Текст книги "В тени Эйнштейна. Подлинная история жены гения"

Глава 2. Цюрихский политехникум

Немецкоязычный Цюрих, расположенный на перекрестье дорог Центральной Европы, на севере нейтральной Швейцарии, был центром интеллектуальной, культурной и политической жизни конца девятнадцатого столетия. Его демократия, школы, два высших учебных заведения, открытые для представителей мужского и женского пола и всех этнических групп, делали его магнитом для амбициозных студентов, особенно тех, для которых высшее образование в родных странах было недоступно.

Преподавание и научная работа в области физики в Политехникуме велись в недавно построенном и хорошо оборудованном Институте физики, который был поделен на две части: Институт математической и технической физики возглавлял профессор Генрих Фридрих Вебер, а Институт экспериментальной физики – профессор Жан Перне.

Путь в науку

В политехникум поступали после четырнадцати лет предварительного обучения, что сопоставимо с первым курсом американского колледжа, и студенты были примерно того же возраста. На отделении VI A не было строго определенной программы обучения. Профессора разрабатывали ее с каждым студентом после консультации. Предполагалось наличие курса по выбранной специализации, за который ставились оценки, и нескольких факультативных курсов в пределах специализации или в смежных областях, за которые официальные оценки не ставились. Через два года студенты сдавали промежуточные дипломные экзамены, чтобы продолжить обучение для защиты диплома. К концу четвертого года они сдавали финальные дипломные экзамены и получали профессиональный аттестат, сопоставимый с магистерской степенью в Соединенных Штатах. Как и для магистерской степени, тогда и сейчас, обычно требовалось восемнадцать лет обучения, написание научной работы (в Европе – с оценками) и один или несколько устных экзаменов. Как и степень магистра, диплом был необходим в качестве сертификата, дающего право на преподавание и занятие многими другими профессиями.

Политехникум не присуждал докторских степеней до 1911 года, когда стал именоваться Швейцарской высшей технологической школой (ВТШ). До этого времени выпускники политехникума, желавшие получить докторскую степень (как Марич и Эйнштейн) имели право выбирать, где именно проводить диссертационное исследование под руководством профессоров физики политехникума, но Цюрихский университет присуждал докторскую степень с согласия своего профессора физики Альфреда Кляйнера, который выступал в роли второго рецензента. Теоретическая физика в те годы только начинала оформляться как самостоятельная дисциплина, преимущественно в Германии, вырастая из прикладной математики и математической физики. Поскольку экспериментальная работа опиралась на проверяемые данные, тогда она считалась более фундаментальной областью, чем теоретическая. Эйнштейн в то время недооценивал значение математики для физики, но именно он позже внес теоретическую физику и в университет, и в Политехникум в качестве самостоятельной дисциплины, равной по статусу другим областям физики как науки. В конце 1890-х годов все физические исследования, как в Политехникуме, так и в других вузах, были преимущественно экспериментальными, хотя математическому обоснованию и поддерживающим теориям тоже уделялось внимание.

Студенты-физики Политехникума, нацеленные на докторантуру, должны были подготовить пригодную для публикации диссертацию, демонстрирующую их мастерство в экспериментальной работе. На это в среднем уходило около года. Но дополнительных курсовых работ готовить было не нужно. Желающие преподавать и заниматься научной работой в университетах обычно должны были получить, в дополнение к докторской степени, высшую академическую квалификацию – хабилитацию. Для этого требовалось предоставить публикацию оригинального исследования высокого качества и сдать устный экзамен в избранной области, который принимался всем профессорско-преподавательским составом. Не существовало теньюры (пожизненного контракта), как в Соединенных Штатах. Хабилитированный доктор имел право быть назначенным на постоянной основе на любую вакантную профессорскую должность в своей области. Решение принималось государственными чиновниками по согласованию с профессорским составом. Научно-преподавательская деятельность в университете считалась не работой, а призванием, и профессора, как высокооплачиваемые государственные служащие, пользовались высоким культурным и социальным статусом.

