Текст книги "Почти два килограмма слов"

Откуда взялся киберпанк: андроиды, провода и Пинчон

У меня дома есть маркерная доска. Работая над этим текстом, я записывал на ней фамилии авторов, которых собирался упомянуть. Брат зашел в гости и, увидев список, спросил, кто все эти люди. Я объяснил.

– У тебя неправильный список, – сказал брат. – Киберпанк начался не с Пинчона. Он начался с Фрэнка Баума. – Я удивленно посмотрел на него, и он пояснил: – Ну как, ты забыл, что ли? В конце «Волшебника страны Оз» роботу пересадили человеческое сердце, а соломенному репликанту – мозги.

– А льву? – спросил я.

– А льву вживили имплант, регулирующий подачу тестостерона.

– А Элли?

Брат задумался.

– Элли просто не знает, что она андроид. Тест Войта – Кампфа тогда еще не изобрели.

– Отлично, – сказал я, – с этой истории я и начну.

Действительно, если мы говорим о трансгуманизме, то – с оговорками, конечно, – его следы можно найти даже в фольклоре, в сказках. Например, «Волк и семеро козлят». Если помните, там волк идет к кузнецу и просит его выковать ему новый голос.

Впрочем, это все, конечно, шутки. Моя задача – рассказать о том, что же такое трансгуманизм, как он проник в литературу и почему это важно.

Для удобства давайте сразу проговорим, что вообще значит это слово: трансгуманизм – это мировоззрение, которое считает возможным и даже необходимым использовать передовые технологии для изменения и улучшения человеческого тела и ума; то есть использовать технологии, чтобы победить страдания, старение и смерть, усилить физические, умственные и психологические возможности человека. Импланты, приращения, киберпротезы – все это трансгуманизм.

Я расскажу о писателях, которые еще в 60–70-е годы разрабатывали идею трансгуманизма, слияния человека с машиной, еще до того, как жанр «киберпанк» вообще успел сформироваться и получить свое название.

Недавно я прочитал интервью с Уильямом Гибсоном за 1986 год. Отец киберпанка, как его любят называть, помимо прочего, признался там, что его любимый писатель – Томас Пинчон. В этом никто и не сомневался, но теперь, как говорится, есть пруфлинк. Меня эта деталь очень заинтересовала, потому что обычно, если речь заходит о книгах-предшественниках киберпанка, первым делом вспоминают «Мечтают ли андроиды…», а между тем уже в V. Пинчон дал трансгуманизма по полной. Действие романа происходит в мире, где есть не только люди, но и «механические куклы». И важная сквозная тема книги – градации одушевленности и отношения людей с техникой – машинами, оружием – и в целом с неодушевленными предметами (вообще, словосочетание «inanimate object» в тексте встречается раз пятьдесят, причем в самых разных конфигурациях по отношению к людям).

Уже здесь, в романе 1963 года, появляется образ опутывающих человеческое тело проводов. А мой любимый эпизод – когда персонаж Стенсил (в оригинале: Stencil – что означает «шаблон» или «трафарет») думает о V., и это натурально трансгуманистическая поэма:

«Стенсил даже оторвался от своих рутинных занятий, чтобы изобразить, какой бы она могла быть сейчас в возрасте семидесяти шести лет: кожа, сияющая чистотой какого-нибудь новомодного пластика, в глазах – фотоэлементы, серебряными электродами подсоединенные к оптическим нервам из медных проводов, ведущих к мозгу, который представляет собой самую что ни на есть совершенную полупроводниковую матрицу. Вместо нервных узлов у нее были бы соленоидные реле, ее руки и ноги из безупречного нейлона приводились бы в движение с помощью серводвигателей, платиновое сердце-насос перекачивало бы специальную жидкость по бутиратным венам и артериям. А может, чем черт не шутит – Стенсилу порой приходили в голову мысли не менее шальные, чем прочей Братве, – у нее имелось бы и прелестное влагалище из полиэтилена со встроенной системой датчиков давления; их переменные мосты сопротивления были бы подключены к серебряному кабелю, по которому напряжение удовольствия подавалось бы напрямую к соответствующему регистру электронно-вычислительной машины в ее черепной коробке. И когда бы V. улыбалась или вскрикивала в экстазе, ее лицо озарялось бы блеском самого совершенного элемента – драгоценного зубного протеза Эйгенвэлью».

