Текст книги "Я никогда не была спокойна"

Глава шестая
Бесцветный Ленин

Анжелика теперь знаменита. К тому же она русская. Русские очень востребованы во всех радикальных кругах. В Италии и Швейцарии образовалась обширная русская колония, состоящая из беженцев и интеллигенции, отличающихся упорством и педантичностью. Кровавые царские репрессии 1905 года вызвали широкий резонанс в европейском общественном сознании. В Италии русских революционеров очень почитают, им внимают как прорицателям. Ничего удивительного, что множество итальянцев устремляется в школу для революционеров, открытую на Капри в 1906 году писателем Максимом Горьким. Русская гибкость Балабановой придает революционной риторике сильную эмоциональную составляющую, так множится солидарность с жертвами режима Николая II, реакционного и ретроградного императора, которого в Европе ненавидят даже умеренные консерваторы.

Так случилось, что Балабанову как раз пригласили выступить перед этими умеренными консерваторами, и она имела огромный успех. Речь идет о выступлении в Венеции. Там она должна была прочитать две лекции: ее пригласили в университет как почетную гостью. Первая лекция была посвящена России (и имела колоссальный успех), вторая – условиям жизни в Италии (и потерпела фиаско). Публика состояла из консерваторов, банкиров, дипломированных профессионалов: все люди просвещенные, искренние либералы, но правые. Они аплодировали, когда Анжелика осуждала царя, но как только речь зашла об Италии и об эксплуатируемых, которые должны взять в руки свою судьбу, чтобы разбить оковы капиталистического господства, в зале воцарилась тишина. На банкет, устроенный в честь почетной гостьи, пришло мало людей. Ректор университета был в отчаянии и извинился перед Балабановой. Его звали Амедео Грассини, его дочь Маргарита впоследствии возьмет фамилию мужа, Чезаре Сарфатти. А тогда Анжелика впервые встретила эту девушку, которая впоследствии сыграет важную роль в ее жизни.

Постепенно Анжелика становится известным политическим деятелем в национальных и европейских кругах. Она много делает для сбора денег в пользу русских революционеров: в Италии она собирает много средств. Она никому не отказывает, с одного поезда пересаживается на другой, ездит в большие и маленькие города, в отдаленные деревни. Ее голос гремит и в рабочих залах, и в университетах, а ведь кто бы мог подумать, что при таком хрупком телосложении можно иметь столь громкий голос. В 1906 году в Триесте она впечатляюще рассказывает о Марии Спиридоновой (героине революции 1905 года). Анжелика живо описывает, как один из караульных царской тюрьмы прижигал руку Марии зажженной папиросой. Она и вообразить себе не может, какие методы будут использовать тюремщики-коммунисты, в чьи лапы в 1918 году попадет та же Спиридонова из-за оппозиции по отношению к большевикам. Рассказ Анжелики производит сильное впечатление: с галерки триестинского театра раздается крик какого-то юноши: «Мы отомстим!»; аудитория встает как один и долго аплодирует. Анжелика поражена откликом, который вызвали ее слова: это подтверждение ее любви к Италии, которая будет сопровождать ее всю жизнь, даже когда итальянцы выйдут на площадь Венеции, чтобы приветствовать нового Цезаря. Это прежде всего духовная связь, а не политическая. Она отличается от той рассудочной связи с соотечественниками, с которыми она встречается в Швейцарии.

Русские революционеры в Швейцарии в основном живут между Берном и Цюрихом. Русская колония в Италии растет в Риме, Неаполе, Милане и на лигурийском побережье, особенно в Нерви. Горький, уже самый известный русский писатель в мире, 4 ноября 1906 года поселяется на Капри, а вилла Эрколано, названная «красным домом» из-за цвета кирпича, скоро станет революционной школой и Меккой для всех русских эмигрантов, живущих в Европе[75]75
  Tamborra А. Esuli russi in Italia dal 1905 al 1917. Laterza, Bari, 1977.


[Закрыть]. В 1908 и в 1910 годах у писателя гостит Ленин. Деятельность русских революционеров вызывает «растущую озабоченность». 9–22 января 1907 года русский посол в Квиринале[76]76
  Один из семи холмов Рима. На Квиринале расположена официальная резиденция главы Италии. – Прим. перев.


