Текст книги "Я никогда не была спокойна"

Это тревожный месяц в жизни Балабановой. Из австрийских газет она узнает, что социалисты этой страны тоже готовы голосовать за войну. Она получает письмо от Плеханова: отец-основатель русского социализма хочет с ней увидеться. Они встречаются в Женеве. Анжелика видит нервного, озлобленного человека, он делает вид, что ему интересно, как собираются вести себя итальянцы.

– Мы сделаем все возможное, – сказала Анжелика, – чтобы не допустить вступления Италии в войну и положить ей конец как можно скорее. Что касается лично меня, то я, естественно, сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь в этом партии.

Его глаза гневно сверкнули.

– Значит, вы постараетесь не допустить вступления Италии в войну. А как же Бельгия? Где ваша любовь к России?

– Что вы хотите сказать, говоря о моей любви к России? Должно ли мое отношение к войне измениться, потому что в нее вовлечена Россия? Разве не вы раскрывали мне истинные причины войны? Разве не вы предупреждали нас, что готовится бойня, и что мы должны противостоять ей?

– Что касается меня, – ответил он, – то, если бы я не был старым и больным, я бы вступил в армию. Мне бы доставило огромное удовольствие насаживать на штык ваших немецких товарищей.

«Моих немецких товарищей! Разве они и не его тоже? Кто, если не он, учил нас понимать и ценить немецкую философию, немецкий социализм, Гегеля, Маркса, Энгельса?»[185]185
  «Моя жизнь». С. 129.


[Закрыть]

Это уже не та Анжелика, что училась в брюссельском Свободном университете, – тихая и застенчивая, с восхищением слушающая мэтра русского социализма. Студенческая жизнь закончилась, все, что тогда зарождалось и развивалось, сейчас рассеивается как дым. Начать хотя бы с понятия человеческой солидарности. Вот, например, Плеханов. Не говоря уж о Муссолини. Она и не заметила, что в душе редактора Avanti! вот уже несколько месяцев как поселились сомнения. В газете он по-прежнему хранил нейтралитет, но в частных разговорах признавался, что долго не сможет придерживаться такой линии. Он говорил об этом с педагогом-социалистом Джузеппе Риккардо Радиче и с журналистом Массимо Рокка на следующий день после покушения в Сараево. И тому и другому он сказал, что не выносит тупых руководителей партии, которой ему хотелось бы руководить «по-умному, направляя ее как полагается, когда вершатся великие дела». А те «партийные господа, великие революционеры на словах, а на самом деле трясущиеся за свои теплые местечки и за собственную шкуру», не понимают, что если Франция будет вовлечена в конфликт, будет невозможно сохранять позицию абсолютного нейтралитета[186]186
  Monelli Р. Mussolini piccolo borghese. Garzanti, Milano 1959. P. 93.


[Закрыть].

Он говорит in camera caritatis[187]187
  In camera caritatis (лат.) – без свидетелей, с глазу на глаз. – Прим. перев.


[Закрыть], но не осмеливается сделать решительный шаг: он чувствует на себе взгляд Балабановой и не готов расстаться с работой и зарплатой. И потом, разве он сам не призывал к крайнему антимилитаризму? И все же его двойной политике приходит конец. Националисты начинают распространять ядовитые замечания о вероятных контактах руководящей группы ИСП с немецкими и австрийскими социалистами с целью перетащить Италию на сторону кайзера. А ведь ни для кого не секрет, что итальянцы испытывают симпатию к французам. Тот же Муссолини, отвечая на статью Амадео Бордига, который сравнивал Францию с Германией, делает одно замечание: он не думает, что разница между юнкерским режимом и парижской демократией незначительна.

Слухи, распущенные националистами, необоснованны. Однако масла в огонь добавляет визит в Италию немецкого депутата Альберта Зюдекума. Этот социал-демократ пытается убедить итальянских социалистов, прибегнув к прекрасному аргументу: они должны выразить богатой немецкой партии признательность за финансовую помощь, оказанную им в прошлом. А ведь в дверь Бебеля всегда стучалась Балабанова. Теперь Берлин ждет компенсации. Но Анжелика непоколебима: любая война, за исключением классовой, – это стычка между изголодавшимися буржуазиями, между кровавыми империализмами. Для девочки из Чернигова, выросшей среди немецких левых марксистов, это категорический императив, и аргументы доктора философии, присланного в Италию, не сдвинут ее с места.

