Текст книги "Цветок Дракона"

Глава 30

«Благословен будет наш Господь, потому что он услышал мои молитвы…»

Чей-то голос проник сквозь окутавший ее туман. Это был голос ее отца, читающего один из его любимых псалмов о возвращении веры тем, чья вера пошатнулась.

«Господь – моя сила и мой щит. Ему я доверяю всем сердцем и он мне поможет…»

Это была молитва, которую отец просил повторять снова и снова, когда она в детстве свалилась с лихорадкой, которая, по словам врача, могла убить ее, так же как убила ее мать.

«… поэтому мое сердце возрадовалось, и своей песней я восхваляю Его…»

Это был любимый псалом ее отца, но голос был не его. Сарина заметалась в кровати, вертя голову в тщетной попытке увидеть лицо обладателя этого голоса.

Безнадежно. Дженсон захлопнул Библию отца Сарины со сделанными им на полях пометками. Он устало потер глаза, затем потянулся, чтобы размять затекшие руки.

Что еще можно сделать, гадал он, рассеянно водя пальцем по золотым буквам, выдавленным на потертом кожаном переплете. Что еще можно сделать, чтобы вдохнуть в Сарину волю к жизни? Он прижал к груди книгу, взятую из комнаты Сарины в доме мадам Блю, с отчаянием наблюдая, как больная в забытьи мечется на узкой койке.

Прошел целый день, с тех пор как он доставил ее на борт, – день, в течение которого он ни на минуту не отходил от нее даже для того, чтобы увидеться с сыном. Он обтирал ее тело губкой и обмахивал веером, заставлял пить и читал вслух Библию, пока у него не пересохло в горле. Но ничто, казалось, не проникало сквозь глухую стену, за которой она скрылась от мира.

Должно быть, он заснул сидя в кресле, потому что, когда он открыл глаза, услышав дикий крик, было уже темно. Дженсон вскочил на ноги, и Библия полетела на пол. Он быстро зажег масляную лампу рядом с кроватью и увидел, что Сарина пытается сорвать с себя одеяло, словно оно охвачено пламенем. Откинув его, он немедленно понял причину ее состояния.

Нарыв в паху прорвался, и по ее ногам текла белесая жидкость. Дженсон перевел дух. Несмотря на сильную боль, у Сарины появился шанс выжить. Ему потребовалась вся его сила, чтобы снова уложить ее в кровать и держать, пока она не прекратила сопротивление и не затихла. На мгновение ослабив хватку, он потянулся одной рукой за тряпкой, лежащей в миске с водой на ночном столике. Но в тот момент, когда он уже поднес тряпку к телу Сарины, он передумал и положил ее обратно.

Мокнущая рана требовала каких-то более эффективных средств, чем вода. Он вспомнил несчастный случай на охоте, когда ему в бедро попала пуля. Один из его друзей удалил пулю и влил в кровоточащее отверстие половину бутылки рома. Воспоминание об этом испытании заставило его поморщиться. Он тогда потерял сознание, и причиной тому была боль, возникшая при соприкосновении рома с истерзанной плотью.

Приняв решение, Дженсон пересек каюту и, достав из шкафчика полную бутылку джина, зубами вырвал из нее пробку. К его огорчению, Сарина снова зашевелилась, пытаясь расчесать ногтями рану. Подбежав к койке, он завел ее руки за голову, навалился на нее всем телом и приподнял бутылку.

– Прости меня, дорогая, – прошептал он ей на ухо, – за боль, которую я тебе причиню, но только так у тебя есть шанс выжить. Борись, мой ангел!

Он плеснул джин ей на место прорвавшегося нарыва, и от ее ужасного крика у него на глаза навернулись слезы. Ее тело обмякло. Дженсон вылил на рану не меньше половины бутылки, прежде чем отпустил руки, поднялся и сел рядом. Отхлебнув несколько глотков джина, он поставил бутылку на пол и отошел, чтобы принести чистые полотенца. Он вытер ее тело досуха, а потом разорвал одну из своих рубашек на узкие полоски. Тщательно забинтовав рану, он прикрыл Сарину одеялом и снова сел в кресло, ожидая исхода.

