Текст книги "Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти"

У Кацарева с самого начала не сложились отношения с губернским прокурором А. Н. Овцыным. Об этом губернатор доложил министру юстиции по случаю неверного толкования прокурором его распоряжений относительно обозрения губернии. По мнению прокурора, глава губернии нарушил условия недавнего указа об организации императорских путешествий от 11 августа 1802 г., на что тот вынужден был оправдываться: «…во время отправления моего для обозрения высочайше вверенной мне губернии, я никаких для моей встречи земским исправникам предписаний не чинил. Да и чинить не мог… я уже совершенно усматриваю, что здешний губернский прокурор все то старался обратить в противную сторону, по одному не доброжелательству ко мне и не способному своему характеру»[209]209
  Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3а. Л. 171.


[Закрыть]. То был первый донос прокурора. В ответ губернатор, проверив состояние дел по губернскому правлению и обнаружив различные упущения в «течение дел», а также совершенный беспорядок в хранении денег в губернской казне и в регистрациях приходных и расходных книг за 1802 г., заключил, что «прокурор о всем том целый год умалчивал и не старался установить должный порядок!»[210]210
  РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 379. Л. 29 об.


[Закрыть]. В результате губернский прокурор получил от министра юстиции «строгий выговор за некоторые отступления закона», но это не остановило его от доносительства на Кацарева. Овцын по долгу службы сообщал: «…беспорядки и запущение дел в правлении существуют со вступления в должность нынешнего губернатора Кацарева. Они имеют источник свой в присвоении им себе не принадлежащей власти… он даже вмешивается и в самые третейские разборы, а от сих замешательств произошло то, что с ноября по апрель в течение 5-ти месяцев число нерешенных и неисполненных дел возросло от 548 до 949… таковые запущения особенно откроются по полиции исправляемой ныне с ощутительной слабостью…»[211]211
  НА РТ. Л. 32 об.


[Закрыть]. В дальнейшем этот конфликт лишь разрастался.

Министру юстиции регулярно поступали рапорты губернского прокурора о «беспорядках» и неправомерных действиях губернатора; тот, в свою очередь, составлял встречные жалобы. Особенно жарким выдалось в их «бумажной» перепалке лето 1803 г. В очередном донесении Овцына и губернского уголовных дел стряпчего Москотильникова сообщалось, что «исправник ядринского уезда Назаров и уездный стряпчий Оленин чинили с крестьян противозаконные сборы и лихоимства»[212]212
  Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3. Л. 109.


[Закрыть] (это было доказано показаниями семисот человек), но до сих пор не преданы суду. Объяснялось это посреднической деятельностью управляющего канцелярией губернатора «не определенного нигде» коллежского асессора Ключарева, получавшего «с разных людей важные суммы». О его связи с губернатором Овцын писал со свойственной ему прямотой: «…из одних тайных прибытков он рекомендовал господину министру внутренних дел этого человека» – и указывал, что «покровительствуемый с таким же напряжением сил ядринский исправник Назаров после уже произведенного губернским стряпчим Москотильниковым исследовании, собрал с обывателей по десяти, а потом по двадцати копеек»[213]213
  РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 379. Л. 33.


[Закрыть]. Но прокурору так и не удалось прямыми свидетельскими показаниями доказать вину замешанных чиновников по «лихоимственным» рекрутским поборам. Стараниями министра юстиции Г. Р. Державина «подозреваемые во взят ках» все же были преданы суду уголовной палаты[214]214
  РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 379. Л. 132.


[Закрыть]. Это вызвало между гражданским губернатором и прокурором большое количество «укорительных, поносительных и оскорбительных» слов. Но и не эти выявленные «беспорядки» явились причиной назначения сенаторской проверки. Подобные должностные конфликты в период переподчинения губернаторов Министерству внутренних дел и «усаживания» генерал-прокурора в кресло министра юстиции оказались повсеместными. В тот период это воспринималось как издержки институционального реформирования, поэтому в каждом конкретном конфликте верховная власть стремилась тщательно отделять одно от другого. Необходимы были весомые доказательства претензий каждой из сторон.

