Текст книги "Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти"

Ревизия как механизм административного контроля на рубеже XVIII–XIX вв. прочно вошла в бюрократическую практику империи. Ее повсеместное применение исследователи связывают с царствованием Павла I. Впрочем, истоки подобной «встряски» местного управления восходят еще к петровским временам, но сенатские ревизии в XVIII столетии все же не имели систематического характера. Формирование их правового статуса в качестве специфического административного института было результатом реорганизации должности генерал-губернатора и роспуска губернских дворянских собраний в 1796–1797 гг. Стремясь к централизации государственного управления, Павел I пытался упрочить положение Сената, использовать ревизии как меру укрепления государственного аппарата, для выяснения внутриполитического и экономического состояния империи. Согласно его указу от 1 декабря 1799 г., осмотр губернской администрации в пределах всей страны должен был осуществляться регулярно, каждые три года[148]148
  ПСЗ-1. № 19211.


[Закрыть]. И хотя впоследствии это правило не соблюдалось, вся им перия (41 губерния при Павле I) была поделена на 8 частей, каждую из которых должны были обследовать два сенатора. Первая и единственная такая акция длилась десять месяцев. Тогда для осуществления всероссийской ревизии была разработана специальная «Инструкция» 1799 г.[149]149
  ПСЗ-1. № 19212.


[Закрыть]

В первой четверти XIX в. сенаторские ревизии стали регулярным явлением как для империи в целом, так и для отдельных регионов и губерний. Вот с этого времени институт сенатского надзора стал применяться в качестве постоянного инструмента контроля над губернской администрацией. Подобные проверки различались по срокам, целям и масштабам, но неизменным поводом для их проведения служили письменные жалобы «с мест». Согласно существующим правовым представлениям, законность проявлялась в том, что у каждого было право искать защиты у монарха от злоупотреблений его чиновников. Сообщения об этом отсылались на «Высочайшее имя», в Сенат, в Комитет министров. Такие письма-жалобы рассматривались как своего рода выражение «воли народа», как возможность коррекции тогдашнего самодержавного государственного строя. Накопление этих сигналов инициировало столичную проверку. Современники, песонифицируя власть столичного ревизора, называли эти проверки «сенаторскими ревизиями».

До настоящего времени историками не установлено точное количество ревизий Сената. Приблизительный их подсчет содержится в «Истории Правительствующего Сената за двести лет 1711–1911 гг.»[150]150
  См.: История Правительствующего Сената… Т. 2. С. 596–600; Т. 4. Прил. С. 513–515.


[Закрыть]. Из него явствует, что с 1800 по 1915 г. Сенат провел примерно 120–125 ревизий. Государство тратило на их проведение немало средств. Одна ревизия в среднем обходилась от пяти до десяти тысяч рублей с ежемесячными столовыми в тысячу рублей[151]151
  Там же. Т. 3. С. 636.


[Закрыть]. Средняя их продолжительность доходила до четырех месяцев. Хронологически они распределялись неравномерно: на первую половину XIX в. приходилось около 90, а во второй половине века их интенсивность резко снизилась. И в первой полови не XIX в. они распределились неравномерно: в александровскую эпоху были проведены 52 ревизии; в правление Николая I – 38[152]152
  История Правительствующего Сената… Т. 4. С. 503–508.


[Закрыть]. Конечно, этот количественный ряд весьма условен, но общая тенденция вполне очевидна. Интересующий нас регион также неоднократно подвергался сенаторским проверкам: Нижегородская губерния в 1810 г.; Казанская – в 1801, 1803, 1808, 1810, 1815, 1819 гг.; Вятская – в 1801, 1807 (дважды), 1813 гг.; Симбирская – в 1826 г.; Пермская – в 1808, 1809, 1817 гг.; Пензенская – в 1808, 1815, 1826, 1828 гг.; Саратовская – в 1802, 1808, 1826 (дважды) и в 1837 гг. Нетрудно заметить, что на Казанскую губернию пришлась большая часть ревизий Сената[153]153
  Там же. Т. 4. С. 513–515.


[Закрыть].