Первый курс

Поступив осенью 1896 года в Политехникум, Эйнштейн, как и Марич, нашел жилье у горожан, которые держали пансионы для студентов. Программа первого курса тогда, как и нередко сейчас, имела сильный уклон в математику. Нам повезло, что сохранились полные табели успеваемости и экзаменационные оценки Милевы и Альберта на протяжении всего периода обучения. Показатели у обоих не однозначные. Это объясняется как способностями, так и колебаниями интересов. Но если сравнить их с другими студентами математического отделения, никто не показывал блестящих результатов. Уолтер Айзексон характеризует Милеву как «способную, но не звезду». Средняя оценка однокурсников Милевы за первые два семестра по семи предметам (шесть математических, один – упражнения по механике) составляет «4,29» из «6»; высший балл – «4,5», низший – «3,5». Оценки Эйнштейна по математике за первый курс немного выше, чем у Милевы, у него две «5» и одна «4», и средний балл по семи предметам составляет «4,64».

Гейдельбергская интерлюдия

Будучи однокурсниками, Милева и Альберт виделись часто. Вероятно, во время первого года учебы в Политехникуме (1896–1897) они также часто обсуждали учебные вопросы. После окончания летнего семестра они даже устраивали совместные прогулки. Но по непонятным причинам осенью 1897 года Милева уехала из Цюриха в немецкий Гейдельберг, где в качестве зарегистрированного слушателя стала посещать университетские лекции по физике и математике. На факультет математики и естественных наук Гейдельбергского университета женщин принимали с начала 1890-х годов, но все ограничения для их поступления женщин были сняты только в 1900 году. Среди любимых профессоров Милевы был физик-экспериментатор Филипп Ленард, будущий нобелевский лауреат, открывший фотоэлектрический эффект – выделения электронов из металлов под воздействием света. Впоследствии он стал активным сторонником нацизма, критиковавшим труды Эйнштейна как «еврейскую физику». После завершения семестра она вернулась в Цюрих продолжить обучение в Политехникуме и представила в учебную часть сертификат о прослушанном курсе в Гейдельбергском университете. Во время гейдельбергской интерлюдии в платонических отношениях Милевы и Альберта произошли заметные изменения: они начали знаменитую теперь переписку, которая продолжалась на протяжении всей их супружеской жизни и эпизодически после. Судя по всему, инициатором стал Эйнштейн, отправив ей письмо на четырех страницах – к сожалению, утерянное. Милева ответила осенью, примерно после 20 октября. В первом письме она, обращаясь к Альберту, использует немецкое формальное местоимение Sie, то есть обращается к нему на «Вы»:

«Некоторое время назад я получила Ваше письмо и была готова ответить немедленно, чтобы поблагодарить Вас за труд написания четырехстраничного письма, тем самым отчасти расплатиться с Вами за удовольствие, которое Вы доставили мне во время нашей совместной прогулки, но Вы сказали, что я не должна отвечать, пока мне не станет скучно, а я очень послушная (фрейлейн Бехтольд может подтвердить)».

Милева также написала ему, что съездив домой, рассказала отцу о своем однокурснике, господине Эйнштейне. Возможно, она даже показывала отцу это четырехстраничное письмо. Далее она сообщала:

«Папа дал мне немного табака, чтобы я передала его Вам лично. Он охотно готов удовлетворить Ваш аппетит к нашему маленькому нарушению законов. Я все ему рассказала про Вас – Вы безусловно должны как-нибудь приехать со мной в гости, уверена, вам обоим будет о чем поговорить!».

Без дополнительной информации, особенно без первого письма Эйнштейна, мы можем только догадываться о причинах внезапного отъезда Марич в Гейдельберг. В то время среди студентов не было принято отправляться в другой университет на семестр или даже на год. С учетом удовольствия, которое она получила от летних прогулок, и ее явно положительного рассказа отцу об однокурснике, не исключено, что причина, помимо духа приключений от посещения Гейдельберга, в зарождении романтических чувств. Так полагает Чарльз С. Чиу, но он приписывает предполагаемые чувства преимущественно Эйнштейну, а отъезд Милевы истолковывает как попытку избежать его любовных ухаживаний. «В течение года, – пишет Чиу, – Альберт Эйнштейн забрасывает свою “маленькую беглянку” письмами, в которых главным образом упрашивает ее вернуться к нему».