Таковые обнаружились в доносах других должностных лиц. Вице-губернатор Николай Иванович Ивановский сообщал об отбраковке московским военным губернатором сорока семи рекрутов, отобранных по Казанской губернии, потому как оказались «среди них слепые, кривые, немые, хромые, косолапые, шелудивые и беззубые»[215]215
  Там же. Л. 46.


[Закрыть]. Вина за это упущение падала на губернатора. Его ответственность за случившееся была скреплена личной росписью в журналах по приемке рекрутов. К мнению Ивановского, которого знали в министерских кругах как «самого честного человека»[216]216
  Там же. Ф. 1405. Оп. 2. Д. 3447. Л. 4.


[Закрыть], прислушались. Его доносы убеждали, что конфликтная ситуация в губернской администрации сковывает всю работу местного правительства. О возможной личной ссоре губернатора с вице-губернатором позднее спрашивал и Пестель. Кацарев отвечал, что «личную ссору с вице-губернатором не имел, а по службе был во многом различного с сим чиновником мнения, что он… всякое неуважение к предложению моему в качестве начальника губернии почитал оскорблением службы»[217]217
  НА РТ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 229. Л. 11 об.


[Закрыть]. Вероятно, причина крылась в некомпетентности губернатора, в его начальственном тоне, столичном снобизме при отсутствии должных знаний. На фоне многолетнего вице-губернаторского опыта Ивановского профессиональная слабость Кацарева была очевидна. При отсутствии управленческой практики, знаний тонкости «отправления дел» его сослуживцев особо раздражал избранный «волюнтаристский» стиль руководства.

В этой непростой ситуации донос независимого лица, стороннего от административных перипетий, мог оказаться весомым для принятия решения о посылке ревизора в Казань. В указе о назначении сенаторской ревизии помимо фамилии Ивановского значилась фамилия и отставного подпоручика Якова Исакова. В его доносе сообщалось, что еще в Петербурге Кацарев обещал ему место в Казани, но обещания своего не сдержал, чем вверг всю его семью, прибывшую вместе с ним, в долговую нужду. Возмущенный обманом, движимый нанесенной обидой Исаков отослал в Сенат подробнейший донос (состоящий из 12 пунктов) о состоянии дел в местной администрации[218]218
  РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 379. Л. 42–45.


[Закрыть]. Сообщалось, что «губернатор стращал всех в Казани, великие с чиновников брал взятки, а именно: с исправников – ядринского Назарова за уезд 8 000 рублей на три года, о чем Ключарев хвалился при исправнике Шапошникове и квартальном Логинове, сказывая, что ему губернатор дал только третью часть, однако ж Назаров при выручке курса с поселян подвергся суду; тетюшского Филиппова за уезд 3000 рублей на вексель чрез купца Комарова, в котором число уплачено уже 1500 рублей; чебоксарского Есипова – 3 500 рублей, пару лошадей с упряжкою и человеком; цивильского Колбицкого – 2 000 рублей; царевококшайского Шапошникова – 2000 рублей; свияжского Есипова – 2000 рублей. С заседателей везде по 100 и по 200 рублей. С казанского асессора Фишера за определение в гимназию – 250 рублей. С правящего полицмейстерскую должность капитана Шарангина – 200 рублей… С секретаря правления Пичулина за то, что губернатор написал его в рапорте к государю своим секретарем, каковым он никогда не бывал, и обманом за отличия выпросил чин асессора – 500 рублей, да на 75 рублей сукна Ключареву на именины… С уездных судей: казанского Апухтина – 300 рублей, да по 50 рублей в каждый месяц из доходов; чистопольского – 200 рублей; царевококшайского Бугряева – 250 рублей. Всего по счету от одной баллотировки губернатор и Ключарев набрали – 25 000 рублей»[219]219
  РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 379. Л. 43.