Значительный вклад в изучение сенатских ревизий был сделан на рубеже XIX–XX вв. Тогда в связи с подготовкой юбилейного издания «История Правительствующего Сената» к этому институту надзора обратились историки-правоведы А. Э. Нольдэ и И. А. Блинов[154]154
  Нольдэ А. Э. Правительствующий Сенат в царствование Павла I // История Правительствующего Сената… Т. 2. С. 754–779; Блинов И. А. Сенаторские ревизии // История Правительствующего Сената… Т. 3. С. 616–657; Он же. Отношение Сената к местным учреждениям в XIX веке. СПб., 1911.


[Закрыть]. В другом юбилейном издании, посвященном истории деятельности Комитета министров[155]155
  Середонин С. М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 1–4.


[Закрыть], были рассмотрены правовые полномочия ревизоров и опубликованы материалы отдельных ревизий, а также переписка «визитаторов» с министрами. Документы ревизий хранились в архивах «в первобытном состоянии в тюках» и только к началу XX в. стали постепенно вводиться в научный оборот.

После 1917 г. уже по иным причинам эти материалы опять оказались на периферии исследовательских интересов. Правда, в канун Великой Отечественной войны ленинградский исследователь М. И. Ахун[156]156
  Ахун М. Источники для изучения истории государственных учреждений царской России // Архивное дело. 1939. № 1. С. 77–91.


[Закрыть] призвал коллег начать описание и изучение этих источников. Но война сместила вектор научных интересов отече ственных ученых. Лишь в середине 1960-х в статье Э. С. Паиной была оценена репрезентативность этого комплекса источников[157]157
  Паина Э. С. Сенаторские ревизии и их архивные материалы (XIX – нач. XX в.) // Некоторые вопросы изучения исторических документов XIX – нач. XX века. Л., 1967. С. 147–175.


[Закрыть].

С этого времени отдельные данные из материалов ревизий стали включаться в отечественные исследования. Так, они обнаруживаются в региональных публикациях, посвященных изучению капиталистических отношений в пореформенной России[158]158
  Полиевктов М. Ревизия Закавказского края сенаторами Кутайсовым и Мечниковым и фонд дел этой ревизии в Историческом архиве в Ленинграде // Труды Тбилис. гос. ун-та. 1940. Т. 15; Каталог фонда ревизии сенатора А. А. Половцева / Сост. М. Я. Стецкевич. Л., 1960; Карма О., Траат А. Об анкетных материалах, собранных в ходе ревизии сенатора Н. А. Манасеина // Известия АН Эстон. ССР. Сер. обществ. наук. 1961. № 2; Документы по истории монополистического капитализма в России. М., 1959; Монополистический капитал в нефтяной промышленности России, 1883–1914: документы и материалы. М.; Л., 1961; Монополии в металлургической промышленности России, 1900–1917: документы и материалы. М.; Л., 1963.


[Закрыть]. Материалы сенатского контроля использовал академик Н. М. Дружинин[159]159
  Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М.; Л., 1946–1958. Т. 1–2; Он же. Сенаторские ревизии 1860–1870-х годов XIX века: (к вопросу о реализации крестьянской реформы 1861 года) // Ист. записки. 1966. Т. 79. С. 139–175.


[Закрыть]. Специально к ним обращались А. В. Ремнев[160]160
  См.: Ремнев А. В. Самодержавие и Сибирь: Административная политика в первой пол. XIX в. Омск, 1995.


[Закрыть], О. В. Морякова[161]161
  Морякова О. В. Система местного управления России при Николае I. М., 1998.


[Закрыть], Р. Р. Хайрутдинов[162]162
  Хайрутдинов Р. Р. Управление государственной деревней Казанской губернии (конец XVIII – первая треть XIX в.). Казань, 2002.


[Закрыть]. Тем не менее информационные возможности этой источниковой кладовой до настоящего времени в полной мере не использованы. Эти материалы преимущественно являлись секретными, поэтому были доступны лишь узкому кругу администраторов. Несмотря на это, общественность провинции сенаторские ревизии воспринимала как самый действенный способ контроля за местными коронными учреждениями, как пря мой, оперативный канал связи между органами государственного управления и населением.

Правовым оформлением сенаторских ревизий послужила уже упомянутая инструкция 1799 г. Эта инструкция не могла остаться незамеченной в исследовательской литературе, поэтому ее содержание хорошо известно[163]163
  См.: Нольдэ А. Э. Правительствующий Сенат в царствование Павла I… // История Правительствующего Сената за 200 лет, 1711–1911. СПб., 1911. Т. 2. С. 758–762; Паина Э. С. Сенаторские ревизии и их архивные материалы (XIX – нач. XX в.) // Некоторые вопросы изучения исторических документов XIX – нач. XX века. Л., 1967. С. 154–156.