Нам известно только о трех письмах Эйнштейна к Марич в течение этого семестра (октябрь 1897 – март 1898), из которых сохранилось лишь одно. Первое, утерянное, письмо на четырех страницах, пустой конверт, адресованный ей, с почтовым штемпелем от 2 января 1898 года, и третье, уцелевшее, которое редакторы собрания документов Эйнштейна датируют предположительно 16 февраля 1898 года. Оно начинается стандартным приветствием «Уважаемая госпожа» (Geehrtes Fräulein) и написано явно не по горячим следам. Альберт извиняется за то, что «так долго не отвечал на Ваше письмо», а далее, очевидно, реагируя на предыдущее ее письмо (не сохранившееся), в котором она объявляет о своем решении вернуться в Цюрих, пишет: «Рад, что Вы намерены вернуться сюда для продолжения учебы. Возвращайтесь скорее; уверен, Вы не пожалеете о своем решении…Вам, разумеется, придется отказаться от вашей прежней приятной комнаты, которую уже заняли… так Вам и надо, маленькая беглянка!». Последнее обращение выглядит скорее шуткой, нежели упреком. Милева все-таки нашла другую комнату у Бехтольд. Далее он описывает курсовую работу, которую она пропустила, и добавляет, что сможет рассказать подробнее, когда она вернется, и, возможно, покажет свои конспекты. Конспекты этих занятий сохранились и опубликованы в первом томе «Собрания документов».

Марич не пренебрегала занятиями в Гейдельберге, что видно по ее первому письму Эйнштейну, где она рассказывает об одной из лекций Ленарда, показавшейся ей особенно интересной:

«Вчерашняя лекция профессора Ленарда была чрезвычайно увлекательной. Сейчас он рассказывает о кинетической теории газов. Оказывается, молекулы кислорода движутся со скоростью свыше 400 метров в секунду, и после множества вычислений, дифференцирования, интегрирования, подстановок добрый профессор наконец показал, что данные молекулы действительно движутся с такой скоростью, но при этом преодолевают расстояние в 1/100 толщины человеческого волоса».

Кинетическая теория газов была одним из величайших достижений физики девятнадцатого века, и эта тема присутствует во вводных курсах большинства учебных программ по физике – как тогда, так и сейчас. В своем ответе Альберт называет кинетическую теорию газов в числе важнейших тем лекций профессора Вебера на втором курсе, которые она пропустила (Е-М, 5). Он сам за годы учебы в Политехникуме в самостоятельных занятиях пойдет гораздо дальше элементарных идей.

Самостоятельные занятия

На первом курсе у Милевы и Альберта почти все предметы были связаны с математикой. Последующие три года обучения должны были быть ориентированы на физику. Но Эйнштейн уже начал проявлять беспокойство, и виной тому преимущественно лекции Вебера. Пока Милева пребывала в Гейдельберге, Альберт писал ей, что его тоже очень интересует кинетическая (или динамическая) теория, как ее преподносит профессор Вебер на курсе физики. За первые два семестра он получил оценки «5,5» и «5» соответственно. «Вебер очень толково читает о тепле (температура, количество тепла, тепловое движение, динамическая теория газов), – пишет он. – Я с нетерпением жду каждой его лекции». Но когда выяснилось, что в этом и последующих курсах нет вопросов физики, близких к современности, он был очень разочарован, в особенности полным отсутствием электродинамической и электромагнитной теории света Джеймса Клерка Максвелла – основы современной физики, которая чрезвычайно интересовала Эйнштейна. «Все, что после Гельмгольца, попросту игнорировалось», – вспоминал его однокурсник Луис Коллрос.

Эйнштейн и Марич начали искать свои пути. Эйнштейн вспоминал: «Некоторые лекции я слушал с огромным интересом. Но остальное часто прогуливал и ревностно изучал дома мэтров теоретической физики». Этот энтузиазм он уже демонстрировал в записке Марич (оставленной примерно после 16 апреля), когда они оба вернулись в Цюрих к началу летнего семестра 1898 года. Он сообщил, что позаимствовал в ее комнате не входящий в программу учебник физика-теоретика Пауля Друде, который они планировали проштудировать вместе. Вероятно, это была книжка Друде по электромагнетизму «Физика эфира на электромагнитной основе», вышедшая в 1894 году. Вскоре после он сообщил ей, что одолел почти половину тома, видимо, когда болел и не выходил из своего студенческого жилья. Затем он разослал всем жильцам фрейлейн Бехтольд приглашение на посиделки в его комнате, даже притом, что еще не окончательно выздоровел. «Надеюсь, Вы будете среди тех, кто придет, – написал он. – Но если не сможете, я сам навещу Вас, как только буду хорошо себя чувствовать».