[Закрыть]. И далее, в подтверждение этих сведений, доноситель ссылался на градского главу Жаркова, возмущавшегося, что у него «окна все обили и двери стерли чиновники, прося по две и по три тысячи рублей на покупку у губернатора мест», а при этом полицейским чинам жалованья дать нечем, губернатор же взял на то с градской думы 2000 рублей, а «полицейским дозволил доходами пользоваться».

В доносе Исакова часто упоминалось имя «праздношатающегося» правителя канцелярии Ключарева, который публично признавался, «что он и есть губернатор, а не Кацарев. Отчего губернские секретари (Пичулин и все тот же Ключарев) взявши власть, каждого просителя пересылают один к другому по два и три месяца. Производство дел остановилось и порядок упал». Безнравственность правителя губернаторской канцелярии усугублялась бесконечным пьянством. Он обвинялся Исаковым в убийстве приказного Максимова, в растлении девицы Анны Жуковой, о чем сообщалось им же «к монаршему престолу» отдельной жалобой. А относительно самого губернатора сообщалось, что по губернскому правлению «от неразумения губернатора успехов нет», что Кацарев «разоряет» семейства земских чиновников, при рекрутском наборе «со всякого отдатчика брал от 30-ти до 50-ти рублей», принимал слепых и хромых. В завершение приводился пример из его частной жизни, обсуждаемой всем городом. Исаков доносил, что губернатор «прижил девке своей брюхо», а побоями «за отнятие супружеского ложа» губернаторша довела свою жертву до смерти в городской больнице. К тому же сам губернатор, «занявшись гордостью и лихоимством, похвалялся с Ключаревым, что у них в Петербурге министры друзья и родня и ни до какой беды не допустят»[220]220
  Там же.


[Закрыть].

Текст этого доноса мог создать впечатление, что это навет оскорбленного и уязвленного человека. Но нельзя не заметить, что приведенные Исаковым факты повторяются в должностных донесениях губернского прокурора и вице-губернатора. Они являлись сквозными, что подтверждало достоверность описываемых событий. Донос частного лица заметно отличался от должностных доносов. В нем факты злоупотреблений приводились без доказа тельств. Сведения Исакова были насыщены яркими эпитетами и примерами. Текст доноса напоминал живую разговорную речь. Вся описываемая картина «беспорядков и злоупотреблений» сводилась к неудачному губернаторству Кацарева.

Причиной тому было нежелание казанского губернатора вникать в рутину повседневных дел, что и послужило причиной «канцеляристского» руководства губернией. Как правило, при «слабом» губернаторе всегда появлялись «приказные дельцы» вроде Ключарева. Для проверки указанных в доносах по Казанской губернии «беспорядков» и «вскрытии преступной связи между губернатором и правителем его канцелярии» была спущена очередная ревизия Сената.

В конце декабря 1803 г. сенатор И. Б. Пестель получил для ознакомления дела по казанским доносам. 18 января 1804 г. он прибыл в Казань и на следующий же день отправил свой первый рапорт. В нем сообщалось, что ему так и не удалось найти и допросить подпоручика Я. Исакова. Не оказались на месте и коллежский асессор Ключарев, и губернский прокурор Овцын. Срочно были отосланы надлежащие письма о возвращении всех в Казань. Главное, не удавалось обнаружить следов пребывания основного доносителя. Розыск в соседних губерниях так ничего и не дал. Можно предположить, что Исаков был лицом вымышленным. Этот довод мог быть хорошим козырем для губернатора, но он не был им использован, поэтому все же Исакова следует считать реальным человеком. Пестель должен был на месте перепроверить все факты, приводимые в доносах и жалобах, о «беспорядках и злоупотреблениях» по Казанской губернии.

С января по март, до прибытия нового казанского гражданского губернатора, Иван Борисович обозревал состояние дел по казенной палате, губернскому правлению, присутственным местам. Имел беседы, под присягой проводил допросы с губернатором, вице-губернатором, с возвращенным Ключаревым и другими свидетелями. Текущие донесения и рапорты он направлял по ведомству министра юстиции князя Петра Васильевича Лопухина[221]221
  РГИА. Ф. 1405. Оп. 2. Д. 3447. Л. 1–160.