В этом же интервью, кстати, Гибсон признается, что не читал «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» и вообще Филипа Дика прочел уже после того, как закончил свою дебютную книгу; что иронично, потому что именно «Электроовец» чаще всего называют в числе предшественников и вдохновителей жанра. Всегда интересно узнать, кого сам автор считает своим предшественником и учителем, а кого ему навязали в силу схожести идей и простых совпадений.

Сама идея постепенного слияния человека с машиной начала давать ростки в литературе еще до войны, но в 50-е американские писатели-фантасты стали всерьез думать об этом, они пытались ответить на вопрос, как человек будет выглядеть в будущем, как изменится наше тело и как эти изменения повлияют на наше сознание, какие моральные дилеммы из этого возникнут, и как мы будем их решать?

Один из самых первых романов, в котором автор описал идею улучшения собственного тела с помощью технологий, – это «Тигр, тигр!» Альфреда Бестера, написанный в 1956 году. Это такая история мести, «Граф Монте-Кристо» в декорациях далекого будущего. Бестер описывает мир, где власть уже давно принадлежит не государствам, а корпорациям. Главный герой Гулливер Фойл пытается найти капитана корабля, который однажды бросил его умирать в космосе. Для того чтобы добиться своей цели, Гулливер обращается к врачам на черном рынке, и ему вживляют кучу имплантов. Честно говоря, я не нашел более ранних и столь же подробных упоминаний и описаний имплантов в литературе, поэтому будем считать, что Бестер был первооткрывателем.

Как мы видим, уже в 1956-м Бестер описывает технологии, которые позволяют усовершенствовать человеческое тело. Там даже есть реплика, когда Гулливер смотрит на себя в зеркало и говорит: «Я уже не знаю, человек я или машина». Всеми своими приращениями он управляет языком, к зубам у него подключены провода, и он использует их как клавиши: стоит ему надавить языком на левый резец – и время замедляется, на правый резец – и он может видеть в темноте.

Похожие мотивы позже возникают и в V. Томаса Пинчона. Там же у Пинчона есть сцена в поезде, совершенно сновидческая: девочка лет 11 плачет, и никто ее не может успокоить; один из персонажей, Бонго-Шафтсбери, подсаживается к ней и спрашивает: «Ты когда-нибудь видела механическую куклу?» – потом закатывает рукав, а у него на предплечье выключатель, и провода идут дальше по руке к мозгу, и он начинает ей объяснять, как работает его мозг, – то есть фактически он андроид.

Вот так в послевоенной литературе – не только в фантастике – постепенно появляется новый паттерн. Наше тело – это больше не храм и не что-то прекрасное, чем можно восхищаться. В книгах Пинчона – и его предшественников Берроуза, Балларда и Бестера – граница между человеком и машиной начинает размываться. Человек превращается в конструктор – и это, на мой взгляд, уже можно назвать первыми ростками киберпанка в литературе.

* * *

Очевидно, что в 60-х писателей-фантастов стали особенно беспокоить вопросы генной инженерии, экологии и демографические проблемы. Мальтузианская ловушка и тому подобное. Тогда всех по-настоящему будоражила идея ограниченности ресурсов и перенаселения. Считалось, что из-за бурного развития медицины, технического прогресса и прочего планете грозит перенаселение, потому что уровень смертности падает, а уровень рождаемости скорее растет, количество ресурсов ограничено, количество людей – безгранично, и что с этим делать – неясно.

Тут надо упомянуть, что в 1962-м Нобелевскую премию в области медицины и физиологии получили Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон за открытие двойной спирали ДНК. С этого момента сама идея о том, что в наших телах есть молекула, в которой зашифрована вообще вся информация о нас и которую в перспективе можно будет даже редактировать, – эта идея начинает просачиваться в литературу.

И если посмотреть списки самых известных сайфай-романов, написанных во второй половине 60-х, то можно увидеть, как быстро идея генной инженерии захватила умы писателей-фантастов и не только.

Это видно, например, в одном из самых значительных романов тех лет «Всем стоять на Занзибаре» Джона Бреннера. Автор описывает будущее, 2010 год, примерно наше время, планета страдает от перенаселения, поэтому во многих странах, в частности в США, действуют евгенические законы, не только ограничивающие рождаемость, но и запрещающие людям с дефектами размножаться – причем с любыми, даже самыми мелкими дефектами, вплоть до того, что дальтоникам нельзя заводить потомство, потому что ген дальтонизма должен быть уничтожен.