Темнота. Она затерялась во мраке его глаз. Откуда-то издалека кто-то звал ее по имени. Прикрыв глаза ладонью, она посмотрела на горизонт и снова услышала зовущий ее голос. Он, казалось, шел с края леса, граничившего с эбонитовым прудом, который держал ее в плену. И пока она вглядывалась в темноту, серебряные лучи опаловой луны высветили верхушку одного из деревьев. Когда голос снова позвал ее, она побежала к этому дереву, но холодная черная вода протянула к ней свои чернильные щупальца и попыталась вернуть ее обратно.

Лунный свет падал на ветви дерева, и его зеленые листья сверкали, как маяк в ночи. Она наклонилась вперед, заставляя ноги двигаться и борясь изо всех сил, чтобы освободиться от держащих ее цепких пальцев.

Сейчас она дрожала всем телом. Капли пота выступали на ее коже и падали в холодную воду, согревая эти бездонные глубины и ослабляя силу рук, которые хотели навечно удержать ее.

Когда она оказалась почти у берега, свет благословенной луны превратил мерцающее дерево с раскинутыми в стороны ветвями в образ мужчины, который с молчаливой мольбой протягивал к ней руки. Всхлипнув, она попыталась ухватиться за протянутую им руку. Сейчас ее удерживал в воде только один иссиня-черный палец, запутавшийся в ее золотых волосах. Когда же она упала на колени, дотронувшись наконец до руки спасителя, чернильное щупальце скользнуло прочь, исчезнув под поверхностью пруда, и навсегда освободило ее.

Она медленно подняла голову и затерялась в зелени его глаз.

– Дженсон!

Дженсон вскочил на ноги. Сарина сидела на кровати! Он немедленно заключил ее в кольцо своих рук и стал целовать и укачивать, ласково приговаривая всякие нежные слова, лишь бы успокоить ее.

– Я здесь, Сарина, – шептал он. – Я здесь, мои ангел. Ты скоро поправишься. Ты обязательно выздоровеешь.

Она пошевелилась в его объятиях и, подняв голову, заглянула ему в лицо. То, что она там увидела, заставило ее вскрикнуть. Эти глаза были зелеными, а не черными! Не веря, она зажмурилась, а потом снова быстро распахнула веки: на нее смотрели зеленые глаза! Сарина прикоснулась к его щеке и почувствовала под пальцами колючую щетину. Дженсон! Рядом с ней был Дженсон, а не Во! Она внезапно почувствовала мягкое покачивание корабля и впервые задумалась, где она и как сюда попала.

– Дженсон? – Мысли путались. Она еле слышно прошептала его имя, боясь, что если она скажет его громко, то он каким-то образом исчезнет и вернется тот, черноглазый. – Дженсон…

В ответ его руки сжали ее в объятиях, она также обняла его за шею и заплакала.

– Ты в безопасности, Сарина, – успокаивал он ее. – Ты на борту судна, и мы идем в Шанхай. Майкл Стивен здесь, на корабле. Он здоров и скучает по тебе так же, как скучал я.

Через несколько минут он нежно снова уложил ее на кровать.

В голове у Сарины стучало, нога болела, а тело казалось избитым, но она больше не боялась. Их сын плывет на том же корабле, Дженсон сидит рядом, и вместе они помогут ей поправиться. Сарина выпила немного воды, которую ей предложил Дженсон, и, когда сухость во рту исчезла, она задала ему первый из двух вопросов, которые так боялась задать.

– Где Во? – Она с трудом выговорила его имя.

– Он мертв, Сарина, – последовал тихий ответ.

Она закрыла глаза. Ее тело испытало облегчение, но радость сменилась жалостью и страхом, когда Дженсон рассказал о крушении корабля, гибели людей и ее счастливом спасении.

– Я послал людей, чтобы они подобрали всех выживших и попытались поднять тела, – продолжил Дженсон, – но Шукэна до сих пор не нашли.

– А мадам Блю?

– Мне очень жаль, Сарина. – Дженсон покачал головой.

Она подавила рыдание.

– Мы похоронили ее в саду за домом.

– Вы положили ее в могилу вместе с кольцом? – спросила Сарина.

Дженсон нахмурился и снова покачал головой.

