Текст книги "Два дня и три ночи"

– В пятницу? Но ведь… Но ведь это уже послезавтра!

– Да, действительно, это послезавтра. Но к тому времени гнойник будет вскрыт. Ваши дети вернутся домой.

Сержант посмотрел на командира долгим взглядом и после паузы спросил:

– Откуда у вас такая уверенность, адмирал?

– У меня нет такой уверенности. Но взгляните на Кэлверта. Он знает, что говорит, а если говорит – делает. К несчастью, положение об охране государственной тайны не позволит вам когда-нибудь рассказать друзьям или родственникам, что однажды вам посчастливилось работать вместе с этим человеком. Филипп Кэлверт сделает все, что возможно. А если придется совершить невозможное, думаю, он совершит и это. Я знаю, что если на нашей планете есть человек, который в подобной ситуации может добиться успеха, то этот человек – Кэлверт.

Я прослушал этот панегирик достаточно спокойно: кэлвертизм в речах деда Артура, находящегося в хорошем расположении духа, принимал всепланетарные масштабы не впервые. Меня даже удивило, что он не расширил сферу моего авторитета до границ солнечной системы. Но Макдональд внял патетическому тону деда Артура и по-настоящему расчувствовался.

– Бог ему в помощь… – прошептал он, опустив голову.

Ну да, конечно. Если бы все они возложили хотя бы часть своих проблем на Бога, я чувствовал бы себя гораздо спокойнее. Но они ровными штабелями складывали их на слабые плечи некоего Кэлверта, который отнюдь не был посланником Божиим на нашей многогрешной и многострадальной земле.

(Ночь со среды на четверг, 22.40 – 2.00)

Убийц было трое. Они прибыли не в полночь, как мы ожидали, а без двадцати одиннадцать. Если бы они появились на пятнадцать минут раньше, то, без сомнения, их печальный (особенно для нас) план был бы реализован достаточно просто, поскольку моя лодка в то время была еще пришвартована у городской пристани. В задержке был виноват я сам: после того как мы отнесли в комиссариат тело Дэвиса, мне пришлось потратить слишком много времени на визит к аптекарю, поворотливость которого была обратно пропорциональна количеству проведенного у него времени. Аптекарь оказался не слишком сговорчивым, поэтому, чтобы решить уравнение, мне даже пришлось прибегнуть к угрозам. Ответом стала маленькая зеленая бутылочка с надписью на наклейке «Таблетки». Я не стал сверять решение уравнения с ответом в конце учебника. Я сам придумал эту задачу.

К счастью, я наверстал упущенное время с помощью попутного ветра и прибыл на «Огненный крест» в 22.30.

На атлантическом побережьи Шотландии живет достаточно женщин. И все же здесь никогда не бывает бабьего лета. Не знаю, как относятся к этому факту досточтимые шотландки, но меня это не грело ни в прямом, ни в переносном смысле. Дул холодный ветер, а густой туман окутывал все, что только можно окутать. Начиная движение, я вынужден был включить прожектор, расположенный на крыше рулевой рубки «Огненного креста», поскольку, ориентируясь только по компасу, я не смог бы найти между островами выход в открытое море. Проход здесь был не более пятисот метров шириной, к тому же существовала реальная опасность наткнуться на один из стоящих на якоре кораблей, поскольку в тумане не видны были даже их очертания.

Управление прожектором находилось под потолком рубки. Направив луч света очень низко и прочесав поверхность моря вокруг корабля, я сразу же заметил весельную лодку, плывущую к нам, на расстоянии пятидесяти метров от левого борта. Весла в местах соединения с уключинами был обернуты в белое полотно, поэтому не издавали никакого скрипа. Фигура одного из гребцов напоминала Квиста. Рулевой, сидящий ко мне лицом, был одет в непромокаемый плащ и берет, а в руке держал немецкий автомат, как мне показалось, типа «шмайссер». Рулевым был, скорее всего, эксперт по такого рода оружию – Жак. Рядом с ним я разглядел третью фигуру. Господа Квист, Жак и Крамер, как это и предсказывала Шарлотта, только гораздо раньше, прибыли вручить очередную награду нашем адмиралу. Надеюсь, моя фамилия в списках удостоенных награды значилась под номером два…

С самого момента поднятия якоря Шарлотта стояла рядом со мной, справа. Перед этим, во время моего пребывания на суше, она со всеми предосторожностями была заперта в каюте, где даже свет не включали. Слева от меня загрязнял чистый ночной воздух удушливым дымом одной из своих сигарет дед Артур.