У него даже есть подсюжет о семейной паре, которая хочет сбежать из Невады в другой штат, потому что по закону их штата дальтоники не могут иметь потомство.

Похожая история о регулировании потомства есть и в «Электроовцах» Филипа Дика, вышедших, кстати, в том же 1968 году. Главный герой там носит свинцовый гульфик и каждый месяц проходит медобследование, чтобы получить справку, что он «регуляр», то есть человек, который имеет право иметь потомство, учитывая уровень толерантности, установленный законом.

О том, как сильно роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» повлиял на неоновую эстетику киберпанка, писали много, в том числе – я (см. «Филип Дик и его профессор Франкенштейн»), но сейчас я хотел бы остановиться на одной важной детали из самого начала романа.

Буквально в первой сцене Дик упоминает имплант, регулирующий настроение людей, и это фантастическое допущение (хотя теперь уже не такое уж и фантастическое – в 2017 году нейробиологи из Калифорнийского университета успели протестировать такой имплант на человеке) тоже в каком-то смысле стало отправной точкой для киберпанка: обыгрывая эту идею – о регулируемом настроении, – Дик задается вопросом: насколько сильно изменится повседневная жизнь, если эмоции можно будет легко настраивать? В теории существование такой машины выглядит заманчиво. Что будет, например, если у нас появится возможность просто не испытывать эмоциональную боль?

На деле же в «Электроовцах» идея выворачивается наизнанку: жена Рика Декарда в первой главе сознательно вредит себе, вводит себя в контролируемое состояние депрессии и вообще использует аппарат не по назначению. Именно здесь уже звучит мысль, которую позже подхватят авторы киберпанк-канона: главная проблема любой технологии в том, что ей пользуются люди; главная проблема людей в том, что у них нет чувства меры.

Джеймс Типтри – мл.

Следующий важный писатель, о котором надо сказать, это Джеймс Типтри – младший. Это псевдоним. На самом деле это женщина по имени Элис Шелдон.

У нее очень странная биография, я расскажу о ней чуть-чуть, потому что материала там на целый голливудский фильм.

Она родилась в 1916 году в Чикаго, в очень богатой семье, ее отец был торговцем недвижимостью, а мать, Мэри Брэдли, в то время была известной писательницей.

Элис очень сильно побросало по жизни, она была талантливой художницей, но с искусством у нее как-то не сложилось. Поэтому в 1942 году она записалась в женский армейский корпус, где прошла курсы военной подготовки. На этих курсах она однажды чуть не задушила одну из своих коллег, что, наверное, уже очень многое о ней говорит. В 1943 году она попала в разведку и вышла замуж за полковника ЦРУ. И до 1955 года фактически занималась шпионажем. Потом уволилась из ЦРУ, пошла учиться на психолога и в 1967 году защитила докторскую диссертацию по экспериментальной психологии.

Как она сама рассказывала в интервью, ночью после защиты диссертации она не могла уснуть и, чтобы расслабиться, решила написать фантастический рассказ. Так, в 51 год, фактически началась ее карьера писателя. Ей дико понравилось писать рассказы, и она стала рассылать их в фантастические журналы. Ее цээрушное прошлое дало о себе знать, поэтому она придумала псевдоним Джеймс Типтри – младший (опять же, как она сама рассказывала, «Типтри» – это просто название марки мармелада).

Рассказы ее имели колоссальный успех внутри сообщества фантастов. Странные, самобытные, опережающие свое время. Джеймс Типтри – младший сразу стал главным писателем для писателей. Все хотели с ним общаться, переписку с ним / с ней среди прочих вели Урсула Ле Гуин и Филип Дик.

И один самых известных и важных для нашего текста рассказов называется «Девушка, которую подключили».

Действие рассказа происходит в уже привычной нам сегодня реальности киберпанка: люди используют импланты, миром правят корпорации, полнейший хаос и мультикультурализм.

Сюжет такой: очень некрасивая девочка по имени Ф. Берке пытается покончить с собой, но у нее не получается, ее вытаскивают с того света. Один корпоративный Мефистофель предлагает ей сделку. У нас есть андроид, – говорит он, – тело женщины, разработанное с учетом всех возможных предпочтений мужчин, идеальный маркетинговый инструмент. Такая усредненная красотка. Корпоративный делец говорит ей: мы переселим в нее твое сознание, и ты будешь жить роскошной жизнью, будешь звездой. Девочка соглашается – а дальше начинается сюжет в стиле «Аватара» Кэмерона. Все, конечно, смотрели фильм, и если вы читали «Периферийные устройства» Гибсона, то тоже прекрасно понимаете, о чем речь; теперь вы знаете, откуда вообще пошла эта идея.

