Текст книги "Давай не будем, мама!"

Глава 6

Коллеги в школе посмеивались над ней, называли маменькиной дочкой.

Во время перемен, когда учителя пили чай в учительской, проверяли тетради и самозабвенно сплетничали, Рита звонила маме:

– Ну как ты там? Чем занимаешься?

Таких звонков в норме бывало не меньше десяти. Услышав мамин голос, Рита успокаивалась и со спокойным сердцем шла на уроки.

Если Рита по какой-то причине не выходила на связь, мама звонила ей сама – как говорится, до победного конца. Дозвониться ей не удалось лишь однажды – у Риты был педсовет, к тому же села батарейка на телефоне.

– Рита Вилевна, срочно к телефону, Вас там мама ищет! – молоденькая студентка, на время отпуска заменяющая секретаршу Елену Борисовну, посмеиваясь, объявила об этом на весь актовый зал, в котором шло совещание.

– Мам, ну я же на работе, у меня педсовет! – Рита тогда в первый раз вышла из себя, позволила себе повысить голос на маму.

– Ой, Ритонька, прости, я не знала! – задребезжал в трубке извиняющийся мамин голос. – Не смогла до тебя дозвониться, подумала, не случилось ли чего. Все-все, работай, не буду отвлекать…

Не совсем правильно было говорить, что Рита в первый раз повысила голос на маму. Повышала она его и раньше – в далеком детстве и подростковом возрасте, когда пыталась отстоять себя и свое мнение. Но очень скоро поняла – если она не хочет огорчить свою мамочку, нужно молчать или соглашаться с ней во всем.

– Тебе какая кофточка нравится? – спрашивала мама у Риты, когда она уже была в девятом классе. – Выбирай.

– Мне вот эта! – Рита радостно показывала на яркую, пеструю кофту с пуговицами и рукавами-фонариками. Они ходили с мамой по торговым рядам и внимательно разглядывали товар.

– Ну нет, что это такое? – кривилась мама. – В школу такое не наденешь – цвет какой-то аляпистый, да и холодно будет в такой кофтенке – сплошная синтетика! Вот лучше погляди сюда!

И мама тащила Риту к стойке с толстыми вязаными свитерами с высоким воротником. Закрытые наглухо кофты, не оставляющие простора для фантазии, фасона «Прощай, молодость».

– Тепленькие, – радовалась мама, покупая несколько пар разных цветов. – Так, сумочку еще надо. Ты какую хочешь?..

Рита вздыхала. Ту черную замшевую прелесть с кожаными короткими ручками и вышитым стразами маленьким драконом мама все равно ей никогда не купит.

– Вот вырасту и куплю себе все, что захочу, – мечтала Рита. – Стану ветеринаром, буду сама зарабатывать.

– Какой ветеринар? Ты что, хочешь роды у коров принимать да котов кастрировать? – пришла в ужас мама, когда Рита поделилась с ней своими далекоидущими планами. – Вот педагогический, у меня там знакомая в приемной комиссии – примет без разговоров. В тепле будешь работать, уважаемым человеком будешь! И не спорь.

Спорить к своим двадцати девяти годам Рита практически разучилась. Проще было согласиться с мамой и сделать так, как хочет она, чем потом выдерживать надутые губы и отрешенную фразу «Делай как знаешь». Фразу, от которой у Риты все переворачивалось внутри. Фразу, после которой уже больше никогда не хотелось делать, как хочет того сама Рита…

Конечно, в жизни Риты – весьма симпатичной зеленоглазой шатенки с приятными чертами лица и стройной фигурой – были ухажеры. Но все они, как назло, не нравились маме, а этого для Риты было достаточно.

Впрочем, был один парень, после знакомства с которым важность мнения мамы слегка поблекла. Это было пару лет назад, Рита познакомилась с ним на сайте знакомств и решилась после недели общения на встречу.