[Закрыть]. «Пункты, служащие в наставление и руководство гг. сенаторам», включали в себя пять позиций, по которым необходимо было собрать следующую информацию: 1) «правосудие» – сведения о решенных и нерешенных делах, об исполнении законов и «нет ли волокиты»; 2) «внутренняя полиция» – о разделении губернии на уезды (по новому губернскому строительству они должны были состоять из 10 уездов), число жителей в них, промыслы, торговля и цены на продукты, везде ли есть полиция и «спокойствие»; 3) «поборы», то есть налоги, их законность и недоимки; 4) «о земледелии» – особое внимание сенаторов обращалось на казенных крестьян для дальнейшего совершенствования земледелия и наделения землей или их переселения; 5) «о казенных лесах». Кроме того, ревизующие сенаторы должны были получить сведения о деятельности отдельных учреждений: приказа общественного призрения, дворянских опек, сиротских судов и т. д. Таким образом, всесторонней проверке подвергались губернское управление; деятельность судебных учреждений; финансовое состояние губернии; экономическое положение населения. В дополнение следовало собрать сведения «от кого надлежит» о нуждах, недостатках и «пользах общих» с мнением первых лиц местной администрации об улучшении жизни в губернии. Этот пункт инструкции не был обязательным, он должен был заполняться, если губернатор выступал с каким-либо конкретным проектом или предложениями. Официальное заключение ревизора относительно высказанных инициатив выступало в данном случае мнением эксперта. Думается, идея создания этой части инструкции затем переместилась в структуру будущих губернаторских отчетов.

Следующая инструкция «господам сенаторам, предназначаемым для осмотра губерний», была издана 1 августа 1805 г.[164]164
  ПСЗ-1. № 21861.


[Закрыть] Она включала 18 пунктов, основу которых составили нормы предыдущей инструкции 1799 г. В ней отсутствовали пункты о собирании сведений экономического характера. Эта задача теперь решалась за счет губернаторских отчетов. Теперь наравне с Сенатом порядок уведомления «вверенных управлению министров по губерниям» оговаривался в 14-м пункте. Появилась совершенно новая, 15-я, позиция: о наблюдении, «нет ли каких-либо от местных губернских начальств народу притеснений, безгласных налогов, также жестокостей в употреблении власти и тому подобных обстоятельств». Следующий раздел пояснял, что если же сенаторы при осмотре найдут злоупотребления или беспорядки, то «исправляя возможное там же на месте, о виновных подлежащих суду предлагают губернскому правлению. В разбирательство же дел между частными людьми сенаторы не вступают, ибо они посылаются не яко судьи, но как инспекторы». В соответствии с этим положением оказывалось доверие местному правительству во главе с губернатором по нарушениям, выявленным проверкой. Остальные пункты, 1–14 и 17–18, детально расписывали положения предыдущей инструкции. Ревизующему сенатору поручалось: «выяснить существуют ли на самом деле все те учреждения, которые по букве закона должны существовать; истребовать от них ведомости о решенных и нерешенных делах»; собрать сведения о числе и содержании арестантов, о деятельности полиции по охранению порядка и безопасности, о том, насколько правильно идет взимание налогов и податей, о состоянии опекунских учреждений и общественного призрения. Указывалось, что сенаторы могут осматривать не только губернские, но и уездные учреждения, подчиненные министерствам. В завершение расписывался порядок донесений императору и Сенату. Оговаривалось, что приведенные наставления не должны стеснять сенаторов, ибо они обязаны руководствоваться «важностью своей присяги, достоинством звания и правилами чести». Отныне ревизиям Сената отводились лишь административно-надзорные функции. В тексте инструкции улавливается ограничение функций Сената от исполнительных обязанностей министерств.

В 1819 г. публикуется очередная редакция инструкции[165]165
  ПСЗ-1. № 27722.


[Закрыть]. Подготовительный этап составления этого документа начался в 1817 г., когда министр юстиции получил от императора распоряжение составить список сенаторов для всероссийской ревизии. Эта акция должна была происходить «на том самом основании, как таковое произведено было в 1799 году». Александр I распорядился «заняться пересмотрением вновь сенаторской инструкции (от 1 августа 1805 г.) на тот конец, дабы как самые предметы ревизии подлежащие, исчислены были в оной подробнее, так и самый способ производства изложен был определительно»[166]166
  Там же. № 26728.