– Откройте дверь рубки, – попросил я Шарлотту, – возьмите ее на крючок и отойдите в сторону. Вы, адмирал, беритесь за штурвал. Когда я подам знак, резко сверните влево, а потом снова вернитесь на северный курс.

Они молча выполнили мои распоряжения. Я услышал, как щелкнул крючок на двери, увидел, как дед с мужественной решимостью вцепился в штурвал. Мы двигались со скоростью около трех узлов. Лодка находилась от нас на расстоянии не более двадцати пяти метров. Луч прожектора бил по незваным гостям прямой наводкой так, что они заслоняли глаза руками. Квист перестал грести. Они были уже в трех метрах слева.

В следующую секунду я увидел, что Жак целится из автомата по нашему прожектору. Промедление было смерти подобно. Я дал «полный вперед» так, что двигатель взревел.

– Адмирал!

Дед Артур повернул штурвал влево, и таким образом корма «Огненного креста» резко сместилась вправо.

Автомат Жака был, очевидно, с глушителем, так как он сверкнул огнем беззвучно. Пули срикошетировали от передней алюминиевой мачты, не зацепив ни прожектора, ни рубки. Квист разгадал мой замысел и резко окунул весла в воду. Но было поздно.

– Руль – ноль! – закричал я адмиралу.

В ту же секунду я поставил мотор на «малый ход», выскочил через открытую дверь на палубу и выглянул за борт. Все уже свершилось. «Огненный крест» ударил в лодку, переломил ей нос, перевернул ее и выбросил троих мужчин в воду. Теперь обломки лодки и две барахтающиеся фигуры плыли вдоль правого борта.

Я осветил лучом фонаря голову человека, находящегося ближе всех. Это был Жак – он держал автомат над головой, словно боялся замочить, как будто при падении он уже не окунулся с головой и автоматом. Судя по отношению к оружию, это был настоящий солдат, а значит, постоянно был готов к моменту, который я сейчас собирался максимально приблизить. Я поднял руку с «лилипутом» параллельно руке, держащей фонарь, и два раза выстрелил. На воде, в том самом месте, где только что была голова Жака, расцвел огромный красный цветок. Он не показался мне красивым. Убийца погрузился в воду так быстро, будто его утащила туда акула. Автомат исчез в воде последним, я был прав – это оказался «шмайссер».

Я снова осветил поверхность моря фонарем. Квист исчез: может быть, он спрятался за обломками лодки, а может, нырнул под наше судно. Я выстрелил дважды в третьего пришельца. Раздался крик, быстро перешедший сначала в судорожные всплески, а потом в бульканье. Наконец все стихло.

Рядом со мной кашляла и всхлипывала Шарлотта. Ее рвало. Но у меня не было времени подставлять ей тазик. И вообще, что она делала на палубе? Человеческую смерть лучше видеть в кино.

У меня имелись более важные дела, например, сдержать деда Артура: адмирал был полон решимости снести каменный мол на острова. Это могло не совпасть с пожеланиями местных жителей. Да и «Огненный крест» мог пострадать, что было уж совсем ни к чему.

Очевидно, адмиралов обучают каким-то другим, необычным навигационным приемам, поскольку за время моего отсутствия корабль, шарахаясь и кренясь, почему-то развернулся на 270 градусов. Дед был бы совершенно незаменим у руля финикийской галеры, специализирующейся в искусстве таранить корабли своих противников. К сожалению, Финикия была давно и далеко, а главное, там не было адмиралов. Наверное, именно по этой причине Александру Македонскому удалось завоевать Финикию. У него просто не нашлось достойного соперника.