Милева и Альберт быстро стали близкими друзьями и партнерами в учебных занятиях. В другой сохранившейся записке от 1898 года (скорее всего, написанной после 28 ноября) он пишет о смерти брата своего близкого друга Мишеля Бессо, инженера, бывшего студента Политехникума, с которым Эйнштейн и, возможно, Марич познакомились на музыкальных собраниях в Цюрихе. Записка завершается грустной ноткой: «Если не возражаете, я бы заглянул к Вам сегодня вечером почитать вместе. Ваш Альберт Эйнштейн».

Промежуточные экзамены

Летом 1898 года завершился второй академический год Милевы и Альберта в Политехникуме. Промежуточные преддипломные экзамены были назначены на октябрь, перед началом третьего курса. Но в 1897–1898 учебном году Милева пропустила первый семестр, и табель успеваемости за этот период остался незаполненным. Судя по табелю Альберта, он, помимо курса физики, который читал Вебер, в этом семестре прослушал курс по механике (оценка «5,5»), а также по дифференциальному исчислению («5») и проективной геометрии («4»). Когда ко второму семестру Марич вернулась, они вместе записались только на лекции Вебера по физике в рамках своей специализации, и оба в итоге получили «5». Все остальные курсы они выбрали в качестве факультативов (без оценок) в пределах или вне специализации. Среди факультативных курсов, на которых остановилась Марич, были лекции по психологии, а также «Геология гор», «Основы национальной экономики», «Экскурс по ботанике» и «История культуры Швейцарии». В факультативные курсы Эйнштейна вошли философия Канта и Гете и ряд экономических курсов: «Банки и фондовый рынок», «Социальные последствия свободной конкуренции» и «Математические основания статистики и личного страхования». Последний оказался полезен после окончания учебы, когда академические должности оказались ему недоступны, и он нашел работу в страховом бизнесе.

Из-за семестра, проведенного в Гейдельберге, Марич разрешили сдать промежуточный преддипломный экзамен после третьего курса, в начале октября 1899 года, а не после окончания второго, когда его сдавал Эйнштейн и другие студенты-однокурсники с отделения VI A, специализирующиеся по математике. Оба сдали успешно. Согласно «Дополнению редактора» городского архивиста Цюриха, который вставил документы в репринтные издания книги Трбухович-Гюрич 1988 и 1993 годов, оценки, полученные Марич на промежуточном экзамене, были в целом хорошие, в диапазоне от «4,75» по начертательной геометрии и проективной геометрии до «5,5» по физике. В среднем получилось вполне достойная «5,05», но даже с этой оценкой она оказалась пятой среди шести студентов, которые сдавали экзамен с ней вместе, причем большинство из них специализировалось на математике. Такая же средняя оценка на экзаменах в предыдущем году поставила бы ее на последнее место в компании Эйнштейна и однокурсников-математиков. На снижение средней оценки повлияли 4,75 балла, полученные за сдвоенный предмет – начертательную и проективную геометрию. В письме Эйнштейну в конце лета 1899 года во время каникул, которые она проводила в семейном доме близ Кача, Марич пишет, что, помимо работы в семейном саду, зубрит, готовясь к экзаменам, и что начертательная геометрия дается труднее всего.

Эйнштейн на промежуточных преддипломных экзаменах показал блестящие результаты. Средняя оценка составила «5,7» (при максимальной «6») – это наивысший балл среди всех, кто сдавал экзамен вместе с ним. По физике он получил «5,5» – так же, как и Марич. Но его «5,5» по начертательной и проективной геометрии по сравнению с ее «4,75» определили разницу. По аналитической геометрии и механике он получил «6», а она – «5». Через два года его показатели на выпускных экзаменах станут совсем другими.