[Закрыть]. Видимо, всеобщая ревизия задумывалась как часть будущего предполагаемого губернского реформирования.

Текст новой инструкции создавался непросто. В ходе его обсуждения возникали существенные разногласия в Сенате. Только вмешательство Комитета министров в поддержку проекта министра юстиции завершило его утверждение[167]167
  Середонин С. М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 1. С. 80.


[Закрыть]. Окончательный вариант новой инструкции включал 29 пунктов. Она состояла из двух частей: «о первоначальных действиях сенаторов» и «о ревизии вообще». В этих разделах описывался порядок ее проведения. Первая часть начиналась словами: «Сенаторы, командированные для ревизии, прибыв в назначенную им губернию, объявляют о сем губернскому правлению и требуют…» Далее шел перечень ведомостей для предоставления ревизорам в губернском правлении и в казенной палате за последние три года, то есть «со времени окончания последней бывшей пред тем ревизии сенаторов». Вторая часть инструкции предписывала сенаторам после ознакомления с полученными сведениями и личного осмотра присутственных мест приступать к осмотру учреждений. Судя по перечню исследуемых отраслей, программа предполагала фронтальную инспекцию всех присутственных мест губернии. Вот только часть составленного вопросника: «производится ли действительное исполнение по Высочайшим и Сенатским указам?»; «все ли Судилища и места наполнены определенным числом чиновников?»; «имеются ли беспорядки при выборах дворянских?»; «нет ли в числе уголовных дел таких, по коим подсудимые изнуряются долговременным содержанием под стражею?»; «на точном ли основании законов собираются государственные подати»; «где есть казенные недоимки, то сколько их на каком именно состоянии числятся?».

В отличие от предыдущей практики, сенаторы обязывались не только доносить Сенату, но и уведомлять министров, по ведомству которых «осматривались части». Относительно порядка проведения ревизии новая инструкция не давала однозначных предписаний. К примеру, в 21-м пункте говорилось, что «сенаторы кроме присутственных мест в губернских городах могут и должны осматривать оные и в уездных городах, на пути лежащих; в стороне же находящиеся, ревизуются тогда, когда признают сие нужным». Получается, что ревизия уездных учреждений могла начаться еще до прибытия ревизора в столицу губернии, до предоставления губернским правлением необходимой документации, до выстраивания схемы проверки. А ведь это противоречило содержанию всей первой части. Следовательно, ревизоры могли по своему усмотрению выстраивать тактику осмотра. Кроме того, инструкция 1819 г. содержала существенные добавления: «Сенаторы, быв озабочены общею ревизией, если по каким-либо обстоятельствам признают необходимым произвесть где-либо в губернии особое исследование, то могут поручить оное по своему выбору, сверх должностных чиновников, кому-либо из почетных дворян той губернии, хотя и службу не отправляющих, но общею доверенностию пользующихся»[168]168
  ПСЗ-1. № 27722.


[Закрыть].

Таким образом, ревизоры получали возможность при увольнении одних чиновников (определяемых Сенатом) замещать их на местах другими, а также получили право требовать «всякое содействие и исполнение» не только от начальников внутренней стражи, но и прочих воинских команд. Кроме того, могли производить следствия по злоупотреблениям не только гражданских, но и военных чиновников, рассматривать жалобы или просьбы проживающих в соседних губерниях. Все это значительно расширяло полномочия ревизующего сенатора, который выступал отныне в роли не просто «агента», а фактически наместника императора, призывающего для исполнения особо важных государственных поручений частных лиц и единолично вмешивающегося в отношения служебной иерархии. Изобилие понятий «лихоимство», «злоупотребления», «важные беспорядки» указывали на карательную направленность документа. Сравнивая два текста, невольно осознаешь, что разработчики последнего значительно расширили полномочия ревизоров для пресечения злоупотреблений местной администрации. При этом правительство декларировало свое намерение производить ревизионный надзор систематически раз в три года. В окончательной редакции инструкция была опубликована 17 марта 1819 г. Первыми ощутили ее на себе Казанская и Подольская губернии, но до тотального осмотра всех губерний дело не дошло. Попытки преобразовательной деятельности на местах ограничились введением наместничеств в отдельных губерниях. В этом эксперименте участвовала и Казанская губерния. В дальнейшей истории сенаторских проверок изменений в тексте инструкции не происходило.

Созданная благодаря пунктам инструкции единая матрица сенаторских проверок способствовала фиксации сведений неофициального свойства: о личных и профессиональных качествах губернаторов, их приватной жизни, служебном окружении, отношениях с местным обществом, о должностных доходах и т. д. Пункты этих документов определяли направление и характер интересующей верховную власть информации. Сейчас можно утверждать, что сами эти инструкции отражали принятую в указанное время позицию центра по отношению к перифериям империи. В частности, на персональном уровне, когда проверка касалась деятельности «хозяина губернии», материалы ревизий предоставляют возможность говорить о критериях эффективности его власти. Таковыми были: количество «решенных и нерешенных» дел в губернском правлении, отсутствие жалоб и доносов на губернатора и губернское правление, состояние дел в полиции, организация рекрутских наборов, количество недоимок в губернии и т. д. По этим формальным показателям Петербург судил о деятельности своего ставленника, о результативности применения делегированных ему полномочий. Следует отметить, что комплексного исследования, основанного на фронтальном прочтении текстов ревизий Сената по отдельным губерниям, до сих пор не существует. Применение этого подхода к материалам ревизий Казанской губернии в первой четверти XIX в. позволило выявить сюжетную канву административной жизни, вживить в нее реалии служебной деятельности казанских губернаторов, составить представление о практиках их власти.

Мои архивные изыскания документов сенаторских ревизий Казанской губернии выстраивались в соответствии с логикой их порождения и оседания в различных ведомствах и судебных инстанциях. Известно, что такие «надведомственные» проверки назначал сам император, опираясь на мнение сенаторов и министра юстиции. Для их проведения разрабатывались инструкции ревизорам (1799 г., 1805 г., 1819 г.). Логично было бы предположить, что сбор материала осуществлялся в соответствии с пунктами этих инструкций. Итоги проверки отражались в отчетах императору и Сенату. После прочтения императором текст поступал на обсуждение в Комитет министров (ф. 1263). Каких-либо форм отчетности тогда не существовало. В первое десятилетие XIX в. текущие рапорты и отчеты направлялись в I департамент Сената (ф. 1341) и обсуждались на его общем собрании. С 1805 г. сенаторы получили право переписки по возникшим вопросам с министрами юстиции (ф. 1405), внутренних дел (ф. 1282, 1284, 1286), народного просвещения (ф. 733) и т. д. Переписка ревизоров с местными властями откладывалась в канцеляриях губернаторов (НА РТ, ф. 1, ф. 2).

В результате материалы сенаторских ревизий оказались рассредоточены по разным архивохранилищам страны. Документы одной и той же ревизии можно обнаружить в личных фондах сенаторов-ревизоров, в фондах Сената, Комитета министров, различных министерств, в фондах местных учреждений. Чтобы объединить их в единый источниковый комплекс, мною были исследованы указанные фонды Российского государственного исторического архива (РГИА), Национального архива Республики Татарстан (НА РТ), Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ).

Говорить о полной сохранности материалов казанских ревизий не приходится. Архив Министерства юстиции первой половины XIX в. «зияет дырами». Его описи пестрят штампами, свидетельствующими о «выбытии дел». Буквально по счастливому стечению обстоятельств в архиве Республики Татарстан (НА РТ, ф. 168) отложилась и сохранилась коллекция следственных дел I департамента Сената за период с 1799 по 1840 гг. Этот локальный осколок сенатского архива дал мне возможность восполнить лакуну фонда Министерства юстиции и реконструировать события, предшествующие назначению, и по результатам ревизий казанской администрации. Наличие этих источников дает возможность выявлять логику приговоров Сената.

Помимо следственных материалов документы ревизий содержат информацию о количестве населения, о наличии и качестве земель, состоянии путей сообщения. Они включают в себя копии различных договоров и запросов, выписки из следственных дел, обвинительные заключения прокуроров, статистику решенных и нерешенных дел местной администрации, рапорты о состоянии управления, проекты и рекомендации по его совершенствованию и многое другое. Сведения о вскрытых административных недостатках и злоупотреблениях, как правило, не доходили до широкой общественности и использовались для внутреннего потребления, будучи доступными лишь для узкого круга администраторов.

Сенатское делопроизводство состоит из жалоб и доносов, прошений, показаний подследственных и очевидцев, запросов, рапортов, служебных донесений. Этот массив бумаг производили многочисленные должностные лица, а также подследственные и свидетели: одни – в поисках истины, другие – в поисках выгоды. Отделить один мотив от другого теперь весьма сложно. К тому же нерасторопность и медлительность судопроизводства растягивали рассмотрение дел на несколько лет (в среднем губернаторские дела решались от 5 до 6 лет). Это усложняет поиски сюжетной канвы расследуемых дел. В ряде случаев отсутствуют приговоры, что объясняется смертью обвиняемого лица или тем, что истцы удовлетворялись самим фактом возбуждения дел и не настаивали на его завершении.

Фронтальный способ изучения следственных материалов позволил отследить судьбы казанских губернаторов и других губернских чиновников, оказавшихся под следствием, выявить мотивы и способы их увольнения, казусы неформального властвования, разобраться в противоборстве интересов дворянских группировок с местным правительством. Реализация этой трудоемкой задачи потребовала совмещения «разорванных» во времени и разбросанных по различным ведомственным архивам сведений о состоянии власти в Казанской губернии. В книге впервые проанализированы материалы шести полномасштабных ревизий Сената.

Во второй четверти XIX в. Сенат своих ревизоров в Казань не направлял. С воцарением Николая I административный надзор изменил свою направленность: отныне предпочтение отдавалось негласному наблюдению жандармских штаб-офицеров. Коммуникативное пространство губернских властей стало наполняться их сводками и донесениями. Задействованные в исследовании материалы жандармского делопроизводства дают представление о способах и степени осведомленности III Отделения СЕИВК относительно положения местных властей. Просмотр донесений жандармских штаб-офицеров, погодных отчетов III Отделения, материалов секретного отдела (ГАРФ, ф. 109) позволил собрать комплекс документов, характеризующих административную жизнь Казанской губернии по итогам последней тотальной ревизии Сената до отмены крепостного права. В жандармском делопроизводстве можно обнаружить персональные характеристики казанских губернаторов, сведения об их служебной и приватной жизни, оценки политических взглядов, описание отношений с вышестоящим начальством и подчиненными, мнения «местного общества» об отдельных губернских чиновниках. Как самостоятельный вид источников донесения жандармских офицеров впервые были введены в научный оборот П. А. Зайончковским[169]169
  Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX веке. М., 1978. С. 8–9.


[Закрыть]. В последние годы интерес к их информационным возможностям заметно активизировался[170]170
  Матханова Н. П. Губернаторские отчеты и жандармские донесения как источник по истории российского провинциального чиновничества середины XIX в. // Источники по русской истории и литературе: Средневековье и Новое время. Новосибирск, 2000. С. 204–236; Мясников В. В. Правовые основы организации и деятельности подразделений жандармов внутренней стражи Российской империи (1817–1826 гг.) // История государства и права. 2006. № 6. С. 37–39; Алексушин Г. В., Панов А. Жандармерия Российской империи // Рейтар: военно-ист. журнал. 2007. № 5 (38). С. 68–88; Романов В. В. Становление и эволюция местных подразделений политической полиции Российской империи в 1827 г. – нач. 30-х годов XIX в. // История государства и права. 2007. № 23. С. 15–17; Он же. Подразделения политической полиции в Поволжских губерниях в 1826–1860 гг.: формы и основные направления деятельности. Ульяновск, 2008; Бибиков Г. Н. А. Х. Бенкендорф и политика императора Николая I. М., 2009.


[Закрыть].

И все же значительный массив дел из архива III Отделения до сих пор остается невостребованным. Так сложилось, что в отечественной историографии всё внимание исследователей было сосредоточено на карательных функциях III Отделения[171]171
  См.: Оржеховский И. В. Самодержавие против революционной России (1826–1880 гг.). М., 1982; Чукарев А. Г. Тайная полиция Николая I (1826–1855). Ярославль, 2003. Т. 1–2.


[Закрыть]. Несмотря на богатейшие материалы донесений, контрольные обязанности корпуса жандармов оставались до последнего времени неизученными.

Для начала обратимся к официальным полномочиям рассеянных по губернским городам жандармских штаб-офицеров. Их деятельность направлялась на политический сыск и надзор за государственным аппаратом управления. Официальный указ об учреждении корпуса жандармов появился 28 апреля 1827 г.[172]172
  ПСЗ-2. № 1062.


[Закрыть] Согласно ему вся территория Европейской России делилась на пять жандармских округов с центрами в Петербурге, Москве, Витебске, Киеве и Казани. Округа создавались из «отделений» во главе со штаб-офицерами. «Положение» 1836 г.[173]173
  Там же. № 9355.


[Закрыть] завершило формирование единой жандармской сети. Тогда же потребовалось дать описание должностных обязанностей чинов этого ведомства.

Относительно губернских штаб-офицеров имелась краткая запись, что они определяются и руководствуются «особыми инструкциями шефа жандармов». Первая инструкция генерал-адъютанта А. Х. Бенкендорфа, адресованная чиновникам III Отделения, определила сферу их полномочий и место в системе управления. Но она изобиловала общими фразами, поэтому в дальнейшем потребовалось создать для губернских штаб-офицеров особую «секретную» инструкцию, где прописывались их права и обязанности[174]174
  См.: По поводу инструкции графа Бенкендорфа / Н. В. // Рус. архив. 1889. № 8. С. 522–524.


[Закрыть].

Первый пункт этой инструкции рекомендовал «обратить особое внимание на могущие произойти без изъятия во всех частях управ ления и во всех состояниях и местах злоупотребления, беспорядки и закону противные поступки». Второй обязывал «наблюдать, чтоб спокойствие и права граждан не могли быть нарушены чьей-либо личною властью или преобладанием сильных лиц, или пагубным направлением людей злоумышленных». В третьем пункте декларировалось право жителей обращаться к местным властям, в подчинении которых будут замечены «незаконные поступки». Если же эти «домогательства» окажутся тщетными, только тогда можно было обращаться за справедливостью к шефу жандармов, ибо в инструкции особо подчеркивалось: «…цель вашей должности должна быть, прежде всего, предупреждение и отстранение всякого зла». Последующие два пункта указывали сугубо профессиональные способы реализации служебных обязанностей: приобретать уважение всех сословий и «на таковом основании» вербовать себе многочисленных сотрудников и помощников, «любящих правду и желающих установления повсюду тишины и спокойствия»; узнавать и отыскивать «бедных и сирых» бескорыстных служащих, чтобы оказывать им за эти услуги «возможные пособия».

Следовательно, инструкция содержала вполне конкретный план действий с указанием полномочий и четкими требованиями к самим ее исполнителям. Однако деятельность «нравственных полицмейстеров» не ограничивалась никакими законодательными нормами. Формально им отводилась роль негласных наблюдателей, а на деле они получали право вмешиваться в дела губернаторов. По мнению Э. Н. Берендтса, теперь наряду с сословным конкурентом в лице предводителя дворянства пространство власти губернаторов стало доступно для «независимого сотрудника в делах правительственных»[175]175
  Берендтс Э. Н. О прошлом и настоящем русской администрации… С. 160–161.


[Закрыть]. Этим третьим членом губернского триумвирата стал представитель III Отделения – со своеобразными взглядами на дело, техникой управления, с быстро развившимися и твердо державшимися корпоративными традициями.

С первых дней, взяв на себя функции «государева ока» и используя свои «чрезвычайные полномочия», жандармские офицеры, не стесненные никакими законодательными рамками, стали безбоязненно вторгаться в сферу деятельности министерств и дру гих ведомств. Соперничество в отношениях с министерством внутренних дел оказалось предсказуемым институциональным противоречием. Особенно остро оно проявлялось во взаимоотношениях между губернаторами и жандармскими штаб-офицерами. С 1832 г. до середины 50-х гг. между руководством этих двух ведомств велась постоянная переписка по выработке «точных правил» использования жандармских штаб-офицеров губернаторами[176]176
  Оржеховский И. В. Самодержавие против революционной России… С. 78.


[Закрыть].

Первоначально Казанская губерния относилась к первому отделению V жандармского округа, а с 1836 г. причислялась к VII округу. С 1829 г. штаб-офицеров стали назначать в каждую губернию. Донесения, сводки от этих чиновников в основной своей массе направлялись на рассмотрение в I экспедицию III Отделения СЕИВК. Сюда стекалась многообразная информация со всех уголков Российской империи. За этой главной экспедицией (их было четыре) закрепился общий контроль и наблюдение над деятельностью местных правительственных органов власти. Здесь оседали сообщения об административных злоупотреблениях, нарушениях при дворянских выборах, обо всех происшествиях, представляющих интерес для ведомства. Подаваемая информация на имя шефа корпуса жандармов в виде записок, рапортов, донесений и обзоров систематизировалась аналитиками экспедиции для дальнейшего представления «к сведенью» министров. Все министры обязаны были их учитывать «без проявления признаков благосклонности». Об этой принудительной инициативе, исходящей от самого императора, сообщалось в юбилейном «Обзоре деятельности III Отделения» за 50 лет[177]177
  Богучарский В. Обзор деятельности III отделения Собственной Вашего Императорского Величества канцелярии за 50 лет, 1826–1876 гг. // Вестник Европы. 1917. Кн. 3. С. 97.


[Закрыть]. Теперь схема согласования межведомственных взаимоотношений выглядела следующим образом: министр внутренних дел получал от шефа жандармов сведения от губернских штаб-офицеров, согласно полученной информации спускал распоряжения губернаторам. Те, в свою очередь, отчитывались перед МВД о проделанной работе.

Просмотр жандармских донесений, погодных отчетов III Отделения, перлюстрированной корреспонденции позволил собрать материал о состоянии власти в Казанской губернии во второй четверти XIX в. Тайную полицию интересовали любые персональные характеристики, привлекали оценки личностных и деловых качеств губернаторов, описания их поведения, стиля управления. Особое внимание уделялось сюжетам, содержащим оценки политической ситуации в период подготовки и отмены крепостного права, пересказу подробностей взаимоотношений губернатора с местным дворянством. Сканирование переписки позволяло тайной исполнительной полиции заглядывать в потаенные уголки раздумий современников, обнажать их мысли. Примечательно, что первым читателем этих перлюстрированных писем был сам Николай I.

О достоверности донесений губернских штаб-офицеров судить трудно. Начальство читало их внимательно и регулярно, при этом жандармы не несли ответственности за допустимость ложных сведений. На это прямо указывал сам Бенкендорф: «Штаб-офицеры обязаны мне доносить о всех злоупотреблениях, до них дошедших, и донесения делают свои на слухах, которые не имеют способа проверять подробным исследованием без предписания начальства, и потому не могут и ответствовать за достоверность оных»[178]178
  Цит. по: Оржеховский И. В. Самодержавие против революционной России… С. 63.


[Закрыть]. Как правило, в донесениях не указывался источник информации, в текстах имелись лишь отсылки – «по достоверным слухам замечательно», «вынужден представить вашему превосходительству общее мнение», «составлен мной из частных весьма верных сведений», «основано на слухах и частно на собственных убеждениях». Удалось встретить и более откровенную запись: «…осмелюсь уведомить, что должного уважения г. губернатор не имеет. Я не смел бы положиться на слухи, для столь уважительного лица в губернии, но сам всему очевидец»[179]179
  ГАРФ. Ф. 109. 1 экспедиция. 1830 г. Д. 186. Л. 10 об.


[Закрыть].

Так сложилось, что в границах исследуемого периода основными коммуникативными каналами получения знаний о состоянии власти казанских губернских властей служили сенаторские ревизии и сводки жандармских офицеров. В первой четверти XIX в. верховная власть предпочитала гласные источники информации, во второй четверти – тайные донесения. Постепенно сужался круг должностных лиц, имевших доступ к этим сведениям. При Николае I в него входили министры юстиции, внутренних дел и шеф жандармов. Естественно, что тексты тайного наблюдения предназначались для служебного пользования и носили секретный характер. Исключение составляли административные происшествия, ставшие предметом сенатского разбирательства. Думается, избирательность сюжетов этих «распубликований» следует рассматривать как рассказ государства о самом себе.

Деятельность надзорных органов власти содействовала укреплению имиджа верховной власти, целенаправленно выступая в защиту населения от злоупотреблений губернской администрации. Вместе с тем гласный надзор Сената не принес ожидаемых изменений в систему функционирования губернских властей, что привело к свертыванию этого механизма надзора и переходу на интертекстуальные формы контроля. При Николае I общественное мнение стало фиксироваться «по долгу службы» в донесениях жандармских офицеров. Их содержание не подвергалось жесткой регламентации. Они представляли собой своего рода персональные тексты должностных лиц, обремененных служебной ответственностью.