[Закрыть] Михаил Муравьев сообщает в Петербург, что Балабанова и Горький устроили в Италии «центр агитации» против царя[77]77
  Tamborra А. Esuli russi in Italia dal 1905 al 1917. Р. 22.


[Закрыть].

Политическое и культурное значение Анжелики уже достигло международного уровня. В Швейцарии она снова встречается с Плехановым, своим брюссельским учителем. Она знакомится с меньшевиками Мартовым и Аксельродом и с большевиком Зиновьевым. Она не является сторонницей какой-либо группировки, но состоит в марксистском кружке, секретарем которого выступает Чичерин, будущий советский комиссар иностранных дел.

Жизнь русских отличалась от жизни других иностранных студентов своим аскетизмом и поглощенностью наукой и политикой. На самом деле политические дискуссии считались неизбежным дополнением к учебе и ее вдохновляющим началом. Пища и кров были вторичными соображениями, а внешний вид игнорировался совершенно. Даже те, кто мог позволить себе одеваться по моде и жить в комфорте, отвергали возможность жить лучше, чем народные массы, которым они намеревались служить. Девушки особенно акцентировали свое презрение к внешнему виду, одеваясь как можно проще, даже так, как им совершенно не шло, – так жаждали они отличаться от женщин из правящих классов, ведших паразитический образ жизни[78]78
  Balabanoff А. La mia vita di rivoluzionaria. Pp. 62–63.


[Закрыть].

И все же некоторые вещи смущают Анжелику. Прежде всего, эти группы изгнанников состоят только из интеллигенции, живущей в собственном мире, они далеки от народа и поглощены бесконечными спорами, и здесь обращает на себя внимание некий Владимир Ильич Ульянов, то есть Ленин, человек, который не производит на нее никакого впечатления, в отличие от Льва Троцкого, с которым она познакомилась в 1906 году в Вене на собрании в память о смерти Фердинанда Лассаля. Лев обаятелен, у него блестящий ум, он эффектный оратор, прекрасно образован, умеет вести полемику, причем не только политическую. Все это очень впечатляет русскую девушку. А Ленин оставляет ее равнодушной: робкий, необщительный, лысый, мастер полемики, зачастую беспринципный. У него необычные монгольские глаза, но внешне он не заинтересовывает Анжелику.

Если честно, я должна признаться, что не могу вспомнить, когда именно и где я впервые встретилась с Лениным, хотя думается, что это было на собрании в Берне. Я уже знала, кто он такой и какую позицию представляет, но он не произвел на меня никакого впечатления в то время. У Ленина не было никаких внешних черт, которые заставляли бы выделять его среди революционеров его времени. На самом деле из всех русских революционных вождей он внешне казался самым бесцветным. Его выступления в то время также не произвели на меня никакого впечатления ни своей манерой подачи, ни своим содержанием[79]79
  Balabanoff А. La mia vita di rivoluzionaria. P. 63.


[Закрыть].

Одним словом, малозначительный человек. Что удивило Анжелику, так это грубая агрессивность Ленина к противникам партии. Она обратила на это внимание во время съезда русских социал-демократов в апреле 1907 года. Съезд должен был состояться в Копенгагене, но король Дании не дал разрешение в угоду Романовым, которым он приходился родственником. Было решено перенести съезд в более толерантный Лондон. Однако требовались деньги, чтобы оплатить поездку тремстам делегатам, многие из которых уже ехали из России в Копенгаген. Средств требовалось много: нужно было платить за жилье и питание в течение шести недель: ораторы часами обсуждают теоретические вопросы и дискутируют о резолюциях, газетных статьях и книгах – чтобы организовать это политическое мероприятие, нужны финансы. Помочь тут могут только немецкие товарищи.

Балабановой поручают отправиться в Берлин и просить финансовую помощь у сильной немецкой социал-демократии. Через несколько дней она приезжает в Лондон с чеком на солидную сумму, подписанным Паулем Зингером, казначеем немецкой партии. Съезд может состояться. В нем примут участие титаны русской социал-демократии и молодые перспективные Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин. Делегаты под наблюдением полиции размещены в бывших казармах.