Несмотря на хорошие результаты на промежуточных экзаменах, Эйнштейн стремился сосредоточиться только на тех предметах, которые его интересовали, а остальные, как мы уже цитировали, «прогуливал». Эйнштейн также вспоминал, что посещал факультативные курсы по математике – Карла Фридриха Гейзера по дифференциальной геометрии и Германа Минковского по теории потенциалов и теории функций. Особенно он восхищался курсом Гейзера по дифференциальной геометрии – предмету, который не только предшествовал его будущей работе над общей теорией относительности, но и оказался существенно важным для нее. Но занятиями по курсу Минковского он пренебрегал, и преподаватель на этом основании считал его лентяем. Хотя Минковский позже сыграет ключевую роль в математическом выражении частной теории относительности, Эйнштейн-студент еще не оценил по достоинству ценность высшей математики для физики. Он писал в «Воспоминаниях» 1955 года:

«В студенчестве высшая математика меня не очень интересовала. Я ошибочно полагал, что это слишком широкая область отдаленной провинции, чтобы на нее размениваться. Соответственно в своем неведении я полагал, что физику достаточно иметь четкие представления об элементарных математических концепциях и быть готовым применить их, в то время как все остальное для физика представляет бесполезные тонкости – ошибка, которую я с сожалением заметил гораздо позже. Моих математических способностей было явно недостаточно, чтобы отделить центральные и фундаментальные концепции от периферийных и несущественных».

Готовясь к выпускным дипломным экзаменам в 1900 году, Эйнштейн полагался на тщательные записи в конспектах, которые делал его великодушный друг Марсель Гроссман, студент-математик с отделения VI A, сыгравший важную роль в дальнейшей жизни и карьере Эйнштейна.

Илл. 2.1

Слева направо: Марсель Гроссман, Альберт Эйнштейн, Густав Гейслер и Эжен Гроссман в саду дома Гроссманов в Тальвиле, Швейцария. 28 мая 1899 г. Предоставлено Albert Einstein Archives c The Hebrew University of Jerusalem. Photo [500–69]

Совместные занятия

Одно из двух сохранившихся писем Эйнштейна к Марич в третий год учебы в Политехникуме показывает углубление их отношений. В письме из дома родителей в Милане, написанном 13 или 20 марта 1899 года во время каникул между семестрами, он вспоминает недавний вечер, который провел с ней в доме профессора истории Альфреда Штерна, преподававшего в Политехникуме: «Четыре часа я просидел с Вами рядом, моя очаровательная коллега. Именно тогда мне в грубых чертах открылось, как тесно переплетаются наши жизни – в физическом и психологическом смысле».

К лету 1899 года барьер социальных условностей между двумя студентами начал разрушаться. Он начал обращаться к ней ласково Долли (Doxerl на баварском диалекте) и подписывать письма только именем (хотя все еще использовал формальное Sie). Его Долли проводила каникулы в Каче, он – с семьей в Альпах близ Цюриха, и в начале августа Альберт писал Миле о книге Гельмгольца об «атмосферных движениях» и об усилении своего чувства к девушке. «Когда я первый раз читал Гельмгольца, я не мог – и до сих пор не могу – поверить, что делаю это без Вас, сидящей рядом со мной. Мне очень нравится работать вместе, я нахожу это успокаивающим и не таким скучным».

В третий год учебы в Политехникуме (1898–1899) Марич и Эйнштейн стали уделять много времени лабораторной работе, готовясь к написанию дипломных исследований. В первом семестре они записались на «Практикум для начинающих» по экспериментальной физике, который вел Жан Перне, а во втором – на курс Вебера «Научные проекты в физической лаборатории». Эйнштейн также записался на лабораторный курс Вебера по электротехнологии, основы которой были ему известны – по крайней мере, частично – благодаря семейному бизнесу. За прохождение курса он получил «6». К тому времени Марич и Эйнштейн настолько далеко ушли в самостоятельном изучении теоретической физики, что Эйнштейну лабораторные занятия у Перне явно показались излишними. Перне это не понравилось. Он поставил Эйнштейну за курс унизительную оценку «1». Кроме того, в официальном студенческом табеле Эйнштейна появилась запись о том, что директор сделал ему «выговор за отсутствие прилежания». Марич за этот курс заработала «5». За лабораторные занятия второго семестра у Вебера оба получили по 5 баллов.

Другое письмо из Альп, отправленное в Кач и написанное, скорее всего, 10 августа, показывает, как далеко ушел «лишенный прилежания» Эйнштейн в самостоятельном освоении теоретической физики. Ознакомившись с рядом статей Генриха Герца (1892) о распространении электромагнитных сил – тема, которая не затрагивалась в учебном курсе, – он делает поразительное заявление:

«Я все больше убеждаюсь, что электродинамика движущихся тел, как ее представляют сегодня, не соответствует реальности, и что есть возможность представить ее в более упрощенном виде. Включение понятия «эфир» в теорию электричества привело к возникновению идеи посредника, движение которого может быть описано, без возможности, как я полагаю, придания ему физического значения».

