказке. Но на этом сказка закончилась.

Мне было хорошо с ним. Боль утихла, остались только его руки, сжимающие в объятьях. Потом зазвонил телефон. Он вышел. Ему нужно было ехать. Он быстро оделся.

– Извини, Малыш! Работа есть работа.

Он оставил меня одну. Одну, когда тело еще сохраняло следы его прикосновений. Я не могла в это поверить, но всей душой искала для него оправданий. Я всегда думала, что для настоящего мужчины работа должна быть превыше всего. А теперь готова была расплакаться от обиды. Я попыталась успокоиться. Нужно уснуть, уснуть, уснуть…

Но заснуть не удавалось. За стенкой веселилась какая-то очень шумная компания. Я явственно различала звон стаканов, женский визг, хохот и слова сопровождавшей все эти звуки песни группы «Руки вверх». Потом голоса переместились и оказались прямо напротив двери в номер. Я старалась не обращать внимания на сильный галдеж, но скоро терпение лопнуло. Я, как была, в пижаме вышла в коридор.