Большинство из них не знают Балабанову и, когда она приходит их навестить, смотрят на нее с подозрением. Никто с ней не здоровается, здесь все совсем не так, как в Италии. Здесь все принадлежат какой-нибудь фракции: девяносто большевиков и восемьдесят меньшевиков злобно посматривают друг на друга. А на того, кто не принадлежит ни к одной из группировок этой гражданской войны, смотрят с презрением, подозревая в шпионаже, – для них он еретик. Эти бородачи кажутся Анжелике сумасшедшими. Еще там есть группа с Кавказа, «чья дикая внешность, которую подчеркивали их огромные шапки из овчины, произвела сенсацию на улицах Лондона»[80]80
  Balabanoff А. La mia vita di rivoluzionaria. P. 65.


[Закрыть].

Съезд проводился в церкви Братства. Балабанова думала, что «ее паства происходила из христиан-социалистов или пацифистов, которые смутно симпатизировали делу русских», но ей казалось, что, если бы прихожане послушали некоторые выступления, они были бы «сильно шокированы». Во всяком случае, они не ожидали, что эти говорливые революционеры столь надолго займут их церковь. На их робкую просьбу освободить церковь для проведения мессы гости ответили, что у них недостаточно денег, чтобы снять другое помещение. Хозяева любезно согласились на компромисс: съезд будет проводиться днем или вечером, когда не проходят церковные службы.

Дебаты были бурными и невыносимыми. Только чтобы поменять распорядок дня, дискутировали целую неделю. Ленин мучил всех бесконечными теоретическими речами, меньшевики призывали перейти к вопросам практическим, по существу. Шла жесткая борьба за принятие решения кто будет председателем и оратором, открывающим этот съезд. Если победят меньшевики, это будет Плеханов, если нет, – Ленин.

Здесь Анжелика впервые видит Ленина в деле, он дирижирует оркестром большевиков с армейским размахом: распределяет роли, подсказывает, кому прерывать меньшевиков, а кому свистеть, даже пишет, какие слова надлежит использовать в выступлениях. Анжелика поражается, насколько педантичен этот железный человечек: «вот он склонился над записями, внимательно слушает, замечая каждое прерывание докладчика, быстро взглядывая на оратора, если тот привлекал его внимание словом или замечанием»[81]81
  Balabanoff А. La mia vita di rivoluzionaria. P. 65.


[Закрыть].

Тем временем деньги, полученные от немецких товарищей, заканчиваются. Больше обращаться к Германии нельзя. Единственной гарантией успеха становится пылкий большевик Горький. Он приехал в Лондон со второй женой, актрисой Марией Андреевой: оба они благодаря своим связям имели знакомства среди сочувствующей буржуазии в Англии. Та же английская либеральная пресса много писала о симпатичных радикалах, которые заставляют мечтать и будят фантазии милых дам. Борцов с царизмом нарасхват приглашали в салоны, где они приятно возбуждали слушателей рассказами о преследованиях в «темной России». Революционеры же охотно разглагольствовали в гостеприимных домах, в ожидании щедрых пожертвований.

В конце концов мы сумели занять часть необходимой суммы у одного промышленника-либерала, который пригласил десять или двенадцать революционных деятелей из России к себе домой и который в то время громогласно заявлял о своей симпатии к русской революции. После обеда мы должны были совершить прогулку по его картинной галерее и восхищаться ее шедеврами. Перед одним из них Горький остановился и заметил по-русски: «Как ужасно!»

Хозяин дома посмотрел на Плеханова, чтобы тот перевел замечание знаменитого гостя, и я внезапно ощутила панику за судьбу нашего займа. Плеханов, не моргнув глазом, спас положение. «Товарищ Горький просто воскликнул «Поразительно!», – уверил он хозяина дома.

Через два дня после свершения Октябрьской революции в 1917 году я, находясь в Стокгольме, получила письмо от нашего друга с 1907 года с требованием полной и немедленной выплаты долга[82]82
  Balabanoff А. La mia vita di rivoluzionaria. P. 67.


[Закрыть].

С этими новыми средствами съезд мог продолжиться. Меньшевики во главе с Аксельродом настаивают, чтобы рабочие партии России объединились. Церетелли предлагает отказаться от революционного пути, который в 1905 году закончился крахом; по его мнению, нужно идти демократически-буржуазным путем, это будет лишь промежуточный этап, после него настанет время для революции. Троцкий пытается примирить стороны: он всеми путями старается избежать раскола. Ленин и слышать не хочет о такой половинчатости. Он обвиняет своих противников в лицемерии и предательстве: нужно брать в руки оружие, организовать авангард профессиональных революционеров, свергнуть правительство. Буржуазии нет веры, она эгоистична и труслива.