Однажды вечером, когда я зашла в редакцию Avanti! Муссолини, еще более мрачный чем обычно, сказал мне, что через несколько минут придет некто Зюдекум. «Зюдекум, – воскликнула я удивленно, – что ему здесь нужно?» Я не была знакома с ним лично, но знала, что он принадлежит к правому крылу социал-демократической партии. Из-за его милитаристских взглядов его собирались исключить из партии. Муссолини в ответ пожал плечами, а в дверь уже входил гость в сопровождении депутата Клаудио Тревеса. Мне его представили, и я сразу же на немецком выразила свое удивление его визиту. Он ответил, что прибыл по поручению руководства его партии. Это удивило меня еще больше. Я знала, что он не может быть истинным ее представителем[188]188
  Balabanoff А. Il Traditore cit. P. 161.


[Закрыть].

Балабановой кажется странным, что для убеждения итальянских революционеров немецкие товарищи выбрали ярого ревизиониста. И она говорит это ему в лицо, без обиняков. Но Зюдекум отвечает, что его выбрали потому, что у него есть действующий заграничный паспорт.

Муссолини, обычно нетерпимый к тем, кто думает не так как он, очень сердечно принимает иностранного гостя и даже просит его дать интервью Балабановой на немецком языке. Сначала Анжелика отказывается, потом, под давлением партии, соглашается, но с одним условием: Муссолини должен дать шапку с объяснением позиции нейтралитета, которой придерживается газета и ИСП. Редактор соглашается. Однако 27 августа 1914 года, в полдень, когда была назначена встреча для редактирования текста, он не является. Начальник типографии спешит закрыть номер, но Балабанова не дает разрешения на печать текста: она ждет испарившегося редактора.

В полночь Балабанова сдает в печать другую статью, а не интервью. Поздно ночью Муссолини все же приходит, но газета уже в печати. Между Анжеликой и Бенито снова нарастает напряжение. Она обвиняет его в малодушии. Он приводит массу объяснений своего отсутствия. В конце концов Муссолини печатает это злосчастное интервью, сопроводив его двусмысленной статьей, что ясно уже из названия: «Некоторые возражения». Да и имени немецкого товарища он не упоминает. Что до возражений, вот одно из них: мы не одобряем голосование за военные кредиты. Но мы понимаем, что ощущают немцы перед лицом русского вторжения, как понимаем мы состояние французов перед лицом вторжения немецкого. В любом случае, мы признаем интернационалистические заявления нашего товарища. Какое счастье, что существует такая великая страна, как Италия – для будущего Социалистического интернационала, для того чтобы вновь поднялись и сплотились ряды, развеянные ныне ураганом войны[189]189
  Alcune obiezioni, in L’Avanti, 29 agosto 1914.


[Закрыть].

Анонимный Зюдекум объясняет позицию Германии так: война – это реакция на то, что Франция финансировала русский царизм, который, в свою очередь, выказал агрессию по отношению к Германии. И все это при скрытой поддержке Великобритании. Балабанова вставляет в статью несколько телеграмм, которыми обменялись император Германии и король Англии и из которых можно сделать вывод о «добросовестной политике Англии». Только в конце русская революционерка дает пищу для размышлений.

Вот что думает немецкий товарищ об итальянском нейтралитете. Перед итальянским социализмом и итальянским государством стоит очень высокая задача: сохранить нейтралитет, чтобы иметь возможность вмешаться в интересах прочного мира, в интересах цивилизации и неприкосновенности.