Я вскочил в рубку и крутанул штурвал влево. Потом выскочил из рубки и успел втащить внутрь Шарлотту – иначе ее просто разрубило бы бетонной плитой в передней части мола. Потом вскочил в рубку и снова вцепился в штурвал… Я даже запыхался от этого «туда-сюда». Еще один из изобретенных мною за последнее время видов спорта – тройной прыжок на палубу и обратно – оказался очень выматывающим. Очевидно, занятие этим спортом будет оказывать сильное воздействие на людей полных и добродушных. Они смогут стать худыми и раздраженными.

– Я очень извиняюсь, адмирал. – Надеюсь, в моем голосе кроме издевки звучала еще хотя бы жалость. – Но что вы делаете?

– Я? А что случилось?

Он выглядел примерно так же, как выглядит медведь, которого в середине января заблудившиеся туристы вытащили из берлоги, чтобы спросить дорогу к лесничеству.

Ничего не объясняя, я перевел мотор на «малый вперед» и направил «Огненный крест» по компасу на север.

– Попытайтесь удержать это направление, – сказал я. – Мне нужно еще раз осмотреть море.

Я включил прожектор и еще раз прочесал поверхность воды. Ни следов лодки, ни чего-либо другого, например, ожидающего моего выстрела Квиста, видно не было. Неудивительно: после маневров деда Артура и моих спасательных работ мы оказались совсем в другом месте. Удивительно было другое: в домиках на побережье не было света, а мне казалось, что звуки выстрелов должны поднять на ноги не только весь городок, но и половину Шотландии. Что ж, либо они уже привыкли к подобного рода звукам, либо чрезмерное потребление спиртного в ненастные дни плохо влияет не только на умственные способности будущего потомства, но и на состояние органов слуха у родителей.

Я снова впрыгнул в рубку и снова проверил курс по компасу. Так и есть. Словно пчелку к лепестку, словно магнит к железу, наш корабль, под твердой адмиральской рукой, неумолимо тянуло к берегу. Я деликатно, но решительно отнял у деда штурвал.

– Вы почти причалили к молу, адмирал, – сообщил я ласково, – но почему-то не предупредили меня, чтобы я приготовил швартовы.

– Да? Возможно… – беззаботно ответил дед Артур, после чего жестом профессора, сделавшего паузу в лекции, читаемой для переполненной аудитории обожающих его студентов, вынул белоснежный платок и протер монокль. – Проклятое стекло совсем запотело… Кажется, я слышал выстрелы. Что это было?

Из всех метаморфоз, произошедших с командиром в течение последних часов, самой разительной была та, что теперь он буквально рвался в бой. Этому было объяснение: Дэвис стал первым его агентом, который погиб буквально на его глазах.

– Я застрелил Жака, это их специалист по стрельбе из автомата, и застрелил Крамера. Квисту удалось уйти.

– Отлично, Кэлверт! – отозвался дед Артур.

Я надеюсь, он имел в виду редеющие ряды пиратов, а не счастливый исход последнего инцидента для Квиста.

Ситуация была не слишком веселой. Практически я оставался один на один с бурей, причем арбитром в нашем с ней поединке должен был выступить туман, а он наверняка станет подсуживать моему противнику. Однако ждать помощи было неоткуда. Я знал, что дед Артур плохо видит и в ясный день, но не подозревал, что после захода солнца он становится слеп, как летучая мышь. Конечно, я бы смирился с этим недостатком, если бы, подобно летучей мыши, командир имел внутренний радар, который позволил бы ему, а значит, и «Огненному кресту» счастливо миновать все острова, островки, рифы, скалы, соседние корабли и прочие препятствия, уже вывесившие в тумане пока еще невидимые нам транспаранты «Добро пожаловать!». Но дед Артур не обладал такими способностями. Очевидно, его больше привлекала перспектива погибнуть в результате морской катастрофы адмиралом, чем остаться жить летучей мышью. И, возможно, он был прав.

– Жак и Крамер, – прокомментировал воинственно настроенный командир, – а Квист ушел… Неплохо, Кэлверт, неплохо. То есть то, что он ушел, конечно, плохо, а то, что они не ушли…

Склонность к комплиментам своим сотрудникам никогда не отличала деда Артура, вот если бы «лилипут» оказался, к примеру, в руках у нашей очаровательной гостьи…

– Итак, ряды неприятеля редеют. Как вы думаете, Кэлверт, они снова снарядят за нами погоню?

– Нет. Наверняка нет.

– И вы можете привести хотя бы одно убедительное доказательство?

– Сколько угодно! – Настроение у меня было как в цирке, когда иллюзионист показывает дошкольникам примитивный фокус. Естественно, я выступал в роли иллюзиониста. – Первое: они пока не знаю, что случилось с их эмиссарами. Второе: этим вечером они уже дважды пытались взять нас на абордаж и, на мой взгляд, оба раза очень удачно, вот только Стикс и компания вряд ли будут удовлетворены этими результатами, значит, им нужно искать новую тактику, а это требует времени. Третье: для погони им придется использовать моторную лодку, на веслах им уже просто не догнать нас, а ведь мотор слышен как минимум за сто метров, следовательно, внезапного нападения на «Огненный крест» не получится, а в этом случае вся операция теряет смысл. Четвертое: туман и темнота. Посмотрите, огни городка уже почти не видны, погоня за нами невозможна хотя бы потому, что нас невозможно будет найти. Пятое…

До этого момента в рубке был только один источник света – голубоватый отблеск от катушки компаса. И вдруг вспыхнула лампа под потолком. Держа руку на выключателе, Шарлотта смотрела мне прямо в глаза диким испуганно-ненавидящим взглядом, словно я оказался как минимум враждебно настроенным марсианином. Ее голос звучал ниже, чем обычно, и слегка дрожал.

– Кто же вы такой, Кэлверт? – Ну вот, теперь она не называла меня по имени. – Что же вы за человек? Нет, что вы за… Это ужасно! Это жутко! Только что вы убили двоих людей и вот уже разговариваете совершенно нормальным тоном, совершенно нормальными словами, будто ничего не случилось. Так кто же в таком случае профессиональный убийца? Это же бесчеловечно! Что, это так просто для вас? Или у вас совсем нет сердца? И вы совсем ни о чем не жалеете?

– Конечно, жалею. Я жалею, что не убил Квиста.

Она еще раз оглядела меня с ног до головы, как диковинный экспонат музея мадам Тюссо, и повернулась к деду Артуру.

– Я видела плывущего человека… – сказала она драматическим громким шепотом. – Я видела, как его лицо разорвали пули. Почему Кэлверт не арестовал его? Не надел наручники? Не передал в руки полиции? Он убил его! И второго тоже! Почему, почему он так поступил, адмирал?

– Здесь не может быть никаких «почему», дорогая Шарлотта, – ответил дед Артур с пафосом. – Здесь не нужны никакие объяснения. Да, Кэлверт убил их. Но в противном случае они убили бы нас. Вы ведь сами говорили, что они прибыли именно с этой целью. Неужели вас мучили бы угрызения совести, если бы вам пришлось убить готовящуюся к прыжку ядовитую змею? Этих людей нельзя назвать людьми! Что же касается вашего предложения арестовать их… – тут дед на секунду прервался, чтобы поточнее восстановить в памяти услышанную несколько часов назад формулировку, – в этой игре не бывает ничьей. Либо убиваете вы, либо убивают вас. Это опасные люди, они не знают жалости и сомнений, они готовы воспользоваться любой возможностью, чтобы расправиться с нами, а теперь и с вами. Поэтому мы не должны оставлять им ни малейшего шанса.

Милый старый дед Артур! Годы отняли у тебя зрение, но память была все так же хороша! Ты запомнил мой урок почти слово в слово… А может быть, учебный материал оказался хорошо усвоен благодаря дидактическим способностям педагога?

Но Шарлотта смотрела на командира так, словно в рубке, ставшей филиалом музея восковых фигур, появился еще один экспонат. Второй враждебно настроенный марсианин. Наконец она сердито развернулась и, одарив меня уничижительным взглядом, вышла.

– Похоже, адмирал, вы такой же отрицательный тип, как и ваш агент, – резюмировал я.

* * *

Она снова появилась в рубке, когда пробило полночь, и снова начала с того, что включила свет. К этому времени она привела себя в порядок, старательно причесалась и переоделась в белое платье из какой-то немнущейся синтетики. Ее лицо уже не было таким раскрасневшимся, припухлости у глаз как будто исчезли. Она одарила меня улыбкой, на которую не получила ответа, и поморщилась, но наверняка не из-за моей суровости – скорее всего, у нее болела спина. Когда волна боли схлынула, Шарлотта вновь предложила мне свою улыбку, и я вновь не воспользовался предложением.

– Полчаса назад, – сказал я весьма суровым тоном, – проплывая мимо маяка, я чуть не разнес его вдребезги. Сейчас я очень надеюсь, что мы плывем чуть севернее ближайшего острова, но вполне возможно, что он – прямо по курсу. Туман сгустился. Я уверен, что в самой глубокой шахте мира видимость не хуже, чем сейчас здесь. Я не слишком опытный капитан, я никогда не был лоцманом, и я не знаю здешних мест. Наши скромные надежды на спасение полностью зависят от надежности моего зрения. За последний час мои глаза уже немного привыкли к темноте. Теперь – все насмарку. Прошу вас выключить свет.

Пусть теперь кто-нибудь скажет, что Кэлверт не джентльмен. Я ведь вполне имел право просто крикнуть: «Выключи свет, дура!»

– О, простите. – Свет погас. – Я не подумала…

– Дело не только в этом. Нам вообще нельзя включать свет. Нигде, даже в вашей каюте. Лох-Гурон – проклятое место, но моря и скал я опасаюсь сегодня меньше всего.

– Простите… простите… И простите за то, что я вам наговорила… Я знаю, я не имею права вас осуждать, тем более не разобравшись и не попытавшись понять… Но и вы поймите… Я была в шоке. Я видела, как убивают людей… Я всегда думала, что можно убить только в гневе, в истерике, а это… Это была, скорее, какая-то экзекуция. Да, сэр Артур, мне понятна ваша позиция – убить, чтобы не быть убитым. Но ведь в тот момент вы уже ничем не рисковали… Вы сделали это так, словно в этом нет ничего особенного…

Ее голос дрожал, затихая, наконец она умолкла.

– Я должен помочь вам и вывести вас из заблуждения, моя дорогая, – взял слово дед Артур. – Кэлверт убил сегодня не двоих, а троих бандитов. Третий был уничтожен еще до вашего появления здесь. И все же Филипп Кэлверт не убийца. У него действительно не было выбора. Вот вы говорите, что он стрелял хладнокровно, не заботясь ни о чем. И во многом вы правы. Если бы он не умел выработать в себе правильное отношение к происходящему, он бы, наверное, сошел с ума. И все же эти убийства для него совсем не пустяк. Ведь он выполняет свою работу не ради денег. У него достаточно скромное жалование. – Дед Артур не споткнулся на этой фразе, но выразительно посмотрел на меня, давая таким образом понять, что она предназначена исключительно ушам Шарлотты. – Он делает это также не из любви к острым ощущениям. Насколько я знаю, гораздо большее удовольствие он получает, занимаясь музыкой, астрономией, философией. Но Кэлверт принадлежит к той категории людей, которые очень точно чувствуют, где именно проходит границ между белым и черным, между правдой и ложью, между разрешенным и недозволенным. И когда эта граница по каким-либо причина стирается и зло угрожает добру и справедливости, Кэлверт видит свою цель в том, чтобы поставить все с головы на ноги. А эта цель, с его точки зрения, оправдывает и очень сильные средства. И я вполне солидарен с его точкой зрения, дорогая Шарлотта…

Нельзя сказать, чтобы я был в восторге от командирских дефиниций.

– Вы забыли добавить, адмирал, что я – лучший друг детей и всегда помогаю старушкам переходить дорогу.

– Простите, Кэлверт, может быть этот монолог вам не слишком приятен, но я должен был все это сказать. Если Шарлотта сочла возможным прийти сюда, чтобы просить у нас прощения, я считаю, что мы, со своей стороны, должны помочь ей понять нас.

– Я думаю, она пришла не только за этим, – сказал я, иронически поглядывая на Шарлотту. – Ее привело женское любопытство. Наверняка наша гостья хочет знать, куда мы направляемся…

– Я могу закурить? – спросила она.

– Только не зажигайте спички у меня перед глазами.

– Я знаю, куда мы плывем, – продолжала она, закурив. – Лох-Гурон, вы ведь сами сказали. Но меня действительно интересует в этой истории очень многое. Я хочу знать, что означают все эти страшные тайны, эти страшные люди на борту «Шангри-Ла». Какие веские причины могут оправдать гибель трех человек за один сегодняшний вечер? А вы? Кто вы, в конце концов, такие? Я ведь уверена, что вы, сэр Артур, не имеете никакого отношения к ЮНЕСКО. Объясните мне все. Я имею право знать, что происходит.

– Лучше не отвечать, – посоветовал я.

– А почему бы и нет? – запротестовал дед Артур. – Мы все в одной лодке, в прямом и переносном смысле, хотим мы этого или нет. С этой точки зрения Шарлотта действительно имеет право знать все. Кроме того, в любом случае вся история через нисколько дней перестанет быть тайной.

– В отношении Макдональда вы вели себя иначе, адмирал. Вы пугали его самыми неприятными последствиями, если он нарушит государственную тайну.

– Да, действительно, с ним это имело смысл. Он бы мог все испортить, если бы стал рассказывать направо и налево о своих подвигах, в то время как миссис Ставр… я хотел сказать – Шарлотта, не может так поступить. Я абсолютно в этом уверен. Шарлотта моя старая знакомая, и я доверяю ей, Кэлверт. Она должна знать все.

– Я тоже доверяю мадам Шарлотте. Но один мой знакомый адмирал любит повторять такую фразу: «Никогда, никогда, сколько хотите раз никогда не рассказывайте никому ничего, если в этом не крайней необходимости». Сейчас такой необходимости нет, и я бы прислушался к совету адмирала.

Дед Артур зажег одну из своих жутких сигар и, совершенно проигнорировав мои слова, готовился произнести монолог. Сейчас его не интересовали высказывания какого-то адмирала, даже если тот носил фамилию Арнфорд-Джейсон.

– Речь идет, дорогая Шарлотта, – начал он, – об исчезновении кораблей. Точнее, пяти кораблей. Не считая определенного числа небольших суденышек.

– Тоже пяти, – уточнил я.

– Именно. Пятого апреля этого года на южном побережье Исландии исчез пароход «Суверен». Пиратство. Команда была взята в плен, два дня содержалась на берегу, после чего все люди были выпущены на свободу живые и невредимые. Никто никогда больше не видел «Суверен». Двадцать четвертого апреля в канале Святого Георга исчез теплоход «Эниласт». Семнадцатого мая у северных берегов Ирландии пропало подобное же судно, «Макс Гор». Шестого августа исчез торговый корабль «Вэйн Жерб». И наконец, в последнюю субботу похищен «Нантесвилль». Во всех случаях команда благополучно возвратилась. Все эти корабли имели еще одно общее свойство: каждый вез чрезвычайно ценный груз. В трюме «Суверена» находилось южноафриканское золото на сумму около двух с половиной миллионов фунтов; на «Эниласте» – неотшлифованные алмазы, предназначавшиеся для промышленных целей; «Макс Гор» вез уже отшлифованные и готовые к продаже алмазы знаменитой колумбийской шахты «Ибо» на сумму два миллиона фунтов; в сейфах «Вэйн Жерб», который плыл из Роттердама в Нью-Йорк с остановкой в Глазго, было на три миллиона фунтов шлифованных алмазов; и, наконец, «Нантесвилль» вез принадлежащие американскому правительству слитки золота стоимостью более восьми миллионов фунтов стерлингов. Каким образом и от кого пираты получали информацию? Этого мы пока не знаем. Выбор кораблей, даты и порты отплытия и назначения всегда держались в строжайшем секрете. И все же пираты были прекрасно информированы. Кэлверту кажется, что он уже знает источник этой информации, но догадок пока еще мало, чтобы делать выводы. После пропажи уже третьего корабля стало ясно, что мы имеем дело с хорошо организованной бандой.

– Вы хотите сказать, что в этом замешаны люди Стикса?

– «Замешаны» – не очень удачное слово, мадам, – уточнил дед Артур. – Я не исключаю, что он – мозг всей аферы.

– Не забывайте о Ставракисе, – снова вмешался я. – Он тоже по уши увяз в этом…

Я не собирался уточнять, в чем именно по уши увяз Великий Магнат, но Шарлотта на всякий случай прервала меня:

– Вы не имеете права так говорить о нем! – довольно резко отреагировала она.

– Не имею права? – переспросил я. – А собственно говоря, почему? Почему вы защищаете своего ласкового муженька? Как там, кстати, поживает, а вернее, заживает спина?

Она замолчала. Дед Артур, чтобы замять неловкость, поспешил продолжить:

– После гибели «Макса Гора» Кэлверт предложил спрятать на некоторых везущих особый груз кораблях наших людей, оснащенных специальными радиопередатчиками. Как вы понимаете, мы без особых проблем получили на это разрешение соответствующих правительств и пароходств. Наши агенты с достаточным запасом провианта занимали посты в трюмах или других сравнительно редко посещаемых помещениях. Через определенные промежутки времени они передавали радиосигналы на установленной частоте в течение примерно пятнадцати секунд. Мы принимали их с помощью специальных станций, расположенных вдоль Атлантического побережья, а также с помощью приборов на «Огненном кресте». Должен открыть вам, дорогая моя, что «Огненный крест» корабль не обычный…

Мне показалось, что сейчас дед Артур будет хвастаться своими достижениями в области проектирования кораблей, но он вовремя спохватился, вспомнив, что я в курсе истории происхождения «Огненного креста».

– Прием этих сигналов позволял нам следить за передвижением интересующих нас объектов, – продолжал он. – С 17 мая по 5 августа ничего не произошло. Может быть, потому, что длинные дни и короткие ночи были не самыми хорошими условиями для пиратства, а может, у пиратов возникли какие-то сложности. Шестого августа пропал «Вэйн Жерб». К сожалению, там наших сотрудников не оказалось. Двое наших лучших людей, Бейкер и Дельмонт, находились на борту торгового судна «Нантесвилль», который был похищен в субботу, почти сразу же после выхода из порта. Бейкер и Дельмонт начали передавать сигналы, а наши станции уточняли положение похищенного корабля каждые полчаса. Кэлверт и Дэвис ожидали «Нантесвилль» в Дублине, когда…

– Ну хорошо. – Судя по всему, Шарлотта уже запуталась во всех этих названиях и датах. – А что же случилось с мистером Дэвисом?

– Мы дойдем и до этого. «Огненный крест» вышел в море, но не стал преследовать «Нантесвилль», а наоборот, поплыл перед ним по предугадываемому курсу. Так продолжалось, пока сигналы от Бейкера и Дельмонта приходили в установленное время. Последний сигнал мы получили в 22.20. Потом наступила глухая тишина.

Дед Артур затянулся сигарой, которая осветила всю рубку. Наверное, он мог бы сколотить состояние, предложив свои услуги отделу дезинформации любого пароходства и управляясь за целую бригаду.

Через полминуты он продолжил свой рассказ, но уже в ускоренном темпе, словно вспоминать дальнейший ход событий ему было мучительно. Да так оно и было на самом деле.

– Мы не знаем, что с ними случилось. Возможно, они разоблачили себя каким-то неосторожным действием, но я не верю в это. Может, кто-то из пиратов случайно раскрыл их убежище, но это тоже маловероятно: если бы кто-то наткнулся на двух агентов такого класса, как Бейкер и Дельмонт, он бы уже никогда и никому не смог бы сообщить об этой встрече. По мнению Кэлверта, пиратский радиотелеграфист попал на нашу частоту в момент передачи. Это один шанс на десять тысяч. Но в этот раз счастье оказалось на стороне бандитов. Дальнейшее можно легко угадать. Последний сигнал указывал на то, что «Нантесвилль» шел курсом 082, то есть к озеру Гурон. Вероятное время прибытия туда – заход солнца. Кэлверт мог бы легко успеть к озеру – «Огненный крест» находился к этому месту в три раза ближе, чем «Нантесвилль», – но он предполагал, что Стикс, разоблачив Бейкера и Дельмонта, догадается, что за «Нантесвиллем» следят, и отправит на дно любой корабль, который попытается помешать ему войти в залив Лох-Гурон. Тогда Кэлверт поставил «Огненный крест» на якорь и отправился к месту ожидаемого появления «Нантесвилля» с аквалангом в надувной лодке с мотором. И действительно, в устье озера со стороны моря появился торговый корабль. Воспользовавшись ночной темнотой, Кэлверт проник на него. Название и флаг, под которыми плыло судно, были изменены, одна мачта демонтирована, палубные надстройки перекрашены, но это, без сомнения, был пропавший «Нантесвилль». На следующий день буря блокировала «Огненный крест», но Кэлверт совершил воздушную разведку в поисках похищенного корабля. Правда, здесь была допущена ошибка. Кэлверт рассудил, что Стикс, наверняка отдавая себе отчет в том, что мы знали курс «Нантесвилля», уведет корабль от озера Гурон. А Стикс оказался хитрее или недооценил нас, поэтому нельзя сказать, чтобы воздушная разведка принесла положительные результаты…

Я поморщился, как от внезапной боли. Наверное, теперь всю оставшуюся жизнь упоминания о вертолетах и воздушных прогулках будут вызывать у меня подобные ощущения.

– Но зато теперь, – продолжал командир, – мы уверены, что «Нантесвилль» находится именно на озере Гурон. И это, собственно говоря, уже все, дорогая Шарлотта. Такова оперативная обстановка на этот час. А теперь, моя дорогая, если вы позволите, я хотел бы на часок пристроиться на кушетке. Эти, знаете ли, ночные эскапады! К сожалению, Шарлотта, я давно уже не юноша, и мне необходим сон.

Нормальный ход! Я тоже давно вышел из юношеского возраста, и мне кажется, что я не сплю уже несколько месяцев, в то время как дед Артур ежевечерне аккуратно укладывается в постельку. Хотя, с другой стороны, если я хочу дожить до пенсии, мне следует добровольно отказаться от мысли проспать хотя бы два часа на корабле, за штурвалом которого стоит командир.

– Вы сказали мне правду, – отозвалась Шарлотта, – но это не вся правда. Где мистер Дэвис? Что видел мистер Кэлверт на «Нантесвилле»?

– Бывают случаи, моя дорогая, когда лучше не вдаваться в подробности. Оставьте мужские дела мужчинам.

– И все же я не отстану от вас, адмирал. Так что, если вы намереваетесь отдохнуть этой ночью…

– Ну хорошо. Если для вас это так важно… Так вот, примите к сведению, что не Кэлверт начал эту страшную серию убийств. На борту «Нантесвилля» он нашел Бейкера и Дельмонта. Оба были мертвы. Зарезаны. – Дед Артур сказал об этом совершенно спокойно, словно оглашал список вещей, полученных из прачечной. – Сегодня вечером был также убит пилот вертолета, а его машина уничтожена рядом с островом. Через час после этого был убит Дэвис. Ему сломали шейные позвонки.

Сигара успела блеснуть несколько раз, прежде чем Шарлотта смогла выдавить из себя первые слова.

– Это чудовища… – прошептала она. – Чудовища. Как вам удается бороться с такими людьми?

Прежде чем ответить ей, дед Артур для пущего эффекта выпустил несколько клубов дыма.

– Я и не пытаюсь это сделать. Во время войны генералы редко оказываются в окопах. С ними умеет бороться Кэлверт. Спокойной ночи, друзья мои.