Балабанова разделяет максималистскую позицию Ленина, но не его методы. Ей вообще не нравится, когда нет уважения к человеку; тем более что речь идет о товарищах, достойных политического доверия. Их нельзя клеймить позорными эпитетами, называть предателями только потому, что они думают иначе. Она все еще весьма наивна. Однажды в Цюрихе, месяц спустя после лондонского марафона, она попросит объяснения у вождя большевиков о его методах и нанесенных оскорблениях. Ульянов, не моргнув глазом, ответит, что для того, чтобы захватить власть, все способы хороши. Даже бесчестные? Ленин считает честным все, что служит интересам пролетарского дела.

Однако этого для Балабановой недостаточно, чтобы решительно отойти от большевизма. В 1907 году она и представить себе не может, чем станет этот тридцатисемилетний симбирец, один из многочисленных говорливых интеллектуалов, наводнивших западную Европу и мечтающих о революции. Между прочим, он не пользуется хорошей репутацией. Из-за злобности Ленина выкинули из верхушки европейской социал-демократии, главным образом, из немецкой. Высший авторитет из ныне живущих марксистов, Карл Каутский, запретил ему печататься в газете Neue Zeit. Роза Люксембург поддержала его на съезде 1907 года, но за несколько лет до того она его уничтожила, назвав «русским», нецивилизованным человеком.

Полемика между Лениным и Люксембург не утихнет долгие годы. Анжелика всегда на стороне польской революционерки, она запоем читает все ее работы и поддерживает обвинение в авторитарной концепции партии.

Сверхцентрализм, предложенный Лениным, кажется нам не наполненным позитивным и творческим духом, а скорее духом, исходящим от сторожа после ночного дежурства. Его концепция нацелена на полный контроль за деятельностью партии, а не на ее обогащение, на сдерживание движения, а не на развитие его, на ее удушение, а не на объединение[83]83
  Luxemburg R. Scritti politici. Editori Riuniti, Roma, 1967. P. 226.


[Закрыть].

Анжелика была той нитью, что соединяла итальянских социалистов в Швейцарии и всю галактику социал-демократов, в частности немецкую, австрийскую и восточно-европейскую. Эта ее роль способствовала росту интернационального чувства среди итальянской эмиграции, что вскоре стало одной из главных характеристик ИСП. Еще молодая партия не имела органичных и крепких связей с другими европейскими социалистическими партиями, у нее не было и четкой структуры: она ограничивалась случайными демонстрациями солидарности против репрессивных действий различных правительств. Первым настоящим связующим звеном стала Балабанова.

У Балабановой прямые контакты с самыми харизматичными политическими деятелями; она дружит с Розой Люксембург и Кларой Цеткин, лидерами немецких женщин; она участвует в съездах Социалистического интернационала. Этому великому делу Анжелика отдается душой и телом. Очень ценно ее знание языков: она переводит встречи и массу документов. Эта ее работа за границей вызывает доверие у окружения Турати. В Милане во время демонстрации в память жертв репрессий 1905 года Турати в своем выступлении говорит: «Хватит уже моих слов. Среди нас находится представительница угнетенной России Анжелика Балабанова». Анжелика поднимается на трибуну и начинает рассуждать о торговом сотрудничестве Италии и России: «Если бы вместо того, чтобы прислать на эту выставку изделия ручной работы, изготовленные угнетенными и недоедающими крестьянами, Россия прислала бы скелеты умерших от голода арендаторов и черепа замученных революционеров, общественность получила бы более точное представление о царской России»[84]84
  «Моя жизнь». С. 70.


[Закрыть].

1907 год для тридцатилетней черниговчанки звездный. Она становится живым свидетелем невиданного развития международного социалистического движения. Она впервые участвует как наблюдатель в съезде Второго интернационала, проходящем в Штутгарте. Туда приезжают делегаты из всех стран мира, это настоящее буйство языков! Одно заседание посвящено женщинам и всеобщему избирательному праву. Клара Цеткин просит Анжелику быть переводчиком. Но самой острой темой становится колониальное соперничество европейских стран в Африке. Перед делегатами выступают такие столпы, как Август Бебель, Жан Жорес, Виктор Адлер[85]85
  Август Бебель (1840–1913) – деятель германского и международного рабочего движения; Жан Жорес (1859–1914) – деятель французского и международного социалистического движения; Виктор Адлер (1852–1918) – один из лидеров австрийской социал-демократии. – Прим. перев.