Паренек оказался настоящим эрудитом: работал программистом, а по ночам читал и создавал свою компьютерную игру. С ним Рите было весело, спокойно и надежно, как ни с кем другим. Они повстречались три месяца и расстались… по его инициативе.

В тот вечер после кино (во время сеанса мама позвонила Рите четыре раза) Ринат провожал Риту до дома. Они остановились на лестничной площадке и начали страстно целоваться – это был их первый поцелуй.

– Ну будет уже обжиматься-то, – на лестничной клетке зажегся свет. У лифта стояла мама в халате и тапочках и недовольно смотрела на блудную дочь. – Время-то уже позднее, Рита, а тебе завтра на работу. Я уснуть не могу, беспокоюсь. Пойдем домой…

– Ну, пропал – значит, не очень-то и любил, – утешала ревущую Ритку мама после того, как Ринат перестал выходить на связь. – Любящий тебя парень от тебя никуда не денется. Не плачь, не тревожь мне сердце…

Накануне Дня знаний (перед днем рождения Риты – 1 сентября ей исполнялось 30 лет) мама объявила:

– Завтра жду тебя с работы пораньше. Придет моя старая приятельница – ты, наверное, ее не помнишь. Придет со своим сыном – я позвала их на твой день рождения.

– Отлично, больше народу – веселее, – вяло отозвалась Рита, примеряя новый костюм для работы. – Я уже Милу позвала.

– Какую Милу, Селезневу? – возмутилась мама. – Опять никому слова вставить не даст, весь торт съест, да еще и не поможет потом со стола убрать.

– Мам, она же моя лучшая подруга с детства!

– Делай как знаешь! – после минутного молчания мать поджала губы. – Если уж тебе Милка дороже матери…

Надо ли говорить, что Рита позвонила Миле и, всячески извиняясь, сообщила, что праздника не будет?

Лишь бы мама была довольна!

Позже мне так и не удалось снова пробраться к дневнику, чтобы наедине «насладиться» откровениями дочери. Приехавший Аркаша рассказал мне, что Лиана бросила его, ушла жить к другому мужчине. Сами понимаете, мои проблемы показались мне несущественными по сравнению с его бедой.

– Какая же она… мерзкая, другого слова подобрать не могу! Впрочем, я всегда знала, что ты у нее – временный вариант! – кипела я, подливая Аркаше чаю.

Гости давным-давно разошлись. Жанна, не сумев вызвать такси, порывалась идти на автобусную остановку, но ее решил подвезти коллега Сереги. Сам Серега, пригрозив мне шепотом серьезным разговором, ушел в баню вместе с парочкой оставшихся приятелей и бутылкой крепкого коньяка. Настя с Софийкой бесились в детской наверху. А мы с Аркашкой пили на кухне чай с пирогами.

– Почему временный вариант? Она тебе жаловалась на меня? – вскинулся Аркашка. Господи, до чего же он похудел!

– Ну нет, конечно! – ответила я, накладывая ему на тарелку мясной салат. – Просто я чувствовала, что она находится в поиске. Взгляд у нее был такой, знаешь, ищущий. Да и не любила она тебя никогда по-настоящему.

Аркашка, совершенно поникнув, опустил голову на стол. Меня накрыло волной жалости – вот же тварь, да как она посмела бросить такого прекрасного мужчину! Ладно, мужчину, бог с ним… Но как она могла не подумать о ребенке?!

Эта Лиана мне никогда особо не нравилась. Какая-то холодная, высокомерная, немногословная, нерасторопная. Вечно у нее по дому клоки пыли мотались, накопившуюся посуду мыл после работы Аркаша, к Софийке, когда она еще была крошкой, вставал по ночам тоже Аркаша. Лиана берегла свое здоровье, нервы и якобы грудное вскармливание. Все, что она умела, – тянуть деньги с Аркадия и тратить их направо и налево в бутиках и салонах красоты.