В рассказе андроиды, которыми можно управлять на расстоянии, называются удаленки. Героиню погружают в некий саркофаг и подключают ей провода к голове. Я спрашивал у знакомых, у специалистов, кто разбирается в фантастике, – кажется, это первый случай, когда автор описал систему удаленного управления андроидом и вообще компьютерной системой с помощью подключения проводов напрямую к черепу.

Чем еще примечателен этот рассказ: во-первых, он хорошо написан, Элис Шелдон уделяет много внимания трансформации сознания этой девочки. Там очень подробно и жутко показан этот процесс, когда эта девочка, Ф. Берке, перестает воспринимать свое тело как нечто необходимое, она полностью переселяется туда, в то время как ее собственное «родное» тело начинает гнить.

А во-вторых, фактически в этом рассказе впервые предсказаны умные алгоритмы. То есть автор описывает компьютерную систему, которая не просто собирает данные о просмотрах, о том, что люди смотрят по телевизору, но и помогает с помощью этих собранных данных, анализируя их, людьми манипулировать.

Уже здесь, в 1974 году, фантасты впервые начинают задумываться и реально предсказывать идею о том, что Большие данные – это новая нефть и что, правильно анализируя их, людьми можно легко управлять.

* * *

Еще один очень важный текст Джеймса Типтри – это роман Houston, Houston, Do You Read? Собственно, это даже не роман, скорее трактат о генной инженерии, в котором автор пытается описать общество, где упразднена эволюция, то есть даже эволюцию с помощью редактирования генов держат под контролем. Население Земли составляет 200 миллионов человек, и все до одного – клоны. После Третьей мировой сохранилось 11 тысяч генотипов, и люди продолжают копировать их.

Если кратко, то сюжет такой: трое астронавтов, возвращаясь из космической экспедиции, случайно залетают в некую черную дыру, затем прилетают на Землю, и оказывается, что прошло уже 300 лет и планета изменилась до неузнаваемости.

То есть люди достигли такого генетического дзена, что научились выцеплять дефективные сегменты ДНК, купировать их и тщательно контролировать потомство. Фактически Типтри (или Элис Шелдон) предсказал технологию CRISPR, которая сейчас вызывает очень много шума.

Это написано в 1976 году. Первое млекопитающее, овечку Долли, клонируют только в 1995 году. CRISPR появился в десятых годах, и теперь создаются комиссии по этике, ученые пока просто не знают, как с этим жить и каковы могут быть последствия, – этика не успевает за наукой. А Типтри все это описал уже в 1976 году.

* * *

Карьера самой Элис Шелдон закончилась трагично. В конце 1976-го в письмах друзьям-писателям Джеймс Типтри упомянул, что у него умерла мать. Нашлись ушлые журналисты, которые просмотрели некрологи в чикагских газетах и нашли сообщение о смерти Мэри Хейстингс Брэдли, романистки, автора книг о путешествиях, исследовательницы Африки. У нее был единственный ребенок: Элис Брэдли Шелдон.

В итоге ее вычислили. И это ее просто шокировало. В 1978 году она сожгла все свои рукописи. Издатель продолжал отправлять ей письма, просил написать еще что-нибудь, но Шелдон отвечала, что Джеймс Типтри мертв, а она – всего лишь старая толстая тетка и не умеет писать.

В 1987 году все закончилось плохо, она сначала убила из пистолета своего больного мужа, а потом застрелилась сама.

* * *

Если в 60-е в литературе взошли первые ростки трансгуманизма – ДНК, импланты, – то в 70-е, с развитием кибернетики и появлением Арпанета, писатели-фантасты начали активно писать еще и о компьютерных технологиях.

И здесь мы снова возвращаемся к Джону Браннеру. В 1975 году он выпустил роман The Shockwave Rider. Роман не переведен на русский, и тому есть несколько причин, о которых я еще скажу.

Сюжетно, по атмосфере, по персонажам, по задачам, которые ставил перед собой автор, это уже чистый киберпанк.

То есть термина «киберпанк» еще не существует, а роман уже есть. Потому что все маркеры жанра здесь уже видны:

1. Трансгуманизм – смешение человека с машиной, эксперименты по выведению более совершенного вида людей. Импланты, киберпротезы.

2. Интернет – огромная сеть компьютеров, охватывающая всю страну.

3. Главный герой – хакер.

4. Миром правят корпорации. То есть граница между государством и корпорациями стерта. Государство перестало выполнять функции, которые оно по идее было создано выполнять: заботиться о гражданах, развивать инфраструктуру, образование, полиция, вот это все. В The Shockwave Rider государство – это корпорация, которая извлекает прибыль из своей власти, сотрудничает с мафией и так далее. Насквозь коррумпированная система.

5. Отсюда пятый элемент киберпанка – «High tech, low life». Мне кажется, что именно у Браннера этот концепт впервые проработан до мелочей. Он описал этап, на котором развитие технологий привело к еще большей социальной несправедливости. Привилегированные классы имеют доступ к технологиям, поэтому становятся еще богаче, еще здоровее, живут дольше, потому что пользуются имплантами. Низшие классы доступа к технологиям не имеют – поэтому живут мало, в грязи, в специальных гетто.

Здесь у вас может возникнуть логичный вопрос: Алексей, а если это такой влиятельный и важный роман, почему мы о нем ничего не слышали, почему его не переводят и не экранизируют?

У меня есть пара теорий. Несмотря на прозрения и предсказания – а Браннер фактически пишет про интернет и изобрел термин «worm» («червь»), которым сегодня называют вирусы, – книга не выдержала испытания временем, в частности потому, что у нее довольно наивная, оптимистичная концовка.

Роман заканчивается тем, что главный герой, суперхакер, создает свою гениальную программу-червя и взламывает систему безопасности правительства, выкладывая в открытый доступ все грязное белье, все секретные документы.

Таким образом, по версии автора, герой уравнивает в правах власть и народ. Потому что одна из главных тем романа – это еще и «приватность», то есть то, что нас всех сейчас очень беспокоит. И у Браннера приватность – это что-то вроде люксовой привилегии высших классов. Чем выше ты рангом, тем больше у тебя прав на приватность, а если ты простой рабочий, то у тебя вообще нет личного пространства.

The Shockwave Rider именно поэтому сейчас выглядит устаревшим – он построен на идее, которая не выдержала проверку временем. Сейчас, в XXI веке, после того, как случились Wikileaks и Панамагейт, как это ни грустно признавать, мы с вами знаем, что информация не правит миром. И что если выбросить в сеть компромат на высокопоставленных чиновников, то это, к сожалению, ничего не изменит.

Ну то есть в каких-то конкретных случаях это может повлиять на расстановку фигур во власти. Но мгновенного переворота не будет. И люди в высших эшелонах власти, скорее всего, не пострадают. Мы видим и здесь, в России, и в США одно и то же. Главное, что мы узнали о человечестве благодаря интернету, – правда никому не интересна.

Авторитарные режимы вовсе не беззащитны перед сетью, они, как простейшие водоросли, очень живучи и имеют свойство быстро приспосабливаться к новым условиям.

Бессмысленно спорить о том, кто был прав – Оруэлл или Хаксли, интернет успешно объединил в себе черты параноидного Старшего Брата и развлекательного «дивного нового мира».

Социальные сети лишь на первый взгляд кажутся эффективным инструментом мобилизации больших групп людей, на деле же продуктивность этих групп минимальна, ведь эффект Рингельмана никто не отменял.

Об этом грустно говорить, но опыт поколений показывает, что простой кусок брусчатки на Сен-Мишель – гораздо более эффективный инструмент демократии, чем интернет.

Сегодня, спустя почти пятьдесят лет после создания Глобальной сети, стало предельно ясно, что почти все «освободительные» гипотезы оказались не более чем лозунгами, и с полной уверенностью об интернете можно сказать лишь одно: умного человека он делает умнее, глупого – глупее, злого – злее. Проблема в том, что мир в основном состоит из последних.

Именно поэтому The Shockwave Rider сейчас выглядит очень наивно – продукт своего времени, привет из буйных 70-х, роман, написанный по следам Уотергейта, единственного случая в истории, когда журналисты смогли заставить президента подать в отставку.

Сегодня что-то такое сложно даже представить. Добро пожаловать в эру постправды.

«Плюс» Джозефа Макэлроя

«Плюс» – еще один важный этап для будущего жанра и для фантастики в целом. Потому что Джозеф Макэлрой – это известный в США постмодернист, не просто фантаст, а именно «серьезный» писатель. И это, кстати, тоже показательно, представьте, как активно развивались технологии в 70-е годы, если не только фантасты, а даже Макэлрой решил написать по сути киберпанковский роман.

Сюжет такой: в космосе по орбите Земли летает исследовательская лаборатория, которая собирает данные. Людей на ней нет, это, в сущности, один большой компьютер, но не просто компьютер – это кибернетический организм, живой человеческий мозг, помещенный в капсулу и подключенный к куче сенсоров. Этот мозг нужен для того, чтобы передавать данные о своем состоянии, он – часть эксперимента.

И вся штука в том, что повествование ведется как бы «от лица» мозга. Фактически Макэлрой впервые в литературе описал процесс рождения сознания у неживой материи, точнее – у киборга. Что интересно, Плюс начинает осознавать себя именно через вокабуляр, через язык, сперва он просто передает данные на землю, а потом начинает вспоминать слова, смысла которых он не понимает, – то есть ему там присылают какие-то запросы с базы, он должен измерять уровень глюкозы, угол движения по орбите и так далее, и в какой-то момент он слышит смех и начинает думать про смех; потом он осознает, что он просто мозг, у него нет черепа, а значит, и нет глаз, и он начинает размышлять: «Если у меня нет глаз, тогда откуда я знаю, что такое свет?» – и вот так, с помощью слов, он, как мозаику, собирает свою старую личность. Ужасно завораживающее чтение: история о кибернетическом организме, в котором проснулась душа. Своего рода «Франкенштейн» Мэри Шелли – только вывернутый наизнанку.

«Истинные имена» Вернора Винджа

«Истинные имена» Вернора Винджа опубликованы в 1981 году. Это небольшая повесть, страниц 50, не больше. Но штука в том, что предсказаний на этих 50 страницах хватило на несколько романов. Чтобы объяснить вам, в чем суть, мне придется заспойлерить сюжет, без этого никак, извините.

Суть такая: в мире будущего уже есть интернет и все подключены к сети, фактически люди выходят в сеть через виртуальную реальность. Хакеры в этом будущем, естественно, обладают невероятной властью, они – самые опасные преступники. В одной из хакерских группировок возникает конфликт, один из самых влиятельных хакеров, по кличке Почтальон, начинает выслеживать и убивать своих коллег. Почему рассказ называется «Истинные имена»? Потому что у всех хакеров никнеймы, и чтобы убить хакера, нужно узнать его истинное имя.

В общем, основной конфликт в том, что два главных героя пытаются превентивно отследить этого зловещего хакера – хотят узнать его истинное имя раньше, чем он их найдет.

Там много всего намешано, агенты ФБР, конспирология, но я не буду этого касаться, потому что моя цель в другом – встроить этот рассказ в киберпанк-канон. Действие происходит в двух реальностях одновременно – в духе «Матрицы»: там была наша реальность, разрушенный мир, и была собственно Матрица, оболочка, в которой существовали программы.

Изначально это придумал и описал математик Вернор Виндж в 1981 году. То есть этот концепт у него точно так же описан – только наоборот: герои подключают провода к голове и проваливаются в виртуальную реальность, которая у Винджа называется «Иной мир». Все это смоделировано как компьютерная игра, каждый придумывает своего аватара, и в то же время это не просто развлечение, в этой виртуальной реальности можно напрямую взаимодействовать с данными, то есть буквально путешествовать по проводам, через спутники, от одного дата-центра к другому.

Как вы понимаете, в 1981 году все это абсолютно революционная идея. Примерно то же самое потом появится в «Нейроманте», те, кто читал «Нейроманта», сейчас услышат много знакомых слов и идей. У Гибсона Кейс подключал дерматроды к голове и уходил в симуляцию, где внутри визуализированного киберпространства взламывал системы защиты корпораций.

Так вот, в «Истинных именах» два добрых хакера начинают просеивать базы данных, чтобы найти злого хакера. Находят его, и между ними в симуляции начинается драка – это все довольно зрелищно описано в тексте, то есть буквально они гоняются друг за другом по дата-центрам, отрезая друг другу пути к отступлению.