[Закрыть]. Вспыхивают горячие дебаты, мнения расходятся.

Кто-то предлагает провести всеобщую забастовку, другие, и среди них Густав Эрве[86]86
  Густав Эрве (1871–1944) – французский журналист, профсоюзный деятель, политик. – Прим. перев.


[Закрыть], выступают за всеобщее восстание. Ленин не участвует в открытых дискуссиях, но, как обычно, косвенно влияет на работу некоторых подкомитетов съезда, пытаясь продвинуть самые радикальные решения, которые также поддерживают Люксембург и Либкнехт. Большинство немцев и австрийцев тормозят решения, боясь резкой реакции своих правительств: они могут привести к тому, что социалистические партии будут объявлены вне закона. Но компромисс между реформистами и максималистами был достигнут, окончательная резолюция была переведена Балабановой на несколько языков.

В Штутгарте Анжелика совершенствует свое знание языков, но самое главное, становится другом Карла Либкнехта, молодого блестящего немецкого интеллектуала, сына Вильгельма Либкнехта, одного из основателей немецкой социал-демократии. Карл предлагает ей совместно работать над проектом Молодежного интернационала. Они проводят вместе много часов. Пишут документы и черновики в городских кафе, в пивных встречаются с молодежью разных национальностей. Они мечтают о революции. Со временем связь между Анжеликой Карлом становится очень тесной, их политические пути всегда будут идти параллельно.

Глава седьмая
Газета Avanti! – Детище Анжелики и Бенито

Балабанова на долгие годы остается в Швейцарии. Она по-прежнему живет в Лугано, когда в октябре 1909 года по пути в Форли ее навещает Муссолини. Она несколько месяцев назад ездила к нему в Тренто: он был председателем Палаты труда и редактором еженедельника «Будущее трудящегося». Кроме того, он сотрудничает с газетой Il Popolo[87]87
  Il Popolo («Народ», итал.) – итальянская социалистическая газета, основанная Чезаре Баттисти в 1900 году. – Прим. ред.


[Закрыть], редактором которой служит Чезаре Баттисти. Они не виделись четыре года. Бенито вернулся в Италию, отслужил в армии и стал преподавать в начальной школе. Но страсть к политике и журнализму привела его в этот город, находящийся в руках австрийцев и пропитанный ирредентистскими[88]88
  В 1878 году Менотти Гарибальди основал союз «Ирредента» (итал. Irredenta, «неискупленная»), выступавший за присоединение к Итальянскому королевству территорий Австро-Венгрии с итальянским населением – Триеста, Трентино и др. – и положивший начало итальянскому ирредентистскому движению. – Прим. перев.


[Закрыть] идеями Баттисти. Жена этого храброго националиста (он закончит жизнь на виселице) в 1925 году рассказывала писателю Уго Ойетти, что «какое-то время» у нее в доме жили Анжелика и Бенито[89]89
  Pini G., Susmel D. Mussolini, l’uomo e l’opera. Р. 135.


[Закрыть].

Между ними снова начинаются отношения. Между прочим, именно Балабанова и Серрати нашли для Муссолини работу в Тренто. Ему двадцать шесть лет, он написал ей несколько писем: ему совсем не улыбается перспектива закиснуть в Италии на должности учителя. В Толмеццо с ним случилось нечто ужасное – «физическое и духовное выгорание и бессилие»[90]90
  Mussolini В. Opera omnia. Vol. XXXIII. Р. 262.


[Закрыть], но он сумел с этим справиться и в Онелии стал вести упорядоченную жизнь, работая учителем французского языка в техническом колледже. Он познакомился с братьями Серрати – Манлио и Лучо – и начал писать в социалистический еженедельник La Lima. А затем отправился в Тренто, чтобы начать новую жизнь.