– Женщины-Рыбы всегда устраиваются в этой жизни на чьей-то теплой шее, – вспомнилось мне внезапно. – Они любят красивую праздную жизнь, халяву и развлечения. Исключения бывают, но они очень редки. В общем, брат, не переживай, ты не один, слава богу, еще мы есть, мать жива – вырастим Софийку и без этой вертихвостки.

– Кстати, мать совсем плоха стала, – сообщил вдруг Аркаша, поднимая на меня воспаленные красные глаза. – Я у нее на прошлой неделе был, совсем какую-то чушь несет. Надо бы ее врачу показать.

– Загляну к ней после выходных, – пообещала я. – Мы завтра уже в город, девочкам форму пора покупать и канцтовары. Кстати, могу и Софийке все купить!

– Нет, не надо, – покачал головой Аркаша. – Я уже все необходимое купил. А у тебя-то как дела? Рассказывай…

Алексей привез Аленку ровно к десяти часам, как и обещал. Я оглядела ее с ног до головы в надежде увидеть какие-то доказательства порочности: следы поцелуев, порванную кофточку, расширенные зрачки. Но ничего, кроме слегка томного, расслабленного взгляда, не обнаружила.

– Ой, мамочка, я так устала, давай все разговоры до завтра отложим, – отмахнулась она от меня, видя, что я собираюсь ее отчитать. – Все, целую, спокойной ночи. О, дядя Аркадий, привет!

Я сумела ничем не выдать своего негодования.

Ладно, Алена, отложим разговор до лучших времен. Но не думай, что ты так легко от меня отвертишься! И свою хамскую запись в дневнике ты мне тоже объяснишь!

Дом уже спал, когда наконец из бани вышел Сережа. Он был сильно пьян, но еще крепко держался на ногах и явно не забыл, что нас ждет серьезный неприятный разговор.

Он подсел ко мне на постель и весьма невежливо вынул из рук журнал, который я читала.

– Что ты против Жанки имеешь? – слегка заплетающимся языком спросил он. – Что ты прицепилась к ней, мм?..

– Я не прицепилась, как ты изволил выразиться, я всего лишь сказала то, что вижу – она хочет тебя вернуть и…

– А, вот как! Ты меня баранОм считаешь, которого пальчиком помани – он из семьи уйдет?

– Не баранÓм, а бараном, – поправила я машинально. – Нет, не считаю тебя бараном. Но считаю, что она хочет тебя вернуть и использует для этого все уловки, на какие только способна. Сережа, я женщина, я вижу, чего она добивается!

– А как ты думаешь, почему мы разошлись с ней? Ик… – Серега, неловко поднявшись, принялся стягивать с себя одежду.

– Почему же?

– Да потому, что жить с ней не-воз-мож-но! – скривил лицо Серега. – Не-воз-мож-но, понимаешь ты это? Она совершенно не-вы-но-си-ма! Жизнь с ней – это американские горки, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… – Серега принялся махать руками вверх и вниз, едва не опрокинув вазу с астрами на высоком комодике.

– Что ж ты ей помогаешь тогда? – горько спросила я. – Несешься по первому зову, высунув язык, забыв о своей семье…

– Цыц! – Серега поднял вверх указательный палец. – Я свою семью не бросаю. Вы у меня присмотренные, я вас всех обес… ик… обеспечиваю! Все у вас есть: дом, машина, квартира. И это вот все я – вот этими вот руками… Так, о чем это я?

– Я спросила, почему ты не перестанешь ей помогать, раз она тебе уже больше никто? – вскипела я.

– Нет, она мне не никто, она мать моей старшей дочери Леночки, – очень серьезно сказал Сережа. – И помогать я ей не перестану, она мне… В общем, тебе надо смириться с ней, вот и все. И не устраивать мне сцен – я терпеть не могу всякие сцены. Пооодвиньсяя, я лечь хочу.

Серега повалился на кровать и в ту же секунду захрапел. Я от души шлепнула его по заднице свернутым в трубочку журналом. Он хрипло застонал, но не проснулся.

«Нет уж, Сереженька, я терпеть эту Жанну не стану. Она мне никто в отличие от тебя. С дочерью общаться не запрещаю, а вот дорожку к бывшей жене придется забыть».

А не наведаться ли мне на недельке к милой Жанночке?

Глава 7

1. Забрать форму для Насти в ателье.

2. Купить.

Насте: ранец, канцтовары, две белые блузки, туфли для сменной обуви, кроссовки и спортивную форму для физры.

Алене: черную юбку, пару блузок, туфли, плащ на осень.

3. Заказать два букета в цветочном. Подарки учителям – (?)!

4. Сходить на маникюр и окрашивание.

5. 30 августа – встреча с родителями первоклассников во дворе школы. Не забыть!!!

6. Навестить маму.

7. Решить, что делать с перцами – лечо или аджику!

8. Продумать до мелочей разговор с Ж.К.

– Что еще за ЖК? – удивился Серега, сунув нос в мой блокнот с рецептами, лежавший открытым на кухонном столе.

– Женская консультация, – не моргнув глазом соврала я. – Глядишь, мальчика родим? А то один мужик в бабьем царстве! – я рассмеялась, глядя на его вытянувшуюся физиономию и ловко захлопнула блокнот. – Все, пока, хорошего дня! Девочки, нас такси ждет, быстрее!

Алена мне всю душу вынула, требуя купить ей белые кроссовки «Найк» за семь тысяч и бежевое пальто. Пальто взяли, а кроссовки купили попроще, чем вызвали у «Нашего Величества» волну негодования.

– Насте пенал купила дорогой, а мне кроссовки нормальные нельзя, – ныла доченька противным голосом. – Я как лох буду в этих кедах, что за ужас, китайский ширпотреб!

– Вот станешь зарабатывать и купишь себе «найк-швайк-майк» и «Диор» с «Шанелью» в придачу, – обозлилась я. – А вообще тем, кто о матери гадости пишет в дневнике да с отцом ее поведение обсуждает, кроссовки такие – в самый раз! И вечером еще полы во всей квартире помоешь, потому что такое дорогое пальто я тебе покупать не планировала!

У Аленки глаза выкатились из орбит. Она смотрела на меня с нескрываемым ужасом и отвращением:

– Ты… ты читала мой дневник?! Как ты могла, это же личное!!!

– А какой дневник? – тут же встряла Настя, до того момента с упоением перебиравшая на полке какую-то игрушечную мелочь. – Для оценок? Мам, а ты мне такой дневник купила?

– Дома поговорим! – отрезала я, направляясь к кассе. – А дневник, Настен, в первом классе пока не нужен.

Потом я покормила Настену в кафе (Алена есть отказалась) и отвезла девчонок домой. Алена казалась окаменевшей статуей – что для нее вообще-то характерно. Но в этот раз она даже не поднимала на меня глаз, стараясь прочитать мысли на моем лице. Казалось, она глубоко погружена в себя и не замечает происходящего вокруг.

Сережка был уже дома, поэтому я со спокойной совестью отправилась к матери в Черниковку. К моему удивлению, мама долго смотрела в глазок, прежде чем открыть дверь.

– Кто там? – продолжала она спрашивать после того, как я уже тысячу раз повторила: «Это я – Люба, дочь твоя старшая, мама, открой!»

Наконец дверь приоткрылась, и в щелочку высунулся мамин нос.

– А, это ты! – она открыла дверь нараспашку, впуская меня. – Заходи, Любаша, как я рада, что ты пришла! Тут какие-то цыгане ходили, в дверь стучали, я испугалась…

– Как здоровье, таблетки принимаешь? – спросила я, снимая обувь. – Пойдем на кухню, я тебе тут вкусненького принесла!

– Доченька, а ведь ко мне какой-то мужчина приходил, который Аркашей назвался! – сказала мама доверительно, когда мы сидели на кухне за чашечкой чая. – Продуктов принес, да еще с девочкой приходил – как будто это Настя. Да только у Насти нашей никогда таких заколок не было, и волосы у нее темнее.

Я похолодела от ужаса. Мама смотрела на меня своими круглыми, как у совы, глазами и говорила, говорила – полностью убежденная в своей правоте.

– Мамочка, конечно, это и был Аркаша, он мне сам говорил, что заходил к тебе, – я попыталась улыбнуться, но мама отрицательно покачала головой.

– Нет, Люба, это не Аркаша был. Это какой-то мужчина, похожий на Аркашу!

«Господи, вот о чем говорил Аркадий. Пожалуй, маму лучше и в самом деле в ближайшее время показать доктору. Вот только какому – невропатологу или психиатру?»

Еще один «сюрприз» ждал меня в комнате. Большой телевизор – наш с Сережкой подарок на мамин юбилей – был занавешен толстым одеялом.

– Мам, а это зачем тут? Телевизор сломался?

– Любочка, я тут узнала, что нас прослушивают. Через телевизор, оказывается, все видно, что человек делает! – сказала мама, понизив голос.

– Да что ты говоришь, мам? – вышла я из себя. – Это же невозможно! Тут нет камер видеонаблюдения! Убери это сейчас же и не говори больше ерунды!

– Тише, тише, нас же прослушивают! – замахала на меня руками мама. – Не надо кричать…

Стараясь не заорать от ужаса, я во все глаза глядела на маму. Как же так получилось, не пойму? Где моя мудрая, сильная, всегда уверенная в себе мама? И откуда тут взялась эта маленькая, обезумевшего вида старушка?!

– Мам, собирайся, – велела я, распахивая мамин шкаф. – Поживешь пока у меня, у нас в квартире нет прослушек и видеокамер. Так, какую сорочку возьмешь?

Когда мы с мамой добрались до дома, уже совсем стемнело. Серега встретил меня в прихожей. В руках у него была какая-то записка.

– Это ты виновата, довела дочь! – заорал он, кидая мне записку в лицо. Появление тещи его даже не удивило. – Сказала: «Пойду выброшу мусор». Я заволновался, когда полчаса прошло, пошел к ней в комнату и там нашел вот это!

Я схватила записку.

«Мама, ты неправа. Приду, когда ты извинишься за свое поведение. Со мной все хорошо, я у подруги».

Я тяжело опустилась на диванчик. Последняя соломинка сломала спину верблюда.

Глава 8

Вэту ночь у нас никто не спал. Естественно.

Аленкин телефон был недоступен. Интересно, как она собирается выслушивать мои извинения, если выключила телефон?

Сначала подняли на уши всех Аленкиных подруг: Катюшу Красноперову (дружат с первого класса), Ленку Фионину – соседку с первого этажа, Вику Рогову…

– Не приходила, у нас ее не было! – отвечали удивленные девичьи голоса на том конце провода. – А она что, пропала?

Мама ходила за мной по пятам и требовала позвонить в милицию. Немедленно!

– Любонька, ее бандиты выкрали, я знаю! – плакала она, разворачивая передо мной какую-то старую газету. – Вот посмотри, тут про это писали. Позвони в милицию, пока не поздно!

– Мама, какие бандиты, она же записку оставила! – взорвалась я, наливая себе щедрую порцию валерьянки. – Иди в комнату, ложись, без тебя разберемся!

– Сейчас много тех, кто почерк умеет подделывать! Заманили ее в укромное местечко, написали якобы от ее имени записку – и готово. Вот увидишь, они позвонят скоро, денег попросят! Звони в милицию! У тебя что, запасная дочь есть? – мама несла полную чушь, лишенную смысла и логики.

«Надо будет точно показать ее психиатру. Господи, все навалилось в один миг…»

– Мам, ну ты ляжешь уже или нет? И без тебя тошно! – заорала я, пинком открывая дверь в спальню. – Мне нужен номер этого Алексея. Я уверена, без него в этой истории не обошлось!

– А это ты во всем виновата! – Серега оторвал от монитора красные злые глаза. Покосившись на экран, я увидела открытую статью «Как найти ребенка по выключенному телефону». – Все запрещаешь ей: «Туда не ходи, этого не делай, так не пукай, дыши – не дыши!» Ты невыносима, ты знаешь это?! Душишь всех своей заботой, своим тотальным контролем! Тебе все можно, а другим…

– Так ступай к той, которая не душит! – закричала я, выбегая в прихожую и распахивая входную дверь. – Вали сейчас же к своей ненаглядной Жанне, собирай манатки и пошел! Там не будет ни контроля, ни заботы! Она же добрая, хорошая в отличие от меня! Я только плохо всем делаю, пристаю ко всем, дышать не даю!

Серега смотрел на меня широко раскрытыми глазами, в которых читались ужас и что-то, очень похожее на удивление. Не говоря ни слова, он встал, взял с вешалки куртку и вышел за дверь, забыв прикрыть ее.

– Как ты с мужем разговариваешь, Люба? С мужем нельзя так разговаривать, они же все гордые, у них у каждого гордости на пятерых хватает! – запричитала мама. – Позвони ему, скажи, что погорячилась и…

Я встала, весьма невежливо вытолкала маму из комнаты и закрыла дверь. Потом опустилась на кровать, спрятала лицо под подушкой и громко завыла.

Что мне делать? Куда бежать, где искать ее? Если с ней что-нибудь случится, я не переживу этого! И буду всю жизнь до конца дней своих винить себя в случившемся.

Наверное, все же стоит признать, что я была неправа. Девочка выросла, с ней больше нельзя так, как раньше. Да, иногда я действительно перегибаю палку, но… Но характер у меня всегда был взрывной, вспыльчивый, мне трудно себя сдерживать. А Аленка – это воплощение упрямства: чем больше на нее давишь, тем больше она сопротивляется…

«Господи, пусть только она найдется живой и здоровой! Клянусь, я стану другой, я больше не буду запрещать ей общаться с этим Алешей, я приму ее увлечение хард-роком, куплю ей эти кроссовки «Найк», не буду больше читать ее дневник и вообще никак не буду вторгаться в ее личное пространство, только пусть…»

Внезапно подушка поползла в сторону и на мою голову легла маленькая ручка. Настя, взобравшись с ногами на кровать, гладила меня по голове и тихо приговаривала:

– Не плачь, мамочка, не плачь!

Я осторожно поднялась и сгребла Настю в охапку.

– Спасибо, моя хорошая. Что там бабушка делает?

– Бабушка полотенцами телевизоры закрыла в зале и на кухне, – Настя посмотрела на меня хитрыми глазами и чуть улыбнулась. – Мам, а я знаю, где Алена.

– Знаешь? – вскинулась я. – Что же ты молчала, Настен? Говори скорей!

– Она у тети Жанны, – сообщил бесхитростный ребенок. – Она ей позвонила и сказала: «Можно мне сейчас приехать, с ночевкой?» Потом папе сказала, что она пошла мусор выбрасывать, и все.

– А ты что же, подслушивала? – попыталась улыбнуться я, хотя на душе скребли кошки.

– Нет, я там была, – покачала головой Настя. – Она меня попросила ничего тебе не говорить и обещала, что десять киндеров купит. А мне тебя так жалко стало. Мамочка, ты больше не будешь плакать?

– Нет, солнышко, больше не буду, – я чмокнула Настену в теплую макушку, еще пахнущую детством. – Спасибо тебе, ты меня очень выручила. Знаешь, я там торт купила – он в холодильнике. Давай попьем чаю с тортиком, а? И бабушку позовем.

– Ура, торт! – Настя кинулась на кухню. – Бабуля, включи газ – мы будем пить чай с тортом!

Первым моим порывом было позвонить Жанне и спросить, как там мой ребенок. Но на смену раскаянию пришло раздражение и снова – злость.

«Значит, Аленушка, ты посчитала, что добрая тетя Жанна приютит тебя под своим теплым кровом? Может быть, ты даже жалеешь, что не она твоя мать, а я? Ну уж извини, что досталось – то досталось».

Я вышла в ванную, включила холодную воду и с наслаждением вымыла лицо, смывая все свои слезы и следы усталости.

«Нет, Аленушка, так не пойдет. Я бы поняла тебя, если бы ты пошла к подруге или даже к этому Алешке. Но пойти в такой момент к бывшей жене своего отца?! В тот момент, когда сам отец явно предпочитает меня ей? Нет, этого я не могу понять…

Хочешь быть взрослой? Пожалуйста. Посмотрим, насколько хватит гостеприимства Жанночки и твоей выдержки – ты ведь даже вещей не захватила с собой. Думаешь, приползу к тебе на коленях с извинениями? Ну уж нет.

Я буду разговаривать с тобой как со взрослой тогда, когда ты будешь способна к конструктивному диалогу. Без всяких своих грубостей, колкостей и поджатых губ. Хочется тебе приключений – получай. Хлебай ответственность полной ложкой.

Мама плохая, мама злая дура, а тетя Жанночка добрая? Окей, посмотрим, сколько ты сама сможешь обойтись без мамы. А мне надо быть сильной и выдержанной. Может быть, больше времени уделить себе.

И своей собственной матери…»

Я прошла по квартире, снимая полотенца со всех телевизоров и стационарного телефона. Потом прошла в спальню и тихо села на кровать, где лежала моя самая близкая и родная женщина.

– Мамочка, пойдем пить чай, – тихо сказала я. – С Аленой все хорошо, не волнуйся. Я знаю, где она…

– Любк, ты спишь?

Я открыла глаза, не понимая, отчего все тело ломит – словно я всю ночь ворочала мешки с песком. А, теперь ясно – уснула вчера, скрючившись на кресле в гостиной.

– Уже не сплю, – я попыталась подняться с кресла, но потерпела неудачу. Нет, в моем возрасте показано спать только на удобном волосяном матрасе в своей любимой мягкой постели! Дожили, уже разогнуться не могу!

– Ты не переживай, Аленка у Жанны, – шепотом сообщил Серега. – Жанка мне вечером написала, просила, чтобы мы не волновались.

– Да знаю я! Настя уже мне вчера рассказала! Но если ты думаешь, что я сейчас полечу к твоей бывшей и паду ниц перед дочерью, которую якобы несправедливо обидели, – ты глубоко заблуждаешься! У меня сегодня куча дел! Поедешь за ней сам!

– Ага, чтоб ты мне потом весь мозг чайной ложкой съела на предмет того, что я делал у Жанны, – возмутился муж, с удивлением оглядывая гостиную. – Поедем вместе около семи, я за тобой заеду после работы. Слушай, а почему на телевизоре полотенце висит?

– Потом объясню, – отмахнулась я. – А ты во сколько пришел? Я даже не слышала…

– Около двенадцати. Ты уже спала тут, решил тебя не будить. А что мы ей скажем?

– Будем импровизировать. Но я тебя предупреждаю – извиняться я перед ней не буду. И лучше было бы, чтобы все разговоры с Аленой мы вели дома, так как ушей Жанны это совершенно не касается.

Вот что я больше всего люблю в Сережке – после ссоры он остывает моментально и уже готов делать все так, как я прошу. Впрочем, за столько лет я и сама научилась этому качеству – жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустые обиды.

И потом, я прекрасно понимаю, что человек, встающий в позу и демонстративно обижающийся, – это просто манипулятор. Конечно, я, как любая уважающая себя женщина, изредка манипулирую мужем, но вот дочери в отношении себя такого не позволю. Я вчера много думала об этом и…

– Так, а который час? У меня же встреча родителей будущих первоклассников! Господи, почему ты меня не разбудил?! Я же почти опоздала! – закричала я, бросая мимолетный взгляд на часы.

Кое-как умывшись и одевшись, я помчалась в школу.

На школьном дворе царило столпотворение: родители, дети, даже древние бабушки и дедушки. Так, а где тут первый А?

– Люба, – услышала я голос Аркаши. – Иди сюда!

Так получилось, что Настена с Софийкой попали в один класс, чему я бесконечно рада – Аркаша сейчас ищет подработку, поэтому я со спокойным сердцем смогу забирать Софу после уроков к нам…

– Так, теперь оформление тетрадей! Пожалуйста, запомните – от края полей отступаем две клетки, на третьей пишем, – молоденькая учительница, по моим ощущениям только что окончившая университет, вещала вот уже полчаса. Не понимаю, это что, такая важная информация?!

Я незаметно огляделась по сторонам. Столпившиеся вокруг учительницы родители с блокнотами в руках старательно записывали всю информацию.

Господи, неужели и раньше было так много правил? Совершенно не помню Аленкин первый класс – хлопот с ней тогда не было абсолютно!

– И чуть не забыла – на этой же неделе необходимо сдать на ремонт школы по две тысячи рублей и в классный фонд – еще тысячу, – потупив глаза, сказала учительница.

Родители возбужденно загалдели.

– А почему так много? У нас что, школу в начале учебного года ремонтируют?

– А кто будет контролировать расходы? Пусть предоставляют чеки!

– На что будет использована сумма из классного фонда?

– Нам ничего покупать не нужно – мы сами все ребенку купим.

– И мы сдавать ничего не собираемся – школа сама должна обеспечивать всем необходимым, об этом президент еще говорил!

Мне от души стало жаль учительницу – такая молодая, такая неопытная. Но, к моему удивлению, она весьма бойко и очень уверенно ответила всем задававшим вопросы и, свернув разговор, поспешно ретировалась, сообщив напоследок, что включит всех родителей в общий чат в вотсапе.

Мы с Аркашей поплелись к его машине, на ходу обсуждая школьные вопросы.

– Ты не волнуйся, Аркаш, я Софку буду забирать после уроков к нам, ты работай спокойно.

– Да не стоит, Любань, я няню нашел, хорошая пожилая женщина с рекомендациями. Ты мне лучше скажи, что там с мамой?

– Сегодня повезу к психиатру, – пожала я плечами. – Пока ничего не известно. Но мне почему-то кажется, что это очень серьезно.

Однако мама, как оказалось, не разделяла моих взглядов относительно психиатра. И даже попыталась обидеться, когда я заговорила об этом.

– Что ты, Люба, какой врач? – она обиженно поджала губы. – Ты меня сумасшедшей старухой считаешь? Думаешь, я из ума выжила?!

– Да нет, ну что ты, мам, – я попыталась вытащить из глазка кусок пластилина, которого отродясь там не было. – Просто покажемся хорошему врачу, он назначит тебе препараты, ты в последнее время очень тревожная…

– Вовсе нет, – нахохлилась мама. – Нормальная я. А в глазок с другой стороны могут подглядывать – я в газете читала, что…

– Мама, да у тебя паранойя начинается! Все тебе кажется, что за тобой следят! Потом что будешь говорить, что инопланетяне за тобой прилетели?!

– Отвези меня домой, Люба, – отчеканила мама. – Живи как знаешь, раз моих советов слушать не хочешь!

Остаток дня я провела на кухне, готовя ароматную аджику из болгарских перцев, привезенных с дачи. Маму я, естественно, никуда не повезла – все равно вытащу ее к доктору, хоть хитростью, но вытащу!

Про Аленку я целый день старалась не думать, но мысли сами настойчиво лезли в голову. Как она там, интересно? Не голодная ли? Лежит и плачет? Или радуется, что избавилась от навязчивой опеки душной матери?

А в семь за мной заехал Серега. И сейчас мы вместе с ним едем в логово… ой, то есть к бывшей моего мужа, чтобы забрать домой непутевую гордую дочь.

Глупее ситуации и не придумать!