Такие замечания предвещают некоторые идеи появившейся позже специальной теории относительности, которые, после глубокого развития, он представил в одной из трех знаменитых статей 1905 года, озаглавленной «К электродинамике движущихся тел».

В одном из немногих сохранившихся писем Марич к Эйнштейну того периода, написанном между 11 августа и 10 сентября 1899 года из Кача, она реагирует на два его предыдущих письма: «Оба Ваши письма застали меня в нашем сельском убежище; благодарю Вас за них и надеюсь вскоре получить новое». Помимо более раннего упоминания о “зубрежке” перед предстоящими экзаменамив, в этом письме ни слова о науке или новых идеях Эйнштейна по поводу электродинамики. Но Милевазаверяет его, что «каждое Ваше письмо поднимает во мне теплые воспоминания о доме [в Цюрихе]. Наше общение вызывает у меня странное ощущение, которое пробуждается при малейшем прикосновении… и возникает чувство, словно я снова в своей комнате». Учитывая содержание писем Эйнштейна в этот длительный период их разлуки и отсутствие ее реакции на его новые научные мысли, маловероятно, что в то время она принимала какое-то участие в формировании его идей.

Круг друзей

В апреле 1899 года, в начале летнего семестра, Милева перебралась из дома фрейлейн Бехтольд в пансион Энгельбрехт – меблированные комнаты, которые сдавала фрау Иоганна Энгельбрехт. Пансион располагался по адресу Платенштрассе, 50. В нем проживали еще пять студенток из центральной Европы. Три из них станут близкими подругами Милевы в Цюрихе: Ружа Дражич из Сербии, с которой она познакомилась еще в Шабаце; Милана Бота, студентка-психолог, тоже из Сербии, хотя корни ее семьи уходят в Эльзас, Франция; и Элен Кауфлер, дочь известного юриста (жена его – из аристократического семейства) из Вены. Элен изучала историю в Цюрихском университете и со временем стала ближайшей подругой и конфиданткой Милевы. В пансионе жили еще две девушки – Попова и Иванович. Помимо давнего знакомства с Ружей, Милева как минимум год уже была знакома с Миланой и, вероятно, с Элен. Предположительно, от них она и узнала о вакансии в пансионе, где могла ближе общаться с подругами. В 1898 году Бота описывала своей матери Милеву такими словами: «Очень хорошая девушка, умная, серьезная, маленькая, хрупкая, темненькая, страшненькая, говорит точно как девушка из Нови-Сада, немного хромает, но манеры очень приятные».

Милева вселилась в новое жилье 18 апреля 1899 года. На следующий день Элен Кауфлер сообщала матери: «Со вчерашнего дня у нас математичка, фрейлейн Марич из Сербии, но я еще ее не видела, потому что она только живет, но не питается здесь». 29 мая она написала: «Сегодня днем впервые играла [на пианино] в четыре руки с фрейлейн Бота, которая такая же музыкальная, как Ма [мама], потом опять упорно занималась, потом пили чай с фрейлейн Бота и фрейлейн Марич, а потом отправилась к фрау Тармау».

У Альберта тоже сформировался круг друзей. В него входили однокурсники-математики Марсель Гроссман и Якоб Эрат, а также Мишель Анджело Бессо, инженер, выпускник Политехникума. Бессо ранее жил в Триесте и Риме, а в это время работал инженером в соседнем городке Винтертур. В 1898 году он женился на Анне Винтелер, дочери Йоста Винтелера, у которого жил Эйнштейн во время учебы в кантональной школе Аарау.

Эйнштейн был частым гостем пансиона Энгельбрехт еще до того, как там поселилась Милева, иногда вместе с ней посещая музыкальные вечера, которые устраивали ее будущие соседки. Марич играла на сербской тамбурице (лютня с длинным грифом), а Эйнштейн – на скрипке. Бота писала родителям в 1898 году: «Хотела ответить на ваше письмо вчера вечером, но у меня были гости, фрейлейн Марич с немцем, о котором я вам рассказывала, и мы весь вечер музицировали… Хотелось бы, чтобы вы могли его послушать – играет он с глубоким чувством и полным звуком. Он настоящий артист».