В письмах, которые он присылает Анжелике в Лугано, он говорит о желании целиком посвятить себя политике, об удовольствии, которое получает при написании критических статей, а также пишет, что хочет увидеть ее. Одним словом, «ученик» хочет показать «учителю», что он преуспел, что он уже не тот необразованный бродяга: теперь он культурно подкован и всерьез намерен писать историю философии. Разумеется, он не рассказывает Анжелике о своих любовных похождениях, не сообщает о рождении сына от госпожи Фернанды Осс Факкинелли, умершего нескольких месяцев отроду. Ничего не говорит он и об истории с Идой Дальзер.

Он написал мне из Тренто, где он завел себе друзей скорее среди патриотов, которые позднее оказали влияние на его карьеру, чем среди социалистов. Он писал, что в Австрии он имеет определенный успех как журналист, и его письмо дышало самоуверенностью. Когда он написал, что планирует написать историю философии, меня это позабавило. Естественно, некоторый успех и стабильность после нищеты и лишений в его жизни в Швейцарии ударили ему в голову. Пройдет какое-то время, говорила я себе, и Муссолини придет в норму[91]91
  «Моя жизнь». С. 60.


[Закрыть].

Она с нетерпением ждет их встречи и упрашивает Марию Джудичи не ссориться с ним. Та прекрасно понимает, что Анжелика защищает романьольца потому, что испытывает к нему чувства, и, чтобы сделать подруге приятное, готовит для гостя вкусные блюда, готовить она умела.

Кто приготовил эти макароны? – спросил Муссолини, набивая себе желудок. – Держу пари, это ты, Мария.

– Возможно, ты предпочел бы что-нибудь другое, – ответила Мария презрительно, – цыпленка или трюфелей, но мы, видишь ли, пролетарии…

– А почему бы и нет? До того, как я приехал сюда, я прочитал в гостинице меню. Я чуть с ума не сошел! Если бы вы только знали, что едят и пьют эти свиньи. Если бы когда-нибудь в своей жизни я мог…

Балабанова чувствует себя неловко. Мария сердито прервала его:

– Почему ты всегда говоришь о себе, о своих аппетитах? Боюсь, что, если бы у тебя была возможность пожить как те люди, ты скоро забыл бы народ…[92]92
  «Моя жизнь». С. 61.


[Закрыть]

Анжелика вмешивается, переводит разговор на другую тему. Однако она сильно разочарована: он нисколько не изменился. Остался таким же неуравновешенным, таким же истеричным, каким был в Лозанне. И все же она обещает скоро приехать к нему в Форли, помочь ему на стезе журналистики. Вместе с Марией они провожают его до пирса. Его выгнали из Австрии как политически неугодного, и теперь он возвращается в Романью как революционер и благодаря этому получает место редактора еженедельника «Классовая борьба».

В конце 1909 года для Анжелики тоже настало время вернуться на свою вторую родину, в Италию. У нее нет там постоянного жилья; она останавливается в Милане, несколько ночей в месяц проводит в небольшом пансионе, ведь она в постоянных разъездах. У нее встречи в Германии, Австрии и Швейцарии, но основная ее деятельность – агитация в деревнях и на заводах Италии. Куда бы она ни приехала, всегда находится какая-нибудь крестьянская или рабочая семья, у которой она может переночевать, или гостиница, принадлежащая социалистам, где ее бесплатно кормят. Но чаще всего она ездит в Романью. Здесь самое развитое социалистическое движение в Италии. А еще здесь снова живет ее молодой товарищ, избранный секретарем социалистической федерации в Форли.

1909 год – очень напряженный для итальянской политики. Власть в ИСП крепко держат в своих руках реформисты, в марте они победили на выборах, выдвинув новаторскую программу: всеобщее избирательное право, отмена пошлины на зерно, компенсация депутатам, никаких увеличений военных расходов, начальная школа для всех, новое трудовое законодательство и законы для кооперативов. Скоро начнется ливийская война. Требование милитаризации в Италии исходит от священного союза либералов, от националистов и католической группы, управляющей Римским Банком, главным кредитным учреждением, неизменным участником скандалов и судебных расследований, протянувшим свои лапы в средиземноморский бассейн, в частности в Триполитанию и Киренаику. Между 1910 и 1911 годом правительство поочередно возглавляют Соннино и Луццати, а в результате правительственного кризиса снова возвращается Джолитти[93]93
  Сидней Соннино (1847–1922) – итальянский политик, дважды возглавлявший кабинет министров страны. Луиджи Луццатти (1841–1927) – итальянский государственный деятель, ставший премьер-министром после Сиднея Соннино. Джованни Джолитти (1842–1928) – итальянский политик, становившийся премьер-министром страны пять раз. – Прим. ред.