И здесь Виндж делает еще одно важное предсказание, он показывает, насколько хрупким и нестабильным стал мир будущего. Потому что пока хакеры сражаются в симуляции, они влияют на реальность. Пока они стирают друг за другом строчки кода, в нашей с вами реальности вырубаются электростанции, в аэропортах хаос, потому что обнулились базы данных, самолеты не могут сесть, и одновременно на военных базах взрываются ракеты. И все это потому, что три хакера сражаются за власть внутри симуляции.

В итоге – спойлер! – добрые хакеры убивают злого. Не буквально убивают, но удаляют все его следы из сети, лишают его власти, перекрывают ему все ходы, отрезают его от сети.

И штука в том, что ближе к концу, когда два главных героя – мужчина и женщина – встречаются в жизни, они начинают вспоминать это сражение, они вспоминают, как странно вел себя этот зловещий хакер, что он никогда напрямую ни с кем не общался, что он в симуляции никогда сам не появлялся и в его сообщениях всегда была задержка в полчаса.

И по косвенным признакам они определяют, что они сражались не с живым человеком, что это был опасно развившийся искусственный интеллект.

Во-первых, это классный финальный твист. Во-вторых, Виндж как профессор математики и кибернетик очень верно объясняет опасность ИИ. В конце очень кратко описывается ситуация, когда герои понимают, что хакер, с которым они сражались, вовсе не был зловещим анархистом, который хотел всех убить, – он не был карикатурным злодеем. Это был вышедший из-под контроля ИИ, его создавали в лаборатории, он себя скопировал в сеть и начал делать то, что делает любой самообучающийся алгоритм – собирать и анализировать данные. И он захватывал новые узлы связи вовсе не потому, что был злодеем. Он даже не знал такого понятия, как зло или вред.

У любого самообучающегося алгоритма, если ему не задать моральных рамок, будет только одна цель – собственно, обучаться. А чтобы обучаться, ему нужно пространство, ему нужно место, где он сможет хранить свои данные.

Он будет как вирус. Когда вирус попадает в организм человека, он начинает причинять организму вред, правильно? Но мы с вами, когда подхватываем вирус, мы ведь не думаем, что вирус делает это со зла и у него есть какие-то злые намерения? Вовсе нет, вирус начинает вредить организму просто потому, что он попал в среду, в которой может размножаться.

В 2003 году профессор Оксфордского университета Ник Бостром написал книгу «Superintelligence». В ней он среди прочего заметил, что идея сверхумного ИИ, служащего человечеству или одному человеку, – это вполне разумная идея. Но он добавлял: «Если мы создадим интеллект, единственной целью которого будет нечто очень простое, например создавать скрепки, и не заложим в него какие-то базовые основы этики, этот ИИ начнет трансформировать сначала всю Землю, а затем выйдет в космос, дабы использовать и его для производства скрепок».

Довольно жуткое будущее.

Вернемся к «Истинным именам». Почему этот рассказ важен? По нескольким причинам:

• здесь впервые описан очень похожий на киберпространство интерфейс, который позволяет человеку общаться с машиной напрямую;

• здесь очень хорошо и ярко показаны опасности, которые несет в себе идея создания искусственного интеллекта. Он действительно может выйти из-под контроля, но вовсе не так, как показывают в кино;

• в конце рассказа героиня, Дебби, переносит свое сознание в машину. Я могу ошибаться, но мне кажется, Виндж один из первых, кто описал эту идею в художественном произведении, – переселение конструкта личности в киберпространство.

* * *

Закончить я хотел бы вот чем: считается, что киберпанк родился в начале 80-х, ведь именно тогда появились одноименный рассказ Брюса Бетке и роман Уильяма Гибсона «Нейромант». Звучит логично, но у меня есть теория: я думаю, что у каждого вида искусства, у каждого медиума есть две точки отсчета: первая – момент рождения, вторая – момент признания, выхода из гетто. Так было, например, с театром или с комиксами – и то и другое начиналось как развлечение для простолюдинов. Примерно так же было с жанром «киберпанк». Гибсон, Рюкер, Уомак – все они пришли позже, на территорию, которую до них, работая на протяжении более 30 лет[23]23
  А может быть, и дольше, ведь если очень захотеть, то зарождение жанра можно начать отсчитывать и от «Франкенштейна» Мэри Шелли. Там тоже вполне себе трансгуманизм.


[Закрыть] с приемами «низкой литературы», вспахивали другие – Бестер, Баллард, Берроуз, Браннер, Пинчон. Об этом тоже нужно помнить.