Это верх лицемерия. В интервью не упоминается Зюдекум, не объясняется, что этот таинственный товарищ приехал в Италию, чтобы убедить социалистов поддержать венскую и берлинскую войну. Социалисты прячут голову в песок. Газеты же рассказывают всю подноготную и обвиняют ИСП в том, что ее бросает из стороны в сторону: то к Франции, то к Германии. На самом деле это не так: партия дает крен в сторону Парижа. 30 августа в Avanti! появляется статья Модильяни[190]190
  Джузеппе Эмануэле Модильяни (1872–1947) – деятель итальянского социалистического движения. Публицист. С 1908 года – член руководства Итальянской социалистической партии. В 1913–1926 годы – депутат парламента. – Прим. перев.


[Закрыть], в которой он признает искусительную привлекательность Франции, однако считает, что итальянцы «должны проявить силу духа и не поддаться ей». Сальвемини идет дальше: он критикует нейтралитет, который, по его мнению, не устойчив ни с теоретической, ни с практической точки зрения:

…«Абсолютный пацифизм» не является социалистической теорией. Социализм – это не мир: это справедливость. Вкупе с миром, если это возможно; с войной (как внутри страны, так и с внешним врагом), – если она необходима… насилие вполне допустимо, даже желательно, во внутренней политике, так почему же оно должно быть «абсолютно» достойно осуждения в международных вопросах?[191]191
  La neutralità assoluta, in l’Unità, 7 agosto 1914.


[Закрыть]

Ему отвечает Муссолини, для которого не существует противоречия между пацифизмом в международных отношениях и насилием во внутренней политике: первое – это сотрудничество классов, второе – классовая борьба.

В партии многие стали отступать от абсолютного нейтралитета. Казалось, усиливался крен в сторону Парижа. Само руководство ИСП, созванное 1 сентября, чтобы развеять слухи о миссии Зюдекума, выразило беспокойство о судьбе Франции. А партийная газета задавалась вопросом, сможет ли немецкий социализм искупить свою вину после войны: «Посмотрим. Но скажем сразу, что только при этом условии он сможет вновь стать членом Социалистического интернационала»[192]192
  L’Avanti! 2 settembre 1914.


[Закрыть]. Эти реверансы в сторону Франции раздражали Анжелику, она однозначно осуждала все формы социал-патриотического коллаборационизма. По ее мнению, не могло быть и речи о выборе между Францией и Германией: обе эти страны – буржуазные государства, а погибают в любом случае пролетарии.

По пути в Берлин Зюдекум останавливается в Милане. Он боится, что на него нападут антигерманские экстремисты. Он запирается в гостинице; ему страшно, и он посылает Муссолини телеграмму, в которой просит о встрече и защите. Муссолини умывает руки: у него дикая головная боль и он уговаривает Анжелику пойти на встречу вместо него. Ее не волнует, что об этом подумают, и она возвращается из Швейцарии, куда уехала, чтобы быть рядом с подругой, потерявшей дочь. Едва она переступает порог гостиницы, где обосновался Зюдекум, ей вслед летят тяжкие обвинения: ИСП «зюдекумизировалась», то есть продалась немцам. Она становится главной мишенью. Националисты и некоторые социалисты-франкофилы видят в ней воплощение «пангерманизма». Французские и английские газеты доходят до того, что пишут, будто поездка Зюдекума – ее рук дело. Одним словом, Анжелика Балабанова якобы ведет двойную игру. «Это русский адвокат немецкого социализма» – мечет гром и молнии Либеро Танкреди (псевдоним Массимо Рокка) в газете Resto del Carlino[193]193
  Il Resto del Carlino, 7 ottobre 1914.


[Закрыть].

Анжелика отвечает. Она вспоминает, как ее выслали из Австрии в 1909 году и несколькими днями ранее из Германии за участие в «красной неделе». Ее послужной список как пацифистки кристально чист. Однако все труднее становится удержать всю партию на колеблющейся почве нейтралитета. Многие социалисты перепрыгивают через ров и становятся на сторону Франции. Среди этих готовых на прыжок – Муссолини. И все же еще в сентябре он пишет секретарю Лаццари: у него сложилось впечатление, что франкофильство ведет к кровопролитию. А он против поджигателей войны, тысячу раз против! Нейтральный пролетариат, нейтральные итальянцы![194]194
  Mussolini В. Opera omnia, a cura di E. e D. Susmel, La Fenice, Firenze 1951–1963. Vol. VI. P. 442.


[Закрыть]

А за кулисами разворачивается совсем другая история: интервенционисты всех мастей знают, что редактор Avanti готов свернуть знамена и сдаться. В августе и сентябре во многих газетах появляются домыслы и инсинуации, которые вынуждают Муссолини постоянно писать опровержения и ужесточать направленность газеты. Балабанова прикладывает немало сил, чтобы заставить его занять твердую позицию[195]195
  Felice de R. Mussolini il rivoluzionario. P. 248.


[Закрыть]. Альцесте Делла Сета уверен, что Анжелика («фанатичная спутница непоколебимой марксистской веры») имела «огромное влияние» на Муссолини.

Хотя этот товарищ часто впадал в крайности, она проводила в Италии чрезвычайно важную работу, прекрасную во всех отношениях, и надо согласиться, что трудно встретить человека, столь преданного делу, Идее. И этот ее фанатизм в тот критический для социалистов момент (для всех социалистов, особенно для немецких, которые являлись для международного движения не самым лучшим, не самым назидательным примером) помог ей убедить Муссолини, что заявления 1 сентября (сильное осуждение итальянской социалистической партией немецких социал-демократов, ред.[196]196
  Здесь и далее в тексте – примечания редактора оригинального издания. Примечания редактора русскоязычного перевода приводятся в сносках.


[Закрыть]) были ошибкой: по крайней мере, ошибкой тактической[197]197
  Della Seta A. Ricordi a zig e zag. l. Valiani e A. Della Seta, Il Partito socialista italiano nel periodo della neutralità 1914–1915, Feltrinelli, Milano, 1977. Pp. 133–134.


[Закрыть].

А тем временем Муссолини уже почти созрел для предательства. Никто не заметил в нем особых перемен. Как это могло произойти? Этот вопрос будет мучить Балабанову долгие годы, и многие будут ей его задавать. Ее ответ будет в чем-то искренним, в чем-то оправдательным. Она никогда не скажет, что ее бывший ученик изменил свое мнение, пришел к убеждению, которое разделяли многие социалисты в Европе. По мнению Анжелики, он стал «проституткой», продавшейся итальянской буржуазии и французским секретным службам, которые полагали, что нашли в ИСП человека, который сумеет расшатать жесткую позицию нейтралитета, которой придерживалась партия. Но осенью 1914 года ни Анжелика, ни руководство партии ничего не заметили. И все же тревожный звонок должен был бы прозвенеть в голове Анжелики. Однажды вечером в редакции Муссолини без обиняков спросил ее, что бы она сказала, если бы кто-то предложил ему миллион на основание аполитичной газеты, где печатались бы только новости и коммерческие статьи. Анжелика была удивлена, а он расхохотался. Она подхватила его смех: настолько безумной и странной казалась эта идея.

Первыми пытаются спасти Интернационал швейцарцы. 16 сентября они пишут Муссолини письмо, в котором предлагают встретиться в Кьяссо. Редактор Avanti! сразу же переправляет приглашение руководству партии, которое просит Балабанову ехать в Швейцарию для подготовки съезда. В Бриге она встречает журналиста Роберта Гримма. Главное, что нужно сделать, – реанимировать Интернационал во всем составе, не исключая немецких товарищей. Одним словом, бюро Интернационала не должно поддерживать англо-французский Союз: нужно вновь установить пролетарскую солидарность. Империалистическая война не должна втоптать в землю девиз Маркса и Энгельса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Именно эта линия утверждается на съезде, проходящем в Лугано 27 сентября 1914 года. На нем присутствуют Лаццари, Балабанова, Ратти и Серрати от руководства партии, Моргари, Модильяни, Турати, Музатти – от парламентской группы. А что Муссолини? Он не является, зато втайне от партии печатает в Avanti! сообщение о съезде, который должен был пройти в строгой секретности.

Эта итальянско-швейцарская встреча оказалась совершенно бесполезной. Там проголосовали за идеалистическую и двусмысленную резолюцию, которая ставила враждующие буржуазии в равное положение. Ни слова не было сказано о нападении «Тевтонской орды» на Сербию и Бельгию. Не высказано никакой солидарности с Францией. Участники просто заняли позицию третьей стороны. Тем временем редактор Avanti! преспокойно освещал луганский съезд. Еще накануне этой встречи он опубликовал написанное курсивом резкое письмо под названием «Слово пролетариату!» с нападками на «поджигателей войны». Однако кое-что было не на руку Муссолини: 2 октября немецкая газета Vorwärts[198]198
  «Вперед» (нем.) – газета Социал-демократической партии Германии, основанная в 1876 году. – Прим. ред.


[Закрыть], близнец Avanti! прервавшая работу в начале войны, вернулась в киоски с неожиданным заявлением генерала фон Кесселя, в котором говорилось, что лидеры немецкого социализма обязуются «больше не затрагивать тему классовой ненависти и классовой борьбы». Эта статья как бы пробудила Муссолини, она подтолкнула его «освободиться от аргументов, внушенных Балабановой»[199]199
  Felice de R. Mussolini il rivoluzionario cit. P. 253.


[Закрыть].

А статья в Resto del Carlino, подписанная Массимо Рокка под псевдонимом Либеро Танкреди, и вовсе прижала Бенито к стене. Автор приглашал его «обнажить душу» и снова взять в руки бразды правления газетой, которые он передал «членам правления партии», прекратить играть роль «соломенного редактора», пишущего под дудку Балабановой, «адвокатши немецкого социализма»

Ты единственный человек, способный иметь свое собственное мнение среди кучки мелких личностей, которые сегодня управляют Социалистической партией. […] Ты заблудился между двумя общественными и одним частным мнением, ты искал любой предлог, чтобы примирить их и оправдать себя в глазах друзей и в своих собственных. Вся твоя кампания основана на этом умственном сдерживании: уверенность или надежда на то, что, хотите вы того или нет, – правительство начнет войну… А я прошу тебя прекратить это… пока ты не разъяснишь свою позицию, скажу я тебе, твоя работа на сегодняшний день политически нечестна[200]200
  Il direttore dell’Avanti! smascherato. Un uomo di paglia. Lettera aperta a Benito Mussolini, in Il Resto del Carlino, 7 ottobre 1914.


[Закрыть].

Анжелика думает, что это обычные слухи, распространяемые буржуазными и националистическими журналистами, желающими посеять раздор. Но статья Рокки производит эффект разорвавшейся бомбы: начинается охота на человека. «Клевета, все это одна клевета. Наши противники способны на все», – кричит Бенито, читая вместе с Анжеликой открытое письмо Либеро Танкреди.

Когда я говорила ему, насколько серьезна клевета, он пытался отвлечь мое внимание, обращая его на те части статьи, которые касались лично меня. Там, где были злобные, оскорбительные для меня нападки, которые для меня имели второстепенное значение, как всегда, когда речь идет о личных нападках, я никак не могла понять, почему Муссолини так сильно реагировал и не придавал значения тому, что там говорилось о партии[201]201
  Balabanoff А. Il Traditore cit. P. 167


[Закрыть].

Балабанова отмечает, что статья, которую Муссолини печатает в ответ, – очень угодливая, но в конце концов поддается на его заверения. Resto del Carlino продолжает нападать: теперь Муссолини уже не «соломенный» редактор, его лицо «бронзовеет». Руководители партии в смятении. Их заваливают письмами и просят разъяснить ситуацию; чтобы прекратить инсинуации, руководство решает провести заседание. Верхушка собирается 18 октября в Болонье. Утром все лидеры социализма направляются в столицу Эмилии. В поезде Милан – Болонья едут и Анжелика с Бенито. Они сидят в одном купе, лицом друг к другу. На остановке к ним подсаживается член руководства партии, он бледен, взволнован, и, не обращая внимания на Бенито, здоровается с Анжеликой. Он отзывает ее в сторону.

– Вы читали сегодняшнюю Avanti?

– Нет, когда поезд отправлялся из Милана, ее еще не было в продаже.

– А Муссолини ничего не говорил о своей статье?

Анжелика качает головой:

– Нет, о какой статье?

– Вот, почитайте!

Анжелика берет в руки Avanti! и читает название передовицы: «Об абсолютном нейтралитете и нейтралитете активном и эффективном». Ее будто ударяет током. Она продолжает читать: «По многим признакам можно предположить, что социалистическая партия не “откинулась” на подушки удобной формулировки, например, “абсолютного” нейтралитета. Удобной в отрицательном смысле. Позволяющей не думать и выжидать»[202]202
  Dalla neutralità assoluta alla neutralità attiva e operante. L’Avanti! 18.10.1914.


[Закрыть].

У Анжелики перехватывает дыхание. В статье говорится, что пора положить конец абсолютному нейтралитету, который ведет к «пассивной нирване», «циничному безразличию» к участникам конфликта. Неправда, что социалисты сохраняют нейтральную позицию: их нейтралитет «частичный», «австро-германофобский и, наоборот, – франкофильский». И еще: «Партия, которая хочет существовать в истории и делать историю, не может – под страхом самоубийства – подчиниться норме, которой придается значение непререкаемой догмы или всеобщего закона…» Как можно отвернуться от ирредентизма «итальянцев», живущих в Трентино? И разве не берутся в расчет позиции таких личностей, столь любимых итальянскими социалистами, как Чиприани, Вайан, Хиндман и Кропоткин? Если идеологически исключить войну, это может привести пролетариев, живущих в странах Тройственного союза, к мысли, что итальянские левые, сами того не зная, – соучастники Вены и Берлина.

Анжелика почти задыхается и не без труда дочитывает эту ужасную статью. «Чтобы избежать войны, нужно разрушить – революционным путем – государство». И даже когда это произойдет, кто будет отрицать, что революционное государство «не должно найти – именно в войне – свое благодатное крещение?» Муссолини наносит последний, самый жестокий удар: он призывает товарищей очнуться от пацифистского оцепенения, разорвать пелену «застывших формулировок» и подстроиться под «события».

Утверждать, что надо подстраивать события к формулировкам – это просто онанизм, это пустое, это глупо. Если бы завтра в силу самых разных обстоятельств оказалось, что вступление Италии в войну может привести к прекращению ужасной бойни, кто из итальянских социалистов захотел бы устроить «всеобщую забастовку» за предотвращение войны, которая, спасая сотни тысяч жизней трудящихся Франции, Германии, Австрии и т. д. стала бы лучшим доказательством международной солидарности?[203]203
  Dalla neutralità assoluta alla neutralità attiva e operante. L’Avanti! 18.10.1914.


[Закрыть]

Вдохновителем всеобщей забастовки является Анжелика. Она доходит до конца редакторской статьи, в которой Муссолини утверждает, что итальянские социалисты не должны «застывать в формуле»: «Итальянские социалисты, заметьте, что иногда случалось, что “буква” убивала “дух”. Давайте же не будем спасать “букву” партии, если это означает убить “дух” социализма!»

Балабанова ошеломлена, но не подает вида. Она возвращается на место, садится напротив своего бывшего ученика. Политический лидер не устраивает сцен: он ведет дебаты на политических форумах. И съезд, назначенный в Болонье, как раз тот случай. Анжелика еще не знает, что рядом сидит предатель, она не может в это поверить. Она предпочитает думать, что его окутал шовинистический дурман, который лишает его разума. Она говорит с намеренным русским акцентом: «Человек, написавший это, должен быть на фронте или в сумасшедшем доме. Ему нет места в социалистической партии». Муссолини бросает на нее свой знаменитый мрачный взгляд: «Весь Исполнительный комитет одобрит мою инициативу и последует ей»[204]204
  Balabanoff А. Il Traditore cit. P. 169.


[Закрыть].

Социалисты потрясены, растеряны. Они не знают, что у Бенито в кармане лежат деньги на новое издание – Il Popolo d’Italia. Прежде всего надо опровергнуть эту статью и удалить редактора Avanti! чтобы он не мог влиять на социалистическое общественное мнение. Но никому не должно быть известно о болонском съезде: все участники договорились хранить молчание. Журналисты не должны знать, что происходит за дверями собрания. Даже сотруднику Avanti! запрещено сообщать о том, что здесь обсуждается, его статья сдержанна, уклончива. В издании Il Giornale d’Italia все же публикуется статья Альцесте Делла Сета, который сообщает, что защищал Бенито: «Я сделал все от меня зависящее (впрочем, как и все остальные), чтобы не случилось взрыва, чтобы ситуация не обострилась, но потом возобладал авторитет партии»[205]205
  La successione di Mussolini, in Il Giornale d’Italia, 21 октября 1914 г.


[Закрыть]. Это Анжелика заставила его возобладать, ей надолго запомнились впечатления о болонской встрече.

Каждый раз, когда я обращаюсь в своих воспоминаниях к этому заседанию, мне на память приходит «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. Я не могла представить себе, что среди нас есть Иуда; все мы думали, что он просто слабый духом человек, не сумевший устоять перед популярным течением «революционной» войны, и который, не имея смелости сознаться в том, что он изменил свое мнение, очень сильно провинился: он обманул доверие пролетарской партии[206]206
  Balabanoff А. Ricordi di una socialista cit. P. 65.


[Закрыть].

Парадокс в том, что съезд проходит внешне спокойно и согласно сценарию: повестка дня соблюдается, к самой острой проблеме не подступаются. Никто не хочет срыва съезда, все надеются вернуть редактора Avanti! на правильный путь. Надо спасать лицо партии. И всё же всем хочется понять столь крутое изменение взглядов Бенито и то, почему он их никому не открывал. Больше всех растерян Баччи, администратор газеты: как это возможно, что Бенито никогда не говорил о такой важной проблеме? Туринский рабочий Оттавио Барберис никак не может понять, того ли Муссолини, который в 1912 году призывал крестьян ложиться на рельсы, чтобы не позволить отправлять солдат на фронт, он сейчас видит. Что касается Велла и Серрати, они не ищут ответов на эти вопросы и не ждут оправданий: они обвиняют Бенито в том, что он использовал газету в своих целях. Кто-то просит его отречься от написанного. Но он твердо стоит на своем: он больше не будет участвовать в кампании против войны, особенно если она должна «держаться в рамках законности и сводиться к этой говорливой мастурбации»[207]207
  L’Avanti! 25 октября 1914 г.


[Закрыть]. Муссолини считает, что у итальянских социалистов в случае войны есть единственный путь – революция. И предупреждает: либо будет проведено голосование за его резолюцию, либо он уйдет из газеты.

По правде говоря, оставить пост редактора его заставляют товарищи из руководства. На его шею падает гильотина, опущенная Серрати и Балабановой, – теми, благодаря кому он поднялся на самую вершину. «Муссолини ни минуты не может оставаться редактором Avanti! и членом руководства», – гремит Серрати[208]208
  Balabanoff А. Ricordi di una socialista cit. P. 65.


[Закрыть]. Последней берет слово Анжелика.

Бенито сидит, склонив голову, уставившись на нож для разрезания бумаги, который он нервно теребит в руках. Голос Анжелики звучит спокойно. Каждое слово режет как бритва. «Avanti! и итальянская социалистическая партия не нуждаются в вас. В нашем движении незаменимых нет, и мы найдем для газеты подходящего и достойного редактора»[209]209
  Там же. P. 67.


[Закрыть]. В зале повисает тягостная тишина. Все переводят взгляд с него на нее. Многие хорошо знают, что Анжелика относилась к Бенито по-матерински. И вот теперь они стали злейшими врагами, ни один не готов на полумеры. Анжелика четко произносит каждое слово: «Я заявляю вам, что вы предаете свой класс и партию, которая спасла вас от моральной и физической нищеты. Вы предаете веру, которая сделала из вас человека и революционера, которая дала вам достоинство и идеалы. Вы соскальзываете в объятия той буржуазии, из-за которой вы голодали и были унижены, той буржуазии, которую вы ненавидите всей душой и чьим слугой, чьим рабом становитесь. Вы предаете себя самого»[210]210
  Balabanoff А. Ricordi di una socialista cit. P. 67.


[Закрыть].

Бенито поднимает глаза и смотрит на нее «лютым зверем». Анжелика обращается к секретарю Лаццари и администратору газеты Баччи: она просит их выделить Муссолини временное пособие, пока он не найдет себе другого занятия. Но он отказывается. Ему не нужна милостыня. Бенито взрывается: «Мне не нужно ваше пособие, я найду работу каменщика, мне достаточно пяти франков в день. В одном вы можете быть уверены. Я никогда не скажу и не напишу ни одного слова против партии. Скорее я сломаю свою ручку и отрежу себе язык»[211]211
  Balabanoff А. Il Traditore cit. P. 174.


[Закрыть].

В это время у него в кармане уже лежат деньги на новую газету, которая через несколько недель выйдет в свет. Муссолини уже подобрал себе новое занятие, и с помощью редактора Resto del Carlino Филиппо Нальди нашел спонсоров – нескольких промышленников. Но 18 октября 1914 года никто не знал об этой тайне, как не знали тогда о том, что деньги для редактора Avanti! передало французское правительство через социалиста-патриота Марселя Кошена.

В конце первого дня заседания Исполнительного комитета была сделана попытка найти компромисс. Вопреки ожиданиям Балабановой, Муссолини не выставили за дверь сразу. Верхушка партии попыталась дать ему возможность изменить точку зрения, и таким образом избежать серьезного политического кризиса, не дать пищу для сплетен журналистам, жадно ожидающим новостей.

Разгорается оживленная дискуссия, резолюции льются одна за другой, но выхода из ситуации никак не найти. Делла Сета предлагает заморозить все вопросы и дать Муссолини три месяца отпуска по болезни, чтобы ситуация «отстоялась» и потом можно было ее обдумать снова. Бенито отказывается от этого предложения: он хочет, чтобы партия высказалась, приняла решение, развязала ему руки. Ночью находят компромисс, его предлагает Делла Сета, он идейно ближе всех к Муссолини. Исполнительный комитет надеется, что это поможет разубедить романьольца. Однако на следующий день, как только Делла Сета начинает зачитывать первые строчки подготовленного им текста, Муссолини вскакивает с места с криком: «Я не принимаю!» Начинается голосование. Компромисс, который предложил Делла Сета, принят единогласно с одним голосом против: Муссолини.

Бенито остался в одиночестве. Анжелика предупреждала его: тому, кто думает как он, нет места в ИСП. Редактор Avanti! принимает отставку и покидает зал. Он бледен. Журналисты ждут его за дверью. Он резко говорит: «Все, что случилось за эти дни, просто смешно. И если не знать, что Европа заливается слезами, можно было бы от души посмеяться»[212]212
  Pini G., Susmel D. Mussolini, l’uomo e l’opera. P. 254.


[Закрыть].

В жизни Анжелики заканчивается первая горькая глава. Enfant prodige[213]213
  Блудный сын (фр.) – Прим. перев.


[Закрыть] итальянского социализма изгнан из ИСП за недостойное поведение. 15 ноября 1914 года выходит Il Popolo d’Italia. Новое издание с самого первого номера называется «социалистической газетой» и под броским заголовком транслирует два лозунга: «У кого есть сталь, у того есть хлеб» (цитата революционера Бланки), и наполеоновский: «Революция – это идея, которая находит штыки». Разрыв с Балабановой полный, безоговорочный и очень болезненный. Бенито знал, что его бывшая наставница и подруга первой потребует его исключения.

Разумеется, Анжелика не была, она не могла быть на моей стороне. Единственное, что меня огорчало, – это то, что мне пришлось потерять ее дружбу. Анжелика научила меня новому социализму, а сама осталась верна старому, к которому, по сути, она не имела никакой тяги. Но там были одни только ее старые друзья. В тот октябрьский день 1914 года образовалась пропасть между Анжеликой, бывшей лишь моим политическим учителем, и тем, кто теперь в одиночестве отправляется навстречу своей судьбе[214]214
  Begnac de Y. Taccuini mussoliniani cit. Pp. 31–32.


[Закрыть].