[Закрыть] со своим «империализмом бедняков». В газете Avanti! профессор Энрико Ферри, ставший главным редактором социалистического издания, ведет антимилитаристскую кампанию и публикует обращение к правительству о высоких ценах на морские поставки. Но социалисты не отличаются особой активностью, реформистское руководство ИСП не способно привлечь широкие массы.

Кому-то это удается лучше. Социалисты города Терни организуют демонстрацию: сталелитейный завод не должен работать на войну. На этой демонстрации Муссолини вновь встречается с Анжеликой впервые после ее возвращения в Италию. С ней вместе пришел немецкий товарищ немного не от мира сего. Это уличный художник, который зарабатывает на жизнь, рисуя карандашные портреты. На них обращают внимание в городе. Когда она поднимается на трибуну и начинает говорить, участники демонстрации завороженно ее слушают. Ее сильный голос разносится над площадью. Она обрушивается на алчную буржуазию и коррумпированные королевские дворы Европы, которые хотят наложить «свои руки, запачканные в крови» на жителей Африки.

В конце митинга Бенито рассказывает Анжелике о проблемах, существующих в Романье, говорит о жестоком столкновении красных и желтых (социалистов и республиканцев), о борьбе батраков за использование молотилок. Несколько недель спустя он пишет ей: «Дорогая, ты нужна нам здесь. Нам нужно организовать митинг, который должен иметь огромный успех и широкие отклики. Он должен быть бомбой, которая потрясет все население и вдохновит людей на первомайскую демонстрацию. Только ты сможешь внушить такой энтузиазм. Ты должна приехать. Пожалуйста, не отказывайся»[94]94
  «Моя жизнь». С. 99.


[Закрыть].

Анжелику не надо упрашивать. Она садится в поезд: она не может отказать своему Бениточке. На небольшой станции незадолго до приезда в Форли в ее купе входит Муссолини и объясняет, что ситуация осложнилась: он боится кровопролития, поскольку префект намеревается объявить осадное положение. Может быть, стоит отменить демонстрацию? Но Балабанова, специально приехавшая из Милана, не согласна, она все равно желает выступать. Другие товарищи с ней согласны.

Муссолини мне возражал: хорошо, но что я буду делать завтра, когда тебя здесь не будет? Первое мая… осадное положение…[95]95
  Balabanoff А. Il Traditore. Р. 83.


[Закрыть]

Напряжение растет с каждым часом. Группа молодых людей на велосипедах ездит по городу и проверяет передвижение «желтых». Республиканцы, сторонники Пьетро Ненни[96]96
  Пьетро Ненни (1891–1980) – итальянский политик и журналист. В 1911 году – секретарь Палаты труда Форли. – Прим. ред.


[Закрыть], хотят запретить Балабановой говорить. Но она поднимается на небольшую трибуну на площади недалеко от Форли и обращается с речью к рабочим и крестьянам, прибывшим из окрестностей. «Желтые» пытаются помешать митингу: в ста метрах от площади они играют в бочче, кричат, стараясь перекрыть голос Анжелики. По городу проходит слух, что на улицах начались стычки и пролилась кровь. Муссолини испуган. «Надо уходить», – говорит он соратнице. Нет, «надо показать пример хладнокровия». Анжелика просит товарищей, собравшихся на площади, сохранять спокойствие, не вестись на провокации, не доставать из курток ножи и пистолеты, которых немало. Ей удается закончить речь, организаторы митинга провожают ее на вокзал, а между тем карабинеры предупреждают Муссолини, что республиканцы готовят покушение по пути следования. Их надо сопровождать: Анжелика и Бенито впрыгивают в коляску, запряженную лошадьми. «Спрячьтесь, не высовывайтесь», – говорит им карабинер. Муссолини «очень испуган, бледен и трясется»[97]97
  Balabanoff А. Il Traditore. Р. 83.