[Закрыть]. С 15 марта по 10 мая Пестель находился в уездах Казанской губернии. По итогам ревизии 12 июня 1804 г. он подал Александру I «всеподданнейший рапорт». Через пять дней в Сенат поступил указ от императора об аресте казанского гражданского губернатора Кацарева[222]222
  РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 379. Л. 115.


[Закрыть]. Что же обнаружил сенатский ревизор?

При губернаторе действительно находился доверенный ему человек коллежский асессор Андрей Ключарев. Он имел тридцатилетний канцелярский опыт службы в Новгородской и Санкт-Петербургской губерниях. С Кацаревым судьба его свела в Санкт-Петербурге в Ликвидационной конторе. Его допрос (по девятнадцати вопросам) выявил, что обвинения Исакова оказались основательными, потому как допрашиваемый сам «многие из оных утвердил в их справедливости». Далее Пестель сообщал: «… сие превзошедшее мое ожидание чистосердечие во многих случаях послужит мне способом к обнаруживанию других злоупотреблений и к избавлению бедных поселян от угнетающих их земских начальников. Самого же бывшего губернатора Кацарева ни в чем Ключарев не обвиняет и выставляет его чуждым во всех своих противозаконных деяниях…»[223]223
  Там же. Ф. 1405. Оп. 2. Д. 3447. Л. 21.


[Закрыть] Хотя показания правителя губернаторской канцелярии не послужили прямым свидетельством против его начальника, они вселили уверенность в успехе дальнейшего расследования. Более того, на очных ставках с исправниками, получившими должность за взятки, Ключарев свои первоначальные показания подтвердил.

В ходе ревизии обнаружились свидетельства, подтверждающие получение Ключаревым «денежных подарков» с земских исправников, других чиновников, а также с купцов-подрядчиков по 500 рублей. Было доказано, «что к отчуждению избранных дворянством мест» Ключарев также причастен, а люди, избранные на те места, не были баллотированы дворянством. Факт получения взяток губернатором Кацаревым через посредничество его письмоводителя все же остался недоказанным, но «под сомнением». Полагая ненадежным рассмотрение Казанской палатой уголовного суда дела о взятках помощника губернатора, Пестель просил императора разрешить его завершение в Санкт-Петербурге. 28 марта было получено согласие на эту просьбу.

В ходе проверки обнаружился значительный «беспорядок» в ведении дел по губернскому правлению. «Местное правительство», как часто именовалось губернское правление, возглавлялось губернатором. Оно состояло из двух советников и канцелярских служителей. По состоянию и количеству нерешенных дел в губернском правлении можно было судить об эффективности руководства губернией. Это был формальный общепризнанный показатель. Осматривая губернское правление, Пестель столкнулся с чрезмерным и безрезультатным бумаготворчеством, исходящим от самого губернатора. За год и три месяца одних только распоряжений Кацарева он насчитал до шестисот. Эта «инициатива» значительно затрудняла «производство дел при крайней предосудительной медлительности течения оных». Подобный бюрократический прием губернаторской «активности» посредством бумажного крючкотворства вызвал реакцию верхов. Чтобы пресечь применение такого негативного приема руководства во всех губерниях, 21 ноября 1804 г. было принято новое узаконение «О строжайшем предписании, чтоб губернаторы не обременяли губернских правлений излишней перепискою, и о непроизвождении гражданских дел уголовным порядком»[224]224
  ПЗС-1. № 21522.


[Закрыть]. Оперативность появления сенатского указа свидетельствовала в пользу действенности указного законодательства.