– На ней не было кольца.

– О нет, – простонала Сарина. – Она умоляла меня, и я обещала, что не брошу ее и что она умрет в объятиях того, кто ее любит.

Дженсон посмотрел на нее и улыбнулся.

– Мне кажется, так оно и случилось.

От этих слов у нее перехватило дыхание. Да, конечно: человек в расписанном фазанами халате. Это был Во. Он сдержал свое обещание Чин Лин, но было уже поздно. Он успел лишь обнять ее последний раз перед смертью.

Сарина отвернулась к стене. Внезапно она ощутила страшную усталость. И хотя она безумно любила мужчину, что с такой заботой склонился над ней, сейчас ей хотелось побыть в одиночестве.

Почувствовав, что мысли Сарины где-то далеко, Дженсон встал и тихонько вышел из каюты.

– Я отказываюсь даже думать об еще одном кусочке, – запротестовала Сарина, отодвигая от себя поднос с едой.

– Но тебе надо есть, – настаивал Дженсон, снова пододвигая еду к ней. – Еще немного пудинга. Давай, Сарина, это же любимый пудинг Майкла. Не так ли, малыш?

Он взглянул на маленького мальчика, который сидел, скрестив ноги, на кровати и с упоением крутил глаз коричневой тряпичной собачке. При звуке своего имени он поднял глаза и улыбнулся.

– Видишь? – торжествующе заявил Дженсон, взъерошив рукой волосы мальчугана. – Он ждет своей порции пудинга. Хотя, судя по тому животику, который у него вырос, ему и вполовину так не нужна еда, как тебе.

Сарина скривилась и зачерпнула ложкой еще немного пудинга. Несмотря на свои протесты, она наслаждалась заботой Дженсона. Его внимание и ласки помогали ей пережить боль от потери Чин Лин и воспоминания об ужасе болезни и плена. Никогда еще она не чувствовала себя такой любимой, как в эти дни своего выздоровления, когда Дженсон не отходил от ее кровати и рядом с ней играл их сын. Изредка она думала: а понимает ли Майкл Стивен, что его первые родители умерли и их место заняли другие люди?

– Ну ладно, перестань изображать из себя страдалицу, – ухмыльнулся Дженсон, убирая поднос. Затем широким жестом он откинул одеяло и протянул к ней руки. – Как насчет небольшой прогулки по палубе?

Обняв ее одной рукой за талию, а другой крепко держа Майкла Стивена, Дженсон сделал с ними небольшой круг по легонько покачивающейся палубе. Сарина распустила волосы и, чувствуя, как каждый локон овевает ветерок, пила и не могла напиться свежим морским воздухом.

Она смотрела на город и вспоминала, каким она его увидела два года назад. Она снова видела переполненные людьми джонки, чувствовала запах пищи и улыбалась бронзовокожим детишкам, смеющимся и играющим на борту своих плавучих домов. В доках высились сотни мачт, пристани были забиты горами товаров, ждущих своей очереди отправиться на огромные склады рядом с портом. За ними виднелись полуразрушенные деревянные лачуги, узкие улочки, заполненные уличными торговцами, лотошниками, рикшами, коробейниками и ковыляющими слепыми попрошайками.

Она посмотрела на горизонт, и внутри нее родилось знакомое томление. Ее глаза увлажнились, и она опустила голову на плечо Дженсона, с радостью ощутив пожатие его руки.

– Сарина… – тихо сказал он. – Я хочу рассказать тебе о том, что сам узнал только сегодня утром.

Она застыла, встревоженно подняв глаза.

– Чен жив, Сарина.

Она зажала руками рот, заглушив рвущийся оттуда радостный крик.

– Когда мои люди выловили среди обломков корабля тело Шукэна и привезли его в поместье, их встретил Чен. Он спросил, на кого они работают, и прислал с ними письмо. Теперь Чен – глава дома Во, и он просил нас встретиться с ним как можно скорее, чтобы обсудить возобновление деловых отношений.

Она едва сдерживала возбуждение. Чен жив! Он прислушался к ее словам, как и она к его, и боролся, и они оба остались живы.

Словно предвосхищая ее следующий вопрос, Дженсон продолжил:

– В своем письме Чен спрашивает: не знаю ли я, где может находиться Мэй?