[Закрыть]. Когда они подъезжают к станции, кажется, что все позади, но вдруг где-то около города Виллафранка раздаются выстрелы. Пуля легко ранит одного из карабинеров, сопровождающих беглецов. Похоже, стрелял Пьетро Ненни. Муссолини съеживается от страха, он не хочет возвращаться домой и просит Анжелику не уезжать, он боится за свою жизнь, страшится завтрашнего дня. Она не может остаться: ей надо быть на празднике Первомая где-то в Тоскане. Бенито успокаивается, только когда приезжает велосипедист с вестью о том, что префект запретил первомайскую демонстрацию.

Только позже Анжелика поймет, почему Муссолини позвал в Форли именно ее. Это была уловка: если бы были убитые, виноватым в этом был бы агитатор, приехавший из Милана.

Если бы партия стала критиковать позицию руководства в этой местности, то Муссолини легко было бы спихнуть вину на мои плечи[98]98
  «Моя жизнь». С. 102.


[Закрыть].

В Форли, где Муссолини был секретарем социалистической федерации, маленькая пылкая Балабанова пришлась как нельзя кстати. Таверна товарища Гульельмо Монти, на улице Пизакане, служит пристанищем революционеров-социалистов. Однажды вечером, за бокалом вина в сигаретном дыму встал вопрос о том, где можно достать денег для газеты Lotta di classe («Классовая борьба»). Неожиданно Анжелика вскочила с места, распустила прекрасные пепельные волосы и сказала, что может продать их болонскому театру. Это будет ее вкладом в газету эмильянских революционеров, редактором которой будет Бенито. Монти возражает: он сам найдет средства для газеты.

На партийном собрании по обсуждению кандидатуры того, кому можно доверить руководить газетой Lotta di classe, присутствуют делегаты из провинции Форли. Сразу называют имя Бенито, сына Алессандро Муссолини: это гарантия для левых максималистов, но многие выражают сомнение. Бенито берет слово.

– Товарищи! Не будем терять время. Решайтесь. У нас есть более серьезные вопросы, которые надо решить. Нам нужна газета, черт побери! И редактор. Хотите, чтобы это был я?

Товарищи. Да! Да!

– Ну, я не нуждаюсь в представлении. Вы знаете, кто я такой. Черт побери! Я романьолец. Да, романьолец, как вы все. (Аплодисменты). Вы ведь знаете, что значит быть романьольцем! (Мрачный взгляд, нервные движения) Быть романьольцем, черт меня дери, это значит оставаться верным до последнего вздоха, жить только ради революции, без слабостей и компромиссов. Знаете, что будет с романьольцем, если он совершит подлость и предаст свое знамя?

Голоса. Его повесят!

Аплодисменты, смех. Готовься к казни, Бенито!

– Вы правы, черт побери! Нечего с предателями церемониться! Во мне вы можете быть уверены, я не стану реформистом как Биссолати или Турати. Я настоящий пролетариат, черт возьми, а не интеллектуал[99]99
  Balabanoff А. Il traditore. Pp. 53–54.


[Закрыть].

Эти годы становятся самыми прекрасными и безмятежными в жизни Балабановой. Она живет на деньги, которые получает из Чернигова. У нее выработалось свое представление о социалистической партии, о которой она мечтает. Ее ориентирами являются Роза Люксембург в Европе, Серрати и Лаццари в Италии. У нее встречи то в Берлине, то в Брюсселе, то в маленьких деревушках в долине По, но она пользуется каждой возможностью чтобы увидеться с неуравновешенным парнем, не очень известным руководителям ИСП. В кружке Анны Кулишевой, где собираются итальянские социалисты, даже не догадываются о существовании Бенито Муссолини. И тем не менее максималисты возлагают на него надежды, рассчитывают с его помощью зайти во фланг реформистов и захватить власть в партии. Они не понимают, что он всего лишь «стихоплет, начитавшийся Ницше», как его окрестила сама Кулишева. Даже ей, примадонне итальянского социализма, имеющей на Анжелику большое влияние, не удается открыть ей глаза на ее ученика-любовника. И все же в 1908 году Бенито пишет небольшой, но знаменательный труд, «Философия силы», в котором прославляет сверхчеловека как великое ницшеанское создание, провозглашает приход свободных и новых умов, окрепших в войне и уединении, которые позна́ют «ветер, ледники, высокогорные снега и научатся ясным взглядом измерять глубину бездны». Это будут люди, обладающие «формой величайшей перверсии», способные освободить человечество от любви к ближнему.