В результате изучения следствия, произведенного господином тайным советником и сенатором Пестелем, было приказано: «… поелику из одного следствия между прочим открылось во-первых, что бывший Казанский гражданский губернатор Кацарев в течение одного года и 2-х месяцев с несколькими днями дал губернскому правлению 600 предложений, требуя при том по каждому доставить ему мемории, а чрез то при крайней медлительности в течение дел, коих к 1 числу января сего 1804 года оставалось в нерешении более 1600, обременяя канцелярию того правления излишнею и прихотливою перепискою, будучи обязан, и на основании Высочайшего об управлении губерний Учреждения, присутствовать сам в губернском правлении и подписывать журналы оного; во вторых, казанский уездный суд с городовым магистратом, удалясь от предписанных законом правил, производили гражданские дела порядком установленном для дел уголовных; и для того, в преду преждении, дабы и по прочим губерниям подобных беспорядков происходить не могло, предписать строжайшее всем гражданским губернаторам и губернским правлениям от Сената указ».

Последующая проверка выявила большие нарекания по состоянию губернского архива, ведению расходных и приходных книг денежной казны. Относительно работы палаты уголовного суда был сделан вывод: «не печется обнаружить справедливость». В Козьмодемьянском, Цивильском и Тетюшском уездах открылись незаконные поборы и взятки земской полиции. За должностные преступления были отданы под суд чистопольский и царевококшайский уездные судьи, тетюшский, мамадышский, цивильский, свияжский, чистопольский земские исправники, по губернскому правлению – секретарь Пичулин и делопроизводитель Ключарев[225]225
  РГИА. Ф. 1405. Оп. 2. Д. 3447. Л. 41–42.


[Закрыть]. Позднее был смещен весь состав Казанской палаты уголовного суда во главе с председателем и двумя его советниками. Все уличенные во взятках были отрешены от должностей и отданы под суд. Губернатор Кацарев содержался под арестом до рассмотрения его дела в Сенате. Так завершилось в 1805 г. сенаторское расследование злоупотреблений по Казанской губернии.

В завершение своей миссии Иван Борисович Пестель счел необходимым написать министру юстиции донесение, отличающееся своим неофициальным содержанием. Приведем его полностью: «По чистой совести могу сказать, что во время своего пятимесячного пребывания в здешней губернии не упускал я малейшего случая, который заслуживал внимание и мог бы открыть причины, расстраивающие Казанскую губернию. Я уверен, что ежели чиновники, коих беспорядки и самые злоупотребления мною обнаруженные, замещены будут способными и лучшего расположения людьми, тогда при хорошем начальнике губернии, оная удобно в желаемое устройство приведена быть может, но для сего необходимо нужно, чтобы управляющий губерниею сильное имел подкрепление со стороны высшего начальства. Имея таковую подпору, может губернатор удобно предупреждать всякие беспорядки и важные злоупотребления, а паче утешение бедным поселянам, которые в здешней губернии до крайности притесняются земскими чиновниками. Удаление заблаговременно, неблагонадежным образом отправляющих должности свои, будет верный способ к предупреждению вящего зла. Ибо я почитаю, да и уверен в том, что предупреждение зла важнее и полезнее, нежели самое наказание обнаруженного и допущенного прежде, чем оно вкоренится и распространится»[226]226
  РГИА. Ф. 1405. Оп. 2. Д. 3447. Л. 46.


[Закрыть]. В этом послании, по сути дела, оговаривалась сама идея эффективности сенаторских проверок. Пестель полагал, что решительными кадровыми перестановками можно бороться с бюрократическим злом, в частности – с «притеснениями земских чиновников». По его мнению, для этого необходимы надежные назначенцы на губернаторские должности. В условиях внедрения министерского единоначалия и кардинального изменения всей системы исполнительной власти начальники губерний и сами нуждались в покровительстве. Как известно, на старой почве новым росткам трудно приживаться. Находясь в гуще губернских проблем, это хорошо осознавал сенатский ревизор, пытаясь донести до верховной власти свои наблюдения о поддержании достойных губернаторов и их кадровых инициатив.

Процесс над Кацаревым завершился 6 декабря 1809 г., через пять лет после окончания сенатской ревизии, по утверждении Государственным советом (Непременным советом) решения общего собрания Сената[227]227
  Там же. Ф. 1146. Оп. 1. Д. 30. Л. 417–422.


[Закрыть]. Подследственному было вынесено окончательное решение суда по шести статьям: во-первых, он обвинялся в том, «что допустил отставного коллежского асессора Ключарева к исправлению письменных дел в губернской канцелярии, не имея за поступками его смотрения». К тому времени Ключарев был осужден за взятки, чистосердечно признав получение от исправников и судей общей суммы «в подарок 5650 рублей». С его слов, губернатор в этом участия не принимал. Указанные им чиновники от дачи взяток отказались. Решением палаты уголовного суда Ключарев был лишен чинов, дворянства и сослан на поселение в Сибирь[228]228
  НА РТ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 233. Л. 7–10.


[Закрыть]. Косвенно связь губернатора с его мздоимствующим помощником все же была обозначена в статье, где ему ставилось в вину определение в исправники и другие должности чиновников, не баллотированных дворянством.

Далее бывшему казанскому губернатору ставились в вину произвол по отношению имущества купца Сутягина и отдача в рекруты под видом бродяги отставного канцеляриста Григорьева. Четвертый пункт полностью отражал мнение сенатора Пестеля из его рапорта о некомпетентности губернатора в «исправлении должностных обязанностей по производству дел и смотрению за губернской казной». В заключительной статье Кацарева обвиняли в «придержании без всякого действия» документов об обольстителях и подстрекателях поселян Чистопольского уезда.

Подстрекательства приобрели по всей губернии небывалый размах, о чем своевременно сообщалось в рапорте стряпчего губернской палаты уголовного суда Москотильникова[229]229
  РГИА. Ф. 1405. Оп. 2. Д. 3447. Л. 27–35.


[Закрыть], но Кацарев проигнорировал предупреждение о возможных крестьянских волнениях. Между тем смута набирала силу. Разрешением сложившейся ситуации пришлось заниматься столичному сенатору. С появлением Пестеля в Казани 67 крестьян помещика Иванова Лаишевского уезда деревни Обухово обратились к нему с жалобой. Они просили причислить их в казенное ведомство, уверяя, что помещику своему не принадлежат. Пестель выяснил, что приказные служители губернского правления Петров и Протопопов «из единой корысти и самого незначущего прибытка вводят в тяжбы и неповиновения целое селение сочинением фальшивых бумаг»[230]230
  Там же. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 64. Л. 25.


[Закрыть]. Оценив чрезвычайность ситуации, он решил лично курировать это дело. Совместными усилиями с губернатором Мансуровым и губернским предводителем дворянства Вешняковым крестьяне были разубеждены в собственных заблуждениях. По поручению ревизора предводитель дворянства сумел убедить управляющих имением облегчить крестьянам повинности. Постепенно обстановка по уездам нормализовалась.

Итак, рассмотрев совокупность предъявленных обвинений и не найдя в следственных материалах доказательства «умышленной преднамеренности» в поступках бывшего казанского губернатора, Сенат заключил, что наказанием Н. И. Кацареву послужило само увольнение с запрещением впредь определять его к подобным должностям. Государственный совет это решение утвердил[231]231
  РГИА. Ф. 1146. Оп. 1. Д. 30. Л. 421.


[Закрыть]. Была оговорена и причина его увольнения: «…единственно от недостатка способностей к исполнению носимого звания губернаторского и слабостью, с какою служения в сем звании сопровождалось»[232]232
  Там же.


[Закрыть]. За это его подвергли аресту, отрешению от должности с запретом дальнейшей службы и «распубликованию». Мотивом отставки стало «допущение коллежского асессора Андрея Ключарева к делам по управлению губернией». Но если отбросить формальности указного текста, то очевиден кадровый просчет назначения такого изначально «слабого» управленца, что способствовало сосредоточению в руках мелкого чиновника несвойственной его служебному положению полноты власти. Подобная практика опосредованного руководства провоцировала реализацию корыстных интересов «приказных дельцов», традиционно рассматривающих свою службу в качестве «кормления». И хотя сенатору так и не удалось доказать наличие преступной связи между губернатором и его помощником, «распубликование» отставки казанского гражданского губернатора Н. И. Кацарева декларировало российской общественности позицию верховной власти к подобным отношениям.