В сентябре 1899 года Марич усердно готовилась в Каче к промежуточным экзаменам, которые были назначены на следующий месяц. В конце сентября Эйнштейн написал ей из Милана, обыгрывая звучание фамилии преподавателя начертательной геометрии профессора Вильгельма Фидлера (Fiddler по-немецки «скрипач»): «К тому времени, как Вы будете читать это, скрипач должен уже быть позади. В последнее время я много об этом думал. Уверен, все будет хорошо, Ваша крепкая головка убеждает меня в этом. Если бы я мог подсмотреть в замочную скважину!». Далее в этом же письме он пишет, с каким нетерпением ждет момента, когда они снова смогут быть вместе. «Когда я вернусь в Цюрих, первым делом мы поднимемся на Утлиберг [соседняя гора с видом на Цюрихское озеро и город]. А затем насладимся воспоминаниями о походе на Зентис [самая высокая гора в соседней Швейцарии]. Уже предвкушаю будущее удовольствие. А потом займемся электромагнитной теорией света Гельмгольца, к которой я еще не приступал, потому что 1) боюсь и 2) у меня ее нет».

Дипломные работы

Помимо развлечений в Альпах и промежуточного экзамена Милевы, оба студента-физика готовились к финальным дипломным экзаменам, которые предстояли в следующем учебном году (1899–1900). За этот год им нужно было подготовить к дипломной работе лабораторные исследовательские проекты. На четвертом курсе они снова записались на курс научных проектов в физической лаборатории Вебера, оба в каждом семестре получили оценки «5» и «6». Однако по неизвестным причинам среди пяти кандидатов на дипломных экзаменах им поставили самые низкие оценки: Марич – «4», а Эйнштейну – «4,5». (К оценкам трех других кандидатов Вебер отношения не имел, поскольку они были математиками и писали дипломы по математике).

На отделении VI-A каждый студент мог выбрать тему дипломной работы с согласия профессорского совета факультета. Загруженная подготовкой к промежуточному экзамену Марич к началу последнего учебного года еще не определилась с темой. Эйнштейн, все еще обдумывая проблему электромагнитного эфира, писал ей 10 сентября 1899 года: «В Аарау мне пришла интересная мысль: исследовать, каким образом относительное движение тела с учетом светоносного эфира влияет на скорость распространения света в прозрачных телах. У меня даже появилась гипотеза, которая кажется мне вполне убедительной. Но хватит об этом! Твоя головка наверняка и без того забита любимыми темами других людей, с которыми тебе надо разбираться. Не хочу беспокоить тебя еще и моими». Спустя месяц голова Марич все еще была занята подготовкой к экзаменам. «Интересную мысль» Эйнштейна и его «убедительную» гипотезу можно рассматривать в качестве идей, предшествующих появлению специальной теории относительности, но в письмах пока нет никаких указаний на то, что Марич принимает участие в ее обсуждении.

Вебер отверг предложенный Эйнштейном эксперимент – возможно, потому что тот был похож на эксперимент с гипотетическим эфиром, проведенный ранее французским ученым Арманом Ипполитом Физо. Эйнштейн предложил другую тему, которая, как ему казалось, должна была понравиться Веберу. Она была связана с одной из тем Вебера, которая нашла отражение в конспектах Альберта за второй курс. Он предложил исследовать взаимосвязь между теплопроводимостью и электропроводимостью в различных материалах в связи с недавним (1897) открытием наличия электронов в любом веществе. «Процедуры можно провести очень просто, они не требуют оборудования, которое в данный момент нам недоступно», – написал он Марич 10 октября. Но профессор не согласился и с этим, и опять по неизвестным причинам. Возможно, это показалось ему слишком простым, слишком умозрительным, а возможно, потому что это был слишком явный совместный проект с Марич. В итоге Марич и Эйнштейн представили проект из двух частей о теплопроводимости, против которого, к их громадному облегчению, профессор не стал возражать. Проект Милевы имел отношение, в частности, к зависимости нагревания различных материалов от конкретных источников тепла. 9 марта 1900 года она писала из Цюриха своей драгоценной фрейлейн Кауфлер»: «Профессор Вебер согласился с предложенной мною темой дипломной работы и даже был весьма доволен. Я многого жду от исследования, которое предстоит сделать. Э. выбрал себе очень интересную тему». В июле 1900 года Кауфлер сообщает матери: