Текст книги "Хранители. Тайны снов"

Книга вторая

Джет

Пятнадцать

«Воспоминания? Они как любимый

мягкий шарф на шее, на котором

ты рано или поздно сообразишь повеситься»

Э. Сафарли «Мне тебя обещали»

В тысячный раз я проваливался в эту пропасть. Я простонал сквозь зубы, отпуская из рук очередную девчонку – я не помню, как ее зовут, мне все равно. Я не целовал ее, не обнимал, мне этого от нее не нужно. Мне нужен был лишь секс. Да, он не мог дать мне покоя, но расслаблял, и я на время уходил от своих мыслей и воспоминаний. Она полезла обнимать меня, но тут раздался спасительный звонок телефона, я встал и принял звонок.

– Ответь на сообщения, – строго, без приветствия, сказал Алек.

– Понял, – коротко ответил я.

Я хотел скорее уйти из комнаты в общежитии, в штате Айдахо, в городе Регсберг, поэтому быстро оделся, и, не сказав ни слова, вышел. Я заменял ее другими – это было, как пить таблетки от кашля, когда у тебя болит голова. Только от моей болезни лекарства не было. Тогда, два года назад, в Америго, я потерял все, и я очень хотел начать заново здесь. Теперь я учился в частном университете Бригама Янга, округа Медисон. Только и это мне не помогло. Без капли эмоций на лице я спустился с высокого крыльца общежития, оставив там эту девушку. Все было честно, я ничего ей не обещал, как и она мне – мы не были чем-либо друг-другу обязаны. Вот только я чувствовал себя аморальным, грязным и мерзким. Сев на свой «кавасаки», я прочел сообщения – новое задание. Очередной волк-одиночка. В соседнем округе Льюис начали пропадать люди, их разорванные трупы находили в лесной и горной местностях. Мне же лучше – это был еще один способ ничего не чувствовать. Взревел мотор байка, и я помчался по координатам, высланным мне Алеком. Я живу все это время, как на автомате, делал все, чтоб не было ни мыслей, ни воспоминаний. Я ничего уже не боялся, потому что мне было все равно. «Все равно». Это был мой образ жизни.

Я доехал до лесов на моей карте, найти оборотня было не трудно – он и не старался прятаться, оставляя свой след повсюду. Но почему? Я понял это, когда нашел его. Он разрывал когтями дерево, с яростью размахивая лапами. Этот оборотень был обращен против воли – это бездумные существа, испытывающие только ярость и голод. Из-за сопротивления он не был обращен до конца, и его разум был практически уничтожен. В этом я ему немного завидовал – он остался без чувств и воспоминаний. Я медленно подошел сзади, он ничего не слышал и не чувствовал, я быстро развернул его и вонзил нож прямо в сердце. Его полностью черные, даже без белков, глаза, широко раскрылись, а потом потускнели. Я позвонил Алеку, вытирая нож и убирая его назад в ножны.

– Да?

– Все готово, – сухо ответил он.

– Я думал, ты сделаешь все завтра, – вздохнул низкий голос.

– Не хотел медлить.

– Ты не должен жить этим, – отозвался он.

– Это не твое дело, – ответил я и сбросил вызов.

Он тут же мне перезвонил.

– Что? – раздраженно ответил я.

– Ты отстранен от заданий на месяц, – сухо произнес он.

– Что?!

Я был в откровенном шоке и уже представлял, как я поливаю его матом.

– Я все сказал, – твердо произнес он и сбросил.

Я попытался ему перезвонить, но меня поприветствовал автоответчик.

– Черт! – выругался я и выбросил телефон.

Если я не буду жить этим, я вовсе не буду жить. Возвращаться в общежитие не хотелось – она наверняка еще там, и мне не нужно, чтоб она привыкала. Я не знал, куда себя деть, и поэтому просто ехал по горной дороге, пока датчик бензина не заморгал красным. Надо что-то придумать. Я подумал о своих сестрах и маме – надо их навестить, я уже больше двух месяцев не видел их. В моих силах хотя бы им не сделать больно. И я поехал в наш дом, который отец купил здесь два года назад. Двухэтажный коттедж в Рексберге не был мне настоящим домом, ведь как только мы переехали сюда, я доучился один год в старшей школе и поступил в Университет, как и хотел отец, если я выживу. А потом я сразу перебрался в общежитие – мне так было проще, потому что было меньше воспоминаний о ней. Но все же, здесь была моя семья. Двухэтажный дом выглядел роскошно. Все, как любит папа: квадратная коробка без чердака с панорамными окнами в отдалении от всех, за высоким глухим каменным забором в два метра. Только кованые ворота открывали обзор на дом, целиком и полностью выстроенном в стилях «лофт» и «минимализм» – камень, кирпич, дерево и стекло в белом, сером, кирпично-коричневом и черном цвете. Все строго и сухо, прямо как он сам. Пошел мокрый снег, который таял, едва коснувшись мокрого асфальта. Я остановился, посмотрев в небо, и немного сомневался в этом решении. Нажав на кнопку, я въехал на территорию дома, паркуя байк возле входа. Я вошел, дома было тихо, свет горел только в гостиной с большим газовым черным камином. На деревянных полках, покрытых темным лаком, стояли наши фотографии, а на одной из них – я, Таша, Кира и… Алекс. С того осеннего бала. В тот день я узнал о ее чувствах.

Как только я ее проводил, у меня на лице играла улыбка. Я был рад, что провел этот бал с ней. Ну, или почти – я нашел новую девушку. Я был уверен, что это тоже ненадолго, но мне большего было и не нужно. Я шел в свой корпус, чтоб переодеться – терпеть не могу рубашки, и меня догнал мой друг и товарищ по команде Джек.

– Подожди, – он немного запыхался.

Я остановился, и он потянул меня сесть с ним на лавочку около газона.

– Что-то случилось? – удивился я.

– Случилось, – ответил он.

Я моментально напрягся.

– Ну, и?

Он вздохнул.

– Дело в Алекс.

– С ней все в порядке, – хохотнул я, – Я только что проводил ее к себе, она пошла спать.

– Да ты не понял! Я сегодня увидел, как она смотрит на тебя, и…

– И что? – усмехнулся я.

– И я спросил, нравишься ли ты ей.

Я округлил глаза.

– А… она что?

– Угадай! – многозначительно ответил он.

Я открыл рот, но не знал что сказать, потом я занервничал, проведя рукой по волосам, но все же решил уточнить:

– Что она сказала?

Он поднял брови вверх.

– «Это так очевидно»?

Я занервничал сильнее, снова проведя рукой по волосам, и потер лицо руками.

– Это капец, – произнес я, облокотившись на свои колени.

– Вот именно! – всплеснул он руками.

Я лишь пожал плечами и развел руки.

– А что мне делать прикажешь? Во-первых, она принцесса Хранителей, а во-вторых… – я раздраженно выдохнул, а потом практически заскулил: – Она же еще ребенок! Сколько ей? Тринадцать?

– Четырнадцать, – пожал плечами Джек.

– Она одноклассница близняшек! – сокрушился я, а потом повторил: – Что мне делать-то?

– Поговори с ней!

– О чем? – удивленно пожал плечами я, – Что мне ей сказать?

– Все, как есть! – ответил друг, – Не морочь ей голову!

Я вздохнул. Да, он прав. Лучше сказать все сразу, иначе дальше будет только хуже. Я поблагодарил друга, написал ей, и, как только переоделся, сразу пошел к ней. Удачно было, что ее окна выходили не на кампус, а на волейбольную и футбольную площадки. Она сидела на кровати в своей милой пижаме с мишками – ей богу, ребенок… Я сел на кровать, Алекс подняла голову и улыбнулась, снова опустив сапфирово-синие глазки в книгу.

– Снова скажешь мне о моем мировоззрении? – тихо проговорил я.

Она засмеялась милым голоском

– Нет, не скажу. Ты и так уже знаешь.

Я хохотнул, и она закрыла книгу.

– Ты раскрыла мне глаза, – улыбнулся я ей, пытаясь подобрать слова: – Алекс, то, что я сказал тебе тогда, что ты красивая… я лишь хотел…

Она покачала головой, в ее иссиня-черных волосах колыхалась белая прядь.

– Не надо, – тихо ответила она, – Ты был пьян.

Боже, как же это, оказывается, трудно!

– Ты не поняла… – выдохнул я, – Понимаешь, то, что я держу тебя за руку, и то, что я…

Ее лицо помрачнело, а я не знал, как быть. Да, Джек, оказывается, это не так уж и легко, «просто взять и поговорить».

– Не надо, – ее голос стал тише и грустнее: – Я поняла, – я не знал, что ей сказать, совсем! И после недолгого молчания, она спросила: – Тебе Джек сказал?

– Да, – сдал я его.

– Трепло, – выдохнула Алекс.

– Точно, – хмыкнул я.

Только мне было совсем не весело. Вот на хрена он это мне рассказал?! Все шло нормально, только я не знал, что она влюбляется. Я все смотрел на нее, пытаясь понять ее эмоции, и ее лицо было открытой книгой – все ее чувства отражались в глазах, в том, как она поджимает губы, как краснеют ее щеки и в складке на лбу, как хмурятся ее брови. Ее глаза заблестели, с ресницы, прямо на рукав милой черной пижамы, упала слеза. Ох-ё… и что теперь?.. Не придумав ничего лучше, я забрался к ней и обнял ее, обхватив обеими руками.

– Не плачь, слышишь? Даже не смей плакать из-за такого придурка, как я.

Она грустно хохотнула. Ну и попал же я! Я не мог смотреть, как она плачет, я не хотел ее слез.

– Тогда почему? – пробормотала она.

– Алекс, ты моя подруга. Ты единственная моя настоящая подруга! – искренне ответил я, это была абсолютная правда, – Что значат эти все «останемся друзьям» с остальными? Ты хоть одну такую «подругу» видела? Нет! – Я вздохнул и погладил ее по волосам: – Поэтому даже не думай плакать. Ты мне дороже их всех вместе взятых!

Она выдохнула и кивнула.

– Хорошо. Я поняла.

Голос ее был до боли грустным, она и правда понимала многое, и в этот вечер я только хотел, чтобы она улыбалась, ведь она вернула меня, спасла. Если бы не эти милые большие синие глаза, я был бы мертв. Теперь я понимал, что только благодаря своим чувствам принцесса смогла разбудить в себе эту силу, но я не мог допустить, чтоб она страдала из-за меня, она очень важна для меня.

Я отпустил ее из своих рук, и Алекс легла в постель, накрываясь одеялом. Я наклонился к ней, убирая ладонью мягкие волосы от ее лица, и коснулся губами лба, как всегда делал сестренкам дома, целуя их на ночь.

– Сладких снов, принцесса, – шепнул я ей.

– Спокойной ночи, – тихо ответила Алекс, прикрыв глаза.

И я ушел. Ушел на тусовку к своей новой девчонке, и я сейчас даже не вспомню ее имени. Да и плевать. Я думал об Алекс – о плачущей Алекс, сидящей на своей кровати. Мне от этого тоже было грустно, и я переживал за нее – на нее и так столько всего навалилось, а потом еще и отдала все силы, чтоб помочь мне. А я? Я говорю ей, что не люблю ее. Я сильно накидался той ночью, и уже чувствовал, что пора валить к себе. На ватных ногах я дошел до комнаты Алекс, при этом несколько раз чуть не упал. И сейчас я жалел, что столько выпил. Тихонько открыв ее дверь, я попытался на цыпочках пройти к окну, чтоб не разбудить. С улыбкой я думал о том, что сказала бы администрация самой престижной частной школы в США, если бы узнала, что студенты ползают в окна по ночам на вечеринки. И тут я запнулся о стул, который с грохотом упал, я тоже чуть не свалился, но успел схватиться за стол, гора книг, сложенная в стопку, полетела на пол… Вот же черт! От такого она просто не могла не проснуться – Алекс села в кровати, белая прядь ее волос отражала свет холодной ночной лампы, она потерла сонные глаза, точно маленький котенок спросонья.

– П-прос-ти меня, – я был готов сквозь землю провалиться.

Алекс зевнула.

– Все хорошо, присядь.

Она хлопнула ладонью по кровати рядом с собой, и я завалился на кровать поверх одеяла, пытаясь ногами снять туго зашнурованные кеды.

– Извини, что разбудил. Я не хотел.

Я практически мямлил, не в силах совладать со своим языком, и очень старался говорить членораздельно.

– Я знаю, – шепнула она, – Зачем так пить?

– Я просто хотел отдохнуть.

Закрыв глаза, я слышал, как она выдохнула, а сам тем временем ловил прибывшие вертолеты, подступала тошнота, и старался ее сдержать – нехорошо было бы, если бы меня вырвало в ее комнате, жуть.

– И как?

– Паршиво, – ответил я.

А что еще сказать? Так и есть – сам во всем виноват, придурок.

Она немного повозилась в кровати, но я был не в силах отрыть глаза, мне казалось, что если я это сделаю, то меня стошнит. Все и так плыло и кружилось.

– Как ты? – раздался тихий шепот в темноте.

Господи, не заставляй только меня говорить сейчас! Я сам ощущал аромат всего того, что я сегодня выпил, и мне было стыдно.

– А не видно?

– Тебе уже пора, – только лишь ответила она.

Нет-нет, если я сейчас встану, я точно свалюсь, а утром меня найдут учителя Америго и тогда мне точно будет плохо, и уже не от алкоголя.

– Еще немного, – попросил я ее.

Я не заметил, как уснул, пока мой мир кружился перед глазами, и я проснулся от того, что меня будят.

– Джет? Джет!

От неожиданности я поднял голову, пытаясь понять, где я. Да, я все еще был у Алекс и не до конца пришел в себя.

– М?

– Уже светлеет, – шепнула она.

И что? Я встать не могу, я все еще был пьян в говно.

– Угу…

Пока я пытался прийти в себя, Алекс и не думала униматься, боясь гнева комендантши.

– Джет? – не отставала она: – Дже-ет! Тебе достанется, если останешься.

Боже, она еще доставучее, чем сестры! Я решил немного ее проучить, подскочил и защекотал, как делал это с Кирой и Ташей.

– Вот же приставала!

Она извивалась, как пойманная змейка, и тихо хохотала.

– Хватит, пожалуйста! – запищала Алекс.

Ну, нет. Сама лезла – получай теперь.

– Ага, сейчас, – смеялся я.

От ее звонкого тихого смеха мне самому было весело.

– Ладно, прости! Прости!..

Я перестал ее щекотать, улыбаясь, и оглядел ее лицо.

Она, и правда, была очень красивой – ее белая кожа была такой ровной и чистой, черные ресницы обрамляли красивые насыщено-синие глаза с голубым ободком у зрачков, а щеки покрылись румянцем от смеха. Это красивое лицо обрамляли длинные черные волосы, без укладки напоминая вороново крыло, ее пухлые нежно-розовые губы были приоткрыты в полуулыбке, она тяжело дышала от смеха. Я ощущал ее дыхание на гладком, идеально-ровном животике, где, под пижамной хлопковой кофтой, все еще лежала моя ладонь. Мои глаза скользнули вниз, к ее тяжело вздымающейся груди, потом снова к глазам, потом к губам. У меня перехватило дух. Это было не просто красиво, это было потрясно. Она смотрела мне прямо в глаза, и я не мог не думать об этой тонкой пижаме, под которой ничего больше не было. Я ощущал запах ее шампуня от волос, чувствовал ее дыхание на своих губах. Я не мог объяснить все это, не мог не хотеть ее. Я просто тянулся к ней, к манящим сладким губам. Ее ладони легли мне на грудь, я вздрогнул. Я вздрогнул, черт побери! Меня трясло от желания касаться ее снова, дрожь пробивала все тело, я чувствовал эту дрожь даже в своем дыхании. Я прикоснулся к ее губам. Перевернув весь свой мир, я был просто ошарашен ею. Но как? Как такая маленькая, такая простая, смогла вызвать такие эмоции?! Это было просто немыслимо, невероятно. Я такого никогда не испытывал. Ни с одной девушкой я не чувствовал такого желания. Но, она же…

Я с трудом заставил себя остановиться, и приподнялся, снова оглядев ее лицо – она смотрела мне прямо в глаза, и она тоже дрожала. Как? Как это все объяснить ей теперь? Я засмеялся сам над собой, закрыв глаза, а в голове были только секунды моей слабости. Я снова посмотрел на нее, маленькую, милую, такую нежную и манящую.

Поняв, что если снова взгляну на нее, я уже не смогу остановиться, я сел, отпустив ее из рук. Сейчас я понимал, что, возможно, это был мой самый дурацкий поступок – я хотел ее. Да, черт возьми, я хотел! И в тот момент мне было плевать, что это аморально. Но и остановиться было нужно. Жестоко, Алекс. Жестоко с ее стороны было быть такой. Но она не знала моих мыслей, не знала моих чувств.

Я сидел, оперившись локтями в колени, тихо смеялся над собой, и иногда смотря на нее. Она сидела рядом со мной, не отрывая от меня пристального задумчивого взгляда синих глаз, ее волосы были немного растрепаны, от чего она была еще притягательнее. Хотя, куда еще?

– Прости. Я… – и что я должен теперь ей сказать? Я читал ей лекцию «мы друзья», и теперь сам накосячил: – Я не должен был.

Какой же я дебил! Как можно было так облажаться? Головой думать надо, идиот! Идиот!

– Это жестоко, Джет, – прошептала она.

Да, я знаю, что это жестоко, я знаю, что это плохо и что я должен был сегодня просто тихо свалить из через ее окно! А теперь-то мне что делать?!

Я положил ладонь ей под волосы, на мягкую, нежную кожу шеи и поцеловал ее в лоб, мечтая целовать губы.

– Я знаю. Поэтому и прошу прощения.

Я тогда ушел. Это было самым правильным решением. Но я не мог понять, как одно это прикосновение могло вызвать во мне такую бурю чувств и желания? Как она, маленькая девочка, ровесница моих младших сестренок, заставила меня дрожать?

Я положил рамку фотографией вниз, не в силах видеть ее лица. Я очень скучал по ней, готов был скулить и выть, но я уехал, ни сказав ей ни слова, лишь себя всех чувств, кроме боли, не стал тащить ее за собой. Но я так и не смог помочь себе, не смог отпустить ее из своих воспоминаний, и не смог сказать ей, что я на самом деле к ней чувствую. Кто я для нее теперь? Никто. Я не стою ни ее, ни ее слез. Я с отвращением думал, как столько лет тащился сам от себя и закрывал глаза на других. Но мне проще было просто молча уехать, чем говорить ей, куда и зачем я еду. Она не отпустила бы меня.

– Джет? – я обернулся. По лестнице спускалась Кира, – Джет!

Она буквально подлетела ко мне и обняла, не обращая вниманию на мокрую и холодную кожаную косуху.

– Тише, – засмеялся я, – Я же мокрый весь…

Сестренка подняла на меня красивые золотистые глазки.

– Мы скучали, – возмутилась Кира.

Я снял куртку и повесил на плечики в шкаф-купе.

– Все спят? – спросил я, закрывая дверцу шкафа.

– Нет, – махнула рукой Кира, – Таша в душе, родители скоро спустятся.

Я кивнул, обняв сестру.

– С прошедшим днем рождения, – поздравил я, – Я пытался дозвониться на домашний, но никто не ответил.

Кира улыбнулась мне.

– Спаси-и-ибо! – просияла она, – Мы уезжали в коттедж на озеро.

Я хотел бы еще поболтать с Кирой, но нас прервала Таша. Она спускалась вниз в белом свитшоте и черных джинсах, и ее лицо явно омрачилось при виде меня.

– Привет, – попытался улыбнуться я.

– Шмотки постирать приехал? – отозвалась она и прошла мимо меня, доставая графин с апельсиновым соком из холодильника.

– Нет, – ответил я, – Просто приехал в гости.

Она не скрывала открытой неприязни ко мне, наши отношения с сестренкой испортились, когда мы переехали, и о своих чувствах она молчала. Просто всем своим видом показывала, что не рада мне. Это был ее выбор, и спорить я не хотел.

Шестнадцать

«Я ничего не ел.

Вы когда-нибудь были сыты болью?

Когда в горле комок и совсем не можешь есть.

Одно и то же»

А. Полярный «Сказка о самоубийстве»

После этого мы с Кирой немного поболтали, она была очень рада мне, а Таша лишь изредка косо смотрела на нас. Вскоре к нам спустились родители, отец просто пожал мне руку, сделав замечание, что я одет не как девятнадцатилетний юноша из представительной семьи, а как «байкер из пивнушки». Отлично, мне подходит. Мама же улыбнулась мне и обняла.

– Я рада, что ты здесь, – сказала она, пытаясь прибрать мои волосы.

Я со смехом вывернулся из под руки.

– Нет, – хохотнул я, – Не надо.

Мама вздохнула, и я поцеловал ее в щеку.

От отца мне и сестрам достались лишь каштановые волосы, все остальное было маминым – карие глаза, смуглая кожа, нос с маленькой горбинкой и губы. Мы трое были ее копиями, за тем исключением, что она была блондинкой. И я был рад, что не был похож на нашего строгого во всех чертах отца – его глаза были холодного серого цвета. Каштановые волосы буквально зачесаны на бок, брови угрюмо густились над глазами, а бледная сухая кожа говорила о любви к аристократии.

– Пообедаешь сегодня с нами?

Я немного замялся, и взглянул сначала на сестер, потом на маму, и сдался.

– Конечно, – улыбнулся я, – Я побуду в своей комнате.

Мама кивнула, показав мою любимую добрую полуулыбку.

И я поднялся к себе. Здесь было все точно так же, как я оставил. Мои вещи были в картонных коробках, я даже не думал тогда о том, чтоб их разобрать, Письменный стол со столешницей из темно-зеленого мрамора был завален моими старыми тетрадями со стихами – я не забрал с собой ни одной. Среди них были старые фото друзей, которых у меня уже нет, книги беспорядочно были разбросаны по разным углам комнаты, все было немного пыльным. И только большая двуспальная кровать, застеленная свежим постельным бельем и серым покрывалом, была идеально чистой. Панорамные окна открывали вид на наш задний двор, где стояли большие качели с навесом у усыпанного листьями бассейна. Снег продолжал падать, и я упал на кровать, закинув руки за голову, и стал смотреть в потолок. Я старался собрать всю свою волю в кулак, чтоб не думать ни о чем, но я просто не мог. Похожие чувства я испытывал тогда, после того прикосновения к ее губам. Она злилась, пыталась меня избегать. Я не раз пытался поговорить с ней, но так и не смог. И в один из дней, когда я возвращался с тусовки, я пришел в ее комнату. Она крепко спала, тихо сопев, и я сел на кровать рядом с ней. Алекс спала, лежа на животе, и ее волосы упали на лицо, разметавшись по белой подушке. Я осторожно убрал их пальцами назад, открывая ее белые щеки и густые ресницы. От прикосновения она немного поморщилась, но не проснулась – это вызвало у меня улыбку. Она дышала спокойно и ровно. Я вздохнул и сел на пол рядом с кроватью.

– Я не знаю, что ты со мной сделала, – прошептал я, опустив голову, и усмехнулся: – Это даже смешно. И я виноват… Но я очень по тебе скучаю, Алекс. Мне тебя не хватает.

Я шептал в темноту, хоть и знал, что она не слышит. Мне просто надо было сказать это ей. Я поднялся и тихонько коснулся губами ее теплой ото сна щеки.

Конечно, сейчас совсем другое. Тогда я попытался все исправить, но сейчас я уже ничего не могу исправить. В горле встал ком. Я все смотрел в потолок, где собирались все мои одинокие и больные чувства, и грохотом обрушались мне на голову воспоминаниями. Я нашел, наконец-таки, свою любовь, а потом потерял в нее всю веру. Я был для нее тогда самым лучшим, а что бы она сейчас сказала? Я не знаю. Я был разбит и раздавлен своими же поступками, и я не знал, что делать.

Я встал и раскрыл окно, закурив сигарету. Я осознанно травил себя каждый день, и я все больше стал молчать. От того Джета, который так нравился Алекс, веселого, болтливого придурка, уже ничего не осталось. Ну, разве что, придурок на месте. Первые несколько месяцев после того задания я ни с кем не разговаривал, я просто не мог. И сейчас я чувствовал, что задыхаюсь.

Я, наконец, дождался ужина и спустился вниз. Мама ставила на стол посуду и столовые приборы. Я тут же подскочил к ней и стал помогать – она по-доброму мне улыбнулась и кивнула. Это было моим любимым «спасибо». Мне определенно нужно было отвлечься от всего, я ведь все равно пока безработный. Мы вместе накрыли на стол мамин превосходный мясной рулет, и вскоре все были за столом.

– Как твои дела в Университете? – сухо спросил отец, отпив глоток красного вина.

– Нормально, – так же ответил я ему.

– А подробнее? Я не могу судить о твоей успеваемости только по одному слову.

– Все хорошо, – улыбнулась мама, накрыв его руку своей.

Он тут же высвободил руку с бесстрастным выражением лица, и меня задел этот жест – ему досталась лучшая женщина в мире, наша мама, а он ее не ценит. Я остановил на нем взгляд, с трудом проглотив кусочек мяса.

– Рулет холодный, – строго сказал отец, кинув ей короткий многозначительный взгляд.

Теперь я разозлился. И поджег его рулет. Девочки вскрикнули, а отец немного подпрыгнул на стуле – класс!

– Так нормально? – спросил я и встал из за стола.

Это напомнило мне о том, почему я не стал жить дома. Отец всегда относится к семье так, будто мы – само собой разумеющееся, и должны делать абсолютно все, что он говорит.

На самом деле от каждой семьи Хранителей должен хотя бы одни выполнять работу, и мой отец этим человеком быть не хотел, и уже с двенадцати лет отправил меня на обучение, а в четырнадцать я стал Хранителем под руководством некого Люка Рейди. Через год я стал работать с Алеком. А отец с самого того момента, как отправил меня на обучение, был свободен от всех обязанностей. У меня был выбор – я или одна из сестер. Или мама. Я не смог бы этого позволить. Отцу же было плевать. Мои сестры тоже проходили обучение, он так же отправлял их в двенадцать лет. И я понимал, что если я откажусь, в ход пойдет вся моя семья – кто угодно, только не он. Девочки не знают об этом, но и они не могут терпеть такого отношения к маме. Никто больше не захотел есть, и я ушел в свою комнату, но вскоре пришлось спуститься обратно – впервые за долгое время я слышал громкий голос мамы.

– Почему ты не можешь просто принять все? – кричала она: – Почему не можешь просто быть с нами? Ты не видел сына несколько месяцев! Я не видела его счастливым уже очень давно, а ты не можешь просто порадоваться, что он дома?

– Я рад, – сухо сказал он.

– И что, все, что ты бы хотел у него спросить, это учеба? – выдохнула она.

– Это самое важное, – не меняя тона, ответил отец.

– Что тут происходит? – спросил я, зайдя в гостиную.

Мама быстро вытерла слезы с лица.

– Ничего, сынок, – она попыталась мне улыбнуться, скрестив руки на груди.

– Твоя мать решила, что сейчас самое время для скандала, – ответил отец, сложив руки за спиной.

Мамины глаза были красными от слез.

На этом мое терпение лопнуло. Я вздохнул, взял маму за руку и пошел с ней наверх.

– Что ты делаешь? – спросила мама, взволновано глядя, как я упаковываю часть ее вещей – в основном зимние.

– Мы едем в отпуск, – просто ответил я.

– Что? – удивилась, стоящая в дверях, Таша.

Я обернулся и улыбнулся ей.

– Куда вы хотите на Рождественские каникулы?

– В Мюррен! – воскликнула подскочившая Кира.

Таша удивленно посмотрела на нее, но кивнула.

– Джет, но мы же… – начала было мама.

– Мам, семья хочет отдохнуть, – улыбнулся я.

Я пошел к себе в комнату и позвонил в частную авиакомпанию, забронировав самолет. Этот отдых опустошит мой счет, но я практически ничего не тратил. А за работу Хранителя платят очень даже неплохо. Я собрал нужные вещи, переоделся в джинсы, белую рубашку и серое пальто. Тут же вызвал такси. Все начали спускаться со своими сумками и документами.

– Куда вы собрались? – сурово вопросил отец.

– Моя семья едет в отпуск, – просто ответил я, пропуская девочек вперед, такси уже подъехало.

Мама прошла мимо отца, даже не взглянув на него, а вот его выражение лица стало растерянным, он проводил ее взглядом до самых дверей и снова посмотрел на меня.

– Но что это значит? – взмахнул он руками, – А я?

Я пожал плечами.

– А ты – не моя семья.

По дороге в аэропорт мне приходили смс с сообщением о попытке блокирования счета. Я усмехнулся, глядя на экран – я давно уже сменил все коды доступа. Вот так слабый и беспомощный человек, который не смог сказать нужных слов, теряя все в один момент, пытался схватиться за подлые и низкие уловки. Но это моя семья. И я никому не дам ее в обиду.