Сарина вздохнула.

– Ты знаешь, где она? – спросил Дженсон.

– Мне известно только, куда она тогда отправилась вместе с другими девушками. – «О Боже, – взмолилась Сарина про себя, – позволь Мэй остаться в живых! Позволь мне сдержать свое обещание!»

– Где же она, Сарина?

Она уловила нотки нетерпения в голосе Дженсона и поспешно рассказала ему о домике мадам Блю.

– Сейчас, когда Шукэн погиб, Чен может снова привести Мэй домой, – сказал Дженсон, – но как ты думаешь, она согласится быть его наложницей?

Ее сердце упало.

– Значит, он женился.

– Да.

Сарина тихо вздохнула.

– Да, Дженсон, – сказала она грустно, – она согласится. Чен однажды сказал мне, что Мэй не такая, как Ли, но она и не такая, как Чин Лин.

Дженсон нахмурился: опять эта Чин Лин! И, обняв его, Сарина наконец рассказала ему о Чин Лин.

Майкл Стивен спал, а Сарина гуляла по палубе с Дженсоном, когда им доставили письмо Чена. Затаив дыхание она наблюдала, как Дженсон сломал печать и быстро пробежал глазами строчки послания. Наконец он передал листок бумаги в ее дрожащие руки. Еще не читая короткого послания Чена, Сарина по довольной ухмылке Дженсона поняла, что Мэй жива. Ее нашли там, где сказала Сарина, вместе с Джанеллой и Ариадной, и несколько дней назад она вернулась в сопровождении людей Чена в поместье, когда-то принадлежавшее Во. Лицо Сарины засияло от радости.

– Они снова вместе, – пропела она, поворачиваясь к Дженсону. – О, Дженсон, я сдержала свое обещание, сдержала! – Она упала в его объятия, смеясь и всхлипывая одновременно.

Наконец Дженсон отстранился.

– Они хотят, чтобы мы приехали к ним попрощаться перед нашим возвращением в Америку.

– А когда мы отплываем? – помедлив, спросила Сарина.

– Послезавтра.

Сарина поморщилась.

– Я обещал своему брату, что вернусь домой к его тридцатилетию, мой ангел. – Дженсон приподнял ее подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. – Ты же не хочешь, чтобы я нарушал свои обещания?

– Нет, – храбро улыбнулась она, но затем, скорчив гримаску, пожаловалась: – Мне совершенно нечего надеть.

– Я был готов к этому, – самодовольно заявил он. – Женщина по имени Чэн Тань с готовностью согласилась сшить несколько платьев красивой золотоволосой мисси, которую она так хорошо помнит. – В ответ на ее удивленный возглас его черная бровь взлетела вверх. – Почти год назад, как я понял, ты оставила ее с несколькими недошитыми платьями, не говоря уже об одном опоенном снотворным слуге.

– А мои новые платья – они здесь?

– Разумеется.

Сарина рассмеялась и взяла его под руку.

– Тогда пойдемте, мистер Карлайл, – мурлыкнула она. – Мне очень интересно, так ли хорош ваш вкус, как вкус Во.

Дженсон снял зеркало со стены каюты и терпеливо держал его, пока Сарина разглядывала себя и свое новое шелковое платье, которое она выбрала для посещения поместья Чена. В этом платье Сарина напоминала сверкающий румянец весеннего рассвета, переливающийся перламутрово-розовым и нежно-зеленым. На бледно-розовом фоне ветки цветущего миндаля обвивали крупные пионы более глубокого розового цвета. Несколько сделанных из шелка розовых цветков миндаля подчеркивали красоту золотистых волос, а из-под подола платья выглядывала пара розовых шелковых туфелек. В ушах, на шее и на запястье сверкали изумруды – запоздалые подарки, как смущенно объяснил ей Дженсон, ко всем тем ее дням рождения, что он пропустил за эти два года.

– Довольна? – спросил он, и Сарина ответила ему счастливой улыбкой. Именно такой она хотела бы остаться в памяти Мэй и Чена.

Прислонив зеркало к стене, Дженсон подошел и обнял ее. Они жадно припали друг к другу, и вспыхнувший огонь обоюдного желания чуть не поглотил их.

– Нам лучше выехать немедленно, – прошептал Дженсон хрипло, – иначе мы никогда не скажем им «до свидания».

Когда они ехали в экипаже, сын сидел между ними. Он с интересом глазел по сторонам, держась одной рукой за мать, а другой сжимая бедного одноглазого тряпичного песика.

Переполненное радостным предвкушением, сердце Сарины лихорадочно забилось, когда они остановились около знакомых железных ворот. Она заметила ободряющий кивок Дженсона, почувствовала, как он нежно сжал ее руку, а потом сквозь слезы увидела своих друзей.

Чен лично открыл им дверцу. Сарина едва осознавала, что чьи-то руки подняли ее, а потом поставили на землю. Ей казалось, что она парит в облаках. Губы Чена коснулись ее щеки, он обхватил ладонями ее лицо, и она поняла, что это тот самый Чен, которого она знала давным-давно, а не тот человек, которого она когда-то оставила здесь на пороге смерти. Он был одет в традиционные траурные белые одежды. Вокруг его глаз появились небольшие морщины, а его мальчишеское обаяние сменилось гордой мужской сдержанностью. Во Чен наконец стал тем сыном, которым хотел видеть его отец.

– Боги с одобрением смотрели на нас, друзья мои, – сказал он. – Ты нашла то, что мы с моей драгоценной Мэй так давно желали тебе. А сейчас ты вернулась к нам, и мы приглашаем тебя в дом, о котором Мэй мечтала в ту далекую ночь. Он, правда, намного величественней, чем могла бы быть наша ферма в Кантоне, – признал он с грустной улыбкой, и в глазах его мелькнули сожаление и покорность судьбе, – но этот дом также полон любви.

И тут к Сарине подошла Мэй. Это снова была та девушка, которую она помнила по прежним счастливым дням. Ее волосы были двумя кольцами уложены над нежными ушками, а лицо сияло без помощи следов рисовой пудры или румян. Мэй надела белое платье, расшитое цветками магнолии и бирюзовыми бабочками, а на указательном пальце ее правой руки было кольцо, украшенное бирюзой размером с перепелиное яйцо.

– Ли покинула нас, сестра моя, – сказала Мэй, проследив за удивленным взглядом Сарины.

– Я удалил ее из поместья, Сарина, – вмешался Чен. – Она со своими тремя дочерьми сейчас живет в одном из многочисленных домов отца в Шанхае, и моя досточтимая мать больше не будет находиться в ее предательской тени.

– Не жалей ее, сестра моя, – добавила Мэй, обнимая Сарину, – она принесла горе каждому из нас.

– Я знаю, – сказала Сарина, думая больше о девочках, чем об их матери, – но без Ли я бы никогда не нашла своего сына.

– Возможно, боги изыскали бы какой-нибудь другой способ привести тебя к нему, – предположил Чен.

– Возможно, – неуверенно согласилась Сарина. Она пододвинулась ближе к Мэй и, понизив голос, спросила: – Ты рассказала Чену о Чин Лин?

Девушка кивнула.

– Между нами нет секретов. Хотя между Ченом и его отцом было много разногласий, Чен скорбит по нему, как скорбел бы самый послушный сын.

– А Джанелла и Ариадна?

Мэй улыбнулась.

– Как только эпидемия закончится, они попытаются найти выживших обитателей дома на улице Цветка Дракона и уговорить их туда вернуться. Джанелла собирается занять место мадам Блю и надеется, что когда-нибудь ее дом станет таким же знаменитым, каким он был при мадам.

Неожиданный плач Майкла Стивена резко вернул Сарину к действительности.

– Мне кажется, наш маленький человечек проголодался, – рассмеялся Чен, подхватывая мальчика на руки. – Пойдемте, друзья, он прав.

Сопровождаемый Дженсоном, Чен понес Майкла Стивена в дом, а Сарина и Мэй последовали за ними. В столовой постаревшая и похудевшая Сюе приветствовала их легким наклоном головы, и Сарина подумала, что эта женщина никогда не простит ей попытки откровенного разговора. Но теперь это уже не имело значения. Чен остался жив и занял место отца, а рядом с ним стояла женщина, которую он любит.

Сидя за роскошным столом, накрытым в их честь, Сарина чувствовала себя словно перенесенной в прошлое. Она будто видела в искаженном кривом зеркале тот первый день, когда она оказалась за этим же самым столом. На стуле Во расположился Чен, а место красавицы Ли заняла Мэй. Сюе устроилась на стуле, когда-то предназначенном для Чена, а на ее прежнем месте сейчас расположилась молодая жена Чена, Лао Куатай.

Несмотря на прелестное лицо, яркий наряд, сочетающий желтый, оранжевый и темно-синий цвета, и многочисленные топазы и сапфиры, украшавшие ее, она казалась бледной тенью рядом с Мэй, и Сарина не могла не пожалеть бедную девушку, обреченную на лишенную любви, блеклую жизнь.

Сарина бросила взгляд на Дженсона, который был поглощен разговором с Ченом. Почувствовав ее взгляд, он поднял глаза и улыбнулся. Ее сердце на мгновение замерло и затрепетало, а к щекам прилила кровь. Стараясь скрыть волнение, она потянулась за палочками, гадая над природой его таинственной власти над ней.

Трапеза закончилась слишком быстро. Дженсон отнес спящего сына в коляску и положил его на сиденье.

Затем повернулся к Чену и пожал ему руку, закрепляя их дружбу и решение возобновить дела.

– Тебе, наверное, будет приятно узнать, – сказал Чен, обнимая Мэй, – что я приказал уничтожить все плантации мака. Мы собираемся вместо него посадить чай. Так как Лао Хунхань упрямо отказывается доверить секрет своего жасминового чая даже зятю, я думаю, будет справедливо создать свой собственный сорт.

– Прими мое безоговорочное одобрение, – сказал Дженсон. – Наша компания будет счастлива заняться перевозками чая.

– Да будет так, – просиял Чен и двумя руками схватил руку Дженсона.

Мэй посмотрела на Сарину, и они, словно сговорившись, потянулись друг к другу и обнялись.

– Я будут очень скучать по тебе, сестра моя, – пробормотала Мэй. – Пожалуйста, пообещай, что ты вернешься прежде, чем пройдет много лет.

– Обещаю, – прошептала Сарина.

– Иди, и пусть улыбки богов согревают твою дорогу, моя возлюбленная сестра, – напутствовала ее Мэй, – и пусть боги даруют тебе и тем, кого ты любишь, долгую жизнь и счастье.

– Я желаю того же самого тебе, моя милая Мэй. Люби Чена и ухаживай за ним, как будто он твой муж, и подари ему сыновей. Обязательно подари ему сыновей!

Мэй в последний раз поцеловала Сарину, а потом, с подозрительно блестящими глазами, отошла в сторону, уступая место Чену. Заключив Сарину в объятия, он сказал:

– Храни нас в своем сердце, как сделаем и мы, наш дорогой друг, и мы никогда не расстанемся.

– О Чен, мне так будет не хватать тебя… вас обоих, – всхлипнула Сарина, пряча лицо на его плече, – но я всегда буду хранить память о вас в своем сердце и поминать вас в своих молитвах.

Он поцеловал обе ее ладони, а потом, сунув ей в руку что-то тяжелое и прохладное, сжал ее пальцы в кулак.

– Это висело на шее моего отца, когда они нашли его, – сказал он. – Мне кажется, он собирался отдать это тебе как залог любви, но боги решили иначе. Это твое, Сарина.

Он подсадил ее в экипаж и закрыл дверцу. Коляска тронулась, и Сарина обернулась, чтобы помахать им. Она махала не переставая, пока черные железные ворота не стали лишь небольшим пятном, а стоящие рядом мужчина и женщина не пропали из виду, заняв свое место в ее памяти. И только тогда она разжала пальцы.

На ее ладони лежало кольцо из розового нефрита.

Дженсон надел это кольцо на безымянный палец левой руки Сарины. Они поженились прямо на борту судна, когда оно отчалило из Шанхая. И как когда-то в прошлом, это кольцо соединило сердца юноши и девушки, ныне встретившихся в вечности, так и сейчас для двух других влюбленных оно стало залогом их вечной любви.